Отражения

Альма в очередной раз пожалела, что они поехали в этот чертов национальный парк. Лос-Невадос открыли не больше десяти лет назад, но за это время он снискал свою славу. Вулканы, леса, озеро Санта-Исабель… Глазу было за что зацепиться, а людям — чем полюбоваться. И все-таки Альма была не рада. Дождь монотонно стучал по крыше палатки, насилуя мозг. Небо было таким серым, что в тучах терялся вулкан Невадо-дель-Руис, который они и хотели посетить в свой медовый месяц. То есть, Педро хотел, а Альма, как образцовая жена, согласилась. Сразу после свадьбы решения принимаются куда веселее и проще, а когда доходит время до “дела” — вполне можно передумать. Но перебивать настроение мужа Альма не стала. Все-таки она его любила, иначе бы не вышла замуж. Нет, автопутешествие до национального парка Альме понравилось. Она сроду не выезжала за пределы Энканто, хотя бы в соседние департаменты, не говоря уже о поездках через полстраны. Пейзажи радовали разнообразием: заснеженные верхушки гор вдали, шумные водопады, луга и сельвы. Все было новым, и даже отсиженная пятая точка не могла перебить впечатление. День они тратили на дорогу, ночами — смотрели на звезды, ночуя в автомобиле или в придорожных гостиницах. Наслаждались обществом друг друга, словно в мире были только они. Они добрались до парка, и тут начались сложности. Машину пришлось оставить на стоянке и двигаться дальше на своих двоих. Не то, чтобы Педро об этом не говорил, и все-таки у Альмы испортилось настроение. Дожди быстро превратили исхоженные тропы в “грязевые ванны”. Конечно, Педро нес все самые тяжелые вещи. И, конечно, они были не одни — присоединились к группе таких же отчаянных туристов. И все же Альме что-то не нравилось. То ли та белобрысая девица, которая все время строила глазки Педро, то ли врезающиеся в плечи лямки вполне легкого рюкзака. То ли тошнота, периодически подкатывающая к горлу, пока вся компания качалась в седлах крепких лошадок (казалось бы, повезло!) до следующей стоянки. А потом они опять месили грязь ногами. Нынешний вечер закончился грозой. Весь день было пасмурно и сыро. Педро заботливо укутал Альму в свой свитер, а сам выбрался под морось, чтобы помочь поставить другие палатки. Ее муж всегда отличался добротой и сердобольностью. Альма, стиснув зубы, наблюдала, как блондинка — кажется, ее звали Ирен — надев желтый дождевик, трется около ее мужа. Скандалить не хотелось — от пасмурной погоды разболелась голова. Если сказать честно, Педро ни разу не дал повода усомниться в себе. Даже сейчас он лишь вежливо кивал Ирен и куда охотнее общался с другими мужчинами, обращая на девушку внимания не больше, чем на комара. Это успокаивало. Но лишь на самую каплю. Словно издеваясь, по радио бодро надрывался Фредди Меркьюри: — Sometimes I feel I’m gonna break down and cry (so lonely), Nowhere to go, nothing to do with my time. I get lonely so lonely living on my own… Альма тоже чувствовала себя бесконечно одинокой, раздраженной и уставшей. — Тише, это я, — прошептал Педро, когда Альма вздрогнула от движения рядом. Кажется, она задремала под мерный стук дождя. — На улице ясно, хочешь посмотреть на звезды? Спросонья, она кивнула и позволила укутать себя в еще один плед и вывести из палатки. Посреди лагеря трещал костер. Большая часть группы сидела вокруг, видимо, притащив из ближайшего леса бревна и пеньки. Вездесущая Ирен жалась к какому-то уже не молодому толстому мужчине очках и с длинным носом. Жаться-то жалась, но смотрела все равно на Педро, который усадил Альму напротив Ирен и приобнял за плечи, притягивая к себе. — Не холодно? — Нет. А ты укутайся, — она накинула на него половинку пледа. — Не хочу, чтобы ты простудился, — улыбнулась она, целуя его в щеку. А потом посмотрела прямо на Ирен. Та вздернула нос и отвернулась. Искры улетали к темному небу и становились звездами. Холодный ветер пытался растрепать две плотные косы и залезть под ворот