Открестишься скорее от неё? От жизни человеческой убогой, Когда внутри бурлит всё лютой злобой. Иль сердце сжалится твоё?
Как только Небеса были очищены от трупов и крови ангелов после трёхдневной войны, унёсшей тысячи жизней, всё вернулось в прежнее русло. Во всяком случае, так казалось Уриэль, когда Азраиль отстранённым тоном вновь и вновь зачитывала приговоры для множества душ — всё как всегда. Архангел Воздержания сожалела о каждой ушедшей душе, чувствовали те раскаяние или нет. И каждый раз, когда Архангел Смерти определял наказание одного хуже другого, сердце Уриэль не выдерживало. Не выдерживало ни страха душ, которые жались, как слепые котята, ни их стенаний, и, более того, бездушный и жестокий тон голоса младшей сестры, когда та, кажется, с особым упоением чётко проговаривала: «Уничтожение». Умом Уриэль понимала, что Судья и должен быть таким, но что-то не давало ей покоя, когда она слышала этот тон, когда видела, как Азраиль обращалась со своим учеником Мегатроном, когда понимала, что та ещё больше замыкается в себе. Но не веря в предсказание Денницы, Уриэль не стала придавать этому большое значение. Только глубоко в душе архангел чувствовала, как бесповоротно просыпался страх по отношению к такой жестокой и холодной младшей сестре.***
«Безвольный ангел!» «А ты! — глаза Азазеля зажглись огнём ненависти к своему палачу: — Ты никогда не найдёшь покоя и своей воли! Потому что Твоя Воля — Воля Господа!» С заточения Азазеля минуло вот уже больше ста лет, а его слова лишь только после предательства Денницы принесли видимое влияние и осознание. «Была ли у меня воля?» — задавалась вопросом Азраиль. Действительно ли то, что все её решения — воля Бога? «Смотреть на то, как Азраиль против воли казнит своих друзей?» А так уж против воли ли она казнила всех тех, кто сейчас заточён в Аду на вечное изгнание?.. «А тебе не кажется, что как раз это и нечестно? — Серо-голубые глаза падшего ангела горели безумием. — Я здесь заточён навсегда, а людей ждёт всё то же перерождение!» Верно. Для людей Ад — место искупления грехов. Так почему же ангелы, обратившиеся ко злу, оступившиеся, как и люди, не могли искупить своей вины? Почему Он обрёк своего первенца на вечное заточение во льдах без какого-либо права на освобождение? Почему все ангелы, что заточены в Небытие, не могли быть приравнены к бедным овцам, что заблудились без своего пастуха? Вместе с тем, как мысли Азраиль набирали дурной оборот, её братья и сестра, будто в подтверждение самых ужасных кошмаров Архангела Смерти, всё меньше и меньше уделяли ей внимания. До этого тёплые и дружеские отношения, где тишина не была в тягость, превратились в холодные вежливые приветствия и неловкие разговоры о погоде, что тысячелетиями не менялась на Небесах. Даже ласковой и сопереживающей Уриэль было неудобно каждый раз, когда она пыталась завязать разговор. И Азраиль наблюдала за тем, как на приветливом лице старшей сестры улыбка сходила на нет, когда они встречались. Азраиль неотрывно наблюдала за тем, как в душе Уриэль зарождался отвратительный бело-серый цвет страха. И теперь этот цвет неотрывно преследовал Азраиль, куда бы она не пошла и на кого бы она не посмотрела.***
Всё больше и больше ангелов начало сторониться её. Раньше это выражалось в благоговейных поклонах, полных уважения, но сейчас превратилось в застывшие в страхе фигуры; сейчас это стало страшными и тихими шепотками за её спиной о том, что именно она виновата в предательстве Денницы. Впервые кто-то озвучил эту мысль, и она распространилась на всех Семи Небесах. Денница пал завистью перед могуществом младшей сестры.***
