Зависимые

Блестя в бледных рассветных лучах россыпями капель на бортах, утлая длинная лодка медленно плыла через туман, скользила по ровному зеркалу моря, лишь тихим плеском выдавая свое присутствие. Морозная серебристая дымка, стлавшаяся по водной поверхности, тонко звенела вслед незваным гостям; проворно перебирая угловатыми ножками, пугливо разбегались по обледеневшим листьям ряски водомерки. Растерев озябшие ладони, Хонджун дохнул на кожу, и из его рта вырвалось облачко пара. — Мы здесь совсем на виду, — заметил он вполголоса, вновь берясь за весла и заставляя окоченевшие пальцы двигаться. — Нехорошо. Юнхо кивнул, шмыгая покрасневшим носом и поддергивая воротник кителя. Обнаружив полнейшее неумение обращаться с веслами, он занимал теперь почетное место на носовой банке, откуда пристально смотрел по сторонам, рассеянно крутя в руках маузер и принимаясь время от времени беззвучно пересчитывать патроны в магазине. Подле него лежал снятый с предохранителя сеткомет. — Там развалин всяких много, обломки из воды торчат, стены толстые, — сказал он наконец, убирая пистолет. — Чайки к тому же… Человек не услышит на таком расстоянии. — Человек — нет, — согласился Хонджун. Он вспомнил, как предупредил его Сонхва о приходе Минги за несколько минут до того, как его сумел услышать сам рыболов, и нутро свело болью. Тогда он, сам того не зная, видел Сонхва в последний раз. Тогда Хонджун пообещал, что обязательно вернется. Сжав зубы, Хонджун усилием воли отмел болезненное воспоминание и налег на весла. Нет, не думать, не позволять себе уйти в омут отчаяния вновь — не допускать даже мысли о том, что все может быть потеряно. Всего за несколько часов Хонджун прошел долгий, изматывающий путь от безысходного ужаса до безумной надежды, и сейчас эта надежда была единственным, что держало его на плаву, единственным, что давало ему силы двигаться дальше. Отчего-то Хонджуну казалось, что поверь он на мгновение в гибель Сонхва — и тот погибнет взаправду, бесследно растворится во времени, так и не дождавшись обещанного возвращения. Надежда была единственной ниточкой, незримо связывавшей их. — Почему ты думаешь, что он может быть там? — спросил Хонджун немного погодя, когда на горизонте стали проступать очертания Прежних зданий — ни стен, ни окон, ни крыш; лишь обветренные и омытые волнами глыбы руин и обугленные прутья, пронзающие низкое серое небо. Среди жителей близлежащих островов эти места пользовались недоброй славой: слишком уж многие сыскали свою смерть в этих развалинах, ставших пристанищем для контрабандистов, пиратов и бежавших закона уголовников, — и Хонджун был удивлен тому, что сержант без лишних слов дозволил гражданскому сопровождать его в этом необычном путешествии. — Я просто предположил, — Юнхо жестом велел ему сбавить ход, и Хонджун нехотя подчинился. Несмотря на утренний час, океанская гладь тонула в тени — выраставшие вокруг обломки небоскребов закрыли солнце порослью мха, что оплетала их до самого верха, укрыли редкие лучи в своих стенах, раскрошенных и покосившихся. Зловеще скрежеща, покачивался на подпорке проржавевший лист с обрывками давно выцветшего рекламного баннера. — Судя по тем немногим данным наблюдения, которые у меня остались, он частенько возвращался сюда, видно, облюбовал здесь местечко для отдыха. — Интересные у него предпочтения, — буркнул Хонджун, опасливо оглядываясь. Проплывая мимо останков былых городов, он испытывал странное чувство. Вот в провале широкого окна мелькнули давно сгнившие деревянные панели стен, покрытые паутиной оборванных проводов — наверное, когда-то это здание было поистине роскошным, служа, быть может, бизнес-центром или грандиозным моллом; а вот проступили сквозь дымку погнутые дуги колеса обозрения, почти целиком скрывшегося под водой — всего пару столетий назад на этом же самом месте играла, должно быть, музыка, звучали голоса детей, шутливо толкавшихся в