Тонкое железо, словно фольга тряслось на сильном ветру. Казалось, оно вот-вот оторвётся и вместе с Майклом полетит вниз. Юноша цепляется за декоративные выступы на стене дома, подражая всем лучшим каскадёрам для фильмов Голливуда. Главное правило не смотреть вниз не раз было нарушено, потому что от кружащейся головы хотелось отпустить карниз, за который он так отчаянно цеплялся и полететь навстречу объятьям каменных дорожек. Его худое тело, болтающееся на несколько метровой высоте напоминало веточку сирени в цветении. Худые ноги и руки едва ли отличались от голых костей, а извечно фиолетовая одежда висела на нём мешком. Только если он и считал себя цветком, то, наверное, самым великолепным на свете. А как иначе? Папина гордость, папина радость. Будет. Если эта радость не навернётся и не расплывётся по асфальту. А такие шансы весьма растут, потому что заветное окно в комнату закрыто. В мутной подростковой голове мелькает ужас. Маты посыпались с тонких губ, как из рога изобилия, а сердце забилось где-то в висках. Ну вот только не хватало на пороге своего совершеннолетия закончить ещё не начавшуюся жизнь настолько глупо и нелепо. Взгляд чернильных глаз опускается вниз, к уличным фонарям, которые расплылись во взгляде, образуя нечёткие, яркие пятна, словно звёзды в холодном озере. Ну нет, помирать ему пока рано. Красные, отбитые костяшки настойчиво ударяют по стеклу, ожидая хоть какую-то реакцию. Майкл мысленно взмолился, что бы Маргарита из любопытства или иных грязных побуждений залезла в его спальню и за невесомую для бюджета Афтона сумму согласилась молчать в тряпочку о том, во сколько юный хозяин вернулся домой. Увы, сегодня был явно не его день, потому что за отодвинутыми шторами он замечает высокий, тёмный силуэт отца. Внезапно идея полежать на асфальте не кажется столь ужасной, а наоборот, более безопасной и менее травмирующей. Форточку раскрывают и Майкла, словно котёнка за шкирку затаскивают в спальню, не давая выбора, какую же судьбу он хочет всё-таки принять. Едва ноги касаются пола, окно, как последний выход из ситуации, захлопывают. Боязливо обернувшись назад, он не успевает даже подумать о том, какое оправдание ему придумать на этот раз, потому что по затылку с замахом бьют. Этого удара достаточно, что бы пьяная, едва стоящая на ногах туша, свалилась на пол. От затылка до висков идёт мерзкая, болезненная волна, заставляющая зажмуриться и тонко взвыть.
-Я же по-человечески попросил. - Холодный, промораживающий до костей, тон, который заставлял спрятать всё своё самолюбие подальше и наконец увидеть в этом человеке авторитет и власть, за которую он держался как за последний глоток воздуха.
Юноша опускает взгляд, уже готовый принять свою судьбу и осознавая свою вину. Но кто вообще надеется на исполнение обещаний от этого крайне нарциссического и эгоистичного подростка, который волей-неволей был копией отца? Наверное, только глупец. Майкл прикусывает влажные губы, чувствуя как его тёмные волосы сжимают в кулак, почти поднимая с пола. Ни укладка, ни боль сейчас не волнуют, когда в душе разливается детская обида. Такое простое чувство, выводящее на слёзы. Стоя на коленях перед единственным родным человеком, он хотел разодрать ему лицо, снять эту золотую маску ненависти, лишь бы добраться до того, кто воспитывал его в детстве, до его любимого папы. Но нет, до него достучаться было крайне тяжело. Ему на замену пришёл Уильям Бернард Афтон, хозяин Fnaf Entertainment, миллионер, инженер. Статус семьянина и любящего отца в этот образ совершенно не вписывался, был лишним, чужим для человека из сливок общества. Губы против воли вздрагивают и по белёсым щекам стекают прозрачные, горячие капельки.
-Прости, прости пожалуйста, пап. - Тихо всхлипывает Афтон младший, не зная, правда ли он раскаивается или стремиться избавиться от тисков на волосах и собственной совести.
Крепкая мужская ладонь отпускает пряди, мелкие клочки которых остались на горячей коже. Пронзительный взгляд чёрных, почти бездонных, глаз, в которых невозможно разглядеть зрачок, смотрит на него почти с непониманием. "И почему ты назвал меня так?" - вот-вот бы сорвалось с языка, но, к счастью, у Уильяма с самоконтролем было куда лучше, чем у впечатлительного подростка. Афтон выпрямляется, прерывая такой тонкий, хрупкий зрительный контакт.
