Зависимые

Смурый серый день без солнца и тепла клонился к закату, догорал меж черных глыб руин багряными угольками, и безбрежное полотно океана окрашивалось в кровавый, тяжело колыхаясь у бортов лодки. Холодная тишина, стоявшая над водой, казалась сейчас Хонджуну особенно зловещей и неприветливой; изредка над ними проносились чайки, коротко вскрикивая и заставляя путников нервно вздрагивать. Измученный дорогой и неизвестностью Хонджун не находил в себе сил для дальнейших разговоров, и ничем не прерываемые мысли вольно метались у него в голове, отзываясь судорожной болью под сердцем. Выходит, все, во что он верил до недавнего момента, было ложью. Вся его любовь к Сонхва, которую Хонджун с таким тщанием оберегал и пестовал, была не более чем химической реакцией пораженного наркотиком организма; вся нежность, все восхищение юношей и его совершенной красотой были навязаны Хонджуну им же, искусственно взращены в наивном рыболове, что был лишь орудием в руках честолюбивого русала. Или не только орудием? Что испытывал к Хонджуну сам Сонхва, и испытывал ли вообще? Хонджун вспоминал распахнутый взор огромных звездных глаз, смотревших на него с самой искренней преданностью, вспоминал чуткость и бережность, с какой Сонхва всегда относился к нему, вспоминал горячность объятий и пылкость поцелуев, оставшихся на коже незримой печатью, — вспоминал и стискивал весла в бессильной горечи. Все ложь, пустышка, картонные декорации спектакля, в который он рад был поверить. В конце концов, если русалки сумели обвести вокруг пальца ученых, ведущих неусыпный надзор за своими вероломными творениями, что мог противопоставить им простой рыбак? Смешно было полагать, что такой, как Сонхва, может и в самом деле полюбить такого, как Хонджун; да и существовал ли тот Сонхва в действительности? Что из того, что успел узнать о нем Хонджун, соответствовало истине? Истинность слов Ёсана он при этом сомнению не подвергал: чем больше Хонджун размышлял об услышанном, тем отчетливее проступали перед мысленным взглядом разрозненные кусочки паззла, наконец-то собравшиеся воедино — и тем острее становилась тоска в груди, приправленная страхом. Даже сейчас, узнав о предательстве Сонхва, Хонджун продолжал тревожиться о юноше, что подарил ему минуты безграничного счастья; мысль о нем, таком хрупком и чувствительном, зажатом в тисках лабораторных приборов, вызывала внутри всплеск ослепительной ярости. Сонхва был там, запертый, одинокий, ждущий его помощи и обещанного возвращения — и Хонджун продолжал упрямо грести вперед, не обращая внимания на ломоту в плечах. Я тону — и не хочу, чтобы меня спасали. Отрывисто выдохнув сквозь сжатые зубы, Хонджун разжал натружено нывшие пальцы и отер пот со лба. — Далеко еще? — поинтересовался он, стараясь убавить раздражение в голосе. Ёсан коротко взглянул на рыболова. — Не очень. Если бы я был один, — добавил он с заметным ядом, — управился бы за считанные минуты. — Ну, сейчас ты не один, — буркнул Хонджун, не желая пререкаться с русалом, но испытывая при этом к нему плохо скрываемую неприязнь — в отличие от Юнхо, что всю дорогу пялился на Ёсана с глуповато-восхищенной очарованностью. — Что это вообще за место? Какой-то остров, которого нет на карте? — На карте он есть, если я верно понял ваши закорючки, — дернул плечом Ёсан, снова разворачивая полуистершийся лист, и Хонджун с Юнхо склонились к нему. — Вот здесь, на пересечении этих линий. — Там раньше промысловый поселок был, сейчас заброшен, насколько я знаю, — сказал Юнхо в ответ на