Mors certa, vita incerta.
В январскую знойную стужу, когда с неба, затянутого графитовыми облаками, посыпались белоснежные пушистые хлопья, внезапно раздался рокочущий гром. Жители маленького городка Мокпо, расположившегося у подножия лесистых гор Мевояди, с напряженным и в то же время неподдельным интересом потянулись к окнам своих домов. Гроза средь зимы явление необычайной редкости и сулит лишь смертельную беду, которая, как оказалось, уже пустила свои ядовитые корни в пучину страхов абсолютно каждой проживающей здесь души. Звенит церковный колокол, бьющий тревогу в знамении о приближающейся смерти. Набатный звон непререкаемо вытягивает холодную рассудительность из всяк его слышащих. Люди, опьяненные диким первобытным желанием выжить, в истерии забивают окна первыми попавшимися под руку средствами, хватаются за библию, обливаются святой водой, целуют креста, но уже слишком поздно. Предания никогда не врут. Через призму багровых, залитых остывающей венозной кровью глаз устремляется вдаль взор самого страшного существа на планете. Он есть сама смерть, он есть сама жизнь. Он — то, чье существование всем законам природного баланса претит. Аномалия в первозданном виде — первородный вампир. Ранее безобидные грозовые тучи теперь в наводящем на людей кошмаре наливаются пунцовыми и агатовыми красками. Разводы, словно смесь крови и мазута, вмиг покрывают все небо. На землю темной бескрайней мглой спускается непроглядный, в долю секунды захватывающий и накрывающий всю поверхность собою, Мрак — темнее ночи туман и свинцовый ужас в одном обличье. Домашние животные, утробно скуля, не находят себе места, а дикие, обитающие в дремучем лесу, густо оплетающем этот городок, прочь от смерти своей мчатся. Там же протяжным визгом, казалось бы, издаваемым от нестерпимой боли, слышится волчий рев, от которого у слышащих его в жилах стынет кровь. Многовековой хвойный лес накрывают чудовищные языки ультрамаринового пламени, густой смог угрожающе нависает над пиками елей и сосен. Неписаных красот, излюбленная всеми достопримечательность — розовое озеро Сеяро, — бурлит липким илом. Антрацитовыми клубами валит дым из образовавшихся трещин в земной тверди, где под натиском огнедышащей лавы, превращающей все на своем пути в золу, плавятся захоронения на городском кладбище. В воздухе застывает серебристый пепел, лишь на расстоянии пары метров позволяя что-то разглядеть. Из клубящихся глубин тьмы, по мере того, как она приближается к поверхности земли, ступают людского обличия мужские ноги в изодранных ботинках. Через мгновение перед одним из домов из рассеивающегося тумана образуется темный человеческий силуэт, облеченный в деловой костюм, поверх которого разорванное в клочья и окрашенное багровой кровью длинное пальто. Он истощенно валится коленями на вымощенную камнем дорожку, не в силах удержать равновесие, упирается руками о твердую породу. — О Господь милостивый! Винсент! Посмотри в окно — там человек во тьме, — ахает от увиденного молодая зеленоглазая девушка. — Нужно ему помочь! — Лия, не вздумай! Мы не знаем, кто он и что с ним произошло, но явно этот человек нежилец, — с протестом высказывается мужчина, не вовремя спохватившийся за женой. Ее уже и след простыл, а через открывшуюся входную дверь огромными клубами вваливается пепельный дым, заставляющий Винсента прикрыть рукой глаза и нос, а следом разойтись раздраженным, протяжным кашлем. — Лия! — кричит он, оказывая сопротивление окутавшей его мгле и приближаясь к входу. — Лия?! Но картина, которая весьма и весьма неприятным отпечатком останется в памяти Винсента до конца его дней, за одно тягостное вздыхание, наполненное пеплом, отчаянием и болью, валит крупного здорового мужчину на колени. Заставляет от ужаса схватиться рукой за сердце, а другой за перила спускающейся с террасы лестницы. Воочию он видит, как перед его взором Мрак беспощадно высасывает силы и жизнь из его возлюбленной. Вампир впился в хрупкую шею острыми клыками, посасывая бледную тонкую кожу. — Прошу Вас, пощадите, — с неимоверным усилием шепчет девушка своему мучителю. — Я беременна… Наполняющиеся рубиновой кровью омуты темных, с неестественно расширенными зрачками, глаз