Выверни наизнанку

      Музыка громыхала из колонок, проходя сквозь тела музыкантов, стоящих на сцене, словно разряды молнии, и стремилась к фанатам, стоящим у самой сцены, подпевая любимым исполнителям. Звёзды, святящиеся неоном на сцене, блекли на фоне маскотов, что привлекали к себе внимание яркими костюмами. Толпа возбуждённо следила за фееричным представлением, желая разглядеть своих кумиров поближе. Но выступление быстро заканчивается и после долгих, бурных аплодисментов сцена движется вниз, пряча группу под полом. Платформа плавно опускалась, пуская команду в технические помещения, позволяя наконец расслабиться, расслабить губы, растянутые в улыбке, и разойтись по своим гримёркам. Теперь они могли избавиться от сценического образа, который приторной сладостью мозолил глаза и вернуться к своему прежнему виду, в котором они жили свои будние дни.       Цокая каблучками, Монти прошагал по каменной лестнице, включая телефон. Гаджет зажужжал в руках, оповещая хозяина о сообщениях и пропущенных звонках, которые поступали ему пока он был занят работой. Десяток пропущенных от матери, сообщения, к которым она обычно не прибегала, заставили напрячься и торопливо набрать её номер. Он давно не общался с семьёй, желая забыть своё детство как страшный сон. Но такое желание мамы достучаться до него заставило занервничать и обвинить себя в эгоизме, потому что в памяти почти не всплывал голос матери, по которому он так иногда скучал.       Несколько долгих гудков наконец заканчиваются, прерываясь до боли любимым голосом.       - Ало? Монти, сыночек мой...       - Мам? Что-то случилось?       Из прочитанных сумбурных сообщений он так и не сумел выловить смысл, ведь они лишь призывали взять трубку и поскорее перезвонить. На другом конце трубки послышался тихий, женский всхлип, до костей пробирающей жалостью и страхом.       - Монти, я так соскучилась по тебе, мне так страшно...       - Мам, что-то случилось? - Повторяет басист - Тебе нужна помощь?       Некоторое время звучит молчание, выводящее мужчину из себя.       - Я хочу развестись с ним. Но он не позволит мне так просто уйти... Он найдёт меня. А если он убьёт меня?       Женщина перешла на шёпот, заставляющий напугано вслушиваться в каждое её слово и судорожно вникать в смысл.       - Мам, он бил тебя? Скажи честно, он обижает тебя?       Слова закончились, когда мисс Гатор залилась слезами, заставляя своего сына жутко нервничать и с придыханием переспрашивать одно и тоже.       - Я заберу тебя, слышишь? Я найду способ тебя защитить.       Трубку вешают, заставляя Монтгомери слушать гудки, выходящие вместе с его тяжёлыми вздохами и потерянно глядеть на телефон. Гатор нахмурил брови, оглядываясь по сторонам, словно кто-то вокруг мог ему помочь, понять его и взять часть боли на себя. Он не знал, что ему делать и куда бежать. Ехать за матерью? Очень сомнительно, ведь его рабочий день ещё не закончился. Перезвонить и потребовать объяснений? А вдруг он потревожит тихий плач матери, которым она лелеяла себя? Всё, что ему оставалось, это на негнущихся ногах вернуться в гримёрку, не переставая осмыслять прошедший разговор.       Его потревожила тёплая ладонь, что легла на плечо и неуверенно потрепала.       - Монти, ты чего?       Голос Фреда звучал напуганным, словно он видел перед собой не старого друга, а призрака. Его руки несмело развернули застывшее тело и приобняли за плечи в попытке поддержать. Басист свалился в эти объятья как в последний шанс, словно видел в друге защиту и опору, которой ему так не хватало. Вцепившись в куртку Фазбера, Монти всхлипнул и в следующую секунду по его лицу потекли слёзы, смешанные с тушью, пачкающие кожу солиста и его одежду. Он цеплялся за него руками, словно его могли прямо сейчас бросить и оставить его наедине с проблемой. Они так и остались в техническом коридоре одни, не в силах справиться с той болью, которую с юности делили пополам.       - Мне нужно идти к детям, я должен работать.       Гатор провёл по лицу, размазывая потёкшую тушь и стирая мокрые следы от слёз. Он нехотя отстранился, виновато смотря на друга, на плече которого расплылся мокрый след. Его красные, спутанные после концерта, волосы заправили за ухо и со всей нежностью погладили по голове, словно он снова был подростком, нуждающимся в поддержке.       - Может, тебе лучше отпроситься и поехать домой?       