Игры с кровью

      Долгожданный порыв ветра донёс все необходимые запахи. Она потянула носом воздух, зазывая и поочерёдно анализируя дар природы на предмет отдельных ароматов, которые сейчас были важны. Её не интересовали обычные следы окружающего мира, вроде располагающихся неподалёку горячих источников или редких в тундре цветов. Здесь был необходим более глубокий и тонкий подход к делу: густой запах стекающей по сосновому стволу смолы, едкая вонь на месте, где недавно справил нужду один саблезуб и следы спаривания двух других, зловоние, тянущееся из поселения великанов, и…       Вот он — след её сегодняшней цели! Стоило запаху оленя коснуться обоняния, как рот непроизвольно заполнился слюной, а желудок издал характерное урчание. Еда, дичь, мясо. Одним словом — жертва.       Она сделала первые шаги, обращая всё накопившееся сосредоточение в силу слуха. Природа любезно поделилась своим голосом: шелест ветра в древесных кронах и в траве, шипение вырывающихся из-под земли воды и пара, разный и многоголосный птичий крик, далёкие удары топора лесоруба… Люди. Вот почему надо соблюдать осторожность. Нельзя допустить, чтобы её заметили. По двум причинам: во-первых, это создаст и посеет тьму неприятных разговоров и слухов, из-за которых охота на ближайшие несколько месяцев станет менее интересной; во-вторых, если раскрывшими её случайно окажутся нынешние соперники, то увеселение можно будет считать проваленным — она и так, откровенно говоря, нарушала правила, а ещё и облажаться при этом… это будет личный позор, который она себе не скоро простит.       Вспомнив о соперниках, она не могла не обратить внимание и на оставляемые ими следы: запах пота, шаги, один из них издавал скрип натянутой тетивы, другой куда-то мчался — видимо, гнался за бегущей жертвой. В каком-то смысле ей было жаль двух этих бедолаг. Они давали местной живности знать о себе слишком явно и ярко, ибо жертва всегда чувствует поблизости охотника-человека. А вот она… Она почти растворялась, путая и вгоняя свою цель в сомнения. Стоит ли, например, оленю бояться волка, который перемещается на задних лапах, пахнет смешанно и непонятно и передвигается в одиночку, а не как большинство — стаей? Ему стоит насторожиться и задуматься о возможной опасности — вот именно. И в миг его задумчивости она нанесёт удар, заставая жертву врасплох. Это всегда так работало.       Она двигалась тихо, выверяя каждый шаг и продолжая взывать к частичкам природы, разыскивая всё необходимое для успешного нападения. Да, запримеченный ею олень уже почуял что-то неладное, потратил какое-то время, тупо таращась на окружающий его лес, но вскоре вернулся к утолению жажды из стекающего в низовье долины ручья. Остаётся лишь приблизиться к нему. Терпение. Наверняка он ещё не раз оторвётся от своего занятия, чтобы вновь и вновь безрезультатно изучить всё вокруг. Пусть смотрит — всё равно не увидит вовремя.       Ведомая смесью из предвкушений, она почти не заметила как отдалилась от полу-пустынной территории тундры, уходя всё глубже в соседствующий с нею лес. Зверь оказался очень смел, раз вышел из-под сени деревьев ближе к сердцу земель Истмарка. Что заставило его покинуть родной уголок? Уж точно не желание искупаться в источниках или пробежаться по столь чудесному раздолью. Возможно, тут имеется связь — не далее чем месяц назад, в общество местных охотников зачастил рассказ о том, что орки из расположенной неподалёку крепости готовятся к какому-то ритуальному дню, а потому активно сокращают количество населяющих лес рогатых обитателей. Быть может, звери почуяли исходящую со стороны орочьего племени опасность и поспешили покинуть ставшие негостеприимными земли?       Все рассуждения выветрились из разума сами собой, стоило лишь верным запахам усилиться — их она чуяла и по ним искала. Преодолев высоту очередного усеянного соснами холма, она остановилась и замерла, закрепляя долгожданный зрительный контакт. Он был здесь, как и предсказывали все животные инстинкты. Вот он — у того самого ручья: ещё молодой, развитые, полные сил ноги, а значит мясо будет нежнейшим и насыщенным. Ах, как же хочется впиться в него зубами — ощутить вкус и то, как его сердце замрёт удар за ударом.       