makoto ni

скарамучче снова становится скучно. от волнений и воспоминаний он не избавляется насовсем, к сожалению, но хотя бы отодвигает их в дальний угол и к концу месяца учится успешно топить каждый раз, когда они вздумают всплывать на поверхность омута памяти. он гордится собой. ни один человек не справился бы так быстро, как он. люди страдают десятилетиями. он — нет. правда, появляется новая проблема: он не знает, чем себя занять. скука — это плохо, очень плохо. месяц назад в ли юэ ему тоже было скучно — и чем всё закончилось? нет, на этот раз он в ловушку не попадётся. спрячется в тёмном углу, будет изучать доклады, подгонять идиотов и ждать. а то, что с каждым днём его всё сильнее тянет в татарасуну — не замечать. (она же так близко, так близко, как никогда, наверное, не была с тех пор; там, согласно донесениям, теперь безопасно: кто-то сломал барьер, кто-то очистил воздух, кто-то разбил наголову отряд фатуи, отправленных следить за тем, чтобы ничего из вышеперечисленного не случилось; говорят, воздух в горне микагэ теперь такой чистый, что можно детей водить на экскурсии — а из кого, как не из скарамуччи, выйдет самый лучший гид? подходите, не стесняйтесь! потомкам райден гокаден скидка пятьдесят процентов, пострадавшим от глаз порчи — семьдесят пять; каэдехарам вход бесплатный и кукла в подарок). он сомневается, что кто-то из ныне живущих знает татарасуну лучше него. когда-то он побывал на каждом ярусе, повисел на каждом выступе, попадал с каждого обрыва и даже обнаружил несколько скрытых пещер, открывшихся лишь под действием его собственного электро. тогда, когда он находил их, он радовался (наивно): может, эи специально подготовила эти тайнички для него. теперь он знает: она, наверное, просто забыла о том, сколько власти в него вложила. забыла — или не придавала этому значения. нет, в татарасуну он точно не вернётся. с инадзумой пора рвать. (он мог бы сказать, что каждое пребывание здесь оставляет его с разбитым сердцем, но нет. без сердца. даже без разбитого). в конце концов, у него в инадзуме всего две задачи: первая — временная — проследить за болванами на заводе глаз порчи, раз уж синьора не справляется, а вторая — заполучить сердце бога. и, кажется, первую он проваливает, когда на фабрику вторгается уже знакомый ему путешественник, светловолосый и взбешённый. скарамучча сначала думает: неужели успел наглотаться энергии татаригами? — а потом понимает: нет, что-то другое. что-то личное. — тебе-таки удалось найти это место, — он старается не радоваться чересчур явно, но внутри ликует: хоть что-то интересное, хоть какое-то разнообразие, (ему не придётся снова влю… влепляться в ошибки прошлого в попытках отрешиться от скуки). — молодец. ха. я даже угрожать не начал, а у тебя уже такой вид, будто хочешь зарыть меня в землю. — вы, — путешественник плюётся от бешенства, и в глазах отблески фиолетового, — делаете глаза порчи и даёте их сопротивлению! — о, так вот в чём дело. кажется, нашёлся идиот, который разменял свою жизнь на силу; кажется, кое-кого это задело. — заводишься из-за такой мелочи?.. — скарамучча зевает. — слабак. — никакие это не мелочи! — пищит летающая подружка путешественника. кажется, и на неё энергия татаригами влияет — в другом месте она вряд ли бы посмела рот открыть в его сторону. — ну а что тогда? так устроен мир. человеческая жизнь — что тот сорняк. они всё равно умерли бы, хоть с глазом порчи, хоть без него. с ним они хотя бы смогли воплотить свои надежды в жизнь. он говорит и говорит, говорит и говорит, говорит слишком много, наверное, не стоило раскрывать все карты — но раз уж эти двое всё равно умрут, то какая разница? к тому же с каждым словом путешественник всё крепче сжимает меч, и вид у него такой, что ещё слово — и он набросится на скарамуччу, но инстинкт самосохранения сильнее. пока. (скарамучча над этим работает). — значит, указ об охоте вышел из-за фатуи? так с самого начала всё это были вы! — извне инадзума кажется неприступной, но внутри… это страна возможностей. с небольшим усилием мы разрушим её изнутри. путешественник перехватывает меч и встаёт в боевую стойку, но не нападает. значит, не в этом дело. — в вечности время простирается очень далеко, — скарамучча наслаждается ненавистью в золотистых глазах, — но каждое мгновение становится донельзя хрупким. взять, к примеру, вашего друга из сопротивления, — наугад говорит он и, кажется, попадает