Мегатрон с замиранием сердца смотрел на то, как Наставница безэмоционально, как бездушное существо, отправляла души людей в Ничто. Теперь даже раскаивающиеся души могли пойти на уничтожение, если грехи их хоть чуточку были тяжелы. «Бог зря ей доверяет», — в сердцах мысленно кинул Мегатрон, когда стенающая душа, что раскаивалась по убитым, испепелилась и отправилась в Ничто. — Ты веришь предсказанию Люцифера? Холодный голос страхом резанул по спине Мегатрона. В тоне Наставницы ученик слышал упрёк и зарождающуюся злость. «Как же спокойно было без вас», — с досадой подумал он, склоняясь перед архангелом. — Госпожа-наставница, не стоит принимать за чистую монету слова, сказанные предателем. Люцифер пал жертвой зависти и гордости, все те слова он бросил из злости. — Значит, даже ты думаешь, что Денница завидовал мне. — Губы архангела сложились в бескровную линию, и Мегатрон тут же весь сжался. «Что я опять не так сказал?!» — мысленно взвыл он, не зная, чего ожидать от наставницы. — Почему ты весь сгорбился?! — внезапно рыкнула Азраиль, не выдержавая. — Не лги мне! — Глаза Архангела налились голубым огнём ярости. — Неужели я не заслужила твоего уважения?! Неужели за столько лет работы я не заслужила твоей любви, как Наставницы?! — Нет! Нет! — отчаянно запричитал Мегатрон, резко подняв голову и взглянув на наставницу. — Нет?! — вновь взревела Архангел. — Тогда почему каждый раз ты боишься?! Почему каждый раз в твоей душе всё больше и больше ненависти?! — Всё не так!.. — Не так?! А разве не ты был первым поклонником Денницы?! Не ты хотел служить ему, пока Бог не направил ко мне?! А теперь что? Твоего идола спустили с Небес в самые глубины Ада! И кто?! Ненавистный Архангел! — Госпожа, прошу вас… — голос Мегатрона под конец совсем сник. — Вон, — проронила Азраиль дрожащим голосом. — Госпожа!.. — Оставь меня! Мегатрон сглотнул, попятился и уже через несколько секунд покинул Зал Суда. Впервые Азраиль трясло. Только она не знала, от чего: от ярости, от ненависти или же обиды. Всё едино. И в голове вновь пронеслись страшные слова, что произнёс старший брат: «Вы падёте от смертоносного огня! Помяните моё слово! Вы все поплатитесь за своё лицемерие и зависть!»***
Города людей не изменились за тысячи лет своего существования, только стали чуть больше, да дома теперь делали в основном из камней. Но вонь… вонь осталась та же. Изъедающий запах продуктов жизнедеятельности их жалких и слабых тел, запах потовых выделений, крови, кишок, трупов и смрад грехов. Зловоние было настолько велико, что Азраиль перестала дышать, лишь бы не чувствовать этот смердящий букет ароматов человеческой жизни. Во время слежки за людьми только одно приходило ей на ум: они как навозные жуки. Как те копошились в куче навоза, так и эти — в своей жизни. Но цель Азраиль была одна — найти душу, что так запала её ученику. Архангел чувствовала, что если этот человек вернет ей веру в людей, то её ярость утихнет. Утихнет и чувство вины, что поселилось в ней с казнью Денницы. Ибо не мог же Денница быть правым на самом деле… Каменный дом указывал на богатство жившего там человека: колонны арочных проходов, вазы разной величины и формы на постаментах, живые изгороди из растений, фонтан на первом этаже и большая лестница, ведущая на второй этаж, где на стене в пролёте висела картина, на которой был изображён высокий и тонкий молодой человек. Черты его лица были изящны и высокомерны, а взгляд — жёстким. Одет он был в фиолетовую тунику, подвязанную золотым поясом, его ноги были нагими, а за спиной висела чёрная мантия, подбитая мехом. — Никто не смеет клеветать на меня, — донёсся угрожающий голос со второго этажа, разойдясь эхом по всему жилищу. После Азраиль услышала и характерное чавканье, похожее на то, когда нож входит в плоть. — Я покажу всем твоим родичам, что значит иметь дело с наместником. С каждым шагом по лестнице, с каждым звуком разрезаемой плоти и бульканьем крови вера Азраиль в человечество, вернее в то, что от неё осталось, крошилась безвозвратно. — Думали, что можете жаловаться? — продолжал тот же голос, пропитанный высокомерием и ядом. Сразу же за первой деревянной дверью на втором этаже оказалась комната, устроенная под рабочую зону: тяжёлый стол, кресло, шкаф с ветхими книгами и пергаментами. А посередине кабинета, обрызганный с головы до ног, стоял темноволосый человек. Лицо его было искажено гримасой смеси ярости и опьяняющего чувства вседозволенности, а губы — искажены в усмешке. Фиолетовая туника окрасилась в красный, а мантия, упавшая к ногам, пропиталась кровью. Азраиль разглядела