свитера. Но Альма прижималась к мужу, и, может, впервые за несколько дней чувствовала относительный покой. Или ей так казалось. Сидящие вокруг костра тихо переговаривались, но никто не пытался намеренно нарушить дыхание ночи. Темный силуэт Невадо-дель-Руис виднелся вдалеке, очистившись от подушек облаков. Завтра они продолжат путь. Доберутся до вулкана. А потом, наконец, повернут домой. И это будет так правильно. Альма почти задремала в теплых объятиях Педро (его дыхание всегда так успокаивало), когда Ирен вдруг встрепенулась и выпрямилась. Глаза ее расширились, и она пискляво взвизгнула, тыча дрожащим пальцем в сторону леса справа от них. — Чудовище! — заверещала она. — Там кто-то есть! Огромный и лохматый! Едва стих ее голос, как все пришло в движение. Девушки закричали, хватаясь за своих (а иногда и чужих) мужчин. Мужчины вскочили, утягивая девиц наверх. Все бросились врассыпную, в надежде спрятаться неизвестно от кого. Альма и сама не поняла, как оказалась на руках Педро. Она только успела вцепиться в его джинсовую куртку, второй рукой удерживая на груди плед. В ушах отдавалось шумное дыхание мужа, смешанное с криками и визгами. Альме показалось, что Педро повредил колени, когда упал у палатки, потому что раздался тихий вымученный стон сквозь зубы. Но он ничего не сказал, лишь помог ей вползти в палатку, судорожно оглядываясь, а потом влез сам, задернув полог. — От чего мы бежим… — прошептала Альма, внезапно сообразив, что все просто поддались панике, даже не убедившись, правдивы ли слова Ирен. — Не знаю, mi corazón, — так же тихо ответил Педро. — Но обещаю, что все будет хорошо, — он коснулся сухими губами ее лба и прижал к себе, укутывая в объятия. Напряжение звенело в ушах, и все же, через некоторое время Альма поняла, что вокруг стало тихо. Может быть, только ветер шумел, качая деревья и шурша палатками. Неясной тенью сквозь стенку колыхался пылающий костер. Альма уткнулась носом в плечо мужа и слушала, как он дышит. Мороз гулял по спине, и, будь Альма одна, наверное, бы не выдержала и расплакалась от волнения. Но она держалась. Потому что Педро был рядом. Неизвестно, на сколько бы еще замедлилось время, отмерявшееся вновь застучавшим дождем, но пронзительный визг прорезал эту бесконечную и тревожную ночь. Альма вздрогнула, прижимаясь к Педро. Его руки крыльями сжались на плечах. Он слегка повернул голову в сторону выхода, будто прислушиваясь. Орлиный профиль с нахмуренными бровями и крепко сжатыми губами отпечатался в сознании. Звуки борьбы, крики, топот тяжелых ног — в ушах пульсировало все и сразу. Альма напряженно пыталась вычленить из этой кучи что-то конкретное, что дало бы понять — нечто действительно существует. Но это было также трудно, как разжать пальцы и отпустить воротник мужниной куртки. Справа пронеслась быстрая и черная тень. Альма замерла, вдавливая колени в неровную землю под палаткой. Словно встала на горох в наказание. Сердце билось гулко и часто, казалось, его стук слышен всем, включая неведомое чудовище. Альма тяжело сглатывала спертый воздух, пугаясь собственного дыхания. Слишком громко. Их услышат. Беззвучие обрушилось на них внезапно. Просто в один миг стало тихо, казалось, даже ветер исчез. Замолкли сверчки и ночные птицы. Только костер продолжал тлеть, но едва ли можно было разобрать его треск. Словно в мире опять остались лишь они одни. Сколько еще продлилась эта тишина? Бог его знает. Только в какой-то момент Педро вдруг отстранился, покачнувшись. Альма в ужасе вцепилась в полы его джинсовки. — Что ты делаешь? — прошептала она. Губы дрожали, едва подчиняясь. — Я всего лишь разведаю обстановку, — успокаивающе улыбнулся он, нисколечко не усмиряя ее сердце, которое пыталось пробиться сквозь грудную клетку. — Все хорошо, все хорошо… — Нет! — внутри поднималась колючая паника. Он не может с ней так поступить! Оставить одну, совсем одну… — Я пойду с тобой! — Нет, — заботливо, но твердо. — Все