— Жестоки бывают порою те нити, Что мы называем веками судьбой. К вершинам небесным свой взгляд устремите — Где пламя пылает яркой звездой. Звёзды — то знаки. Чернила, пергамент Они для богов заменяли всегда. Как скульптор на камень наносит орнамент, Так боги выводят для нас письмена. Но мудрости надо набраться, чтоб видеть Истину этих посланий и слов. Кто гордость не сможет свою пересилить, Тот будет идти по дороге грехов. Жил в отдалённой и малой деревне Глупец посчитавший себя мудрецом. Гордыне поддался — страшною скверне. Ведомый пороком, покинул он дом…
Эйла перестала слушать завывания барда уже на втором куплете, вместо этого начав внимательнее осматривать отдалённую сторону собравшейся толпы. Людей было гораздо больше, чем она могла себе представить — две сотни лиц, а то и более. С другой стороны, это объясняло почему немалое количество оставшихся за её спиной палаток пустовали. В отличии от людей, стоявших рядом с Эйлой, отдалённые зрители расположились с бо́льшими удобствами: одни, как и играющий музыкант, восседали на бочонках или ящиках, другие использовали похожим образом тюки сена и мешки, а редкие лица непонятым логике образом обзавелись седалищами в виде скамеек и табуретов. На последних Эйла позволила взгляду задержаться и сразу поняла, что это представители более знатных семей Виндхельма — помимо удобных сидений им сопутствовали и прочие подтверждающие этот статус элементы: богатая видом одежда, украшения и даже стоящие поблизости телохранители. Как ни странно, именно среди обеспечивших себе удобства богатеев Эйла обнаружила знакомую мужскую фигуру и, не медля ни секунды, направилась к ней, пересекая играющую роль сцены поляну поперёк. Колдер был бледен, привычный его персоне и роли хускарла доспех сейчас заменяла обычная одежда, а оружия при мужчине так и вовсе не было. Сидел он на одной скамье с пожилой дамой в угольно-чёрном платье, из-под которого заметно выглядывала ночная рубашка. Старуха неотрывно следила за расположившимся под деревом бардом и периодически утирала глаза миниатюрным кружевным платком. Знать поголовно всех жителей Виндхельма Эйла никогда не считала своей обязанностью (не говоря уже о том, что их с Коримом проживание в столице Истмарка до сих пор не составило даже года), но сейчас память сама подсказала, что она где-то видела эту особу — не то вдовствующая леди одного из известных городских кланов, не то просто стареющая матерь подобного семейства. Впрочем, расстояние между женщиной и Колдером занимала пустота, что давало предлог склонять чашу весов в сторону первого варианта. На приближение Эйлы Колдер отреагировал попыткой подняться на ноги, но тут же скривился и тяжело рухнул обратно, заставив пожилую особу на другом конце скамьи вздрогнуть. При этом хускарл издал достаточно болезненный вздох, а рубаха, что прикрывала его плечи, съехала, обнажив обмотанные вокруг груди бинты. Помимо этого увечья Эйла не могла не заметить отпечатавшихся на его лице шрамов: один — через бровь и часть носа она помнила, а второй — теперь уродующий щёку и подбородок — был ей незнаком. — Эйла, — только и сумел выдохнуть Колдер, когда она подходила. Девушка замерла перед скамьёй, не зная ни что ей говорить, ни что лучше сделать. Следы полученных ран тяготили тело, но садиться рядом с сухой старушенцией ей не хотелось. Так и не решившись на это, Эйла оглядела «богатую» половину беженцев. Большинство лиц были обращены к по-прежнему поющему свою балладу барду. Взгляду Эйлы ответили лишь вооружённые телохранители и от этих хмурых взоров ей стало не по себе. Сдержав прокатившуюся по спине волну полу гневного — полу раздражённого озноба, она поплотнее закуталась в оставшийся при ней плащ. — Фроднар? — тихо вопросила Эйла. — Жив, — хрипло отозвался Колдер и махнул рукой куда-то в сторону и немного себе за спину. — Он там — вместе с четой Рила́но. У бедолаг пару часов назад дочурка от ран ушла к богам. Они ж дружили с нею, кажется, вот Фрод и пошёл к ним. Эйла не нашлась с ответом, поэтому просто постаралась вспомнить побольше об упомянутом хускарлом роде. Рилано были одними из немногих городских данмеров, смогших закрепить за собой более-менее состоятельное существование со времён падения Братства Бури. Отец семейства, Инли́л, многое сделал для своих сородичей после истребления власти Ульфрика: добился места в городском совете, участвовал в заседаниях при ярле Брунвульфе, активно боролся за права данмеров, строил договорённости между городскими торговцами и даже основал среди них гильдию, чтобы облегчить вес цен на рынке. Его супруга, Митри́сса, была при нём только тенью, но ходили слухи о её родственной связи с колдунами из Великого Дома Телванни, от которых женщина, уподобляясь мужу, пыталась добиться помощи в обустройстве жизни тёмных эльфов в Виндхельме. Эйла ещё раз оглядела ряды телохранителей, но того, что ей было нужно так и не увидела. — Мне сказали, что вас сопровождали легионеры и стражники, — проговорила она, не прерывая обзор. — Они здесь? — Легионеры, — повторил за ней Колдер с почти передразнивающей интонацией. — Почти все имперские полегли, Эйла. Тут от силы десяток уцелевших стражников, да и тех возглавляет какой-то юный неумеха из Легиона. Не удивлюсь, если дезертир. — он снова вздохнул и передёрнул плечами, должно быть, сдерживая боль от сокрытых