-Отоспись, пьянь. Мерзко смотреть на тебя.
Дверь в спальню захлопывается почти с такой же силой, с какой бьётся сердце юноши, едва не ломая его грудную клетку. Пыльные от фасада дома руки прижимают к телу, наплевав, что одежду придётся стирать после этого. Майк, наверное, и сам бы залез в стиральную машину и поставил режим "отжима", если бы его длинные ноги только поместились туда. Но на выбор у него остаётся только душ и лужа в парке. В парке холодно и одиноко, поэтому выбор очевиден. Ладно, он не так очевиден, если вспомнить что Майкл и безрассудность это единое целое.
Холодная постель встречает измотавшегося хозяина противным холодом, когда на душе и так было зябко. Тяжёлую голову хотелось снять и поставить на полку, потому что жужжащие в ней мысли мешали не то, что заснуть, даже закрыть глаза казалось непосильной задачей для перевозбуждённого мозга. Ровным строем шли оправдания своего поведения, ругань с отцом, который уже покинул комнату, воспоминания о прошедшем дне и поверх этого всего жирным слоем была намазана сажа вины, которая круглосуточно висела в этом доме.
Тяжёлый мыслительный процесс прерывается тихим стуком слабым, вероятно, детским кулачком по двери. Афтон хмурится, где-то в далёких мечтах посылая всех лишающих его покоя людей куда-то запредельно далеко, но на деле свешивает ноги с кровати и покорно идёт к источнику своего раздражения. Стоит двери отвориться, как на шее повисает маленькое недоразумение с косами, свисающими едва ли не ниже девичей юбки. Задорный смех, словно Алиса догнала удирающего кролика, звучит над самым ухом, заставив зажмурится и инстинктивно шагнуть назад.
-А я знала что ты придёшь! Я знала, что ты меня не бросишь. - Тонкий голос режет слух, а смысл слов крошит самообладание.
Внимания на вошедшего следом за дочерью Генри почти не обращают, полностью отдавая свою душу этим большим, тёмным глазам, которые смотрели с детским восторгом.
-Прости меня, малышка Чарли, прошу. Я должен был прийти раньше. Обещаю, в следующий раз я посвящу тебе всё своё время. - В голосе едва слышны скупые слёзы.
Эмили младшая с самым напыщенным на свете видом кивнула, словно и правда держала обиду на нашкодившего мальчишку, но тут же захохотала, держась за его мятую, небрежную футболку.
-Принцесса моя, Майклу пора спать, а тебе собираться домой. - Вмешательство Генри - это, наверное, единственное, что способно сейчас расстроить Афтона, уже пристроившего девочку на своих руках, словно плюшевую игрушку.
Они почти в один голос возражают, словно их противоречие могло что-то изменить, но вытерпев упрямство двух одинаково избалованных детей, Эмили добивается чего хотел, при этом стараясь мягко настаивать, не используя приказной тон. Возможно, он и правда был противоположностью Афтона старшего, словно ангел во плоти, в котором не было ни росинки диктатуры, ни пылинки греха. Но в нем всё же был и твердый характер и дисциплина, которые он периодически обнажал, показывая своё отношение к препирательствам. Авторитет его неоспорим, даже среди самых маленьких бунтарей, поэтому Чарли уходит, грозно топая каблучками детских туфель. Как только дверь захлопывается, в комнате повисает тишина. Тусклые звёзды отражались в окне, быстро придя на замену последним лучам заката, при котором Майкл возвращался домой.
-Вы тоже, как отец, будете меня отчитывать? Я уже сказал, что мне очень стыдно.
Юноша старается не смотреть в сторону Генри, ощущая как тот провожает каждое его движение внимательным, оценивающим взглядом. Его непоколебимая фигура останавливается у стола, словно его что-то крайне заинтересовало. Руки мужчины вертят фоторамку с семейным фото в руках, очерчивая три силуэта: мистер и миссис Афтон и их десятилетний сын. Что-то на светлом лице Эмили кардинально меняется, словно в голове всплывают не самые приятные воспоминания и он с остервенением и твёрдостью руки опускает фото на стол изображением вниз.