вспыхивают в беснующемся огне. Спокойное и молодое, ничем не отличимое от любого другого человека лицо искажается в выражении неподдельного, но быстротечного наслаждения. Трепещущими ноздрями вампир жадно вдыхает запах людской крови, в которой малиновым звоном пленительно играет вскруживающий ему голову аромат. Несмотря на требующее большего кровожадное нутро он слегка отстраняется от бессознательно повисшей на нем девушки. Указательным пальцем аккуратно проходится по двум прокусам, сочащимся сладкой гранатовой кровью. Раны, обожженные его прикосновением, мгновенно затягиваются, не оставляя после себя следов, а вампир, закрывая глаза в самом неистовом удовольствии, скользя языком, слизывает остатки алой жидкости с хрупкого изгиба шеи. — Кровь такого могущественного рода магов — бесценное угощение для меня, — нажимая большим пальцем на точку у основания шеи и жадным взглядом впиваясь в изумрудные, сию же минуту распахивающиеся по велению глаза девушки, он облизывает потрескавшиеся пухлые губы, смакуя вкус ее драгоценнейшей крови. — Дорогая, как тебя зовут? — Лия, — дрожа всем телом, отвечает она. — Л-и-я, — словно бесценное сокровище, угодившее в лапы к всесильному чудовищу, застывает на его устах каждая буква. — Немедленно отойдите от моей жены! — где-то в стороне слышится едва доносящийся до них вопль, жалкий и утомляющий для такого существа, как он. В недовольстве закатываются раздраженные, еще пылающие кровавым пламенем очи, с полных губ срывается хриплый смешок. Сам дьявол к источнику вопля лениво разворачивается, пронзающим и тотчас парализующим взглядом впивается в чужие глаза напротив; ухватив в них за тончайшую нить незыблемую истину, расплывается в самодовольной улыбке. Винсент, аккурат ядом пораженный, в томительной слабости валится на усыпанный сажей снег, а первородный невозмутимо возвращается к девушке, по-прежнему мирно покоящейся в его объятиях. — Лия, скажи мне, ты хочешь жить? — загадочно интересуется он, плутая что-то выискивающим взглядом по ее телу. Из-за головокружения от огромной потери крови та не в силах выдавить из себя и слова, только коротко кивает. — Ах, ну конечно же! Я совсем забыл, ты всё же человек, — словно только сейчас вампир замечает ее состояние, закатывает рукав пальто и издевательски медленно прокусывает свое запястье, не отрывая жадного взгляда от ее глаз. Вспыхнувшим, как маленький огонек, в них страхом с наслаждением упивается. — Пей, дорогая, иначе у тебя останется пару минут на то, чтобы попрощаться с жизнью и мужем, — как-то уж слишком довольно оповещает его бархатистый голос с поддельной мягкостью. Лия, ни на шутку испугавшаяся и шокированная услышанным, не задумываясь, обхватывает дрожащими губами прислонившееся к ее рту запястье с бледной, как белоснежный мрамор, кожей. Втягивает в себя солоноватую на вкус кровь, в отвращении морщится, но прямо в глаза чудовищу смотрит. — Лия! — взывает родной голос, Винсент из последних сил встает на ноги и стремится к ней, но тут же отбрасывается незримой мощной волной, имеющей свой исток в одном лишь щелчке двух элегантно взмывших в воздухе пальцев. Раздается глухой грохот, но того, что произошло и куда приземлился супруг, Лия из-за густо нарастающего тумана, обволакивающего ее и существо в обличье прекрасного молодого человека, увидеть не может. — Вот так, ты справилась, — с притворной заботой констатирует первородный и отстраняет руку. — Где Винсент? — издает хриплый стон Лия, ощущая как нечто волной опаляющего жара накрывает ее тело. — С ним все в поря… — В порядке твой муженек, — незаинтересованно перебивая, спохватью рявкает дьявол, пристально и озадаченно разглядывая каждый сантиметр ее странного поведения. — Почему ты ерзаешь по мне? — Мне жарко… безумно жарко, — чаще задышала она, опаляя горячим дыханием его шею. — Интересно, — задумчиво произносит вампир и склоняет голову набок, рассматривая незаметный ранее, а сейчас — довольно округлившийся живот девушки. — Какой срок? — Месяца… — ее речь внезапно обрывается, до неприличия сильно сжимая рукава его пальто, после протяжного мычания, Лия наконец обрывисто проговаривает: — еще нет. — Дорогая, — утомленно вздыхает дьявол, закатывая