Игры с кровью

      Лишь отпустив стрелу в полёт можно было выдохнуть, но Эйла не позволила себе подобного роскошества до самого последнего мгновения. Именно поэтому в груди у неё так болезненно закололо, а в горле возникла непроницаемая для воздуха стена, когда до слуха донёсся пугающий лязг удара. Промахнулась. Попала в маску.       Она смотрела на фигуру вошедшего в город через главные ворота чужака и с трудом осознавала реальность только что произошедшего. Это не он так не вовремя повернул голову, не ветер обратился против движения стрелы и не некое стороннее явление отвлекло взгляд. Эта ошибка была её собственной. Её промах.       Вдох Эйла сделала судорожно и быстро, не дав груди как следует насытиться воздухом. Рука машинально потянулась за спину, пальцы быстро нащупали оперение следующей стрелы, и уже через секунду лук вновь был поднят. Забыв о давящем чувстве в груди, Эйла заставила дыхание снова замереть. Следуя привычному ритму, всё вокруг как будто остановилось или перестало влиять на неё: холод, шум ветра, треск пламени, голоса людей — всё пропало, оставив девушку в уединении с оружием, стрелой и её целью. Отрывисто скрипя, тетива коснулась щеки и кончика носа, а стрела дрогнула, давая понять, что лук достиг пика своих возможностей. Эйла смотрела поверх центральной точки оружия, про себя высчитывая дюймы от края резной рукояти. Всё было готово. «Стреляй», — шепнул внутренний голос. — «Стреляй! Порази его! Убей его!»       Две узкие, симметрично расположенные чёрные черты возникли прямо перед лицом, заставив концентрацию рассыпаться в прах, а грудь взорваться жадным зовом воздуха. Он смотрел прямо на неё. Их разделяло не меньше полутора сотни ярдов, и всё же Эйла разглядела блестящую маску чужака так чётко, будто он стоял прямо перед ней — парил в воздухе над частично обрушенной, тянущейся вдоль всей улицы стеной, на которую девушка вскарабкалась, чтобы изучить обстановку и начать отстрел кружащих над городом крылатых чудовищ. Так она, по крайней мере, планировала изначально.       — Tiid-Klo-Ul!       Если это и была игра разума, то увериться в этом Эйла не смогла. Вместе с оглушительным звуком, что пронёсся по воздуху и на секунду оглушил её, чужак исчез — не только из того обмана, который только что наблюдали глаза, но и с городской площади. Эйла моргнула, сдерживая потрясение. Тетива дрогнула, пальцы заболели от долгого её удержания, а мышцы предательски заныли об усталости. Ослабив хватку, она опустила лук и моргнула снова. Быть того не может! Он действительно пропал — растаял в воздухе, словно ветер подхватил и унёс его тело с той же скоростью, с которой сам летел сквозь улицы города.       Слуха коснулся тихий треск. Так обычно хрустит лёгший тонким ковром поверх камня снег, когда на него наступают. Но почему так близко от неё?       Чужая тень нависла над Эйлой, уколов разум первыми нотками осознания. Невозможно! Она рывком повернулась на согнутых ногах.       — Очень смело, — медленно, растягивая два единственных слова, произнёс закутанный в изукрашенную угловатыми узорами мантию чужак, взирая на девушку узкими чертами-прорезями в верхней части своей маски.       Удар ногой пришёлся точно по пальцам. Гаркнув от боли, Эйла выпустила из сжатого кулака рукоять лука, и оружие тут же оказалось на краю стены, зависнув в опасном балансе между неровными камнями и разделяющей верх и низ улицы высотой. Проклиная невыгодность своего положения, Эйла попыталась встать с колен, но ещё более болезненный удар кулака в лицо осветил всё вокруг единовременной темнотой и снопом грянувших в ней искр. Сквозь это мимолётное помрачение она поняла, что сидит слишком близко к краю, и неожиданно возникшее ощущение свободы за спиной взорвало сознание ужасом.       