очереди на аттракцион. О чем думали, о чем мечтали люди, жившие в этих стенах, какой была их жизнь?.. — Ты сказал — он может быть «не совсем человек», — Юнхо оставил наблюдение за безотрадным пейзажем и развернулся к Хонджуну. — Почему? Кем еще он может быть? — Ты мне все равно не поверишь, — хмыкнул Хонджун. — Да не смотри так, я не пытаюсь интригу напускать или что-то вроде. Сам знаю не сильно больше твоего, а что знал — рассказал. — Сбежавший подопытный, значит, — пробормотал Юнхо. Несколько секунд он сидел молча, задумчиво изучая лежавшую перед ним карту, а затем выпрямился и вздохнул. — Еще месяц назад я и в самом деле не поверил бы, а сейчас… Одно я понимаю наверняка — дело это весьма дурно пахнет. — И еще как, — согласился Хонджун, морща нос от ползшего по воде запаха гнили и сырости. Они окончательно вплыли под сень полуразрушенных остовов, и в еле брезжившем сверху свете с трудом можно было разглядеть поросшие илом бетонные блоки и черневшие осколками окон стены. Осторожно рассекая веслами вязкую от слоя мусора воду, Хонджун продолжал грести, заплывая все дальше в место, о котором прежде ему доводилось лишь слышать. Среди тонувших во тьме и обломках руин легко было напороться на неожиданное препятствие, способное пробить хлипкое днище лодки, но зажечь фонари означало немедля же себя обнаружить, а рисковать лишний раз Хонджуну против обыкновения вовсе не хотелось. Окружающая обстановка, мрачная и неприветливая, и без того производила на него самое гнетущее впечатление; собственные же тревожные мысли, хаотично роившиеся в голове, были последним штрихом к вырисовывавшейся перед ним безрадостной картине. Вглядываясь в сгустившуюся вокруг лодки темноту, Хонджун то и дело ловил себя на мысли о том, что он, хоть и выслеживал беглого русала, в действительности совсем не чувствовал себя охотником. Это он, слабый и несовершенный человек, был чужаком там, где правила стихия. Это он был добычей для того, что затаилось в подступавшем мраке. — Если мы найдем его, как сможем подобраться незамеченными? — отразившийся от стен шепот почти оглушил Хонджуна, и он едва сумел подавить желание позорно съежиться, забиться под лодочную банку в поисках укрытия от того, что, быть может, могло его услышать. — Никак, — так же шепотом ответил Юнхо. — Поэтому действовать придется быстро. Ты как стреляешь? — Средне, — честно ответил Хонджун, предпочитавший в потасовках полагаться на силу собственных кулаков, нежели на огнестрельное оружие. Юнхо протянул ему сеткомет. — Тогда будешь делать то, что умеешь. Постарайся попасть в цель, возможности для перезаряда может и не случиться. Хонджун кивнул, подтаскивая сеткомет к себе и стискивая успокаивающую твердость его шероховатой рукоятки. Одну русалку он, хоть и ненамеренно, но все же поймал — сумеет словить и еще одну. Тот, другой, был не таким, как я, был умнее и хитрее… Что ж, хитрее — не значит проворнее. Права на ошибку у Хонджуна не было в любом случае. Очень скоро мышцы рук заныли от неустанной работы, и Хонджуну пришлось прилагать все силы для того, чтобы провернуть облепленные водорослями весла. Теперь они продвигались совсем медленно, короткими рваными толчками, сопровождавшимися отрывистыми всплесками; нисколько не боясь случайных путников, с любопытством смотрели им вслед выбравшиеся на каменные островки пестрые крабы. Глаза привыкли к темноте, и Хонджун тщетно пытался найти вокруг хоть какой-то намек на присутствие человека — или же почти человека, — но находил лишь развалины и обломки, сливавшиеся в одно унылое серое пятно. Впрочем, чего еще он ожидал? Вряд ли презиравший людей русал станет вести сходный с ними образ жизни, куда больше походя на одного из множества гнездившихся здесь морских обитателей. Вполне возможно, он давно услышал их и сейчас уже успел отплыть на много миль прочь — или же, напротив, неслышно подобрался ближе, готовый ринуться в бой. Натянутый