makoto ni

когда на следующее утро скарамучча выходит из комнаты, казуха снова спит в своём углу. это и правда уже становится рутиной, решает он, и вообще, у казухи, кажется, всего три агрегатных состояния: есть, спать и бегать за ним. по крайней мере, в других его скарамучча пока не наблюдал. а увидеть, на самом-то деле, хочется. возможно, чуть позже на фестивале. а до него стоит наведаться в бывшее здание банка северного королевства. пусть банк временно не работает, но по документам его земля всё ещё принадлежит фатуи, а потому все прибывшие агенты, в том числе и синьора, проживают там. все, кроме него: скарамучче ещё в ли юэ осточертело делить с кем-то территорию, и в инадзуме он арендовал себе дом. ну как арендовал: показал владелице дома золотое перо и сказал, чтобы все расходы записывали на сёгун райден. а что? родители должны заботиться о том, чтобы у детей была крыша над головой. сама живёт в огромном дворце, а ему не оставила и рыбацкой хибарки. он от неё столетиями ничего не требовал, так что теперь пускай расплачивается. да и вообще — чёрт с ней, с эи. если он ей не нужен, то она ему и подавно. скарамучча ступает тихо, но доски пола всё равно поскрипывают, пока он подходит к столику. в комнате душно — надо бы оставить дверь открытой, а пол грязный — надо бы притащить кого-нибудь убраться. или заставить казуху. скарамучча смотрит на него спящего, спохватывается и переводит взгляд в сторону, к столику; вспоминает вчерашнюю «битву» и усмехается. как это было нелепо. (вот бы повторить). чтобы не замечать казуху, он заглядывает в корзинку. заглядывает и понимает, что ничего из неё не пропало. эй, что за наглость, злится скарамучча, он что, зря всё это покупал и тащил? казуху что, с ложечки кормить надо? и что ему теперь с едой делать — выбросить? ну уж нет. скарамучча потратил время и мору и он заставит казуху всё съесть. он хватает корзинку, громко топает ногами до футона и стукает её о пол рядом с красной прядью. вот так. если не тупой, то поймёт намёк, когда проснётся, — уже проснулся. казуха всего лишь открывает глаза, а скарамучче уже приходится подавлять в себе позыв телепортироваться от него. куда-нибудь сразу в натлан. — слушай сюда, — заявляет он прежде, чем казуха откроет рот и начнёт сводить его с ума, — я эту еду не себе покупал, а тебе, ты, неблагодарный. чтобы всё съел к моему приходу, понял? казуха моргает. понимает спросонья только: — ты уходишь? — не переводи тему. услышал меня? — да, — зевает казуха. смотрит снизу вверх и даже на расстоянии что-то будит в нём. — я не знал, что эта еда была для меня. ты не предупреждал. — хорошо, что понял, — он не будет оправдываться за вчерашнее. и объяснять тоже ничего не будет. — встретимся вечером. скарамучча разворачивается, чтобы уйти. два шага спустя в спину бьётся: — спасибо. и, когда он выходит на улицу, он усмехается. и солнце сегодня светит по-особенному ярко.