будет хорошо, — убеждал Педро, глядя в глаза и почти незаметно разжимая ее скрюченные пальцы. — Я только узнаю, что творится, и сразу вернусь. — Обещаешь?... — будто ей нужны эти заверения, будто она готова его отпустить… — Обещаю. Последний нежный и умиротворенный поцелуй, от которого закололо сердце. — Отдохни. Педро заставил ее лечь. Альма, подчиняясь, свернулась в позу эмбриона, слегка задыхаясь от накатывающих слез. — Так точно не замерзнешь, — и он накинул на нее сначала спальный мешок, потом плащевку, а по бокам пристроил их рюкзаки, скрывая Альму с головой. — Я вернусь. Через маленькую щелку Альма увидела, как откинулся полог, и по щеке скользнул ветер. Стоило Педро выйти, как в палатке тут же стало холодно. Словно из дома вынесли единственную пылающую свечу. Альма сморщила лицо, вцепившись заиндевевшими ладонями в плед. Почему-то вдруг вспомнилось, как она вязала его — по одному квадратику после каждой встречи с Педро. А потом, после свадьбы, муж сам украсил его цветными кисточками. Альма тихо расплакалась, отпустив себя. Опять пошел дождь. Альма устало ткнулась лбом в холодную землю. Неужели эта ночь никогда не закончится? Стекающие, как капли, часы изматывали, давили ожиданием. Стучащие зубы вторили дождю. Педро не вернется… Никогда не вернется, и она останется одна. Она сжала кулачки. Может, пойти посмотреть? Все равно уже нечего терять. Сил только совсем нет. И спать хочется. И есть. И одиноко, до ужаса. Так и проживет всю жизнь в одиночестве. Если вообще выживет. Вот сейчас она соберется с силами. Как встанет. И вылезет в стылую темную ночь. Она зажмурилась, чувствуя, как натягивается кожа на щеках от подсохших слез. Какая же она жалкая… Какая трусливая… Тяжелые шаги заставили ее встрепенуться. Альма поджала к себе колени, затаив дыхание. Это не Педро. С самого первого дня она выучила, как звучат его шаги — легкие, но уверенные. Теплые. Эти же были упрямыми, слишком твердыми, будто вколачивались сваи. Неудержимые. Она заставила себя смотреть. Полог одернулся и в проеме возник черный силуэт. Точнее, только ноги — крепкие, мощные. Некто наклонился, входя, и с широких плеч соскользнули длинные волосы. Альма замерла, стараясь вовсе не дышать. Сердце дергалось о грудную клетку, как бешеное. Пресвятая Дева Мария, спаси и сохрани… На мгновение ей показалось, что чужак сразу уйдет, но он вдруг склонился, так, что его волосы свесились совсем рядом, а потом оба рюкзака откатились в сторону. Плащевка и спальный мешок взлетели, словно от порыва ветра, и Альма оказалось беспомощно открытой. Снизу мужчина (а это все-таки был человек) казался еще огромнее. На нем была какая-то накидка, а в правой руке — ружье. Черные пряди струились по плечам и широкой груди. Минуты в молчании иссякли, и Альма дернулась назад, подтягивая к себе колени. Незнакомец среагировал мгновенно. Одно движение — и на правом плече сомкнулись жесткие пальцы. Альма завизжала, пытаясь отбиться и роняя любимый плед на пол. Чужие пальцы сжались до кругов перед глазами. Альма всхлипнула, закусывая губу. Мужчина очень легко, будто она не царапалась и не сопротивлялась, вытащил ее из палатки в холодную ночь. — На, — она едва встала на ноги, когда ей в лицо прилетел ее же плед. — Замерзнешь. Идем. Здесь небезопасно, — хрипло бросил ей незнакомец и, не оглядываясь, пошел вперед. Альма замерла на месте. Страх, что ее изувечат или изнасилуют еще бился в голове. Но стоило оглянуться вокруг — и сразу захотелось пойти… Ну, или забиться обратно в палатку. За вулканом уже слегка светлело небо, и теперь ясно можно было разглядеть следы огромных лап, рассыпанных по поляне. А еще кровь. На валяющемся в стороне бревне, где сидели они с Педро. На стенах палаток. Прямо под ногами. Альма отшатнулась и чуть было не запнулась о развороченный в клочья рюкзак Ирен — белый, с желтыми полосами. Он был извалян в грязи и больше не выглядел кричаще-светлым. От смазанного