***
— Добро пожаловать, господин Вильерс. Я — ваш куратор, Люция Мей. Примите ключи от своей комнаты и поднимайтесь на пятый этаж, — Феликс на короткий миг теряется; пышные рыжие локоны приветствующего преподавателя привлекают к себе все внимание. На фоне пылающих в серебре луны кудрей бледное лицо теряется напрочь, и, отойдя всего на пару шагов, уже нет шансов его вспомнить. Если бы не огнегривые волосы, при следующей встрече новоиспеченный студент ни за что бы не узнал своего куратора. Точно с призраком встретился, думает он, заходя в парадный зал. Я не видел ее ног. А существуют ли вообще в Виспиране призраки? То, что мертво, не должно возвращаться. Кажется, так гласит их негласный девиз. Восторженный роскошными убранствами и непривычной атмосферой архаического шика, Бокари подходит к довольно странной, отдаленно напоминающей самое первое подобие лифта, металлической конструкции и топчется на месте, выискивая хотя бы малейший намек на кнопку вызова. Однако ровным счетом ничего не находит. Совсем отчаявшись, он неистово топает ногой, а затем и вовсе от нахлынувших разом чувств пинком накрывает холодный металл, который отвечает ему недовольным скрипом и, кажется, человекоподобным хмыканьем. — Может я смогу помочь тебе? — Ого, железяка, а ты и разговаривать умеешь? — удивление парня небывалых размеров, он придвигается ближе, щурит глаза, с подозрением разглядывая кованые узоры, которые, как он уверен, ему игриво блеснули. — Я да, а вот лифт навряд ли, — вблизи раздается смешок, из-за которого Феликс невольно подпрыгивает на месте, с позором осознавая только что совершенную им глупость. Резко обернувшись, он видит довольно миловидного юношу с поднятой в приветственном знаке ладонью. — Привет. Я — Бомгю, а тебя как зовут? — Фел… Бок… то есть Бокари, — его откровенно потерянные глаза ненадолго жмурятся, а отрицательное покачивание головой тут же сменяет неловкий кивок. — Я — Бокари, — уже отчетливее и смелее. Бомгю на очевидное и для него весьма непонятное замешательство непроизвольно щурится, но пухлых губ касается добродушная улыбка. — Другим студентам куда более удобно пользоваться новым лифтом, который всего в нескольких шагах. Если посмотреть направо, — его взгляд насмешливо перетекает в указанную сторону, а Феликс, ощущающий неловкость в сто крат сильнее, готовый сгореть со стыда, поворачивает голову и закусывает верхнюю губу. — А эта коробка, как мне сказали, уже давно не работает, да и ты второй, кто к ней подошел за все это время. — А кто был первым? — несколько уставши интересуется Бокари, смиряясь под натиском бессилия перед произошедшим. — Тот, кто стоит перед тобой, — улыбка Бомгю становится шире, до образования глубоких ямочек на щеках, на которых Феликс заостряет рассеянное внимание. — Понятно, мы особенные, — на измученном лице заиграло нечто похожее на кривую ухмылку. — Ты первогодка, как и я? — Ага. Наступает тишина, в воздухе повисает ощутимое напряжение. — Кстати… — нарушив тишину первым, Бомгю настороженно делает паузу, а затем неловко продолжает: — Уже завтра будет отбор, это так волнительно, правда? На каком факультете ты бы хотел обучаться? — Кроме факультета темных искусств я других не знаю, — пожав плечами, Бокари лениво продолжает изучать собеседника. Выразительные глаза теплого орехового цвета, пухлые очерченные губы, аккуратный, слегка вздернутый нос, густые белокурые волосы, забранные в хвост и отдельными прядями обрамляющие овальное лицо, — да его внешности любой позавидует. Феликс даже не пытается отрицать того, что ему больше нравятся парни, нежели девушки, поэтому рассматривает собеседника с несколько иным оцениванием. Вот только сейчас от такой, идеально подходящей под все его стандарты, красоты ему ровным счетом никак. Возможно, усталость так дает о себе знать, заставляя думать лишь о скорейшем уединении. После разговора с матерью изнурительные часы над раздумьями потрошили душу, оставляли на ней грубые шрамы, как символичные следы затравленной надежды. Вера в спасение