Академия вампиров. История Дмитрия

      Я почувствовал, как фургон начал замедлять ход, проезжая через ворота Академии. Роуз по-прежнему крепко спала у меня на плече, негромко похрапывая. Она практически не шевелилась всю дорогу, и я не решался ее будить, но позволить ей провести остаток ночи в фургоне тоже не мог, особенно когда мое плечо использовалось в качестве подушки.       Я дотронулся до ее плеча и мягко потряс, чтобы разбудить. Получилось не с первой попытки, но в конце концов ее веки затрепетали, и она открыла глаза. Роуз смотрела прямо на меня и, всё еще находясь в полусне, улыбнулась, прежде чем осознала, на чем именно покоится ее голова. Она вскочила и отодвинулась, увеличивая расстояние между нами, а затем вернула мне куртку. Неожиданный холод, вызванный ее отсутствием, удивил, но я старался об этом не думать.       – Спасибо, – немного застенчиво сказала Роуз, однако я видел улыбку, которую она пыталась спрятать.       – Да без проблем.       Мы выбрались из фургона последними, и я протянул ей руку, чтобы поддержать, когда она вылезала вслед за мной.       – Снова в тюрьму. – Она погрелась секунду в лучах полуночного солнца, глубоко вдохнула, выдохнула и побежала догонять Лиссу.       Может, она и вернулась к испытательному сроку, но я видел, как школьный стресс уже потускнел вместе с недолгой свободой. Рад, что у нее появилась возможность уехать, пусть и всего на один вечер.       Спиридон возник около меня, когда я наблюдал, как Роуз оживленно болтает с подругой, шагая с ней рядом почти вприпрыжку.       – Что ж, вы двое на обратном пути смотрелись очень уютно. – Ухмылка не оставляла сомнений, на что он намекал.       – Она устала и заснула. Ничего особенного. – Я пытался сохранить невозмутимость, но стоило лишь взглянуть на его недоверчивую гримасу, как уголки рта поползли вверх.       – Угу, как скажешь.       Роуз привлекла наше внимание, запрыгнув на одну из деревянных скамеек, которые выстроились вдоль дорожки. Дойдя до края, она соскочила вниз, но лишь для того, чтобы повторить это действие со следующей скамейкой в нескольких метрах от нее. На второй скамейке она слегка покрутилась и спрыгнула на землю, отвесив шутливый поклон под аплодисменты смеющихся Лиссы и Натальи.       – Эй! – со страдальческим видом окликнул Спиридон, потерпев неудачу в том, чтобы самому удержаться от смеха. – Ты всё еще при исполнении. Здесь нельзя развлекаться!       – Какие развлечения? – воскликнула она, хлопая ресницами с притворной невинностью.       Я покачал головой и отвернулся, зная, что чем больше у Роуз зрителей, тем смелее будут трюки. И, естественно, она повернулась обратно к скамейкам и рванула к следующей, ее голос доносился до нас на бегу:       – Клянусь, никаких... Черт!       Я с ужасом наблюдал, как под ней проломилась одна из досок. Хруст ломающихся костей был слышен даже отсюда. Моройки отпрянули, в то время как мы со Спиридоном бросились к Роуз. Она плашмя лежала на скамейке, но ее лодыжка была согнута под неестественным углом, застряв в гнилой деревяшке. Было легко определить, что нога сломана. Когда Роуз не пошевелилась и не вскрикнула, я заметил, что она отключилась от болевого шока. Я мысленно поблагодарил небеса за это маленькое благословение, ведь, останься она в сознании, боль была бы невыносимой.       Должно быть, Роуз просто не повезло наступить на то самое место, потому что дыра была небольшой и словно бы образовалась вокруг и без того распухшей щиколотки. Лисса отчаянно пыталась дотянуться до подруги, но Спиридон удерживал ее, пока я ломал доски. Как только пролом стал достаточно широким, я осторожно поднял Роуз со скамейки и понес в больницу, предоставив другим стражам сопроводить остатки нашей группы в их комнаты.       