Огонь в их глазах

      Приоткрытые пышные губы подрагивали во сне, глаза бегали под опущенными веками, заставляя дёргаться пышные чёрные ресницы. Голова утопала в перьевой подушке, которая за ночь успела пропахнуть её собственным ароматом. Волосы растрепались, несколько рыжих прядок покоилось на взмокшем лбу.       Стояла утренняя тишина, только ранние птицы уже во всю голосили между собой. В их пение ворвался громкий монотонный звон. Звон этот звучал грозно, устрашающе, и нёс он плохие вести. Сквозь сон пробился звон колокола, и Беатрис разлепила слипшиеся веки, облизала кончиком языка пересохшие потрескавшиеся губы и забегала взглядом по комнате. На миг она задумалась о том, как сюда попала, а потом вспомнила, что вчера прибыла в замок ещё в полдень.       Раздался второй звон, и сердце бросилось вскачь, ударило в пот. Девушка приняла сидячее положение, взглянула на окно. Солнце только-только показывалось из-за горизонта, на улице ещё царил полумрак.       Ещё звон, и Беатрис вскочила на ноги, надела длинный шёлковый халат, запахнула, дрожащими пальцами повязала пояс и выглянула в коридор. Навстречу ей по коридору быстрым шагом шёл старый слуга. На его светлом лице отражалась тревога.       — Мисе, что происходит?       — Ваше Высочество, беда какая-то, сам не разобрался. Оставайтесь в покоях, там вам будет безопаснее.       — Где мама?       — В своих покоях, госпожа. Прошу вас…       Беатрис не дала договорить слуге – быстрым шагом, босыми ногами ступая по мягкому красному ковролину, направилась в другое крыло. Пронеслась через главную залу, посмотрела вниз и увидела, как из одного прохода выбежала служанка и забежала в другой, из столовой выбежала ещё одна и скрылась в том же проходе. Из столовой выглянула кухарка, что-то бросила дворецкому Риро де Могулю. Он поправил пенсне и, выставив руки вперед, со своим акцентом принялся успокаивать женщину:       — Спакойнее! Спакойнее! Иди, готовь завтрак!       Служанка охнула и прикрыла дверь. Дворецкий, увидев принцессу на втором этаже, выпрямился, поставил ноги вместе и приклонил голову.       Беатрис помчалась дальше, прошла в коридор и увидела маму, стоящую у окна. Она задумчиво глядела в даль, теребя тонкими бледными пальцами кулон на шее.       — Мама! — окликнула Беатрис и остановилась в нескольких шагах от неё. Королева взглянула на дочь, опустила руки и постаралась улыбнуться, губы дрогнули, в глазах заплескалась теплота вперемешку с усталостью.       — Иди спать, милая. Здесь ты нам не поможешь, — покачала головой женщина и повернула голову к окну.       — Что происходит?       Королева пожала тонкими плечами:       — Если колокол звенит — значит что-то случилось. Гонец закрылся с Виктором в кабинете.       Беатрис взглянула на белую дверь, за которой, по всей видимости, король и слуга о чём-то беседовали. И только девушка представила эту картину, как дверь распахнулась, и на пороге показался Виктор. Он был в чёрных штанах, в заправленной белой свободной рубахе и незастёгнутом жакете красного цвета. Сосредоточенный взгляд Виктора пробежался по принцессе снизу-вверх, отчего она поежилась, сцепила руки на груди и отвернула голову, не желая встречаться с ним глазами.       Виктор оглянулся через плечо:       — Попроси подготовить лошадей. Посмотрим, что там творится.       Отошёл в сторону, и кабинет покинул тощий гонец с сумкой на перевес. Спустился по главной лестнице и скрылся внизу.       — Я еду.       Виктор подошел к Кэтрин почти вплотную, опустил голову, смиряя её безразличным взглядом:       — Какой от тебя там будет толк?       — Наверное никакого, но я желаю увидеть своими глазами, что происходит. Твоим сладким речам я более не доверяю.       Прищурился. Хотел сказать что-то колкое, но решил смолчать, дабы не разворачивать бесконечный спор, из которого они оба выйдут проигравшими. Раздался колокольный звон, Беатрис невольно содрогнулась, обняла себя за плечи.       — Поезжай. Давай. Мне наплевать, — махнул рукой Виктор и устремился в главную залу.       