Я стану твоим чертовым героем

      Дверь за Чонгуком захлопывается, погружая его в ароматы кофе и свежей выпечки. В кафе он появляется ближе к вечеру, когда солнце уже садится за горизонт. Но печёт всё ещё нещадно, поэтому на нём только чёрная футболка и простые джоггеры в тон. Никаких ненужных аксессуаров, кроме купленной по пути бейсболки Nike и солнцезащитных очков.       Посетителей сегодня немного: студент с ноутбуком за столиком у окна, пожилая пара и дама, пытающаяся накормить кашей упирающегося ребенка лет пяти. Не густо, но, судя по ретро стилю, протёкшим потолкам, скрипучей музыке из автомата и обшарпанной мебели, это кафе — не самое популярное место в Сонгёндоне.       Кондиционер здесь, похоже, тоже доживает свои последние часы, разгоняя пыль и мало влияя на температуру воздуха, но даже в эту жару Чимин всё ещё остаётся в своём полосатом свитере с длинными рукавами, который сверху ещё опоясан розовым фартуком с изображением печенюшки. Наверно, поэтому его щеки уже сравнялись по цвету с беретом. Присев на корточки у столика с ребёнком, он помогает посетительнице накормить непоседливого мальчишку и отвлекает его игрой в пальчики. У пиявки они немногим больше, чем у пацана, но тот, наконец, перестает пищать и с любопытством смотрит на руки официанта, угадывая, каких животных он показывает. Чонгук хотел окрикнуть его, чтобы вернуть телефон и свалить, но решил пройти за тот же столик, где сидел вчера, и пока не отрывать пиявку от важного дела. Может чуть позже ему перепадет что-нибудь мясное.       После мальчишки Чимин принялся за заказ от пожилой пары и с усердием долбил по вмятым кнопкам кофемашины на её панели. Сняв с лица солнцезащитные очки, Чонгук наблюдал за ним со стороны. Парень весь светится, чем бы он не занимался. Светится, несмотря на капризы чужого ребёнка. Улыбается пожилой паре, что без конца по-стариковски повторяют ему одно и то же. С улыбкой ворчит на свою кофемашину, по которой даже смотрящему на это Чонгуку хочется ударить, чтобы она завелась. Так выглядят счастливые и удовлетворённые жизнью люди, не знающие проблем. Во всяком случае, статистически. Но Хёнри что-то там вещал о дерьме, которое жизнь подбросила Чимину на вентилятор. Чон иррационально чувствует себя зеркальным отражением Чимина, ведь у него самого всё ещё есть счета, которые обеспечат старость, если он до неё доживёт. Есть смазливая морда, чтобы иметь выбор. Но нет ощущения того, что он хоть на сантиметр приблизился к пониманию счастья. Не вяжется как-то, но Чонгук и не зацикливается. Просто смотрит задумчиво.       Пока не понимает, что Чимин так же смотрит на него в ответ. И улыбается ещё ярче.       — Пришёл, — ласково произносит официант, полируя бумажным полотенцем стакан. — Перекусить хочешь? — ждёт за стойкой, пока сложивший руки на столе Чонгук кивнет в ответ. — Подожди минуту, сейчас сварю тебе кофе. Двойной эспрессо без сахара, да? И пирожки с сиропом?       Боксёр неуклюже кивает ещё раз, испытывая что-то вроде неловкости. Ему не предложили мяса, потому что Чимин, наверняка, не думает, что он так и не поел за весь день, но ещё ни один сеульский ресторан, в котором он оставлял неприличную сумму чаевых, не обслуживал его с таким рвением, как улыбчивый официант убыточного кафе.       — Повар уже ушёл, потому что посетителей немного, а других, скорее всего, уже не будет, так что я сам испёк, — спустя время важно произносит блондин, снимая с подноса тарелку с облитыми сиропом пирожками, и сам садится напротив.       — Угум, — благодарно мычит голодный Чонгук, не особо вслушиваясь в его слова, потому что отвлёкся на потрясающий запах еды.       — Делал из заготовленного с утра теста вообще-то, но ты попробуй, это правда вкусно, — подталкивает к нему ароматные пирожки. — Я сам нечасто у плиты, но сегодня добавил в сироп секретный ингредиент, — с улыбкой переносит с подноса на стол ещё одну чашку покрытого разноцветным зефиром какао. Для себя.       Чонгук не спрашивает, с чего пиявка взял, что ему необходима его компания, и что это за секретный ингредиент. Если этот Спанч Боб не плюнул в его еду, как для него лично сделали бы в половине коферумов Сеула, то уже нормально. Да и Чимин долго ведь не выдержит, сам расскажет.       — Помимо яблок тут имбирь, мёд и корица, только тс-с, — заговорщицки шепчет, подставив короткий палец к губам. — Это и правда секрет. В яблочной карамели совсем нет сахара, формально, это даже не карамель, а обжаренный мёд. Меня этому один друг научил.       Такую «карамель без карамели» готовил для него Мунсик. Нечасто, потому что он не большой любитель сладостей, но этот вкус боксёр помнит до сих пор. Чонгуку хочется надавить себе на грудь, чтобы разрастающееся чувство дежавю и ненужной тоски исчезло.       — Не обожгись, кофе ещё горячий, — машинально говорит Чимин, проявляя непривычную для боксёра заботу, и, сложив губы трубочкой, сам дует на свой какао с воздушной пенкой и зефиром.       