Академия вампиров. История Дмитрия

      Наутро, проводив Василису в общежитие, а затем и на завтрак, где о ней, несомненно, позаботится Роуз, я вернулся к себе, чтобы подготовиться к предстоящему дежурству. Сегодня я работал в две смены: вел наблюдение на утренних занятиях и дежурил в общежитии вечером. Я порадовался облегченному графику на этот день, так как мне еще требовалось разобраться с кое-какими документами, да и отдохнуть будет совсем нелишним, ведь прошлой ночью я практически не спал.       Перешептывания начались с раннего утра. О втором нападении, уверен, слышали уже многие. Прибавьте к этому события во время визита королевы, и мельница слухов будет запущена. К сожалению, Василиса и, соответственно, Роуз находились в центре обоих сюжетов. Чужие взгляды преследовали их на всех уроках. Я думал, что боевые курсы «только для дампиров» принесут Роуз некоторое облегчение, однако даже там на нее косились, а кто-то и вовсе откровенно глазел.       Меня раздражало, что обеим девушкам причинялись такие неудобства, но Роуз, по большому счету, их вроде как не замечала. Она знала о ненужном внимании, но оно скатывалось с ее плеч, как с гуся вода. Я видел, как она время от времени «проверяет» мысли Лиссы, желая убедиться, что та в порядке, но в остальном выглядела безразличной к поднятому вокруг нее шуму. Роуз успешно сражалась с одноклассниками, используя приемы нападения и защиты от более крупных противников, что я показывал ей на тренировках.       На миг я ощутил гордость. Не только ее навыками, но и поведением с недавних пор: уравновешенным и зрелым. У Роуз всё еще случались «свои моменты», однако молодая женщина, за которой я наблюдал сейчас, сильно отличалась от той, которую пришлось тащить обратно в школу всего пару месяцев назад. Та Роуз напоминал лесной пожар: одна искра, и она вспыхнет, сжигая всё на своем пути, не заботясь о последствиях. Теперь она скорее управляемое пламя – потенциально смертоносное, этого не отнять, но обладающее курсом и целью. Она проявляла выдержку, когда это было неизбежно, и силу, когда необходимо. Я бы точно не назвал ее прирученной (от этого она была далека), но Роуз становилась тем человеком, к которому испытываешь уважение и трепет, а не презрение и страх.       В то время как большинство занятий, где присутствовал я, предназначались для новичков-дампиров, на последнем уроке в тот день были и некоторые морои. Лисса сидела впереди, слушая лекцию и прилежно делая пометки. Это был урок древней поэзии, и хотя я узнал некоторые цитаты из древнерусской классики, подобное не вызывало у меня интереса. Основную часть занятия я провел позади класса, стоя по стойке «смирно» и блуждая в лабиринтах собственных мыслей. Я приметил одну особенность. Смешков вокруг Лиссы стало будто бы поменьше. Не поймите меня неправильно, их по-прежнему хватало, но здесь это, по идее, должно было сильнее бросаться в глаза. Студенты-морои, как правило, куда более сконцентрированы на школьной политике и на формирующих ее сплетнях, чем новички. К тому же, хотя имена Роуз и Лиссы казались неизменно связанными друг с другом, в центре внимания должна быть именно Лисса, а не Роуз. Впрочем, меня это не слишком тревожило. Роуз предпочла бы избавить принцессу от досаждающего внимания, и в этом я был с ней солидарен. Пусть Лисса и храбрилась сегодня, она всё еще оставалась довольно уязвимой.       