потемневшие, с притихшим в них беснованием глаза, — не морочь мне голову, быть такого не может, чтобы ме… — ощупывая крупный живот, первородный резко замолкает. На полуслове замерли его уста, а их уголки, после непродолжительного раздумья, поплыли вверх. — Очень интересно, — скалится в хищной улыбке он, поднимает девушку на руки и вместе поднимается по ступеням, направляясь в дом. — Впустишь? — без толики издевки спрашивает возле входной двери. — Заходи, — шепчет Лия, понимая, что иного выбора у нее нет — ее жизнь целиком и полностью зависит от него, ютится в его руках маленьким огоньком, который он в любую секунду может потушить, и бровью не поведя. — Ах, этот, — вампир притормаживает на пороге и с неким пренебрежением указывает подбородком на бессознательно лежащего возле разбитого окна мужчину, — не приходящий в сознание болван — не отец этого ребенка, не так ли? — на удивление Лии как-то узнал он и сейчас своей же правоте довольно усмехается; ей остается только коротко кивнуть, глубоко и тяжело выдохнуть, чтобы вновь набрать воздуха в легкие и заговорить: — Винсент все знает, это он помог мне сбежать от него, — с режущим напряжением в голосе молвит, вдруг сжимая челюсти до зубного скрежета и порывисто вскрикивая. — От кого же, солнце, ты сбежала, м-м? — спокойно интересуется мужчина, изящно выгнув бровь, величественно ступая по коридорному паркету с ней на руках. Открыв дверь в спальню, ударив по лакированному дереву носком ботинка, он входит внутрь и опускает уже заметно ломающее от болей тело на кровать. — От… — с рваным выдохом слетает с побледневших губ Лии, — от… — очередная попытка венчается провалом: стерпеть подступившую волну разрывающей изнутри боли ей не удается, из груди раздается дикий рев, а из глаз посыпались крупные слезы. Места себе ненаходящая, извивающаяся по кровати Лия хватается за все, что только возможно, лишь бы удержаться здесь, лишь бы понимать, что она еще в сознании и все, что с ней сейчас происходит, — это реальность, а не абсурд, при котором плавящая мозги агония заставляет видеть жуткие галлюцинации. — Что происходит? Что со мной?! — кричит она, не щадя своих и чужих ушей. — Дай-ка посмотрю, — матрас под коленом первородного скрипучи прогибается; придвигаясь ближе, мужчина раздвигает ее ноги, разрывает мешающую его оценочному взгляду одежду, без толики эмоций начиная всматриваться в естественный процесс. — О да, — ехидно кивает он ей, — ты определено рожаешь, моя дорогая. Лия недоверчиво смотрит в его темные глаза, сверкающие ненасытным интересом и, казалось бы, даже с неким удивлением. Как такое возможно? — Но… — хотев было начать говорить, она вынуждено стонет, запрокидывая на подушку закружившуюся голову, с трудом сипло произнося, — это не… Адские боли снова берут вверх, хлестко отрезвляя разум Лии и уже в лоб заявляя о родовых схватках. Воды отошли. — Невозможно, ты хотела сказать? — глубокий смех заполняет все окружающее их пространство. — Я тоже так думал. До этого момента, — казалось, что вся эта ситуация не на шутку развеселила его — дьявол упивается чужой болью и страданиями. Словно мед на уши льется истошный крик, и он, прикрывая ненадолго глаза, от наслаждения драматично постанывает, удовлетворенно покачивая головой. — Винсент! — бледное хрупкое тело корчится в невыносимых муках, из вздымающейся груди вырываются рваные панические стоны: — Винсент. Прошу тебя. — Бесполезно, солнце. Спит твой Винсент, — плавный взмах мужской кисти по воздуху задает команду — к черной фигуре, в бреду уже неразборчивой для глаз Лии, из другого угла комнаты с омерзительным скрежетом подъезжает стул. — Я, надеюсь, ты уже и сама догадалась, что схватки пройдут так же быстро, как и твоя беременность, — насмешливый тон только пуще злит и без того сгорающую в агонии девушку, а мужчина вальяжно достает платок из нагрудного кармана преобразовавшегося — теперь как с иголочки пальто, расстилает его на деревянную поверхность, опускается на стул, удобнее располагаясь и наблюдая за процессом. — Ты? — выплевывает она, часто дыша и глотая ручьями стекающий по лицу пот. — Это все твоя кровь? — Не только моя, Лия, — на мрачном лице более нет ни насмешки, ни интереса, ни