вопросительный взгляд Хонджуна. — Не припомню там ничего, похожего на лабораторию. — То, что не заметно глазу, может быть куда существенней того, что находится на поверхности, — загадочно ответил Ёсан, явно получавший удовольствие от смятения своих спутников. Окончательно обозленный этими недомолвками и туманными намеками Хонджун перевел глаза на Юнхо, надеясь отыскать в нем поддержку — и поперхнулся, увидев, как тот протягивает юноше небольшой, но увесистый по виду шар с кольцом на крышке. — Да прекрати ты уже! — Ох, да будет тебе, — отозвался Ёсан со вздохом, но все же пересел на другую банку. — Я всего лишь подумал, что ему стоит поделиться со мной оружием, раз уж я так великодушно согласился вас сопровождать. Разве я виноват, что он так легко ведется на мои небольшие уловки? — Почему на меня это не действует? — спросил Хонджун, опасливо глядя, как обескураженный Юнхо поспешно прячет гранату обратно. Его вопрос заметно не понравился русалу. — Привык уже, должно быть, — с неохотой сказал он немного погодя. — Я и не старался, в общем-то. При всей своей слабости люди — к моему большому сожалению — отличаются довольно высокой приспосабливаемостью, и со временем наша кровь оказывает на вас все меньшее влияние. Много времени и не нужно, впрочем — единожды попробовавший сыворотку подписывает себе смертный приговор. — Но я же еще жив, — возразил Хонджун, вспоминая Минги — и изменения, произошедшие с ним всего за несколько дней. — Значит, ты просто выносливей, чем большинство твоих сородичей, — спокойно ответил Ёсан. — Это неважно, исход будет один в любом случае. Посчитав, что разговор исчерпал себя, русал отвернулся и устремил взгляд вдаль. Преодолев желание засветить веслом по бледному глумливому лицу, Хонджун сжал зубы и переключился на управление лодкой. Поднявшийся ветер гнал их одинокое суденышко вперед; покрывшиеся барашками волны суматошно толкались у бортов, разбиваясь о лодочный нос и рассыпаясь влажной ледяной пылью. Вскоре пламеневшее алым небо расчертили ломаные линии прохудившихся крыш и приземистых полуразрушенных строений — они подплыли к гряде островов, некогда бывших пристанищем для ссыльных рабочих, а теперь — заброшенных и обезлюдевших. Печально смотревшие вслед путникам дома были построены уже после Бедствия и, как и все прочие сооружения этого времени, носили на себе отпечаток одичалой и обветшалой запущенности — все те же затянутые бумагой и закрытые щербатыми ставнями окна, те же ржавые жестяные листы, подпирающие подкошенные стены, и обросшие мхом подпорки, белые от соли. Поверхность воды под хижинами была сплошь покрыта обломками и покореженной мебелью, отжившей свое; неподалеку Хонджун заметил подтопленную колыбельку из рогоза и, поежившись, отвернулся. Это место, в противоположность развалинам добедственных городов, не вызывало у него той легкой ностальгической грусти по временам, ему незнакомым: всем, что Хонджун чувствовал здесь, была смутная тревога и столь же смутное недоумение — проплывавшие мимо здания были далеки от его представлений о научных лабораториях настолько, насколько это было возможно. Следуя немногословным указаниям Ёсана, Хонджун обогнул остров и вплыл в узкую гавань, врезавшуюся в насыпь набережной углом мшистых молов. Покрытые кляксами ржавчины и ила лодочные сараи встретили их непроглядной чернотой распахнутых дверей; разбитые цепи у причалов понуро свисали вниз и тихо позвякивали, сталкиваясь на ветру. Набросив петлю троса на вывороченную швартовочную тумбу, Хонджун не без помощи Юнхо подтянул