После звонка я молча проследовал за принцессой в столовую на обеденный перерыв. Я держался на приличном расстоянии, чтобы не привлекать внимания ни к кому из нас. Хотя мне была ненавистна сама мысль о том, что другим стражам и персоналу в кампусе нельзя полностью доверять, правда в том, что со вчерашнего вечера мы ни на шаг не приблизились к поимке виновного. Возможно, я и не смогу присматривать за Василисой каждое мгновение каждого дня, но мне бы хотелось делать это как можно чаще. Я подождал в дверях, пока ее встретит Роуз, которая была более чем в состоянии приглядеть за ней днем. После этого я отправился в офис школьных стражей за журналами учета посещений, чтобы забрать их домой и начать поиск подозреваемых.       После обеда я был ничуть не ближе к разгадке тайны, чем утром. Ни один посетитель не совпал. Даже зная, что так оно и будет, я всё же питал надежду, поскольку гораздо легче допросить плюс-минус пятерых, чем весь кампус. Как только мои мыслительные способности достигли предела – по крайней мере, в конкретном вопросе и на данный момент, – я установил в телефоне будильник и попытался вздремнуть. До тренировки с Роуз оставалось примерно два часа, но я обнаружил, что несмотря на физическую и моральную усталость с нетерпением жду встречи с ней.       Совместные тренировки стали своего рода отдушиной для нас обоих. Когда мы только начинали заниматься, ее пустая и нередко язвительная болтовня бесконечно меня раздражала, а теперь это превратилось во взаимное подшучивание, способ скоротать время и даже снять часть стресса из-за напряженных графиков. Мы, кажется, нигде больше так не расслабляемся, как во время тренировок. Мне до сих пор сложно назвать Роуз своим другом, ведь это бросило бы тень на строго регламентированные отношения наставника и ученика, но вместе с тем становилось всё труднее избегать того факта, что она самый близкий человек, который у меня был после смерти Ивана. То есть самый близкий к понятию настоящего друга человек. У меня были коллеги, ровесники, знакомые, но ни с кем из них я не чувствовал себя комфортно, делясь чем-то большим, чем элементарные любезности. Роуз словно бы успокоила меня и позволила открыться сильнее, чем за долгие годы. Теперь я действительно наслаждался нашими беседами.       Но, видимо, не сегодня.       Наверное, мне стоило заподозрить неладное, когда она пришла пораньше, но я и подумать не мог, что на душе у нее скребут кошки, пока после пробежки не прошло минут пятнадцать. Роуз так ничего и не сказала, а на любой вопрос отвечала односложно. Поначалу я решил, что она просто устала. Утром она выглядела вполне обычно, пусть и была нетипично сосредоточена. Теперь же Роуз кажется... рассеянной. Я вижу, что она вкладывает в каждый удар больше силы, чем нужно, словно пытается отвоевать контроль. Похожая реакция у нее была после первого нападения, однако что-то всё равно отличается. Роуз пытается выместить агрессию, но не на мне, а на себе самой. Ее приемы небрежны и делают ей только больнее.       – Роуз! Держи запястья ровно. Ты можешь себе навредить.       Единственное подтверждение того, что меня услышали, – короткая заминка, прежде чем продолжить связку, которую мы отрабатываем. Внезапно она поражает ручную мишень с почти идеальной точностью. Роуз не только исправила положение запястий, но и «прикрыла» практически все остальные слабые места. В моей голове загорелся красный флажок... Она делает это нарочно.       Я перехожу к силовым упражнениям в надежде, что хотя бы так она себе не навредит, однако даже здесь она напрягается сильнее, чем следовало бы. Я знаю, что должен что-то сказать, но понятия не имею, что именно. Всякий раз, когда я задаю вопрос и побуждаю к откровенности, она отвечает односложно. Если это не получается – попросту меня игнорирует и не отвечает вообще. Минут через двадцать после начала силовых я останавливаю Роуз ради ее же блага. У меня огромное желание просто отпустить ее, отменив занятия во второй половине дня, но... в животе сворачивается дурное предчувствие, что ей это сейчас нужно в последнюю очередь. Тогда я решаю предложить себя в качестве боксерской груши. Мы устраиваем спарринг.       