Игры с кровью

      Совершенство. Оно не было его целью, потому что стремление к подобному — это вечное движение вперёд в слепой надежде вот-вот увидеть конец пути. О нет, Мирак не желал, чтобы его будущим миром правило совершенство — холодное, с жестоким упорядочивающим ликом и слепым повиновением. По крайней мере, не полностью. Конечно, самых упёртых и непокорных придётся усмирить, лишить воли навсегда и сделать вечными исполнителями, но Мираку искренне не хотелось поступать так слишком со многими. Мир без свободы, без случайностей, без крошечных проявлений эгоизма и дерзости… без воли. Это будет не живым миром, а крошечной заводной шкатулкой, в которой всё всегда происходит так, как было задумано её создателем, соединившим все шестерни и натянувшим пружины. Примерно таким очень древние и очень тайные манускрипты в Апокрифе описывали План Порядка, когда-то принадлежащий ныне поверженному и извращённому Джиггалагу. Даже Принцы Даэдра могут ошибаться, и Мирак всегда восхищался этой необыкновенной истиной, которая делала Лордов Обливиона во многом похожими на смертных — эгоистичными, зацикленными на сферах своей власти (как смертные на пороках) и слепыми, обречёнными вечно действовать тем единственным образом, который определяется их сутью и природой.       Мирак вовсе не желал видеть ни Тамриэль, ни тем более весь Нирн уподобленным ныне несуществующему Плану Порядка. Он не желал делать рабами всех, лишь самых непокорных; не желал доводить все законы нового мира до абсолюта, лишь некоторые — самые важные; не желал быть тираном, которого будут ненавидеть, но хотел быть владыкой — учителем, к которому станут прислушиваться, уважать и, если надо, бояться. В этом была его судьба, право на которую он отвоевал тысячелетним пленением в Апокрифе. Покорные будут служить примером, а непокорные… тоже примером, но в немного другой форме — поучительной, ещё более наглядной и более суровой. Имея огромный запас времени на осмысления этого, Мирак давно поклялся себе, что не станет требовать от своих слуг и подопечных слишком многого, но будет направлять их, когда им потребуется помощь и совет. И сейчас был как раз такой момент — миг, когда в его вмешательстве нуждались.       Вести о том, что южные владения начинают захлёбываться под натиском глупого вторжения из Морровинда, Мирака вовсе не обрадовали. Признаться, он недооценил обе стороны: и военную готовность своих слуг, и стремительность тёмных эльфов, объединившихся под одним стягом и прущих теперь сквозь границу, как поток селевой грязи с гор в сезоны дождей и оттепелей. Хотя, стремительность ли? Отнюдь, это просто глупая инициатива, вдохновлённая жалким подобием справедливости. Зачинщиками, несомненно, являлись слезливые политики из Дома Редоран, которых внезапно лишили куска земли. Земли, принадлежащей ему, а не им, между прочим. Разумеется, Мирак уже распорядился отправить обратно на Солстейм несколько кораблей с подкреплениями и двух драконьих всадников, дабы оставшиеся там слуги не оказались в меньшинстве, если серокожим взбредёт в голову явиться и туда. А им взбредёт — сомневаться не приходится. До сих пор тревожных сигналов с острова не доносилось, а значит у него есть немного времени. И Мирак собирался потратить это время с толком — действовать нужно было так, чтобы чужаки усвоили урок раз и навсегда. Очищение Виндхельма от данмеров было лишь первым шагом — вступительным, он должен был показать захватчикам серьёзность намерений. Оставалось ещё два шага — каждый шире и поучительнее предыдущего. И суровее, разумеется.       Планировать долго не пришлось. Второй шаг он мог осуществить самостоятельно, а вот третий… В распоряжении Мирака были накопленные в Апокрифе знания, могущество драконов, чей опыт он впитал, поглотив их сущности. Но всемогущим он не был, как ни посмотри. Способным на многое — да, но не на всё. Ему не были подчинены абсолютно все таинства магии и жизни. Конечно, со временем он познает и их, однако кое-что из этого требовалось уже сейчас, а на обучение лишнего времени не имелось. Не было ничего позорного в том, чтобы обратиться за помощью, тем более если помощник мог явиться по одному единственному зову. Поначалу Мирак думал о том, чтобы посоветоваться с Авгуром, ведь пленённый мудрец был ничем иным, как воплощением знаний. Но нет, то была иная сфера — Авгур не накапливал в себе секретов, которые требовались Мираку сейчас. Более того, Авгура следовало приберечь на будущее. Вне всяких сомнений, его участие понадобится позже, может, в ещё более грандиозном деле.       