Она не удержалась и бросилась вперёд, руша выстроенную завесу естественной маскировки. Каждый толчок передних и задних лап уменьшал разделяющее их расстояние на полтора или даже два ярда. Надо признать, зверь среагировал достаточно быстро — его голова лишь на миг метнулась к ней, как ноги с копытами тут же сорвались с места. Она чувствовала как забилось его сердце и как участилось дыхание, но приятнее всего было ощущать как напряглись мышцы в столь желанных ею оленьих ногах. Такие сильные… Такие сочные!       На пути удачно подвернулся поросший папоротником холм. Она решила, что использует это ещё до того, как олень ударился в его направлении — многолетний опыт помог определить повадку. Вильнув в сторону и одним прыжком оказавшись на возвышенности, она на жалкое мгновение упёрлась всеми лапами в землю, а затем прыгнула вперёд и вверх, вытягиваясь в струну. Выверенный полёт и осознание наступающей победы взорвали внутри шар звериной ярости — она разомкнула полную клыков пасть и призвала из глубин утробы рык, который на миг заглушил все ранее так сильно важные для неё звуки. Теперь они были пустыми. Ничего важно не было, кроме неё самой и её жертвы.       Она приземлилась строго на оленя, заваливая животное. Когти на передних лапах вонзились в покрытую гладким мехом шею, в то время как задние во всю тормозили движение, взрыхляя землю и вырывая из неё приземистую растительность. Олень издал глухой крик, но разодранное горло подвело, заставив его захлебнуться кровью.       Она смотрела в стремительно стекленеющие глаза и ощущала как олений дух исходит из тела вместе с остатками затруднённого дыхания. Дух, он не просто исходил — он покорялся ей, выказывал уважение к её могуществу и её природному статусу, признавая существование двух единственных ступеней: охотник и жертва. Он был жертвой, а она охотником. Он проиграл, а она победила.       Когти мяли тёплую внутренность сражённого тела, глаза следили за тонкими ручейками и редкими алыми фонтанчиками, дыхание учащалось и вырывалось из груди хрипами, а язык жадно скользил по нёбу и зубам, не справляясь с потоком собирающихся в пасти слюней. Такой свежий, такой нежный, такой… такой вкусный!       Стой! Она замерла, покоряясь внутреннему зову, что всегда был её частью, пусть и ненадолго упущенной. Каждый раз это происходило одинаково — она не давала зверю взять верх, несмотря на то, что сама и была этим зверем. В миг перевоплощения она будто оборачивалась в одеяло и волчьей шерсти и погружалась в дрёму. Именно в дрёму — не засыпала и постоянно следила, готовая в нужный момент заявить о себе.       Стой, повторил зов, и разум стал чище, пропуская в себя более сложные — более человеческие мысли. Отступающий зверь упирался, глядя на своих новых соседей в голове — они были неправильными, непонятными, но, тем не менее, были сильнее и стремительно доказывали свою власть над телом. Ему приходилось смиряться и учиться у них, постепенно вспоминая истину. Надо остановиться. Нельзя слишком сильно увечить тушу когтями — это вызовёт подозрения. И тем более нельзя есть оленя прямо сейчас — гораздо лучше будет утолить голод в лагере.       Она поглядела на сражённую жертву у своих лап, но теперь уже очистившимся от звериной воли взглядом. Медленно и уверенно вытащив окровавленные когти из плоти, она тихо заскулила и огляделась, вновь обращаясь к своим усиленным кровью волка инстинктам. Звуки, запахи и острое зрение — всё говорило в пользу того, что её охота осталась незамеченной. Превосходно. Что было ещё более прекрасно, так это то, что она узнала окружение. Неподалёку находится один из тайников, которые она организовала по всему лесу как раз для таких случаев. До туда совсем недалеко — можно дойти пешком.       