-Я не злюсь на тебя, что ты. Я скорее недоволен строгостью твоего отца. Но и ты его пойми: он очень переживает, что ты ненароком повторишь его неудачи.
-Он пытается реализоваться через меня. Это другое.
Афтон младший раздражённо отбрасывает сползающее на пол одеяло и усаживается на постель, показательно отвернувшись от собеседника. За его спиной шуршит плотная штора, пряча их от всего мира в этой комнате. На его плечо напористо надавливают, почти силой укладывая в постель. Под непонимающий взгляд юноши, Эмили заботливо, почти по-отцовски, поправляет его густые волосы и ведёт по лицу, до дрожи похожему на Уильяма. В голове мелькает чёткая мысль о том, что он безумно вырос и теперь в голове мелькает безрассудная, почти сумасшедшая, идея.
-Я тебе кое-что расскажу, но при условии, что твой отец не узнает об этом разговоре.
Майкл напрягается, внимательно следя за движениями старшего, и сконфужено отодвигается к краю кровати, сбрасывая с себя руки мужчины.
-Обещаю.
***
В высоком, чистом небе ни облачка. Цвет горизонта перетекает из розового в оранжевый и тонкой каёмкой краснеет. Тёплый ветер летнего вечера несет с собой запахи оживленной улицы. Парковка ломилась от количества авто, что были оставлены хозяевами, вернувшимися с работы. Где-то пахло жжёным сахаром и веселилась компания подростков, которые весело галдели, встречая беззаботные дни своей молодости.
***
Когда-то и Уильям с Генри так отдыхали, распивая алкоголь из одной бутылки, делясь друг с другом конспектами из колледжа, девушками или поцелуями. Они не разделяли понятие "твоё-моё", дополняя каждую черту характера друг друга, строя планы на общее будущее. Единственное, чего они не делали, так это не обременяли себя отношениями друг с другом. Ни слова о детях, свадьбе и не дай боже о старости. Они проживали свою молодость на полную, нарушая мыслимые и немыслимые правила. Проживали. Когда-то. Вероятно до того, как судьба решила поменять ход игры и очередная красотка из старшей школы не заняла
его место. Может ей было и не суждено занять такую важную позицию в жизни молодого инженера, но случай решил за них. Если порвавшийся презерватив можно так назвать. Тест, две полоски и отцовский ультиматум. Свадьбу сыграли через месяц. Глупо, нелепо и наивно было думать, что у школьницы, которая едва ли успела закончить старшую школу, и студента с совершенно другими планами на жизнь в который теперь, видимо не вписывался Эмили, получится что-то сносное. В две тысячи втором родилась маленькая копия Уильяма, который уже стремился к разрушениям вокруг. Пока новоиспечённой мисс Афтон зашивали три разрыва, Генри убивался, совсем позабытый дорогим ему человеком, с которым он строил Наполеоновские планы. Пьяные вечерки с сигаретой на двоих и поцелуями между клубами табачного дыма вдруг закончились. Руки тряслись при каждом упоминании приятеля о семейных делах в ответ на предложение поработать над дипломом или чертежами вместе. Злоба и ненависть к невинному малышу росла в геометрической прогрессии, пока его не довелось увидеть вживую. Черные, огромные, кукольные глаза, зрачка в которых было не разглядеть, смотрели на него с живым интересом, разглядывая новое, незнакомое лицо. Его детские щеки активно двигались, пока он что-то лепетал, цепляясь за кожаную куртку незнакомца. Прозрачные капли слез капнули на личико, скатываясь по розовой коже. Мужчина не мог позволить себе злится на этого малыша. Он был неимоверно похож на Уильяма и был совершенно не виноват в том дерьме, в котором повяз его папаша.
-Я всё ещё люблю тебя. - Не сказать, что его тон был искренним, скорее вымученными с потухшей на что-либо надеждой.
-А я тебя больше нет. Не рушь
мою семью, Генри.
***
Среди прекрасного летнего вечера лишь одно лицо выражало недовольство. Уильям опирался на дверцу своей машины, наблюдая за тем как над раскрытым капотом склонился Эмили, старательно пытаясь найти причину недовольства друга. Но то, из-за чего авто не заводилось, было явно непонятно обоим.
-Вообще без понятия, Уил.
Тяжелый вздох хозяина явно настроения не прибавлял. Его Ford Focus, подаренная отцом на рождение в семье ребенка уже который раз подводила и каждый раз раздражала всё больше.