эту душу. И поняла, что нашла именно того человека. Он вдруг печально вздохнул, отшвырнул запачканный нож в сторону, — тот упал к ногам девушки — выпрямился и развернулся. — Ты ещё кто такая? — вопреки ожиданиям человек даже глазом не моргнул, когда увидел незваного гостя. Высокомерие так и сквозило в речи и внешнем виде человека, и Архангел не спешила прерывать его. — Я спросил, кто ты, — вновь отчеканил человек, всматриваясь в чужую фигуру. Чёрная мантия, белый лик, слишком голубые для человека глаза, светлые кудри и терновый венок на макушке. — Не может быть! — вдруг высокомерие в речи человека сменилось ликованием, и резкая смена тона вогнала Архангела в ступор. — Ты же наставница моего Мегатрона — Азраиль! Сколько же всего он мне рассказывал про вас, госпожа! — Голос мужчины внезапно переменился: сделался более низким, а тон — обольстительным. — Я беру пример с вас, госпожа Азраиль! Вы так справедливы и жестоки к нашим душам, что я не мог по-другому судить людей здесь, на Земле! — Человек вдруг ахнул и приложил руку к сердцу, чуть склонившись в поклоне: — Простите мою грубость, меня зовут Саундвейв. Я являюсь наместником этого города. — Ты меня знаешь? — спросила Архангел, пропустив мимо ушей приветствие мужчины. — Конечно! — галантно поклонился мужчина. — Как судья и как человек верующий, я обязан знать и Небесные законы, и того, кто смотрит за их соблюдением! А Мегатрон, будучи вашим учеником, не мог не рассказывать мне про вас! Азраиль потрясённо наблюдала за тем, как в душе человека поднимался самый настоящий восторг. Однако она не разделяла его чувств: если такой прогнивший человек восхищался её действиями, не были ли её решения такими же ужасными, как и его? — За что ты убил человека? — Убил? Нет же, — спокойно покачал головой Саундвейв. — Я его казнил. А казнил потому, госпожа Азраиль, что он хотел меня оклеветать. — Оклеветать? А есть за что? — Конечно же нет! — хмыкнул мужчина, откинув тёмные волосы назад. — Он обвинил меня в превышении полномочий. — Заложив руки за спину, человек пнул истерзанный остывающий труп человека. — Он всего лишь раб, который забыл своё место и вздумал угрожать мне! Вот теперь посмотрим, кто сгорит в огненной яме! — сплюнул он напоследок и снова принялся колотить останки ногой. Эта испорченная душа перерождалась пять раз. И ни разу она не попадала на суд к Азраиль. А как известно, в последнее время все самые запятнанные души отправлялись к ней. Счастье этого человека было лишь в том, что Мегатрон успешно скрывал его, горячо защищая и уверяя, что он достойный человек. И этот достойный человек сейчас калечил остывающий труп, насмехаясь над ним. — Госпожа Азраиль! — Мужчина вдруг остановился и обратил на неё своё внимание: — А есть ли у меня шанс стать ангелом после смерти? — Фиалковые глаза зажглись неподдельным интересом и трепетом. — Быть бессмертным, судить людей, быть с Мегатроном всегда, чтобы он не искал меня в каждой жизни — моя мечта! А с вами это сделать будет ещё проще! Последняя капля переполнила чашу терпения. От наглости человека глаза Архангела потемнели. Мало того, что её ученик обманом скрывал эту душу, так ещё эта падаль решила сравнить свои действия с её Высшим Судом! — Со мной ты только найдёшь свою смерть, человек! — отчеканила Азраиль и вскинула на него полыхающий злобой взгляд. Саундвейв отшатнулся, встретившись взглядом с Архангелом, что выжигал саму душу своим гневом, а после мужчина почувствовал, как кожу по всему телу начало жечь. Мужчина сглотнул и со страхом посмотрел на руки: они были красными. И в тот же миг он почувствовал, как все его внутренности начали гореть. Саундвейв закричал, упав на колени. Он рвал одежду на себе, волосы на голове и голосовые связки пронзительном воплем. Сердце стучало как сумасшедшее, кровь лавой проносилась по венам, обжигая органы. Из глаз, ушей и носа потекли алые струйки. Ещё мгновение — и он закашлялся ею. Пытка закончилась так же внезапно, как и началась. Сайндвейв упал, пытаясь вдохнуть, но воздух был просто ледяным по сравнению с полыхающим нутром, что приносило ещё больше