makoto ni

толчок. злость. ругань. казуха не понимает, за что на него злятся, и ему страшно. он видит, что не одному ему страшно, и хочет объясниться и успокоить, но не успевает. хлопок и вспышка, и он остаётся один. снова один. казуха не может ни пошевелиться, ни вдохнуть — грудь сжимает, и сам он сжимается, съёживается и зажмуривает глаза. сердце начинает стучать в ушах: бум, бум, бум — и это звук того, как его бьют, наверное, а иначе почему больно? «ты заслужил этого, — нашёптывает жестокий голос. — ты посмел посягнуть на высшую ценность — ты посмел возжелать себе чужую свободу». это неправда. нет, нет, нет, думает казуха и даже головой мотает. он не собирался. он не этого хотел. он не хотел присваивать — наоборот, хотел поделиться, хотел показать: смотри, как мне хорошо рядом с тобой. я хочу, чтобы тебе было ещё лучше. я разрезал свои чувства надвое, и это твоя половина. держи. кажется, он не рассчитал. кажется, для макото груз даже половины казухиных чувств оказался неподъёмным. слишком тяжёлым… или ненужным. потому что разве есть ещё причины, почему его рядом нет? почему его как будто стёрло из мира, почему там, где он едва-едва был, сейчас пустота. примятая трава, маска и отпечаток электро. и всё. если бы не эти следы, казуха подумал бы, что ему привиделось. подумал бы, что дурманящий запах этой недосакуры-переглицинии, под которой они сидели, вызвал галлюцинации. бред и помутнение рассудка. потому что так он себя и ощущает — словно проснулся здоровым после нескольких дней горячечного бреда. и то, что произошло (нет: что он сделал минуту назад), кажется нереальным. что он сделал… казуха некстати вспоминает. ох. ох. ох. щекам становится жарко. руки, которыми он опирается о землю, вздрагивают. он и правда осмелился… он и правда решился и… ох\\ шаги снаружи становятся громче — теперь уже совсем рядом с деревом. может быть, это он?.. казуха вдыхает на пробу и тут же огорчается: нет, не он. ветер приносит не тот запах, который ему нужен, а другой — не чужой, конечно, знакомый, но… (разочарование впивается глубже в сердце: понадеяться и не получить больнее, чем просто не получить). он должен опасаться того, кто идёт к нему. должен, но… у казухи опускаются плечи. сейчас уже всё равно, пусть даже его схватят. какая, на самом деле, разница? его чувства (самые беззащитные и трепетные — самую суть души) только что смешали с грязью. или хуже: испугались их. он даже не хочет знать, что из этого правда, потому что оба варианта добьют его с одинаковой жестокостью. поэтому казуха продолжает сидеть и безучастно вслушиваться в то, что происходит снаружи. шаги. много голосов, много запахов. шаги затихают — хэйдзо медлит, прежде чем раздвинуть ветви и войти. наверное, без глаза бога ему страшно соваться под наэлектризованное дерево. тем лучше. вот бы он был из тех, кто бросает дело на полпути; но, конечно, он найдёт способ попасть под крону. казуха не знает, чего хочет: догнивать под этим деревом в одиночестве или отвлечься на разговор с посторонним. или попробовать отыскать макото по элементальному следу. или прекратить наконец преследовать того, кому он — смирись уже и прими — не нужен. или он хочет заснуть и проснуться только тогда, когда в мире для него закончатся проблемы. или он хочет, чтобы хэйдзо прекратил раздражающе громко щёлкать пальцами перед его носом и звать: — приём-приём! слышишь меня? тейват вызывает казуху! — слышу, — коротко бросает казуха, но голос его совсем не знакомый, и это лишь подтверждает подозрения хэйдзо: — что случилось? казуха не отвечает. хэйдзо не сдаётся: щёлкает, щёлкает, щёлкает (по звуку — почти ломает себе пальцы). это раздражает, но казуха терпит. терпит. терпит. перестань. прекрати. хэйдзо будто слышит его мысленный крик, а потому перестаёт хрустеть и меняет тактику: — сколько пальцев я показываю? казуха вздыхает невольно и