Как и ответы на многое другое, верное решение таилось внутри самого Мирака — в той его части, что стала им, когда он поглотил не одинокую драконью душу, а уподобленную его собственной, закалённую смертным разумом и объединяющую в себе сущности многих крылатых тварей. Ответ ему подсказал Довакин, если можно было так выразиться. Сам Корим Серый, конечно же, не являлся воплощением бесконечного могущества, ибо был слишком молод, но обязательно мог стать таковым, не отними Мирак у него право на существование и власть. Память и знания Довакина окончательно укоренились в его разуме, став с ним единым целым. О, будь Мираку дело до таких глупостей, он бы обязательно написал целую книгу, посвящённую биографии Корима. Забавно было бы: написать и отправить её в Апокриф — на потеху Хермеусу.       Воистину, пережитое Довакином за неполные тридцать лет жизни — особенно последние его годы, проведённые в Скайриме — во многом было чем-то удивительным. Но сейчас Мирака интересовала лишь одна, совсем маленькая глава его истории. Та, что связывала Корима с драконом, но далеко не с самым обычным, а таким, который в своей безмерной гордости (и глупости) умудрился по-особенному отличиться от иных крылатых собратьев.       Откровенно говоря, Мирак хотел провести эту ночь рядом с Тафирой, ведь девочка заметно окрепла после гнусной попытки данмеров отнять её у этого мира. Но, вопреки его планам, ко двору явился гонец, передавший через Тэрина сообщение о трудностях в Рифте, где был потерян приграничный аванпост. Эльфы приближались к Рифтену, ими был убит один дракон и загублено немало пехоты, а спешно высланные из города разведчики оказались беспомощными перед невероятно дерзкими налётами вражеских оппонентов, быстро рассредоточившихся по лесам. Надо признать, главнокомандующие данмеров действовали умело.       Окончательно взвесив собственное решение, Мирак пришёл сюда — далеко за черту города. Около полутора мили от стен Виндхельма, вниз по течению Белой реки, в укрытии ночи и снега. Сейчас был далеко не тот момент, когда стоило демонстрировать своё могущество на глазах у мирного люда. Страх перед ним должен иметь свои границы, а не ослеплять. Если его увидят, то… возможно, кто-то и найдёт в себе силы восхититься, но кто-то обязательно придёт в ужас. Иными словами, лучше соблюдать осторожность.       Мирак выбрал небольшой заснеженный пустырь. Ниже по склону начинался берег реки, выше произрастала жалкая, едва ли достойная своего природного титула рощица, а в отдалении на северо-востоке начинался негустой, но уже полноценный лес. Если кто и мог увидеть Мирака здесь, то это были бесполезные и неопасные животные: например, ледяные приведения, стайки снежных волков или снующие по берегу жирнобрюхие хоркеры.       Он сосредоточился, взвешивая каждое из трёх задуманных к произношению слов. Имя нужного дракона было похоронено нынешним временем, но Мирак помнил его из тех хроник, что велись Драконьим Культом. Лишь став провозвестником воли дова и наместником Солстейма от их имени, Мирак сумел узнать правду, которую остальные жрецы тщательно прятали от низших служащих. Для них это был секрет, который следовало беречь ради поддержания власти, но для Мирака это была истина — ещё один знак того, что драконы горды, самовлюблены и порочны, а потому не должны править. Среди сородичей этого дракона именовали смутьяном, склонным к запрещённым искусствам, однако неодобрение братьев его, похоже, не останавливало. Когда власть Культа была свергнута, он скрылся, спасаясь от гнева победивших в Войне Драконов людей, затаился и продолжил погружаться в интересующие его познания. Это и привело к тому образу существования, в котором он пребывал прямо сейчас.       