Окончательно решив, Эйла закрыла глаза и направила взор в глубину себя. Отыскав бьющееся сердце, где начинала свою сложную циркуляцию кровь, она вслушалась в его биение. Всё ещё слишком быстро. Нормально для зверя, ненормально для человека. Сконцентрировавшись, она приказала ему замедлиться.       Началось всё с лёгкого покалывания в груди, затем по телу прошло некое подобие озноба, а сразу после текущая в крови магия принялась за обратное действие. Стиснув зубы, Эйла терпела неприятное ощущение того, как с неё ссыпается мех, затем — с ещё большей стойкостью — перенесла хруст возвращающихся в прежнюю форму костей, перестроение плоти вырвало из неё лёгкий писк, а вот когда стали уменьшаться зубы, дело не обошлось без вскрика, который она всей доступной силой воли заставила стихнуть, едва вырвавшись. Медленно и достаточно неприятно когти втягивались в уменьшающиеся пальцы, волчья морда сплющивалась, а хвост… Ох, Хирсин знает, что вообще происходило с хвостом. Явной стороной этого процесса была лишь боль в пояснице. Ничего, терпимо.       Она обращалась много раз — вытерпит и в этот.       Глаза открылись сами собой, но несколько секунд оставались почти незрячими, способными различить лишь зелёную мешанину из окружающей её травы. Осознав окончание трансформации, Эйла моргнула и пошевелилась. Спина у неё хрустнула, но боли это не вызвало — скорее, наоборот — наслаждение более привычной манерой движения тела. Человеческого тела. Девушка осторожно встала, подняла голову и изучила тянущиеся к небу стволы сосен. Солнце с трудом различалось, но было заметно дальше от зенита, чем когда охота начиналась. Надо бы скорее возвращаться.       Вспомнив про охоту, Эйла удостоила взглядом свою заслуженную добычу. Олень глядел не то на неё, не то на ближайшее дерево полностью омертвевшим взглядом. Кровь из нанесённых ему ран всё ещё сочилась, но уже заметно слабее. Эйла сделала шаг, присела рядом и изучила следы от когтей, которыми самолично орудовала жалкие две-три минуты назад. На вид всё было в порядке — можно выдать за удары охотничьего ножа. Можно ещё для верности пустить в мёртвую тушу стрелу, но это не обязательно. В конце концов, её «соперники» вряд ли начнут столь дотошно изучать принесённую добычу.       Короткий порыв ветра уколол спину холодом и прогнал по ней яростный табун мурашек. Лишь ощутив этот кратковременный дискомфорт, Эйла вспомнила, что всё ещё находится посреди леса голышом. Какой смысл во всех попытках выдать добычу за добросовестную, если кто-нибудь увидит её здесь в таком виде? Не долго думая, девушка взвалила тушу оленя на плечо, мысленно взвесила, огляделась кругом, чтобы определить нужное направление и зашагала к цели.

* * *

      — Шорова задница! Хорош, ай хорош!       Эйла исподлобья поглядела на Йо́рта, который, не переставая вслух восторгаться, уже некоторое время крутился возле установленного ими на крестообразных подпорках шеста. Избранная охотниками для этой цели длинная и достаточно ровная ветвь сейчас являла взгляду весьма специфичную картину: у левого края болтался жирный перепел, далее шёл тощеватый кролик, следом за ним висели два фазана и завершающим фрагментом композиции (едва вместившись со всеми остальными на шесте) являлся добытый Эйлой рогач. Что ж, приятно, что хоть кто-то разделяет с ней успех. Девушка перевела взгляд на Ве́ймунда, который, в отличии от Йорта, давно молча сидел с поникшей головой.       — Однако, славный нынче день выдался, — всё тем же вознесённым голосом заговорил Йорт, наконец отходя от добытой совместными усилиями дичи и приближаясь к костру, над которым висел котелок с успевшей закипеть похлёбкой. Потратив несколько секунд на помешивание, норд поднял наполненную буроватой гущей ложку, остудил её и направил в рот. — И жратва, должен признать, сегодня вышла отменной.       