Её схватили за другую руку и потянули обратно. Ноги заскользили по снегу, однако падения всё равно не случилось. Вместо этого Эйла оказалась на прежнем месте в наполовину лежачем положении. Прозревшие после удара глаза вернули себе силу, но лишь для того, чтобы тут же увидеть стремительно приближающуюся к лицу уродливую маску. Удар металла оглушил, повторив слепоту, а в носу, наперевес колющей боли, что-то мерзко хрустнуло. Тело Эйлы обмякло, отказывая мысленным приказам продолжать борьбу, да и сами эти приказы всё неохотнее и неохотнее пробивались в мозг, встречая на пути стену слабости. Кажется, он ударил её ещё раз — в грудь или в живот, но куда бы ни был направлен этот удар, его девушка почти не ощутила. Вслед за всем этим грянуло новое чувство — странное и совершенно необъяснимое. Это была лёгкость, но какая-то пугающая. Он всё же сбросил её? Она падает? Глаза на мгновение распахнулись и различили пелену метельного снега и несущуюся где-то внизу поверхность земли. Не бросил, подсказало ослабевшее от перенесённых ударов сознание, — швырнул. Словно простую пушинку.       Удар о твёрдую каменную поверхность пришёлся на спину и частично на левое плечо, но боль распространилась по всему телу. Её беспорядочно швыряло и крутило, а каждое соприкосновение с землёй добавляло мышцам и без того нешуточной испытываемой агонии. Что-то вновь хрустнуло, от удара затылком перед глазами блеснула вспышка. Казалось, что беспомощное движение будет продолжаться бесконечно.       Но конечно же это было не так, и со временем она остановилась. Остановилась и замерла, не решаясь или попросту будучи не в состоянии шевельнуться. Глаза открыть не получалось, а вот избитое тело предательски возвращало себе чувство осязания. Боль была повсюду: в голове надрывалась дробь барабанов, руки ныли от кончиков пальцев до плеч, грудь при каждом вздохе разрывалась внутри уколами и хрипами, а ноги… ноги почти не ощущались.       Мысли под опущенными веками глаз загорались и угасали обрывочными картинками. Эйла не могла поверить в состояние, в котором пребывала. Такая слабость и беспомощность! Если бы разум навязчиво не требовал отключиться, то она, наверное, накричала бы на саму себя за этот позор. Её тело насчитывало десятки шрамов, а ощущение боли ей было знакомо лучше, чем кому-либо другому. Эти «кто-либо другие» всегда считают, что боль — это нечто страшное и неприятное, призывающее сразу отступать и сдаваться. Но у Эйлы всегда было своё мнение на этот счёт. Боль не должна быть предвестником страха или поражения. Нет, боль должна подстёгивать — одновременно поддерживать и разъярять, заставляя организм бороться за жизнь, а разум не забывать о цели. Так было всегда.       Но сейчас Эйла неожиданно осознала, что многолетние жизненные убеждения меркнут в том мраке, что завладел её глазами. Эта боль была слишком сильна и нарастала с каждым мгновением. Прежде она такого не испытывала. Девушка решилась на лёгкое движение согнутых, сложенных у груди рук и сразу пожалела об этом, когда конечности отразились множественными уколами. Миг этой новой боли отразился на темноте под веками алой вспышкой, после чего глаза самопроизвольно открылись, явив подпорченную тем же цветом белизну снега, камень и какое-то движение рядом. Опустив взгляд, Эйла попыталась увидеть подвёдшие её руки, но вместо этого разглядела жуткую и пугающую пародию на них — изобилующие тёмными пятнами синяков, покрытые свежей кровью и неконтролируемо трясущиеся, как это бывает у глубоких стариков или лихорадочных больных.       — Эйла! Эйла, ты цела?       Не узнать голос она не могла, даже несмотря на то, что он звучал совсем глухо и едва различался. Фроднар. Ещё одно разочарование в этой чёрной минуте. Эйла ощутила прикосновение к плечу, что сразу же отразилось в нём соответствующим состоянию тела ощущением, но глупый мальчишка, похоже, решил добить её окончательно. Неподвижные пальцы переплелись с более мелкой юношеской ладонью. Он потянул её и даже сумел немного сдвинуть с места, но боль от этого оказалась столь сильна, что Эйла не выдержала и в голос закричала. Фроднар тут же отпустил её, отчего изломанная рука болезненно шмякнулась о землю. Мелкий, безмозглый, бесполезный крысёныш! Лучше бы подозвал кого-нибудь для помощи.       — Wuld-Nah-Kest!       Едва успевшему хоть немного обостриться взгляду явилась размытая фигура. Тёмный силуэт Фроднара тут же отпрянул прочь. Сопротивляясь стремящемуся вновь завладеть сознанием туману, Эйла часто заморгала. Зрению не хватало сил на различие деталей, но слух её точно не подводил. Тогда — всего минуту назад — она не поняла этого, но теперь явь стала слишком ярка, чтобы не замечать её. Это был ту`ум, и, что хуже, она узнала в только что прозвучавших звуках слова. Значит, он уже здесь. И он владеет даром Голоса, как Корим. Вот как он тогда исчез и оказался у неё за спиной, а теперь появился здесь столь быстро.       Чьи-то пальцы схватили её за волосы и оторвали голову от земли. Новая волна боли пронзила тело, но в этот раз Эйла, ценой всех доступных усилий, заставила себя стиснуть зубы и не проронить ни звука. Пусть она выглядит сломанной для него, пусть он думает, что уже победил.       — Отпусти её! — взвизгнул рядом мальчишеский голос.       Не шевелясь, Эйла приоткрыла глаза. Туман спадал, слабость отступала. Боль всё ещё была невероятной, но и она скоро должна пройти. Девушка уже отчётливо чувствовала гудение в каждой вене и в каждом сосуде — дар Хирсина восстанавливал тело. Ещё немного и к ней вернётся достаточно силы.       Послышался гулкий шлепок, голос Фроднара охнул. Немного повернув голову на жутко ноющей шее, Эйла увидела приёмыша лежащим в снегу лицом вниз. Лучше уж так — не будет мешаться под ногами. Она перевела взгляд обратно. Вблизи эта маска выглядела одновременно нелепо и устрашающе. Гладкие изгибы металла цвета потёртой меди сплетались в узкие отростки на месте подбородка и загибались наверху у затылка в неком подобии коротких рогов. Глазные прорези всё так же разили темнотой. Эйла позволила себе внутреннюю усмешку, представив что именно кроется под этой защитой. Наверняка такая же нечеловеческая морда.       Хватка его кулака неожиданно ослабла, позволив телу опуститься в сидячее положение на коленях. От столь резкого движения кости Эйлы разразились изнывающей агонией, но она не подала вида.       — Твоё лицо, — зазвучал вопреки мыслям девушки вполне себе человеческий, пусть и неестественно вибрирующий голос. — Почему твоё лицо мне знакомо, женщина?       Она не собиралась отвечать на этот странный вопрос. Да и не могла — боль всё ещё текла в теле, хоть уже не так ощутимо, как прежде. Следуя привычному укладу, Эйла сконцентрировалась на ней — своём временном враге, что стоял между ею самой и этим маскоголовым пришельцем. В правом предплечье отчётливо хрустнула выровнявшаяся кость, места, где боль была сильнее всего, наполнялись залечивающим раны теплом.       Сосредоточенность нарушилась очередным ударом в лицо, от которого Эйла пошатнулась, но упасть, подобно Фроднару, себе не позволила. Стерпев обжёгший скулу огонь, она быстро вернула взгляд на чужака. Казалось, что зрение восстанавливает свою силу с каждой секундой. Воспользовавшись этим, Эйла рассмотрела врага внимательнее. Просторное одеяние походило на те мантии, что носили его (как не сложно было догадаться) прислужники. Несмотря на схожесть кроя и вышитые по длине обеих пол узоры, становилось ясно, что одежды всех остальных — лишь попытка подражания своему предводителю. Это же касалось и их необычных резных масок.       Чужак резко подался вперёд, заставив свою маску почти коснуться кончика носа Эйлы. Девушка вперилась взглядом в оказавшиеся точно на нужном уровне прорези, но глаз за ними всё равно не разглядела. Может быть их у него и нет?       — Хм, — донёсся из-под металла задумчивый тон, — неужели?       