Имена на драконьем языке отражали достоинства каждого. Мирак это хорошо знал, оттого и дал девочке с улиц Рифтена созвучное с древним диалектом имя — не унижающее её за воровство, но восхваляющее ту волю, которую она проявляла многие годы, чтобы выжить. Однако встречались и исключения. Иногда имя отражало пороки своего носителя. Даже в ушедшей древности, среди высших жрецов Культа могло встретиться подобное, причём, не раз. Например, вошедшие в не самые славные легенды прошлого Кросис и Хевнорак: первый, будучи полжизни замкнутым и столь сильно поражённым печалью и тоской по погибшей семье, отказался от почётной гробницы в личной усыпальнице, предпочтя посмертное уединение на вершине горы; второй же, запомнившийся настолько вопиющей жестокостью, что та помогла родиться слухам о его своевременном возвращении в мир живых, обещающем всем вечные муки и правление бесконечного зла. Таким же образом обрастали именами и жизненные устремления драконов. В нынешней ситуации это по-своему забавляло. Дракон, интересующий Мирака, стремился к тёмному аспекту бессмертия, хотя и так был наделён им. Можно смело сказать, что погоня за целью сперва извратила его разум, а затем и саму его суть.       — Dur-NEH-ViiR! — позвал Мирак, мысленно не насмехаясь, а проявляя уважение к этому имени, хоть дракон и не был достоин такового.       Снежная гладь на миг окрасилась тёмно-фиолетовым сиянием. Это был лишь миг, но и его вполне доставало, чтобы ощутить соприкосновение этого мира с тёмным измерением. Как резонно и иронично — Мирак снова связывался с Обливионом, разве что, обращался он в этот раз не к полноценному плану и его Принцу, а к карманному, сотворённому много позже остальных и менее могущественными существами. Впрочем, владыки Каирна Душ его совершенно не интересовали. Важен был лишь тот, кого они у себя удерживали.       Он появился из всё того же сияния — сформировался сперва в образе переливающегося силуэта, состоящего из одних только полупрозрачных линий, а затем приобрёл собственный цвет и занял уже полноценное место на заснеженном пустыре. Невидимый взрыв, возникший при соприкосновении двух сфер бытия, породил импульс, заставивший снег разлететься в стороны подобно морским волнам. Мирака осыпало с ног до головы, но поток холодной стихии оказался недостаточно сильным, чтобы как-либо толкнуть или заставить просто покачнуться. Спокойно смахнув снег с лица и бороды, Мирак задержал сосредоточенный взор на том, кого призвал в свой мир.       Он выглядел именно так, каким его рисовали воспоминания Довакина. От крылатого рода Дюрневир сохранил одни лишь их очертания — он выглядел словно неумело отлитый в кузнице клинок, сохранивший вид литейной формы, но не удостоенный должной обработки. Корявый, выщербленный, покрытый рубцами и это далеко не все слова, которыми хотелось описать то, что Мирак сейчас видел перед собой. Плоть призванного дракона казалась тонкой, лишённой мышц, едва облепляющей кости, чешуи не было вовсе — она расплылась и смазалась в один сплошной покров тошнотворно-мшистого цвета, из-под которого сочились и падали на снег капли зелёного гноя. Изогнутые нити мерзких выделений тянулись меж проглядывающими сквозь тончайшую шкуру очертаниями скелета, в то время как крылья казались почти прозрачными, едва ли способными поднять тушу в воздух. Хуже всего был запах. Переполненный зимней свежестью воздух с преобладающими хвойными нотами резко надломился жуткой вонью. Дюрневир пах хуже, чем про́клятые драугры в древних склепах. Жуткий смрад, совмещающий в себе сырость, сладковатый вкус активного разложения, гниения и чего-то ещё, что было невозможно описать — наверное, это был смертельный дух того места, в котором дракон томился жалкие секунды назад.       — Я снова чувствую Su'uM DO KeiZaaL, — разорвал завывание ночного ветра хриплый и натянутый голос. — Zu'u STIN!       Последовала затяжная пауза. Мирак поджал губы, ожидая, когда дракон соизволит его заметить. Ждать пришлось недолго. Уже через каких-то две-три секунды на него смотрела изуродованная морда. Ему пришлось подключить силу воли, дабы скрыть отвращение, ибо лик Дюрневира выглядел ничем не лучше остального его тела: повторяющий форму вытянутого черепа, истерзанный впадинами-нарывами, переполненными блестящим зелёным гноем. На искорёженной форме драконьей морды с трудом можно было разобрать ноздри и глаза. Вторые выглядели особенно отвратительно — два выпученных, лишённые век шара с угадывающимися вертикальными зрачками, но имеющие тот же омерзительный цвет, что и всё остальное тело, словно очи были частью общей плоти, а не органом, дарующим зрение.        — Ты не QahNaaRIN Корим, — в такт произнесёнными словам Дюрневир сместился правее, расчертив крыльями снег формой нескольких замысловатых узоров. — Нет, ты не он, но… в тебе чувствуется его след. Будто его… VOKUN.       — Ты прав, дракон-лич, — не замедлил ответить Мирак, вполне удовлетворённый тем, что призванный недо-ящер сразу почувствовал в нём связь с Довакином. — Корима Серого больше нет, но он часть меня, как и многие твои бывшие сородичи.       