Зависимые

— Кто-нибудь, пожалуйста, откройте! — на побелевших от напряжения кулаках проступила кровь, и Хонджун в бешенстве пнул тяжелую дверь, отозвавшуюся низким гудением. — Да откройте же! Тяжело дыша и кашляя, он остановился и прислушался, прижался ухом к ржавому металлу, не чувствуя его обжигающего холода — но внутри было тихо. Выматерившись, Хонджун бросился за угол. Зарешеченное окошко смотрело на него равнодушной темнотой; на погруженной в рассветный туман площадке перед участком не было ни единой живой души. Хонджун заглянул через стекло пропускного пункта, где стоял у черных мониторов одинокий стул, в бессильной ярости обежал вокруг забора, дергая за прутья. Он мог бы попытаться перелезть, но вившаяся вверху колючая проволока обещала надолго задержать лазутчика, а потратить хотя бы секунду впустую Хонджун позволить себе не мог. Борясь с давившими горло слезами отчаяния, он вернулся к входной двери участка и прижался к ней лбом, переводя дыхание. В том, что Сонхва покинул контейнер не по своей воле, Хонджун не сомневался ни мгновения — слишком ощутим был глубинный подспудный страх, поселившийся внутри после визита в коллектор и усилившийся после рассказа Сана. Страх же потерять Сонхва, чье существование казалось Хонджуну удивительным сном, не отпускал его на протяжении всех этих полутора месяцев вовсе, и теперь он не мог не поражаться собственной беспечности — беспечности, что и привела обезумевшего от безнадежности Хонджуна в место, где прежде он не подумал бы искать помощи никогда. Говорите, что хотите, только и вам бы в такой ситуации было без разницы, душу бы — и ту продали за малейший шанс выручить близкого. Хонджун стиснул зубы и снова ударил в дверь кулаком. У судьбы было весьма извращенное чувство юмора — сейчас он в полной мере разделял мысли презираемого им барыги, отказавшись от всех своих принципов и гордости ради призрачной возможности вернуть Сонхва. Возможности увидеть его живым. Хонджун задохнулся и с силой замотал головой. Нет, нельзя об этом думать, нельзя допускать даже мысль о том, что могло произойти самое страшное. Пусть Сонхва и забрали силой, но постоять за себя он мог: оправившийся и окрепший стараниями Хонджуна юноша способен был дать фору любому человеку — если только ему противостоял человек. Тот, другой, был не таким, как я, был умнее и хитрее… говорил, что нам не следует равняться на людей, что люди слабы и жестоки… что мы должны отплатить им за то, что они делали с нами. Хонджун беззвучно застонал, сползая по двери на сырую землю. Неужели на Сонхва напал его собственный сородич? Мог ли тот, другой, ранить подобного себе лишь за предательскую связь с человеком? Перед глазами проплыла, заволакивая красным, выжегшая сетчатку картинка — обескровленный, посеревший лицом Сан с рваной дырой в боку. Даже с сывороткой в крови Сану понадобились переливание и тугая перевязка… За дверью послышались отдаленные шаги, и Хонджун, резво вскочив на ноги, снова замолотил в нее кулаками. — Откройте, ну же, кто-нибудь! — сорванный криком голос сипел, но ему было все равно. Ударив для верности по двери ногой, Хонджун отступил, молясь, чтобы на сей раз его услышали. Заскрипели петли, и на порог упала полоса света. На Хонджуна, близоруко щурясь, смотрел немолодой мужчина с испитым рябым лицом. — Ты чего, шпана, страх потерял последний? — сонно потирая глаза, он ступил наружу, с вялым любопытством осматриваясь по сторонам. — Мне… Юнхо… Нужен Юнхо, пожалуйста, срочно, — выпалил на одном дыхании Хонджун, безуспешно пытаясь оттеснить грузную фигуру с дороги. Кипевший внутри страх не успеть выплеснулся ослепительной злобой. — Да пустите же, мне к сержанту нужно! — Проспаться тебе нужно, разорался на всю округу, как полоумный, — мужчина безразлично смотрел на Хонджуна своими бессмысленными стеклянными глазками; от него остро разило спиртным. — А это еще что? — моргнув, он опустил ставший чуть более