фокусирует взгляд на руке перед лицом. говорить ему не хочется, но, чтобы хэйдзо понял это и отстал от него, придётся говорить. безвыходная ситуация. — три. — отлично. а как меня зовут? — мой рассудок при мне, — казуха садится прямо, — благодарю за беспокойство. хэйдзо присаживается рядом — туда же, где недавно сидел кто-то другой — и казуха только замечает, что он в шляпе. в такой же соломенной шляпе, под которой сам он прятал прядь по дороге на остров. а потом, кажется, оставил её у стенда с масками. да, точно, так и было — когда-то давно случилось, в другой жизни. в той самой фантазии, в которой макото был рядом с ним. — рад, что ты в порядке, — хэйдзо улыбается. — подумал, что твой подозрительный спутник что-то с тобой сделал. ты даже не представляешь, сколько всего он со мной сделал, думает казуха. но, кажется, большую часть из этого я придумал себе сам. — что ты здесь делаешь? — ну, если ты про фестиваль, — хэйдзо снимает с себя шляпу и подбрасывает её над собой, — то меня отправили в патруль. нелегка жизнь досина, знаешь ли. а если про то, почему я под этим деревом… ты кое-что обронил, и я тебе возвращаю. держи. он протягивает шляпу казухе, но тот не спешит её брать, потому что снова вспоминает что-то, что заставляет сердце сжаться. пауза всё затягивается, и хэйдзо тянется к голове казухи, чтобы надеть на него шляпу, но у самых волос замирает и так и не решается — ни сейчас, ни полминутой молчания позже. бросает шляпу на землю и усаживается обратно. — я не стал подходить прямо на фестивале, потому что ты был не один, — хэйдзо делает паузу, намекая на то, что желает услышать о загадочном незнакомце побольше, но казуха не менее таинственно отмалчивается. — предпочитаю не связываться с противниками, силы которых не знаю. а твой спутник выглядел довольно угрожающе. а ещё мне было интересно, сколько ты сможешь продержаться непойманным, и, представляешь… болтовня хэйдзо, которая должна раздражать, как ни странно, успокаивает. отвлекает. казуха невольно перетекает из фантазий в воспоминания, в другое прошлое, на полтора года назад, когда томо ещё был жив, охота на глаз бога ещё не началась, и он подрабатывал, помогая хэйдзо с расследованиями. приятное и беззаботное время. время, когда он ещё не был знаком с… — что с тобой? — обеспокоенный голос хэйдзо снова вытягивает его наружу. — тот человек с тобой всё-таки что-то сделал, да? — нет, это я, — безрадостно шепчет казуха, — я сделал. и теперь, когда он произносит это вслух, он понимает. понимает до конца, со всей ясностью. казуха хватает ткань у солнечного сплетения; хочет захватить и кожу, но она выскальзывает, и он бессильно сжимает пальцы. вот бы вытащить сердце и смять его так, чтобы онемело и перестало болеть. или выбросить. насовсем. — казуха, — хэйдзо, кажется, наконец проникается чужим отчаянием, и ему становится не до шуток и я-тебя-поймаю заигрываний, — расскажи, что случилось. я могу помочь? вместо ответа казуха усмехается. хэйдзо перестаёт понимать что-либо вообще. — что смешного? казуха хмыкает снова. наконец-то фокусирует взгляд на зелёных глазах хэйдзо и улыбается вымученно: — неужели я сейчас настолько плох, — из него вырывается ещё один нервный смешок, — что даже в комиссии тэнрё меня жалеют? хэйдзо цокает. — знаешь, я ведь могу обидеться, — он закатывает глаза. — я жалею тебя как друг, а не как досин. — в прошлый раз ты не был так любезен, — казуха кивает на бинты на его руке. — в прошлую встречу мы были не одни. я предпочитаю не рисковать своим рабочим местом, знаешь ли. казуха знает. конечно, он знает, как для хэйдзо важна его работа. он смотрит на него снова, в этот раз куда внимательнее, и замечает отпечатки последних лет жизни: чуть более явную усталость на лице, чуть светлее выгоревшие волосы, чуть (намного) более открытую одежду. и эти следы обыденной жизни, незначительные и никем не