лодку к берегу. Якорь он, поколебавшись, бросать не стал — неизвестно было, насколько быстро им придется убираться отсюда, нужно было предусмотреть все пути для отступления. О том, что им придется делать, если сдерживаемую хлипким тросом лодку унесут волны или кто-нибудь еще, Хонджун думать не хотел. — Куда теперь? — спросил он, выбравшись на берег и поплотнее закутавшись в куртку от порывов морозного ветра. С приходом зимы темнеть стало быстрее, и небо, еще полчаса назад ярко горевшее, полиняло и затянулось серой марью непогоды. Взволнованное море зарябило от первых мелких капель дождя. — Теперь — туда, — Ёсан кивнул на высившиеся над берегом бетонные коробки со слепыми провалами разбитых окон; рядом, уперев в землю долговязые ноги свай, стоял погнувшийся, но по-прежнему величественный шахтный копер. — Эта лаборатория находится под землей? — Юнхо сообразил скорее Хонджуна, и тут же принялся с деловитым видом копаться в рюкзаке, доставая оттуда снаряжение и оружие, что по прикидкам рыболова никак не могло уместиться в небольшой холщовой сумочке сержанта. Приоткрыв рот, он растерянно перевел взгляд на Ёсана. — Что значит — под землей? Там же море? — Ну ископаемые добывать же как-то надо, они ж никуда не делись после Бедствия, — ответил, выпрямившись, Юнхо, после того как русал проигнорировал вопрос Хонджуна. — Здесь были шахты по добыче каменного угля, потом закрыли — не то с финансами совсем туго стало, не то запасы иссякли. Но они все еще здесь, уходят под морское дно метров на триста, кажется; штреки большие, укрепленные, техники тут тоже полно было, правда, сейчас уже разграбили все, наверное. Если нужно просторное место, скрытое от лишних глаз, лучше не найти. Да у нас ведь тоже часть острова под воду уходит, забыл? — Одно дело — несколько зданий, а то целая шахта, — неопределенно пробормотал Хонджун и махнул рукой, не закончив: ему не хотелось выдавать страх, охвативший его при осознании того, что в самое ближайшее время ему придется спускаться под тяжелую и темную океанскую толщу. Насколько крепки стены шахтных выработок? Вряд ли способный ориентироваться в темных безвоздушных пещерах русал станет посвящать их в такие детали. Ладно, никакого иного выхода, кроме как положиться на его честность, у них не было. Забросив на плечо лямку протянутого Юнхо рюкзака, Хонджун уныло поплелся за своими спутниками к строению каменноугольной шахты. Следуя по пятам за Ёсаном, который и впрямь лавировал меж домов с удивительной проворностью, они добрались до длинного барака с осыпавшимися к морю стенами. Устье штольни, почти полностью заваленное камнем и песком, обнаружилось здесь же; лежавшие неподалеку покореженные остатки гигантских лопастей свидетельствовали о том, что когда-то давно этот тоннель служил для вентиляции шахты. Сейчас здесь царили разруха и запустение. Хонджун заглянул в штольню, и в лицо ему пахнуло сырой затхлостью. У самого выхода на поверхность он заметил врезанные в стену железные скобы, складывавшиеся в небольшую лесенку; дно выработки тонуло во тьме, едва разгоняемой зажженным Юнхо фонариком. Будто рот старика со сточенными зубами, подумалось вдруг ему. Хонджун представил, как он ставит ногу на скобу — и затаившаяся в ожидании чернота устремляется вверх, готовая сожрать и поглотить плоть человека, столь опрометчиво ступившего в ее владения. — Так, — Юнхо закрепил фонарик на груди и перекинул ногу через каменную насыпь. — Я первый. Ёсан идет за мной, Хонджун последний. Если что-то пойдет не так… если я замечу что-то