Академия вампиров. История Дмитрия

      Я почувствовал запах крови и стойкий смрад смерти еще до того, как рассмотрел окружающую обстановку. Меньше секунды ушло на то, чтобы вытащить кол, и всего на пару мгновений больше, чтобы пройти через заднюю дверь. Сердце металось в грудной клетке. Я направлялся в гостиную в передней части дома, периодически поглядывая по сторонам – нет ли угроз? – хотя знал, что опасность давно миновала. Их здесь уже не было. Ноги сами привели к финалу жуткого действа, и я наконец увидел Ивана. Этот сон... ночной кошмар... это воспоминание я переживал столько раз, что даже не стал проверять пульс, а просто уставился на лучшего друга, позволяя чувству вины захлестнуть с головой. Это тоже происходило из раза в раз. Чуть поодаль лежал мой напарник, Стивен Уиллис, с неестественно вывернутой шеей. Его пустые глаза смотрели с укором. «Где ты был?» – казалось, вопрошали они. Я хотел попросить прощения, но было слишком поздно. Я всегда приходил слишком поздно.       Кол выпал из рук, когда я рухнул на колени. Было бессмысленно пытаться их спасти. Безотрывно глядя на мужчин передо мной, я задавался вопросом: «А что было бы, если...» Что если бы в тот вечер я отправил стража Уиллиса за недостающим пунктом в списке «На ужин», а сам остался бы здесь? Что если посылку для семьи я занес бы на почту не сразу, а немного повременил? Что если бы уговорил их обоих пойти со мной? Что было бы, выбери я другое время и другой день для своих, казалось бы, таких неважных дел?       Внезапно на плечо мягко легла рука. Я так погрузился в свое горе, что не заметил, как кто-то подошел вплотную, и уже потянулся за колом, когда услышал женский голос.       – Ты не должен себя корить. Ты не мог помешать тому, что случилось, но ты не виноват. Они это знают. Ты это знаешь. И я знаю. Они не хотели бы, чтобы ты снова и снова проходил через это, ночь за ночью. Они бы хотели, чтобы ты их помнил, но двигался дальше и жил своей жизнью – без боли и скорби. С радостью.       Голос был знакомым, он успокаивал. Прежде я слышал эти слова или что-то похожее от других, но теперь они не звучали ни жалостливо, ни разочарованно. На этот раз я им поверил. Боль и чувство вины никуда не исчезли, но притупились. Двигаться дальше хотелось сильнее, чем оглядываться назад.       Я наконец оторвался от трупов друзей, чтобы посмотреть на человека рядом со мной. Шок от увиденного почти пересилил ужас смерти, дышавшей в затылок. Хотя раньше никто не навещал и не утешал меня во время этих снов, она последняя, кого я ожидал увидеть. Мою мать, или бабку, или даже кого-то из сестер – возможно. Может быть, Галину, моего наставника. Не Роуз.       Но там стояла именно Роуз. Ее волосы струились по спине мягким пологом, а губы тронула улыбка, грустная и в то же время полная надежды. Однако больше всего меня поразили глаза – темно-карие и бездонные. В их глубине я увидел принятие, обещание, понимание и что-то совершенно неясное, но отчаянно важное. В этих глазах, в улыбке и облике было всё, в чем я нуждался, и это меня потрясло.       Я дотронулся до ее руки, покоившейся на моем плече. В местах, где соприкасалась наша кожа, пальцы покалывало электричеством. Я уже не стоял на коленях, но по-прежнему испытывал благоговейный трепет перед этим ангелом милосердия, который, казалось, одновременно разделял мою боль и брал ее на себя. Всё, чего желало мое сердце. От меня требовалось только протянуть руку и принять этот дар. Хотелось просто подхватить ее на руки и больше не отпускать. Она просияла, когда я шагнул навстречу, сокращая ничтожное расстояние между нами, и потянулся к ней, прежде чем...       