В ноздри Дюрневира с мерзким хлюпом ворвался воздух и с таким же звуком вышел обратно через чуть приоткрывшуюся пасть, полную сгнивших, но всё равно держащихся в полуразложившихся дёснах клыков. Слипшиеся с глазницами очи дракона чуть повернулись, задерживая взгляд на Мираке, но зрачки в них остались неизменными и неподвижными. Мирак понимал, что тот делает и не собирался ему мешать. Пусть он сам поймёт всё — возможно, это даст кое-какие преимущества в их дальнейшем разговоре.       — HI LOS DOVahKiiN, — прозвучало через секунду вполне ожидаемое заключение. — Но тебя метит иное TiiD. Твои одежды пошиты забытым Культом, а твой Mind несёт отпечаток далёкого прошлого и затронут запретным знанием. Его касалась VULOM DO DeyRA.       — Как и твоего, — Мирак чуть кивнул, — разве нет?       — Мы говорим о тебе, — как будто раздражённо отрезал Дюрневир, и его полумёртвая туша отодвинулась назад, добавив разделяющему их расстоянию полдесятка ярдов. — Ты забытый DOVahKiiN. Тебе нарекли TahRODiiS.       Мирак позволил себе улыбнуться и кивнул повторно.       — Полагаю, ты слышал обо мне, когда был хозяином своей судьбы, а не рабом Идеальных Повелителей. Знаю, для драконов время ощущается иначе, но, согласись, это было давно.       Длинная шея Дюрневира, скрипя позвонками и хлюпая гноем и липкой кожей, вытянулась вверх. Морда дракона приподнялась, направляя взгляд иссохших глаз к пасмурному небу. Замерев в таком положении на несколько секунд, Дюрневир вновь зазвал через ноздри воздух, и Мирак готов был поклясться, что расслышал, как сокрытые от взора лёгкие дракона с приглушённым сипением полностью раскрываются и схлопываются обратно, символизируя глубокий вдох.       — Nii LOS VahZEN, — опять зазвучавший голос передал практически нескрываемую тяжесть. — Моё восприятие искажено и сломано, — медленно и неспешно, но голова дракона вернулась в прежнее положение. — Ты прав. Я знал твоё имя в прошлом. Верный жрец, не оправдавший ожиданий DOV. Ты был повержен очень-очень давно.       — Я жив, как видишь, — Мирак медленно двинулся влево, не отрывая взгляда от крайне необыкновенного собеседника. — Да, я был повержен, но отслужил своё поражение и вернулся, чтобы продолжить начатое.       — Тебя считали безумцем, — перебивая, вставил дракон. — Высшие DOVah сошлись во мнении. Твои планы были разрушены.       — Заторможены, — поправил Мирак, возвращая себе слово. — Мир ждут великие перемены, и этого уже никто не изменит.       Он остановился, обогнув четверть той области, которую занимал Дюрневир. Сам дракон не сдвинулся с места, но поворачивал ему вслед голову, наблюдая. Вновь встав к нему лицом, Мирак продолжил:       — Ты, вероятно, гадаешь для чего я призвал тебя?       Пасть Дюрневира опять чуть разомкнулась, демонстрируя ряды гнилых зубов. Был это угрожающий оскал или просто случайный и бессмысленный жест — оставалось непонятно.       — Сила твоего ZUL покоряет волю DOVah. Нет причин сомневаться, что ты хочешь покорить и меня, — выговорив это, дракон отвернул голову, словно разговор был ему неинтересен. — Твоя Kah также велика, как у DOV.       И опять Мирак был вынужден улыбнуться. Воистину, не было ничего смешнее чужой наивности. А наивность дракона! Это уже нечто по-настоящему впечатляющее.       — Но ведь ты особенный, не так ли? — его слова, как и ожидалось, вернули ему внимание Дюрневира, и тот поспешил повернуть морду обратно. Убедившись в этом, Мирак продолжил. — Я знаю, что твоя воля мне не подвластна, ведь на ней лежат печати твоих хозяев, а они… — Мирак на секунду прервался, подбирая правильный слог. — Они представляют нечто необычное, хоть и могущественное. Даже если я попытаюсь сделать это, Каирн Душ вернёт всё на прежние круги, верно?       — GEH, — без какой-либо задержки ответил Дюрневир. — Ты заставляешь меня рассуждать, потерянный DOVahKiiN? Что за GRahMINDOL ты задумал?       — Никаких хитростей и уловок, ручаюсь, — поспешил заверить Мирак, говоря чистую правду. — Одно лишь предложение выгодного сотрудничества. Сделка, если позволишь.       С последним уточнением он явно поспешил. Лик Дюрневира исказился крайне неожиданным образом — гнилые надбровные обрывки плоти опустились ниже к глазам. Видимо, таким образом дракон нахмурился.       — Сделки на моей памяти не завершаются хорошо, — выдохнул он. — Ты смеëшься надо мной, TahRODiiS? Хочешь обмануть тех, кто обманул меня? Это глупо.       