Чонгук снова смотрит на его розовый рот со следами сладкого напитка над верхней губой, разглядывая его уже открыто и откровенно.       — Ты забыл. Утром, — боксёр хрипло откашливается, достав из кармана спортивок чужой телефон со спутанным мотком наушников, и кладёт гаджет на стол. Он давно ни с кем не разговаривал, поэтому его голос звучит как скрип проржавевших колёс. Неловко.       — О, а я подумал, что потерял. Спасибо тебе! — восторженно восклицает Пак, растекаясь в широкой улыбке, от которой его розовые от духоты щёки округляются, и глаза снова сужаются до полумесяцев.       Чонгук впервые чувствует себя смущенным. Какого чёрта этот парень ведёт себя так, будто он достал для него звезду с неба? Обычно люди не ценят доброту или что-то вроде неё. Тем более, не светятся так из-за каких-то мелочей.       — Намджун-хён вечно ругает меня за то, что я не устанавливаю пароли. Это не первый раз, когда я забываю телефон.       Чонгук не знает, кто такой Намджун и насколько он важен для Чимина, раз тот говорит о нём уже не первый раз, но ему, на самом деле, нужно лучше заботиться о своих личных данных.       — Кстати, ты ведь не открывал его или что-то такое? — Чимин морщит смешной нос с веснушками, будто пытается натянуть на себя суровый вид «плохого копа», но Чонгук не слышит в его голосе ни подозрения, ни осуждения и мотает головой в сторону.       Возможно, он просто шутит. А если нет, то ещё один иск за домогательство уже в принципе его жизнь не изменит.       — О, ты слушал мою музыку? — включив экран смартфона, Чимин видит открытый плейлист, но не проявляет из-за этого особого беспокойства. — И как тебе? Слышал новый трек Чон Хосока? Офигенный, да?       Чонгук думает, что этому парню с пропеллером вместо рта для радости подойдёт любой повод: новый трек любимого исполнителя, холодный дождь с грязными лужами, набор маркеров для рисования на кедах или тот факт, что незнакомец не слишком детально рылся в его телефоне. Но вместо этого подвисает на измазанных в какао губах и просто соглашается.       — Офигенный, — спокойно кивает Чон, ничуть не кривя душой.       — Ты точно больше ничего не смотрел в моём телефоне? Социальные сети там или фото разные например? — лукаво щурит глаза Чимин.       — Нет, — отвечает сухо.       — Уверен?       Чонгук молчит, ожидая претензии. Он же прославленный насильник и почти убийца. А значит, ещё и сталкер, заодно какой-нибудь маньяк, ну или чего там ему ещё приписали. Неважно, что этот парень себе уже придумал. Он просто выпьет свой грёбаный кофе и свалит к чёртовой матери из этой дыры.       — Ну значит ты не видел моих косплей-фото, — взяв одноразовые палочки для еды, что принёс вместе с пирожками, Чимин снимает с них бумажную упаковку.       Чонгуку показалось, что парня немного расстроило то, что он не проявил интерес к его фотографиям. Или нет. Он не силён в чужих эмоциях.       — Косплей — это…       — Я в курсе.       — Ладно, — легко пожимает плечами блондин. — Раньше я немного увлекался аниме. Если точнее, то чуть больше, чем немного. И, возможно, у меня в телефоне есть то, что тебе видеть не стоит. Иначе мне пришлось бы тебя убить, — тихо смеётся, видя на лице боксера полнейшее непонимание.       Чонгук смотрит на протянутые для него палочки в руках официанта и не спешит их забрать. Болтливость Чимина не помогает ему в сохранении своих секретов.       — Да шучу я, расслабься. Ты просто слишком напряжён, — смеётся Чимин и тут же становится серьёзным. — Но если ты не оставишь положительный отзыв нашему кафе за пирожки, что я лично для тебя приготовил… — проводит угрожающе палочками по воздуху в районе своего горла.       Сжав губы, Чонгук борется с желанием закатить глаза третий раз в жизни. Ещё немного, и он накачает глазные яблоки с этим весельчаком.       — Хорошо, я тебе верю. Кушай, — отдаёт ему палочки официант. — Кстати, я тоже решил бегать по утрам, — обнимает пузатую кружку двумя ладонями. — Для бодрости, силы духа там и всё такое. Только давай завтра пораньше выйдем, ладно? — отпивает свое какао, фыркая пеной. — Ну, чтобы остановок побольше сделать. Мне пока трудно будет успевать, но потом я подстроюсь под твой ритм, обещаю.       Чимин ведёт себя так, будто они давно знакомы, и это обезоруживает боксёра, от общения с которым отказались даже те, кого он когда-то считал близкими людьми. Чон равнодушно пожимает плечами, уверенный, что завтра пиявка просто забудет о своих планах на него, или сделает вид, что забыл. Что, в общем-то, не имеет значения.       — Без разницы, — цепляет рисовый пирог между палочек Чонгук и откусывает большую его часть.       Богмой. Боксёр готов был вслух простонать от нежного вкуса. Эти рисовые булочки только что унизили все существующие блюда мишленовских ресторанов. Во рту растекается сироп, а на душе такое же густое и сладкое тепло. Как в грёбаном детстве.       — Спасибо тебе, — глядя на то, как Чонгук ест, тихо повторяет Чимин.       Чон бы сказал, что он вернул его телефон не из природного альтруизма, а скорее потому, что ему нечем было заняться, но решил промолчать. Пиявка слишком эмоционально воспринимает это простое событие, будто благодаря его не за какую-то мелочь, а за сам факт существования. Это чертовски неловко.       — Забей, — отвечает он глухо из-за набитого рта. И не поднимает глаз от тарелки, когда слышит, как официант шмыгает носом.       — У тебя есть планы на субботний вечер? — спрашивает Чимин, протягивая ему бумажную салфетку и выдёргивая из объятий гастрономического рая.       Чонгук бы поперхнулся, если бы пирог не оказался настолько вкусным, что риск выплюнуть его был важнее возможности задохнуться. Пиявка на самом деле хочет провести вечер с ним или что вообще происходит?       — Нет, — отвечает сухо, взяв протянутую салфетку и стерев сироп с губ.       — Здорово, — радуется Чимин, вылавливая ложечкой зефир из почти опустевшей чашки и облизывая её слишком тщательно. Прищурившись, Чонгук смотрит, как его язык медленно ползёт по хромированной стали и заставляет себя снова опустить взгляд на тарелку. — Я обещал одному другу помыть и выгулять его пёселя. Хочешь со мной?       — Нет, — отвечает без раздумий.        В интонации Чонгука как обычно отсутствуют какие либо эмоции, но слова прозвучали резче, чем он планировал.       — Ясненько, — вздыхает Чимин. — Вообще-то я просто так спросил. Хотя ты мог бы сказать что-то вроде «прости, Чимина, я о-о-очень сильно хотел помыть с тобой одну собаку, постирать её матрасик, подстричь когти и вычесать из шерсти этого гиперактивного пёселя всех мелких букашек, но у меня есть кое-какие планы, например «Нетфликс энд чил», типа провести день у телевизора и ничего не делать. Мне та-а-ак жаль», — цокнув пухлыми губами, отчитывает его официант.       Этот знаток выученного по сериалу английского вообще в курсе значения фразы «Нетфликс энд чил»? По его наивному взгляду очень похоже, что нет. Хотя, Чонгука больше волнует то, что его воздержание уже на том уровне, когда он был бы не против посмотреть с ним Нетфликс или на его кота. Не так уж и важно, что он парень, но Чону лучше держать свои руки подальше от его наивной задницы.       — У меня есть планы, — врёт Чонгук, ковыряясь палочками в своей тарелке и стараясь не думать о том, насколько вкусным должен быть чёртов зефир в чёртовом какао. Чимин ест его так, что хочется заплатить ему со словами «продолжай».       — Будешь смотреть телик и сожалеть, что не поехал со мной? — уперев щёку в ладонь, эта кошачья физиономия смотрит на него с любопытством.       — Нет.       — Ничего не делать и сожалеть, что не поехал со мной?       Возможно.       — Нет.       — Валяться весь вечер в постели и сожалеть, что не поехал со мной?       Черт, именно.       — Нет.       — Ты такой зануда, — пихает Чимин себе в рот ложку зефирок, отчего его щека оттопыривается.       Чонгук не верит, что улыбается в ободок своей чашки.       — Ну, как знаешь, — допивает какао официант, подняв кружку, чтобы вытряхнуть в рот оставшийся зефир. — Тогда не жалуйся, что скучал все выходные, — звучит невнятно из-за сладкого комка на его языке. — А потом, когда тебе надоест ничего не делать, пойдёшь со мной к пёселю?       — Нет.       — Но сейчас ты ведь никуда не торопишься? — прожевав и с усилием проглотив весь зефир, упрямый официант утирает тыльной стороной ладони рот, размазывая по нему остатки какао. Он явно не планирует сдаваться.       — Нет, — сжимает Чонгук пальцы в кулак, чтобы не протянуть руку и не стереть с уголка его губ следы пены.       — Ты точно хорошо знаешь корейский? Потому что я думаю, в этом языке существуют ещё слова, кроме односложных отрицаний, знаешь? Уверен, ты мог бы их использовать, если хорошо постараешься.       Кому, как не болтливому Чимину, знать о бесконечном количестве слов, не имеющих большого смысла. Кажется, он просто не умеет молчать. В отличие от него, Чонгук всегда неразговорчив. Ему нужно время, чтобы привыкнуть к человеку и быть с ним более откровенным. Многие принимали это за проявление агрессии и не давали ему шанса. Это никогда не представляло проблему, потому что он и не стремился к большому числу знакомых, но в этот раз его молчание обусловлено не отказом говорить с пиявкой. Просто захотелось его немного подразнить, и Чонгук пожимает плечами, продолжая жевать свой рисовый пирожок.       — Ладно, болтун, — улыбается лукаво Чимин, склонив голову на бок. — Можешь тогда подождать немного, пока я закрою?       Отпив кофе, Чонгук приподнимает брови. Этот парень ведь не решил, что они теперь друзья и будут тусоваться вместе, бегать по утрам в парк, спасать бездомных псов и отправлять друг другу мемы в чатах?       — Я просто провожу тебя, если ты, конечно, собираешься идти домой, а не куда-то ещё, — спешит объясниться Чимин. — Нам ведь в одну сторону. А хулиганов тут, как видишь, хватает.       