Я вздрогнул и проснулся от непрекращающегося писка будильника. Тот показывал четыре часа пополудни – раннее утро по вампирскому времени, студенты встанут еще нескоро. Смутные воспоминания о сне не позволяли отдышаться, а кожу покалывало, пока остатки холодного пота впитывались в одежду. Я сбросил с себя одеяло, помотал головой, чтобы прояснить мысли, и пошел в душ. Подъемы «ни тьма ни закат» стали рутиной, с которой я свыкся за последние несколько недель – с тех самых пор как взял Роуз в ученики. Ее тренировка начиналась в пять, но я приходил раньше, чтобы потренироваться самостоятельно. Большую часть силовых упражнений, как и те, что на равновесие и гибкость, мы выполняли вместе, но пробежку легче совершать в одиночестве. Ее темп по-прежнему значительно уступал моему, и хотя от Роуз требовались всего три мили утром и днем, сам я предпочитал пробегать по пять-семь миль каждое утро.       Как бы я ни «обожал» вставать с постели так рано, надо признать, что в этом есть свои преимущества. Морои могут выходить на улицу при свете дня, но свет причиняет им дискомфорт, поэтому они ведут ночной образ жизни. И хотя на дампиров солнце действует не сильнее, чем на обычных людей, мы стараемся придерживаться того же расписания, что и наши подопечные. Но всей душой стремиться к теплым солнечным лучам я из-за этого не перестал, так что более ранний график давал возможность насладиться последними часами перед закатом, пока я на беговой дорожке.       Бегать мне нравилось не меньше. Размеренный ритм шагов позволял отвлечься, отправляя мысли бесцельно блуждать и погружая меня в состояние близкое к гипнозу. Мысли нередко забредали в те же края, что и сны: к семье, Ивану, каким-то случайным детским воспоминаниям. Сегодня перед глазами мелькали обрывки последнего сна. Он казался спутанным, однако я всё же мог собрать отдельные фрагменты. Роуз стояла рядом, пока я оплакивал своих лучших друзей – подопечного и напарника. Понимание и принятие, которые облегчили боль и чувство вины. То притяжение между нами... В последних лучах солнца ничто из этого не имело смысла, но такие воспоминания приносили чувство покоя. Как ни странно, именно этот покой больше всего меня смущал и тревожил.       Мне не следовало думать о Роуз, а уж тем более мечтать или видеть сны о ней. Одно дело проводить вместе время на занятиях, обсуждать уникальную связь с принцессой, учитывать потребности своей ученицы, когда планируешь тренировки, или чувствовать себя причастным к ее образованию и карьере. И совсем другое – искать в ней утешения, понимания или даже... дружбы? Не только необычно, но еще и неприемлемо. Черта, которую я как наставник не могу пересечь.       Вместе с тем нельзя было не признать: ее присутствие успокаивало не только в кошмаре, но и в реальности отчасти тоже. Роуз действовала мне на нервы как никто другой, но временами заставляла чувствовать себя настолько расслабленным, чтобы обрушить некоторые внутренние стены. Будто она и в самом деле понимала и принимала меня самого, а не просто отдавала дань уважения заслугам и прошлому. Я никогда не искал ничего подобного, но и полностью игнорировать это было трудно.       До прихода Роуз оставалось несколько минут, поэтому я достал книгу и растянулся на мате, дожидаясь ее появления. В то время как она стала гораздо ответственнее относиться к опозданиям, утренняя тренировка всегда привносила элемент внезапности: сколько же сегодня? Я едва успел перевернуть страницу, как услышал звук открывающейся двери. Беглый взгляд на часы показал, что Роуз припозднилась всего на две минуты. Похоже, мы идем на рекорд.       – Обалдеть, Дмитрий. – Ее сумка шлепнулась на пол, и я приготовился к сарказму, который так и рвался наружу. – Я понимаю, в Восточной Европе это наверняка хит сезона, но, может, послушаем что-нибудь, записанное не до моего рождения?       Я украдкой взглянул на Роуз, испытав сильное искушение закатить глаза, как много раз до этого делала она. После работы с боксерскими грушами я не стал выключать CD-проигрыватель, и по радио играла песня Принса «When the Doves Cry». Эта музыкальная композиция даже старше меня и точно не войдет в мой личный топ «100 лучших песен всех времен и народов», хотя откровенно ужасной я бы ее не назвал. Но, зная, как сильно Роуз нравятся наши утренние подтрунивания, я подыграл ей.       – Тебе-то что? Слушать всё равно мне, а ты будешь бегать снаружи.       Роуз наморщила нос и принялась растягивать коленные сухожилия, не упустив возможности показать мне язык. Триумф не удался; один-ноль в пользу Дмитрия. Я поборол смешок, возвращаясь к чтению.       – Эй. – Я услышал, как она переходит к следующему комплексу упражнений на растяжку. – К чему эта беготня, а? В смысле я понимаю, выносливость и всё такое прочее, но разве не пора переходить к ударам? Хотя бы чуть-чуть? На групповых занятиях меня всё так же закатывают в асфальт.       Роуз давно не была столь близка к тому, чтобы открыто усомниться в моем подходе к обучению. Пусть мы и разбирали боевые приемы, провести что-то действительно похожее на спарринг только предстояло. Уж не валяет ли она дурака?       – Может, тебе следует сильнее отбиваться?       Или, еще лучше, быстрее блокировать.       – Я серьезно. – По ее тону было ясно, что так оно и есть.       – Трудно посоветовать что-то другое. – Я отложил книгу в сторону и уставился в потолок, размышляя, что сказать. Знаю, Роуз не стремилась проявить неуважение, просто ей любопытно, почему я так зациклился на элементарных вещах. Это заслуживало честного ответа. – Моя задача – подготовить тебя к охране принцессы и борьбе с порождениями тьмы, верно?       – Ага.       Я почувствовал, как приподнимаются уголки губ, стоило услышать в ее голосе азарт. Только новичок без опыта мог так неистово желать выйти на поле боя и принять настолько сложный вызов.       – Тогда скажи мне вот что: предположим, тебе снова удалось ее похитить, и вы удрали в торговый центр. – Как бы Роуз Хэзевей ни повзрослела за этот месяц, сбрасывать подобный вариант со счетов не стоило. – Там вы сталкиваетесь со стригоем. Твои действия?       – Смотря в каком магазине мы находимся, – заявила Роуз с озорной улыбкой.       Я покосился на нее. Хотя этого и следовало ожидать, прямо сейчас шуточки были неуместны.       Ее лицо слегка омрачилось, и она ответила добросовестно:       – Ладно. Я проткну его серебряным колом.       Я наконец принял сидячее положение. Такой ответ напрашивался сам собой и уже больше походил на правду, но он всё равно неправильный.       – О, неужели? – приподнял я бровь. – У тебя есть серебряный кол? Ты умеешь им пользоваться?       Ее слабое место и больная тема для нас обоих. Я нахмурился. Одноклассники Роуз уже вовсю осваивают колья, но из-за своего отсутствия ей придется еще немало потрудиться, прежде чем я начну учить ее владеть этим смертоносным оружием стража. Серебряные колья зачаровывались с помощью магии стихий, и убить стригоя таким колом можно практически мгновенно. Однако в неумелых руках он несет потенциальную опасность и для моров с дампирами. Учить новичков обращаться с пистолетом начинают с самого первого года в Академии, тогда как работе с колом – лишь в начале выпускного года.       – Ладно. Я отрублю ему голову.       Как я и предполагал, Роуз вознамерилась перечислить все три способа убийства стригоев.       – Опуская тот факт, что у тебя нет подходящего оружия, он может оказаться на фут выше.       Она уперла руки в бока, стремительно теряя остатки терпения.       – Хорошо, тогда я его подожгу.       – Опять же, с помощью чего?       – Сдаюсь. Ты ведь знаешь ответ, просто издеваешься! Ну, ладно, я в торговом центре и вижу стригоя. Что мне делать?       Убедившись, что всё ее внимание приковано ко мне, я сказал:       – Бежать.       Роуз выглядела до глубины души потрясенной, и я ее не винил. Совсем не такого ответа она ждала, как и большинство стражей на ее месте. Однако, если ты попадаешь в ситуацию, к которой не готов, важно знать, когда можно и нужно вступать в схватку, а когда лучше спастись бегством. К отступлению тоже нужно быть готовым. Во взгляде Роуз возникло еще больше вопросов, чем раньше, но она промолчала.       – Идем. Сегодня я бегу вместе с тобой.       Лучший способ показать верность своему учению – подать пример. Несмотря на что я уже бегал этим утром, несколько совместных кругов точно не повредят. Мы молча вышли на улицу.       И вновь я позволил Роуз задавать темп. Вскоре мне пришлось немного замедлиться, чтобы она не отставала. Роуз обожгла меня свирепым взглядом и прибавила скорость. Мы оба знали, что я мог бы с легкостью ее обогнать, но она не хотела демонстрировать слабость. Я мысленно улыбнулся этому крошечному проявлению соперничества и сделал очередную пометку на будущее: еще один рабочий способ мотивировать Роуз Хэзевей. Мы сохраняли темп на протяжении почти трех миль, пока чьи-то голоса – мужские голоса – не окликнули ее, подбадривая:       – Ты в прекрасной форме, Роуз!       И как бы невинно это ни прозвучало, ухмыляющиеся интонации ясно давали понять, что речь не только о технике бега. Роуз кокетливо улыбнулась и помахала своим поклонникам, слегка замедлившись при этом.       – Ты уменьшила скорость! – бросил я достаточно грубо, чтобы удивились мы оба. – Так вот, значит, из-за чего не улучшается твой результат? Потому что ты легко отвлекаешься?       Ее щеки порозовели, и она помчалась еще быстрее, чем мы бежали до этого. Я не отставал, но произошедшее меня по-прежнему не отпускало. Это, мать вашу, что такое было? Впрочем я и так знал, почему набросился на Роуз. Комментарии парней меня, конечно, разозлили, но ее дружелюбный отклик огорчил еще больше. Нет... не злость, не огорчение. Такая реакция вполне вписалась бы в образ наставника, преданного своему делу. Быть может, то, что я сказал, и соответствовало чувствам, которые мне следовало испытывать, но то, как я это сказал, – нет. Как какой-нибудь ревнивец и собственник, позавидовавший, что этим мальчишкам хватает наглости заигрывать с ней в моем присутствии, а она, как ни в чем не бывало, флиртует в ответ. Ревность из образа наставника выпадала напрочь. От учителя такого не ждут, да это и неприемлемо. Я вправе ощущать потребность заботиться о Роуз, но не больше, чем отец или брат. Мои же слова, их смысл и тон, были какими угодно, только не родственными. Понятия не имею, откуда это взялось, к тому же, так внезапно, но меня радует, что Роуз, судя по всему, не нашла в этом ничего дурного.       Роуз неожиданно замедлила ход, собираясь пройти круг пешком, но я настолько отвлекся на собственные мысли, что не сразу обратил внимание. Посмотрев на часы, я обнаружил, что мы пробежали на две минуты быстрее ее лучшего времени. Если причина в совместной пробежке, то нужно делать это почаще. Несмотря на недавний гневный всплеск, я почувствовал прилив гордости, когда сообщал ей о новом рекорде.       – А неплохо, скажи? – шутливо улыбнулась Роуз, когда мы возвращались в зал, чтобы остыть и привести себя в порядок перед началом занятий. Она шагала впереди, почти танцуя на волнах нерастраченной энергии. – Выходит, я могу мчаться быстрее экспресса, и ни один шопоголик-стригой не догонит. А вот сможет ли Лисса?..       Я улыбнулся этой юношеской восторженности.       – Если она будет с тобой, ничего плохого с ней не случится.       Кажется, мои мысли и язык сегодня гуляют сами по себе. И снова – вроде бы уместные слова, комплимент от гордого наставника, но тон... До правильного тона ему было далеко. Мне не хватило времени, чтобы полностью осознать сказанное или удивленную улыбку Роуз, потому что ее взгляд «поплыл».       Я узнал это зависшее выражение лица. Всё было в точности как в прошлый раз, когда она провалилась в голову Лиссы, хотя спокойствия мне это не прибавило. Правда, теперь всё кончилось через секунду – я едва успел понять, что происходит, как Роуз заморгала и сфокусировалась на мне. В ее глазах застыл чистый ужас. Она развернулась и стремглав побежала в направлении моройских общежитий.       