Эйла закончила расправлять оперение последней стрелы, убрала её в колчан, поднялась со служившего ей сидением камня и тоже шагнула к полыхающему кострищу. Заметив её, Йорт поспешил вновь опустить ложку в котелок, выловил несколько кусочков мяса и поднял, предлагая, но Эйла плавным жестом руки отказалась, ибо желала лишь прогнать с пальцев онемение от холода и долгой работы со стрелами. Охотник пожал плечами и сам расправился с кушаньем.       — Раз уж мой братец сегодня записался в молчуны, — опять взял голос мужчина, — слова извинения преподнесу сам. Он, понимаешь ли, считал, что мы зря позволили тебе присоединиться.       Эйла молча пронаблюдала за тем как Веймунд злобно сверкнул на брата глазами, на что тот ответил невинным смешком. Обижаться на подобное недоверие она не собиралась, а принимать какие-либо извинения — тем более. Откровенно говоря, ей не нравилось отношение к своему ремеслу у обоих охотников: Веймунд был чрезмерно самоуверен и в большинстве неудач часто винил брата, а Йорт — напротив — казался слишком легкомысленным и вечно стремился превратить охоту в соревнование. Прямо как сегодня. Сделать подобные выводы ей удалось невероятно скоро — всего за два проведённых вместе дня.       Отогрев пальцы и всё так же не говоря ни слова, Эйла вернулась к своему камню и уже собиралась сесть, но была вынуждена резко замереть. Узнавать запахи ей удавалось легко даже в человеческом обличии, и подводить это умение, похоже, не собиралось. Проследив за незримой ниточкой сквозь тьму, девушка уставилась в одну точку и уже через мгновение разглядела угрозу. В темноте — наверное, ярдах в тридцати от разбитого ими лагеря, чуть ниже по склону — ярко полыхали жёлтые глаза. Не узнать их было невозможно.       Раз, два… всего пять. Эйла прищурилась, обостряя зрение. Троица волков, казалось, тоже разглядывала её. Тот, что стоял впереди, определённо, являлся вожаком — облезлая шерсть говорила о внушительном возрасте, а ослепший от удара чьих-то когтей глаз о пережитой попытке оспаривания власти. Двое другие были моложе и держались позади.       До слуха Эйлы донеслось тихое рычание и звуки терзающих землю когтей. Девушка медленно обернулась к костру. Йорт возился с только что снятым с огня котлом, а Веймунд по-прежнему пересчитывал камни под своими ногами. На неё они даже не смотрели. Ни на неё, ни на угрозу. Тоже мне охотники!       Молниеносно подхватив с земли лук и выловив из колчана стрелу, Эйла натянула тетиву и выстрелила. Выслушав краткий визг полёта и глухой удар, она вернула взгляд на триаду ночных хищников, оскалилась и показательно чиркнула сапогом по земле. Двое молодых волков тут же шарахнулись назад и зашлись едва слышимым скулежом. Вожак же несколько секунд изучал вонзившуюся прямо перед его мордой стрелу. Закончив, старик поднял взгляд на Эйлу, облизнулся и, развернувшись, засеменил прочь.       — Ты чего? — изумлённо гаркнул Йорт.       Эйла прогнала с губ улыбку и опустила лук.       — Крачка, — соврала она. — Наверное, на Белой реке гнездилась.       — Попала?       Девушка отрицательно покачала головой, взяла колчан за лямку и зашагала к палатке, наслаждаясь своей не оглашённой победой. Пусть сопляки и дальше радуются беззаботному вечеру и удачно минувшему для них дню. Чудо, что с такими инстинктами они не достались на корм кому-нибудь похуже волков.       Растянувшись на спальном мешке, Эйла неожиданно почувствовала себя уставшей. Странно, раньше такого не было. Обычно охота действовала на неё ободряюще: движение разгоняло кровь, а трофеи бодрили разум и дух. Быть может, дело в способе добычи? Да, наверное — звериная кровь имела неприятное свойство утомлять, а Эйла давно не обращалась к ней. По крайней мере, с целью дальнейшей охоты. В полнолунные ночи она не могла усидеть на месте и обязательно выбиралась за черту города, чтобы, как минимум, насладиться обществом царства зверей. Кровь в подобные ночи, конечно, тоже проливалась, но тогда Эйла не несла с собой трофеев, а лишь упивалась горячительным эффектом сражения, который действовал ничем не хуже вина или эля.       