Чонгук всё-таки поперхнулся, успев прикрыть рот смятой в руке салфеткой. Крохотный блондинчик в детских кедах уже просил за него Хёнри, а сейчас собирается выступить в роли личного телохранителя бывшего чемпиона смешанных единоборств. Смешно, конечно, но вроде как и немного… мило.       — Я же говорил горячее. Осторожно, — по своему расценивает его кашель официант. — Так ты подождешь?       Всё ещё кашляя в свой кулак, Чонгук кивает, готовый согласиться на что угодно, лишь бы Чимин уже ушёл сдавать свою чёртову смену и дал ему пару минут тишины.       — Отлично, — улыбается Пак, встав и похлопав его по спине. — Ты как? Принести тебе воды? — перегибается, чтобы заглянуть в его лицо.       Слишком близко.       Боксёр поднимает вверх большой палец, выкашливая «брысь уже».       — Окей. Тогда я быстро. Приготовлю для нас в дорогу латте со льдом и свободен. Только домой пойдём пешком, ладно? Сегодня просто дождь обещали, а вечер такой хороший, — смотрит на лежащие на столе солнцезащитные очки Чонгука и зачем-то добавляет. — Солнечный. Наверное, синоптики ошиблись с прогнозом. Ошибаться ведь нормально.       Чимин шустро возвращается за стойку, пока Чонгук провожает его взглядом. И пытаясь не опустить его ниже пояса пиявки.       Не ведающий этого Чимин спрашивает по пути у пожилой пары о здоровье, и пообещав, что в следующий раз приготовит для них особенные онигири, заводит кофемашину, уговаривая её включиться.       Вернувшись к своей еде, Чонгук уже без энтузиазма ковыряет палочками в тарелке с рисовыми пирожками, продолжая глупо улыбаться. Стоп. Улыбаться? Боксёр прикасается ладонью к лицу, проведя пальцами по скуле с трёхдневной щетиной. Черт, да. Он улыбается. И всё ещё не может привести губы в привычное хмурое состояние, пока не ловит на себе любопытный взгляд пожилой пары. Старушка что-то шепчет на ухо своему мужу, не отрываясь смотря на боксёра, потом переводит ласковый взгляд на Чимина и уже громче добавляет «не думаю, что этот хмурый юноша хорошая пара для нашего мальчика, я права, Генри?». Привыкший, похоже, кивать на каждое слово своей жены, старик так и делает, продолжая меланхолично жевать лапшу. Чон бы ответил им обоим средним пальцем, но просто демонстративно натягивает на лицо очки и отворачивается к окну. То, что все тут с приветом, его уже не удивляет.       — О, нет-нет-нет… Блин! — разносится чиминов встревоженный вскрик со стороны барной стойки, когда из кофемашины раздаётся глухой хлопок, и с задней её стенки поднимается струя едкого дыма с запахом жжёной пластмассы.       Официант виновато сжимает плечи, медленно поворачиваясь с измазанным дымной сажей лицом.        — Всё… сломал… — и шмыгнув носом, всхлипывает.

***

      — А если смазать, оно войдёт?       — Не думаю.       — Тогда я подержу здесь, чтобы тебе было удобнее?       — Не нужно.       — А если зафиксировать?       — Чимин, — вздох. — Я справлюсь, — выдох.       — Ты мой герой, просто знай это! — щебечет вибрирующий от возбуждения официант, силясь не взвизгивать от восторга.       Для которого, Чонгук уверен, нет никакого повода.       — Ладно. Только не мешай, — в десятый раз повторяет боксёр, когда блондин буквально залезает ему на спину, чтобы заглянуть через мускулистое плечо и лично лицезреть процесс починки дряхлой механической рухляди.       Как так вышло, что он подписался на ремонт давно отжившей своё кофемашины, Чонгук в душе не еб… не понимает. Возможно, он сам предложил свою помощь, когда Чимин со скорбно опущенными плечами предложил вызвать для него такси, чтобы не пришлось одному идти пешком по опасным улицам. Потому что проводить боксёра он сегодня, к сожалению, уже не может, нужно дождаться ремонтника, который один на весь район, да и придёт неизвестно когда. Или это случилось, когда расстроенный до влажных глаз пиявка вытирал с лица сажу полотенцем и бубнил о том, как без кофемашины его пожилой работодатель клиентов потеряет. А у них конкуренция знаешь какая. И вообще у дядюшки кроме этого кафе ничего больше нет, он сюда и так последние накопления вложил, ещё и бариста так и не нашли, представляешь? Или Чонгук просто решил, что заняться ему всё равно нечем, а ремонтировать старый хлам, чей механизм не перегружен микросхемами, не так уж и сложно.       Неважно, как это произошло, в общем-то. Чонгук просто не смог отказать, когда Чимин просиял, узнав, что боксёр вполне в состоянии управляться с изолентой и имеет две руки, растущие не из жопы. Они закрыли кафе, дождавшись ухода последних клиентов. Той самой пожилой пары, в которой любезная старушка, уходя, посоветовала Чимину быть внимательнее со всякими проходимцами. И под тихую музыку из кряхтящих колонок и редкий мат боксера занимаются теперь ремонтом.       — Вот это, кажется, сюда нужно вставить, — тычет Чимин пальцем в торчащие проводки, и тут же сжимает руку в кулак, убрав её себе за спину, когда Чонгук тихо рыкнул. — Прости, прости. Я просто никогда не видел, что у неё внутри.       