осмысленным взгляд вниз, и Хонджун только теперь сообразил, что так и не переоделся после хлопот над Саном. — А это я одного типа вроде тебя угандошил, — сказал Хонджун подрагивающим от душившей его ненависти голосом. Мужчина икнул и отступил к дверям. — Пустил себе чуток по вене — синяк остался, видишь? — скучно мне было, вот я его и прирезал. А теперь вот совесть что-то мучить стала, решил к сержанту с повинной заявиться, хочу ему, как говорится, все как на духу выложить. Пустишь, нет? Через минуту Хонджун уже шел по знакомому коридору в сопровождении нервно семенившего позади мужчины. Бьющееся в груди нетерпение подмывало его кинуться вперед бегом, оставив настырного жандарма, но красноречиво упирающееся в спину дуло заставляло рыболова неспешно шагать в мрачном, прошитом раздражением молчании дальше. Наконец в конце коридора замаячила дверь сержантского кабинета, и Хонджун едва не сорвался очертя голову к тому, кто был теперь его единственной надеждой. Пускай ему придется ответить за все свои безрассудства, пускай Юнхо отчитает его, будто нашкодившего мальчишку, — лишь бы поверил, лишь бы согласился пуститься по следу, что отыскал Хонджун ценой своего черноглазого счастья. О том, что ему придется делать, если Юнхо решит отправить его восвояси, Хонджун старался не думать. — Здесь погоди, — бросил жандарм через плечо, продолжая искоса поглядывать на Хонджуна и пятясь к дверям кабинета. Хонджун прислонился к стене и прикрыл глаза. Время утекало сквозь пальцы, неумолимо неслось вперед, все больше ширя разрыв между русалом и рыболовом. Что могло произойти, пока он метался в панике под стенами участка? Что, если минуты разговора Хонджуна с этим омерзительным забулдыгой в погонах были последними минутами жизни Сонхва? — …опять двадцать пять, что ни дежурство, то… — Да что я-то, когда этот тут разорался, говорит, мол, прирезал кого-то… — виноватое бормотание пьянствующего жандарма приблизилось к дверной щели кабинета. — Говорит, с повинной пришел. — Затолкал бы его в камеру до утра, а там бы потом разобрались. Если меня будут дергать ради каждого проходимца с белой горячкой… — отчитывавший подчиненного Юнхо поднял глаза, выходя в коридор, и осекся. Хонджун подался к нему, надеясь, что сержант прочтет на его лице безмолвную мольбу. — …ладно, давай его ко мне. Сам на пост возвращайся. — Да ведь протокол вести надо, — неуверенно возразил жандарм, переминаясь с ноги на ногу; рядом с рослым и статным сержантом он казался похожим на нескладную приземистую тумбочку, и Хонджуна вдруг разобрал истерический смех. Он закусил губу. — На пост живо, — гаркнул Юнхо, и мужчина, едва не выронив маузер, прытко засеменил по коридору к выходу. Юнхо тяжело вздохнул и провел ладонью по лицу, поворачиваясь к Хонджуну. — Ко мне? Давай, заходи, тут лишних ушей хватает. Хонджун кивнул и торопливо протиснулся в крошечный кабинет сержанта, встретивший его уже привычным зрелищем архивного шкафа и погруженного в ночной полумрак стола. Желтея истончившимися страницами, покоилась под лампой раскрытая папка с делом; рядом в щербатой пепельнице тлела, пуская ниточки дыма, оставленная впопыхах сигарета. Хонджун не любил вкуса гари, оседавшего в глотке, но сейчас совсем не отказался бы от хорошей затяжки. Его повело в сторону. Судорожно вдохнув, Хонджун сжал кулаки, впился ногтями в кожу ладоней, пытаясь отрезвить себя болью. Необходимо было собраться. — Понаставят идиотов, дня в жизни не работавших, а мне разбирайся с ними; как же, местечко-то хлебное, вот их сюда и… — заперев дверь, Юнхо развернулся к Хонджуну и осекся, завидев его опрокинутое лицо. — В чем дело? — Сонхва, — выпалил Хонджун, вне себя от досады на то, что ему приходилось тратить столь драгоценное время на столь никчемные сейчас объяснения. — Они забрали Сонхва, отобрали его у меня, Юнхо, я должен вернуть его, должен… — Сон… того твоего неразговорчивого приятеля? — сообразительность Юнхо