и напряженный, Хонджун вытянул шею, приподнялся с банки, словно ожидая встретиться взглядом с затаившейся под лодкой русалкой — и едва не сверзился в воду, когда сквозившие через проломы лучи и в самом деле выхватили вдалеке что-то светлое. Беззвучно ахнув, Хонджун резко присел и потянул Юнхо за собой. Лодка остановилась. Долгие месяцы, что провел он за высматриванием рыбы в океанской толще, не прошли даром — даже на таком расстоянии Хонджуну не составляло труда разглядеть свою находку во всех подробностях. Рассыпавшиеся по сложенным рукам чернильные пряди, обрамлявшие миловидное лицо, аккуратные правильные черты, осененные безмятежностью сна, изящный изгиб свернувшейся калачиком фигурки, что прикорнула на травяном настиле бетонной плиты. Яркое сходство резануло по сердцу, замерло в горле едва не выкрикнутым именем того, кто единственный сумел бы сравниться по совершенной своей красоте со спящим. Русалка. — Что теперь? — одними губами спросил Хонджун, не в силах оторвать взгляда от миниатюрного юноши, не высказывавшего ни единого признака беспокойства. Чуть ниже ростом, чуть округлей лицо, светлее кожа, не видевшая солнца — и все же похож, похож до нестерпимости, похож особой, в каждой линии читавшейся грацией, античной гармоничностью скульптурно вылепленного тела. Похож настороженной силой, укрытой в гибких мышцах — хищный зверек, разморенный сном, но даже во сне — смертельно опасный. — Что теперь, Юнхо? Сержант медленно покачал головой. Открывшееся им зрелище явно произвело на него не меньшее впечатление: застывший с приоткрытым ртом и завороженно распахнутыми глазами Юнхо походил сейчас на не в меру любопытного щенка ретривера, и в любой другой момент Хонджун непременно позабавился бы над этим сходством — однако сложившаяся ситуация не терпела промедлений. Чувствуя легкое раздражение, он занес руку для отрезвляющего шлепка, но вовремя сориентировавшийся сержант успел ее перехватить и жестом велел сохранять тишину. — Услышит, — выдохнул Хонджун, глядя, как Юнхо крадучись подбирается к борту угрожающе покачнувшейся лодки. Уключина с покоившимся в ней веслом тонко скрипнула, и Хонджун ухватил сержанта за рукав, вынуждая остановиться. — Юнхо, не надо! — На лодке не выйдет, слишком много шума создадим, он успеет уйти, — тихо заговорил тот, склонившись к Хонджуну вплотную и ни на мгновение не выпуская по-прежнему спящего русала из поля зрения. — Я зайду сбоку, попробую его взять. Если не получится — он пойдет на тебя, и тогда мы сможем предпринять еще одну попытку. — Совсем с катушек слетел, — пробормотал Хонджун. Сдвинувшись к противоположному борту лодки, он наблюдал, как Юнхо осторожно перекидывает ногу вниз, как расходится с хрустким стуком затянувший воду ледок под тяжестью опустившегося на него человека. На мгновение его снова посетила мысль о курьезности происходящего — жандарм рискует головой, тогда как Хонджун, известный храбрец и сорвиголова, дрожит, как осиновый лист! — но он отогнал ее сразу же, напоминая себе о необходимости вызволить Сонхва. Сейчас было не время для демонстрации своей отчаянности и бесстрашия; любой опрометчивый поступок мог стоить Хонджуну жизни — жизни не его, но того, кому он обещал вернуться. Юнхо тем временем окончательно выбрался из лодки и плавно соскользнул в воду с приглушенным всплеском. Пальцы сержанта, сжимавшие борт, заметно побелели, и Хонджун подумал о том, что скованная льдом вода должна быть мучительно, обжигающе холодной — и о том, что русалке, в отличие от человека, холод причинить вреда не мог. Оттолкнувшись от лодки, Юнхо начал медленно продвигаться вперед, перебирая руками по выступавшим на поверхность обломкам и поминутно останавливаясь, чтобы размять заледеневшие пальцы; его быстрое сбивчивое дыхание рассеивалось в студеном воздухе белесыми облачками. Хонджун на него больше не смотрел — его взгляд был прикован к спавшему на плите юноше, чья