оказалась на краю огромной бездны, ядовитыми плевками смеющейся ему прямо в лицо. — О таком нам только мечтать, — грустно вздыхает Бомгю, забирая из его рук рюкзак и чемодан. — Я вижу, ты устал. Пойдем, провожу. У тебя, как первогодки, тоже пятый этаж. — Почему только мечтать? — уже живее интересуется Феликс, стоило с усилием вытолкнуть сознание из собственного омута отчаяния. — Потому что туда попадают лишь на последних курсах, да и то при условии, что у тебя есть дар к укрощению неукротимой магии. Глупо звучит, правда? — бесцветный смешок, за которым следует очередной вздох и уже не такое живое продолжение: — Сначала мы будем изучать волшебную ботанику и зельеварение, — начинает перечислять, уныло призадумавшись. — Анатомию, непременно. Ах, что же еще? Физиологию, конечно же. Все возможные способы излечения травами. Это я в учебном плане посмотрел. В общем, первые два года только на это и уйдут, ничего интересного, — металлические двери открываются с оповещающим сигналом, оба заходят в лифт и оба печально вздыхают. Первые два года — это все, что есть у несчастного Бокари. Возясь в землице с безобидными растеньицами, так я ничего не добьюсь. Первородный — тьма в первозданном виде, а значит мне нужно попасть на факультет темных искусств любой ценой. Но как? Феликс бледен и задумчив, выглядит более чем хладнокровно, но внутри отчаянно кричит, умоляя себя что-нибудь придумать. В собственном теле теперь как в темнице, по прочным стенам которой он безрассудно скребет ногтями, все жалобно зовет кого-то на помощь, когда положиться можно только на себя. — О чем задумался? — ореховые глаза собеседника с интересом изучают его безучастное лицо, и он с жадным намерением в них заглядывает. — Не ожидал такой скукоты? Вот и я то… — Как зовут декана этого факультета, ты знаешь? Такого вопроса Бомгю и ожидать не мог, ведь все поступившие сюда новички, без исключения, знают деканов — самых известных и могущественных магов во всем Виспиране, а, быть может, и во всем мире. В его голове проскальзывает мысль о том, что: либо этот мутный Бокари недалекий, либо наоборот — далекий в прямом смысле этого слова. — Тоже интересуешься неукротимой магией? — бесцветно усмехнувшись, он откладывает главный интересующий его вопрос на потом, чтобы не спугнуть и без того нахмурившегося собеседника, и выходит из лифта. — Так знаешь или нет? — настойчивее интересуется Феликс, спеша выйти вслед за ним. — А ты, как я ни посмотрю, вообще ничего не знаешь? Ни факультетов, ни деканов… — делая паузу, Бомгю опасливо оглядывается по сторонам полумрачного коридора, возвращаясь к его лицу с волнительным азартом, все же решаясь задать тот самый интересующий вопрос: — Ты не из Виспарана, ведь так? — А что конкретно я должен знать? — игнорируя последний вопрос, Бокари отбирает у него ручку чемодана, но рюкзак пока остается «в заложниках». — Все-таки я прав, — издав легкий смешок, победно улыбается Бомгю, в то время как Феликс крепче сжимает челюсти, боясь хоть слово лишнее произнести в силу вспыльчивости своего характера. — Профессор Хан Джисон. Так его зовут. Он единственный, кто обучался у самого создателя неукротимой магии. После того как Ли Енгвон перешел на пост управленца страной, Хан занял его место, — наблюдая за тем, как Бокари жадно впитывает информацию, он не может не поинтересоваться, язвительно усмехнувшись: — Надеюсь, уж правителя страны ты знаешь? — Что ты сказал? Создателя неукротимой магии? — Феликс, вновь проигнорировав последний вопрос, переспрашивает чересчур отрешенно, пытаясь справиться с возникшим хаосом в беспорядочных мыслях. — Бокари, ты действительно ничего не знаешь или прикидываешься дурачком? — игра в «знаешь — не знаешь» ненароком затянулась, и на секунду ему даже показалось, что Бомгю злится. Однако тот, замечая испуг в его потерянных смарагдовых глазах, лишь грустно улыбается, кладя руку на голову и аккуратно трепля густую макушку. — Хорошо, — первым прерывает молчание Бомгю, — у каждого есть свои секреты, и это нормально. Я