На сей раз Мирак постарался не улыбаться. Хоть это и выглядело несколько смешным, вторая часть сказанного Дюрневиром прозвучала как-то слишком жалобно, словно дракону хотелось поплакаться о той судьбе, которую он себе приписал. Однако в сказанных словах было и ещё кое-что — интонация и даже сама манера его речи ясно говорили, что поглощает полумëртвого ящера. То было отчаяние.       — Ты потерял надежду, — констатировал Мирак, и, как и предполагалось, дракон сразу отреагировал ещё большим вниманием. — Цель твоей охоты, причина вечности твоего плена — не так давно она скрылась от тебя и теперь недосягаема.       Мирак ненадолго прикрыл глаза, в очередной раз обращаясь к тем воспоминаниям, которые принадлежали не ему, а Кориму. В сознании послушно возникла картина — даже, скорее, чуть приукрашенный воображением портрет. Женщина, облачëнная в мрачные и видом, и тонами одеяния. Она была незнакома лично Мираку, но всë же он еë знал. Бледная кожа, подëрнутая заглушëнным возрастом, ровная осанка, говорящая о высокородности, точëные черты и… да, переполненные янтарным блеском глаза, внятно символизирующие нездоровую и постоянную жажду.       — Валерика.       Так уж получилось, что они сказали это одновременно. Только Мирак произнëс имя с заинтересованностью и своеобразной задумчивостью, а с гнилых уст Дюрневира оно сорвалось через всë то же отчаяние, а ещё ненависть и чуть приглушëнное смирение.       — Твоя сделка с владыками Каирна, — начал Мирак, удостоверившись, что дракон слушает. — Ты скован ею до тех пор, пока эта Валерика не умрëт.       — Уже мëртвое не может умереть само по себе, — неожиданно перебил Дюрневир. — Сама еë природа была капканом, который я не разглядел, давая согласие жнецам душ.       Мирак выдержал небольшую паузу, наблюдая за подрагивающими каплями гноя, что готовились стечь с изогнутых серпами рогов Дюрневира. На мгновение его серьёзно занял тревожный интерес перед вопросом: какого это — медленно гнить и разлагаться, но не иметь возможности умереть, ввиду естественного бессмертия? Больно это, или сей процесс ощущается не подобно чувствам, заключëнным в плоти? Ведь, если сравнивать, то сам Мирак был на похожем месте и потому прекрасно понимал этого дракона, хоть и не разделил столь жуткой и мерзкой трансформации. Они оба провели много времени в Обливионе, скованные волей владык его планов. Однако гнусный Мора, например, почему-то не стремился сильно изувечить самого Мирака, чему позволял произойти с прочими своими слугами или иными глупцами, отыскавшими другие дороги в Апокриф.       Мирак даже мог привести один пример, который застал лично, пребывая на службе у Хермеуса. Сейчас эта история уже не казалась ему печальной, а прежде — много лет назад — задевала так сильно, что вынуждала по-настоящему терзаться. Видимо, тогда он был менее смирен, чаще поддавался эмоциям: надломленный, но не укрощëнный длиной ожидания в плену и бесконечными поисками знаний, как для своего хозяина, так и для себя. За долгие тысячелетия службы это был единственный период, когда Мираку довелось разделять чьë-то общество. Даже больше, чем общество.       Цéвия. Теперь еë имя звучало совершенно иначе — как-то спокойно и просто, а вот прежде оно казалось по-своему экзотичным, даже гордым и вызывающим. Видимо, тогда всë дело было в происхождении самого Мирака и его малых знаниях об остальном мире, а не только о родных краях. Тогда он многого не ведал и оттого был искренне поражëн, узнав о быстром становлении целой людской нации в сердце континента. Сиродил и сиро-норды, как именовали себя некоторые из его жителей, оказались поистине необычным народом. Со слов Цевии, разумеется. Молодая имперка, вошедшая в некий культ Хермеуса, готова была отдать всë, даже душу, лишь бы заполучить какое-то знание из бесконечных библиотек Апокрифа. Мора свëл их вместе, приказал Мираку сотрудничать с ней, но сотрудничество это, естественно, не продлилось особенно долго. Часы бесед, дни совместных поисков, потом молчаливые неудобные минуты и наконец снова часы, но занятые уже большим, чем простые разговоры. Поздно Мирак стал объяснять Цевии, что еë пребывание в Апокрифе протекает на условиях Моры, а не на еë собственных. Слишком поздно он разглядел за улыбками и привлекательной внешностью те фанатичность и глупость, которые двигали ею. Так он еë и потерял, позволив раствориться в рядах Искателей, где она, верно, до этих самых пор ищет что-то, что известно только ей, ведь ему она так о цели своих поисков и не поведала.       