***

на то, чтобы уладить дела (напугать всех своим появлением, прочесть отчёты, выслушать за-заикающихся идиотов, потребовать мору, прочесть шифровки от старших предвестников, запомнить карту острова ясиори), уходит больше шести часов. в планах было ещё и «поругаться с синьорой», но её скарамучча застать не успел. ну ничего, в следующий раз. не умрёт же она за это время, верно? а сегодня он спешит. спешит туда, где есть казуха, туда, куда уже не страшно возвращаться, туда, вниз по улице, чтобы вуаль шляпы развевалась на ветру, а прохожие оглядывались ему вслед, — туда, куда его ждут. а ещё туда, где казуха удивляет его. причём дважды: во-первых, он не спит, во-вторых, он умылся. распустил и даже как будто расчесал волосы. белые части одежды теперь не серые, а ещё у него откуда-то соломенная шляпа в руках. ух ты, думает скарамучча, впервые наблюдая опрятного казуху, он умеет умываться? сегодня какой-то праздник? интересно, он принарядился к выходу в люди или к прогулке с ним? спрашивать он не спрашивает, но про себя выбирает последний вариант. — всё съел? — спрашивает он, и казуха кивает. он сидит на полу, сложив руки на коленях, кроткий и тихий. даже слишком тихий. — а одежду чистую где взял? — постирал. — и уже высохла? вместо ответа казуха посылает в его сторону порыв ветра, который — ему же не показалось? — оглаживает скарамуччу по оголённым частям рук и ног. и глазами спрашивает, мол, как, понравилось? да, пожалуйста, повтори, думает скарамучча, а ещё: интересно, может ли казуха призвать ветер достаточно сильный, чтобы сбить его с ног? хотя, если честно, ему для этого никакие глаза бога не нужны — хватит и его собственных. казуха молчит, но не скромно, а как-то «я-читаю-твои-мысли» — так. нервирует. — чего молчишь? — осторожничаю, — коротко отвечает казуха, поднимается с пола и становится ростом со скарамуччу. — всякий наш разговор заканчивается тем, что ты убегаешь. — какие-то претензии? — ни в коем случае, — казуха надевает шляпу и прячет под ней и волосы, и красную прядь, и взгляд, — разве что пожелание. если это не слишком нагло с моей стороны… — разрешаю. я сегодня добрый. казуха приподнимает шляпу. всё-таки хочет его видеть. — если можно… не пропадай, пожалуйста, до конца фестиваля. и когда он смотрит на него так: как будто ниже его, как будто знает о нём всё и как будто никогда от него не отвяжется — скарамучча готов согласиться на всё, чего бы казуха ни попросил. но, к счастью, иммунитет у него уже какой-никакой есть, а потому он успевает отвернуться и ответить разумом, а не жаром внутри: — фестиваль заканчивается через три дня. ты успеешь мне до этого надоесть. — хм… — казуха, с досадой думает он, ничуть не обижается — не верит. — тогда, может быть, хотя бы до сегодняшних фейерверков? — а что с ними? — сюрприз. скарамучча не любит, когда ему недоговаривают, но, с другой стороны… никто никогда не устраивал для него сюрпризов, максимум — нападал исподтишка, но это скорее досадная неожиданность, а не сюрприз. а что если казухе и правда удастся его удивить? он же не задумал ничего плохого, верно? он знает и всегда ждёт от людей предательства, но когда дело касается казухи… ладно, решает он. только с ним. только с ним — и только сегодня! — он побудет наивным. — хорошо, обещаю. но до фестиваля нужно ещё добраться. придумал, как? из-за фестиваля комиссия тэнрё усилила патрулирование и в городе, и в пригороде, и на дороге до амаканэ, и, конечно, на самом острове. казуха вновь надвигает на лоб шляпу и излагает план, как им добраться до фестиваля незамеченными. план включает в себя продирание сквозь кусты и ходьбу по колено в воде. скарамучча кривится. — ну уж нет. — ты знаешь другой способ? — конечно. план скарамуччи быстрее и проще — он собирается их телепортировать, для чего отводит казуху к ближайшей ветви громовой сакуры. самому ему никакие приспособления не требуются, но для перемещения других нужно воздействовать на них электро. кроме электрогранума есть ещё вариант ударить казуху молнией (особенно заманчивый после недавнего ты-же-любишь-сбегать-упрёка), но тогда его поджаренный вид привлечёт внимание досинов. скарамучча велит казухе взять электрогранум, а затем берёт за руку — за его здоровую прохладную руку — и, представив направление, прыгает. и так они попадают на остров амаканэ. скарамучча специально переносит их не ко входу на фестиваль, где охрана проверяет прибывающих, а в какие-то кусты в средней части острова. казуха появляется мгновением позже и, потеряв с непривычки равновесие, валится на него. — извини, — охает он. — ничего, — скарамучча осторожно подталкивает его плечом в сторону. — тебя хотя бы не стошнило. говорит он и рискует заглянуть казухе в глаза. не отпуская его ладонь. казуха улыбается ему из-под шляпы и шевелит пальцами, мол, что это? и скарамучча почему-то оправдывается: — это… чтобы не потерялся в полёте. — конечно, — с самым серьёзным и всепонимающим лицом соглашается казуха. — ну разумеется. я так и понял. скарамучча решает, что при следующей телепортации точно ударит его молнией. казуха снова шевелит ладонью, и во второй раз такой явный сигнал не проигнорируешь. наверное, хочет освободиться, решает скарамучча и только отпускает его руку (неохотно и ты предатель, казуха), как тот пропускает свои пальцы меж его и сжимает. и ещё крепче. — так точно не потеряемся, — голос подрагивает, а лицо он снова прячет в тени шляпы. — пойдём? скарамучча кивает. казуха ведёт его к первому пункту назначения, спотыкаясь и поскальзываясь на лепестках сакуры, покрытой чувствительной к электро слизью. и самого его шатает так, будто сквозь мозг ему пустили несильный разряд тока — так, кажется, делал один из дотторе, которого забавляло наблюдать за врезающимися в стены чуть ошалевшими людьми. — да что с тобой не так? — шипит скарамучча, когда в очередной раз приходится напрячь руки, чтобы удержать казуху от падения. — от прыжка не отошёл? казуха кивает. — кажется, да, — бормочет он. и, когда скарамучча собирается чертыхнуться и выговорить за то, что не сказал раньше (они бы остались отдохнуть), признаётся: — и ещё… я немного смущён. — чем? — из того, что я знаю, — казуха решает зайти издалека, — выходит, что за руки держатся или родители с маленькими детьми, или парочки. а я не помню, чтобы ты меня усыновлял. а вот теперь током бьют скарамуччу — и плевать, что у него иммунитет к электро. приходит его очередь поскальзываться на мерзких лепестках. вот же предатель. а ведь делал вид, что согласился на то объяснение, и на тебе — такой удар в спину. ну ничего, скарамучча ещё развернёт всё в свою пользу: — я собирался тебя отпустить — это ты вцепился в меня. или намекаешь, чтобы я тебя усыновил? он делает одолжение. он даёт ему возможность свести всё к шутке. казуха должен быть благодарным. — я бы всё-таки предпочёл второй вариант.