-Давай я лучше подкину тебя. А завтра попытаюсь ещё покопаться с мотором.
-Уверен? Мне проще уехать на такси, чем тревожить тебя.
После того, как они попытались наладить общение и теперь разбирали баррикаду, что выросла между ними так быстро с рождением Майка, им было неловко общаться или просить друг друга о чём-то. Словно не было всего того, о чём они теперь отмалчиваются, открестившись от прошлого как от страшного сна.
-Не говори глупостей, мне не составит труда помочь тебе.
Сказано - сделано. И вот они уже мчатся по улице к дому семейства Афтон. В авто висит тишина. Лишь рёв мотора служит саундтреком для видов за окном.
-Как там Майкл? Я так давно не видел его. - Разговор ни о чём, скорее из вежливости.
-Растёт как тесто на дрожжах. Иногда мне кажется, что вот-вот и он будет прощаться с моим гробом, а рядом будет стоять его жена и дети.
-Тебе кажется. Уверен, ты успеешь поймать момент своей старости.
-Надеюсь не застать нас старыми. Жалкое же будет зрелище.
Салон заливается смехом, но тут же вновь пустеет, словно воздух закрывает им рот, не давая высказать всё, что они хотят.
-Ты планируешь встретить её один?
-Кого?
-Старость.
-Уил, мы обещали друг другу не говорить об этом.
-Много чего обещали. Но выполнили хоть половину? Наверное, нет. - Эмили неосознанно снижает скорость, предчувствуя длинный, серьёзный разговор, который им стоило провести ещё четыре года назад.
-Конечно, нет. Я совершил глупость, послушавшись отца. Я ведь вовсе не хотел того, что имею сейчас.
-Но если бы ты не послушал отца, ты бы бросил свою семью. Это не правильно.
-Да я хоть сейчас готов сбежать от своей жёнушки. Более глупых женщин я ещё не встречал. Может быть, меня не удержит даже Майк. Я люблю его, но свою свободу я люблю больше. - Слова за которые Афтону не стыдно, зато Генри стало жутко неловко перед мисс Афтон, словно он единственный виновный в этой ситуации.
Ещё несколько минут молчания и в поле зрения появляется пункт назначения.
-Знаешь, мы ведь могли бы быть сейчас счастливыми друг с другом.
-Но не будем. Вместе уж точно.
-А ведь я всё ещё люблю тебя.
-А я тебя больше нет. Не разрушай
свою семью, Афтон.
Машина останавливается перед домом и её ставят на ручник. Уильям мнётся, не решаясь прощаться и наконец поворачивается к старому другу, потянув его за воротник. Сердце быстрее ударяется о грудную клетку, а юноша втягивает Генри в жадный поцелуй. Рука перебирается с шеи на затылок, сжимая его пшеничные волосы. Ему отвечают почти сразу, будто недолго колеблясь между внутренними демонами. Горячее дыхание бежит следом за кончиками пальцев, что скользнули по скулам Уила. Внутри забилось искреннее желание прижаться друг к другу, доказать всем вокруг как всё должно быть на самом деле. Худощавая ладонь легла на бедро Эмили, но её сжимают за запястье, не позволяя зайти за блеклую черту самообладания. Их общие терзания закончились, когда Афтон отстраняется, оттянув нижнюю губу зубами, заставив кожу раскраснеться. Оба отвернулись друг от друга, не решаясь смотреть в глаза, делая вид, что всё их внимание заняло тщательное поправление накрахмаленного воротника рубашки. Брюнет неловко откашливается, отстегивая ремень безопасности.
-Прости. - К губам прикладывают ладонь, будто пряча шалость. -До встречи.
Дверца машины хлопает, оставляя между ними реальную баррикаду и Эмили лишь остаётся наблюдать как фиолетовый силуэт удаляется, а затем и вовсе скрывается за входной дверью. Ни один из них даже не догадывался, что за зашторенным окном кухни юная жена Афтона утирала слезы обиды. Сын, что вцепился в длинную юбку, искренне не понимал причину настроения своей матери, но его не долго волновала эта проблема. Как только заскрипела дверь в коридоре, что могло значить только одно, мальчик бросился встречать папу. Он повис на отцовской шее, искренне ему улыбаясь, не смотря на хмурое настроение его любимого человека.
-Милая, что сегодня на ужин?
