***
Всё повторяется снова, как и четырнадцать лет назад. Снова нотации от отца заканчиваются скандалом, братья высокомерно косятся, а матушка поджимает губы, не в силах сказать ничего против. Снова хочется стать маленьким мальчиком и убежать как можно дальше, спрятаться от ругани, от реальности, куда-нибудь в безопасность. И снова Уильям чувствует себя отвратительно, сидя на капоте машины в тёмном гараже. Только машина сейчас подороже, гараж побольше, а вместо нелюбимой жёнушки рядом сидит сын, привалившись к сильному плечу. Афтон небрежно трепет отпрыска по волосам и вынуждает его приподнять лицо, что бы взглянуть в тёмные, как ночное небо, глаза. Сейчас он так сильно напоминал ему самого себя в юности. Майкл понимал всё без слов и не стремился обсуждать то, что произошло на юбилее деда. Всё же ему тоже досталась своя ложка дёгтя и пришлось с позором бежать, слыша вдогонку уйму оскорблений. - Пап, мне плохо. Афтон младший сжал руку отца, привлекая к себе внимание и слегка пошатнулся. Как же Уильяму хотелось ответить грубое "Мне тоже", но вместо этого он приподнял брови и взглянул на бледное лицо юноши. - Что такое? Давление снова поднялось? Майк задрал голову вверх, ощущая, словно на глаза давят подушечками пальцев, а из носа вот-вот потечёт тонкая струйка крови. Он неуверенно качнул головой и обессилено облокотился о стекло машины. Казалось, он едва может соображать, а единственное, что звучало в голове это мысли о том, что он слишком молод, что бы иметь такие серьёзные проблемы с артериальным давлением, а значит и с сердцем. Уильям притягивает сына к себе за ворот рубашки и не без усилий поднимает на руки. Он явно был уже не в том возрасте, что бы отец носил его на руках, но и не в том состоянии, что бы дойти до постели самостоятельно. Проблемы со здоровьем Майкл испытывал ещё будучи малышом, но приступы случались крайне редко и ими занималась матушка, пока Уильям даже не вникал в проблемы своего ребёнка. Но всё поменялось и после ухода мисс Афтон из жизни ему пришлось озаботиться о том, что бы узнать о здоровье сына всё с нуля. Юношу укладывают в постель и тянуться за аптечкой. Уильям вскрывает стеклянную колбочку дибазола и набирает в шприц медикаментозное средство. - Спусти брюки. Очевидная просьба заставляет Майка застопориться и неуверенно нахмуриться. Он совершенно не горел желанием выполнять просьбу отца, но всё же тянуться к ремню, освобождая бляшку от полосы натуральной кожи. С трудом перевернувшись на живот, юноша оголил ягодицы и почувствовал как ткань тянут всё ниже и ниже, заставляя неуютно поёрзать и замереть. Игла безболезненно вошла под кожу, но когда внутрь прыснуло лекарство, то тело пробила боль. Афтон до скрипа сжал зубы, терпя неприятные ощущения. Он чувствует как отцовские ладони оттягивают ткань его штанов и белья и от этого становиться невероятно неловко и стыдно, но и сказать напрямую он об этом не может. Наконец иглу вытаскивают и отпускают, позволяя спрятаться под одеялом от всех на свете. - Переоденься и ложись спать. Скоро лекарство должно подействовать. Уильям уходит, забирая использованный шприц и вскрытую ампулу, оставляя своего ребёнка наедине со своей малоприятной болезнью и только тогда Майкл позволяет себе выбраться из одеяла и натянуть одежду обратно, не желая, что бы отец видел его в таком виде.***
Коробки одну за другой сгружали в багажник и казалось, что им нет конца. Будь эта машина побольше, в неё без проблем вместились все вещи, но время уже стремилось к рассвету, а Монти всё не переставал уезжать и приезжать в одни и те же места. И если в новой квартире его встречал Сан, помогая стаскать вещи, то в старой ждал Мун, что так неохотно принимал вынужденную помощи и кривил губы при любой попытке заговорить. Сейчас воспитатели не отличались яркими нарядами, как на работе, что неимоверно радовало басиста. Вырвиглазные цвета сменились на спокойные, почти уютные и даже изначальный настрой быстро сделать дело и уехать переменился. С такой стороной воспитателей Гатор был ещё не знаком, но непременно хотел это исправить. Они притягивали его неимоверным уютом и какой-то загадочностью. Они не были пустой картинкой как на работе и без всех этих рюш были весьма даже привлекательными. Только если один отвечал на его комплименты и заигрывания очаровательной улыбкой, то Мун явно был не в восторге от подобного внимания. Он искоса глядел на него, отдавая многочисленные тяжёлые коробки и недовольно цокал при любой попытке начать беседу. - Ну что же, ты совсем не хочешь сходить со мной на свидание? В пустой квартире горел свет, а груды коробок отбрасывали грубую тень, делая вид блондина ещё более грубым и недружелюбным. На его лице словно было написано "не подходи, убьёт". Только вот особым умом Монтгомери не обладал, а посему мог смело совать пальцы в розетку, ну или... неважно. - Идти куда-то с тобой? Да у меня от одного твоего вида рвотный рефлекс срабатывает. Грубый рёв оторвавшегося от бабины скотча прерывает недружелюбную речь воспитателя и заставляет утихомирить свой пыл. - Что же тебе так не нравиться во мне? - Ты смеёшься? Ты выглядишь просто отвратительно и уже весь коллектив знает, чем ты занимаешься в свободное время. Я удивлён, что тебя ещё не отстранили от работы с детьми. Я даже под дулом пистолета не соглашусь идти с тобой куда-либо! Монти впихивают в руки коробки и толкают к выходу, намекая, что разговор окончен и никто не собирается его продолжать. Только вот басист так просто останавливаться не собирается и лишь грубо усмехается, оставляя бушующего юношу одного. Он ещё даже не догадывается, что если Гатор захочет, то устроит любой спектакль, лишь бы доказать упёртому Муну, что он всё же не такой уж особенный, что бы суметь отказаться от свидания.