кожа слабо мерцала в темноте глянцевой белизной. Кажущаяся нежная утонченность его черт Хонджуна не обманывала: он хорошо сознавал превосходство русала над человеком в воде, и не мог не тревожиться за Юнхо, столь опрометчиво вторгшегося в русалочьи владения. Не подписали ли они себе приговор, самовольно явившись к тому, кто презирал и ненавидел род человеческий? Тому, кто, возможно, покусился на жизнь сородича, спутавшегося с человеком. Хонджун содрогнулся. Никаких намеков на присутствие Сонхва здесь не было, но это не значило для Хонджуна ровным счетом ничего. Что, если тело его возлюбленного давно покоится на океанском дне, погребенное под саваном водорослей? Почти добравшийся до отлогой стены Юнхо сделал последний рывок, широко загребая руками, потянулся вперед, намереваясь ухватиться за торчавшую из стены арматуру — и подточенный временем и водой прут обломился с глухим треском, рассыпался ржавой крошкой, падая в воду. — А, черт, — негромко выругался сержант, прижимая к груди ободранную руку и пытаясь удержаться на окрасившейся в алый воде другой. Обернувшийся к нему Хонджун открыл рот, собираясь окликнуть, и в это же мгновение уловил боковым зрением молниеносное движение. — Да не зевай же, Хонджун, ну! Вслепую нащупав сеткомет, что так и оставался лежать в лодке, Хонджун резко повернулся туда, где темнела опустевшая теперь плита, заозирался по сторонам — и едва удержал равновесие, столкнувшись взглядом с приблизившимся почти вплотную русалом. Тот, похоже, был напуган и ошеломлен не меньше него, и Хонджуна вновь огрело узнаванием: таким, загнанным и вместе с тем диким, он увидел впервые Сонхва. Вспугнутый окриком русал застыл на полпути, подобравшись и хищно оскалившись; взгляд черных глаз метался между Хонджуном и Юнхо — появление в его убежище сразу двоих людей явно стало для него неожиданностью. Быстро оценив обстановку, русал кинулся к Юнхо, перемахнул через груду камней, ловко перебирая всеми четырьмя конечностями и набирая скорость перед прыжком в воду. Хонджун плашмя упал в лодку и тут же зашипел от боли в животе. Подтянувшись к носу, он ждал, возведя сеткомет. Русал свел плечи, готовый нырнуть, прогнулся в спине — и Хонджун сдавил спусковой крючок. Юноша испустил короткий крик. Опутанный сетью, беспомощный и разъяренный, он остервенело бился в леске, запутываясь все больше, и увесистые металлические шайбы на кромке сети неумолимо тянули его вниз, увлекая под воду. Море у развалин заволновалось, забурлило, пошло зеленоватой пеной, скрывшей и юношу, и устремившегося к нему Юнхо. Недолго думая, Хонджун перевалился за борт. Ледяная волна плеснула ему прямо в лицо, и он закашлялся, хаотично взмахивая руками. Мелко моргая и задыхаясь, он поплыл вперед. Ребра ныли от удара об лодочную банку, холод колол кожу, парализуя и выбивая воздух из легких, но Хонджун не замечал ничего — воспоминание о дне, когда он поплыл первый раз в жизни, незримо поддерживало его так же, как поддерживал тогда Сонхва. Добравшись до насыпи из камней и обломков, он слегка подтянулся вверх и перевел дыхание. Русал по-прежнему барахтался у подножья, почти полностью скрывшись под водой. — Он тебя утопит, не трогай! — крикнул Юнхо, когда Хонджун дернулся к юноше. С трудом передвигаясь в вымокшей и набрякшей форме, сержант наконец достиг цели и вытянул из-за пояса что-то, металлически блеснувшее в полумраке руин. Полыхнула короткая вспышка — и все вдруг замерло, затихло, оставляя двоих тяжело дышавших мужчин стоять над лишившимся чувств третьим. — Теперь вытаскиваем, он через пару минут очухается. — Или меньше, — пробормотал Хонджун, не слишком убежденный в весомости электрошока против русалки. Сплевывая оставшуюся на губах соленую воду, он вместе с Юнхо вытащил обездвиженного юношу на поверхность. Снова лязг металла — и запястья русала крепко стянули наручники. — И ноги тоже, он сильнее, чем кажется. — На вид ничего