ранений. — Шатёр у них там — дальше, у самой каймы лагеря. Эйла молча кивнула и уже сделала шаг в сторону, когда вдруг ощутила как крупная ладонь хускарла сжалась вокруг её левого запястья и тем удержала на месте. Она повернулась. Колдер глядел ей строго в глаза, кривился от боли, а губы у него подрагивали. — Сожалею, — только и вымолвил он, ясно давая понять что имеет ввиду. Злость подступила к горлу одновременно со слезливым комом. Резко вырвавшись из хватки хускарла, Эйла отвернулась и почти бегом двинула к внутренней стороне кольца зрителей. Расталкивая собравшихся (в этот раз уже грубее, чем в прошлый), девушка игнорировала гневные взгляды и ругательства в свой адрес, однако предел терпения у неё был на исходе. Налетев на какого-то молодого парня в чёрном с золотом камзоле, и, получив от него такое же чёрное и богатое оскорбление, Эйла не удержала слезливо-истеричного всхлипа, после которого уже не смогла позволить чему-либо ещё хоть как-то замедлить себя. В себя она пришла лишь когда вновь оказалась среди преимущественно пустых палаток. Завывания барда и нестройные аплодисменты остались позади, но всё ещё доносились до слуха. Силой воли заглушая рождающиеся на глазах слёзы, вдох за вдохом Эйла восстанавливала дыхание, стараясь не вспоминать ни Колдера, ни его слова. Однако, плюя на все её попытки, образ Корима вживую стоял перед глазами — так, словно он прямо сейчас был рядом и наблюдал за ней. Печаль внезапно сменилась калёной яростью. Сердце в груди Эйлы отчётливо грохотнуло, разогнав кровь по всему телу и, вопреки здравомыслию, ей захотелось немедленно обратиться. И не просто обратиться, а полностью отдаться зверю — позволить ему взять верх, потеряв контроль, рвать и поглощать плоть, не разбирая кому она принадлежит. А потом, когда зверь насытится и наберётся силы, вернуться в Виндхельм, найти именующее себя Мираком чудовище, застать его врасплох и сорвать с его плеч голову вместе с той уродливой маской, за которой он трусливо прячет лицо. Наверное, именно так и могло бы произойти, однако порыву пламенного гнева ответила непривычная слабость, мгновенно порушившая связующие с кровью волка нити. Эйла скривилась и, почувствовав что падает, была вынуждена схватиться за опорный штырь шатра, у которого стояла. К неудаче, штырь оказался совсем тонким, и, не заставив себя долго ждать, с хрустом треснул, лишив Эйлу опоры. Снова оказавшись стоящей на коленях в грязи, девушка несколько секунд приходила в себя, гадая насколько низко выглядит, а после в сердцах ударила по вязкой массе перед собой, расплескав ту в разные стороны. — Эй, что здесь происходит? Незнакомый голос прозвучал справа. Лишь заприметив боковым зрением откинувшийся тент, Эйла поторопилась повернуть голову. Сперва разум сыграл с ней коварную шутку, заставив принять мужскую фигуру в легкоузнаваемом комплекте кожаного доспеха Легиона за очередной образ Корима, но, подняв взгляд, и, увидев гладкое, лишённое даже первой достойной бороды юношеское лицо, она признала свою ошибку и поспешно отвернулась. — Тебе помочь? — вновь заговорил юный легионер. Она отрицательно покачала головой и, за пару секунд уняв истеричный осадок в груди, поспешила подняться на ноги. Вновь укутавшись в теперь перемазанный грязью плащ, Эйла поглядела на незнакомца. За спиной солдата виднелась внутренняя часть шатра, где были расположены стол с разложенной на нём картой и спальный мешок у дальней стены. Также в шатре присутствовало ещё четверо мужчин — все намного старше легионерского мальчишки, но снаряжённые каждый во что попало: от тяжёлых стальных кирас до простых кожаных курток с кольчугами под ними. Лишь отличительный знак в виде меченого гербом Истмарка короткого полу-плаща на плече каждого из них говорил о принадлежности людей к стражам закона. Эйла сразу вспомнила ту часть рассказа Колдера, в которой хускарл рассказывал про сопровождающих беженцев воинах. Неужто взаправду дезертиры? Один из стражей — судя по седеющим бороде и длинным волосам — самый пожилой из собравшихся, вперил в Эйлу взгляд одинокого глаза (второй ему заменяло опущенное, расчерченное вертикальным шрамом веко). Солдат несколько раз моргнул единственным видящим оком, и лицо его исказилось заметным удивлением. — Вы же Эйла, — выговорил он сиплым, будто простуженным голосом. — Супруга Довакина Корима. Эйле стоило большого усилия никак не отреагировать на тут же вонзившиеся в неё взгляды остальных мужчин. Особенно пристально её принялся разглядывать легионерский юнец. — Легата Корима? — вознесённо спросил он. — Героя битвы при Виндхельме? — Не жена я ему, — выдала наконец ответ Эйла, чтобы не усугублять складывающееся всеобщее заблуждение. — Мы не приносили клятв. Её слова, похоже, не стоили для юноши ничего, ибо он продолжал таращиться на неё обезумившими от интереса глазами. Лишь спустя несколько непозволительно долгих секунд юнец оторвал любопытный взгляд и сообразил откинуть перед ней частично просевший из-за одной сломанной опоры тент, приглашая войти. Эйла не стала задерживаться. Оказавшись под натянутой крышей, девушка остановилась возле края стола, удостоила кратким вниманием всех собравшихся и опустила взгляд к карте. Бумага, как несложно было догадаться даже с первого взгляда, изображала территорию Истмарка в достаточном масштабе, чтобы отмечать на себе всё самое важное