отпечатка окровавленной ладони желудок противно сжался, и напряжение подкатило к горлу. — Ты идешь? — грубый голос вырвал ее из ненужных размышлений. Альма вздрогнула и обернулась. Незнакомец смотрел на нее, нахмурив густые черные брови. — Или тоже хочешь стать добычей? Силы нашлись только на нервный кивок. Альма, как смогла, закрепила на плечах плед, на манер пончо незнакомца, и прибавила шагу. Он стоял у входа в лес и как-то нетерпеливо дышал. Стоило ей приблизиться, как он тут же скрылся между деревьями. — А ты… кто ты такой? — Альма старалась не отставать, цепляясь взглядом за зеленую накидку с вышитыми золотыми бабочками. — Бруно, — и только. Никаких пояснений. Мокрая трава мешалась с грязью, и Альма впервые порадовалась, что на ногах пусть и натирающие, но резиновые сапоги, а не простенькие кроссовки, в которых она сюда приехала. — А меня зовут Альма, — робко представилась она широкой спине. — Ясно. Между ними снова повисло молчание. И теперь-то Альма, которой нечем было занять мозг, начала обращать внимание на обстановку вокруг. Многие ветки были обломаны, будто за них кто-то цеплялся. Тропинка, по которой они шли, была полна не только размокшей землей, но и глубокими следами, словно тащили что-то тяжелое. Например, тело. По спине прошел холодок. Альма передернула плечами, пытаясь стряхнуть тревогу. Ну, не может все быть так плохо… Она же не одна… Да? — А кто… напал на лагерь? — вопрос сорвался с губ раньше, чем она успела подумать. А ответ сам возник в голове: “А вдруг… Бруно?” Убил всех, а теперь ведет и ее на закланье… — Вендиго, — отрезал Бруно, не оборачиваясь. — Когда-то он убил мою семью. Теперь я иду по его следам. От упоминания чудовища закружилась голова. Альма слышала. Монстр-людоед. То ли храбрый воин, заплативший высокую цену за жизнь своего племени. То ли — старый шаман, который когда-то испробовал человечины и больше не смог без нее жить. То ли просто проклятый индеец, жадный до людского мяса. В одном легенды сходились — вендиго был голоден всегда. Постоянно. Каждую минуту. А значит… значит, пока они идут по его следам… Он может преследовать их? Альма стремительно обернулась. Ничего. Только нависшие ветки. И едва видный кровавый отпечаток пальцев на широком листе цекропии. Вдоль позвоночника скатилась капелька пота, несмотря на зябкость подступающего утра. Под ложечкой мерзко засосало. — Я… а почему меня не тронул? — разлепила пересохшие губы Альма, бросившись за Бруно, который шуршал шагами где-то впереди. — Возможно, с него хватило и десяти. А может, он собирается вернуться. В любом случае, стоит поторопиться. Вендиго не сразу съедает всех жертв. Он любит свежее мясо. — Ясно… — мочевой пузырь болезненно сжался. Альма вдруг поняла, что уже очень давно, не то от холода, не то от волнения хочет в туалет. — Бруно… э-э-э… — несмело позвала она, а потом встряхнулась. Явно не время стесняться, да? — Мне нужно отойти. Раздался раздраженный вздох. Бруно остановился и вскинул правую руку, указывая в сторону раскидистых кустов. — Иди туда. Вам бы беременным только по лесам и горам шастать, — буркнул он ей вслед. Альма была так занята “естественным процессом”, что последнее утверждение лишь слегка проникло в ее уши, почти не потревожив мозг. Ну, может быть, в голове и отложилось зыбкое “беременна”, но времени на раздумья не было. Альма поднялась. И не увидела Бруно на месте. — Бруно?... — сквозь ветки уже пробивался робкий рассвет. И, увы, следы чьей-то недавней борьбы были видны куда лучше. — Бруно, ты где? Лес молчал. Альма беспомощно покрутилась на месте, вглядываясь в чащу. Ладони стремительно потели, а телу, вопреки волнению, стало холодно. Она снова одна?... — Бруно, ты же не можешь меня тут бросить… Ты ведь не мог далеко уйти! А может и мог. Что ему бы помешало? Завел ее в лес, чтобы… чтобы скормить Вендиго? Альма закусила губу, стараясь не расплакаться. Нет, она выберется сама! Если уж так грубо