Пара окислившихся проводов и сгоревший фильтр, который заменить проще, чем два пальца обосс…       Чонгук решил это не комментировать. Аппарат действительно настолько древний, что здесь нужна хирургическая точность, чтобы не уничтожить его окончательно.       — Ты правда мне мешаешь, — цедя слова, отвечает ему Чон, потому что это так и есть.       Он на самом деле не ярый поклонник тактильного контакта с парнями, и последние его обнимашки с Котой закончились переломом двух японских шейных позвонков. Но самое необъяснимое это то, что близость Чимина, наплевавшего на понятие личного пространства его… беспокоит.       — Отодвинься.       — Ладно, ладно, — встаёт на цыпочки Чимин, чтобы лично лицезреть чудо воскрешения его драгоценного антиквариата. И сдвигается всего лишь на пару жалких сантиметров. — Не ругайся, — почти тычется носом в плечо Чонгука. — Я тихонечко постою, — обещает уже не первый раз, отрешенно шкрябая пальцем ему между лопаток.       Чонгук вздыхает, смирившись с тактильностью Чимина, игнорирует мурашки на собственном теле от щекочущих прикосновений и радуется двухминутной тишине. На большее терпения пиявки не хватает. Услышав очередной треск пластика и тихое чонгуково «ёб твою мать», официант опять прижимается к чужой спине своей грудью, тревожно выдыхая боксёру в район шеи. Чонгук чувствует аромат его мятной пасты и запах медовой карамели, которым парень пропитан насквозь.       Не хочется признавать, что именно из-за этого его руки становятся более неловкими. Поэтому боксёр, сжимает зубы и продолжает молча делать дело, никак не комментируя свои мысли.       И всё повторяется снова. Чимин вибрирует от волнения, выдыхая протяжное и тёплое «вааа» со сладко-мятным ароматом в ухо Чона. Его короткие пальцы теребят футболку на плече боксёра, и тихий голос озвучивает каждое его действие. Чонгук постигает дзен по терпению.       — Думаешь, вот этот провод сгорел, да? А, ну правильно. Его и правда стоит просто вот так выдрать, он же наверняка был лишним. Может мне…       — Нет, — рокочет Чонгук.       — Тогда давай эту штуковину подержу? Она выглядит немного странно, — тревожно покусывая костяшку согнутого указательного пальца, Чимин кивком указывает на жалобно висящую на последнем дыхании крышку фильтра.       — Нет.       — А если…       — Нет.       — Ладно, — важно кивает Пак, ощущая себя значимой частью процесса.       И, спасибо Господи, молчит ещё рекордных восемь минут.       — Готово, — тяжело выдохнув, Чонгук убирает упавшие на лицо отросшие волосы и жалея, что не собрал их в хвост. — Эта штуковина не проживёт долго, если не заменить фильтр через пару недель.       Скорее всего, через пару недель эту рухлядь придётся отвезти на свалку, но видя, как сияют глаза официанта, Чонгук не стал его расстраивать.       — Ты такой, — прижав сомкнутые в кулаки руки к груди, восторгается Чимин, преданно глядя на спасителя своей кормилицы. — Крутой, — выдыхает.       Как бы Чонгук не напускал на себя хмурый вид, ему приятно. Слышать в свой адрес что-то ещё кроме выплюнутого в лицо «ублюдок» непривычно, и он на самом деле чувствует себя смущённым. Он ведь обычный человек, может его кожа непробиваемая, но душа-то ещё живая. Чимин удивительным образом смог к ней прикоснуться своей мелкой рукой. Странное чувство, на самом деле. Солнечные лучи просачиваются сквозь окно и подсвечивают золотые крапинки в карамельных глазах официанта. Это не то, чтобы самое завораживающее зрелище, которое приходилось видеть Чонгуку, но… возможно, так и есть. Он подвисает, сжимая в руке моток изоленты. Они смотрят друг на друга несколько секунд, и, кажется, у Чонгука происходят сердечные сбои, потому что эта мышца по непонятной ему причине долбит по груди сильнее и чаще, чем обычно. А потом происходит самое странное. Чимин делает к нему неуверенный шаг, выглядя не менее смущенным и решительным одновременно. Его щеки плавно краснеют и, как в замедленной съёмке, между ними сужается пространство и время. В нос боксера ударяет сладкий аромат карамели, когда румянец Чимина буквально на глазах плавно заливает его лицо. Официант останавливается почти вплотную к нему, и Чон думает, что мог бы закрыть глаза, как взволнованная школьница перед своим первым поцелуем, но он этого не делает, настороженно следя за тем, как Чимин поднимается на цыпочки и быстро клюет его в щетинистую скулу.       — Спасибо, — опустив глаза в пол и отойдя на шаг назад, шевелит пухлыми губами официант, не видя, как потемнел взгляд боксера.       Чонгук сухо сглатывает, останавливая руку, которая против его воли готова была подняться к щеке и пощупать влажный след мягких губ. Его поцеловал парень. В благодарность. И это так же непривычно, как мысль о том, что мужской поцелуй заставил его кожу покрыться мурашками.       — Ерунда, — хрипло отвечает Чон, снова почесав пятерней затылок. Кажется, его лицо тоже полыхает. И это такой бардак, если честно. — Найдётся у тебя салфетка? — говорит он, откашлявшись.       А ещё желательно стакан чего-нибудь крепкого. Но пока хотя бы салфетку.       — Ох, конечно, — кивает Чимин, неловко улыбаясь. Румянец не сходит с его лица, и он поспешил отвернуться, чтобы скрыть это и достать упаковку влажных салфеток из ящиков стойки. — Оу, да ты весь грязный, — добавляет скорбно.       Чонгук ловит себя на мысли, что был бы совсем не против, если бы Чимин сейчас назвал его грязным парнем и предложил встать на колени.       Пиздец.       Нужно как-то срочно решить проблему воздержания, чтобы не съехать с катушек и не испугать своими бзиками мальчишку.       — Неважно, — забирает протянутую ему упаковку Чонгук, стараясь не сделать это слишком резко из-за скопившегося в теле напряжения. Стирает пот с шеи, трёт руки и, смяв, бросает салфетки в урну.       Снова повисает эта неловкая пауза. Чонгук думает, что ему пора бы проваливать. Идти в грязной футболке по улице не такая уж и проблема, и каким бы придурком он не был, Чон всё ещё в состоянии вызвать себе такси.       — Подожди, я быстро, — будто что-то вспомнив, звонко говорит Чимин и исчезает за крутящимися дверьми, отделяющими небольшую стойку от кухни.       Чонгук выдыхает, не понимая, почему чувствует себя таким идиотом. Он бы закурил прямо здесь, если бы не установленная над стойкой противопожарная система. Машинально хлопает себя по карманам спортивок, вспоминая, что у него нет с собой сигарет.       — Вот, — выходит Чимин с кухни, держа в руках яркий комок ткани. — Это может тебе подойти, — встряхнув, протягивает ему футболку цыпляче-желтого цвета с изображенной на груди Сейлор Мун.       — Ты серьёзно? — смотрит Чонгук на него скептически, и отказываясь брать в руки это дизайнерское недоразумение.       — Не нравится? — дует губы блондин, не понимая в чём проблема. — Она чистая, правда. И велика мне, так что тебе вполне может подойти.       — Это грёбаная Сейлор Мун, — рычит на него боксер и резко замолкает, подозрительно сощурившись. — Подожди… те фотографии в телефоне. Ты косплеил эту девчонку? — от этой мысли в животе Чонгука что-то переворачивается. — Чимин?       — Что? — округляет официант испуганный взгляд, и его щёки полыхают жарче, чем чёртова вулканическая лава. — Хах, конечно же я этого не… — замолкает, пожевав губы. Вздыхает. Поднимает на боксёра виноватый взгляд. И тихо добавляет. — Я бы не хотел говорить об этом сейчас.       Чонгук откашливается в кулак, пряча смешок. Этот разговор и правда стоит отложить. Не потому, что он считает девчачий косплей той вещью, которую Чимину стоит стыдиться. И не потому, что уже мысленно представил его в этом образе с галстуком в виде красного банта на его шее, завязанными в хвостики волосами и короткой юбке. А потому что Чимин сейчас выглядит так, будто больше никогда в жизни не собирается с ним разговаривать. Обиженно, смущённо и растерянно. Чертовски мило.       — Если не хочешь эту, я могу поискать что-нибудь из вещей повара, — неловко предлагает официант, потупив взгляд и сминая в руках цыплячьего цвета ткань.       — Не нужно, — Чонгук чувствует вину за то, что расстроил его из-за какой-то ерунды, и стаскивает с себя измазанную в кофе и масле футболку.       Если бы, раздеваясь, он видел, каким взглядом медленно проводит по его татуированной груди Чимин, и как из-за этого его лицо горит ещё сильнее… Чонгук бы закурил даже смотанный трубочкой чёртов чайный пакетик.       — Теперь я твой должник, — сглатывает Чимин, глядя на огромного татуированного парня с аниме девочкой, что трещит по швам на его груди. Атмосфера становится не такой напряжённой, хоть они оба чувствуют себя странно. Улыбка медленно ползёт на его губы. — Сварить тебе кофе?       На хрен кофе. Чонгук видит своё отражение в окне витрины. Огромный парень с тату, пирсингом и отросшими без стрижки волосами в почти детской одежде из секс-шопа. Ладно, вряд ли эта вещь из магазина интим-игрушек, но на нём она выглядит именно так. Да он просто влажная фантазия любого извращенца.       — Только попробуй засмеяться, клянусь… — говорит боксёр со всей строгостью едва сдерживающемуся Чимину.       — Л-ладно, — силится удержаться Пак, заикаясь от потуг не рассмеяться. Даже рот ладонью закрывает. Его щёки раздуваются, глаза расширяются и он, кажется, начинает синеть, потому что краснеть дальше просто невозможно. — Пр-прости, я… — замолкает, ведь это единственный способ не задохнуться от готовящегося вырваться изо рта смеха.       — Хрен с тобой, — сжалился над ним Чон, устало выдохнув и махнув рукой, позволяя. — Давай.       И Чимина прорывает, как по команде. Он смеётся так звонко, что музыку перекрывает и заставляет Чонгука снова почувствовать эти непрошеные дурацкие мурашки. Никакой злости на мальчишку нет. Ну выглядит он в этой футболке как обтянутый презервативом придурок. Кому на это не наплевать?       — Ты закончил? — наигранно-сухо спрашивает боксёр Чимина, которому пришлось схватиться за стойку, чтобы не упасть от хохота.       — Да, прости, — вытирает слезы с уголков глаз Пак. — Просто в этом ты такой…       — Тупица? — пожимает плечом Чонгук. Из-под жёлтого рукава, обтянувшего его предплечья, чернеют татуировки, и это настолько контрастно, что он вполне понимает пиявку, чьи ресницы всё ещё влажные от слез.       — Что? Нет! Я не это собирался сказать. Скорее ты выглядишь, как…       — Цыпочка из отдела ростовых игрушек?       — Да нет же! — снова смеётся блондин. И Чонгук понимает, что рассмешить его было неплохой идеей. — На самом деле тебе идёт. Просто улыбка Сейлор Мун ещё никогда не выглядела такой натянутой.       Изображённая на футболке мультяшная девочка растянулась на его груди настолько, что, кажется, её лицо треснет пополам, а нарисованные глаза выпадут от усилий не лопнуть. Во всяком случае, швы на его плечах уже так и сделали.       — Закрывай своё чёртово кафе. Сейчас, — командует боксёр. — Я вызову такси.       Чимин кивает, вытаскивая из-под кассового аппарата ключи от замка на входной двери. Его нижняя губа закушена, будто он хочет что-то сказать и не позволяет себе этого сделать. Зная пиявку, он сейчас прилагает для этого огромные усилия.       — Что не так? — не выдерживает Чонгук. Не то, чтобы ему стало любопытно, просто… заставлять Чимина молчать ощущается так же, как если бы он пнул на улице бездомного щенка.       — Ничего, — не поднимает на него официант глаз, закрывая кассу.       — Чимин.       — Я хотел прогуляться пешком. Погода такая хорошая и вообще… — смотрит с надеждой, будто просит о чем-то на самом деле важном. — Мы бы могли немного поболтать. Вдруг ты больше… — пожимает неловко плечами, — никогда не придёшь.       Ну, конечно. Разве этот парень с шилом в попе сможет просто ехать в машине. Чонгуку и самому эта мысль кажется неприятной. Они соседи, и он мог бы заглянуть в кафе ещё раз, чтобы, наконец, получить хоть один кусок зажаренного в масле мяса. Но, скорее всего, он бы никогда этого не сделал. И они могут больше не встретиться, потому что у них нет для этого повода.       Такая перспектива на самом деле не должна его особо расстраивать, но он ловит себя на мысли, что ему становится не по себе. От одиночества, о котором он мечтал, уже начинает подташнивать, или болтовня Чимина вызвала в нём стокгольмский синдром за каких-то пару дней. Не так уж и важно, у него всё равно не было других планов. А идти в образе фаната-переростка аниме девочки, пока дети будут тыкать в тебя пальцами, а их родители уводить их на другую сторону улицы — не такая уж и проблема.       — Значит, идём пешком, — после вздоха говорит Чонгук и почти жалеет об этом, когда Чимин открывает рот, готовый начать тараторить. — Ни слова о том, как я в этом выгляжу.       — Но я хотел сделать фото с тоб…       — Нет.       — Ладно, — быстро кивает Чимин, шустро стягивая с себя берет и фартук. — Может, возьмём с собой по рожку мороженого? Осталось ванильное, миндальное и…       — Забудь.       Следующие тридцать минут они шли уже знакомой дорогой, неся в руках вафельные рожки. Чонгук старался не смотреть на то, как ест Чимин. Не то, чтобы его реакция на это зрелище могла оказаться какой-то нездоровой. Она уже не кажется Чонгуку здоровой только от чавкающих звуков, когда Чимин начинает вылизывать сладость. Боксер смиряется, а тишина пусанской глуши с редкими огнями проезжающих автомобилей и звуком стрекочущих цикад, его в какой-то степени умиротворяет. Чимин привычно трещит, даже когда его рот занят едой. Он нашёл ещё несколько достопримечательностей, о которых не успел рассказать в прошлый раз. Что-то о фестивале капусты, который проходит на месте старого овощного рынка каждый год, или о том случае, когда он с мамой пытался запустить в небо на набережной китайский фонарик, но спалил себе волосы. Тогда его мама уже сидела в инвалидом кресле и не смогла помочь, но очень испугалась, и ему полгода пришлось ходить в шапке. Чонгук улыбался. Не замечал этого, но не переставал улыбаться, даже когда проходящая мимо компания девушек тихо посмеивались над ним, показывая на его футболку. Их он тоже не замечал, он бы и сам мог поведать пиявке пару своих историй, когда они проходили мимо парка. Но, они не из тех, которыми обычно делятся, да и перебить Чимина не так уж и просто.       — А ты какую музыку любишь?       — Любую.       — Окей, болтун. А на живые концерты когда-нибудь ходил?       — Нет, — Чонгуку не пришлось напрягать память, чтобы вспомнить. Если подумать, он действительно тратил редкое свободное время только на оргии и не приносящие ему удовлетворения вечеринки.       Сейчас это кажется таким бессмысленным. Пока он думал, что доказывал себе и своему окружению, что парень из гетто без семьи и поддержки может жить так же красиво и роскошно, как они все… Он просто просирал свою жизнь впустую.       — А вот я бы мог один раз сходить на концерт, даже на билеты тогда накопил, — закинув в рот остатки вафельного рожка, с хрустом раскусывает его Чимин и вытирает руки о бока джинсовых шорт. — Правда их потом пришлось продать, но это не важно.       — Почему? — выбрасывает в урну у цветочного магазина, мимо которого они идут, своё недоеденное мороженое боксёр.       — Нам с мамой понадобились деньги, — отвечает Чимин непринуждённо. — Лучше спроси, на чей концерт я мог попасть.       — Ты это и так расскажешь.       — Это точно, — смеётся Чимин, прикрывая ладонью рот.       Его смех звучный и мягкий, глаза снова сужаются до полумесяцев. Но Чонгуку кажется, что где-то там под всеми слоями его свитера в полоску он не такой беззаботный, каким пытается казаться. Боксер заметил, как он не захотел говорить о маме, и с какой наигранной лёгкостью это произнёс. Как тень промелькнула в его глазах, но пиявка снова скрыл её под улыбкой. Это сложно объяснить, но Чонгук будто чувствует его обман. Он вообще впервые за долгое время проявляет какую-то эмпатию и вполне может ошибаться.       — Что-нибудь слышал про Шугу? — шаркает кедами Чимин, сбивая мелкие камушки на пути. — Я его фанат.       Чонгук молча кивает. Юнги один из немногих, кто поддержал его после случая с Миурой. Возможно, их общение продолжалось бы и сейчас, несмотря на занятость рэпера, если бы он сам не оборвал все прошлые связи, перестав отвечать на его звонки. Тогда боксеру казалось, что он выпал из их системы, вернулся к тому, с чего когда-то начинал и просто упивался своей депрессией. Было стыдно за себя и за свой проигрыш. Будто он столько лет пытался казаться тем, кем никогда не был, и в итоге обман раскрылся, а в него полетели тысячи камней. Сейчас нет смысла об этом думать. Но как бы отреагировал Чимин, если бы знал, сколько литров соджу они выпили с его любимым артистом.       — У него тогда целый тур был. Сначала Америка, потом Сеул. Я все трансляции смотрел. Знаешь, как круто было? Столько классных моментов. Он и плакал от эмоций на сцене, и виски пил, и даже матом ругался.       Да, на Юнги это похоже. Он всегда был против системы и позволял себе говорить об этом открыто, при этом оставаясь одним из самых глубоко чувствующих людей. Пока многие создавали себе правильные образы, Мин мог зачитать со сцены о том, в какую глубокую задницу он шлёт тех, кто пытается учить его, как жить и чем заниматься. Он тоже прошёл свой нелёгкий путь, оставаясь тем, кто он есть. Но в отличие от него, Чонгука, смог добиться успеха.       — Щибаааль, — громко крикнул Чимин, снова смеясь, когда с испуганным «ёпт» огромный, татуированный боксёр в детской футболке вздрогнул. — Вот так он со сцены кричал и средние пальцы показывал. Это было эффектно. Ты напугался? — не выглядит он виноватым нисколько. — Прости. А хочешь как-нибудь вместе его концерт посмотрим?       — Как-нибудь, — соглашается Чонгук, чувствуя в груди что-то вроде лёгкости. Это означает, что у них появился повод снова провести вместе пару часов. Неплохо, на самом деле.       — Оу, мы вроде пришли, — подходя к их дому, произносит Чимин с лёгкой грустью в голосе.       «Слишком быстро», — думает боксёр. Он тоже не заметил, как они дошли до своего жилого комплекса.       — Это Чимин сейчас матом орал? Кто мне ребёнка испортил? — окрикивает их курящий у подъезда Хёнри, опираясь локтями на перила и зажав между зубов фильтр. Он отплевывает сигарету в сторону и спускается со ступеней, чтобы подойти. — Привет, — протягивает он руку, которую, не задумываясь, пожимает боксёр. — Классная футболка.       — Я в курсе, — кривовато улыбается Чонгук.       Между ними нет прошлого напряжения. Чимин единственный, кто чувствует себя скованно и нервозно, но облегчённо выдыхает, глядя на улыбку Чонгука.       — Вы, ребята, когда подружиться успели? — с подозрением спрашивает официант.       — Да так, поболтали днём немного. Неплохой парень твой безголосый, — суёт руки в карманы спортивок Хёнри. — Ладно, я пойду. Джесси согласилась сходить в кафе, так что бывайте.       — Джесси? — округляет глаза Чимин. — Та самая?       — Ага, прикинь? Год за ней бегал, — бросает им рыжий через плечо, удаляясь с самодовольным видом.       — Удачи тогда, — машет ему официант и поворачивается к закуривающему сигарету Чонгуку. — Он и правда её целый год добивался, представляешь? Однажды как-то спрашивал, куда её лучше пригласить на свидание…       Чонгук смотрит на него, слушает. И понимает, как чертовски сильно ему сейчас не хочется возвращаться в свою пустую квартиру с включённым на канале с мультфильмами телевизором.       — …я ему ещё стихи в Kakao скидывал про отношения и всё такое. Один он даже выучил. Ну, почти.       — Обалдеть, — равнодушно выдыхает дым в воздух боксёр. — Расскажешь мне об этом?       — Конечно!