подозрительное — я дам знак, и вы уберетесь отсюда тем же путем сию же секунду. Все ясно? — Яснее некуда, — отозвался Хонджун, тоже зажигая врученный сержантом фонарь и думая о том, что ни один знак не заставит его оставить намерение вызволить Сонхва любой ценой. Было ли это намерение искренним, или же оно было порождено зависимостью от наркотика в крови юноши — не все ли равно? Исход, как справедливо сказал Ёсан, один; с большой долей вероятности живым отсюда Хонджун не выберется в любом случае. Что ж, по крайней мере, он погибнет ради благой цели. Прожить жизнь не напрасно, совершить напоследок нечто стоящее и весомое — не об этом ли он всегда мечтал? И не к этому ли вели его годы беспутной юности, проведенной в бесплодных скитаниях и лишь теперь приведшей Хонджуна к чувству искренней и безраздельной преданности? Преданности Сонхва, преданности своим ценностям и идеалам, давно похороненным под грязью повседневности — преданности обещанию вернуться. Дождавшись, когда макушка Ёсана растворится в вязком мраке, Хонджун перебрался через камни и нащупал ногой первую скобу. Он думал о Сонхва, что ждал его внизу. Огибавшие зарешеченный ствол шахты узкие ходки едва позволяли взрослому человеку пройти, и после нескольких минут спуска тревога Хонджуна несколько отступила, уступив место более насущным заботам. Теперь ему приходилось прилагать все усилия для того, чтобы протиснуться в тесный лаз, не оступившись при этом с шаткой скобы, и зажатый между стеной и его грудью фонарик был в этом довольно слабым подспорьем. Несколько раз полы куртки цеплялись за прутья решетки, что окружала путников тюремной клеткой, и чудом удерживавший равновесие Хонджун на ватных конечностях полз обратно, вызволяя себя из цепкой хватки. Где-то внизу, топая тяжелыми ботинками по скобам, пыхтел Юнхо, чьи габариты сыграли с ним здесь злую шутку; миниатюрный и изящный Ёсан бесшумно спускался следом, чувствуя себя, по всей видимости, вполне свободно и непринужденно. Наконец они достигли конца лестницы, что представлял собой крошечный пятачок площадки перед закрытым обломанными досками проходом в штрек. Едва не застонавший от облегчения Хонджун вжался в противоположную стену, разминая дрожащие ноги и позволяя Юнхо пристально изучить новую лазейку. Тот, не мудрствуя лукаво, решительно ухватился за одну из досок, намереваясь окончательно выломать ее из прохода, но качнувший головой Ёсан молча оттеснил сержанта в сторону и нажал на неприметную планку позади. С приглушенным скрипом доски отогнулись наружу, и путники беспрепятственно прошли в широкое ответвление шахты. В длинном штреке, покрытом похрустывающей под ногами кирпичной пылью, было куда просторнее, чем в ходках, и теперь они могли идти без промедления. Здесь не было ничего, кроме обломков рельс и обрывков укреплявшей стены сетки; изредка им встречались болотистые лужицы ила, темными сгустками сползавшие с покатого потолка. Приложив ладонь к отсыревшему бетону, Хонджун ощутил отдаленное гудение. Закованные в проволоку лампы штрека были потушены, и тонкие лучи фонариков тонули в густой темноте, обступавшей их со всех сторон и клубившейся вдали. Должно быть, сейчас над ними было несколько тонн океанской воды — подумав об этом, Хонджун нервно оттянул ворот футболки, давая затхлому воздуху пройти в сжавшиеся вдруг легкие. Спустя несколько минут пути бледный свет фонариков выхватил из тьмы очертания железной двери с небольшим окошком сверху. Заглянувший в него Юнхо кивнул своим спутникам и осторожно провернул ручку.