боли. Саундвейв захрипел, одними губами зовя своего ангела. — Ты не уйдёшь так просто, — пророкотал голос Архангела Смерти, со всех сторон обрушиваясь на сознание человека. — Ты будешь гореть, но Ад тебя подождёт, ведь сперва ты сгоришь здесь. На этот раз голубым огнём вспыхнуло тело мужчины: одежда мгновенно превратилась в пыль, как и волосы, однако тело не спешило сгорать, сознание — проваливаться в темноту, а сердце — останавливаться от невыносимой боли. Азраиль одной силой мысли держала душу человека в теле, поддерживая чужую жизнь. Но крик человека и огонь Архангела прервал внезапный приход Мегатрона. Он ворвался через крышу, обрушив её, и крыльями закрыл своего человека. — Наставница! Прошу вас! — взмолился ангел. — Не трогайте его! — Это и есть тот человек?! — прорычала Азраиль, и Мегатрон не узнал свою наставницу. Не узнал, потому что не помнил, чтобы та хоть когда-нибудь так злилась. Нет, хоть когда-нибудь была в такой ярости. Даже та вспышка была первой на его памяти, но тогда он думал, что наставница была расстроена из-за Денницы. И ей было за что винить себя, однако Мегатрон не посмел бы сказать об этом. — Я приму любое наказание! Но пощадите его! — Любое наказание?! — оскалилась Архангел. — Ты скрывал от меня эту душу! Почему? Любовь затмила твой разум?! Заставила тебя позабыть о своём долге?! — Долге?! — терпение Мегатрона тоже не было резиновым. Страх за жизни любимого и свою собственную перевалило через край. — А вы?! Чем вы лучше этого слабого человека, который сражается за своё существование?! — Мегатрон поднялся, впервые позволяя себе глядеть на наставницу свысока. — Что вы делали с душами людей на протяжении сотен лет?! Вы казнили всех, кто хоть как-то коснулся греха. Вы просто уничтожали даже раскаявшиеся души! Это ли не превышение своих полномочий?! А всё почему? Потому что в них вы увидели свои грехи! Последнее оказалось для Азраиль пощёчиной. — И первый ваш грех — это зависть! — продолжал Мегатрон морально наступать на свою наставницу. — Может быть многие видели безразличие, но я знал, что вы просто завидовали нам, обычным ангелам, у кого был выбор и своя воля! Только посмотрите на себя! Изгнали за предательство Денницу, а жалеете вы почему-то себя! Второй ваш грех — это гордыня! — Что ты?.. — Да, гордыня, потому что даже сейчас вы не признаётесь себе в том, что пали на уровень человечества! Саундвейв лишь выживал в жестоком мире людей, а вы, занимая такой пост, выплёскивали свой гнев на беспомощных людей! Вы — жалкая и падшая! — ядовито отчеканил напоследок Мегатрон и только потом понял, что же натворил. Атмосфера в разрушенной комнате сгустилась. Воздух уплотнился, и тяжелейшая аура Архангела мигом обрушилась, придавив ангела к полу, а человека — почти раздавив, но Мегатрон вовремя оказался над своим подопечным, закрывая своим телом и крыльями. — Нет воли? Жалкая и падшая? — глухо уточнила Азраиль. — Я покажу свою волю и то, как я могу пасть! Белые крылья ангела внезапно вывернулись под неестественным углом, раздался хруст, и они оказались сломаны. Мегатрон закричал от боли, опускаясь на колени над телом своего человека. Белые крылья окрасились кровью и повисли по бокам. В миг душу Мегатрон охватил отчаянный страх, да такой, что некогда чёрные волосы побелели. Он смотрел на своего еле дышащего полностью обожжённого любимого. Смотрел и боялся за него, боялся Архангела и испытывал мучительную боль от сломанных крыльев. Но судьба его человека волновала его больше. А потому он решил рискнуть. Мегатрон поднял взгляд, полный злых слёз. Сердце Архангела дрогнуло. Но осознание своих ошибок лишь ещё больше разожгло её ненависть. Ненависть на себя, на ангелов, на братьев и сестру, на Денницу и Отца. Мегатрон готовился к битве не на жизнь, а на смерть, но наставница вдруг раскрыла чёрные крылья и, взмахнув ими и окончательно разрушив стены дома, взмыла в воздух, оставляя человека и своего ученика одних.***