Только сражаясь с ней, я начинаю понимать, насколько Роуз на самом деле нестабильна. Я буквально чувствую, как она напряжена, когда ловлю ее в захват. Уложить Роуз на лопатки сегодня слишком легко. Раунд за раундом она летит на мат. Однако я вижу, что это приносит больше облегчения, чем всё остальное вместе взятое, поэтому молча позволяю ей нападать. Всё, что я делаю, это заранее готовлюсь к удару.       Дико зарычав, она бьет гораздо неистовее, чем рассчитывала, но, не успев коснуться меня, оказывается распластанной на полу. Собственная неуравновешенность выводит ее из себя. На этот раз она не встает.       Около минуты я смотрю, как она лежит. Уже собираюсь проверить, не пострадала ли Роуз сильнее, чем мне показалось, когда она внезапно несколько раз ударяет по мату. Наконец она садится, обхватив голову руками.       Понемногу отдышавшись, Роуз поднимает на меня глаза – впервые с начала тренировки, – и я застываю в потрясении. Передо мной уже не тот заботливый и целеустремленный новичок, которого я видел прошлой ночью. Не та молодая женщина, что беззаботно общается со школьными друзьями. И даже не тот разгневанный, необузданный ребенок, которого я встретил в Портленде. Нет... это сломленная девушка. Лань в свете автомобильных фар, испуганная и потерянная. На миг мне кажется, что она стоит на краю пропасти, и я знаю, что должен дотянуться до нее, оттащить... Но я этого не делаю.       Она отводит взгляд, поднимается на ноги и выходит из зала, не сказав ни слова.       А я даю ей уйти.       Еще минуты три я топчусь на месте, после чего все-таки собираю вещи и иду в раздевалку. Мысли по-прежнему путаются, когда я встаю под душ. Смятение никуда не исчезает и по дороге в гостиную стражей.       Я пытаюсь заполнить отчеты по нашим тренировкам, но не могу сосредоточиться. К счастью, подобные отчеты не требуют особых интеллектуальных затрат. Я трачу на них больше времени, чем нужно, но до следующей смены время всё равно есть. Мои мысли то и дело возвращаются к Роуз и выражению ее глаз. Я знаю, что не вчерашние события тому виной. Случилось что-то еще, но я понятия не имею, что именно. Я настолько погружен в собственные думы, что едва не подпрыгиваю, когда напротив меня садится Альберта.       – Как она? – спрашивает мягко.       Меня поразило, как она переключается из смертоносного стража в заботливую мать, в зависимости от настроения.       – Кто? Принцесса? По-прежнему довольно слаба, но, с учетом обстоятельств, держится хорошо. – После вчерашнего немудрено, что Альберта о ней беспокоится. – Слухи, судя по всему, уже распространились, но прямых угроз не поступало.       – Я спрашиваю не о Василисе. – Она говорит так, словно это должно быть очевидно, и становится ясно, что я что-то упускаю. – Роуз... Как Роуз?       Я хмурюсь и гадаю, о чем именно она спрашивает. Не хочется особо распространяться о нынешнем состоянии моей ученицы, когда я сам еще толком не разобрался.       – Она... расстроилась после инцидента с кроликом. В остальном ее обучение идет хорошо. Лучше, чем мы ожидали.       Альберта разочарованно вздыхает, и я понимаю, что снова ответил неверно.       – Ладно. – Я собираю бумаги и смотрю ей прямо в глаза. Я ненавижу обсуждать странности в поведении Роуз с кем бы то ни было, но доверяю стражу Петровой и знаю, что она не меньше меня заботится о ней. – Она... Роуз ведет себя странно. На самом деле, она не притворяется. Она спокойна, но выглядит как человек на грани срыва. Еще несколько шагов, и сорвется. Я не понимаю. Утром она вроде была в порядке, но во время нашей тренировки она как будто находилась... не здесь. Не знаю, что произошло. Я никогда ее такой не видел.       