не осуждаю тебя. Когда будет время, можешь всем со мной поделиться, — в его словах уверенность, нет в них и доли насмешки. — Теперь пора идти. Если нас обнаружат, это плохо кончится. Доброй ночи, Бок-и! — отдает рюкзак и скрывается за ближайшим углом так быстро, словно его и не было рядом. Профессор Хан, значит. Фамилия профессора бродит по мыслям оставленного в полумраке пылко настойчивым отголоском и безумством. Знал бы Хан Джисон, что является, наверное, единственной надеждой для юного, даже не принадлежащего себе парня, тогда бы помог ему? Или с презрением воспротивился попавшему в идеальный Виспиран вампиру? Еще несколькими часами назад Феликса уничтожили, раскрошив в пыль, когда он узнал мрачную правду, которая как колючая лоза оплела его сердце, поселила в душе тень сомнений, запустила по венам отравляющий яд, сея вокруг уродливый хаос и заставляя опускать руки. Душит до сих пор, нутро изводя. Станет ли помогать такому приемник создателя неукротимой магии? Ведь это только начало, уже вовсю обремененное тяжестью, и хватит ли клейменному злым роком упорности и магических сил противостоять дьяволу? Внезапно Феликсу стоит огромных усилий признать, что, учась в обычной людской школе, он мало практиковал магию. Из всего, чему его смогла научить мать, легче всего давалась магия огня и земли. Однако Лия, может и является потомственной наследницей, управляющей всеми стихиями, душой к магии не тянулась по весьма серьезным причинам, доставляющим ей неимоверную боль и по сей день. Поэтому Феликс слишком неопытен и не может знать — подчинятся ли ему все стихии. Далеко не все чистокровные маги в этом преуспевают, одаренные, в том числе. А если все же и удастся, то поможет ли это оказать противодействие самому Мраку? «Я же справлюсь?», — задается самым страшным вопросом, ныряя в мрак пустой комнаты, на деле же не выходя из него ни на секунду.***
Торжественный тронный зал, высокие витражные окна, полыхающие свечи, заполненные студентами ряды и наконец появившийся в дверях директор. Высокий и статный, с поддельной лучезарностью в фиалковых глазах и вьющимися белоснежными локонами, коснувшимися широких плеч, что облечены церемониальной пурпурной мантией. Реймонд Герберт проходит по центральной дорожке вальяжно, не торопясь разглядывает ряды и опаляет тлетворным взглядом каждого без исключения. В воцарившемся безмолвии доходит до позолоченного трона, встав напротив и медленно развернувшись к студентам. Переплетает на животе утонченные пальцы в сверкающих драгоценными камнями перстах, еще некоторое время так стоит, наслаждаясь в гробовой тишине нарастающим смятением юных волшебников и магов, а затем дружелюбно улыбается, словно вовсе не он ранее всех презренно сканировал. — Чистокровные волшебники и волшебницы. Драгоценнейшие маги, — обращается к студентам с нескрываемым упоением, — добро пожаловать в Рейерно. Учиться в нашей академии всегда считалось за честь, и я рад сегодня приветствовать вас в стенах столь могущественной обители древней магии. Знания, получаемые здесь, бесценны и бессмертны. Как вы уже и сами наверняка знаете, отбор будет проходить через лабиринт сомнений, который по достоинству оценит ваш потенциал, а также ваше истинное желание и стремление заниматься магией. Слов более Феликс не различает, словно через толстый слой воды слышатся посторонние звуки. Его руки, нервно дрогнув, собирают плотную ткань брюк в кулаки. Способность слушать и анализировать всю информацию сокрушительно разбилась вдрызг. Перед ним воссоздается новый страх в виде загадочного лабиринта, и сомнений у него явно прибавилось. Если до разговора с матерью Феликс светился жгучим желанием покорять магию, развивать свои таланты, то сейчас он погас, думая лишь об одном. Внезапно по крупицам собирается пугающее воспоминание: обсидиановые глаза с алой дымкой блестят, издеваются, давятся в насмешке… — Бокари! — раздается сквозь пелену знакомый голос. — Тебя кто опять покусал? — ухмыляется Бомгю, пятерней махая перед его лицом. Феликс