Мирак качнул головой, прогоняя немилые воспоминания и вновь сосредотачиваясь на Дюрневире. Он давно похоронил то глупое прошлое и давно смирился с допущенными ошибками, опыт которых создал нового его — того Мирака, который существовал здесь и сейчас. Может, прежде Цевия и была для него кем-то, но сейчас это имя значило и весило не больше того снега, на котором он стоял. Не такая уж большая жертва для того блага, которое Мирак нёс в этот мир теперь.       — От ошибок никто не застрахован, даже твой род, лич, — произнёс он, отвечая на недавние слова дракона. — Важно понимать, как их исправить.       Дюрневир звучно выдохнул, после чего совершил один единственный шаг задними лапами вперёд и медленно приблизил свою изуродованную проклятием голову к Мираку. Широкая осклизлая носовая перегородка, разделяющая две тёмные ноздри, замерла у самого его лица. Мирак чуть сморщился от вони гниения, но виду не показал, а взгляд устремил точно в левый глаз дракона. С близкого расстояния деформированное око казалось чуть более живым, хоть и было покрыто коркой засохшего гноя.       — К чему этот TINVaaK? Ты говоришь о сделке или KOTIN FaaL NIL?       Мирак терпеливо выждал лишнюю секунду, сложил руки за спиной и, не отрывая взгляда от драконьего глаза, пояснил:       — Я помогу тебе разбить твою клятву с Идеальными Повелителями, а ты поможешь мне посеять ужас в сердца моих врагов, — он опять ненадолго замолчал, наблюдая за реакцией Дюрневира, которая пока что никак себя не проявила. Поняв это, Мирак продолжил. — Сделка с ними запрещает тебе убить Валерику, но не запрещает сделать это другим. Когда она умрёт, твоя связь с Каирном ослабнет.       Сиплый, но резкий вздох со стороны дракона дал понять, что он пребывает в некоем подобии воодушевления. Об этом же говорили и его глаза, внезапно забегавшие в орбитах так резко, что сухие струпья посыпались с них Дюрневиру на нос, а оттуда — вниз, на заснеженную землю.       — Zu'u AaN ZaaM MahFAERaaK. Моя душа останется запятнана даже тогда. Смерть вампира завершит условия VahRiiN, но я не смогу вернуться в Тамриэль и жить, как прежде.       — Всё обратимо, DOVah-ReiN, — поспешил вставить Мирак, не постеснявшись перейти на наречие, используемое собеседником. — Я уверен, если ты вновь впустишь этот мир в себя и вдохнёшь его воздух свободно, то рано или поздно он примет тебя обратно, а ярмо Идеальных Повелителей станет всего лишь шрамом.       Дюрневир звучно выдохнул и ненадолго поднял голову к небу, повторяя взгляд на тучи. Вероятно, таким образом он наслаждался свободой. Мирак не сомневался, что небо манит его крылья, однако не собирался завершать разговор пока не получит то, чего желает.       — Ты говоришь уверенно, потерянный DOVahKiiN, — изрёк дракон приблизительно через десяток секунд. — На обретение этой STIN могут уйти века, но твои слова вселяют в меня HIND, и я благодарен за это чувство, — изогнув шею полукольцом, Дюрневир посмотрел на Мирака свысока. — Что же ты хочешь получить, если я соглашусь, и если ты исполнишь обещание?       Более чем удовлетворённый нужным настроем, Мирак указал рукой на берег протекающей ниже их обоих Белой реки. Но устьевой участок водной ленты его, ясное дело, не интересовал. Мирак просто указывал восточное направление.       — Попрошу только об одном. Ты должен будешь использовать полученные столь тяжкой ценой знания, чтобы обрушить на моих врагов гнев смерти.       Ему могло показаться, но глаза Дюрневира как будто загорелись, и в этом оживлении чётко прослеживалось ликование.       — Заставь прах мёртвых вернуться к жизни, ReiN, — продолжил Мирак. — Подними останки усопших эльфийских предков из потерянных захоронений и прикажи им обрушиться на города Морровинда. Я хочу видеть, как праотцы данмеров душат собственных правнуков, и как их землю накрывает смерть. Что скажешь?       Заключительный вопрос, впрочем, был необязателен. Мирак уже знал какой ответ услышит.