была одним из его неоспоримых достоинств, и сейчас Хонджун готов был возблагодарить всех известных богов за то, что его участковым был именно он. — Кто забрал, куда? — Я не знаю, один из них или, может, кто-то как… как он… Я не… Он ушел не сам, его искали, и Сана искали тоже, потому что никто не должен был знать, но Сан рассказал, и мы узнали, и Сонхва, он… — Так, — ухватив Хонджуна за отчаянно жестикулировавшие руки, Юнхо подтолкнул его к столу и заставил опуститься на табурет подле. — Пей. — Перегнувшись через стол, Юнхо достал из ящика бутылку, и Хонджун жадно припал к ее горлышку. — А теперь коротко и внятно. Сделав еще несколько крупных глотков, Хонджун замер на мгновение, прижал холодный пластик ко взмокшему лбу, прикрыв пульсировавшие веки. Внутри шевельнулся червячок сомнения. Нет, плевать, поздно. Плевать на все, кроме шанса вызволить Сонхва. — После того, как ты сказал мне следить за Минги, — начал Хонджун, прочистив горло, — я вынудил его обещать мне устроить нам встречу с его барыгой. В тот день у них уже должна была состояться встреча, но я, сам того не зная, сорвал ее, спугнув барыгу. — Каким образом? — Да, я как раз об этом… — Хонджун оборвал себя и потер виски. — Я хотел проветриться и порыбачить на ночь, заплыл в обычную свою бухту, ну и засек его, когда он из воды выходил. У него там закладка была, вот он товар и выносил. — В бухте на западном краю острова? — уточнил Юнхо странно изменившимся тоном. Хонджун кивнул, и Юнхо дал ему знак продолжать. — В общем, мы прибыли на место, — Хонджун сбавил темп, тщательно взвешивая слова и опасаясь навредить Сонхва неосторожной оговоркой, — но кто-то нас опередил, почти прикончив этого парня. Мы забрали его к Уёну, привели в себя. Он был под сывороткой, это его и спасло, я думаю, — добавил он, наткнувшись на удивленный взгляд Юнхо. — Он боялся, что на него нападут, догадывался, что кто-то ведет охоту, потому и принял незадолго до этого… всего. — Почему? Что заставило его так думать? — Он это чувствовал, — Хонджун неопределенно махнул рукой, не зная, насколько глубоко стоит посвящать Юнхо в ситуацию. — И эта бухта… Закладку там не он оставил. Кто-то спрятал кейс с наркотиком в скалах, кто-то знал, что барыга его оттуда забрал — и кто-то продолжал приносить туда новые партии. Но этот кто-то не хотел, чтобы об этом стало известно, и после того, как вы забрали того парня на допрос, ему стали угрожать. — Кто-то распространял сыворотку подобным образом? — поднял брови Юнхо. — Хорошо, при чем тут твой Сонхва? Хонджун растерялся, остановившись с открытым ртом. Доводы, что приводил он себе же менее часа назад, казались тогда стройными и не лишенными логики, однако теперь он не испытывал ничего, кроме замешательства. Каким образом ему следовало объяснять свои умозаключения Юнхо, обойдя при этом тайну Сонхва, которую сам же Хонджун обязался хранить? И не допустил ли он ошибку, связав неверные концы и двинувшись по ложному следу? — Ну… Он в некотором роде связан с сывороткой, — пробормотал Хонджун наконец. — Не в том смысле, что он употребляет, нет! Но его нахождение на свободе могло грозить… Было рискованно… Я хочу сказать, что… — Что его похитили те же, кто угрожал наркоторговцу, и с теми же целями? — помог Юнхо, и Хонджун снова кивнул, на сей раз с некоторой обреченностью. На что он вообще рассчитывал? Юнхо не станет помогать ему, это было ясно, как божий день. Хорошо еще, если отпустит восвояси, а не выпнет в каземат к прочим спятившим бродягам. Сержант тем временем задумчиво покачивался на стуле, крутя в пальцах так и не зажженную сигарету. В утреннем сумраке нельзя было понять, какие мысли занимали Юнхо в эту минуту молчания; его лицо по-прежнему хранило обыкновенную свою маску спокойной непроницаемости. Наконец он вздохнул и поднялся из-за стола. — Идем, — отперев дверь кабинета, Юнхо обернулся к Хонджуну и сделал приглашающий жест наружу. — Кое-что покажу тебе.