замечаемые — именно эти глупости вытаскивают его. он выныривает. он вспоминает давным-давно усвоенный урок: жизнь продолжается несмотря на твои чувства. жизнь продолжается даже тогда, когда тебе стыдно, когда ты разбит и когда живот твой скручивается от голода. казуха вдыхает как можно глубже. да, верно. случались события и хуже — и он, тем не менее, после каждого вставал и шёл вперёд, шагал дальше — туда, куда ему было нужно. да, именно. казуха машинально приглаживает волосы и привычным движением собирает их в хвост, не переставая убаюкивать резь в сердце: жизнь продолжается, напоминает он себе. ты дышишь. тебе больно — значит, ты можешь чувствовать. ты можешь встать и выйти наружу, в мир за пределами наэлектризованного ветвистого купола, в мир за пределами своей вспоротой и выпотрошенной привязанности, в мир, в котором остаются важные для тебя люди. смотри: вот хэйдзо, который по-прежнему уважает тебя, а ещё есть ёимия, которая накормила тебя и которая трудилась несколько месяцев над шоу фейерверков, половину которого ты пропустил; где-то есть клан камисато — твои тайные покровители, есть бэй доу и команда «алькора» — твои покровители явные. где-то на ватацуми есть горо, который обещал познакомить тебя с госпожой сангономией, и есть путешественник, в этот самый момент вплетающий себя в канву истории. да, смиряется казуха (пусть пока всего половинкой сердца), меня бросили — это больно и это правда. но я каким-то чудом всё ещё жив, и, пока я живу, я всегда могу попытаться снова — если захочу. (если залечу). — спасибо, — казуха наконец возвращается. — правда… спасибо. не знаю, что со мной случилось, если бы я остался совсем один. — пожалуйста, — пожимает плечами хэйдзо. и, чтобы скрыть чересчур явное облегчение, принимается за старое: — если тебе нужна компания на ночь, напоминаю, что в тюрьме комиссии тэнрё много занимательных личностей. да и я с радостью останусь на дежурство, если придётся охранять тебя. — ха, — ещё один нервный смешок. — я, пожалуй, откажусь. хватит с меня на сегодня «занимательных личностей». хэйдзо не спрашивает и не настаивает — понимает и принимает нежелание казухи делиться переживаниями. вместо допросов закидывает руки за голову, прислоняется к стволу и продолжает отвлекать его разговорами: — я, кстати, встретил тебя сегодня случайно. мне казалось, я хорошо тебя напугал в прошлый раз, и ты уже несколько дней где-то на острове рито. хотя теперь мне понятно, почему «алькор» до сих пор не отплыл. — меня не так-то легко напугать. — не сомневаюсь… значит, я ошибся в своих выводах. удивительно, но и такое бывает. кстати, — вспоминает он, — я от нечего делать вытянул гадальную бирку — может быть, видел их стенд? — и мне попалась «самая большая удача». надеюсь, это значит, что в ближайшее время я тебя наконец-то… эй, что случилось? казуха не слушает его. торопливо приподнимается, чтобы достать из кармана шорт гадальную бирку. точно, точно, точно. он и забыл. как он мог забыть? глупый. (да где же бирка — у него карманы не бездонные!) вот. вот она. «терпение и труд всё перетрут». какое там было толкование? казуха перечитывает надпись. и снова. и ещё раз. это — его ответ? или он слишком слаб, чтобы принять реальность, и продолжает цепляться за любые крохи надежды? — «терпение и труд всё перетрут», — хэйдзо приближает свою голову к голове к казухе, чтобы прочитать надпись. — твоё предсказание? казуха кивает. — надеюсь, это не значит, что ты собираешься нарушать законы инадзумы. — нет… — рассеянно шепчет казуха. — подожди. погоди. пожалуйста, дай мне пару минут. — я итак дал тебе больше времени, чем это позволено, — ворчит хэйдзо, но не отвлекает казуху, когда тот погружается в раздумья. садится назад и, чтобы занять себя, придирчиво рассматривает брошенную маску со всех сторон, как будто спрашивает «и что в ней такого?» казуха всё молчит, и