В глазах Альберты мелькает проблеск понимания.       – Ты... ты не в курсе, да?       – Не в курсе чего?       – Дмитрий, по кампусу ходят некоторые... слухи...       На моем лице наверняка читается замешательство.       – По поводу вчерашней ночи?       – Нет.       – Тогда о чем? Это не первый случай, когда Роуз оказывается в центре глупых школьных сплетен. Раньше они ее не задевали.       Она опускает глаза.       – Не в этот раз.       Я выжидаю, и Альберта продолжает:       – Кто-то узнал о Роуз и Василисе, когда они были в бегах. О том, как Василиса... выжила.       У меня перехватывает дыхание. Под «выжила» она явно имела в виду «кормилась». Но как... Отчет должен был быть строго конфиденциальным именно по этой причине.       – Увы, это еще не конец. После того как поползли слухи, некоторые моройские студенты решили подлить масла в огонь. Студенты мужского пола.       В моей голове вдруг что-то щелкает.       – Кто.       – Прежде всего, Джесси Зеклос и Ральф Саркози. В классе мистера Надя произошла ссора, но Роуз избежала драки.        Я чувствую, как на шее пульсирует вена. Мои руки на столе сжимаются в кулаки. Пусть я знаю, что эти слухи далеки от истины... Они меня беспокоят. Неважно, правда это или нет – как только тебя заклеймили «кровавой шлюхой», ты всегда будешь ею считаться. И Роуз знает об этом. Боль, страх и разверзнутая пропасть, на краю которой она стояла... Всё это неожиданно обретает смысл.       Вернулась ярость, которую я ощутил той ночью в комнате отдыха. Хочется придушить мальчишек. Но я не могу.       – Дмитрий, – вновь обращает на себя внимание Альберта, – Роуз нужен кто-то, кому она доверяет. Кто-то, с кем можно поговорить. Ей нужен ты.       Но я понятия не имею, что сказать. Как я могу повлиять на ситуацию?       – Пожалуй, будет лучше, если это сделаете вы.       – Не думаю, страж Беликов. Я знаю ее всю жизнь и отношусь к ней как к дочери, однако между вами есть связь, которую я прежде не встречала. Тебе она отзовется. Ей нужен ее наставник.       Мы сидим так еще мгновение, затем я подтверждаю свою задачу быстрым кивком. Всё еще плохо представляю, что такого могу ей сказать, но, быть может, мне удастся немного облегчить боль. Моя смена в спальном корпусе дампиров начнется через несколько минут, однако перед тем как заступить на нее я оперативно нахожу Лиссу.       – Принцесса. Вы знаете, где Роуз?       – Нет. Мы не виделись с последнего урока. Она расстроена. Очень расстроена. Подозреваю, что она у себя в комнате.       Оглянувшись, я беру ее за руку.       – Идемте.       Я отпираю служебную лестницу и подталкиваю принцессу внутрь так, чтобы никто не заметил. Приближается комендантский час, уже слишком поздно для входа с парадной стороны.       – Встретимся на этаже Роуз, но оставайтесь на лестнице. Я буду там через минуту.       Она кивает в ответ на мои указания и начинает подниматься. До начала смены всего восемь минут. Я иду через центральный вход и бегу вверх по ступенькам прямо к комнате Роуз.       Я медлю перед тем как постучать. Слышу, как за закрытой дверью она шмыгает носом. Глубокий вдох, и я стучу трижды.       – Минутку, – ее голос дает трещину, разбивая мне сердце.       Спустя миг дверь открывается. Я вижу, чем занималась Роуз. Ее нос покраснел, а глаза налиты кровью. Даже щеки кажутся немного воспаленными от соли. Она так и не переоделась после тренировки, волосы спутались в беспорядке. Она плачет уже несколько часов.       