особенного, — заметил Юнхо, помогая Хонджуну подхватить русала. — Хотя прыткий, тут не поспоришь… Я думал, он сбежать попробует, а он сразу на тебя броситься хотел. — Видно, не привык получать отпор, — мрачно отозвался Хонджун, мысленно возвращаясь к разговору, что произошел между ними на пути от участка к лодочной стоянке. И Юнхо, и Хонджун единогласно сошлись в том, что распространителем сыворотки был никто иной, как их потерпевший поражение противник, однако причина этого, равно как и источник наркотика, по-прежнему оставались для них тайной. Сонхва сказал — его сородич знал слабости людей… Мог ли русал заключить с «людьми в белом» своеобразную сделку в обмен на свободу? Хонджуну вспомнились истории о соблазнявших наивных моряков сиренах, что слышал он еще в детские годы от обменивавшихся страшилками сверстников. Он невольно поежился. В любом случае, страха перед людьми у лежавшего теперь в лодке юноши явно было куда меньше, чем у Сонхва. С трудом взбираясь за борт в отяжелевшей от воды одежде, Хонджун снова взглянул на него и вздохнул: привидевшееся ему поначалу сходство стремительно таяло, унося с собой присущие Сонхва мягкость и хрупкость и оставляя новое, незнакомое рыболову лицо — лицо столь же прекрасное, но даже в забытьи искаженное ожесточением. — Все, клиент готов, — пыхтя себе под нос, Юнхо затянул ремни на щиколотках юноши и обессиленно упал на банку. — Сейчас очнется, и… вот же черт, — оборвав себя на полуслове, он уставился на обнажившуюся шею русала. — Так ты, выходит, не лгал. — А ты прям удивлен этому, как я погляжу, — буркнул Хонджун. Кое-как отжав джинсы, немедленно покрывшиеся тонкой корочкой наста, он опустился рядом с Юнхо и, отказавшись от предложенного ему гидрокостюма, сложенного у носа лодки «на всякий случай», уткнулся подбородком в сбитые ладони. Теперь им оставалось только ждать, и это ожидание терзало Хонджуна сильнее, чем все, что пришлось испытать ему прежде. Он боялся, что русал, открыв глаза, подтвердит самые страшные опасения Хонджуна — но еще больше боялся того, что ему окажется известно не больше, чем сержанту и рыболову. Тогда несколько часов драгоценного времени были потрачены впустую.

***

Вскоре юноша слабо шевельнулся, и Хонджун с Юнхо синхронно склонились к нему. Восстановление русала после электрошокового удара и в самом деле шло куда быстрее, чем приходилось наблюдать Хонджуну у людей, и уже через несколько минут он начал нервно трепыхаться, силясь подняться на ноги. Признав тщетность своих стараний, обескураженный русал принялся блуждать расфокусированным взглядом по окружавшей его обстановке; наконец черные глаза уткнулись в нависших над ним людей. Под острой челюстью юноши заиграли желваки. — Очнулся? — Хонджун осторожно повел рукой перед лицом русала, опасаясь подходить ближе. — Ты понимаешь нашу речь? Русал не ответил, все так же глядя на Хонджуна пронзительным немигающим взором. С минуту они молча сверлили друг друга глазами, а затем юноша повернулся в сторону Юнхо. К удивлению Хонджуна, сержант не стал продолжать допрос; вместо этого он вдруг торопливо присел рядом с русалом и потянулся к его наручникам. — Ты что творишь? — возмутился Хонджун, когда Юнхо извлек из внутреннего кармана кителя ключ. — Слишком туго, он порежется, — пояснил Юнхо. Он действовал быстро и вместе с тем до странного неуклюже, словно его беспорядочно дергал за ниточки чересчур разыгравшийся кукловод. Хонджун озадаченно перевел взгляд с сержанта на русала. — Так, проветрись-ка лучше посиди, — решительно сказал он, подхватывая Юнхо за шиворот и бесцеремонно подпихивая к противоположному борту лодки. Прежде, чем потрясенный таким хамством сержант успел очнуться, Хонджун уселся прямо перед лежавшим навзничь юношей, вновь завладевая его вниманием. — Теперь ты. Я знаю, кто ты и откуда сбежал, знаю, что ты понимаешь все, что я говорю, знаю, что ты распространял сыворотку Ёнван и