в больное место. — ему уже не помочь. он безнадёжен. росток злобы древнего божества наконец пускает корни в сердце путешественника. татаригами начинает высасывать из него силы, и скарамучча смеётся. хорошо… — да, вот так. дай ярости наполнить себя. эта фабрика наполнена ненавистью богов, и она питается твоим гневом. и его чувствами — тоже. порча татаригами одурманивает, находит самую свежую эмоцию и подпитывает её, чтобы довести тело до изнеможения и выхлебать из него всю жизненную силу, и всё это в бессмысленной попытке накопить достаточно энергии для возрождения. скарамучче ли не знать, как оно работает? у него должна быть к татаригами полная невосприимчивость, но на деле только сопротивление. тлетворное влияние он ощущает слабее, но ощущает, и ничего с ним поделать не может. и крошечная досада от разгрома, который путешественник учинил на фабрике глаз порчи, и осознание того, насколько тот слаб на его фоне, смешиваются и прорастают чем-то безумным: он смеётся над тем, какой путешественник жалкий, и собирается размазать его, чтобы навсегда выбросить досадную ошибку из их мира, он готов убивать — но когда он спускается с помоста, воздух меняется. свежая гроза врывается в помещение, и на том месте, где только что никого не было, появляется она. яэ мико. скарамучча слишком удивлён и сбит с толку, чтобы приветствовать её более внятно, чем: — ты?! — яэ мико?! — пищит спутница путешественника, и скарамучча раздражённо отряхивает ладонь в её сторону. точно, как он мог забыть. это недоразумение нужно было убить в первую очередь. к сожалению, у лисы отменная реакция: его молния встречается с точно такой же молнией возле носа летающего пятна, взрывается, но не убивает — только откидывает на пол. яэ мико проворно встаёт между ним и тушкой. — ох и ледяной приём, — качает она головой и фальшиво печалится. — мы так редко видимся с тобой, недо-сёгун, а ты и слова ласкового не сказал — сразу молниями бросаться. — точно-точно, как я мог забыть, — язвит скарамучча, — как я мог не упасть в ноги дряхлой лисе, которая меня облагодетельствовала! которая — ой, как я мог забыть? — когда-то сказала своей подруге, что я не нужен и что меня надо выбросить? он подходит к свалившемуся в забытье путешественнику и наступает ему на спину. — кто старое помянет — тому глаз вон, — безмятежно поёт лиса, будто бы совсем не страшась того, что скарамучча может переломать путешественнику хребет одним ударом ноги, — я вот, знаешь ли, готова закрыть глаза на все твои маленькие шалости и наладить контакт, видишь, даже лично пришла на встречу… скарамучче она надоедает. по правде говоря, надоела сразу, как только объявилась на фабрике, нет: всё время, что он провёл в инадзуме. раздражала ещё тогда, когда маячила бестелесной угрозой на фоне, маленькой вероятностью, деталью, которую стоило учитывать при составлении плана. — судя по тому, что ты явилась и предупредила убийство, — он создаёт копьё электро и приставляет его к груди путешественника, — он, во-первых, тебе нужен, а во-вторых, ты следила за ним. или за мной. — и то, и другое, и третье, — яэ мико поправляет съехавшую серьгу. — этот человек — важная часть моего плана, поэтому, будь добр, отпусти его. копьё опускается ниже. скарамучча сужает глаза. — как и с какого момента ты следишь за мной? — это долгая история. — я никуда не тороплюсь. у меня впереди вечность, — выплёвывает он, и как же раздражает мерзкая улыбка яэ мико; как её вообще кто-то терпит? — но рука моя может дрогнуть в любой момент. яэ мико понимает намёк. — однажды, — начинает рассказ она, — я молилась в храме наруками, когда священная сакура передала сигнал о том, что кто-то коснулся одного из её главных корней. представь моё удивление, когда я связалась с древом и увидела мальчика каэдехару — бедного, одинокого, брошенного… скарамучча теряет концентрацию, и молния пропадает из его руки. он забывает вернуть её. яэ мико улыбается шире и переходит на вкрадчивый шёпот: — священная сакура сейчас пребывает в нестабильном состоянии: она оставила на каэдехаре метку, через которую я могла за ним следить. и я следила. сначала из любопытства — хотела узнать, зачем он вернулся в инадзуму, — а потом, признаюсь, меня увлекли его приключения. а в конце… скарамучча догадывается, что там в конце. хочет крикнуть: «хватит», — но челюсти заклинивает. — я глазам своим не поверила, когда увидела, кого так отчаянно разыскивал