Я делал всё возможное, чтобы она оставалась неподвижной, пока я бегу, но, должно быть, из-за тряски она отчасти пришла в себя. Вскоре я услышал какое-то бормотание, перемежаемое тихими болезненными стонами. Мне мало что удалось разобрать, не считая наших с Лиссой имен, а еще нелепое упоминание тренировок. Она вновь прятала лицо у меня на плече, но уже не потому, что мирно спала, – теперь ее пальцы вцепились в мою рубашку, челюсти были сильно сжаты, а из-под крепко зажмуренных век текли слезы. Я пытался сказать Роуз, что мы почти на месте, что всё будет хорошо, но знал, что смысл этих слов до нее не дойдет. Оставалось надеяться, что звук моего голоса хоть сколько-то ее успокоит.       Только когда мы добрались, я понял, что Лисса всё это время следовала за мной. Медсестра провела нас в маленькую палату и велела уложить Роуз на больничную койку, чтобы можно было проверить ее жизненные показатели и уже после этого звать доктора Олендзки. Минутой позже она вернулась с маленьким шприцем и пояснила, что доктор назначила обезболивающее.       Лисса и я сели рядом с Роуз. Принцесса – в ногах, положив руку на пострадавшую голень подруги, а я сидел со стороны плеча, изо всех сил сопротивляясь искушению смахнуть слезы со щеки Роуз или провести пальцами по ее волосам, когда она время от времени мотала головой. Как бы мне ни хотелось ее утешить, я понимал, что не смогу сделать этого при Лиссе. Даже сейчас, когда руки мои лежали на коленях, я видел, как она украдкой за мной наблюдает. К счастью, лекарство обладало быстрым действием, и негромкие, полные боли всхлипы Роуз стали реже. Спустя десять минут она погрузилась в спокойный сон, и тогда наконец прибыла доктор Олендзки.       Выслушав наш рассказ, доктор вывела Лиссу и меня в коридор. Спиридон ждал неподалеку, в вестибюле клиники, и, едва заметив нас, окликнул:       – Эй, ну как она?       Он запыхался, и меня бы не удивило, примчись он сразу, как только сопроводил принца Виктора и остальных. Хотя я не ожидал его здесь увидеть, всё же нельзя было не оценить такое участие.       – Точного диагноза пока нет, но ей дали что-то от боли, и она отдыхает. Сейчас ее осматривает врач.       – Всё выглядело как реально скверный перелом. Надеюсь, пройдет не слишком много времени, пока он срастется. Может, я не так хорошо знаком с девчулей, но готов биться об заклад, что она не из тех, кто спокойно ждет выздоровления.       Я лишь улыбнулся в ответ. Он прав. Несмотря на то что поначалу Роуз всячески протестовала против тренировок, теперь она, казалось, жила тем, что делает, а вот к постельному режиму относилась не очень хорошо.       Минуту-две понаблюдав за Василисой, вышагивающей перед дверью, Спиридон вновь заговорил:       – Мне, наверное, пора. Просто хотел убедиться, что она в порядке, и заодно передать кое-что от принца Виктора. Небольшой подарок, если вдруг она проснется.       Я забрал у него сверток, вспомнив, что ранее Спиридон уже упоминал о подарке.       – Спасибо. Уверен, ей понравится сюрприз. – Я посмотрел на Лиссу. Ее шаги замедлились, она начала выбиваться из сил. – Ты не мог бы проводить принцессу в ее комнату?       Он кивнул, но она запротестовала. Тогда я решительно оборвал возражения:       – Не переживайте, я останусь с Роуз, пока она не проснется. А вам нужно отдохнуть, вы и так едва держитесь на ногах.       Я видел, что принцесса готова спорить, но ее зевок послужил знаком согласия. Спиридон взял ее за руку и повел к выходу из клиники. Как только они исчезли из виду, я облегченно выдохнул и практически обмяк на одном из стульев в коридоре. Вскоре после этого из палаты наконец вышла доктор Олендзки, и я немедленно встал по стойке «смирно», прежде чем она меня заметила.       – А, страж Беликов. Спасибо, что подождали. Должна признаться, это было слегка необычно... – Она сверилась со своими записями, а я пытался понять, о какой «необычности» идет речь. – Похоже, что с Роуз, ну, в целом всё нормально.       Я даже не попытался скрыть изумление. Честно говоря, я настолько устал и был слишком ошарашен, чтобы еще и следить за выражением своего лица.       – О чем вы? Это невозможно. Я видел, как она упала, слышал, как хрустнула кость. Гематома, опухоль, угол наклона... Какое тут может быть «нормально»?       – По правде сказать, я и сама не знаю. Мы даже сделали рентген, чтобы перепроверить, но у нее нет ни единого повреждения. Ни царапины, ни занозы, ничего. – Доктор опустила взгляд на мои руки, немного пострадавшие в процессе разламывания скамейки. – На самом деле, вы выглядите куда хуже, чем она.       Я машинально отмахнулся от ее беспокойства.       – Тогда я войду, не возражаете?       Как бы мне ни хотелось верить доктору Олендзки, я должен увидеть всё собственными глазами. Быть такого не может, чтобы после подобного Роуз осталась целой и невредимой.       – Разумеется, но должна предупредить: девочка, скорее всего, еще немного поспит. Лекарство, которое ей вкололи, довольно сильное, и какое-то время она может быть слегка не в себе. Если же этого не случится, она сможет вернуться в свою комнату сразу, как проснется. Вряд ли я могу еще что-нибудь ей предложить. Но если вдруг что – не стесняйтесь звать медсестру. Буду рада вернуться, если вдруг понадоблюсь.       Когда я вошел, Роуз в самом деле спала. Прокравшись к изножью койки, я приподнял простыни, которые прикрывали ее правую лодыжку. Как и сказала доктор, ни следа падения. Я быстро проверил другую ногу, просто чтобы убедиться, что не перепутал, на какую сторону пришелся основной удар, однако левая выглядела точно так же, как и правая. Ни отеков, ни гематом, ни царапин. Нога чуть покраснела и на ощупь была разве что слегка горячеватой. Не получив никаких объяснений, ощущая лишь усталость, я накрыл ее ноги и сел обратно на стул возле кровати.       Пользуясь тем, что на нас никто не смотрит, я не таясь пригладил волосы Роуз, заправив за ухо шелковистую прядь, а спустя несколько минут уже спокойно дремал рядом с ней, подперев голову рукой.       Спустя, казалось, совсем короткий промежуток времени я услышал, как она ворочается, медленно пробуждаясь от медикаментозного сна. Я смотрел, как она открывает глаза, пытаясь сфокусироваться на лампах перед собой.       – Роуз?       Повернувшись на голос, она с улыбкой встретила мой взгляд.       – Привет, – прозвучало хрипло, так что я поискал глазами воду.       – Как ты себя чувствуешь? – Я протянул ей бутылку, и Роуз тут же осушила половину одним глотком, поморщившись, когда прохладная вода смочила горло.       – Странно. Немного поддатой.       – Доктор Олендзки дала тебе что-то от боли – ты довольно плохо выглядела, когда мы принесли тебя сюда.       Меня по-прежнему удивляло, что обошлось без серьезных травм и каких-либо видимых повреждений вообще.       – Не помню... Долго я была в отключке?       Я проверил: время близилось к утру.       – Несколько часов.       – Сильно же меня приложило. – Она пошевелила пальцами ног под тонкой простыней. – Совсем не больно.       – Да, потому что на самом деле ты серьезно не пострадала.       Роуз выглядела такой же сбитой с толку, как и я.       – Уверен? Я помню... как нога согнулась. Нет, должен быть перелом. – Она начала садиться, пожалуй, немного быстрее, чем следовало. – Ну или, по крайней мере, вывих.       Я придержал ее за плечо, когда заметил, что она покачивается, всё еще находясь под действием препарата.       – Осторожнее. Может, с лодыжкой всё и в порядке, но ты пока не до конца пришла в себя.       Она осталась в положении сидя, но за одеялом потянулась уже гораздо медленнее, чем раньше. Роуз осмотрела ногу так же, как и я, даже проверила вторую, чтобы убедиться. Получив доказательства, что всё в норме, она пожала плечами и вновь обратила внимание на меня.       – Господи, вот это удача! Сломай я ее, и надолго осталась бы не у дел.       Я рассмеялся и сел обратно. Конечно, Роуз волновалась на этот счет.       – Знаю. Ты всё время об этом твердила, пока я тебя нес. Была жутко огорчена.       Я едва ли заметил, как она вздрогнула, прежде чем заговорить:       – Ты... ты принес меня сюда?       Сложно сказать, позабавила ее эта мысль или смутила.       – После того как мы разломали скамейку и освободили твою ногу.       Она прислонилась затылком к стене, закрыв лицо руками, а потом мы оба, не сговариваясь, начали смеяться. Пожалуй, я и впрямь чересчур остро отреагировал, вцепившись в ту скамейку, точно псих, но я очень за нее переживал. То, что Роуз не пострадала, иначе как чудом не назовешь, но я и не думал сомневаться в том, что всё плохое позади. Ее смех перерос в тихий стон, когда она пришла к какой-то мысли.       – Скамья мне всё обломала! – или нечто подобное, потому что Роуз говорила так тихо, что я с трудом мог разобрать слова.       – Что?       Она наконец пошевелилась, рассеянно высвобождая волосы из уже растрепавшегося пучка, позволяя им свободно свисать. Вздохнула.       – Я продержалась целый день, охраняя Лиссу, и вы, ребята, сказали, что я отлично справилась. А затем я возвращаюсь сюда, и какая-то несчастная скамейка выводит меня из строя. – Роуз отвернулась, пряча румянец, разлившийся по щекам. – Прямо на глазах у всех! Ты хоть понимаешь, как это неловко?       – Ты не виновата, – заверил я, стараясь не улыбнуться, потому что понимал: от улыбки станет только хуже. – Никто не знал, что скамья гнилая. Она выглядела обычно.       – Плевать. Надо было идти по дорожке, как все нормальные люди. Вот увидишь, другие новички смешают меня с дерьмом, когда я вернусь.       Выражение ее лица заставило мою маску треснуть. Естественно, мы будем переживать о том, что нас засмеют новички и что подумали стражи, а что руки-ноги целы – дело десятое. Я покачал головой, изрядно позабавленный.       – Возможно, подарки поднимут тебе настроение.       – Подарки? – встрепенулась она, мгновенно позабыв о своих злоключениях.       Я кивнул и передал ей маленькую коробочку.       – Это от принца Виктора.       Роуз взяла ее с недоуменным видом. Она явно не ожидала получить что-нибудь от принца. Прочитав записку, она просияла. Я не спрашивал, о чем там говорилось, и она не стала делиться, хотя у меня имелись некоторые соображения на этот счет, учитывая, что ранее сказал Спиридон.       Сложив записку и спрятав ее в карман, Роуз вновь потянулась за коробкой.       – Как мило с его стороны. – Крышка приподнялась, демонстрируя содержимое, и изумление на ее лице возросло десятикратно. – Ого! Очень мило.       Пальцы Роуз нащупали тонкую цепочку, осторожно вытягивая ту из коробки. Лепестки золотой розы были украшены маленькими бриллиантами, а в центре красовался еще один, гораздо крупнее. Ожерелье выглядело впечатляюще, и, даже не видев ценника, я не сомневался, что оно обошлось в небольшое состояние.       – Немного чересчур для подарка выздоравливающей.       – На самом деле, он купил его в честь твоего успеха в свой первый рабочий день стража. – Я по-прежнему был глубоко впечатлен подобной расточительностью. Мой голос звучал отстраненно, словно говорил кто-то другой. – Должно быть, заметил, как вы с Лиссой разглядывали его в ювелирном магазине.       – Обалдеть, – выдохнула она, вертя ожерелье в руках, чтобы полюбоваться, как оно поблескивает на свету. – Не думаю, что я справилась настолько успешно.       – А я думаю.       Наши взгляды встретились, и она одарила меня гордой улыбкой, прежде чем вновь полюбоваться подарком. Я почувствовал легкую боль в груди, когда она с удивлением и трепетом рассматривала золотую розу. Она заслуживала милых вещиц вроде этой. В нашем мире насилия и постоянного движения они едва ли были практичны, однако такая элегантная роскошь казалась подходящей для Роуз Хэзевей. Подобная вещь на ее шее не будет смотреться нелепо или чужеродно, как у некоторых девочек, словно бы те запустили руку в шкатулку с драгоценностями своей матери. Я знал, что роза из золота и бриллиантов лишь подчеркнет естественную красоту Роуз. Несмотря на необузданную мощь и огонь, горевший в ее глазах, я видел молодую особу, которая могла постоять за себя изящно и не теряя самообладания. На контрасте с дерзким дикаренком, которым ее многие считали, Роуз с легкостью могла вписаться в высшее общество, если бы того пожелала. Она заслуживала жизни, где существуют подобные знаки внимания, и мужчины, способные их оказать.       Как бы я ни избегал этой мысли, она всё равно настигла. Такой мужчина – не ты. Ты никогда не сможешь дать ей подарки, безопасность и жизнь, которые она заслуживает. Непрошеные слова больно жалили. Одно дело знать, что мне не суждено быть с Роуз по целому ряду не зависящих от меня причин. Это я почти мог принять. Но ощущать себя недостойным ее – совершенно иное.       Я простой человек со скромными доходами. Зарплата стража невелика, а в начале карьеры она и того меньше. Я всегда с осторожностью распоряжался тем, что имею, стараясь избегать долгов и экономя везде, где только можно. У меня было только самое необходимое, не считая вестернов – единственной роскоши, которую я себе позволял. Все оставшиеся деньги я отправлял родным. До сих пор подобный образ жизни особо не беспокоил, но прямо сейчас меня угнетал тот факт, что я не способен предложить Роуз ничего, кроме небольшого подарка. После сюрприза от Виктора я отчасти надеялся, что сумею оттянуть вручение собственного. На таком фоне он смотрелся бы блекло.       Однако удача явно была не на моей стороне.       – Ты сказал «подарки», верно? То есть... больше чем один?       Звук ее голоса выдернул меня из задумчивости, и я понимал, что не в силах противиться надежде, которая ясно читалась на ее лице, когда Роуз убирала драгоценное ожерелье в коробку, откладывая ту в сторону. Я знал, что всегда буду уступать ей, и эта мысль вызвала лишь смех. Я потянулся за курткой, достав из кармана небольшой пакет.       – Это от меня.       Она аккуратно взяла его, разглядывая с таким подозрением, будто содержимое пакета могло на нее напасть. Скептически зыркнув в мою сторону (я ободряюще кивнул) и в предвкушении закусив губу, Роуз отодвинула красную оберточную бумагу и заглянула внутрь.       Крошечного вздоха, который она издала, узнав блеск для губ, хватило, чтобы унять собственную дрожь. На мгновение лишившись дара речи (настоящий подвиг, я считаю), Роуз смотрела то на меня, то на подарок, не в силах произнести ни слова. Спустя минуту или две она наконец обрела голос, хотя тот всё еще был полон приятного удивления:       – Когда ты успел его купить? Я глаз с тебя не спускала в торговом центре.       – Секрет стража.       Она закатила глаза, но развивать тему не стала.       – А за что? Тоже в честь первого дня?       – Нет, – сказал я, – просто подумал, что тебя это порадует.       