Басист отрицательно качнул головой и отстранился, окончательно закрывая эту тему. Монтгомери уходит, оставляя Фреда одного, заставляя ещё долго глядеть вслед. Роксолана и Чика уже скрылись в своих гримёрках, все дела на сегодня были сделаны и всё, что оставалось это направиться раздавать автографы и фотографироваться с маленькими фанатами, вот только ни малейшего желания снова натягивать на себя маску привлекательного и дружелюбного предмета не было. Сегодня солист явно был не в том настроении, когда по настоящему хотелось дарить улыбку малышам, покорно исполняя свою роль.       Недосып и усталость после концерта заставляли его противиться и отлынивать, поэтому вместо того, что бы вернуться на своё рабочее место, мужчина скрылся в запасных коридорах служебного помещения. Уйма коробок, старые механизмы каруселей, отключённые погрузчики; коридоры были завалены разнообразным хламом и лавировать среди этого мусора в попытках пробраться к выходу в холл было неимоверно тяжело. С боковых коридоров, ведущих к аттракционам, слышатся шум, детские голоса и громкая музыка. Узкая дверь, заваленная коробками светилась от яркого света в помещении, что находилось за стенкой и манила нырнуть за себя. Из холла слышался детский плач, музыка и шуршание швабр в руках уборщиков.       Аниматор выскальзывает из помещения в холл, в котором люди толпились в очередях, зеваки заглядывались на расписанные стены и плакаты, что были явно выше человеческого роста. Среди всего этого людского безумия он неимоверно сильно выделялся своей узнаваемостью и яркостью, поэтому неосознанно прятался за стойками, зонтиками, остерегался нацеленных камер и взглядов детей, что пытались уцепиться за его высокую фигуру. Он хотел просто отдохнуть от всей это мишуры, чрезмерного внимания и голосов раздражающих детей. Пусть он всегда и думал, что обожает детей и готов завести большею и дружную семью, то сейчас, после того, как он увидел поведение самых разнообразных деток и вытекающие из этого проблемы, то крепко решил, что он хочет оставаться один до конца своих дней. Может, когда-нибудь он и жениться, но уж точно не решиться воспитывать маленьких спиногрызов.       Его желание выпить дешёвого кофе из автомата вдруг пропадает, когда он видит рядом Грегори. Этот мальчишка так долго извинялся и напугано убежал, когда произошёл тот инцидент с салоном авто, что солист так и не успел предложить ему свою помощь или поинтересоваться о самочувствии. Кажется, сейчас более, чем подходящий шанс. Уверенно двинувшись к юноше в костюме охранника, Фред даже на долю секунды не задумался о том, чтобы обвинить его в чём-то и не обратил внимание на то, что при виде Фазбера Грегори занервничал и уже оглядывался в поисках плана отступления. Но ноги солиста оказались куда быстрее, чем нейронные связи мальчишки и он не успел и дёрнуться, когда над ним уже завис мужчина, изучающе оглядывая его.       - Грегори, верно? Как ты себя чувствуешь? В тот раз ты так быстро убежал, что я не успел убедиться, что ты точно дошёл до квартиры и с тобой всё хорошо.       Охранник сжался под взором Фреда, спрятав взгляд где-то в полу, не решаясь поднять его на собеседника.       - Мне очень стыдно, сэр. Я испортил ваш салон. Я должен уплатить ущерб, верно?       Фазбер растерялся, глядя на то, как сотрудник не решается даже дышать громче положенного и приближаться к нему для разговора на равных.       - Нет, что ты, Грегори. Мне не нужны твои деньги. Меня больше волнует то, как ты работаешь в таком состоянии. Может, тебе стоит взять больничный?       - Я не могу отдыхать, мне нужно продолжать работать, что бы уплатить за квартиру в этом месяце.       Мужчина встревожено приподнимает брови и понимающе кивает. Он давно избавился от проблемы того, что ему не хватало деньги на ту или иную жизненно важную нужду, ведь с устройством в ресторан жизнь стала легче и беззаботнее, чем могла бы быть.       - Я могу как-то тебе помочь? Может, ты согласишься сходить со мной на свидание, отвлечешься от работы? У тебя ведь есть выходные?       - Я не могу... Мне неловко. - Юноша хмуриться и обнимает сам себя, словно в попытке спрятаться.       - Тебе действительно стоит отдохнуть. Не бойся, я ничем тебя не обязываю, но если ты всё же решишься, то позвони мне хорошо?       Купер поднимает неуверенный взгляд на собеседника, наконец позволяя себе взглянуть в голубые глаза и сжать визитку с номером солиста, наблюдая как он скрывает в толпе, заканчивая разговор.

