Виверны

      Визерис смотрит на то, как свет отражается на темно-серых чешуйках драконьего яйца в его руках. Он вспоминает, как почти шесть лет назад Рейнира показывала ему это самое яйцо, хвалясь, что выбрала его специально для Бейлона. Никто, однако, тогда ещё не знал, что семья даже не успеет положить подарок в колыбель маленькому принцу, и что он скончается так быстро, оставив в сердце короля неизлечимую рану и пустоту. Пустоту, которую оказались не в силах заполнить ни новая красавица жена, ни рождённый ей первенец, стоявший сейчас подле короля у входа в Драконье логово.       Мальчик бесцельно пинал камушек у себя под ногами и щурился от яркого солнца, очевидно не понимая, для чего король привёл его туда. Визерис опустился на колено перед сыном, показывая тому яйцо:       — Ну как, достойный ли подарок маленькой принцессе, как считаешь?       — Из него появится дракон? — спрашивает Эйгон, проводя пальчиками по чешуе.— Вроде Солнечного Огня?       — Да, — отвечает Визерис.— Только он будет гораздо темнее. По яйцу дракона можно предсказать его цвет.       — И когда он вылупится?       — Никто не может точно сказать. Может и через несколько месяцев, а может и никогда.— задумчиво проговаривает Визерис, рассматривая яйцо, которому уже много лет.— Тебе крупно повезло с Солнечным Огнём.       Мальчик напротив него довольно ухмыляется в ответ на это. Несмотря на юный возраст, дракон маленького принца уже считался самым красивым за счёт искрящегося золотистого цвета его чешуи, и ему пророчили великое будущее, а Эйгон с нетерпением ждал момент, когда он уже сможет стать драконьим всадником. Однако, и принцу, и его дракону ещё нужно было многому научиться, в частности дисциплине, потому как оба были крайне непослушны и не выказывали никакого интереса к занятиям и дрессировке.       — Почему мы отдаём яйцо ей? — спрашивает Эйгон, когда они уже сидят в карете по пути в замок.— Почему не моей сестре или брату?       На мгновение Визерис замирает, не зная, что ответить. Ему совсем не хочется создавать саморучно конфликты в семье из-за драконьих яиц. Но, тем не менее, он твёрдо отвечает:       — Принцесса Эйра — первенец Рейниры.Ты, конечно не помнишь, но, когда родился ты, она принесла в твою колыбель яйцо Солнечного Огня.       — А почему не это? — Эйгон подбородком указывает на тёмное яйцо в жаровне подле них, а Визерис думает про себя о том, что за годы уже подзабыл, какими настырными бывают дети, когда им что-то становится любопытно. Он не без улыбки подмечает, что Эйгон в этом очень похож на его первую дочь.       — Вероятно, принцесса подумала, что золотое тебе больше понравится.       Ответ, кажется, вполне удовлетворил принца, потому как тот согласно кивает и замолкает, уставившись в окно. На самом деле Визерис догадывался, почему Рейнира тогда из двух свободных яиц принесла Эйгону именно золотое, за которым ей пришлось лететь на Драконий Камень. Король не осуждал дочь за то, что она не хотела отдавать тёмное никому из его новорождённых детей, и принимал её выбор. Будут новые кладки, думал про себя Визерис, хватит всем.       Глядя на задумчивое лицо сына, Визерис не может удержаться от вопроса:       — А ты бы хотел подарить его Эймонду или Хелейне?       Белокурая головка мальчика поворачивается к нему, а взгляд голубых глаз замирает на яйце. Он какое-то время думает, прежде чем коротко бросает:       — Нет. Точно не Эймонду.       Король на это лишь усмехается и треплет сына по макушке, взъерошивая его и так непослушные вьющиеся волосы.       Эйгон чувствует себя странно в покоях старшей сестры и застенчиво жмётся к отцу, его руки крепко сжимают драконье яйцо. Ему уже четыре года, но он не может припомнить ни одного раза, чтобы они с Рейнирой делали что-то вместе или хотя бы говорили друг с другом. Она всегда казалась ему далëкой и чужой, несмотря на то, что все вокруг называли её его сестрой.       — Мы с Эйгоном принесли подарок новорождённой! — улыбается Визерис, подталкивая сына вперёд к Рейнире и деревянной колыбели.       По растерянному взгляду принцессы Эйгон понимает, что ей так же неловко, как и ему, но она улыбается и отступает, чтобы он смог пройти к младенцу. Кто-то из служанок приносит пуфик и подушку, чтобы маленький принц смог дотянуться до колыбели.       Когда он склоняется над кроваткой, его встречает пара больших тёмных глаз, замерших на его лице в немом вопросе. Он осторожно кладёт яйцо рядом с ребёнком, не сводя взгляда с маленькой принцессы и ожидая, что та вот-вот расплачется, как это постоянно делают его сестра и брат. Особенно брат. Эйгона передёргивает, едва он вспоминает вопли Эймонда. К его удивлению, девочка в колыбели всё ещё молчит.       — Что нужно сказать, Эйгон? — кашлянув, спрашивает Визерис, приподнимая бровь.       — Здоровья и долгих лет жизни, принцесса Эйра.— мямлит на одном дыхании в ответ Эйгон, смотря как ребёнок исследует ручками твёрдую чешую подле себя. Про себя он думает, что она не такая противная, как его брат с сестрой, когда над ним нависает тень Рейниры:       — Благодарю, Эйгон. Это самый замечательный подарок.— она неловко касается его макушки и тут же убирает руку, как обожжённая, а маленький принц спрыгивает с пуфика и спешит обратно к отцу и поскорее из этих комнат.       — Ну вот, ты уже выглядишь гораздо лучше, — Алисента ободряюще улыбается подруге, пока они не спеша прогуливаются по саду, наслаждаясь цветением ярко-розовых мальв.       Рейнира улыбается комплименту и подставляет лицо навстречу лучам солнца. Хоть она всё ещё была полновата после родов, она начала высыпаться, и к ней вернулся былой блеск волос. Вопреки ожиданиям принцессы, однако, королева выглядела неважно. Её тело казалось осунувшимся, а под глазами виднелись тёмные круги.       — У тебя всё в порядке? — интересуется принцесса, вглядываясь в лицо подруги.— Ты выглядела куда лучше после первых двух раз.       Лицо Алисенты на мгновение искажает недовольство, но она быстро берёт себя в руки и отвечает:       — Всё в порядке, просто Эймонд беспокойный.       — Мы все слышали…— с пониманием кивает Рейнира, вспоминая, как в особо неудачливые вечера плач младшего сына короля разносился далеко за пределы детской, вплоть до тронного зала.— Даже рёв дракона порой не бывает столь угрожающим.       — Что поделать, такой уж он ребёнок, — устало посмеивается Алисента.— Хуже всего то, что он обычно тревожит Хелейну, и они начинают рыдать вместе, а Эйгон и вовсе начинает капризничать и требовать отдельные комнаты.       — Эйра тоже иногда сводит нас с Лейнором с ума, — решает поделиться Рейнира.— Порой я совсем не понимаю, что ей от меня нужно.       — К этому привыкаешь, — меланхолично замечает Алисента.— В конечном счёте, ко всему привыкаешь.       Они отдыхают какое-то время на каменной лавочке, каждая погружена в свои собственные мысли. Рейнира вспоминает, как они часто вместе читали книги в этом самом саду, когда были совсем юными девочками, Алисента же сидит, прикрыв глаза, и, кажется, просто наслаждается моментом тишины.       — Что такое лунный чай, Алисента? — краснея, спрашивает Рейнира.— И где его можно достать?       — Почему ты спрашиваешь? — королева задаёт встречный вопрос, нахмурившись.       — Я слышала, как слуги обсуждали что-то такое, — быстро лжёт Рейнира, отводя взгляд.— Роды были тяжёлыми, и я бы не хотела в ближайшее время опять через это пройти.       Королева подле неё понимающе кивает головой. Кажется, она поверила.       — Могу с тобой поделиться, — предлагает она, беря принцессу за руку.— Но его нужно уметь правильно заваривать.       — Ты тоже его пьëшь? — Рейнира выглядит удивлённой.       — Знаю, что по мне так и не скажешь, но да.— хмыкает Алисента, а Рейнира ошеломлённо думает о том, сколько бы детей тогда нарожала её подруга без этого чая, и понимает, что совершенно не хочет знать ответ.       Утро Визериса нельзя было назвать добрым, несмотря на отличную погоду за окном. Он проснулся с ощущением ломоты в теле и с раскалывающейся головой. Всю ночь дворец терзали из разных концов парные завывания его сына и внучки, у которых начали резаться зубы, и они спешили известить об этом всех обитателей замка.       Не больше радости приносило так называемое мастерство придворных мейстеров, чьё лечение никак не помогало ссадинам короля заживать. С досадой, он опрокинул в себя чашечку макового молока и велел прижечь гноящиеся раны.       Когда ему начало казаться, что боль наконец отступает, он услышал звук приближающихся шагов в коридоре в направлении своих комнат и вскоре в проёме показалась худощавая фигура Отто Хайтауэра.       — Надеюсь, что ты с добрыми вестями.— встретил Визерис своего десницу.       — Не совсем.— как всегда лаконично ответил десница.— Дело деликатное и требует вашего вмешательства.       — Ну же, не томи тогда! — раздражённо бросает государь.       — Видите ли, вопрос касается напрямую вашей дочери и, вполне вероятно, внучки.       Король отрывисто встаёт и нависает над десницей, ожидая объяснений.       — Ещё до свадьбы принцессы Рейниры мне было доложено, что её видели в компании Деймона в Блошином Конце ночью. Их след затерялся в одном из борделей.       Отто закончил и замолк, наблюдая за реакцией Визериса, который лишь глядел на него сверху вниз, нахмурившись.       — Продолжай.— говорит король, его тон холоден как лёд.       Поёжившись, Отто осторожно начинает, тщательно подбирая слова:       — Я не хотел тревожить вас досужими сплетнями, но…       — Но?       — Но срок рождения и цвет кожи рождённой принцессы… Вызывают у людей некоторые вопросы.       — Довольно! — обрывает его Визерис, придя в бешенство. Он отворачивается от Отто, всё внутри него холодеет при мысли о том, какой скандал может последовать за всеми этими россказнями.— Не хочешь ли ты сейчас объявить мою внучку бастардом? Седьмое пекло, ей ведь ещё и года нет!       — Нет, ваша милость, мне бы и…       — Ни слова больше!       Отто замолкает, поражённый до глубины души сталью в голосе обыкновенно нерешительного короля, который временами казался ему немощным в силу своей болезни.       — Деймон был прав насчёт тебя, — помолчав, выплёвывает Визерис.— Ты спишь и видишь, как можно откусить больше власти, теперь ещё и шпионишь за Рейнирой. Подумать только, даже собственную дочь не пожалел и толкнул прямо ко мне в объятья, а я, наивный старый дурак, только и рад был!       Его последние слова эхом разносятся по комнате, и Отто внутренне сжимается, застигнутый врасплох столь гневной реакцией короля. Он был уверен в своём влиянии на Визериса, но был готов признать, что недооценил его всепоглощающую силу любви к первой дочери.       — Может и мой отец не случайно умер много лет назад, заняв место десницы Джехейриса всего на пять дней? Могучий воин…и умер от какого-то разрыва кишок.       — То был скорбный день, — лишь мрачно соглашается с Визерисом Отто, не отводя взгляда. Он понимает, что потерпел крах, преподнеся королю новости о принцессе. Он осознаёт, что просчитался вдвойне, озвучив мысль о чистоте крови его внучки, не имея при себе достоверных доказательств грехопадения.       — Только не для тебя, — улыбается Визерис, и Отто становится не по себе от этой улыбки.— Для тебя то был очень добрый день, ведь ты стал десницей. Какая удача для второго сына.       — Государь, это был мой долг, не более.— пытается спасти себя Отто, но руки Визериса уже отстёгивают брошь десницы с его плеча.       — Ты научил меня быть королём, — шепчет Визерис.— И как король, я приказываю тебе убраться прочь завтра же на рассвете. И будь благодарен, что я не лишил тебя головы за эти грязные подозрения в адрес принцесс. Ты ведь понимаешь, что это государственная измена?       Отто отступает и сокрушённо опускает голову, признавая поражение. Про себя же он думает, что проиграна битва, но не война. Уходя из комнат его светлости, он спокойно произносит, чтобы тот слышал:       — Люди шепчутся, государь. Верный десница порой должен говорить королю неудобную правду.       Когда Рейнира в тот день возвращается в детскую после обеда, то замечает Деймона, склонившегося над колыбелью Эйры.       — Что ты здесь делаешь, дядя?— спрашивает она на высоком валирийском.       — Я принёс новоиспечённой принцессе подарок, — не оборачиваясь к ней, он поднимает вверх руку с деревянной погремушкой в виде дракончика, в пасти которого звенят колокольчики.— Но моё подношение куда скромнее того, что оставил Визерис, конечно.       — Разве ты не должен сейчас наслаждаться своим новым браком?— язвительно бросает Рейнира, подходя ближе к кроватке, чтобы увидеть, как её ребёнок улыбается Деймону своим беззубым ртом и тянет ручки к игрушке.       — Рейнира, — вздыхает он, наконец оборачиваясь к ней. — Ты злишься на меня?       — Нет, — поспешно отвечает она, поправляя одежду на дочери.— С чего вдруг мне злиться на тебя?       — Тогда ревнуешь.— замечает мужчина с лукавой улыбкой на губах.       Принцесса на это ничего не отвечает и лишь раздражённо отворачивается от него, подходя ближе к окну и вдыхая свежий бриз.       — Ты влюблён в неё?— тихо спрашивает она.       — Мне нравится Лейна.— он подходит к ней ближе, облокачиваясь о стену, а свет от окна падает на белоснежные пряди.— Она почти так же красива, как её брат.       Они обмениваются улыбками, но лицо Рейниры остаётся грустным. Ей тяжело признаться самой себе в том, что её так сильно расстроила свадьба дяди.       — Как Лейнор?— спрашивает он, оглядывая комнату.— Не похоже, чтобы он часто здесь бывал.       Рейнира вздыхает:       — Ему сейчас тяжело. Крики Эйры не особо помогают ситуации, хоть он и пытался быть хорошим отцом первое время.       — Парень потерял возлюбленного, такое при всём желании легко не переживёшь.       — Ты знаешь о сире Джоффри?       — Да, тот ещё бедолага. Мне Лейна рассказала.— кивает он.— Как и тебе Лейнор ещё до свадьбы, полагаю.       Рейнира понуро кивает, вспоминая весь пережитый кошмар снова: изуродованное лицо рыцаря поцелуев, крик Лейнора и озверевшего сира Кристона в крови. Она гонит прочь воспоминания о последнем, и Деймон это замечает:       — Но ты, по всей видимости, ему умолчала кое о чём. — взгляд Порочного Принца указывает на кроватку недалеко о них.— Он знал?       Конечно, было бы наивно с её стороны ожидать, что никто не заподозрит что-то неладное в столь преждевременном рождении принцессы. Но она рада, что это Деймон, а не кто-то посторонний.       — Я и сама не знала.— честно признаётся она, а затем заглядывает в глаза дяди с упрёком.— Ты отвёл меня в бордель и показал весь…процесс, но не потрудился поставить меня в известность о существовании лунного чая!       Высказав ему всё это, она отрывисто вздыхает и смахивает подступившие к глазам слёзы. Казалось, что вся скопившаяся в ней обида сейчас нашла выход наружу в виде лишь одной фразы. Деймон смотрит на неё с мягким сочувствием.       — По правде говоря, я и не подумал о том, что ты найдёшь применение полученным знаниям так скоро.       "И не со мной"— будто говорило выражение его лица.       — Как видишь.— горько усмехается Рейнира, махнув рукой в сторону детской колыбели, откуда доносился неразборчивый детский лепет.       — Чей это ребёнок?       