Эта девушка буквально только что совершила трехмильный забег и побила свой личный рекорд, но на моей памяти она еще никогда не мчалась так быстро. Я невольно застыл, а затем ринулся следом, на бегу окликая ее по имени. Она даже не обернулась, только ускорилась, ненамного меня опередив, но постепенно я поравнялся с ней, вопреки собственному мини-марафону в десять миль длиной.       В поле зрения вдруг мелькнула бледная фигура, которая бежала к нам с противоположной стороны. Она бросилась в объятия Роуз. Это была принцесса Василиса. Роуз гладила подругу по волосам, чередуя утешения с вопросами о том, что случилось. Пока она сосредоточилась на Лиссе, я стоял на страже, готовый отразить любую неизвестную угрозу.       Спустя несколько минут Роуз всё-таки удалось выяснить: то, что так напугало хрупкую моройку, находилось в ее комнате. Мы медленно двинулись в указанном направлении. Я оставил девушек ждать в холле, прежде чем проверил помещение на предмет иных опасностей. По большому счету, эта комната мало чем отличалась от всех прочих в кампусе: как бы разделенная на две половины, с личными вещами, принадлежавшими двум разным людям. Но была одна деталь, которая не вписывалась в обстановку и, мягко говоря, беспокоила. Посредине кровати – та, очевидно, принадлежала принцессе – лежала мертвая лисица с перерезанным горлом. Ее мех и покрывало вокруг были перепачканы кровью, а немигающий взгляд остекленел от ужаса, которым, вероятнее всего, сопровождались последние мгновения ее жизни.       Не обнаружив больше ничего подозрительного, я отвернулся от гнетущего зрелища и достал телефон, чтобы связаться со стражем Петровой и директрисой Кировой. То, что произошло, не походило на обычный акт вандализма или травлю. Скорее целью было спровоцировать ночные кошмары или передать угрожающее послание. В последний раз взглянув на лису, отчего у меня скрутило живот, я покинул комнату, чтобы вместе с девушками дождаться остальных. Вскоре они были на месте. Директриса поднесла ладонь ко рту, сдерживая приступ дурноты, в то время как трое стражей преодолели смятение, не издав ни звука. Близость смерти всегда действует на нервы, так или иначе, а если смерть наступает неожиданно, отрешиться от ее обстоятельств намного труднее.       Роуз вошла последней, не прекращая обнимать принцессу. Я надеялся, что они останутся в холле, однако любопытство и инстинкт защитника ожидаемо взяли вверх. При виде изуродованной лисицы Роуз вытаращила глаза. Тем не менее, она сделала всё возможное, чтобы скрыть отвращение, и крепче прижала к себе Василису, зарывшись лицом в светлые волосы подруги. Она одновременно и приносила утешение, и искала его в другом человеке.       Василиса же поначалу просто смотрела, а затем вырвалась из хватки своего стража. Удивительно, но она протянула руку к бедному существу. За всей этой суматохой в попытках найти хоть какое-то объяснение случившемуся, я услышал шепот Лиссы:       – Она была еще жива, когда я вернулась... Едва-едва. – Она вцепилась в Роуз, ища опоры, когда ее собственные ноги подкосились. – Господи, она подергивались. Наверное, ей было очень больно.       Сердце разрывалось от сострадания к этой доброй, мягкосердечной девушке и событию, свидетелем которого она стала. Но я невольно навострил уши, когда разговор принял неожиданный оборот. Роуз спросила торопливым шепотом:       – Ты?..       – Нет. Я хотела... Я начала...       – Тогда забудь. Это глупость, чья-то идиотская шутка. Здесь всё уберут. Может, тебе даже выделят другую комнату, если захочешь. – Эти слова были призваны успокоить, но я слышал в них сильный страх. Роуз не верила в «глупую шутку». Она знала, что за этим поступком стоит самый настоящий злодей.       