Tragedy (18+)

… Че не удивляется тому, что в друзьях у одногруппников водятся ребята постарше, но контактировать с ними оказывает неприятно. Порче здесь как мимо проходящий человек — молчит, практически ни на что не реагирует, проворачивая в руках стакан с любезно купленным напитком одним из старших. Че так и не мог определить, что за чертовщина там намешана, потому что вкус совершенно терпкий и противный. Спустя полстакана ему медленно становится нехорошо. Порче обводит ребят взглядом и нервно облизывает губы, почувствовав тяжесть в груди.       — А у тебя что, Порче? — чужой голос врывается в ухо. Че тяжело сглатывает и поворачивает голову к парню.       — Что?       — Ты работал над проектом вместе с ребятами или отдельно? Порче смаргивает с глаз мутноту и прикладывает ладошку ко лбу.       — Нет, мы работали вместе. Я сдал свою часть вовремя… — говорит, чтобы говорить. Сам не понимает, зачем такие подробности, но пока слова строятся в предложение, он собирается этим воспользоваться и обрести адекватность. Если его рассудок останется без проблесков, он сейчас же свалится без сознания.       — Тебе плохо? — чужая ладонь опускается на его пояс, притягивая ближе к себе.       — Нет. Я в порядке, — отталкивает от себя ладонь и встаёт с места. Желудок протестующе скручивается. Порче бросает в пот и сердце сбивается с ритма, начиная усиленно качать кровь. Че с большим трудом отодвигает стул от стола и двигается к туалету. Ему кажется, что его сейчас вырвет, потому что комбинация симптомов действует на него крайней губительно. Подросток с трудом добирается до двери и останавливается. Плохое предчувствие заставляет его обернуться назад и захватить чужой напряженный взгляд, прожигающий его спину. «Это не хорошо», — слова с трудом формируются в предложения. Он отворачивается от столика и случайно обращает внимание на бармена: чужой взгляд не должен быть таким внимательным и цепким. Че поджимает губу, сдавливая подкативший приступ тошноты. Он не знает, что ему делать, потому что телефон остался в курточке, которая висит на спинке стула.       — Помочь? — всё-таки спрашивает бармен, подойдя к самому краю. Слюна во рту настолько вязкая, что становится дурно. Порче закрывает глаза, умоляя себя устоять на ногах, но устойчивость как будто пытается отобрать у него последние силы. Че хватает лишь на несколько коротких быстрых кивков, а умоляющий взгляд ставит точку в решении вопроса.       — Я выведу тебя на улицу, Нонг. Чужие руки кажутся опасными, но сил думать об этом просто не остаётся. Туман заволакивает сознание, и тело становится ватным. Порче спотыкается на выходе и больше не может удерживать себя на ногах, повисая в чужих руках. Тело горит. Он оттягивает горловину футболки и тяжело выдыхает, когда его укладывают на лавку.       — Передай господину, что мы у чёрного хода, — слышится чужой голос. Перед глазами словно пелена. Че кажется, что он где-то витает. Сознание возвращается к нему вспышками: он видит обеспокоенного парня, затем в глаза светят чем-то ярким и он пытается отвернуться, затем его тела касаются чужие руки, пытаясь заставить сесть.       — …Че, Порче, посмотри на меня, — настойчиво протягивает знакомый голос. «Я смотрю», — хочется сказать, — «но я ни черта не вижу».       — Вас сопроводить до дома, Кхун’К… Голова протестующе бушует, когда его резко поднимают в воздух.       — Открой мне заднюю дверь, — обрывает голос, — и задержи этого ублюдка. Че чувствует себя куклой. Для него не существует этого мира, пока туман застилает глаза, сердце пытается пробить грудную клетку, а тело пышет жаром. Слышится громкий стук, начинает вибрировать поверхность, на которой он лежит, и всё окончательно смазывается под чужое: «Убью мразь». В следующий раз, когда Порче открывает глаза, над ним нависает знакомый потолок особняка, тело уставшее, голова кристально чистая, практически пустая. На тумбочке лежит его телефон, на стуле висит куртка, в мыслях ни одного воспоминания после осознания того, что ему становится плохо. Его чем-то опоили?! Что-то сделали с ним?! Почему… Стук в дверь. В комнату заглядывает незнакомый охранник, который вносит поднос с завтраком и каким-то таблетками на небольшом подносе.       — Приятного аппетита, Кхун’Порче. В случае, если Вам понадобится помощь, Вы можете позвать меня или выглянуть в коридор. Сегодня я весь день стою у Вашей двери.       — Зачем? — еле выговаривает он, мечась между паникой, отвращением и ужасом.       — Приказ, Кхун’Порче.       — Чей? Парень кланяется и отходит к двери со словами «Прошу меня простить». На подносе лежит свёрнутый лист бумаги. Че с трудом приподнимается на локтях и оттягивает себя к изголовью кровати, хмурясь от вялости в теле. Пальцы тянутся к листу, внутри всё инстинктивно сжимается, когда он замечает знакомый почерк. «После завтрака усталость постепенно сойдёт на нет. Завтра утром тебе станет лучше. Будь внимательнее, когда принимаешь напиток из чужих рук» Слезы наворачиваются на глаза.       — Ты же сказал, что я за всё буду отвечать сам, — шепчет парень, накрывая рот ладонью, чтобы не сорваться. Ким. Больше некому. Вряд ли бы кто-то узнал… … С тех пор, как Порш полностью осознаёт его состояние, их отношения начинают трещать по швам. Порче изо всех сил пытается понять, что происходит, но… для начала нужно остановить самого себя, а сделать это оказывается слишком трудно.       — И ты хочешь сказать, что с тобой всё в порядке? — тихо вопрошает брат, присаживаясь перед ним. Порче прижимает к груди руки и качается вперед-назад, пытаясь проглотить рыдания.       — Я в порядке, — едва выговаривает он, умоляя себя заткнуться. Слёзы продолжают течь из глаз, он практически ничего не видит и отказывается смотреть на Порша. Он не хотел всего этого. Не хотел, чтобы брат начал заботиться о нём! Злость поднимается к горлу. — Я в порядке, в порядке! — восклицает, злясь.       — Но я же видел…       — Ты не имел права! — всхлипывает Че, зажмуриваясь, качая головой. — Ты не должен был! Ты не мог. Не мог, Порш, пожалуйста.       — Че, — вздыхает тот, укладывая ладони на его колени. — Родной, я смогу помочь тебе, но мне нужно понять, с чем я должен бороться. Подросток качает головой, держа глаза закрытыми. Брат засунул его в свою комнату под камеры и заставил людей наблюдать за его долгими истериками и вспышками психоза! Как он мог так поступить с ним? Как он мог позволить чужим людям наблюдать за ним? Как он мог додуматься до такого?! Грудь разрывается от рыданий, которые он пытается притупить с помощью дыхания. Он заставляет себя делать глубокие вдохи, нажимая руками на грудную клетку. Он вычитал этот способ в интернете: помимо физического перенаправления чувств на иные раздражители, в статье предлагали оказать дополнительное давление на тело. Порче не хватало сил, чтобы сдавить себя так сильно, как требовалось, но покачивания вперед-назад и контроль дыхания постепенно опустошал его. Складывалось ощущение, что бесконтрольный поток всхлипов и плача выливается из него, как из кувшина. Представляя всё это, ему становилось лучше. Прямо сейчас он с трудом понимал, что именно произошло, но стоило ему открыть глаза, как воспоминания вгрызлись в сознание вновь.       — Кхун’Порш, пришли бумаги на…       — Я тебя звал, Чан?       — Нет, но…       — Тогда пошёл нахрен отсюда. Закрой эту ебаную дверь с той стороны, большое спасибо, — прошипел Порш, прошив помощника взглядом. Че свёл взгляд к охраннику и сжал губы. Тот быстро обвёл его взглядом и низко поклонился, в поклоне отходя в проём двери. Порче слишком поздно понял, что не стоило поднимать взгляд: Ким стоял в коридоре и смотрел на него таким тяжелым взглядом, что подросток перестал качаться. Замер, застыл, утыкаясь взглядом в человека, которому стыдно и страшно показываться таким на глаза. Дверь закрылась с тихим щелчком, а он никак не мог отвести от неё бешеного взгляда.       — Порче? Что случилось, малой? Че сильно сжал губы и зажмурился, опуская голову. С силой возобновив колебания вперед-назад, он жмурился, едва удерживая завывания.       — Что такое, малыш? Что? Что тебя задело? Порче заплакал. Сжимая челюсть, он всё быстрее пытался качаться на кровати, начиная бить себя по груди ладонями. Методично и неаккуратно, но с надеждой на то, что ему вот-вот станет лучше.       — Порче! Подросток покачал головой и заплакал в голос, поднимая руки к голове. Пальцы резко влезли в копну волос, и он снова закачал головой, словно пытаясь вытрясти из неё чувства и мысли.       — Он не должен был…       — Кто не должен? — Порш сжал его запястья, отнимая от головы. Ладони сильно сдавили щёки, удерживая его на месте. — Что такое, Че?       — Видеть меня. Не должен был. Не должен, Порш. Почему ты разрешил ему увидеть меня?       — О ком ты говоришь? Чан? Ким? — сконфужено вопросил он. Че замычал, вцепляясь пальцами в руки брата. — Давай, поговори со мной. Мы уже начали разговаривать, позволь мне узнать хоть что-нибудь.       — Стыдно. Мне так стыдно. Я не хочу. Я больше ничего не хочу, — завыл парень, царапая чужие руки. — Пожалуйста, останови это. Останови этот кошмар, хиа. Пожалуйста. Пожалуйста.       — Расскажи мне, — доверительно шепнул Порш, наклоняя голову к себе. — Расскажи, и я остановлю. Клянусь. Я обещаю. Обещаю, малыш, — шепнул он, убедительно глядя в глаза. Порче всхлипнул, открывая рот, чтобы вывалить всё на брата, но стыд шибанул по нервам. Достаточно было вспомнить, как он спел песню Киму около дома, чтобы сгореть на месте! Каждая встреча! Каждый поход в кафе, в кино, в парк, на прогулку… Порче сжался и заревел, даже не пытаясь себя останавливать. Всё, что в последующий час узнаёт Порш, это: «пожалуйста» и оно как-то связано с Кимом. … Брата сейчас нет рядом. Он ночует с ним неделю, и это так… правильно. Несмотря на загруженность, Порш практически не оставляет его в одиночестве, и это ужасно сбивает с толку. Че начинает дёргаться от писка пришедших сообщений, отвечать на видео-звонки становится не просто психологически, но и физически трудно, в комнату постоянно кто-то стучится, принося ему еду, а если он не отвечает на СМС дольше получаса, то охрана врывается в комнату и докладывает о том, что он в порядке так, словно его в комнате нет. Че проводит их безэмоциональным взглядом и закрывает глаза, чуть сильнее натягивая одеяло на ухо. Сил, чтобы реагировать как-то ещё, просто не остаётся. Постоянные истерики делают из него бесчувственный овощ, и только под ночь, когда уставший брат приходит к нему в комнату после душа, Порче удаётся выдавить из себя улыбку и прижаться к чужому боку. В такие моменты он считает минуты до того, как что-то в его голове произойдёт, и он снова впадёт в психоз. Это неизбежно. Это давно превратилось в стабильность, разве что никто об этом не знал, но теперь рядом есть Порш. Че это убивает. Не было ни одной спокойной ночи. Ни одной, чтобы Че не заплакал. Брат научился спать чутко, поэтому как бы он не дёрнулся или несдержанно всхлипнул — на тумбочке тут же загорается светильник, и его пытаются успокоить. Напрасно. Чаще всего Порче зацикливается на мыслях о вине, жалости и ненависти.       — Мне так жаль, что тебе приходится видеть меня таким, хиа.       — Я больше не могу. Я задыхаюсь. Я больше не хочу.       — Прости, хиа, прости, что не даю тебе спать. Я знаю, ты так загружен…       — Почему всё это происходит? Почему он так поступил со мной? Зачем он спасает меня?       — Пожалуйста, останови это, останови… В каждой произнесённой фразе столько боли и мучения, что даже брат кривится, не в силах помочь обуздать разбушевавшийся внутри кошмар. … Приступы беспокойства становятся слишком сильными, чтобы их можно было просто заглушать плачем. Порче замечает насколько трудно становится брать себя под контроль, когда начинает чесаться. Возвращение в свою комнату оказывается для него удивительно травмирующим. Че сам от себя не ожидает такой реакции, но комната оказывается такой грязной!.. Эта мысль путается с осознанием того, что Порш узнал о его проблемах, затем цепляется за грязь внутри и проводит аналогию с бардаком в комнате. Удивительная штука — сознание. Всё начинается с затруднённого дыхания, которое переходит в паническое удушение. Разбросанные в приступе вещи, сбитая постель, неаккуратно лежащие вещи на столе, открытая вновь собранная сумка с одеждой на полу, школьные принадлежности… Вещи вызывают в нём такую злость, что он теряется. От мысли, что ему придётся убирать всё это, на глаза накатывают слёзы. Он не замечает, насколько неадекватен, пока в порыве уборки не останавливается напротив большого зеркала у шкафа. Ладонь так и тянется к отражению, словно пытается пощупать, ощутить самого себя. Порче с ужасом рассматривает своё перекошенное зарёванное распухшее лицо и медленно качает головой, отходя назад. Внутри всё сжимается от неприятия увиденного. Че дёргается назад и бьёт ладонью по зеркалу, опуская голову. Он не хочет смотреть на себя, не хочет запоминать себя таким и не может поверить в то, что в памяти не осталось места для прошлого себя. Каким он был? Что из себя представлял?.. Боже мой… … Иногда они просто не спят. Порш позволяет ему стянуть двуспальное одеяло к себе и сжаться у изголовья кровати в ком. От мягкого жалостливого взгляда брата хочется подавиться собой. Он не может смотреть на него долго — замыкается в себе или снова начинает плакать, пытаясь пробить затылком стену.       — Зачем ты делаешь это? — тихо спрашивает брат, крепко прижимая его к себе за плечи.       — Так лучше, — горло немного побаливает, а голос непривычно хриплый. — Всё время так много эмоций… и когда появляется боль… она отталкивает меня от себя. Я начинаю ощущать себя лучше, как будто отрезаю себя от чувств и могу ощутить реальность… Так я возвращаюсь назад, в этот мир. Так я не позволяю затянуть себя в темноту.       — Скажи мне, что тебя тревожит. Я хочу помочь тебе преодолеть это, — шепчет Порш. — Почему это происходит, Порче?       — Я не знаю, — честно отвечает он, неуверенно сжимая пальцы на чужих плечах. — Может быть, это всегда было во мне? Брат вдруг отстраняется, но Че жмётся лбом к чужому плечу, не желая смотреть в чужие глаза. Порш берет его лицо в ладони, вынуждая поднять голову, но подросток отводит взгляд, а после и вовсе закрывает глаза. Лучше избегать взгляда, чем вновь пускать слёзы. Он так устал…       — Я… упустил это? — едва слышимо спрашивает брат. — Такое уже было раньше?       — Такого не было, — чуть качнул головой Че. — Иногда плакал, когда было тяжело, но не так сильно.       — Тогда почему это состояние обострилось? — чужой голос снижается до доверительных интонаций. Всякий раз, когда Порш начинает использовать на нём этот приём, ему хочется вывернуть душу и обнажиться. — Что случилось, малыш? Глаза уже заполняются слезами, когда он поднимает взгляд на брата. Чужая нежность и ласка проскальзывает во всем, даже ладони передают чужую бережливость и аккуратность, но…       — Так много всего, — едва выговаривает Че.       — Я могу выслушать тебя. Ты можешь поделиться со мной всем. Пожалуйста, доверься мне. Че давится всхлипом и качает головой, зажмуриваясь.       — Не заставляй меня. Прошу тебя. Я не могу. Прости, прости… … На самом деле Порче ждал этого. Он знал, что в какой-то момент брат поставит его выше всего мира. Однако, Че не ожидал, что будет присутствовать при разговоре. И тем более не мечтал стать причиной откровенной ругани.       — Хочешь сказать, что мой брат менее важен, чем эти грёбаные дела, Кинн? — рявкнул брат.       — У нас сделки горят, мы не можем позволить сейчас отстраниться от дел! Я не могу оставить людей без денег и работы! Побочная семья…       — В задницу себе засунь побочную семью! Тысячу раз уже разговаривали об этом! Сделай уже одну целую семью, хватит взваливать всё дерьмо на Вегаса.       — Вегаса невозможно уговорить вернуться!       — Вернётся! Я поговорю с ними, они пойдут мне навстречу! Я не справляюсь и не хочу пытаться справляться с этим. Жизнь брата мне дороже! Кинн тяжело выдохнул и опустил голову. Через щель между дверями Порче видел, как чужие руки упёрлись в бёдра, а сам мужчина напрягся больше прежнего. Колотящееся в груди сердце было готово выскочить наружу. Порче стало откровенно плохо от того, как стремительно сдавал позиции его организм.       — Послушай, у меня тоже есть братья, и я понимаю твоё состояние.       — Да мне… всё равно, понимаешь ли ты моё состояние, — прошипел Порш, без сил падая на диван. — Мне нужно, чтобы ты понял состояние Порче, Кинн! Он же не чужой нам человек. Ты сказал, что моя родня — твоя родня, как и я готов разорваться на куски и сделать всё что угодно для твоих близких. Разве ты не видел, в каком он состоянии, Кинн? Мужчина присел рядом с братом.       — Любимый, пожалуйста…       — Кинн! — воскликнул Порш. Тот взорвался:       — Но и ты меня пойми! Я не могу отпустить тебя, Порш. Даже на неделю не могу, даже на сутки не могу! Ну пойми ты меня, наконец! В груди уже откровенно кололо. Хотелось провалиться сквозь землю. Брат не должен ругаться со своим партнёром из-за него! Не должен рушить свои отношения и жизнь только потому, что он не справляется со своей психикой. «Лучше бы меня не было! Лучше бы я не был его братом! Лучше бы я просто исчез!» Порче отступил от двери, затем снова и снова. Внутри всё болело, и он ударил себя в грудь, чтобы снизить градус моральной боли. Ему уже физически было невыносимо терпеть себя, и он сложил руки на плечах, пытаясь себя приобнять. Всхлипы срывались с губ, а от стыда за услышанное и вины за причинённый вред брату хотелось умереть. Че всхлипнул и вдруг упёрся в чужую грудь. Тело тут же дёрнулось, и желудок скрутился от паники. Он не хотел, чтобы кто-то заметил его здесь за невольным подслушиванием! Порче резко обернулся и почувствовал, что его вот-вот стошнит. Кровь резко отхлынула от лица, и он покачнулся, чувствуя, как дрожь в пальцах усилилась.       — Прекрати! — послышалось позади. Че дёрнулся, бешеным взглядом обводя холодное лицо Кима. Чужие глаза проследили путь от него до двери. Парень прикусил губу и нашёл в себе силы двинуться вперед, обходя Кима, постепенно ускоряя шаг вверх по коридору. Он не видел, что парень двинулся следом за ним. Тело не было ему подконтрольным, когда он миновал охранников и буквально ввалился в свою комнату. Стука закрывшейся двери тоже не последовало, но подросток не обратил на это внимание, бросаясь к кровати. Перед глазами всё расплывалось. Он, наконец, выпустил рыдания наружу и залез на кровать прямо в кедах, стремглав поднимая одеяло и закутываясь в него с головой. Бешеные движения, подгребавшие одеяло к себе, сделали его огромным белым комком. Порче зарыдал, начиная раскачиваться вперед-назад. Внутри всё жгло и болело. Хотелось кричать, чтобы выпустить всю эту боль, но он и так плакал в голос… Этого было недостаточно. Нужно было переключиться! Нужно было удариться, порезаться, обжечься — что угодно! Порче дёрнулся в сторону, но неожиданно осознал, что его удерживают руки. Стыд обжёг его сознание, когда он понял, что рукава у такой куртки могут быть только у одного человека, и это явно не Танкхун. Порче заскулил, но вырваться так и не смог, ощущая себя сдавленным чужими руками настолько сильно, что в какой-то момент не хватило сил набрать в грудь воздуха. Под возникшим давлением он медленно расслабился, заваливаясь влево к чужому телу. Истерика отступила, но слезы продолжали течь из глаз против его воли. Ким держал его так крепко, словно от этого зависела его жизнь.       — Спасибо, — шепнул Че, закрывая глаза. Ответа не последовало. Так даже лучше.