Кэтрин проследила за мужчиной до самой лестницы и, убедившись, что он спустился, подлетела к дочери, положила руки на хрупкие плечи и, бегая от одного глаза к другому, зашептала:       — Сейчас время такое, милая, что любое мгновение может стать последним. Я не знаю, что там происходит, но видимо нечто ужасное, — бросила взгляд на окно, через которое пробивался звон колокола. — Если вдруг ты решишь, что это я, что я затеяла всё это, то молю, убей меня сразу же, я не смогу жить, зная, что ты меня тихо ненавидишь.       В голубых глазах заблестели слёзы.       — Мама, — Беатрис взяла руки мамы в свои, — я не слепа и не глупа. Мне ясно видно, кто стоит за тем, что творится.       Кэтрин кивнула, отпустила руки дочери:       — Мне нужно идти. Оставайся здесь и молись Священному Нау, чтобы всё обошлось.       Беатрис кивнула. Мама поцеловала дочь в макушку, втянула носом аромат рыжих, как пламя, волос и отстранилась. Пробежала взглядом по бледному лицу, запоминая на всякий случай тонкие линии носа, губ, блеск в глазах.       Молча быстрым шагом направилась в главную залу, прямо так, в ночной длинной рубахе, лёгком халатике и туфельках на небольшом каблучке.       Мимо неё прошёл Мисе с такими же туфельками в руках. Он остановился, проследил взглядом за королевой и, повернувшись, устремился к Беатрис.       — Что же вы босичком, принцесса? Ножки ведь замёрзнут.       Мисе сел на колени, взял в руки бледную ножку и уже хотел всунуть её в туфельку, как Беатрис отвела её в сторону. Мисе в изумлении вскинул голову.       — Принеси, пожалуйста, сапоги.       — Так…       — Выполняй, Мисе. Принеси мне сапоги.       Опираясь о старческие колени, мужчина поднялся, разогнулся со вздохом.       — Как прикажите, госпожа, — склонил голову и быстрым шагом направился за сапогами.       Через несколько секунд вернулся, уж было хотел присесть перед ней колени, чтобы помочь одеть, как она выхватила сапоги, облокотилась спиной о стену и сама натянула их на узкие лодыжки.       Побежала вперёд по коридору в главную залу. Мисе рванул вдогонку, крича: «Куда же вы? Хотя бы шубку накиньте! Куда же в одной сорочке, Ваше Высочество?». Но девушка его не слушала. Спустилась по ступеням и вышла на улицу, направилась в конюшню. Молодой конюх Ивр, увидев принцессу, заулыбался блаженной улыбкой. Пустился вслед за ней, попутно вытирая грязные руки о пожелтевшее полотенце:       — Чего прикажете, госпожа? Коня подать аль карету?       Ивр отбросил полотенце на стол, усыпанный сухими травинками сена. Девушка прошла мимо стойл, заглядывая в каждое. Лошади выставили свои морды, фыркая носами и притопывая копытами.       — Роза… — шепнула она, будто лошадь откликнется на её зов. — Лошадь, Ивр. Мне нужна моя девочка.       Ивр понимающе кивнул. Беатрис наконец встретилась с мордой Розы. Большие чёрные глаза с любопытством смотрели на принцессу, будто спрашивая: «Почему ты в таком виде?». На чёрной мордочке было три белых пятнышка в рядок, от носа до ушей. Чёрная грива была заплетена в косы с красными лентами.       Ивр обогнал девушку, взял седло, закрепил на Розе. Похлопал её по боку, лаская.       — Могу ли я поинтересоваться, куда вы направляетесь, Ваше Высочество?       Конюх подал девушке руку, та, опираясь на неё, оседлала лошадь. Подол ночной рубашки задрался, обнажая ноги чуть выше колена. Ивр невольно засмотрелся на оголённую бледную кожу — не часто удавалось увидеть обнажённые ноги принцессы.       — Спасибо, Ивр. Куда направились Виктор и моя мама?       Ивр замялся, опустил карие глаза. Чёрные короткие пряди упали на взмокший загорелый лоб.       — В сторону деревни Квало, говорят, там зачинщик колокольного звона.       Беатрис кивнула, ударила поводьями и воскликнула «но!». Роза двинулась шагом во внутренний двор. Слуги, только поднявшиеся с постели, сонные, неумытые, растрёпанные вышли на улицу узнать, к чему же этот звон. Увидев принцессу, они машинально склонили голову в почтении. Женщины кутались в тёплые вязаные платки, мужчины скрещивали руки на груди, пытаясь согреться собственным теплом.       — Открыть ворота! — крикнула Беатрис.       Стражник опустил рычаг, и металлические кованые ворота поднялись. Беатрис ударила пятками по бочинам лошади, и Роза, заржав, перешла на бег. Прохладный воздух ударил в лицо, разметал длинные рыжие волосы. Будто множество осколков разбитого стекла попало в глаза, заставляя проронить несколько слезинок.       Несмотря на пелену перед глазами, Беатрис потянула поводья в другую сторону и развернула лошадь, направляя не на дорогу, а на тропу, ведущую в лес.       Заморгала, выпустила на волю ещё пару капель, и пелена спала. Влага холодила кожу порозовевших щёк, и девушка поспешила стереть её рукавом халата.       Первые лучики солнца уже появлялись на горизонте, плотная лиственная шапка не давала им проникнуть в лес, и Беатрис на секунду показалось, что время обратилось в спять, и снова настал сумрак.       Наконец лес закончился, и Беатрис оказалась в степи. Вокруг высокая трава, а впереди речка. Голубые воды мерцали в лучах показывающегося солнца. Через неё перекинут каменный мост. Карета, двигающаяся к его направлению, чуть съехала влево, уступая место Беатрис.       Молодой человек, сидящий в карете, ударил костяшкой указательного пальца по потолку, обтянутому бордовой велюровой тканью, и, нахмурив брови, громко спросил:       — Чего встали?       — Пропускаем! — ответил сгорбившийся кучер в дырявой шапке и с папиросой меж толстых губ.       — Кого?       — Бабу на лошади!       Впервые за столь долгую поездку произошло хоть что-то интересное. Молодой человек ближе подвинулся к окну, двумя пальцами отодвинул шторку и взглянул вперёд. На той стороне маячила чёрная точка. Вверх-вниз. По мере приближения молодой человек смог разглядеть её одежду: она была в ночной рубахе и длинном, мерцающем на свету белом халате. Рыжая копна волос подпрыгивала в такт движениям хозяйки. Когда незнакомка стала ещё ближе, он смог рассмотреть её лицо: кругленькое, с большими глазами, яркими, цвета травы, в них отражалась встревоженность. Губы были чуть приоткрыты.       — Шваль что ли…       Девушка будто услышала слова Нелласа, когда она почти поравнялась с каретой, взгляд её упал на окно, и молодой человек окаменел. Он без смущения взглянул ей в глаза, не на секунду не отрываясь. Ему показалось, что она увидела его, а потом он понял, что она ничего кроме своего собственного отражения не рассмотрела, иначе глаза её не были бы столь пусты и безразличны.       Молодой человек откинулся на спинку кресла, устремляя взгляд вперёд, на бархатную обивку сидения напротив, на золотые пуговицы с рисунком в виде летящих воронов.       У покосившейся ночлежки Беатрис почувствовала запах дыма. Она втянула носом воздух, наполняя всю грудь и выдохнула. Это был явно запах гари. Где-то пожар.       Ударила поводьями, подгоняя лошадь. Роза ускорилась. Они поднялись на пригорок, с которого стал виден вдалеке клуб чёрного дыма и проблески языков пламени. Спустилась с пригорка и двинулись в деревню. Оказавшись внутри тумана, она ощутила жар, исходящий словно от большого камина. Подъехав ближе, увидела пламя, растягивающееся по земле. Огляделась, заметила широкие спины стражников, сидящих на мощных лошадях. Направилась в ту сторону, поравнялась с ними. Те повернули головы, уже собираясь крикнуть, чтоб не приближались, но увидев, кто перед ними, сделали несколько шагов назад. Давая Беатрис встать позади мамы и Виктора. Оба они глядели на бушующее пламя.       — Здесь же граница с Сулией… — прошептала девушка и забегала округлившимися глазами по затылкам короля и королевы. Те её не услышали.       Длинная линия огня, ласкающего небо, уходила за пригорок с одной стороны, а с другой исчезала за горизонтом. Кэтрин с приоткрытым ртом, пустыми, обречёнными глазами смотрела на языки пламени, слыша только, как гулко бьётся собственное сердце.       Беатрис хотела окликнуть мать, но она не могла выдавить из себя и слова. Ей стало понятно, что означает это действо — Клан Света выгнал их, и теперь они с двух сторон окружены выжженной границей.       — Тушите… — прохрипел Виктор. Ветер закружил его слова и отнёс в другую сторону. Он перешел на крик. — Тушите!       Стражники слезли с лошадей и вместе с крестьянами подхватили пустые вёдра, валяющиеся на земле, и побежали к колодцу.       — Та-а-а-к, благо наши гости уже в пути.       — Какие гости? — королева искоса взглянула на мужа.       Беатрис сжала бока лошади, заставляя сделать небольшой шажок вперёд. Взгляд заметался от Виктора к матери.       — Те, кто помогут нам поправить своё чуть покосившееся положение. Это ненадолго, — махнул рукой на стену огня.       В груди Беатрис загорелся маленький огонёк надежды. Ей подумалось, что речь шла о Тристане. На душе сразу стало как-то спокойнее, радостнее. Она невольно потонула в представлениях их встречи, о том, как она его обнимет, он её поцелует и сделает ей предложение, и после чего они покинут Масфу.       Большой кусочек пепла, витавший в воздухе, покружился у морды Розы и с вдохом залетел ей в нос. Она чихнула так, что мясистые губы затрепыхались словно две тряпочки, а изо рта вырвалось облачко слюны. Казалось, что брызги оросили хвосты лошадей, стоящих впереди.       Беатрис вынырнула из своих ведений и устремила взгляд на стоящих впереди королеву и короля. Виктор оглянулся, хмыкнул, пробежался взглядом по девушке и с недовольным видом повернулся к Кэтрин. Зашипел, наклонившись к её лицу:       — Скажи своей дочери, чтобы сейчас же домой направлялась. Посмотри, что творит твоя девчонка, глянь, в каком виде на улицу выперлась.       Кэтрин опустила глаза:       — Все мы в неглиже, Виктор. И у дочери моей имя есть, если ты забыл, — злобный взгляд впился в лицо мужчины. В глазах его блеснула ответная злость.       Виктор повернулся к Беатрис:       — Езжай домой. Не стой здесь. Представление окончено.       Девушка не стала спорить, развернула лошадь и помчалась обратно в замок. Обратная дорога была намного краше. Цвета стали яркими, солнце наконец поднялось над горизонтом, и лучи уже во всю освещали окрестности. Она вдыхала свежий утренний чуть прохладный ветерок и думала о том, насколько прекрасным может стать этот день.       Новость о гостях и мысли о Тристане настолько заволокли разум, что она совсем не придала значение «выжженной тропе». Это все было неважным по сравнению с переполняющим её счастьем. Оно окрылило, от него перехватило дыхание, и сердце забилось чаще. На губах засверкала улыбка и не как последние несколько недель дежурная, а полная искренности, тепла, как у наивной дурочки, не знающей, что в мире кроме добрых фей и сказок, есть злобные ведьмы и смертельные тайны.       Завидев вдалеке принцессу, стражники подняли ворота, и девушка оказалась во внутреннем дворе. Ивр схватил лошадь за поводья, подал руку Беатрис. Опираясь на неё, девушка слезла.       — Не ушиблись, Ваше Высочество?       Увидев улыбку на лице принцессы, он смутился, опустил глаза. Звон колокола, балаган, а она счастливая, словно всё вокруг тихо и спокойно. Возможно вокруг и творилась суета, возможно звон колокола продолжал разрушать утреннею тишину, да только вот Беатрис была слепа и глуха. Не видела она ни встревоженных лиц служанок, что, закутавшись в шали, стояли чуть поодаль, ни мальчиков в тряпье, что с палками выводили каракули на земле, ни мужчин, что отложили все свои дела и пошли поговорить с другими мужчинами. Все они глядели на принцессу и думали, что же могло привести её в такое состояние.       Беатрис с силой сжала губы, стараясь сдержать рвущуюся назад улыбку:       — Всё со мной в порядке.       Ивр приклонил голову и повёл лошадь в стойла. Из замка вышел Мисе. Одет он был уже не так, как утром: он был в белой рубашке, красном жилете и незастёгнутом красном кафтане с чёрной оборкой. Ноги были обуты в чёрные сапоги для конных прогулок. Добротные, почти новенькие, были подарены Самуэлем за несколько дней до его смерти. Мисе долго думал, стоит ли их носить, и решил, что король не был бы против, так или иначе это подарок.       — Ваше Высочество, давайте, пойдёмте в замок. Что же вы тут на морозе в таком лёгком одеянии?       