***

Обстановка в новом коридоре была совершенно иной, словно они, пройдя через дверь, очутились в другом измерении. Бугристые стены шахты сменились тускло поблескивавшей в свете люминесцентных ламп краской блекло-голубого цвета; исчезла каменная крошка на полу — теперь они шли по растресканной, но чистой плитке, оповещавшей о каждом их шаге гулким эхом. Здесь, в пустынных коридорах без дверей и закоулков, они были как на ладони, и шедший впереди Юнхо то и дело останавливался, прижимаясь к стенам у поворотов и прикладывая палец к губам. Замыкавший процессию Хонджун почти не смотрел вперед, с головой уйдя в свои мысли. Несмотря на то, что это помещение было для него в новинку, он не мог избавиться от сильнейшего чувства дежавю, и по мере их дальнейшего продвижения вглубь лаборатории чувство это только усиливалось, сдавливая виски узнаванием. Он знал все это, видел прежде — и облупленную краску, и зеленую больничную плитку, и холодное свечение ламп, превращавших лица в мертвенно-белые маски, — но как место из его снов могло оказаться настоящим? И бодрствовал ли он сейчас, или же все это было лишь одним из множества его кошмаров? Хонджун незаметно ущипнул себя за запястье, но не ощутил ничего, кроме тянущей боли. — Сюда, — тихий шепот Юнхо вырвал рыболова из его раздумий. Подняв глаза, он обнаружил, что сержант стоит у потертой дверцы, за которой находилась комнатка с высокими металлическими шкафчиками. Поняв задумку Юнхо, Хонджун без лишних слов проскользнул в раздевалку вслед за Ёсаном. Обследовав несколько запертых шкафчиков, они наконец наткнулись на открытый и незамедлительно облачились в длинные белые халаты с вышитыми на нагрудных кармашках именами сотрудников. Ёсан надевал одежду своих тюремщиков с заметным отвращением на лице, неловко путаясь в рукавах и стесненно одергивая полы — русал явно не был привычен к человеческому одеянию. Юнхо также не спешил, пристально оглядывая халаты и о чем-то крепко размышляя. — Смотри, — он тронул Хонджуна за руку, обращая его внимание на одно из вышитых имен. — И здесь тоже. Ничего не кажется знакомым? — Что именно? — растерянно ответил Хонджун, которому знакомым тут казалось все. Юнхо отвернул лацкан его халата, проходя пальцем по нагрудному кармашку. — Помнишь, я тебе показывал дела об исчезновениях? — Это их имена? — догадался Хонджун, тоже рассматривая надпись на своем халате. — Может, просто совпадение. — Может, — с сомнением согласился Юнхо, застегивая пуговицы и перекладывая оружие из рюкзака в набедренную барсетку. — Ладно. Тащить с собой все это нельзя, так что берите все, что можем унести. Это тебе, — он вручил Хонджуну две неожиданно тяжелые для своего размера гранаты, и тот осторожно принял их в ладони, осязая кожей замершую внутри них опасность. — Ёсан, ты возьми… — Не надо, — оборвал его русал. — Мое оружие — моя собственная сила. Не убежденный его словами Юнхо все же не стал спорить и, кивнув, защелкнул поясную кобуру с пистолетом. Одевшись и собравшись окончательно, они вышли из раздевалки наружу. Дальнейший путь указывал им Ёсан, что ступал босыми ногами по полу с беззвучной грацией хищника, крадущегося к жертве; Юнхо и Хонджун неотступно шли за ним, обмениваясь тревожными взглядами. С каждым новым шагом Хонджун все глубже проваливался в мир своих ночных кошмаров, обернувшихся явью, и негромкие переговоры русала с сержантом доносились до него как через дымку, заглушаемые треском ламп и далеким гулом лабораторного оборудования. Ему не нужно было вслушиваться в указания Ёсана — нужная дорога вела его сама, петляя меж знакомых до боли коридоров. Незаметно для себя Хонджун ускорился, оставляя позади пытавшихся окликнуть его спутников. Вперед, еще вперед, до двери с желтыми оградительными полосками… теперь налево, до плитки с овальным пятном в уголке… снова вперед, вверх по стальной лесенке, и опять — влево… Еще поворот, еще совсем немного — и он встанет перед высокими