Она перевернулась на живот и поглядела на открытую для обзора тундру. Ей с трудом верилось в это, но жизнь в Истмарке давно перестала казаться бесцветной и раздражающей, как это было около года назад. Тогда она могла часами скучать по холодным равнинам Вайтрана и теплу праздничного зала в Йоррваскре, хотя и не думала о том, чтобы излить свои чувства в жалобах. Эйла предпочла рассудить, что такие приступы меланхолии — это нормально, учитывая коснувшиеся её жизни изменения.       Девушка на секунду обернулась, удостаивая взглядом двух своих спутников. Боги, на кого ей пришлось сменить общество Корима?       Это краткое наблюдение погрузило разум в целую вереницу рассуждений и воспоминаний. Вновь устроившись на спине, Эйла уставилась в угловатый потолок палатки и принялась воскрешать события прошлого. Нет, конечно же она не винила любимого за его неожиданное решение покинуть Скайрим. Причина в форме покушения на жизнь вполне себе давала повод для беспокойства. Она даже хотела предложить отправиться на Солстейм вместе, но возникшую идею, как и многие другие, разрушил Фроднар. Вот ведь мерзкий крысёныш! Всё таки нужно было не слушать внутренний зов и предложить Кориму помощь. Фроднару уже пятнадцать, он взрослый юноша и вполне мог бы ненадолго остаться в Виндхельме один. И не стоит забывать про Колдера. Да, хускарл это не нянька, но он хоть может приглядеть за мальчишкой.       Эйла прогнала мысли о разлуке и последних днях до таинственного нападения на Корима и вернулась к тем временам, когда жизнь была намного проще. Эти воспоминания грели не хуже нынешнего костра. Особенно ярким было то, когда Эйла впервые оказалась на втором месте по меткости стрельбы из лука. Ей чётко вспоминалась каждая мелочь: яростные крики Фаркаса, немного неуклюжие увороты Рии, рёв великана и грохот его дубины, когда он наносил ею удары, что могли одним махом превратить любого из членов отряда Эйлы в кровоточащий блин. Она ждала нужного мгновения, целилась и уже собиралась стрелять, когда вдруг волосатую великанскую башку насквозь пробила чужая стрела. Так она впервые встретила Корима. Разумеется, изучая немного худощавую мужскую фигуру в кожаном доспехе имперского легионера и с неаккуратно уложенными под шлемом пепельно-серыми волосами, Эйла не могла даже предположить кто именно стоит перед ней, и что ждёт их обоих в ближайшие годы. Что ждёт всю страну. Он и сам не знал тогда…       Сон нагрянул неожиданно.

* * *

      Снег слепил и навязчиво приставал к меху, превращая его из тёмного в беловато-серый. Сугробы были глубоки, но лишь для ног простого человека, а для зверя не являясь стоящей преградой.       Эйла остановилась, выдохнула жар дыхания густым облаком пара и обернулась, пытаясь разглядеть в стремящейся уподобиться стене метели своего спутника. Отстал? Или даже потерялся? Ха, вот что значит — щенок.       Она слишком поздно осознала, что рёв ветра притупил её слух, а поток снега повлиял на зоркость столь сильно. Он нагрянул слева, застав её врасплох. Зубы неглубоко впились в её шею, заставив злобно зарычать, а сильные лапы обхватили за плечи и толкнули. Они рухнули в сугроб, причём она оказалась снизу, вжатая в снег в обездвиженном и крайне унизительном положении. Он смотрел на неё в упор янтарно-золотыми глазами волка, которые будто бы обрели голос и теперь спрашивали: «сдаёшься?»       Ещё чего!       Нисколько не стесняясь, Эйла полоснула его когтями по предплечью и тут же подключила нижние лапы, нанося ими удар сопернику в живот. Он протяжно взвыл и на долю секунды ослабил хватку. Большего Эйле было не нужно. Рванувшись вперёд, она выскользнула из захвата и звучно клацнула зубами у вытянутого волчьего уха. Он отпрянул, вероятно приняв угрозу за реальность, а не за притворство. Воспользовавшись этим, Эйла откатилась в бок, мгновенно вернула себе стоячее положение и прыгнула, не забыв дополнить атаку яростным рыком.       