мальчик каэдехара, — яэ мико упивается его беспомощностью. — предвестник фатуи, скрытый, смертоносный, неуловимый — и так запросто попался из-за того, что приютил бездомного котёнка. рассказчица из неё что надо: местами громыхает, местами шепчет, где-то ускоряется, где-то притормаживает, а в конце, как и полагается, пауза. передышка: ей — узнать реакцию, ему — осмыслить услышанное. скарамучча осмысливает. к сожалению. — как долго ты за нами следила? — челюсти шевелятся медленно, как под заморозкой. яэ мико смеётся, но как-то… чересчур живо. неподходяще её ситуация-под-моим-полным-контролем образу, и он понимает. даже лиса — со всей мощью благословения наруками — не может отфильтровать всю энергию татаригами. — о, если ты беспокоишься о конфиденциальности, то не напрасно: всё самое интересное, — она делает паузу, могла бы — ещё и начертила бы в воздухе символ «интересно», — я видела. вот теперь скарамучча готов убить яэ мико. в принципе, был готов и раньше, но в этот момент его жажда крови особенно сильна. и она всё это чувствует, но всё равно улыбается. скарамучча собирает молнии в руке. — я даже пустила слезу, когда ты бросил его, бросил одного и с разбитым сердцем… ах. редко в каких романах прочтёшь столь трогательную сцену… он не отвечает — только вскидывает кулак, вокруг которого извивается электро, — чтобы видела, кто кого. — но, к счастью, — продолжает раздражать она, — нашёлся тот, кто подставил ему плечо в трудную минуту. нашёлся верный друг, который поддержал его и помог прийти в норму. тот, с кем мальчик каэдехара снова смог смеяться… — что?! элементальный шар сам по себе отрывается от руки и врезается куда-то в угол, разбивает стену и вызывает камнепад. яэ мико оценивает масштаб разрушений, а потом усмехается. — ты что, думал, ты у него один такой — единственный и неповторимый? «да», — почти кричит скарамучча, как понимает: яэ мико с ним играет. дразнится, теребит его чувства и бьёт в самые незащищённые места. а он — он позволяет ей попадать. раз за разом. в самое ядрышко. что это… кого это там казуха подцепил, пока они не виделись?! вдох-выдох. вот же предатель. а ведь притворялся, что привязался, что заинтересован в нём, и уже забыл — месяца не прошло с их расставания, а он?.. вдох-выдох, повторить, скарамучча берёт эмоции под контроль. не все и не насовсем, но самые в дрожь бросающие и на время, достаточное, чтобы: — мне до этого никакого дела нет, — снова создать в руке оружие. — да? — яэ мико наклоняет голову: не верит, плешивая. — что ж, тогда тебе совсем не интересно будет и то, что сейчас он направляется сюда — прямиком на фабрику глаз порчи. — что?! молниям, кажется, не суждено сегодня застаиваться в его руках. — я следила за ним всё это время, — продолжает яэ мико, — мне было интересно, куда заведут мальчика каэдехару его приключения — всё-таки книги в серии куда лучше продаются, чем отдельные новеллы… хм. конечно, когда он оказался на ватацуми, следить за ним стало невозможно… но сегодня утром он появился на острове ясиори, и я смогла частично восстановить связь. представь моё удивление, когда выяснилось, что он не один, а с целым взводом солдат сангономии, и что все они разыскивают некую фабрику глаз порчи… к которой, как я знала, направляется и путешественник. тогда я связалась с ним, увидела вашу стычку и решила вмешаться. — почему… — скарамучча решает не спрашивать, какого (почему, казуха?!) тот оказался в рядах сопротивления (в опасной близости к урагану, который не должен был его задеть), и спрашивает другое: — он идёт сюда? улыбка яэ мико становится ещё более невыносимой, но он подавляет желание выпустить в неё весь запас электро за удар. во-первых, жалко тратить силы на эту меховую подстилку архонта. во-вторых, она ценный информатор. не сейчас, убеждает он себя. потом — можно. отыграешься за все унижения. о, как он отыграется. — ни для кого на ватацуми уже не секрет, что фатуи — не их союзники. полагаю, они идут мстить. видишь, я предупредила тебя. как насчёт ответной любезности? — казуха, — шипит скарамучча. — точно-точно, — яэ мико делает вид, что задумывается. его непроизвольно искрит. — каэдехара… кто его знает? может, увязался за своим дружком-генералом. может, услышал о том, что на фабрике глаз порчи есть предвестник, и решил попытать счастья и найти тебя… как жаль, что у него ничего не выйдет. теперь, когда ты знаешь это, ты уйдёшь, верно? снова