***

      В тёмной спальне прогремел удар мебели о пол. Щепки от разлетевшегося на части стула рассыпались по ковру росой. Афтон старший бушевал, не отказывая себе в эмоциях. Его друг и партнёр же отличался непоколебимым спокойствием, смотря на бешенство мужчины как на что-то совершенно неважное и обыденное.       - Как ты посмел рассказать ему это? Кто тебя просил, животное?       В Генри с размаха летит телефон Уила, который тот без проблем ловит за пару сантиметров от своего лица и отбрасывает на постель. Известие, которое дошло до мужчины явно его не радовало, скорее наоборот. Уильям не желал, что бы его сын прознал о том, что творилось в его прошлом, о том, каким образом появилась его семья и то, что мисс Афтон вовсе не любили. Он прятал любые фотографии и записи, указывающие на это, держал язык за зубами, а сейчас Эмили просто взял и раскрыл всё, что только возможно в одном разговоре. Майк стал смотреть на отца совсем другими глазами, меньше общаться и предпочёл снова закрыться в себе, чем обсудить всё с единственным родным человеком.       - Не бросайся словами, Уильям. Мальчик уже взрослый и имеет право знать всё, что ты ему не говорил.       - Зачем ему это знать? Он прекрасно жил в неведенье, он начал больше общаться со мной, а ты снова всё испортил.       Генри печально качает головой, не соглашаясь со словами партнёра. Он делает несколько шагов, настигая Афтона и сжимая его широкие плечи. Его слегка встряхивают и заглядывают в когда-то родные и любимые глаза, желая разглядеть там хоть каплю былых эмоций, которые он так старался вытянуть из него уже долго время. После смерти жён они так и не решились возвращать свои отношения, только недавно решившись снова пустить друг друга в личное пространство.       - Неправильно считать, что твой сын не заслужил знать правду. А если он услышит то, что происходит в твоей спальне, как ты будешь оправдываться?       Уильям до боли закусил губу и показательно отворачивается от собеседника, словно укол вины кольнул его слишком сильно и сломал его прочную броню. Афтону было нечего сказать на такое замечание друга и все, что ему оставалось, это прикрыть глаза, насупившись, словно провинившийся мальчишка.       - Я не должен ни перед кем оправдываться, Генри. Мой сын это не твоя дочь неженка, он стерпит и не задаст лишних вопросов.       - Ну, теперь у него точно вопросов не останется.       Эмили притягивает к себе партнёра за галстук и заглядывает в глаза, испепеляя оставшуюся ненависть и злость своей очаровательной улыбкой. Его втягивают в объятия, борясь с нежеланием проявлять чувства, которые они так старательно прятали. Но сейчас не было ни запретов, ни людей, которые помешают им, ни предрассудков, вложенных в них воспитанием. Теперь они не чувствуют бремени стыда, что тянул их друг от друга.       Уильям утомлённо выдыхает, поворачиваясь к любовнику и виснет на его сильных плечах, найдя в них опору. Его талию и узкие бёдра оглаживают одним движением, прижав его к себе окончательно, что бы уж точно не сбежал. Ему не позволяют ни перенять инициативу на себя, ни вздохнуть между долгими, жадными, горячими поцелуями. В рёбра Эмили впиваются пальцами, словно в добычу, не желая отпускать. Но лишь пару минут блондин позволяет другу детства показывать характер, капризно кусая его за губы, потому что в следующее мгновение Уильяма тянут за собой, словно непослушную псину, усаживая на колени. Два мужских тела расположились на широкой кровати, беспощадно терзая друг друга. Уил беспомощно подчиняется, падая на бедра Эмили и потеряно хватаясь за него, словно без опоры он бы потерял равновесие. И без того накаченные мышцы напряглись до невозможности и кажется, что ткань брюк сейчас лопнет и разойдется по швам. Афтона хватают за грудки, притягивая к себе, не переставая кусать губы и пилить голодным взглядом. Уильям явно не ожидал увидеть в глазах спокойного, мягкого партнёра бесов, которые уже трахали его в разнообразных позах, мстя за то многолетнее ожидание оргазма от одного лишь присутствия рядом.       