Некогда полностью холодное сердце рвалось на части. Её переполняла ненависть на людей, из-за которых ей пришлось казнить стольких друзей, ненависть на друзей, что заставили её казнить их, ненависть на других ангелов, что оставляли её каждый раз одну со своими страхами. А ещё была вина перед всеми людьми, чьи души она уничтожила в порыве злости. Вина перед Мегатроном, в чью душу она вселила такой страх, что он побоялся обратиться к ней за помощью для защиты души его любимого. И с головой захлестнуло отвратительное чувство жалости к самой себе. Азраиль преодолевала небо стремительной кометой, пылая гаммой переламывающих душу эмоций, и слёзы срывались со щёк, оставляя горячие дорожки. Она должна убить. Её должны казнить. Вот её воля.***
Страшное предзнаменование бывшего архангела Денницы слышали все ангелы — такова была сила его голоса в тот момент. И с того дня даже Четверо Принцев стали держаться куда уважительнее по отношению к младшей сестре. Уважительнее, а оттого и более настороженно. Недаром Судья должен быть лишён всяких эмоций и привязанностей. Уриэль, славившаяся умом, считала себя сейчас настоящей дурой. Сестре было проще ничего не чувствовать, когда той приходилось судить людей и ангелов. А Архангел пыталась пробудить в младшей эмоции, заставляя сомневаться в выбранном пути поведения. И сейчас, наблюдая за тем, как Азраиль смертоносной огненной кометой проносилась по небесам, Уриэль пыталась понять, когда же пропустила катастрофические изменения, произошедшие с её младшей сестрой. Возможно, всё началось ещё тогда на Суде над предателем Денницей, когда все были настолько потрясены и растеряны, что не обратили должного внимания на того, кто собственными силами приговорил родного брата к вечному изгнанию…***
— Госпожа Азраиль! Что вы творите?! — возмущения в тонком голосе Стелла Кламора было столь много, что оно вызывало в неуравновешенной Азраиль смех. — Это ведь печать, отделяющая нас от Ада! От Небытия! Госпожа Азраиль! — взвизгнул напоследок Кламор, испугавшись низкого и раскатистого смеха Архангела и её действий: она активировала печати, которые вспыхнули золотистой вязью. — Это нарушение всех законов! — продолжал негодовать ангел, чувствуя, как дрожь прошибла его тело. С Архангелом точно что-то было не так. Столько безумия и сумасшествия в её глазах он ещё не видел ни у кого. — Госпожа Азраиль! — ещё раз сипло окликнул Кламор, и в этот раз у него наконец-то получилось привлечь чужое внимание. — Заткнись, — припечатала та, отчего ангел оскорбился, вытянув лицо. — Это ты помогал Мегатрону переправлять душу его человека на перерождение? — Увидев, как ангел застыл на месте, а в его душе страха стало ещё больше, Азраиль поняла, что оказалась права. — Что же, — усмехнувшись, она направила на него указательный палец. — Вот тебе мой подарок: я не казню тебя, но ты больше никогда не сможешь произнести моего имени своим отвратительным голосом! — И резко указав пальцем в сторону, она отправила ангела в полёт прямиком в стену. От силы Архангела Кламор пробил её своим телом. — Я открою врата в Небытие, ибо Ничто и Огонь Судного дня сделает нас ничем. А значит, свои ошибки мы никогда не осознаем. Так ведь Ты говорил? — обратилась в пустоту Азраиль, зная, что Он следил за ней с тех пор, как она попала сюда. Следил, но ничего не делал, чтобы она сполна умылась своим грехом. Нет, скорее падением. Слеза скатилась по щеке, и Азраиль открыла врата в Ад, чьё пространство стремительно начало пожирать Небеса, начиная с Зала Высшего Суда.***
Очнулась?
Вопрос заставил Азраиль открыть глаза. К её разочарованию, Небеса всё ещё оставались Небесами, а не разверзнувшимся Адом. Азраиль стояла на коленях перед троном Отца, закованная в цепи. Подняв взгляд, она увидела Михаила подле ступеней, ведущих к трону, а повернув голову чуть в сторону, заметила и других ангелов. — Почему после Потопа Ты всё же позволил людям жить? — Азраиль не раскаивалась в своих действиях, напротив, она посмела задавать вопросы.Потому что они достойны
На эти слова Азраиль зло оскалилась, заставив насторожиться братьев и сестру. — А Твои дети? — поинтересовалась Архангел, чувствуя, как её поглощает обида и ненависть. — А мы разве не достойны Твоего прощения?А кто-нибудь из вас раскаивался?