удовольствия. Без участия эмоций задастся следующий вопрос: — Кто ее отец? Скажи мне, дорогая, — ведя деловую договоренность, утонченными скульптурными пальцами он поправляет ниспавшую на лоб прядь смоляных волос. — Взамен получишь информацию о своем ребенке, который, возможно, даже не родится, — неодобрительной интонацией выделяет последние два слова, ритмично цокая языком и качая головой в отрицании. Лия готова сквозь землю провалиться, услышав такое. Праздно вскочив со стула, дьявол резким движением преодолевает пару шагов, оказываясь возле нее. Больно ухватывает за коленку и шире разводит ей ноги, всматриваясь словно насквозь, как рентген, в родовой процесс. — Сначала ты, — мученически, насколько позволяет ситуация — злобно скалится она, не зная чего ожидать от чудовища. — А ты мне нравишься, Лия, — дьявольские губы растягиваются в неестественной улыбке, с момента их встречи они наглядно преобразились: теперь нисколько не потрескавшиеся, а напротив — гладкие, с алым отливом и притягательной мягкостью. — Поэтому так и быть, подыграю тебе. Видишь ли, свет мой, с тобой мы успели, а вот с ребенком — нет, — последнее слово как обжигающая пощечина, аккурат явственный шлепок по лицу, раскаленному до предельных отметок — будь Лия самым обычным человеком, она бы давно сгорела от безобразно превысившей норму температуры тела. — Что ты имеешь в виду?! — стиснув зубы от очередной схватки, завывающе цедит она, расходится в пронзительном разъяренном вопле, сжимая в кулаках постепенно окрашивающуюся алым простынь. — Плод погиб с моей кровью, а она частично переродила его в меня подобного, — он склоняется к ней ближе, блуждая лукавым взглядом по ее изувеченному муками лицу, по крупным каплям выступившей на сморщенном лбу испарины. — Вот поэтому он так стремительно набирал обороты в развитии, а сейчас в родах, — Лия еще не знает, что его довольный смешок, впечатавшийся на смертном одре в губы легким дыханием, навечно поселился ее в памяти. — Тогда почему ты сказал, что он не родится? — стараясь не думать о таком кошмарном отголоске в ее голове, как о перерождении, Лия сейчас сосредотачивается только на одном и волнуется лишь за одно — за рождение ее малыша. — Все просто — у тебя скоро остановится сердце, — словно по велению его властного тона гоняющий кровь орган начинает замедляться, пропуская свойственные ему сокращения в предсмертной агонии, — и как упоминалось мною ранее — ребенок лишь частично перерожден моей кровью. Сам он не родится, на большее у него попросту не хватит сил, а пока ты будешь перевоплощаться в вампира с моей ядерной для тебя — мага из могущественного рода, — кровью в организме, твоего бесценного мальчишки просто не станет. Мужчина отстраняется, исчезает из поля зрения Лии, которая даже в предсмертном состоянии отчетливо ощутила, что стало гораздо проще дышать — словно с груди сдвинули многотонную плиту, но момент послабления продолжается недолго. Первородный не намерен прекращать пытку, появляется из ниоткуда во главе кровати, склонившись над ней темной тенью и торжественно оглашая: — Да схлестнутся две Силы в неравном бою! Кровь мага и кровь вампира. По секрету, я мерзопакостно сильнее, — неспешно измеряя шагами дорожки вокруг кровати, дьявол сердечно посмеивается, продолжая испытывать тлетворным взглядом и щуря агатовые, со рдеющими крапинками, глаза. — О, и чуть не забыл: это займет достаточно времени и станет чрезвычайно неприятным для тебя занятием. — Прошу, помоги ему. Малыш не может вот так умереть… Даже не родившись, — с протяжным першением доносится тихий плач отчаяния, угасающий, любого бы из возможных присутствующих здесь напугавший до чертиков, но не первородного, вальяжно разгуливающего в этот момент по периметру комнаты. Стоило ему услышать искренний зов о помощи, он вновь — в долю секунды, — оказывается склоненным над лицом умирающей. — Я помогу, Лия, но при одном условии, — победная улыбка сияет на его раздражающе притягательном лице. — Говори! — сопротивляясь последним секундам жизни, выплевывает она, не страшась конца своей жизни и человеческих мучений. Лишь бы малыш остался живым. — Ты отдаешь его мне, — голодные, наливающиеся кровью омуты с каждым