Эйла спокойно закрыла глаза и расслабилась. Тяжесть перенесённых увечий всё быстрее и быстрее истекала из тела, а на замену ей возвращалась прежняя сила. Пусть треплет что хочет и сколь угодно разглядывает её — ей всё равно. Ещё немного и ему придётся так же внимательно изучать свои внутренности, когда она разорвёт эту чудную мантию и вспорет ему брюхо.       Слух тоже возвращал свою власть и потому — услышав гром паникующей толпы — Эйла неожиданно для самой себя осеклась. Что за прок от её силы, если она находится в городе? Если кто-нибудь увидит, как она призывает дар волчьей крови… Нет, не стоит даже думать об этом. Придётся действовать иначе.       Сдерживая осадок боли, она огляделась, изучая воцарившийся на площади хаос. Жители метались из стороны в сторону, толкались, кричали, некоторые стояли на коленях, крестя руки в умоляющих жестах. Не ускользнули от взгляда Эйлы и несколько чужаков из числа почитателей Мирака. Вооружённые, они, судя по всему, отрезали жителям пути отхода, не позволяя им покинуть площадь. Чего он хочет добиться этим безумием?       — Саротар!       От громкого голоса врага у Эйлы зазвенело в ушах. Прогнав мерзкий отголосок из головы, она уставилась перед собой и обнаружила, что пришелец соизволил отойти от неё. Теперь он приблизился к тому длинношеему, навьюченному дракону, о присутствии которого девушка, вопреки здравому смыслу, умудрилась позабыть. Проклятие, если бы она не потеряла лук! Одного точного выстрела и попадания в глаз монстра — даже из такого положения — хватило бы, чтобы свалить его или, на худой конец, временно обезвредить. Или лучше было бы пустить стрелу в спину его «хозяину»? Низко, недостойно, зато наверняка. Попасть в сердце будет намного проще, чем в глаз дракону.       — Эйла, — выдохнул знакомый голос слева. Она повернулась и увидела перед собой физиономию Колдера. Лицо хускарла успело обзавестись свежим, глубоким, диагональным порезом через правую бровь и часть носа. — Эйла, надо уходить! Вернёмся в дом тана, я вас перевяжу, а потом присоединимся к солдатам ярла. Они уже на подходе.       — Он прав, мам, — поддакнули слова появившегося за спиной мужчины Фроднара. — Давай уйдём!       «Мам», мысленно, но всё равно со злобой прорычала Эйла. Сколько раз она велела ему так её не называть? Это раздражало даже больше, чем предложение Колдера. Опустив взгляд, Эйла заметила вложенный в висящие на поясе хускарла ножны короткий меч. Вместо того, чтобы воспользоваться оружием, он стоит тут и отсвечивает им, будто носит его для красоты или подчёркивания статуса. И этому человеку Корим доверил защищать их в своё отсутствие?       Она глубоко вдохнула, взывая к потаённым силам. Не для того чтобы призвать их, разумеется, но чтобы напитаться и окончательно изгнать слабость. Кости вновь хрустнули — где-то выправляясь, а где-то и вовсе начиная сращиваться. На полное восстановление уйдёт много времени, но об этом стоит думать лишь тогда, когда она проткнёт мерзкого масочника и заставит его поперхнуться той магией, что он изрыгал своей глоткой.       Пора. Приподнявшись на одном колене, чтобы удостовериться в надёжности положения, Эйла левой рукой выхватила из ножен Колдера меч и рванула вперёд, наращивая скорость. Голоса хускарла и приёмыша окликнули её, но она не придала этому значения. На ходу перебросив меч в правую руку, Эйла упёрлась взглядом в спину чужака и направила клинок так, чтобы острие смотрело чуть ниже его левого плеча. Даже если под мантией скрывался лёгкий доспех или кольчуга, такой удар будет гарантированно верным.       Ещё чуть-чуть. Шаг, два, три…       — Gaan-Lah-Haas!       Ноги подкосились сами собой, руки отяжелели, а пальцы замёрзли будто в них не осталось крови. Эйла рухнула на землю, меч с лязгом упал и отлетел слишком далеко, чтобы до него дотянуться. Зрение обволакивала странная дымка, а в теле стремительно распространялась столь сильная слабость, что девушка была готова прямо сейчас растянуться и позволить сознанию провалиться в сон. Никак иначе, как чудом, ей удалось воздержаться от этого и, трясясь всем телом, упереть руки в землю, чтобы удержаться хотя бы на коленях. Поднять голову стоило неимоверных усилий. Ощущалось это так, словно мысли в ней обратились в металл и теперь нещадно тянут вниз. Сквозь пелену немощности Эйла разглядела обёрнутую в её сторону плоскую морду дракона. Чужак стоял рядом с крылатым чудовищем и что-то искал среди перекинутых на его тушу тюков.       — Похоже, понятий чести коснулся тот же распад, что поглотил этот город, — зазвучал голос Мирака, и в этот раз он казался далёким и гулким, словно раздавался эхом в горах. — Однако, как видишь, нападение со спины всегда карается.       Эйла хотела выплюнуть из горла хоть что-нибудь в ответ, но слабость коснулась даже речи — язык будто одеревенел и лежал во рту мёртвым грузом.       — Тем не менее, дитя, — продолжил чужак, и его прикрытые полами мантии ноги появились перед ней, — отваги, я смотрю, тебе не занимать. Теперь я вижу, что не ошибся.       На какое-то время его голос прервался. Эйла подняла дрожащую голову, взирая на своего врага. Так унизительно! Он стоит совсем рядом. Один верный удар и всё — его жизнь будет кончена. Вот только меч лежит слишком далеко. Девушка не отрывала взгляда от его маски, снизу казавшейся ещё более странной и смехотворной. Он даже не смотрит на неё! Не обращает на неё внимания будто уже победил. Как бы ни так!       Ярость постепенно брала верх, и Эйла не видела иного выхода кроме как зацепиться за этот вспыхнувший внутри огонь. Опасно, но иначе нельзя. Только так можно противостоять этой странной слабости, перебороть и изгнать её из тела.       Её увидят — плевать. Её раскроют — к чёрту мнение трусов. Надо действовать.       В сердце ощутилась привычная тяжесть, а кровь яростно забурлила. Как и всегда с неба донёсся зов лун и Эйла с радостью ответила ему, вновь принимая звериную суть.       — Да, лицо мальчика мне тоже знакомо, — опять раздался голос Мирака где-то над ней. — И тебя, верный страж, я тоже знаю.       Эйла не вслушивалась в его болтовню, сосредоточившись на трансформации. Звериная сторона изгоняла слабость, что пала на человеческое тело и пробуждала утраченную силу: кровь ускоряла свой бег, сломанные кости перестраивались и принимали новый облик уже восстановленными, а сменённая одежда рвалась, уступая наливающимся объёмом мышцам. Ногти уже заострялись до когтей и вытягивались. Ещё немного.        — Подтверди мои догадки, Эйла по прозвищу «Охотница», — вместе с ненавистным голосом что-то лязгнуло о землю металлическим звоном. — Узнаёшь это?       Поражённая прозвучавшими словами, Эйла открыла глаза. Откуда он может знать её имя? Кровавая дымка в глазах заглушила остроту зрения, но ей удалось чётко увидеть некий, лежащий прямо перед лицом предмет.       Сквозь текущие от сердца потоки звериной силы пронеслось нечто чужеродное и недопустимое. Даже опьянённая пробуждаемой в себе мощью, Эйла узнала это чувство, и оно было в десятки раз сильнее, чем тогда — на гребне, где она увидела парящих над городом драконов. Большее чем простые страх и ужас. Нечто запредельное им и куда более опасное. Отчаяние.       Совсем рядом, прямо между рук, которыми она опиралась о землю, лежал шлем. Эйла отказывалась признавать это, но мысли стремительно вплывали в голову, размывая ложное само-убеждение.       — Узнаёшь? — будто насмехаясь, вторил голос.       Она узнавала. Узнавала всё: большие четырёхугольные прорези для глаз, широкая стрелка без венца, сплюснутый шишак, угловатые науши и встроенные в навершие загнутые вниз рога. И две параллельные царапины над глазами, и следы нескольких выщерблен на рогах… мелкая трещина на оковке по правой стороне.       Нет! О, Хирисин! О, все праведные и тёмные боги, нет!       — Корим, — имя возлюбленного сорвалось с губ неимоверным трудом.       — Значит, я был прав.       