напал на того, чьими руками ты это делал, — и о том, кто сопровождал тебя во время побега, я знаю тоже. — Хонджун на мгновение остановился, переводя дыхание и собирая мысли. — Где он? Что ты сделал с… с другой русалкой? Юноша продолжал хранить молчание, неотрывно глядя на Хонджуна снизу вверх, и тот почувствовал, как остатки терпения иссякают. Выхватив у Юнхо шокер, он приблизился к русалу вплотную, забыв о предосторожности; стиснув скользкий от воды металл подрагивающими пальцами, Хонджун прижал электроды к длинной шее юноши, почти касаясь лепестков жабр. — Тебе придется говорить, хочешь ты того или нет, — тихо произнес он в глухой ярости. — И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше для тебя. Мне плевать, что с тобой делали люди, и как сильно ты их ненавидишь — вины второй русалки в этом нет. — Амфибии, — низкий голос юноши сливался с шелестом так и не унявшихся волн. — Так нас называли там. Не русалки — амфибии. — Ну… хорошо, пусть так, — не ожидавший, что их пленник и в самом деле заговорит, Хонджун слегка растерялся. — И что ты сделал с другой амфибией? — Ничего, — к холодному презрению на лице юноши теперь примешивалось непонимание. — Я не тронул бы подобного себе. Я не такой, как ты, человек. Хонджун судорожно выдохнул. Нет, он не станет отступаться так легко; он придумает что-нибудь, обязательно придумает. В конце концов, кто сказал, что плененной амфибии можно верить? — Послушай, — он убрал шокер и постарался смягчить охрипший от холода и переживаний голос, — твой… друг очень дорог мне, и я должен знать правду, какой бы она ни была. Я обещал, что стану защищать его во что бы то ни стало, но… — Хонджун не договорил; горло сжало спазмом. — Прошу тебя, если тебе известно, кто мог забрать его, если ты знаешь, где он может сейчас находиться, если ты имеешь к этому хоть малейшее отношение… — Почему я должен помогать тебе? — оборвал его юноша. — Почему должен внять просьбам человека? — Не мне, — покачал головой Хонджун. — Ему. Ты помог ему бежать тогда — помоги и сейчас. Пожалуйста. Русал не спешил с ответом, задумчиво рассматривая Хонджуна из-под длинных ресниц. Хонджун понадеялся, что его слова были достаточно убедительны — отчаяние разъедало грудь, кружило голову, не позволяя мыслить здраво. Что он будет делать, если русал откажет в помощи? Куда пойдет, где станет искать тогда? — Я говорил ему, что верить людям глупо, — вновь нарушил молчание русал. — Говорил, что без меня он вернется туда, откуда я так старался его вытащить. Я не ошибся, похоже — так и произошло. — Туда — это в лабораторию? — уточнил Хонджун, холодея, и юноша согласно склонил голову. — Ты расскажешь, где это место? — Покажу. — Русал поднял руки, тряхнув цепочкой наручников. — Если освободите. Я не животное, чтобы держать меня на привязи. Поколебавшись, Хонджун обернулся к Юнхо и нехотя кивнул. Он не доверял русалке, настроенной более, чем враждебно, но и тратить время на споры не хотел. Щелкнул замок, и юноша вздохнул с облегчением, разминая запястья; вопреки опасениям Хонджуна, он не кинулся тут же в воду, скрываясь от ненавистных ему людей — лишь бросил последний взгляд в сторону своего пристанища и развернулся к рыболову. Несколько мгновений они пристально изучали друг друга, не произнося ни слова. — У тебя есть имя? — спросил, наконец, Хонджун, не слишком уверенный в том, как именно следует начать беседу с русалом. — Имя! — насмешливо отозвался русал, вскидываясь. — Идиотская выдумка людей. На что оно мне? — Но нам же нужно как-то к тебе обращаться, — осторожно подал голос Юнхо, только теперь, по всей видимости, отойдя от изумления. Русал презрительно скривил губы, и Хонджун вспомнил, как счастлив был Сонхва, получив возможность носить имя подобно человеку. Нет, все же он поторопился, посчитав их похожими. — Тот, кто нас отпустил, называл меня Ёсаном, — проговорил юноша с явным недовольством. — Глупец