Вопрос не застаёт Рейниру врасплох, она была к нему готова.       — Мой.       — Она похожа на Таргариена.— Деймон обходит кроватку кругом, рассматривая малышку, а Рейнире становится некомфортно.— Но глаза темноваты. Для Велариона слишком бледная, и люди несомненно будут об этом судачить.       — Она похожа на принцессу Рейнис. У той тоже карие глаза, но в чистоте её крови никто не сомневается.— Рейнира внимательно следит за его реакцией. Глаза её дочери потемнели спустя несколько месяцев после рождения, и Рейнире оставалось только гадать, потемнеют ли со временем её волосы.       — Хороший ответ, принцесса.       Когда они встречаются лицом к лицу позади балдахина детской кроватки, она с трепетом в груди вдыхает его запах, столь знакомый и родной с детства, аромат огня и чего-то терпкого.       — Она могла бы быть твоей дочерью, — шепчет она, с тоской вглядываясь в светлые глаза мужчины.— Если бы той ночью ты пришёл ко мне в покои, никем не замеченный через тайный проход.       Его взгляд темнеет, и он порывается вперёд, заключая её лицо в ладонях, их лица замирают в сантиметре друг от друга. Рейнира чувствует его горячее дыхание на своей коже, и уже готова броситься к нему на шею, когда слышит, как кто-то входит в комнату. Отстранившись с неохотой от дяди, она видит отца.       Визерис смотрит на них так, будто готов испепелить заживо, а её дочь начинает неистово плакать в своей колыбели.       Солнце за окном скрыли пришедшие с моря небольшие тучи, предвещая приближающийся в направлении Королевской Гавани шторм.       — Оставь нас с дочерью, Деймон.— приказывает Визерис, на что принц лишь галантно кивает головой и вальяжной походкой покидает покои Рейниры. Когда он скрывается за массивными дубовыми дверями, король зовёт служанок и просит унести принцессу Эйру кормилице, оставляя немой вопрос в глазах дочери без внимания.       Когда они остаются наконец одни, Рейнира не выдерживает и спрашивает:       — К чему всё это?       — Есть серьёзный разговор.— отвечает ей Визерис на высоком валирийском к удивлению принцессы, она привыкла говорить на языке предков лишь с Деймоном.— Ни одна душа не должна знать об этом, кроме нас.       — Но в чём всё-таки дело?       Визерис смотрит в упор на дочь, чьи руки растерянно сжимают деревянную погремушку дочери, которую у неё только что забрали. Заглянув в её потерянные глаза, сердце Визериса предательски сжимается, но он решается на вопрос, который вертелся у него на языке с утра:       — Ты ходила в бордель с Деймоном?       Рейнира лишь приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но по её глазам он видит, что попал в яблочко.       — Да, ходила.— спустя минуту молчания отвечает она, смело подняв голову и встречаясь взглядом с отцом. Визерис гадает, какую тактику она избрала.— Не поинтересуешься, зачем?       — И зачем же?— усмехается Визерис, с неудовольствием замечая, как его дочь переняла повадки поведения его младшего брата. Внутри себя, однако, он надеется, что она ему сможет объяснить причины, по которым оказалась втянута в столь грязную и позорную историю.       — Он показал мне, что брак это не только агония бесконечного вынашивания детей и родов. Мы лишь смотрели на других.       Визерис устало присаживается на кушетку у колыбели, закрыв лицо руками. Он так хочет верить, что Рейнира говорит правду, но понимает, что правда уже никому не важна при наличии факта, что она действительно была в публичном доме с Деймоном. Его мысли лихорадочно сменяют одна другую в поисках ответа на вопрос, каким образом он сможет защитить свою семью от нападок недоброжелателей, если наследница совершила такую необдуманную глупость.       — Скажи мне честно, кто отец Эйры.— тихо просит он, не поднимая глаз.— Скажи один раз, и мы больше не поднимем эту тему никогда.       — Лейнор.— без колебаний отвечает Рейнира к величайшему облегчению Визериса.       Они какое-то время молчат, каждый погружен в свои мысли. Рейнира делает вид, что занята раскладыванием детских одежд и одеял, а Визерис молча за ней наблюдает. Он никак не может выкинуть из головы момент близости брата и родной дочери, который застал ранее.       — Давно ли ты влюблена в Деймона?       Она замирает с небольшим красным пледиком в руках. Он узнаёт на нём вышитого руками его жены трёхглавого дракона.       — Можешь не отвечать, если не хочешь.— продолжает он.— Но ты должна понимать, что этот союз не был и не будет никогда возможен.       — Я вполне счастлива с Лейнором, — немного натянуто улыбается Рейнира.— Я правда рада, что вышла за него.       — Лейнор достойный молодой человек, чего не скажешь о Деймоне.— увидев протест на лице дочери, он поднимает руку вверх, не давая ей ничего сказать.— Ещё до твоего рождения он был печально известен как любитель девственниц.       — Я не солгала, когда сказала, что между нами ничего не было.— говорит ему Рейнира, подходя ближе. Уж не показалось ли ему, что она это сказала с сожалением? — Ты не веришь мне?       — Правда не важна, Рейнира, — раздражённо шипит Визерис, откидываясь на спинку кушетки, стараясь не задеть лишний раз ссадину под лопаткой.— Важна репутация. Мы должны укреплять державу, а не сеять дальнейший раздор своими необдуманными глупыми поступками!       — Будь я мужчиной, то могла бы хоть сотню бастардов оставить по всей Королевской гавани, и никто бы и слова не сказал!— усмехается принцесса.       — Но ты родилась женщиной!       Она опускается на колени подле него и сжимает его ладонь в руках. Несмотря на гнев и недовольство её поведением, отеческое сердце тает едва она заглядывает ему в глаза. Она так похожа на Эймму в этот момент.       — Это был десница, ведь так?— спрашивает она, а он лишь кивает ей в ответ.       — Я его отстранил, и завтра он уже уедет.— сообщает Визерис.— Это решение далось мне тяжело, ведь он хорошо справлялся со своими обязанностями.       — Этот змей шпионил за мной! — протестует Рейнира.— Я готова поспорить, что он делал это для того, чтобы ты изменил решение в вопросе престолонаследия в пользу Эйгона!       — Шшш! — он просит её быть тише.— Никто не должен знать об этом, Рейнира. Отто сказал, что кто-то из людей уже шепчется о том, что Эйра родилась слишком рано.       — Но она родилась в законном браке, и в ней течёт кровь Валирии!       — Тогда впредь поступай умнее и осторожнее, хотя бы ради своего ребёнка. Твоя репутация не должна тенью ложиться на Эйру, если ты собираешься в один день назначить её своей наследницей. Я не всегда буду рядом, чтобы вас защищать, пойми это.       — Я усвоила урок, отец.— она крепче сжимает его здоровую руку и ободряюще улыбается.— Хочешь побыть с Эйрой немного?       Визерис устало улыбается ей в ответ, и она просит служанок принести им принцессу.       Когда за окном раздаётся первый удар грома, оглушительный и раскатистый, маленький принц в руках Алисенты впадает в истерику. Она торопливо вышагивает по комнате в попытках успокоить сына, но всё тщетно.       — У Эймонда вновь неудачный день, как я погляжу?       Алисента оборачивается на голос отца, совершенно не ожидая увидеть того у себя в столь поздний час.       — Шторм беспокоит его, — устало отвечает она.— Как хорошо, что Хелейна наоборот лучше спит во время дождя, а Эйгону он безразличен.       — Я пришёл попрощаться.— тихо говорит Отто, подойдя ближе к дочери и внуку, чтобы их не слышали служанки. Королева удивлённо поднимает на него тёмные глаза. Уже громче он добавляет: — Возьмите принца у королевы, пусть она отдохнёт хотя бы немного.       