Отчего-то тон Отца ангелам показался разочарованным, а оттого болезненным. — Раскаиваться?! — ощерилась Азраиль, не слыша Отца и не думая слушать Его, полностью обратившись в гнев. Она забилась в цепях, пытаясь освободиться, но подоспевшие Михаил и Гавриил удержали её, схватив за плечи и шею, удерживая на месте. — Души людей, что не раскаивались, всё равно подлежали лишь наказанию в Аду, а не уничтожению! А по истечению определённого срока их всего равно ждало перерождение! А нас?! А Денницы и всех остальных?! Мы и вправду Твои дети?! Искажённое злобой и яростью лицо Азраиль вдруг расслабилось, как и всё её тело. Она обмякла в руках братьев, уставив свой взгляд в белоснежный пол зала Отца. Через мгновение вновь раздался её тихий голос, и от её тона сердце Уриэль дрогнуло, отчего слёзы покатились градом. — Мы действительно Твои дети, раз не достойны прощения?Подумай, что ты натворила, пребывая в мире людей. Заодно узнай, почему же люди достойны прощения
Глаза Азраиль тут же расширились от ужаса, и последним, что она запомнила, был приговор Отца:Азраиль, отныне именуемая Белиал, считается клеймённой
***
Детский плач разнёсся по бедной лачужке, где только что родила грязная чумазая девушка. Она обрезала пуповину валяющимся осколком зеркала, которое недавно было разбито её рукою, а после со слезами на глазах, размазывая сопли по щекам и кровь с рук по лицу, склонилась над новорождённой девочкой. Первое воспоминание Белиал на Земле было именно таким: грязная девушка, заливающаяся горькими слезами, заносила руку с осколком над ней. После пришла резкая и острая боль, и только что начавшаяся жизнь оборвалась.***
Второе рождение было более удачным. Однако не настолько. После рождения её не убили, а просто оставили в поле на земле. Ночь она провела на холодной земле, отчего после восхода солнца почувствовала, как немощное тело стало ватным, будто налилось свинцом, а внутри всё начало натурально гореть. Тело охватил огонь, и, мучимая лихорадкой, через несколько часов она вновь умерла. Ненависть к людям только крепла.***
Третье рождение наконец позволило ей пожить хоть немного. Однако обстановка не сильно отличалась от двух прошлых раз. Она росла и жила с бедняками, голодая и замерзая весной, когда наступали дожди, осенью, когда приходили беспощадные ветра, и зимой, когда ударяли жуткие морозы. Ей нравилось только лето, когда не приходилось жаться к вонючим и костлявым телам родителей. Белиал ненавидела человеческую жизнь. Ненавидела человеческое тело и свою беспомощность. Белиал ненавидела людей за одно их существование, что обрекло её на подобное. На шестую зиму её жизнь унесла сильная пурга, от которой кровь в венах заледенела, полностью остановившись.***
Четвёртая жизнь началась удивительно тепло. Материнские руки были мягкими, голос — тихим и спокойным, а молоко, впервые опробованное, принесло Белиал толику радости, потому что больше не было отвратительного сосущего чувства голода. Однако за материнским спокойствием скрывались холодность и отчуждённость. Как только первая надобность в молоке отпала, Белиал продали рабыней в дом блаженства — так называли притон, где люди удовлетворяли свои развращённые фантазии, навеянные похотью. Повзрослев в таком месте, в возрасте тринадцати лет Белиал приняли в полноценные работницы — тех, кто удовлетворял потребности клиентов. Первый же такой раз обратился для Белиал кошмаром. Маленькой девочке, по природе уже готовой к продолжению рода, не хватило физических сил отбиться от взрослого мужчины, и уже через девять месяцев Белиал родила. Сама впервые вскормила девочку грудью и в эту же ночь убила её и себя. Из ненависти к людям и самой себе она лучше убьёт себя в этой жизни, чем будет терпеть подобное. Вот только надежды оказались тщетны: на ней смертельная рана тут же затянулась, но не на младенце. Белиал умерла в шестнадцать лет от половой болезни, что передалась через очередного мужчину.***