во всём холде: деревни, вроде расположенной неподалёку Рощи Кин, контролируемые Легионом форты, месторасположения лесопилок, карьеров, шахт и тому подобное. Рассматривая точно-выведенные чернилами линии и подписи, Эйла заприметила пометку, сделанную, судя по всему, недавно — ещё и красным грифелем. Неровная линия вела строго по истмаркскому тракту и завершалась почти на границе владения, где тундра начинала уступать лесам и предгорным территориям, за которыми — на возвышенностях известных у простонародья под названием «Златолесье», начинался Рифт. — Вы бежите на юг? — процедила Эйла, опираясь ладонями о поверхность стола. — Отступаем, — тут же поправил её стоящий справа воин заметно недовольным тоном. Его рука ткнула пальцем в окончании проведённой красным цветом линии. — Были высланы птицы с сообщением о нападении во все ставки командования в Скайриме. Здесь мы должны пересечься с подкреплениями из форта Амол, что на западе. — А так же к этому времени надеемся получить ответ от ярла Мавен Чёрный Вереск из Рифтена, — поддержал его легионерский юнец, вставая за столом напротив Эйлы. — Жителей нужно срочно укрыть за стенами. — Деревянными стенами, — мрачно добавил голос слепого на один глаз старика. — Камень стен Виндхельма драконов не остановил; что уж говорить о Рифтене? Клянусь Талосом, они от него даже углей не оставят, если доберутся туда. Эйла заметила, как легионер с нахмуренными бровями покосился на старца — не то из-за его поминания бога, вера в которого сейчас была официально упразднена по всей Империи, не то из-за наклонности сказанных им слов к отчаянию. — Если бы ворота не пали, наши стрелки наверняка разобрались бы с драконами, — отчеканил юнец с почти одержимой верой в собственные слова. — Если бы, — ворчливо осадил его старик, — но они пали, мальчик. Орда этих разодетых в маски шутов заполнила улицы слишком быстро, а из-за близости драконов бороться с ними на открытой местности было нельзя. — Легата Хроллода это не испугало, — заспорил легионер. — Он вышел против дракона к воротам со своими лучшими людьми! — И дракон испепелил его! — рявкнул до сего момента молчавший воин, стоявший дальше всех остальных от Эйлы. Эти его слова заставили девушку поднять удивлённый взгляд и посмотреть солдату в глаза. Мужчина поймал следящий за ним взор и сразу же моргнул. Эйла прищурилась. На секунду ей в голову скользнула подозрительная мысль, что окружающие её сейчас люди даже не участвовали в сражении. Ведомая этим сомнительным фактом, Эйла вновь обратилась к звериной крови, но лишь за тем, чтобы обострить волчье чутьё. Сердцебиение того стража, с которым она столкнулась взглядами было учащённым, но не настолько, чтобы разоблачить ложь. Он не лгал, что было ещё хуже. Это означало, что он верил в свои слова. И всё же этого было недостаточно для скорых выводов. — Откуда прибыли драконы? — задала она глупый, но необходимый вопрос, стараясь скрыть подозрение в голосе. Воины переглянулись между собой. — Прилетели конечно же, — с простотой и уверенностью ответил ей легионер. — А их прислужники подоспели на кораблях, мгновенно вошли в дельту Белой реки и заняли порт. Прислужники? Эйла перевела взгляд на юнца, ощущая неимоверную тягу проявить на лице презрение. С трудом воздержавшись, она убрала руки со стола, выпрямляясь до полного роста, и в очередной раз обошла медленным взглядом всех остальных. Они смотрели в ответ. Смотрели с непониманием и даже углублëнным негодованием. Эйла поняла, что не удержится. — Слушайте, вы, идиоты. Вы вообще знаете кто напал на Виндхельм? Или вы отсиживались в винном погребе ярла, когда началась атака? Первым её слов не стерпел старик: — Смени тон, девочка. Могла бы поблагодарить, что тебя вообще вытащили из того хаоса. — Думаю, было ошибкой впускать вас, — тут же поддакнул легионер. — Вам лучше уйти, леди. Последнее его слово оборвало в Эйле единственную оставшуюся струну спокойствия. Леди?! Она — леди?! Из-за того, что она жила и по любви делила ложе с тем кого обожала немалая часть городских душ? Забыв об остатках болезненной тяжести в мышцах и о том, что плащ лежит на её плечах ничем не закрепляясь, Эйла сорвалась с места, в два шага оказалась перед мальчишкой, схватила его за воротник выглядывающей из-под кожаной кирасы куртки, толкнула и вдавила в тканевую стенку шатра, которая тут же податливо продавилась и издала хруст лопнувшей ткани. — На нас напал Драконорождённый, ты, малолетний имперский недоумок! — закричала Эйла, встряхивая недалёкого парня из-за чего плащ окончательно соскользнул с неё и оказался на земле, оголив торс. — Его зовут Мирак, слышишь?! Это он привёл драконов! Они подчиняются ему! Это он привёл их сюда, и он сжёг твоего Легата, а никакой не дракон! Сразу несколько рук схватили её сзади за плечи. На иной исход она и не рассчитывала. Сил вырваться у Эйлы не хватило — всего через секунду её оторвали от замершего в испуганной оторопи легионера и оттащили почти к самой противоположной стене. Юнец тут же грохнулся спиной назад, окончательно разорвав боковину шатра и приземлившись в грязь. — Остынь, девка! — гаркнул тот солдат, со слов которого девушка и начала подозревать об общей непросвещённости. — Умом тронулась что ль? Какой, Обливион тебя дери, Драконорождённый?! — Драконорождённый только один, — закивал головой успевший немного прийти