скалится судьба, она выбьет ей зубы. Альма стиснула челюсть и двинулась туда, откуда они, кажется, с Бруно пришли. Шла и обдумывала план, стараясь не обращать внимания на утреннюю духоту, от которой в спазме сжималось горло. Она вернется к лагерю, а дальше… В конце концов, это национальный парк, а не дикие сельвы. В Лос-Невадос есть и местные жители. Никто ведь не думал их выселять. До стоянки, где они оставили лошадей, не так уж далеко… Да и работники парка регулярно патрулируют его на автомобилях. Она кого-нибудь найдет и расскажет о случившемся. Со следующим шагом содрогнулась земля. Альма замерла, как вкопанная. Впереди кто-то топал да так, что грязь под ногами вибрировала от тяжелого тела. Шумное дыхание появилось следующим. А еще запах… затхлый, тухлый, запах испорченного мяса и свернувшейся крови. Альму затошнило, и она отшатнулась в сторону. Но было поздно. Ветки впереди хрустнули, и на дорожке показалось нечто. Высокое, нескладное, с черной, висящей клочьями, шерстью. Руки спускались почти до колен, а ниже впалой груди были видны серые кости ребер. Вместо рта у вендиго была просто дыра с набором острых зубов. Альма завизжала так громко, что этот визг пронзил даже ее уши, вспарывая душу. Вендиго чуть покачнулся, а потом выпростал худую черную руку с суставчатыми пальцами. Белые глаза чуть выкатились, разве только не вращаясь. Он выглядел еще хуже при свете начавшегося дня. Как чужеродный организм, которому не место в этом лесу. Большая ладонь приближалась к ней, готовясь схватить. Мозг Альмы верещал, что нужно бежать, подавал отчаянные сигналы ногам, но тело (как не вовремя!) совсем парализовало. Холодный ужас гулял по желудку, позвоночнику, бился в голове, а Альма не могла сделать даже самого маленького шага, чтобы уклониться. Она зажмурилась, отворачиваясь… Оглушительный выстрел прорезал душное утро. Альма вздрогнула, когда следом раздалось еще три выстрела. Потом растеклось какое-то шипение, в нос ударил запах жженых волос и протухшего мяса. Рядом с шее сжались крепкие пальцы, и Альму дернуло назад. Грохот упавшего тела заставил распахнуть глаза. —Хорошая работа, amiga, — с легким оттенком одобрения произнес Бруно. Альма, беззвучно открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба, пялилась на изломанное криво тело вендиго с закатившимися глазами. В районе груди, в голове и животе черной слизью сочились разъеденные обожженные раны. — Серебро. Мгновенная смерть, — коротко пояснил Бруно и потянул ее за руку. — Не будем задерживаться. Есть еще дела. Путь до подземной пещеры, обнаружение там живых, пусть и истощенных туристов в крови, освобождение их и несколько ходок мимо искореженного чудища прошли, как в тумане. Альма, стиснув зубы, помогала Бруно отводить членов группы в лагерь, почти тащила на себе притихшую Ирен, со слезами на глазах смотрела, как на самодельных носилках несут Педро. Он был в сознании, даже пытался шутить, но был бледен, как полотно. Левую ногу изувечил открытый перелом. — Ждите здесь, — отдал приказ Бруно, когда компания, наконец, была в лагере. Солнечный день никак не вязался с бурыми следами и отпечатками больших ног. Через лагерь словно прошло нашествие. — Ты же знаешь, кто гид? — застал он Альму врасплох. — Сеньор Аррос, — покосилась она в сторону, казалось бы, крепкого мужчины лет сорока. Сейчас он был без сознания, и какая-то девушка судорожно копалась в остатках своего рюкзака. — Вот и отлично. Поедешь со мной — все расскажешь. Про Вендиго не надо. Все равно никто не поверит. Скажешь, что очковый медведь напал. Ну, по крайней мере тебе так показалось ночью. Пока Альма пыталась сообразить, что он от нее хочет, Бруно громко свистнул, заложив два пальца в рот. Через несколько минут, черт знает откуда, прискакал гнедой конь. Он глянул карим глазом, фыркнул, переступая с место на место. Бруно погладил черную гриву, заплетенную в косы, а потом вдруг обхватил Альму за талию и одним