***

Не говоря больше ни слова, Юнхо неторопливо спускался по гулко бряцавшей железной лестнице, уводя Хонджуна все ниже под участок; тот безропотно шел по пятам, нервно подпрыгивая и с трудом удерживая желание пихнуть нерасторопного сержанта в спину. Какого черта он вытворяет? Неужели он не понимает всей срочности дела? И почему Хонджун позволяет вести себя, будто собачонку на поводке, тогда как именно сейчас, быть может, Сонхва грозит смертельная опасность? По стенам лестничного пролета замелькали зеленоватые блики: похоже, они спустились глубоко под воду, очутившись там, где Хонджун прежде не бывал ни разу. Здесь, в ватной тишине и холодном полумраке, образы возможных страданий юноши представились Хонджуну ярче, чем когда-либо за всю эту суматошную ночь, и он еле сдержал стон отчаяния. Опустив взгляд на собственные руки, все еще покрытые багровыми пятнами крови, Хонджун задохнулся. Тот, другой, не колебался ни секунды в желании отобрать жизнь; кто знает, сумел бы Сан уцелеть, не появись тогда в коллекторе Хонджун с Минги? Едва ли можно было ожидать от русалки присущих людям сострадания и жалости — охваченный яростью на сородича, спутавшегося с человеком, он не будет колебаться и впредь, а значит, опасность Сонхва грозила наверняка. О том, что Сонхва и сам был русалкой, Хонджун не особо задумывался. Неожиданно Юнхо свернул с лестницы в неприметный коридор, заканчивающийся дверью с оградительной табличкой вместо окошка. Едва не сверзившийся со ступенек Хонджун уцепился за перила и последовал за сержантом, намереваясь высказать тому весь свой клокотавший в груди гнев, подпитанный страхом. — Юнхо, я не собираюсь играть с… — Сюда, — отперев дверь, Юнхо почти силой втолкнул Хонджуна в небольшое помещение и протиснулся следом. Сделав несколько шагов вперед, Хонджун растерянно остановился, так и не закрыв рта. Похоже, запрятанная под участком комната являла собой некое подобие наблюдательного пункта — на стенах, мерцая полосами помех, горели широкие экраны с изображениями спящего еще города. На одном из них Хонджун заметил очертания жилого квартала, среди которых явно угадывался его собственный контейнер, и криво усмехнулся краешком рта. Под вереницей мониторов шла, огибая стены, слегка запыленная приборная панель с множеством неизвестных Хонджуну рычажков и датчиков; на дальней стене тускло мигала алым лампочка над дверью, предваряя вход в то, что, как догадался Хонджун, было проявочной лабораторией — на пробковой доске рядом темнели прямоугольники фотографий. Хонджун медленно обошел комнату, пристально вглядываясь в экраны и с каждым шагом утрачивая забрезжившую было надежду. Едва ли записи с камер могли стать подспорьем в поисках Сонхва — если только камеры не были установлены и под водой, — но, по крайней мере, Хонджун оценил попытку Юнхо помочь. — Я не думаю, что… — Садись, — велел сержант, усаживаясь перед одним из мониторов и подталкивая к Хонджуну высокий табурет на колесиках. Тот помялся еще с секунду, не в силах отвести взгляда от изображений на камерах — ну а вдруг, вдруг! — а затем опустился на край сиденья, всем своим видом выражая недовольное нетерпение. — Взгляни сюда. Хонджун склонился к монитору, где на путаной сетке координат мигала оранжевым одинокая точка. Какое-то время ничего не происходило; Юнхо сдвинул бегунок на панели, медленно провернул колесико — и изображение на экране задвигалось, закрутилось паутиной сменявшихся координат. Ничего не понимавший Хонджун наблюдал, как оранжевая точка хаотично скользит по сетке, то приближаясь к линии того, в чем легко узнавался их остров, то отдаляясь вновь; мелькали в углу цифры, отсчитывавшие часы последней недели. Юнхо отпустил колесико, и точка замерла. — Неделю назад мне поступило сообщение от патрулей, дежуривших в той самой западной бухте, — негромко начал Юнхо, не дожидаясь расспросов. — Во время патрулирования береговой линии они засекли неизвестного, вынырнувшего из-под воды. Поначалу они не признали в нем человека — он не реагировал на зов, передвигался на воде с невероятной, по их словам, скоростью и хорошо ориентировался между скал — но когда стало понятно, что это все же был человек, они отправились