в себя легионер, поднимаясь на ноги, и, не переставая при этом жечь Эйлу сердитым взглядом. — Вам ли не знать, миледи? Драконорождённый — это Довакин, а Довакином зовётся ваш, — он запнулся, вспомнив прежнее замечание, — Корим. Корим Серый. — Корим мёртв! Эйла едва поверила, что прокричала это вслух. Породив эти два слова, язык у неё зажгло так, словно она попробовала на вкус огненную соль. В такт этому ощущению в груди опять объявила о себе пустота, а к горлу вновь подступил душащий ком неподдельного желания поддаться слезам. Хватка солдат за её спиной заметно ослабела. — Это бред, — сказал кто-то — кажется, старик. — Ты точно умом тронулась, девочка. — Вот именно, — заговорил с подтверждением чей-то другой голос. — И какой такой Мирак? Не может быть двух Драконорождённых. Такого со времён императорского рода Септимов не бывало. — И чтоб драконы кому-то подчинялись? — продолжал старец. — Да, у великого Талоса в бытность ещё Септимом, согласно легендам, был дракон. И Довакин Корим, как говорят, летал на змее прямиком в залы Совнгарда. Но такое! Дыхание у Эйлы заглохло в лёгких. О чём она думала? Кто ещё кроме неё, Колдера и Фроднара мог быть к Мираку так близко, чтобы слышать его сознание в совершённом преступлении? Боги, похоже, что никто из жителей — ни эти беженцы, ни те кто остался в Виндхельме — даже не догадываются об истинном кошмаре произошедшего! — Ва́льф, выведи её отсюда. Несмотря на то, что приказ был отдан легионерским мальчишкой, его исполнение не заставило себя долго ждать. Выхватив Эйлу из общей хватки товарищей, старик в несколько быстрых шагов вынес её наружу и поставил на землю там, где она и была, прежде чем оказаться в шатре. Снедаемая ослабевшей злобой, презрением и разочарованием, девушка решительно обернулась, но тут же получила в лицо хлесток от брошенного ей вслед пропитавшегося грязью плаща. Комкая вымокшую и перепачканную грубую ткань в руках, Эйла некоторое время подряд глядела в стену закрывшегося за ней тента, из-за которого теперь доносился разгорячённый спор, а потом опустила взгляд на собственное обнажённое тело. Покрытая пятнами синяков и следами от восстановившихся после полученных переломов рёбер кожа была ничем не чище плаща. Ногти на обеих руках ободрались и изломались — должно быть, из-за прерванного драконом перевоплощения. Её трясло, но причиной тому точно был не холод. «Какой же ты стала жалкой, Эйла Охотница», — проговорил слишком громкий, но всё равно мысленный голос. — «Ну, так и будешь стоять тут и трястись? Слышала как они тебя называли? Девочка. Ты просто напуганная девочка, Эйла Охотница?» Она осознала, что зачем-то закрыла глаза, а когда открыла обратно — всего на долю мгновения ей показалось, что он стоит перед ней: высокий, широкоплечий, одетый в расшитую зигзагами мантию… маска цвета истёртой меди глядела на неё чернотой глазных прорезей. Уродливые отростки на месте рта оставались неподвижны, но в том, что под холодным металлом скрывается улыбка наслаждения почему-то не оставалось сомнений. С полу криком выдохнув из лёгких весь воздух, Эйла накинула плащ обратно на плечи и быстро двинулась в обратном направлении, твёрдо намереваясь поскорее выбраться из этого смердящего отчаянием места. Если ей суждено быть не услышанной — пусть так, но оставаться здесь и в пустую скорбеть она себе не позволит. И Колдеру тоже. И Фроднару, сколь бы тяжко мальчишке не будет от этого.— …Вот так и закончится этот рассказ О том, кто полсвета в крови утопил. Навеки умолкнет его чёрный глас — Злодея, который себя лишь любил.
Куплет завершился как раз в тот момент, когда Эйла вновь проторяла себя дорогу через плотную толпу. В этот раз, к счастью, всеобщее волнение отвлекло от неё нежелательное внимание — зрители одобрительно восклицали и хлопали в ладоши, судя по всему проникнувшись словами выступающего барда о веселье. Глупцы. К своему удивлению, на скамейке, помимо Колдера и теперь уже в голос рыдающей старухи, Эйла увидела и Фроднара. В отличие от хускарла лицо мальчика было прямо-таки пунцовым, словно он долго сидел перед горящим камином или жарким костром. — Благодарю вас, дорогие друзья! Благодарю! — восклицал занимающий своё старое место под деревом бард, отпуская в толпу поклоны и недостойные (по мнению Эйлы) мужества реверансы. Стараясь не обращать внимания на купающегося в лучах славы музыканта и одобрительный гогот толпы, Эйла прошла вдоль строя людей и приблизилась к хускарлу и приёмышу. — Мы уходим, — заявила она, чем сразу привлекла внимание обоих. — Колдер, сможешь достать оружие и какую-нибудь одежду? Мужчина несколько секунд смотрел на неё с непониманием, потом покосился на сидящего рядом мальчика и лишь затем кивнул. Встать ему удалось с трудом, но всё-таки удалось. Вскоре его хромающий силуэт растворился за по-прежнему рукоплещущей толпой. — Ты, — Эйла перевела взгляд на Фроднара, — иди и помоги ему. Я хочу покинуть это мерзкое сборище до полудня. Мальчик повернулся к ней, пару раз хлопнул глазами, но не ответил. Продлив это молчание на десяток секунд, Фроднар снова сосредоточил взгляд на барде. — Ты слышал меня? — почти вспылила она. — Слышал, — пробурчал юноша. — Но я не буду ничего делать. Я не хочу уходить. Эйла едва удержала на месте челюсть. Речь Фроднара была настолько невнятной и разбитой, что догадка сама скользнула к ней