Мечта Генри, которой он грезил уже который год наконец осуществляется: чопорную рубашку, что надёжно скрывала за собой торс, тянут в разные стороны и пуговицы со свистом отлетают, позволяя ткани разойтись. Грудь, что по размерам могла сравнится с достоинством некоторых барышней, сжимают, издевательски задевая соски. Скупой стон и недовольное отбрасывание рук приводят лишь к тому, что брюнет получает предупреждающий шлепок, не позволяя ему сопротивляться или делать всё по своему. По шрамам, покрывающим всё тело, проводят как по искусному рисунку. Ему до безумия шли эти рубцы. Они описывали всю его натуру, его фамилию, его нрав. Ради одного только вида Генри мог продать душу, но сегодня он был не молчаливым наблюдателем, а активным участником. Не смотря на то, что мертвая кожа шрамов давно потеряла чувствительность, мокрый след от кончика языка он прочувствовал особенно хорошо, покрываясь мурашками.       - Много шлюх на этой постели перетрахал?       Темные волосы оттягивают назад, проговаривая это в самый кадык от которого по телу пошли вибрации. Уильям потеряно заглядывает в хитрые глаза Эмили, словно пытаясь понять, какая мера наказания его ждёт за такое количество номинальных "измен", но весь его прожигающий взгляд заставляет только почувствовать как к паху приливает кровь, заставляя желать поскорее развести ноги и принять всю его любовь в себя, как можно глубже.       - Тащи смазку, Афтон.       Приказной тон на который хочется дерзить, показывать характер и сопротивляться, но по телу пробегает жар и где-то в паху проходится приятная дрожь. Один только свирепый взгляд заставляет смутиться и послушаться. Нехотя встав на свои конечности, Уильям поправляет разобранную на лоскутки рубашку, словно без пуговиц она могла скрыть его наготу. Но безуспешные попытки спрятать свою слабость не приводят ни к чему. Элемент одежды небрежно сбрасывают на пол, откинув его куда подальше. Несколько шагов до шкафчика и обратно заставляют прочувствовать всю тяжесть его возбуждения и едва не упасть под ноги любовника.       Он едва успевает стянуть с Генри пиджак, когда его роняют на постель и вжимают всем своим весов, выдавливая из Уила жалобный скулёж. Его плечи кусают, оставляя влажные пятна на коже. Истерзанные шрамами ребра пересчитывают кончиками пальцев, заставляя покрыться мурашками и попытаться вывернуться из крепкой хватки.       Брюки расстёгивают, борясь с желанием Уильяма быть сверху и как только штаны вместе с бельём стаскивают вниз, то любые попытки к сопротивлению прекращаются. Теперь Афтон не имеет ни права голоса, ни единой попытки вырваться, потому что пальцы его партнёра уже искусно растягивали его, не жалея ни смазку, ни сил.       - Свою жёнушку так же растягивал?       - У тебя хватает наглости говорить со мной в таком тоне?       Разговоры заканчиваются как только пальцы покидают его достаточно смазанную дырку и вместо них внутрь проникает горячий, налившийся кровью член, выбивающий из Уила весь его противный характер. Тёмные волосы на затылке натягивают, заставляя податливо запрокинуть голову и послушно принимать в себя горячую голову, которая то издевательски тёрлась о вход, то доводила до слёз тем, насколько глубоко помещалась. Как послушная и услужливая псина, Уильям выгибал спину и в голос стонал, не жалея глотку, впрочем, выбора у него было немного. Тяжёлая душа, придавливающая его сверху, вытрахивала всю его жалкую душу, не позволяя сопротивляться.       Издевательство над любовником прекращается, когда в Афтона наконец заканчивают, набивая его тело семенем. Ягодицы небрежно разводят, любуясь проделанной работой. Истерзанный и уставший мужчина едва ли разворачивает голову, заглядывая в глаза Эмили и выдавливает жалкую улыбку. Он ждал слишком долго, что бы не прибывать в счастье.