считал, будто делает мне одолжение, давая кличку, словно я был его домашней зверушкой. — Языку людей тоже он тебя выучил? — поинтересовался Юнхо, окончательно приходя в себя и беря обычный свой сухой следовательский тон. — Говоришь удивительно хорошо для того, кто всю жизнь провел в заточении. — Я сам научился вашей речи, — огрызнулся Ёсан, бледнея от злости. — Но вашему пониманию это, разумеется, недоступно. Ослепленные гордыней, вы считаете, что все прочие существа только и нуждаются в вашей помощи и покровительстве — но в действительности именно мы были созданы совершенными, именно у нас вам стоило бы поучиться. Впрочем, к чему мне распинаться перед вами? Ваше самомнение никогда не позволит вам даже приблизиться к нашему уровню. — Почему ты так ненавидишь людей? — спросил Хонджун. Русал колко глянул на него исподлобья, и рыболов смешался. — Ну, то есть, я догадываюсь, конечно, но… Не все ведь люди такие. Разве тот, кто тебя освободил, не был человеком? — Освободил? — теперь в голосе Ёсана зазвучал настоящий гнев. — Освободил, говоришь? А разве не он посадил меня под замок? Разве не по его милости мне и моим сородичам пришлось пройти через все те страдания, от которых он меня якобы избавил? Освободить меня из плена, где сам же он так долго меня и держал — какое удивительное великодушие с его стороны! — Поэтому ты распространял сыворотку? — быстро вставил Юнхо, и распаленный злостью юноша кивнул. На его губах заиграла улыбка. — Я решил, что это будет забавно. «Цари природы», расправляющиеся со своими кровными родственниками, продающие последнее ради возможности приобрести дозу, сгорающие от жажды и зависимости, на которую сами же себя и подсадили… Поразительно, с какой легкостью люди показывают свое истинное «я», когда получают желанные им власть и силу. Я не принуждал их, человек, — добавил он, заметив негодующее потрясение на лице Хонджуна. — Я лишь давал им то, чего они хотели сами. — А Сан? — снова спросил Хонджун. — Тот, кто забирал сыворотку из бухты? В чем была его вина? Ведь это ты хотел убить его вчера, верно? — Верно, — подтвердил Ёсан. — И убил бы, если бы вы мне не помешали. Он был очень удобен мне до поры до времени — жалкий, глупый человек, не задававший вопросов, делавший то, что мне было нужно… К сожалению, к его деятельности стали проявлять большое внимание, а мне, видишь ли, совсем не хотелось вернуться туда, откуда я сбежал. Вас это шокирует, я полагаю? Но отчего вас удивляет ваше же собственное поведение? Ты ошибаешься, человек, я вовсе не ненавижу людей — я лишь отношусь к ним так, как они относились к нам. Так, как они того заслуживают. — А твой друг считал вот иначе, — сухо отозвался Хонджун, устремляя взгляд на горизонт. — Именно поэтому я и хочу его спасти. Что, скажешь, я делаю это из личной выгоды? Какой власти и силы я ищу, рискуя своей жизнью? — О, разумеется, ты делаешь это исключительно ради его спасения, — Ёсан вкрадчиво улыбнулся, и Хонджун нахмурился. — Зачем еще, по-твоему? Русал помедлил с ответом, рассеянно оглаживая раны на запястьях, что покрылись тонкой розовой кожицей; провел острым ногтем по линии рубца, не замечая проступивших капелек крови. Их лодка снова плыла по открытому морю, и лучи поднявшегося утреннего солнца радужно искрились на влажных плечах и копне черных волос юноши. — Сыворотка Ёнван так сильно влечет вас, — проговорил он вполголоса, продолжая выводить алые круги на ладони. — Даже тем, кто ни разу не пробовал, трудно справиться с желанием; что же говорить о тех, кто успел испытать ее на себе вполне? Связанные нестерпимой жаждой, забывшие себя, готовые на все ради крошечной дозы, способной воплотить все самые ваши потаенные мечтания… Готовые умереть ради нее — и не готовые остановиться даже тогда, когда зависимость и в самом деле ведет вас на смерть. — К чему ты это? — спросил в замешательстве Хонджун. — Если ты считаешь, что мне нужна эта