В пятой жизни Белиал родилась в семье рабов, что служили господам. Тяжелая работа началась уже с трёх лет, как только девочка научилась устойчиво стоять на ногах и преодолевать любые препятствия. До девяти лет проходив в помощницах кухарок, Белиал выпала возможность сбежать. Она уже была готова заступаться за себя, обладала знаниями, которые помогли бы ей выжить в это непростое время. Да только хозяйская дочка, её ровесница, которой она иногда прислуживала, поймала её за побегом и подняла шум, разбудив хозяев и слуг. За это Белиал избила дочь господ до полусмерти. Когда её схватили, то сперва также избили до полусмерти, а после посадили в темницу, заковав в тяжёлые стальные кандалы. Так до конца и не оправившись от ран, ибо каждую ночь к ней приходила мать умершей девочки и колотила палкой, Белиал умерла в темноте на холодном полу.***
Начиная с шестой жизни, Белиал перестала считать. Это было абсолютно пустым занятием, когда её голову и так заполняли воспоминания из предыдущих жизней. Но время неумолимо шло вперёд, тянув бывшего Архангела через смерти вместе с собой. Первое тысячелетие Белиал делала всё, чтобы её убивали как можно скорее. В основном она убивала сама, чтобы люди прекратили её жизнь. Ведь тогда, пускай и на мгновение, она проваливалась во тьму. Но однажды жизнь началась удивительно хорошо. Будто фортуна наконец улыбнулась ей, позволив родиться не в убогом месте, а в хорошем доме с богатыми родителями. До шестнадцати лет Белиал жила припеваючи, гнобя и избивая слуг, отыгрываясь на людях за предыдущее тысячелетие. Но Белиал забыла, что сама делала с господами, которые так же относились к ней. В одну ночь всё опять поменялось: рабы восстали против её семьи. Родителей убили, а её сперва изнасиловали, а затем — забили до смерти.***
На второе тысячелетие к Белиал пришло чувство обречённости. Она позволила себе просто плыть по течению. С одной стороны, ей было всё равно, что с ней будет, с другой — стало интересно, что же случится, если она покорится. Жизнь прошла на удивление… спокойно, особенно по сравнению с предыдущими. Несколько раз ей удавалось дожить до двадцати трёх лет, прежде чем её, служанку, рабыню или проститутку, убивал или солдат чужой страны всего одним ударом меча, или клиент в порыве страсти, или же другая девушка, когда на Белиал обращал внимание господин. Она помнила удивлённые выражения лиц убийц, когда Белиал встречала их взгляды и просто позволяла себя убивать, не крича от испуга или в попытке позвать на помощь, или от боли, как это делали остальные.***
Белиал захотелось повторить путь предыдущих жизней. Однако получилось только до семнадцатилетия. Снова рабыня и служанка, но отданная замуж против воли. Первая брачная ночь, прошедшая так же болезненно, как и все остальные разы. Рождение ребёнка, не вызывавшее никаких материнских чувств. Холодность и отчуждённость мужа, что был занят своими заботами, пытаясь прокормить семью. Перед смертью муж попросил прощения, а после закрыл глаза, оставив Белиал в полной растерянности. За что он просил прощения, она не знала. Она никогда не голодала, не мёрзла в их доме, а сын рос абсолютно здоровым. Впервые за всё время жизни человеком Белиал познала настоящую жалость и благодарность. Это была самая непроблемная и не голодная жизнь. Кажется, она поняла, за что вечно холодной муж просил прощения. На покорность и абсолютную послушность жены он никогда ничем не отвечал, хотя именно этого и ждал от супруги, когда брал её в жёны.***
Именно в этой жизни Белиал задумалась над тем, на что же обрёк её Отец. Жизнь людей была тяжела и коротка. Она пыталась выживать, и иногда получалось, иногда нет. Белиал пыталась плыть по течению, и иногда выходило прожить больше тридцати лет, а иногда и пятнадцати лет не проходило, как она вновь умирала. Но если Он хотел дать ей понять ценность человеческой жизни, разве её бессмертие не противоречило Его задумке? Разве своим бессмертием она не обесценивала свою человеческую жизнь? Зачем тогда всё это было? Просто дать ей самые незавидные судьбы и посмотреть, что из этого выйдет? На дворе был девятнадцатый век второго тысячелетия, и Белиал только сейчас задумалась о смысле наказания.***