в голову, не оставляя при этом даже намёка на сомнение. — Ты пьян? — сама не зная зачем, девушка опустилась рядом с воспитанником на бывшее место Колдера и, схватив его за плечо, как следует тряханула. — Отвечай мне, поганец! Кто тебе налил?! К ещё большему изумлению Эйлы Фроднар резко вывернулся из-под её руки, вскочил со скамьи и отошёл на шаг. Лицо у него искажала самая настоящая злость. — Там Дри́на умерла! — закричал он так, что сумел на миг заглушить голосящую кругом толпу. — Астил и Древир вообще не выбрались из города! Там мои друзья погибли, Эйла! — в противовес злобе глаза Фроднара наполнились слезами. — А знаешь что — ступай и сдохни там же, где тебя этот маскоголовый чуть было дракону не скормил! Никогда не понимал, что отец нашёл в тебе! Ты холодная, жёсткая и резкая, а ещё… Мальчишка запнулся, подавившись собственным криком, закашлялся, скрючился, схватившись за живот, и почти сразу же исторг на землю перед собой всё содержимое желудка. Эйла наблюдала за происходящим, пока Фроднар не откашлялся остатками рвоты и лишь по окончании всего этого — встала и приблизилась. — Следи за языком, крысёныш, — ядовито высказала она, но тут же схватила мальчика за затылок и притянула к себе, заставив его упереться лицом в плащ. Фроднар заметно напрягся, но не отстранился и через несколько секунд просто заплакал, топя всхлипы в укрывающей тело Эйлы шкурной ткани. Не уверенная в верности своих действий, девушка погладила его по растрёпанной и местами перепачканной грязью светлой шевелюре. Не то чтобы он этого заслуживал, просто ей не хотелось разбираться с его истерикой при всех, да и успокоить его надо было до того, как отправляться в дорогу. — Вы молодцы, дорогие друзья! — послышался уже начавший отдавать зудом в зубах у Эйлы голос барда. — Как я уже сказал, поддаваться отчаянию — последнее дело. Верьте в лучшее и тогда всё вернётся на круги своя! — музыкант вновь украсил свою речь одиночным аккордом. — Верьте, добрые жители Виндхельма, что боги смилостивятся над нами и вернут к нам героя, что защитит нас от драконьего пламени! Послышался новый аккорд лютни, за которым последовал ещё один. И ещё один. Прежде чем Эйла распознала слишком хорошо знакомую мелодию, толпа людей поддержала барда ликованием, а сам он запел:— Поверь, поверь, вернётся герой, В груди его пляшет драконья кровь. Он страха не ведал на тёмном пути, Пусть зло стережётся — он должен прийти!
Эйла осторожно оттолкнула Фроднара от себя и, сосредоточив взгляд на сидящем поверх бочки музыканте, зашагала к нему. Кажется, мальчишка окликнул её, но ей было всё равно. Уши слышали только пронзительный визг лютни и клокот крови в висках. Бард и не думал останавливаться:— Когда в небо взмоют два чёрных крыла, И пламя надежды спалит все дотла; Когда брат на брата войною пойдёт, Вернётся герой — мир земле принесёт!
Эйла осознала, что часть вопящих голосов из числа зрителей замолкла, а боковым зрением заметила несколько пальцев указывающих на неё. Ну и плевать! Пусть смотрят.— Довакин, Довакин, древний север пред ним, Его клич в склонах гор множит каменный хор. Бой кровавый ему рок сулил не один, Рёв дракона стрелой в сердце ранил…
Ударом ноги Эйла выбила бочку из-под задницы музыканта. Бард с испуганным вскриком повалился на спину, а его лютня, издав визг сорвавшейся мелодии, брякнулась рядом. Не долго думая, девушка схватила инструмент за край грифа, замахнулась и со всей доступной силой ударила расписным оголовьем о ствол дерева. Удостоверившись в том, что лютня ещё цела, она повторила опыт снова. После третьего раза — когда струны оказались сорваны, а корпус разлетелся щепками — Эйла швырнула обломком в барда, попав тому в грудь. — За что, сударыня? — проскулил музыкант, не поднимаясь подхватывая обломки инструмента и с тоской взирая на них. — О, боги, за что вы так? В адрес Эйлы посыпались чёрные оскорбления со стороны и женских, и мужских голосов. Она оглядела взорвавшуюся гневом толпу, но злиться самой ей уже не хотелось — большая часть ярости была вымещена на лютне. — Что здесь происходит? Знакомый голос заставил Эйлу вернуть взгляд обратно в сторону скамьи, а сходящую с ума от негодования толпу почти мгновенно затихнуть. Общество Фроднара, старухи и состоятельной части беженцев дополнилось фигурой того самого молодого легионера, которому она успела и вслух, и физически высказать своё мнение о его собственном. — Вот ты им и расскажи, — громко огрызнулась Эйла в ответ. — Давай же, малыш, расскажи этим людям, что произошло! Пусть они узнают, что случилось на самом деле! — Зверь! Эйла замолкла и обернулась на прозвучавший голос. Толпа зашлась ропотом, но никто не двигался с места. Кроме одного. Девушка с частичным изумлением рассматривала тощего старика с почти полностью облысевшей головой и заметно выпирающим со спины горбом, прикрываемым поношенной временем одеждой. Скрюченный старец ковылял в её сторону, вытянув перед собой левую руку, одним пальцем которой указывал точно ей в грудь. — Звереет она, добрые люди! — зашёлся он хрипучим, но всё равно громким голосом. — Неспроста её злоба так берёт! — старик остановился буквально в двух шагах от неё, развернулся и махнул другой рукой, словно хотел обхватить ею толпу, продолжая при этом тыкать пальцем в девушку. — Своими глазами видел тогда — на площади! Вопреки воле у Эйлы ёкнуло