ваша сыворотка, то не угадал, я не зависимый. Я не употреблял ни разу в жизни. — Ну как же не употреблял, — засмеялся Ёсан. — Ты не просто употреблял, человек — ты жил с прямым источником сыворотки все это время. В ушах у Хонджуна зашумело. Не сводя глаз с откровенно забавлявшегося русала, он разжал занемевшие вдруг пальцы, и весла с плеском упали на воду. — О чем ты? — заговорил Юнхо, косясь на лишившегося дара речи Хонджуна. — Ты хочешь сказать, что… — Его взгляд упал на бурые следы на запястьях Ёсана. — Что что-то в крови амфибий?.. — Кровь амфибий — и есть сыворотка, которой вы так жаждете. — Ёсан повернул ладони, демонстрируя сизые линии вен, ветвящиеся под белой кожей. — Вот почему она оказывает на вас наркотическое влияние. Вы хотите не сыворотку — вы хотите нас. Неужели вы не слышали легенд о русалках, способных свести с ума заблудших моряков? Похоже, в прошлом люди знали и понимали куда больше вашего. — Но ведь… — Хонджун лихорадочно облизнул пересохшие губы. — Ведь я не принимал сыворотку напрямую… — Это и не нужно, — пожал плечами довольный произведенным эффектом Ёсан. — Ты жил с ним, делил крышу и еду, спал рядом… Он и в постель тебя затащил, надо полагать? — Хонджун подавленно молчал, и русал снова рассмеялся. — Ну вот видишь. Отдам своему брату должное — я не думал, что он оставит свои наивные суждения о добреньких людишках и прибегнет к способности, которой так долго не хотел пользоваться. Рад, что он смог наконец-то увидеть этот мир в правильном свете. — Так вот как ты в действительности сбежал из того места, — догадался Юнхо. — Ты одурманил одного из сотрудников лаборатории? — Было не слишком сложно, — беспечно ответил русал. — Удивительно, как обыкновенная похоть заставляет позабыть об инстинкте самосохранения даже умнейших из вас. И вы еще зовете себя высшими созданиями! Насвистывая мелодию, очень похожую на ту, что частенько напевал себе под нос Сонхва, Ёсан развернулся к океану и безмятежно прикрыл глаза, подставив лицо летящему вперед бризу. Хонджун больше не смотрел на русала — на сердце у него было тяжело. Со дня памятной встречи в бухте он не раз поражался себе, так легко влюбившемуся в кого-то, едва ему знакомого; не раз задавался вопросом, как мог он, замкнутый и нелюдимый, отдать всего себя без остатка юноше, что пленил его своей красотой в ту же самую секунду, когда Хонджун впервые его увидел… но ни разу, ни на один только миг он не позволил себе усомниться в искренности своих чувств. В искренности чувств Сонхва. Впрочем, разве можно было винить русала? Вероятно, он провел в одиночестве много дней, потерянный и напуганный, ищущий спасения любой ценой — и нашедший его в лице Хонджуна, что мнил себя матерым морским волком, а оказался одураченным глупцом, Хонджуна, что подсел на наркотик, не заметив этого. Смешно — ведь рыболов и сам неоднократно сравнивал свою глубокую, алчущую, всепоглощающую влюбленность в Сонхва с наркотической зависимостью, снедавшей опьяненных сывороткой бедняг… сравнивал — и не понимал, что давно пополнил ряды тех самых бедняг, продав душу юноше со звездами в глазах. Юноше, чья кровь оказалась ядом, отравлявшим Хонджуна на протяжении почти двух месяцев. — Это ничего не меняет, — прочистив горло, он взялся за весла. — Если он в лаборатории — ему нужна помощь, и я ему помогу. — Даже несмотря на то, что твоя великая любовь оказалась обыкновенной ломкой наркомана? — Ёсан поднял брови, впервые показав намек на удивление. — Ты не понимаешь? Он обманул тебя, связал зависимостью — а ты повелся. — Это — ничего — не меняет, — повторил Хонджун сквозь зубы. — Думай, что хочешь, но я его не брошу. Я обещал ему вернуться, и я вернусь, с тобой или без тебя. Показывай дорогу. С минуту русал молчал; в его глазах метались, сменяя друг друга, самые разные эмоции, от недоверия до растерянности. Наконец он кивнул и опустился на скамью рядом с Хонджуном, беря карту Юнхо.