хэйдзо от нечего делать сканирует окружающую местность. приходится напрячься, чтобы уловить присутствие и направление элементального следа электро, и это раздражает — раньше он использовал чувство стихий инстинктивно, по первому желанию. но после того, как у него (и у всех младших сотрудников комиссии тэнрё) отобрали глаза бога, видеть ток элементов стало намного труднее. тем не менее, он сразу же различает спрятанный под шарфом казухи глаз бога. тот пульсирует рассеивающей беспокойство энергией анемо, и тоска пробирается ему под кожу. не то чтобы отсутствие глаза бога усложняло жизнь, но хэйдзо всё равно скучает по своему усовершенствованному боевому стилю. интересно, если он возьмёт глаз бога казухи, вернётся ли его сила?.. элемент-то одинаковый. — могу я, — врывается в его мысли казуха, и он наконец-то такой, каким должен быть: собранный и решительный, — просить тебя об услуге? — какой? — хотя слова его совсем не те, что хэйдзо думал услышать. — выследить твоего… пропавшего спутника? — нет, — качает головой казуха. — раз ему и правда неприятно быть со мной, то, быть может, лучше… впрочем, не сейчас. я хотел спросить о другом. ты что-нибудь слышал о последней дворцовой дуэли… когда кое-кто бросил вызов сёгун райден и погиб? хэйдзо знает эту историю. знает и хочет сказать: «мне жаль», — но в знак уважения мнимому спокойствию на лице казухи говорит лишь краткое: — да. — и, быть может, ты знаешь, где он похоронен? знаешь или сможешь выяснить? хэйдзо знает эту историю. когда в комиссию тэнрё только поступила информация о том, что каэдехара казуха объявлен в розыск, он, конечно, не поверил официальной информации и сразу же кинулся проводить собственное расследование. (провёл и узнал, какими жестокими могут оказаться боги и как ничтожна в их глазах человеческая жизнь); но когда всем своим видом казуха кричит: «не вздумай меня жалеть», он, разумеется, не будет. — преступник просит меня об одолжении? — пожалуйста, хэйдзо. я знаю, ты поймёшь. он был моим другом. хэйдзо прокручивает на пальце маску. раз, другой, третий. — и что мне за это будет? — а что ты хочешь? хэйдзо отвечает не сразу. сначала мысленно примеряет маску, которую держит в руках, на себя. задумывается о том, чего хочет, и всплывают даже запрятанные глубоко-глубоко желания. но, конечно, совсем не те, что казуха мог бы исполнить. а если и мог бы — не захотел. — знаешь, а я ведь много чего хочу. — он выбрасывает маску и серьёзно смотрит на казуху. — давай заключим сделку: я найду и отведу тебя к месту захоронения, а ты сдашься комиссии тэнрё. идёт? в конце концов, премия за поимку известного преступника входит в сферу моих интересов. он знает, что казуха откажется. должен отказаться. для него свобода — это всё. но казуха не отказывается сразу — прежде раздумывает. машинально подбирает маску, выброшенную уже двумя людьми, укладывает её на колени и неосознанно проводит по внутренней части пальцем, будто надеясь нащупать остатки тепла. не нащупывает, конечно, ничего. — а мы можем заключить… отложенную сделку? — в каком смысле? — ты отведёшь меня на могилу в ближайшие дни, а сдамся я через… скажем, месяц. месяца ему хватит. месяца ему должно хватить на то, чтобы догнать всех, кого он хочет догнать. а тюрьма… что ж, из любой клетки можно сбежать. — возмутительно наивное предложение от того, кого я могу схватить прямо сейчас. — мы уже это проходили, — казуха кивает на бинты. — напоминаю: ты проиграл. — точно, — вздыхает хэйдзо. — я и забыл. какая жалость. кажется, мне снова придётся отступить и согласиться с чужими условиями. казуха улыбается. — и куда только делась твоя «самая большая удача»? — подыгрывает он. — обманули, — досадует хэйдзо. — надо будет закрыть эту лавочку за мошенничество. — так?.. — спрашивает казуха, и хэйдзо кивает. — да, я согласен. тебе я могу верить. я знаю, что ты сдержишь слово.