в погоню. Здесь, — Юнхо провел по выделенной синим линии на экране, — проходит граница архипелага; дальше нет ничего, кроме океана и парочки развалин, куда простым людям вход воспрещен — ну, чего объяснять, сам знаешь. Простые люди туда и не суются, в общем-то, потому что искать там нечего. Человек, которого засек патруль, пересек границу и двигался все дальше — и после нескольких предупреждений они стали стрелять на поражение. — И не попали, — утвердительно сказал Хонджун, давно успевший понять, кем был загадочный «человек», преследуемый патрулями. — Отчего же, попали, — возразил Юнхо. Он снова повернул колесико на панели, и угасшая было точка разгорелась с новой силой, замельтешив по экрану. — Именно благодаря этому мы можем наблюдать за его дальнейшими передвижениями. — Эта точка — и есть тот человек? — сообразил, наконец, Хонджун, впиваясь взглядом в монитор. Юнхо кивнул. — В пулю был вшит чип с маячком, позволяющий отслеживать его носителя — на определенном расстоянии, конечно, у него есть свой диапазон действия… Неважно. Важно то, что я никак не ожидал того, что он выживет после прямого попадания — и не только выживет, но и вернется спустя непродолжительное время на место своего ранения. Я был уверен, что вскоре мы его потеряем, но он продолжал возвращаться к острову, оставаясь при этом не замеченным на камерах. Юнхо прокручивал колесико, и Хонджун жадно смотрел на точку, двигавшуюся по знакомому теперь ему маршруту. Вот и сегодняшняя ночь, всего несколько часов назад — точка замерла у границы острова, а затем метнулась прочь в шахматно расчерченное океанское полотно. Еще, еще чуть-чуть, еще совсем немного — и он увидит, где скрывается тот, кто похитил его возлюбленного. Перестав дышать, Хонджун склонился к монитору вплотную. Изображение больше не двигалось. — В чем дело? — упавшим голосом спросил он, надеясь, что Юнхо сделает что-то, вновь возьмется за колесико, сдвинет замысловатые бегунки на панели — но тот сидел неподвижно. — Это что, все? Вместо ответа Юнхо пощелкал кнопками на панели, и по экрану побежали строчки с данными. Сержант постучал ногтем по заголовку страницы, и Хонджун увидел вполне понятное ему слово «copy». — И что это должно значить? — Вот и мне интересно, — отозвался Юнхо. Прерывисто вздохнув, он откинулся назад и потер глаза. — Данные с чипов наблюдения снимаются каждые двадцать четыре часа. Я заступил на смену этой ночью, до этого здесь был другой человек, мой напарник, если можно так выразиться, — и последние данные с чипа были сняты как раз мною сутки назад. — Не понимаю… — Это копия, — Юнхо еще раз кивнул на списки данных. — Которая лежит на стороннем носителе, куда я переместил ее в свою прошлую смену. Оригинал записи был стерт сегодня вместе со всеми данными слежения, так что теперь никакой возможности отследить его нынешнее местоположение нет. Более того, — он снова застучал пальцами по клавишам, выводя на экран совсем уже неразборчивые окошки и таблицы, — стерты вообще все упоминания об этом чипе и о его носителе. Говоря простым языком, существует определенная база, где хранятся все данные чипов слежения, включая неактивные и вышедшие из строя. Этого чипа там больше нет. — Кто-то стер запись слежения за этим… человеком? — в замешательстве переспросил Хонджун. — Но кому и зачем понадобилось это делать? Юнхо снова помолчал, продолжая устало растирать опухшие и покрасневшие от долгой ночи веки. Хонджун подумал вдруг, что их, в сущности, разделяло всего лишь несколько лет — и все же Юнхо казался ему сейчас неизмеримо старше, казался потрепанным жизнью, вымотанным и, вероятно, очень одиноким человеком. Быть может, он был не так уж справедлив к сержанту прежде? Действительно ли Юнхо заслуживал тех слов, что бросал ему в лицо малолетний своенравный воришка, волею судьбы оказавшийся на острове под его началом? — Хотел бы я знать, Хонджун. Хотел бы… — Еще раз вздохнув, Юнхо наконец отнял ладони от лица. — Я заступил на должность жандарма пять лет назад, знаешь, в этот самый участок — тогда я был совсем еще пацаном немногим старше того же Минги, был полон амбиций и больших надежд, собирался претворить в жизнь все то, что вдалбливали в