дверями с голубым свечением в занавешенным окошках. Аквариумный зал. Когда двустворчатые двери и в самом деле выросли перед ним, Хонджун не удивился — нестерпимая тяга влекла его все дальше, арканом ведя по коридору, где он — рыболов знал это теперь — ходил когда-то давно несмышленым ребенком, чьи болезненные воспоминания превратились со временем в не менее болезненный сон, лишь изредка напоминавший о себе тяжкими ночами. Сейчас сон стал реальностью, сейчас то, что так манило к себе в грезах, ждало его по-настоящему в видневшемся за дверьми зале, Сонхва ждал его в этом зале — и Хонджун, не дожидаясь Юнхо и Ёсана, решительно толкнул створку. В огромном помещении с выступом рубки управления на втором этаже лампы не горели — источником света здесь служили исполинские аквариумы из толстого стекла. Испуская призрачное голубое мерцание, они заполняли зал бесчисленными рядами, и сквозь прозрачную преграду виднелись внутри человеческие тела, нагие и неподвижные, застывшие в невесомости светящегося раствора. На их шеях темнели прорези жабр. Вглядываясь в спокойные безучастные лица, Хонджун быстро зашагал вглубь зала, следуя незримой нити, связывавшей его с Сонхва. Сонхва оказался почти в середине зала, запертый в наполненном до краев аквариуме, и Хонджун жадно приник к стеклу, пытаясь уловить хотя бы намек на движение. Бледный и безжизненный, он парил в нескольких метрах от земли, и оплетавшие запястья широкие плавники медленно колыхались полупрозрачными черными лентами. От груди русала с несколькими парами добавившихся жабр под ребрами шли провода подсоединенных к коже датчиков; бедра юноши переходили в покрытый чешуей и перистыми плавниками длинный хвост, величественными кольцами увивавшийся за стеклом. Сонхва был прекрасен — и Сонхва был неестественно недвижен. Жаль, что это происходит, когда тебе больно и страшно. Я бы хотел увидеть тебя таким. — Сонхва, — прошептал Хонджун, ударяя ладонью по стеклу. Юноша не высказал никаких признаков жизни. — Сонхва, ты слышишь меня? Сонхва! Круживший в аквариуме русал оставался безмолвным. Окруженный нимбом из угольно-черных плавников, он казался бесплотным призраком, и Хонджун задохнулся от почти физической потребности немедленно коснуться возлюбленного, удостоверяясь в его реальности. Спотыкаясь, он обежал аквариум, надеясь найти лаз внутрь, снова ударил кулаком по стеклу, еще и еще — безрезультатно. Сонхва был по-прежнему глух к мольбам Хонджуна, и у того упало сердце. — Сонхва, пожалуйста, — жалобно позвал он, беспорядочно шлепая по твердой поверхности аквариума. — Пожалуйста, ты ведь не… Ты же не можешь быть… — Он еще жив. Вздрогнув от разнесшегося по залу голоса, Хонджун обернулся. В подсвеченном сиянием аквариумов полумраке он не мог разглядеть ничего, что дало бы ему информацию о нахождении неожиданного собеседника — и все же он был здесь, приближался к Хонджуну неспешными негромкими шагами, эхом отдававшимися от высоких стен. Несколько секунд затаивший дыхание Хонджун вслушивался в звук шагов, перекрываемый стуком его собственного сердца, а затем за аквариумом Сонхва мелькнула и остановилась тень. — Просто невероятно, правда? — Хонджун осторожно обошел аквариум. Мужчина в белом халате стоял к нему спиной, сцепив руки в замок и задумчиво разглядывая парившего за стеклом русала. — Их уникальные стволовые клетки дают им способность не только к регенерации повреждений, но и к полной самопроизвольной трансформации тела, приспосабливая их к условиям меняющейся среды. А их сила и скорость, с которой не может сравниться ни один человек? Даже спустя годы исследований мы можем лишь догадываться о потрясающем потенциале этих созданий. Вздохнув, он обернулся, и Хонджун попятился назад, глядя на освещенное голубым округлое лицо мужчины. — Чонхо, — тихо проговорил он, вспоминая маленький прямоугольник фотографии в папке с делом об исчезновении. Чонхо склонил темноволосую голову. — Здравствуй, Хонджун.