Если бы сейчас её язык был способен порождать звуки человеческого голоса, то она с большим удовольствием поинтересовалась бы, какого это — быть жертвой? Увы, пришлось обойтись таким же вопрошающим взглядом, что несколько секунд назад унижающе пронзал её саму. Она смотрела на него несколько секунд, не разжимая лап на его запястьях и наслаждаясь победой, а потом — совершенно неожиданно — бодрящая сила зверя и радость успеха отступили, уступив место чувствам человека. Нагнувшись, Эйла лизнула его нос, и этот странный по всем меркам жест, похоже, подействовал — глаза Корима резко сжались в зрачке, сделавшись привычно-обыкновенными.       Они лежали в обнимку посреди сугроба. Либо он замёрз настолько, что не мог начать говорить первым, либо отдался похоти, поскольку объятия его были достаточно крепкими. Эйла и сама находилась в подобном положении. Какая глупость заставила её так спонтанно унять силу, что текла в их крови? Можно было бы хотя бы разыскать какую-нибудь покинутую пещеру. А лучше не покинутую, а всё ещё обитаемую — хорошая драка согрела бы их, не вынуждая разводить костёр.       — Не замёрзла?       Вот ведь мерзавец!       — Порядок, — слова дались ей сложнее, чем она ожидала. Не стучать зубами казалось невозможным, но Эйла принудила себя сдержаться.       Корим отпустил её и встал, скрыв наготу тела в метели. Понаблюдав за ним несколько секунд, Эйла пришла к выводу, что его трясёт не меньше её самой. На ум сразу же пришли слова Рии, которая как-то раз осмелилась спросить у неё: правдив ли слух о врождённой непоколебимости нордов перед холодом? Конечно, снега Скайрима могли закалить, но от обморожения ни один представитель их рода не убережётся, если вдруг решит, что может покорить волю севера нагишом. Что ж, то-то Рия повеселиться, когда узнает, что сразу два члена Круга замёрзли заживо на Белом Берегу.       — Lok-Vah-Koor!       Оглушительный рёв голоса взметнул снег, тут же осыпавший Эйлу с ног до головы и так же моментально исчезнувший. Поёжившись, девушка огляделась и обнаружила, что лежит уже не в сугробе, а на тёмной траве, ждавшей летнего часа под холодной толщей. Метель так же унялась, а рождающие её мрачные тучи стремительно рассеивались, обнажая вечерний небосвод.       Несмотря на всё это, теплее вокруг вовсе не стало.       — Эй, гляди.       Она поднялась на ноги и успела запрятать руки под подмышки, чтобы хоть как-то отогреться, когда поняла на что Корим указывает. Единственного взгляда на два идеально округлых диска лун хватило, чтобы всё тело наполнилось теплом — естественная реакция волчьей крови на подобное явление. Красновато-огненная форма Массера соприкасалась с бледно-серой Секундой правым краем, создавая впечатление будто луны сливаются в затяжном поцелуе.       У Эйлы задребезжало в груди, а испытываемый ещё недавно холод окончательно улетучился. Несомненно, Корим чувствовал то же самое.       — Истинное благословение Хирсина, — выдохнула она, прижимаясь к нему и укладывая голову на его плечо.       — Не сомневаюсь. Только смотри, не завой.       Ей жутко захотелось влепить ему прямиком в живот (или даже пониже), но кратковременная обида мгновенно переросла в смех, который тут же выскользнул из груди. Он тоже рассмеялся и ответно обнял её.       — Успеем вернуться?       Она обернулась в том направлении, откуда они пришли. Подумать только, далековато забрались — благодаря ярко освещённому лунами небу, ей без труда удалось узнать гавань Данстара с многочисленными окружившими её городскими постройками.       — Лиги три или около того, — прикинула Эйла.       — Надеюсь, свою жажду перегнать меня ты утолила?       — Более чем. Но, — она шагнула чуть вперёд, оказавшись перед ним, приподнялась на цыпочки и подарила краткий дразнящий поцелуй, — знаешь, у любого бегуна есть свои пределы. Не хочешь задержаться? — кивком головы Эйла указала на луны. — Полюбоваться красотами, так сказать.       — Тут есть кое-что более достойное, чем стоит любоваться.       Он сгрёб её в охапку, и уже через секунду они вновь оказались на земле, только в этот раз не рычали друг на друга, а в голос хохотали.