наши головы в училище… Хотел поменять систему, изничтожив преступность на корню и вернув общество на путь честности и справедливости. Смешно, конечно… Очень скоро тогда мне указали мое место, дав понять, что никому мои амбиции и даром не сдались — ни преступникам, которых я собирался наставлять на путь истинный, ни горожанам, чьи жизни я хотел защищать… ни тем, кого я готов был назвать братьями по оружию. Тем, кто работал здесь уже многие годы, давно став частью дерьма, с которым должны были бороться. — Не слышавший прежде от Юнхо ни единого бранного слова Хонджун удивленно приподнял брови, но тот этого не заметил, полностью уйдя в свои невеселые размышления. — Все эти пять лет я ломал голову над загадкой сыворотки, не понимал, отчего остальные не пытаются расследовать это дело, думал, что мне следует проявить инициативу, что они, должно быть, просто нуждаются в свежей крови и новом взгляде, что я, именно я, стану тем героем, кто раскроет все карты и избавит архипелаг от этой заразы… Смешно, да. Наверное, сейчас я и впрямь готов посмеяться над собой тогдашним. Сейчас я понимаю, что дело было вовсе не в неосведомленности моих коллег — единственным, кто не был осведомлен о происходящем, был в действительности только я. — Подняв голову, Юнхо взглянул на Хонджуна в упор. — В прошлую нашу встречу я сказал тебе, что у моей личной заинтересованности есть своя причина. Это — та причина, о которой я говорил, первая и главная причина, по которой я продолжаю углубляться в дело о сыворотке, пусть даже в итоге это приведет меня под трибунал. Причина, по которой я не отступлюсь от идеалов своей юности… причина, по которой я так и не стану смеяться над тем мальчишкой, что когда-то искренне считал работу жандарма честью. Юнхо умолк. Хонджун тихонько вздохнул, неловко ежась на своем табурете и искоса поглядывая на по-прежнему задумчивого сержанта. Теперь он испытывал к нему нечто, походившее на смешанное с сочувствием уважение — но в еще большей степени он испытывал недоумение, что лишь усилилось после услышанного им от Юнхо. Выходит, Уён был прав, и тот, кто был повинен в распространении сыворотки, и в самом деле держал в узде все законодательные органы, не позволяя делу о наркотике продвинуться дальше… но после того, как Сана забрали в полицию для допроса, барыга стал получать угрозы от загадочного преследователя… но если это был один и тот же человек, чего ему было опасаться? Если это был человек… — Погоди, — Хонджун потянулся к колесику на панели, коротко глянул на Юнхо, и тот, поняв его без слов, снова открыл запись с координатной сеткой. — Вы засекли его в бухте, так? А возвращался он туда же? — Почти всегда, — подтвердил Юнхо. — Иногда он отклонялся от обычного маршрута, но так или иначе возвращался туда, раз в два, может, три дня. Я чего только не успел передумать, решил уже, что, может, парни ошиблись и чип попал в тело какой-нибудь морской твари, которая возвращается к своему жилью или что-то вроде… Стой, ты думаешь, что он возвращался туда для того, чтобы оставить сыворотку? Ту, которую забирал потом ваш барыга? — Думаю, что да, — кивнул Хонджун, напряженно глядя на движение точки на мониторе. — Понятнее, правда, от этого не становится, но… Я думаю, что этот человек сможет привести нас, куда нужно. И еще я думаю… думаю, что это может быть не совсем человек. Юнхо уставился на него, явно удивленный, однако ожидавший расспросов Хонджун так их и не дождался. Переводивший взгляд с него на монитор сержант молчал с минуту, крепко о чем-то раздумывая и беззвучно шевеля губами, а затем поднялся с табурета и махнул рукой в сторону коридора, из которого они пришли. — Идем. Досадно, конечно, что мы потеряли наблюдение, но кое-какие прикидки о его местонахождении у меня имеются, так что… Выбора у нас нет в любом случае. Стоит захватить кое-какое оружие, я полагаю? — Стоит, — согласился Хонджун, быстро соскакивая с табурета следом. Его вновь переполняло нервное возбуждение, толкавшее в спину горячей волной и нетерпением вскипавшее в груди. — С поимкой этого парня могут возникнуть проблемы, так что какое-нибудь оборудование для этого тоже будет не лишним. Рыболовная сеть вполне подойдет.