***

      Ему совсем не хотелось уходить, но медлить больше не стоило. Рассвет давно вступил в полную силу, и единственное в комнате окно будто стремилось напомнить об этом, пропуская сквозь себя всё больше света и тепла. Если вылететь немедленно, то незадолго до полудня он уже пересечёт границу Истмарка с Рифтом, а к сердцу дня успешно окажется на оспариваемой территории. Оттуда до цели рукой подать. Наверное, из драконов лучше будет выбрать Вингвэйлока — заодно, появится возможность убедиться в справедливости приписанного ему имени.       Мирак не отводил взгляда, даже когда приближался к двери. Нельзя не заметить, что Тафира стала выглядеть лучше, но от внутренних травм, причинённых ядом, до сих пор не оправилась, а потому беспробудно спала уже много дней. За девочкой блюли круглосуточный дозор и уход. Покорную Эдлу Мирак отослал, не желая доверять пошатнувшееся здоровье Тафиры хоть и опытной, но всë-таки покорëнной его волей слуге, пусть даже именно она подсказала верную причину отравления. Вместо неë в помощь недалëкому (но хотя бы разумному) травнику прислали совсем новое лицо — молодого имперца с чудаковатым именем Квинт. Вроде бы мальчишка недавно проводил в мир иной своего наставника-алхимика, прежде содержащего в городе лавку. Насколько Мирак понял, у юнца не было причин отказываться от новой должности, и он с готовностью принял предложение, даже пожертвовав при этом всë оставшееся от бывшего учителя имущество. Вероятно, этому парню надлежало в скором времени заменить бывшего ученика придворного мага, ведь последний даже сейчас где-то пропадал, а вот сам Квинт был занят делом — старательно перемалывал в ступке новую порцию каких-то трав, которыми недавно на глазах у Мирака растирал Тафире грудь и шею. Прилежание и покорность. Прекрасное сочетание качеств характера.       С трудом, но Мирак всë же заставил себя оторваться от небольшой кровати, в которой, прикрытая одеялом до самого подбородка, лежала девочка. О ней позаботятся, а у него есть заботы не менее серьёзные. Ночные переговоры с драконом-личем прошли успешно, предложение было высказано, условия обговорены, и теперь дело оставалось лишь за исполнением. Но Мирак не мог приступить сразу. Нет, не сейчас он этим займëтся. Сейчас он был нужен своим слугам на юге. Когда их уверенность и боевой дух укрепятся, и когда гордые наглецы из Морровинда будут вынуждены отступить, вот тогда — да. Нельзя же сразу переходить к третьему шагу. Сперва шëл второй.       В чертоге драконов царило оживление, постепенно продвигающее грядущую отправку оружия и доспехов на внезапно возникшую линию фронта. Ещë вчерашним днëм Мирак лично следил за доставкой арсенала, прибывшей с кузнечных мастерских. Эбонит из Вороньей Скалы, сталгрим, добытый у скаалов и, конечно же, драконьи кости и чешуя — вполне наглядный пример того, что Онгул Наковальня и подчинëнные ему мастера не сидели без дела, так ещё и активно познавали новые сферы в своём ремесле. Естественно, в поставках встречались и менее вычурные металлы и материалы: верные железо и сталь были незаменимы, как и кожа, а в самых крайних случаях — корундовые и двемерские сплавы.       Не так давно Мирак позволил себе предположить, что ему всë же стоит отправиться вместе с остальными, но быстро передумал. Бесспорно, его прибытие вместе с ценным снаряжением поднимет боевой дух солдат — в особенности, самых молодых и горячных, едва вступивших в ряды воинства. Конечно же, были и такие, и, конечно же, они сомневались или быстро остужали тот пыл, с которым шли под стяг, присягая на верность. Однако Мираку сейчас гораздо важнее было показаться новым последователям с ещё лучшей стороны — дать им лицезреть нечто большее, чем оружие. О да, когда армии достигнет осознание того, что он в скором времени совершит, в стороне не останется никто — они ринутся в бой с новыми силами и новыми кличами на устах. Мирак готов был спорить, что ещë до завтрашнего рассвета дерзкие серокожие эльфы будут оттеснены обратно к границе. Если же нет… что ж, судить сгоряча и разочаровываться в последователях преждевременно не стоит. Тогда уже Мирак сам придёт к ним и поведëт в бой лично.       Это его по-своему рассмешило. Если честно, то он плохо представлял себя полководцем, хоть и нисколько не сомневался ни в своих силах, ни в уже выстроенной стратегии. Нападение со стороны Морровинда было вполне ожидаемо, и Мирак догадывался о возможности оного ещë с тех дней, когда только покидал Солстейм. Серьëзного флота данмеры на своей стороне не держали, поэтому ожидать быстрой атаки с моря не следовало. Кроме водного, второй их путь в Скайрим мог быть только по юго-восточной границе, либо же через Велотийские горы на востоке, однако последний вариант вряд рассматривался, как перспектива — всë-таки заснеженные пики и холод были не самыми лучшими условиями для марша армии. Иными словами, серокожие стервецы повели себя крайне предсказуемо. Просто глупцы не знают с кем связались.       