Когда они остаются в покоях одни, Алисента замечает, что на его плече больше нет золочёной броши десницы и спрашивает:       — Что ты имеешь в виду, говоря, что пришёл проститься?       — Я уезжаю завтра на рассвете, по приказу нашего государя.       — Но что случилось? — Отто замечает, как она сцепляет пальцы в замке и начинает по своему обыкновению ковырять ногти.       — Ну, дитя, — он берёт её руки в свои.— Прекрати вредить себе.       Когда они присаживаются в кресла у камина, он рассказывает ей о сведениях, полученных им от достоверного источника о принцессе Рейнире и Деймоне и о том, как негативно король воспринял эти новости.       — Как отец, я понимаю, что такие известия тяжело принять.— спокойно замечает он, вглядываясь в огонь.       — Я не верю в то, что Рейнира могла опорочить себя…— нервно сглатывает Алисента.— Она не способна на такую грязь.       — Может в одиночку она и не решилась бы никогда отправиться в Блошиный Конец, но не забывай, что с ней там был Деймон, о чьей репутации мы все наслышаны.       — Но ведь их там только видели? — к удивлению Отто Алисента упорствует.— Разве их видели нагими или…совокупляющимися?       — Нет, об этом мне не доложили.— раздосадованно признаёт лорд-отец.— Они покинули недра борделя тайными путями, которые он, вероятно, изучил заблаговременно. Никто не знает наверняка, что и где они делали остаток ночи.       — Не представляю, что они там делали, но Рейнира была со мной откровенна последний год, и я верю, что она была целомудренна, когда выходила замуж за сира Лейнора.       Бывший лорд десница качает головой, глядя на дочь:       — Алисента, нельзя быть такой наивной.       — Она бы не стала лгать мне, — уже менее уверенно заявляет она, и Отто чувствует по нервному тону её голоса, что совсем скоро она сдастся.       — Она уже соглагала тебе. Умолчала об этом самом походе в обитель греха со своим порочным дядей.       Он понимает, что его слова попали в цель, когда замечает, как исказилось её хорошенькое лицо от боли и обиды. Он решает продолжить:       — Я живу подольше твоего и знаю, что дети, рождённые в столь ранний срок, редко выживают, не говоря уже о том, чтобы быть здоровыми.       — Ты хочешь сказать, что…? — в глазах королевы застыли слёзы.— Но этого не может быть, это измена!       — Я хочу сказать лишь то, что ты не знаешь свою подругу.— твёрдо проговаривает Отто, заставляя девушку сжиматься в страхе в кресло. Она чувствует себя маленькой провинившейся девочкой перед лицом сурового лорда-отца.— В Деймоне и Рейнире течёт одна и та же кровь, и об этом не стоит забывать.       — Я не хочу, чтобы ты уезжал.— молодая королева вот-вот расплачется, затем выпаливает в сердцах: — Зачем ты вообще нанял слежку за ней? Чтобы спихнуть её с пути к престолу и посадить вместо неё Эйгона?!       Он лишь одним жестом руки призывает её успокоиться, и она послушно замолкает.       — Послушай внимательно, дочка. Король умрёт! Не сейчас, но через годы. Двор погрязнет в войне, если трон займёт Рейнира. Она уже продемонстрировала свою неспособность к достойному поведению, мы все очутимся среди хаоса, едва она наденет на голову корону.       По щекам Алисенты начинают катиться слёзы, которые Отто заботливо тянется вытереть с её лица. Он тихо, но уверенно продолжает:       — Держава не примет её, и, чтобы укрепить свои притязания, она предаст огню и мечу твоих детей, принцев в первую очередь. Ты ведь не глупа и сама понимаешь это. Открой свои глаза: либо ты готовишь Эйгона стать королём, когда час настанет, либо молишь Рейниру о пощаде.       Сказав эти последние слова, он крепко прижимает к себе девушку, которую колотит сильная дрожь, и целует её в макушку, прежде чем встать и, не оборачиваясь, выйти прочь.       Оставшись одна, Алисента громко всхлипывает и сворачивается в кресле комочком, чувствуя себя самым одиноким человеком на свете.