сердце. Пожилой горбач продолжал: — Меня толпа в первые ряды затолкала — туда, где крылатые чудища были, я и увидел. Один из врагов этих — в маске — стоит над нею, говорит что-то, потом отворачивается, а она, — старик ещё несколько раз повторил тычущий жест, указывая на Эйлу, — вдруг расти начала! Верьте, люд добрый, всё видел своими глазами: спина у неё выгнулась, руки длинные стали, точно великанские, когти на них выросли, а лицо этаким… вытянутым стало! Эйла забегала глазами по толпе. Все неотрывно следили за речью старика, кто-то шептался, некоторые редкие голоса что-то выкрикивали. Её взгляд замер на Фроднаре. Мальчишка смотрел на неё выпученными, покрасневшими глазами и не шевелился. Рот у него был приоткрыт, выражая негодование. — Зверь она! Зверь в человечьей плоти! — голосил старик. — Никак по ночам из города уходила да скот ваш, добрые люди, забивала! А убийства те, помните? Девах молодых резал безумец какой-то! Не она ли? Нет, хотелось крикнуть ей, но слова неожиданно застряли в горле. Не в силах выдавить ни звука, Эйла продолжала в панике озираться, понимая что люди начинают принимать слова старца на веру. Последняя часть его рассказа, конечно, была бредом, и, наверняка, половина Виндхельма знала, что это так — ведь упомянутого стариком убийцу, прозванного «Мясником» разоблачили и убили. Причём сделал это сам Корим. Однако всё остальное она не могла никак опровергнуть, кроме простого отрицания. — Боги свидетели моему уверению, люди! — старик опять повернул к ней свою обезображенную преклонным возрастом голову и, наконец, опустил руку. — Гоните её отсюда, покуда не поздно! Зверь она! Зверь! Эйла проглотила всё, что яростно забурлило в ней из-за неожиданной попытки разоблачения и поспешно сдвинулась с места. Подойдя ближе к Фроднару, девушка спокойно хлопнула мальчика по плечу и подняла взгляд, разыскивая в толпе Колдера. Но хускарла было не видно. В то же время толпа людей всё громче и громче заходилась криками, но далеко не все из них теперь были слепо разъярены — слух Эйлы улавливал негодование и даже слова, направленные на убеждённость в безумстве оговорившего её старца. Голоса людей, которые, видимо, узнали её, интенсивно спорили друг с другом. — Что вы скажете на это, леди Эйла? Она подняла взгляд и посмотрела в глаза приблизившемуся к ней и Фроднару легионеру. Одну руку имперский юнец держал на рукояти пока что вложенного в ножны меча. Готовая в любой момент оттолкнуть Фроднара или увернуться от возможного удара, Эйла сделала демонстративный, но почти незначительный шаг вперёд и со всей доступной искренностью произнесла: — Скажу, что если вы останетесь здесь, а немедленно не продолжите путь, то драконы Мирака настигнут вас и перебьют всех окончательно. Ощутив крепко сжавшие её запястье пальцы Фроднара, Эйла отступила. В этот же момент она заметила движение в толпе справа от себя. Повернувшись, девушка к невероятному облегчению увидела Колдера, протискивающегося сквозь плотные ряды людей. Хускарл вновь был при оружии и облачён в доспехи. В одной руке он нёс небольших размеров мешок, а через плечо другой у него были перекинуты лук и колчан.***
Нести всё самой было непросто, но бо́льшая часть повреждений и ран окончательно залечились, а прежние силы всё охотнее откликались на зов. Колдер старательно делал вид, что всё в порядке, однако Эйла прекрасно понимала насколько плохо ему ощущается доспех поверх незаживших ран и решительно отказалась от помощи в переносе собранных припасов, обязательно для себя решив, что в ближайшее время нужно будет поискать в округе подходящих для изготовления простейших припарок лечебных трав. Фроднару она тоже решила дать шанс прийти в себя после первого знакомства с вином, которого, как ей удалось у него выпытать, мальчишка наглотался вместе со скорбящем по умершей дочери Инлилом Рилано. Они двигались медленно и в абсолютном молчании, которое могло прерваться разве что редкими тяжкими вздохами Колдера. Эйла могла лишь благодарить судьбу за столь тихую обстановку. Видят боги, ей нужно было успокоиться после всего произошедшего и всего того, что она учинила в лагере беженцев. Полуправдивая бравада старика не изменила бы её решения поскорее уйти, но заставила невольно осознать, что своей выплеснувшейся яростью она действительно была обязана волчьей крови. Тем не менее, добровольцев отправиться вместе с ними не нашлось. Это и к лучшему — втроём они быстрее доберутся. И всё-таки, идти пешком было далеко не самым лучшим вариантом. Всего через пару дней, когда её силы окончательно к ней вернутся, она могла бы обратиться и, благодаря этому, существенно ускориться, но оставлять Колдера и «пасынка» без присмотра было никак нельзя. Оставалось надеяться на маловероятную удачу встретить по дороге торговцев или других беженцев, с которыми им будет по пути, и у которых будет повозка или хотя бы свободные для одного седока конь или осёл. Периодически Эйла отрывала взгляд от бесконечно-тянущейся дороги и с одновременными восторгом и раздражением разглядывала горную громаду во многих милях пути впереди. Глотка Мира была для них главным ориентиром. Отсюда — с тундровых равнин Истмарка — особенно в пасмурные дни, в своём «росте» гора казалась бесконечной, но Эйла знала наверняка, что вершина у неё есть, как знала и то, что легенды о соприкосновении её пика