Глаза Василисы неожиданно стали безумными.       – Роуз... ты помнишь?.. В тот раз...       – Прекрати, – оборвала ее Роуз и посмотрела по сторонам, желая убедиться, что их не подслушивают. Я старался вести себя как можно более бесстрастно, учитывая обстоятельства, и заодно собрать загадочную картинку по кусочкам. – Забудь об этом. Сейчас всё иначе.       – А что если кто-то видел? Если он что-то знает?.. – Василиса была близка к истерике, и Роуз отчаянно пыталась ее успокоить, не привлекая лишнего внимания к подозрительным словам принцессы.       – Нет, Лисс. – Роуз схватила ее за руку так крепко, что я подумал, не останется ли синяк. – Это другое. Ничего общего, слышишь? – Решительный, строгий и властный голос смягчился, когда она вновь заключила подругу в объятия. – Всё будет хорошо. Всё наладится, вот увидишь.       Принцесса кивнула, но было ясно, что ни одна из девушек не верит этим словам всерьез.       – Страж Беликов!       Я вытянулся в струнку. Директриса Кирова велела отвести Роуз на уроки. Ни один из нас не хотел оставлять нашу подопечную в таком уязвимом состоянии, но ослушаться прямого приказа я не мог. Как только меня заверили, что Василису проводят в больницу и позаботятся о ней, я вывел Роуз наружу.       Однако вместо того чтобы идти на первый урок мы вернулись в общежитие дампиров. Роуз по-прежнему была в тренировочном костюме, и на ее кофте виднелись несколько капель крови – свидетельство ужасной сцены, которую мы только что наблюдали. Я раз за разом проигрывал в голове разговор девушек, пытаясь понять его смысл. Наконец, не доходя буквально пары шагов до корпуса, где жили новички, я остановился и встретился с Роуз лицом к лицу.       – Ты что-то знаешь. О том, что произошло. – Я не спрашивал, а утверждал. Она определенного что-то скрывала, причем с того момента, как мы вернули их в школу. – Ты это имела в виду, говоря директрисе Кировой, что Лиссе угрожала опасность?       Ее глаза широко распахнулись, и я понял, что попал в точку. И всё же она пыталась отрицать.       – Ничего я не знаю. Это чья-то дурацкая шутка.       Роуз попытались уйти, но я удержал ее за плечо.       – У тебя есть идеи, кто мог это сделать? И зачем?       Она отвела глаза, потратив на раздумья около минуты.       – Нет. Понятия не имею.       Пусть она и лукавила прежде, отрицая свою осведомленность, я видел, что сейчас Роуз не врет. Она в самом деле не знала, кто мог опуститься до подобной мерзости.       – Роуз. – Наши взгляды встретились, и я положил руку ей на плечо, пытаясь вызвать доверие к себе. По крайней мере, в этом вопросе. – Если ты что-то знаешь, пожалуйста, скажи мне. Мы по одну сторону баррикад, мы оба хотим защитить ее. Это серьезно.       Она сердито оттолкнула меня, и этой гримасы бешенства хватило, чтобы заставить меня вздрогнуть.       – Да, серьезно. Всё это очень серьезно. А ты заставляешь меня нарезать круги, вместо того чтобы учить сражаться и защищать ее! Хочешь помочь? Научи меня хоть чему-нибудь! Убегать я уже умею.       Роуз тяжело дышала, яростно сверля меня глазами в ожидании ответа.       Я же просто смотрел на нее, несколько испуганный осознанием того, что да... Убегать она действительно умела. Роуз именно так и поступила, сбежав вместе с Лиссой, когда осталась один на один с неведомым врагом, будучи не в состоянии дать отпор. Она поступила именно так, как я советовал ей утром. А я взял и вернул ее обратно. Вернул обеих в то место, которое их пугало. Что ж, это я лишил Роуз возможности спастись бегством, так что теперь мой долг – научить ее сражаться. Ради безопасности нашей подопечной и чтобы защитить саму Роуз.       – Иди. – Я указал вперед, всё еще находясь под впечатлением от того факта, что к побегу их подтолкнула не детская прихоть, а вполне реальный враг – тот самый, от которого она поклялась уберечь Василису любой ценой. – Ты опаздываешь на занятия.