движением усадил в седло. Она только коротко вскрикнула и машинально зацепилась за поводья. Почти сразу Бруно оказался позади, как будто это вовсе не требовало усилий. — ¡Vamos! Конь сорвался с места. Альма покачнулась назад, упираясь в крепкую грудь. — Держись крепче. Она послушно выровнялась и постаралась сосредоточиться. Не то, чтобы она никогда не скакала верхом, но это было давно. Да и все случилось так стремительно, что она даже не успела ничего понять. — Куда мы? — она попыталась обернуться, сообразив, что оставила Педро совсем одного. А там ведь, черт бы ее побрал, еще и Ирен… — До ближайшей деревни. Там есть кони, помощь. Должны же мы спасти твоих друзей, а? — Они мне не друзья… — Альма почувствовала себя неловко. Незнакомый мужчина увозит ее на коне навстречу солнцу. Все в лучших традициях вестернов. — А это неважно. Они помолчали. Альма уже приноровилась к ходу коня, и теперь старалась наслаждаться проносящимися видами. При свете солнца парк выглядел куда живописнее и приветливее. Разлапистые растения вставали по бокам. Зеленая трава скрывала камни и сидящих на них ящерок. Деревья тянули свои ветки к небу. Жаль, что они здесь последний день… — Постой, но ведь… было утро? Почему Вендиго вышел? — Кто знает. Он же вечно голоден. А может, приманка сработала… — в голосе Бруно послышалась насмешка. — Приманка?... Ах, это я приманкой была?! — возмутилась Альма. — Ты что, совсем? А если бы он меня сожрал! — Не дергайся так, с коня свалишься. Время тебя ловить не будет, он быстрый. И не сожрал бы, я же шел за тобой. А ты для Вендиго лакомый кусочек. Не мог не воспользоваться ситуацией. Альма сама себе напомнила закипающий чайник. Разве только пар из ушей не пошел. Она стиснула зубы, а потом изо всех сил ткнула Бруно локтем в живот. — Ой, прости, не могла не воспользоваться ситуацией, — елейным голосом заявила она, тряхнув косами. Бруно только хмыкнул и более не нарушал повисшую между ними тишину. Через пару-тройку часов, когда всю компанию успешно доставили к выходу из парка, Педро все-таки обратился к Бруно, который молча их проводил, хотя помощников из деревни было достаточно. Больше того, Альма опять была в седле Времени — так звали коня Бруно — и муж нисколько не возражал. — Как нам тебя отблагодарить, amigo? — Можете назвать в мою честь сына, — усмехнулся он, глядя сверху. Время стоял спокойно, поводя ушами. Изумрудное перо качалось в гриве. — А одну из дочерей назовите Мирабель. Так звали мою жену, — он как бы невзначай коснулся браслета с зелеными бусинами. Такими же яркими, как его глаза, которые он поднял к небу. — Удачи, amigos, — махнул он и ударил пятками в бока коня. Время встрепенулся и протяжно заржал. Через несколько минут Бруно потерялся в зелени вдоль дороги, уводящей вглубь парка. — Там было какое-то чудовище! — пискляво доказывала Ирен. — Почему вы мне не верите? Я не одна его видела! Да, сеньора Мадригаль? — Не помню точно… Мне показалось, что это был медведь, — пожала плечом Альма и отвернулась к мужу, сидящему в инвалидном кресле с обернутой в гипс ногой. — У страха глаза велики. Нам всем надо отдохнуть.

***

— Вот она, наша Касита, — поцеловал ее в висок Педро и солнечно улыбнулся. — Красавица, — довольно ответила Альма, оглядывая порог их нового, пусть небольшого дома. — Прямо, как ты. Да, Бруно? — Педро взял на руки трехмесячного сына. Джульетта и Хосефа спали в коляске. Новая жизнь приветливо распахивала двери. Альме не достало смелости назвать одну из дочек в честь мертвой девушки. Все-таки плохая примета. Пусть покоится с миром. Она вошла в дом и оглянулась в окно. Солнце щипало нос. Альма хотелось верить, что спасший их Бруно и ныне здравствует. В конце концов, кто-то же недавно прислал им выгравированный на зеленой дощечке портрет семьи и песочные часы, напоминающие о быстротечности времени. Мертвые не шлют подарков. Живые помнят о спасенных судьбах. Got to be some good times ahead…