В очередной раз вспомнив о Тафире и случившемся недавно, Мирак утратил желание смеяться над данмерами. Вопиющая подлость подосланных убийц казалась ещё более дерзкой, стоило лишь оценить грубость их подхода к делу. Тафира стала жертвой, хотя яд предназначался ему, а не невинной девочке, которая попала в капкан, расставленный на него. Сколько раз Мирак уже напоминал себе об этом? Помня, насколько плохо было Тафире, он догадывался, как всë могло произойти. Достанься отрава ему, и, возможно, убийцы бы тогда преуспели. Возможно… Как-никак, Мирак был выносливее и закалëннее ребëнка, едва проводившего первый десяток лет жизни.       И всë-таки можно было смело сказать, что Тафира спасла его. А если так, то Мирак не мог позволить этому маленькому подвигу пропасть. О, он не позволит. Ничего, скоро серым остроухам будет не до того, что происходит в Скайриме. В его Скайриме. Намного больше эльфов займëт собственная земля, начавшая отвергать их.       Вингвэйлок повернулся к Мираку, стоило ему лишь показаться в проходе у огороженного железными прутьями «загона». Дохнув жаром из плоских ноздрей, носивший яркую красно-оранжевую чешую дракон учтиво склонил голову. Мирак оценивающе осмотрел покорëнного слугу. После встречи с разлагающимся и жутко смердящим Дюрневиром, любой «нормальный» представитель их расы казался прямо-таки величественным. И пах сносно. Забавно, но Вингвэйлока Мирак обнаружил в похожих на нынешние условиях, когда также летел на юг, в Рифтен, преследуя цель освободить город и владения от гнёта продажной власти. Быстрокрылый ящер обжил для одинокого обитания Вершину Северный Ветер, лежащую к северо-западу от Камня Шора. Надо отметить, что стоило Мираку лишь направить осëдланного тогда Крузикрела к занятым драконом скалам, как Вингвэйлок тут же пустился прочь, видимо, заранее прознав о том, что ожидает его. Далеко уйти ему, разумеется, не удалось — действуя по приказу Мирака, Крузикрел задержал течение времени ту’умом и спикировал на вольного собрата, с первого же раза прижав его к тверди.       К слову, сейчас Крузикрел находился с Вингвэйлоком буквально по соседству, всего лишь через один загон. Окружëнный сразу четырьмя прислужниками, он неуклюже вертелся на месте, давая им возможность разглядеть свободное на себе место, которого вытянутое тело дракона было почти полностью лишено. Его будто покрывал личный доспех из десятков гремящих латами мешков и примотанных к его чешуе кожаных чехлов, занятых клинками, копьями, булавами и прочим оружием.       Мирак посмотрел выше дракона — туда, где потолок разрывало широкое отверстие, служащее загону выходом. Судя по отблескам света, солнце уже заливало крыши стоящих ниже дворца городских домов. Надо торопиться. Не теряя времени, Мирак окликнул одного из местных служителей, который, в свою очередь, тем же образом призвал в своё распоряжение дополнительных помощников. Одевать седло на дракона было дело не для одной пары рук.       Всё было сделано достаточно быстро. В седло Мирак взобрался спустя какие-то неполные десять минут. Каждый слуга отвесил ему по поклону, но больше никак себя не проявил. Оно и правильно, не нужно всем и каждому знать всё о планах владыки. Возможно, о том, что вот-вот случится, вообще, лучше будет не знать никому. Пусть люди шепчутся, пусть строят догадки и предположения. Мирак невольно улыбнулся, представив, как какой-нибудь бард, дребезжа на лютне, нараспев излагает какую-нибудь собственную, безумную версию произошедшего.       — Куда мы летим, ThURI? — вопросил Вингвэйлок, поднимая голову и двумя широкими шагами приближаясь к окну в потолке.       Мирак опустил на лицо маску, зажмурился и молчал несколько секунд, привычно вслушиваясь в едва заметное гудение заложенной в артефакте магии. Не то чтобы маска была ему нужна для наращивания своих способностей, но подстраховаться всё же стоит. К тому же, Мираку вовсе не хотелось опалить себе бороду или брови.       — Неси меня за горы на востоке, — ответил он, поднимая веки и с искренним наслаждением ловя взглядом появившийся в небе край солнечного диска. — Сегодня, мой верный слуга, наши с тобой голоса разожгут пламя земных недр и низвергнут его на головы моих врагов.