Целых сто девяносто лет потребовалось, чтобы Белиал смирилась окончательно и приняла решение всё же глубже узнать, что такое эти чувства без ненависти и злобы по отношению к людям. Однажды родившись в обычной рабочей семье, она смогла проникнуться к родителям настоящей привязанностью. Эти люди заботились о ней. Нет, скорее Белиал наконец позволила проникнуть в своё сердце чувству благодарности по отношению к тем, кто вновь привёл её в этот мир. Они одевали её, кормили, защищали. Даже дали начальное образование, едва наскребя денег на приличную одежду и учебные материалы для бесплатной школы для неимущих. Её выдали замуж за хорошего человека, и Белиал впервые познала любовь человека. Вот только война всё испортила. Муж, что обхаживал её несмотря на то, что редко удостаивался ответа, был убит, ребёнок умер от болезни, а родителей к тому времени уже не стало. Попав в армию, она не стала медсестрой, она взяла в руки винтовку и научилась стрелять. Тогда она убила пару десятков вражеских солдат, прежде чем самой пасть от пули в лоб. Где-то в архивах Франции до сих пор хранилась её фотография и личное дело, если они, конечно, уже не истлели по истечению такого количества времени.***
Послевоенное время оказалось в разы сложнее. Белиал вновь голодала и мёрзла. Она вновь спала на жёстком и холодном полу. И снова воровала, крала и дралась за еду. Жизнь человека была очень тяжела. И к своему удивлению, она вспомнила, что почти в каждой жизни были люди, которые не давали ей умереть. Это не всегда были родители, братья или сёстры. Не всегда были и незнакомцы. Однако они были. Вот только из-за своего отвращения и лютой злости Белиал не обращала на это никакого внимания. Эти воспоминания пришли, когда её, сжавшуюся от холода и прижимающуюся к стене деревянного полуразрушенного дома, нашёл мужчина. На нём был тяжёлый бушлат и сапоги, а за плечом висел военный автомат. Но самым запоминающимся был его внимательный взгляд синих глаз. Белиал не знала, но именно тогда она впервые встретила Прайма. Именно он окончательно и бесповоротно растопил лёд в сердце бывшего Архангела. Именно он защищал, оберегал и учил Белиал жизни человека. Объяснял всё то, чем она интересовалась. Вот только у этого мужчины уже была семья, к которой он вернулся после того, как наконец нашёл после пятнадцати лет разлуки из-за последствий войны. И Белиал пообещала себе, что в следующей жизни испробует всё, чему научил её, называвшийся тогда Дмитрием, Оптимус.***
Жизнь явно проверяла терпение Белиал на прочность. Она родилась в бедности, потеряв отца, который умер от наркотиков, жила в трухлявом доме вместе с матерью, которая непрерывно работала, чтобы оплатить долги скончавшегося мужа и оплатить лечение больной дочери. Впервые Белиал чувствовала себя по-настоящему ужасно. Но со временем и эти чувства притупились, сменившись на обречённость и смирение. Вот только судьба вновь развернулась на сто восемьдесят градусов. На своё восемнадцатилетие в этом теле в ночь на празднование Всех Святых силы Белиал пробудились, и она, уже забывшая, как их контролировать, испытала забытое чувство всемогущества. В её хрупких руках была сила, а болезнь, терзающая тело, отступила. Её душа бессмертного существа отчего-то возродилась, однако демоном она так и не стала. Но самая главная проблема была в том, что ей нужна была душа, чтобы переродиться и взять под контроль новообретённые силы. Мать было невыносимо жалко, поэтому пришлось придумывать спектакль, помня, что человечество не оставило веру вопреки технологическому прогрессу. Приехавший священник-экзорцист вновь перевернул всё вверх дном. Уже наполовину поглотив его душу, Белиал наткнулась на воспоминания прошлых перерождений души, слившиеся в одно видение. Это был Дмитрий из прошлой жизни. Теперь же он стал Оптимусом, с которым она была повязана судьбой. Однако что ещё могла подкинуть ей судьба? Вдруг он уже не тот Дмитрий, который заботился о ней и защищал? Но совместные полгода показали ей истину: он был тем самым человеком, который растопил её сердце много лет назад и сделал это снова во второй раз. Воспоминания двух душ внезапно смешались, сливаясь и оглушая чувствами. Оптимус открыл глаза и столкнулся с голубым взглядом Бамблби, что удерживала его голову, крепко прижимаясь к чужим губам своими.