с самим Этериусом — всего лишь пустые байки. Она знала это благодаря Кориму, ведь её любимый лично поднимался туда. Именно там, на самых высоких склонах, где холод был в разы сильнее того, что царит на северных берегах Моря Призраков, располагался Высокий Хротгар — древний монастырь Седобородых, мастеров Пути Голоса, что несколько лет назад призвали Корима к себе для обучения и указания ему на первые знаки его судьбы. Всякий раз думая об этом, Эйла задавалась одними и теми же вопросами. Воистину, Седобородые наставили Корима на верный путь: на путь обучения его природному дарованию в познании ту`ума и путь спасения не только Скайрима, но, вероятно, и всего остального мира от власти Алдуина. По их наставлению Корим встретил их вождя — живущего на самой вершине Глотки Мира Партурнакса — дракона, что ждал его пришествия тысячелетиями, дабы дать последние перед судьбоносной битвой советы о поиске Древнего Свитка и сути возвращения Алдуина в мир. Но знали ли Седобородые или даже сам Партурнакс о том, что ждёт Корима впереди? Предупреждали ли они его об опасности, что таилась на Солстейме? Знали ли они о Мираке? В конце концов, слушал ли он их? Уж кто, а Эйла знала каким Корим мог быть недоверчивым по отношению к пророчествам. Все эти вопросы можно было бы смело разбить на ещё большее их количество и погрузиться в раздумья на бесконечно долгий срок, но Эйла натвердо решила не забивать себе голову всем тем, что она уже никак не могла исправить. Всё это уже произошло. Более того, произошло не с ней. На её долю выпало лишь то, что Корим оставил после себя. Что они вместе оставили… С одной стороны, цепляться за это, означало ещё глубже погружаться во мрак отчаяния. Но с другой… Лишь так можно сделать то, чего не смог сделать он. Для Корима этот путь был загадкой, решение которой ждало в самом его конце. Для самой Эйлы загадка изначально была бессмысленна, а ответ к ней изменён в единственную возможную форму. В месть — справедливую кару на голову Мирака за то, что он сделал. Сначала с Коримом, а теперь и с Виндхельмом. Осознавать это было так же просто, как и смотреть на Глотку Мира впереди — Мирак не остановится на одном городе и вскоре протянет руки дальше. Несомненно, скоро его имя зазвучит по всему Скайриму, и когда это произойдёт, Эйла должна быть готова к этому. И она будет готова. Пусть услышат её все существующие боги — она будет готова ко всему, что он может обрушить на неё!***
Она догадывалась, что он не спит. Фроднар слишком часто ворочался для спящего, да и стук его сердца говорил в пользу этого вывода. Несколько раз Эйла практически поддавалась желанию заговорить с мальчишкой — хотя бы для того, чтобы обсудить его поведение, но потом девушка чётко вспоминала всё сказанное им тогда и сразу отказывалась от прежней мысли. Опьянение здесь было не причём. Катализатором его слов послужило то же самое чувство, что испытывала и она сама — боль от потери близких, а вино лишь придало свободы разуму и глупой храбрости. Фроднару действительно стоило набраться сил, а Колдеру и подавно. Проследив за лежащим в нескольких шагах от мальчика мужчиной, Эйла снова вслушалась в их сердцебиение. Удивительно, что Колдер вообще умудрился заснуть в таком состоянии. Насмотревшись на подрагивающие от борьбы организма с болью мышцы хускарла, Эйла тихо подкинула в костёр заготовленного хвороста и поднялась с земли. Пожалуй, ей стоило исполнить свои намерения на счёт лечебных трав для Колдера как можно скорее, а иначе верный страж Корима может не выдержать запланированного ими пути на запад. В том, что зверь в ней по-прежнему беспокоен и изломан Эйла не сомневалась, слыша его жалобный вой всякий раз, как опускала веки глаз. По достаточно долгому опыту жизни в Истмарке (в том числе и по опыту недавно оборвавшейся всем произошедшим охоты) забыть об опасностях тундры и её предместий было бы высшей беспечностью. Поскольку обращаться было нельзя, она вновь отдала предпочтение луку, с помощью которого минувшим днём подстрелила крачку, уже отслужившую им свою службу на ужине. Отойдя от места их ночной стоянки совсем немного на юг, Эйла убедилась, что воздух вокруг не пахнет чем-то бедовым и только после этого принялась осматривать скудную растительность на предмет подходящих трав. Надеяться на что-либо особенное она не собиралась, но в сложившейся ситуации даже до банальности простого горноцвета в среднем количестве будет достаточно, чтобы Колдеру стало, как минимум, легче. Расщепляя и анализируя обострённым нюхом ароматы различных растений, и, осматривая таким же обострённым взглядом каждый ярд вокруг себя, Эйла оказалась приятно удивлена, когда распознала тонкий кисловатый след. Так мог пахнуть только виноград «Джазби». Следуя на этот запах, девушка быстро отыскала небольшую трещину в земле, на глубине которой собралась проступившая из глубин вода. Там же — на маленьком «островке» и самом краю миниатюрной расщелины — росло несколько колючих кустиков. Вслепую ощупывая пространство под мелкими листиками, Эйла собрала около десятка достаточно крупных тёмных приплюснутых шариков. Сам по себе этот виноград был слишком кислым, но его сок содержал вещество, стимулирующее ускорение распространения полезных веществ по крови. В свою очередь, это означало, что если Эйле повезёт найти ещё и изначально входящий в её надежды