сбежишь… — не твоё дело, — в скарамучче уже столько понамешано, что он даже разозлиться на последний укол забывает. — говори, что хотела, и проваливай. — уже сказала, — напоминает яэ мико. — мне нужен путешественник. — понятно. значит, мне и правда стоит его убить, — скарамучча собирает хаотично вырвавшиеся искры в копьё, нестабильное, дрожащее. и сам он такой же — нестабильный, дрожащий и всё ещё сомневается, как правильно поступить, — поэтому яэ мико и успевает остановить его: — погоди! не горячись. я не предлагаю отдать его просто так. давай заключим сделку. — мне от тебя ничего не нужно. — совсем ничего? — она делает осторожный шаг к нему, шаг изящный и невесомый, и скарамучча, который всё ещё наполовину в себе, его не слышит. — я могу только догадываться, зачем ты вернулся и почему твоя подруга-предвестница пытается добиться аудиенции у сёгун, но… что если я предложу тебе попасть во внутреннее пространство эи? — совсем меня за идиота держишь? попасть в её пространство, где она сильнее всего, чтобы она меня там и убила? — а ты догадливый, — расстраивается яэ мико. — меня не интересует эи, — первая молния пробегает по телу путешественника, — зря думаешь, что я вернулся ради мести. единственное, что мне от неё нужно, — это гнозис. — что? — яэ мико впервые за весь разговор выглядит удивлённой и впервые за время их знакомства — искренней. — гнозис… ты имеешь в виду сердце бога? такую штуку, похожую на шахматную фигурку? — да, — скарамучча не понимает, куда девается невозмутимость яэ мико. очередная уловка? хочет ослабить его бдительность? — то есть если я смогу достать его для тебя, ты отпустишь путешественника? — конечно, — скарамучча пинает чужое колено. — он мне не нужен. — погоди минутку. яэ мико исчезает во вспышке, и до скарамуччи начинает доходить. медленно, очень медленно, он осознаёт свою оплошность. она притворялась — и, надо отдать ей должное, притворялась убедительно. он ошибся, когда отпустил её. никто не рискнёт прервать уединение эи — даже яэ мико. а у кого ещё может быть гнозис, если не у самого архонта? скарамучча читал доклад одного из командиров фатуи, который побывал на церемонии изъятия сотого глаза бога. тот подтвердил, что у куклы сёгун гнозиса нет (скарамучча улыбается — и сейчас и всякий раз, когда вспоминает этот факт), следовательно, он может быть только у той, кого небеса считают нынешним электро архонтом. а если яэ мико к ней не попасть, значит, она обманула его и отлучилась за подмогой. нужно на всякий случай убраться отсюда, прихватив путешественника, раз уж тот так важен лисе. нужно… он не успевает. яэ мико возвращается, и подошвы её туфель стукаются о пол; он поворачивает голову на тихий звяк серёг. она возвращается, и в руках её… он чувствует раньше, чем видит. всё его тело тянется к маленькому предмету в ладонях яэ мико; он выставляет вперёд руку, не осознавая движений, и выдёргивает из её рук настоящее — он уверен в этом, это знание зашито в нём, оно его суть — сердце бога. он сразу же телепортируется на расстояние от яэ мико, чтобы не успела выхватить, чтобы даже не смела больше пачкать своими вонючими лапами его сокровище. он не обращает внимание ни на что вокруг — все мысли заняты лишь фигуркой, пульсирующей холодным и недосягаемым пурпурным светом. он не верит. не может поверить. после стольких лет… сердце досталось ему так просто. не пришлось переживать мучительную встречу с матерью, не пришлось драться с ней, не пришлось — ни к чему были все эти хитроумные планы, достаточно было распотрошить одну старую лисицу — и всё. так это и есть… сердце бога? его сердце? его настоящее… его? у скарамуччи нет никакого доверия к миру, чтобы принять это окончательно. это, наверное, очередной обман. яэ мико сговорилась с эи, и та сейчас явится, чтобы отобрать то, что однажды не захотела отдавать ему. не может быть так просто. ничего не бывает просто так. ему никогда ничего не даётся просто так. — ты плачешь? — яэ мико, успевшая подготовить портал до великого храма наруками и поднять в воздух путешественника и его подружку, останавливается запечатлеть его слабость. он отворачивается. — уходи, — бросает он назад. — больше мне ничего не нужно. ни от тебя, ни от неё. яэ мико открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает. и последнее, что она слышит перед тем, как войти в портал, — это скомканное, прорвавшееся, обиженное: — я держу обещания. в отличие от тебя.