Улыбка, которой меня наградили, стоила каждого потраченного цента и даже больше. Я хотел сделать ее счастливее, и у меня получилось. Мне бы и в голову не пришло, что я смогу почувствовать себя еще лучше, чем сейчас, но она снова доказала, что я ошибался.       Не успев толком понять, что происходит, я почувствовал, как руки Роуз обвились вокруг моей шеи, а тело прижалось к груди в крепком объятии. Она уже несколько недель пыталась подловить меня во время тренировки, и ей таки удалось застать меня врасплох; хотя, уверен, вышло не так, как она планировала.       Постепенно ее успокаивающее тепло смягчило напряженность моей позы, и я обнял Роуз в ответ, почувствовав, как дрогнули в улыбке ее губы у моей шеи, когда одна ладонь легла ей на поясницу, а пальцы другой зарылись в волосы. Я эгоистично задержал Роуз в объятиях еще на миг, уловив нежный аромат ее шампуня, и сделал всё возможное, чтобы запечатлеть его в памяти. Мне претило портить этот момент словами, но всепоглощающее облегчение от того, что она цела и в безопасности, затуманило разум.       – Рад, что тебе лучше, – прошептал я ей на ухо. – Когда я увидел, как ты упала...       Она слегка отстранилась, чтобы лучше меня видеть, не убирая впрочем руки с моих плеч, а потом закатила глаза.       – Ты подумал: «Вот ничтожество».       – Нет, я совсем не то подумал. – Мой голос звучал ласково, однако внутри бушевал ураган эмоций.       Я знал, что не должен этого делать, однако единственное, чего я желал, – поцеловать ее. Медленно, осторожно я позволил пальцам погладить ее щеку, прежде чем накрутил на них непослушный локон. Роуз еле заметно вздрогнула от прикосновения, и я понял, что не одинок в своем желании. Прежде я целовал многих женщин, но ни с одной из них сердце не билось так часто и предвкушающе, как с ней. Я подался вперед, наблюдая, как она обводит языком верхнюю губу, и ни о чем больше не мечтая так сильно, как почувствовать эти губы на своих.       Негромкий стук в дверь вернул нас к суровой реальности, и мы отскочили друг от друга. Доктор Олендзки вошла без промедления и улыбнулась, заметив, что Роуз не спит.       – Мне послышалось, что вы разговариваете. Как ты себя чувствуешь?       Прежде чем Роуз успела ответить, доктор мягко уложила ее спиной на кровать и принялась осматривать лодыжку. Она осторожно поворачивала ее, надавливая пальцами на кости и сустав, потом недоверчиво покачала головой и сделала несколько пометок в медицинской карте.       – Тебе повезло. Ты так кричала, когда тебя сюда принесли, что я подумала: ногу уже не спасти. Должно быть, обычный шок. – Она пожала плечами, бросив на меня многозначительный взгляд, и вновь обратилась к Роуз: – Буду признательна, если ты пропустишь завтрашнюю тренировку, но в остальном не смею задерживать.       Учитывая, сколько сейчас времени, я и без того собирался отменить тренировки, но ответил доктору быстрым кивком. Затем она ушла, и я поднялся на ноги, чтобы принести обувь и пальто Роуз. Я помог ей встать с койки и наблюдал за тем, как она обувается. До сих пор не верится, что она все-таки избежала серьезной травмы.       – У тебя есть ангел-хранитель, – заметил я.       – В ангелов я не верю, – усмехнулась она, потянувшись за вторым ботинком, – только в себя.       Категоричность этих слов повеселила, хотя я не сомневался, что она говорит искренне.       – Что ж, значит, у тебя потрясающее тело.       Она многозначительно промолчала, поглядывая на меня с коварной улыбкой, и я понял, что только что ляпнул.       – В плане способности исцеляться, я имею в виду. – Попытку исправить оплошность можно считать успешной, но я всё равно смотрел немного в сторону, надеясь скрыть смущение. – Я слышал о той аварии...       