поднимает рассредоточенный взгляд, сначала недоверчиво смотря на него, а затем за его плечи. Студенты куда-то поспешно выходят, зал постепенно пустеет. — Пойдем уже! — хватает его за ладонь и ведет к выходу. — Я прослушал речь Герберта, — провинившимся тоном шепчет. — Он сказал еще что-нибудь о лабиринте сомнений? — Да. — И что же? — Бокари… — Бомгю резко останавливается, а тот от резкости действия врезается ему в плечо, вопросительно смотря на него растерянным взглядом. В выражении его пуще побледневшего лица мелькают тени беспокойства и колебания. — В лабиринте поджидают только те испытания, с которыми нам под силу будет справиться. Бояться нечего. Для всех они индивидуальны. По окончанию ты выходишь за ворота к своему факультету, который по мнению мудрейших духов заслуживаешь, — нехотя проговаривает он и снова тянет Феликса за собой к толпе. — А сколько всего факультетов? И можно ли попасть… — Нет! — вновь останавливаясь, Бомгю резко обрывает его речь. — Я тебе уже говорил об этом. Что насчет факультетов, то их четыре, не считая темных искусств. Бокари, ты как будто с луны свалился! — крепче сжимает руку и насильно ведет к остальным. — Снимай ботинки и носки. Можешь оставить их прямо здесь, они сами придут за тобой к месту твоего выхода. — Это еще… з-зачем? — не моргая, потерянно мямлит Феликс, от легкого толчка приземляясь на каменную скамью. — Если ты маг земли, духи для тебя приготовят незрячие испытания. Иными словами, ты будешь созидать мир посредством рук и стоп. Ай, давай я помогу, тебя не дождешься! — наклонившись, Бомгю начинает суетливо развязывать его шнурки, пока тот, в очередной раз став пленником собственных мыслей, даже не замечает, как остается без обуви. — Щибаль, — наконец придя в себя и резким перехватом отвоевав право самому стянуть последний носок, раздраженно выругался Феликс. Бездумно поиграв освободившимися пальцами стоп, он опускает ноги в мягкую зелень. — А оно мне надо, спрашивается? Лишняя нагрузка. Что, если у меня будет способность укротить все стихии, я там на вечность застряну, пока буду по заданиям гоняться? — Не могу знать, Бок-и. А что означает первое слово? — интересуется Бомгю, вскинув бровь и склонив голову к плечу. Никогда ранее он не слышал такого. — Да так… На моей родине им выражают максимальное недовольство, но лучше его не запоминай, — Бокари поджимает губы и смущенно отворачивается, чтобы ненароком не нарваться на лишние вопросы. — Пошли вместе? — Бомгю призывно заставляет взглянуть на себя, протягивая руку, и Феликс охотно вкладывает в нее свою, неутвердительно кивая. Тем временем через усыпанные цветами врата лабиринта продвигается быстрый поток студентов. Кто-то из них, тая в себе страх не оправдать надежд родителей, боится оказаться на нежеланном факультете, а кто-то, не сомневаясь в своих способностях и прирожденном таланте, выше подбородок поднимает и устремляется только вперед. Феликс, не ощущая полноты защиты, мертвой хваткой цепляется за рукав чужого пиджака, а пальцы, что покоятся в теплой ладони Бомгю, сжимает крепче, не намереваясь отпускать нового друга до самого конца. Просто так спокойнее — держать обеими руками. С каждым шагом, приближающим их к лабиринту, паника в груди растет все сильнее, душит за горло все больнее. Что, если лабиринт раскусит мою природу? Поймет, что я — вампир? Растерянность накрывает тревожной волной. Он резко тормозит, отворачиваясь от входа в лабиринт словно от хлесткой пощечины. Бомгю на него вопросительно оборачивается и упорно тянет за собой, приговаривая идти дальше, но тот лишь настырно одергивает рукав. Стремительно густеющий белый туман мягко обволакивает ступни, пробираясь выше, бродит по коже. Тело приятно расслабляется, и Феликс, сам не понимая как, отпускает плотную ткань пиджака. Пальцы чужой руки отстраняются, теперь тактильный контакт едва ощутим. Он тянется за Бомгю из всех сил, тянет руку, но окутывающий туман и одиночный холод настигают быстрее. Феликс больше не чувствует его присутствия рядом.