взмахом ресниц пуще алеют, увлекают за собой в предсмертный водоворот взор гаснущих напротив. — И я все еще жду от тебя весточки о его отце. Ну же, Лия, — рычит он, наблюдая за тем, как меркнет блеск в смарагдовых глазах девушки. — Ли… — еле слышный шепот разбавляет повисшую тишину комнаты. — Прошу… спаси, — вырываются с губ последние, уже не наделенные жизнью, слова. — Ли, значит, — прыснул горьким ядом первородный. — По рукам! С тобой приятно иметь дело, Лия, — слова адресованы уже пустоте. Дьявол торжествует с победной улыбкой на устах. Возникшим из ниоткуда — по щелчку, — ножом вспарывает живот девушки, с лицом глубокого безразличия достает маленький розовый комочек, перерезает пуповину и берет к себе на руки. — Ну и как назвать тебя, вражеское отродье? — устало склоняет голову над малышом, опрометчиво надеясь, что тот ему ответит, но кроха, с болью совершая свой первый вздох, лишь громко зарыдал. — Стало быть, ты просек, что приходить в этот мир не лучшая затея. К тому же, твоя мама свела концы, — мужчина наигранно изображает скорбь, хмурит лицо, наблюдая за меняющейся реакцией мальчика и продолжая: — О, она безусловно проснется, но не скоро, а если новорожденному не дать имя в первые минуты после рождения, он станет самым несчастным человеком на планете, что называется — захлебнется горькими страданиями. Впрочем, ты и без того настрадаешься, — по неизвестной, даже дьяволу, причине мальчик прекратил плакать, продолжая с интересом разглядывать перед собой самое страшное существо на свете, а затем неожиданно заулыбался и потянул крохотные ручки к его лицу. — Феликс? Думаю, неплохо. Я даю тебе это имя, — указательный палец касается крошечной бархатистой щечки, осторожно поглаживает, а малыш удивляет вновь: уверенно обхватывает его своими маленькими ручонками. — Теперь хочешь узнать мое? — вскидывает бровь в усмешке мужчина. — Полагаю, что да. Скажу сразу — как только не называли мое существование, перечислять устану, но ты будешь звать меня Хенджином. Познакомишься со мной в семнадцать лет, чему будешь не очень-то рад, совершишь бесчисленное количество ошибок, но… пока меня волнует другое. Новорожденный смотрит ему прямо в глаза. — Что же ты теперь такое, Феликс? — задумчиво шепчет первородный пустоте, не отрывая взгляда от бездонных изумрудных омутов мальчика. — Кем бы ты ни был, я тебя уже ненавижу, — словно понимая смысл сказанных ему слов, маленький комочек выступившими неестественно для новорожденного клыками впивается в палец, из которого начинают выступать капельки бордовой крови. Радужки цвета зелени заполняются кровавой дымкой, а губы, посасывающие кожу, начинают помогать вытягивать сладкие соки. — А ты с характером, кроха, — отбирая у него палец, ухмыляется дьявол, мажет подушечкой по детским губам свою теплую кровь. — Вот теперь, добро пожаловать в семью. Черная мгла, поселившая в каждого свой персональный кошмар и по кусочку тьмы, уже давно растворилась перед багряными лучами зимнего солнца. Жители опасаются, но вместе с тем выходят и толпятся на улице. Взволнованно переглядываются, проверяют — все ли живы, все ли на месте, — и делятся сокровенными страхами, выбравшимися на поверхность из самых глубин души. Даже редкие, для такого времени года, птицы начинают звонко напевать греющие сердца мотивы. Мрак полностью отступил, казалось даже забрал за собой витающие в воздухе тревогу, беспокойство и опасения, ледяной змеей заползающие под одежду и душащие беспощадно до потемнения в глазах. На деле же все оставил. Огромные трещины в земле продолжают сходиться, стирая за собой все следы. Розовое озеро уже полностью очистилось от ила, теперь сияет в лучах прощающегося январского солнца, медленно покрываясь тонкой коркой льда, отражающего кристальной поверхностью багровый свет. Сегодня, как и гласили исторические предания, в январскую грозу ворвалась тьма, навечно поселяя страх перед неизвестным и впуская смерть на порог. Однако и сегодня, когда холодное зимнее солнце окрасилось в карминовый, она решает уйти в небытие ни с чем, наперекор своей первооснове одарила безвозмездно другим. Начало новой жизни положила.Начало новой жизни положила смерть
2 ноября 2022 г. в 22:00