Она кивнула, не требуя уточнений. Роуз попала в автокатастрофу, которая унесла жизни родных Василисы, когда им обеим было четырнадцать. Так Лисса осталась последней в роду, а обе девочки лишились единственной семьи, к которой действительно принадлежали. Чудо, что Роуз вообще выжила, когда во всех отчетах говорилось, что у нее не было шансов. Она едва не погибла тогда и с тех пор, казалось, постоянно играла с опасностью.       – Все говорили, что я не должна была уцелеть, – ее тон был спокоен, но я слышал легкую неуверенность. Роуз явно нечасто обсуждала тот случай. – Учитывая, где я сидела и каким боком машина врезалась в дерево. Если кто и находился в безопасной зоне, так это Лисса. Но мы обе отделались царапинами.       – И после этого ты не веришь в ангелов и чудеса.       – Нет. Я... – Фраза внезапно оборвалась, а на лице Роуз проступило тревожное замешательство.       Я бросился к ней, опустившись на колени рядом со стулом, на котором она сидела, и положил руку ей на плечо, пытаясь привлечь внимание.       – Что такое?       – Где Лисса? Она была здесь? – Ее глаза впились в мои, а в голосе прорезались «защитные нотки», которые появлялись только тогда, когда Роуз чувствовала необходимость уберечь лучшую подругу.       – Я не знаю, где она сейчас. Она не отходила от тебя, пока мы добирались сюда. Она была рядом, пока не пришла доктор Олендзки. Пока Лисса сидела около тебя, ты была спокойнее. – Я понятия не имел, что происходит, но старался дать ей как можно больше сведений.       Роуз стряхнула с плеча мою руку, вскочила и принялась расхаживать по палате, лихорадочно проводя пальцами по волосам. Она пыталась собрать воедино кусочки какой-то неизвестной мозаики, и всё, что было в моих силах, это наблюдать. Роуз вдруг затормозила, и ее глаза остекленели: она пыталась прибегнуть к связи, чтобы отыскать Лиссу. Некоторое время она, похоже, боролась с остаточными эффектами обезболивающего, но затем у нее получилось.       Вряд ли я когда-нибудь сумею привыкнуть к виду Роуз, когда она «ныряет» в голову принцессы. Физически она оставалась тут, но не осознавала происходящего вокруг. То, какой уязвимой она становилась, не вызывало у меня восторга. Добровольно проникать в чужой разум, когда я рядом и могу ее защитить, – это одно, но если сильные эмоции Лиссы затянули бы Роуз во время боя или в иной небезопасной ситуации, это могло привести к катастрофе. Нам еще предстояло найти способ, как справиться с непредсказуемыми побочными действиями связи.       Через пару минут я больше не мог этого выносить. Эмоции, которые сменили друг друга, пока Роуз «отсутствовала», ничего не проясняли, только сильнее нервировали. Я попытался осторожно вывести ее из транса, снова и снова зовя по имени. Я даже обдумывал кое-какие более радикальные меры, способные ее пробудить, но быстро отбросил неуместные мысли, напомнив себе, что это реальность, а не фильм или сказка.       Доктор Олендзки, должно быть, услышала меня, потому что вбежала в палату и принялась задавать вопросы, на которые я не мог ответить. Попытавшись объяснить, что всё это связано не с предшествующим падением, а с узами, я только сильнее запутал доктора. Спустя, кажется, несколько часов Роуз наконец пришла в себя.       Она смотрела на меня с растерянностью и испугом. Затем ее взгляд метнулся к доктору, но лишь на миг.       – Роуз, – умоляюще сказал я, не зная, как спросить о том, что произошло.       Я волновался о Лиссе. Я беспокоился за нее. Пожалуйста, пусть она скажет хоть что-нибудь... что угодно.       В конце концов Роуз заговорила, настойчиво и вместе с тем – будто со стыдом. Я не мог понять, чего она стыдилась, но полностью доверял ей и знал, что сделаю всё, чтобы помочь.       – Я знаю, где она. Лисса. Ей нужна наша помощь.