горноцвет, то можно будет изготовить даже не припарку, а малую дозу простейшего зелья, используя сам сок в качестве жидкости. Практически воодушевлённая своей удачей, Эйла продолжила осматривать территорию вокруг лагеря, в конце концов позабыв поглядывать на свет оставшегося позади костра. Слабость волчьей силы и излишняя сосредоточенность на запахах, несомненно, также сыграли свою роль. Она даже не расслышала его шагов. — Эйла. Она раздражённо вздохнула и обернулась. Фроднар смотрел на неё совершенно лишёнными сонной тяжести глазами, чем лишь в очередной раз подтвердил её догадки. В остальном же, выражение лица у него было потерянное. — Иди спать, — как можно менее сурово отозвалась Эйла. — До Вайтрана путь неблизкий. — Я хочу знать, Эйла, — тон Фроднара не давал причин сомневаться в теме грядущего разговора. — У меня уже были догадки, но я не хотел выкладывать их отцу и… и, тем более, тебе, — он глубоко вдохнул через нос и медленно выдохнул. Эйла чувствовала как его почти трясёт от перевозбуждения. — То, что говорил тот старик — правда, да? Девушка перебрала собранные ягоды в ладони, считая их точное количество. Юность Фроднара давала его умению держать язык за зубами определённую слабость, однако, учитывая всё произошедшее… От одних только воспоминаний о том, как она пробиралась по сотрясаемому паникой и хаосом Виндхельму, и одного лишь осознания того могущества, что было доступно Мираку, имеющему власть над драконами, у Эйлы немело нутро. С другой стороны, если такое будет происходить повсеместно — а оно, несомненно, будет — то так ли уж важен секрет, что хранили их предшественники, а сейчас хранит она и ещё две живые души? — Правда, — решившись, ответила она. — Только не всё, что этот старый пёс говорил. К её удивлению, реакция Фроднара была совсем не такой эмоциональной, как ей думалось. Мальчик просто кивнул. — И отец? — Да, он тоже. Мы связаны, — Эйла осеклась и качнула головой, прогоняя след душевной горечи, — были связаны кровью. Можно сказать, что в этом плане он приходится мне сыном. — Вервольфы, да? — всё так же спокойно вопросил Фроднар. — Я читал про разновидности ликантропов. Можешь не верить, но иногда ваш с отцом вой был громче, чем вы себе представляли. А ты всегда нервничаешь при полных лунах. Слова мальчишки одновременно и разозлили её и удивили. Наблюдательности в нём было хоть отбавляй. Эйла уже хотела было повторно указать Фроднару на необходимость выспаться, когда неожиданно расслышала отдалённый стук копыт. Забыв об откровениях перед приёмышем и о поиске трав, она обострила слух. Сначала совсем слабо, но, постепенно набирая интенсивность, окружающий мир открылся для неё, подарив звуки всего, что окружало их на многие и многие мили вокруг. Услышанное почти сразу повергло её в ужас. — Назад, быстро! — рявкнула она, впопыхах убирая собранный виноград в карман на боковой стороне куртки, и, срываясь с места. Фроднар удивлённо хмыкнул, но задерживаться не стал. Эйла остановилась прямо на дороге. Велев Фроднару разбудить Колдера, девушка вновь обратилась к звуковой картине мира, и та предстала слуху жуткой какофонией, главное звучание в которой принадлежало человеческим голосам. Их крикам, если быть точнее. — Что случилось? Эйла даже не обернулась на пробудившегося и вставшего рядом с ней хускарла. Вместо этого она сосредоточенно пыталась отделить от ужасного грома переполненных страхом, мольбами и отчаянием возгласов тот звук, что привлёк её изначально. Убедившись в его направлении, девушка приготовилась. Два коня появились из-за холма, по которому изгибалась уже преодолённая Эйлой, Колдером и Фроднаром ветвь дороги. Скакуны неслись с бешеной скоростью, параллельно друг другу, не щадя подков и своих сил. Они были оседланы и при уздечках, но всадников верхом не было. Столкнувшись с возникшей на пути перед ними Эйлой, кони резко сбавили ход, но останавливаться полностью, похоже, не собирались. Эйла уже была уверена, что они сейчас промчаться мимо или даже собьют её, но тут очень кстати к делу подключился Колдер. Мужчина выставил перед собой согнутые руки в успокаивающем жесте и замер. Уже через несколько секунд кони остановились. — Тише-тише, — едва слышно шептал Колдер, осторожно поглаживая того скакуна, что был ближе к нему. Эйла старалась следовать его примеру, но жеребец явно был не в восторге от ощущаемой в ней толики звериной природы и норовил отвести морду прочь от прикосновений девушки. Оба коня тяжело дышали после такого бега и обильно брызгали по сторонам слюной. — Чьи они? — спросил молчавший и стоящий всё это время в стороне Фроднар. Эйла не собиралась отвечать прямо, да и не могла, будучи всё ещё частично сосредоточенной на том, что происходило к востоку от них. От многоголосных криков ей успешно удавалось отделить хлопки крыльев, рычание утроб и слишком хорошо запомнившиеся слова на драконьем наречии, способные породить пламя, мороз, вихри ветра, поглощающую жизненные силы ауру и прочую опасную магию. — Проще говоря, — всё же подала она голос, отсекая слух от творящегося в отдалении кровавого хаоса, — зря их хозяева не последовали за нами, — Эйла на секунду зажмурилась, осознавая определённую абсурдность того способа, которым хотела объяснить мальчишке суть. — Или можно сказать, что тот певун был прав с самого начала — нити судьбы бывают очень жестоки.