Ужасное откровение надломило внутри Эйлы всё, что было достигнуто старательной концентрацией. Она глядела лишь на шлем перед собой, но явственно чувствовала как успевший прорезаться мех опадает с кожи, как когти затупляются, отказываясь проявляться из-под пальцев, как обрушенная на неё драконьим криком слабость возвращается и тянет её к земле.       Не в силах сопротивляться, приникнув к холодному камню, Эйла едва выдавила из себя крупицу силы, чтобы дотянуться до шлема и подтащить его ближе. Корим никогда не расставался с этим шлемом, и она знала это лучше всех остальных, кому было известно его имя. Наверное, это была своеобразная привязанность, как и к любой награде или достижению, ведь Корим получил этот шлем в дар из личной оружейной ярла Балгруфа, когда донёс до Вайтрана вести о напавшем на Хелген драконе. Боги, ведь это случилось именно тогда… тогда, когда они с ним впервые встретились. А сейчас…       Ощупывая почти онемевшими пальцами знакомую форму головной защиты, Эйла зажмурилась. Внутри всё омертвело: от чувств и до убеждений. Ей вдруг просто захотелось забыться и пожелать лишь одного — чтобы всё это оказалось иллюзией или даже сном. Никогда прежде её не сотрясали подобные домыслы. Это было глупо и недостойно.       И всё же она не могла заставить себя даже шевельнуться и просто лежала, остывая от холода воздуха и камня. Хаос вокруг перестал существовать, пропали все голоса, крики и прочие сторонние звуки, а поток снежной метели и паникующие фигуры мечущихся жителей смазались в одну сплошную простыню полу понятных зрительных обрывков. Мир Эйлы ограничился теми каменными плитами, на которых она распласталась, сражённая и недоумевающая.       Она не решалась открыть глаз. Мысли сотнями наполняли голову, но направление у них было одно. Корим. Если его больше нет, то выходит, что этот Мирак… Корим не рассказал ей почти ничего о том покушении — лишь сказал, что ему надо уехать. Но называл ли он это имя? Что он говорил в тот день, когда они с Фроднаром наблюдали за скрывающимся на горизонте кораблём, направляющимся к Солстейму? Мирак. Да, это имя звучало знакомо. Почему она не вспомнила его? Почему она не поняла и не осознала истинной опасности?       Эйла всё же открыла защипавшие от холода глаза. Несомненно, это замёрзли слёзы, но стыдиться их почему-то не хотелось. Мутным и ленивым взглядом она поискала вокруг себя и увидела фигуру в мантии в окружении двух приспешников. Звенела сталь, где-то в стороне виднелся знакомый силуэт Колдера. Он сражался, орудуя оставшимися при нём булавой и щитом.       — Fus-Ro-Dah!       Тело хускарла отлетело словно было простой брошенной ребёнком тряпичной куклой. Пролетев через площадь куда-то вдаль, Колдер пропал из поля зрения. Лицезря это, слабый разум Эйлы на мгновение вспомнил всё, что говорил Корим. Осознание угасло так же быстро как и явилось, но девушка смогла зацепиться за одно единственное слово, на котором он точно старался акцентировать внимание. Драконорождённый. Он говорил, что убийц прислал с Солстейма некто, кто тоже именовал себя Драконорождённым!       Она уставилась на вышедшего из кратковременного поединка победителем Мирака. Мирак… Довакин, как и Корим.       Это понимание перевернуло и без того мутное сознание вверх дном. Эйла вновь закрыла глаза, замерла и отдалась темноте и слабости. Вокруг неё зашумели клинки и голоса. Кто-то выкрикивал славящие Империю призывы. Так же звучали слова, прославляющие ярла Брунвульфа и проклинающие врага, имя и суть которого были их глашатаям даже неизвестны. Слышались и крики драконьих глоток, звучащие наперебой с регулярными хлопками крыльев.       Ей было всё равно. Тело не слушалось, мысли начинали размываться зовом сна, ярость потухла, а на смену пришло… ничто. Просто пустота и ничего больше.       Едва выдавив из мышц последний огарок силы, Эйла придвинула шлем Корима вплотную к собственному лицу, уронила голову рядом и выпустила последнюю нить сопротивления. Желанное забвение пришло почти мгновенно.