Всё, что я хочу сделать, это прижать ее к себе. Закрыть дверь, отгородив нас от остального мира. Хочу обнять ее и пообещать, что всё будет хорошо. Я хочу гладить ее по волосам, делясь с ней своей силой. Стать ее силой. Не знаю почему, но это так. Я хочу быть рядом.       Может, я бы так и сделал, не дожидайся нас Лисса, но она ждет.       – Ты в порядке?       Я уже знаю ответ. Разумеется, она не в порядке. Я никогда не видел ее такой расстроенной. Мне знакомы женские слезы; три сестры предоставят вам много опыта такого рода. Однако с Роуз всё иначе. Она изо всех сил старается быть сильной. То, что я вижу ее такой, не говоря уже о ком-либо другом, ее убивает. Даже сейчас она пытается спрятать от меня свое лицо – слишком прекрасное, чтобы его омрачали слезы.       – Это не имеет значения, помнишь? – Она смотрит в упор, и собственные ужасные слова возвращаются ко мне.       Неважно, что я чувствую. Неважно, что чувствует любой из нас.       Но это важно. Это важно для меня.       – Лисса в порядке? – вновь заговаривает она. – Ей придется нелегко.       Я вздрагиваю. Даже после того как ее репутация оказалась под ударом, осмеянная, разорванная на части, растоптанная... Она продолжает беспокоиться о Лиссе. Помню, той ночью я сказал еще кое-что: «Подумай о Лиссе. Ты выставляешь себя дешевкой... И это не может не отразиться на ней... и на мне». Теперь понятно, почему она избегала моего взгляда во время тренировки. Ей стыдно, и она чувствует, что подвела меня. Если бы я только мог взять назад каждое грубое слово, сказанное в ту ночь. Невозможно смириться с тем, что часть ее страданий – из-за меня.       Вместе с тем я вижу, что ее тревога о Лиссе неподдельная и едва ли не сильнее, чем о самой себе. Может, я и допустил несколько ошибок, но, по крайней мере, одну вещь сделал правильно.       – Идем.       Роуз беспрекословно следует за мной, но скрещивает руки на груди, как щит.       Я вновь открываю служебную лестницу и мягко увлекаю ее туда, предупредив:       – Пять минут.       Она выглядит смущенной, но расслабляется, когда замечает Лиссу и обнимает свою лучшую подругу. Я прикрываю дверь. Стоя на страже их укрытия, включаю рацию и регистрирую начало смены. Спустя некоторое время приходится тихонько постучать и просунуть голову в дверной проем, прерывая их разговор.       – Тебе нужно вернуться, Роуз, пока кто-нибудь не хватился. Лисса, как считаете, вы сможете самостоятельно вернуться в общежитие? Если хотите, я вызову провожатых.       Лисса на секунду обернулась ко мне.       – Нет, страж Беликов, не беспокойтесь об этом. Со мной всё будет в порядке. – Прежде чем отступить вниз по лестнице, она встретилась глазами с подругой. – На этот раз я обо всём позабочусь, Роуз. Обо всём.       Роуз выглядит гораздо лучше, пусть она и по-прежнему встревожена. Моя рука лежит у нее на плече, когда я провожаю ее обратно в комнату. У двери она смотрит на меня с благодарностью, хотя печаль никуда не исчезла.       Поборов желание обнять ее, вместо этого закрываю дверь. Как раз перед тем, как та захлопнулась, я вижу, что Роуз улыбается. Эта улыбка стоила того, чтобы нарушить предписания.       Следующие несколько часов я патрулирую спальный корпус новичков, отдавая себе отчет в том, что на четвертом этаже женского крыла я провожу гораздо больше времени, чем следовало бы. Всякий раз, проходя мимо ее комнаты, прижимаюсь ухом к двери, чтобы проверить, как она. Поначалу я слышу плач, но на пятом обходе наступает тишина. Роуз уснула, и я молюсь, чтобы сегодня ночью хотя бы в своих снах она обрела немного покоя.