Слуга подлетел к принцессе, слегка сжал её за локоть и повёл в замок. Беатрис не стала противиться и покорно двинулась за слугой. Они вошли в главную залу и, не спеша, ступили на ступени широкой лестницы, ведущей на второй этаж. В канделябрах уже горели свечи. Золотая отделка стен блестела в свете огня. Приподняв подол ночной сорочки, принцесса смотрела себе под ноги, всё думая о гостях. Мысль эта не давала ей покоя.       — Мисе, что за гости приедут, ты не знаешь?       — Не знаю, Ваше Высочество. Король меня в такие дела не посвящает. Знать может Риро де Могуль, он как никак ответственен за приём гостей.       Беатрис перешла на полушепот:       — Знаешь, мне кажется, что он обо всём докладывает Виктору.       Мисе улыбнулся, Беатрис тоже не смогла сдержать улыбки. Оба они прекрасно понимали, что так оно и есть. Любое подозрительное движение в замке, и дворецкий уже в тронном зале, отчитывается о произошедшем за день. Нередко из его уст звучало имя принцессы и имя слуги.       — У такого что-то спрашивать, сродни спрашивать у короля, — в тон ей сказал Мисе. Беатрис хихикнула.       — Это ведь он рассказал Виктору, что я с Тристаном за воротами виделась.       Мисе театрально схватился за сердце:       — Ах он подлец!       Беатрис рассмеялась, прикрывая рот рукой.       — Полностью согласна, — веселье стихло, сменилось горечью. — Жалко только, что из-за этого нельзя у него что-либо спрашивать и что-либо ему рассказывать.       — А вы рассказывайте всё мне, Ваше Высочество. Я с удовольствием послушаю.       Тёплая улыбка засверкала на потрескавшихся губах. Беатрис не рассмеялась. Она знала, что это вовсе не шутка. Слуге и вправду было всё интересно. О чём бы она не говорила, он всегда внимательно слушал, а после давал мудрые советы, которые не раз помогали ей.       — Благодарю, Мисе. Твоё общество единственное, где меня слушают и слышат.       Беатрис горько улыбнулась. Ей хотелось, чтобы и другие жители замка прислушивались к её словам, но это было почти невозможно — никто её ни во что не ставил, и никому не было до неё никакого дела. Слуги, словно бездушные куклы, выполняли приказы, отвечая на все вопросы, не касающиеся работы, кратко и сдержанно.       Молчание затянулось. Беатрис впала в раздумья. Можно ли быть одиноким в замке с более чем дюжиной слуг? Можно ли чувствовать одиночество, когда в комнате есть множество людей, нарушающих тишину своими действиями, но при этом не издающих ни звука? Множество раз, оказываясь дома в перерыве между учёбой, она проводила время в особой пустой тишине, от которой рано или поздно устаёшь и хочешь скрыться. Если бы Беатрис могла, она бы покинула замок и вернулась в школу.       Мисе заметил тень печали на лице девушки. Горечь осадком осела на душе, многотонным грузом, от которого стало не по себе. Слуга забегал глазами по мраморной лестнице, лихорадочно думая, как же вернуть Беатрис ту радость, с которой она прибыла обратно в замок.       В правом крыле хлопнула дверь, скрипнули створки окна — слуги приступили к работе, ожидая, что король и королева более не лягут спать и будут бодрствовать. Беатрис выглянула из-за Мисе, заглядывая в коридор справа. Никого. Служанки уже скрылись в покоях. Девушка выпрямилась, еле заметно пожала плечами и завернула в противоположную сторону.       — Вы сегодня прибыли счастливой. Такой я не видел вас со дня смерти вашего отца. Разрешите поинтересоваться, что же вас так обрадовало?       — Надежда, Мисе, надежда… — брови слуги взлетели вверх. — Пожар был на границе… — взгляд Беатрис устремился на стену, где когда-то весели портреты её дальних родственников. Тётя, дядя, двоюродный дедушка, дальний двоюродный брат, племянники… Беатрис улыбнулась, вспомнив их милые кругленькие пять личиков с веснушками и рыжими кудряшками вместо волос. Мальчишки-сорванцы даже на портрете вели себя безобразно. А тётя Эроли… Строгий взгляд приструнивал любого проходившего, но не Беатрис. Только она знала какая тётушка добрая. Только она получала от неё всю любовь. Даже к своему брату Самуэлю тётушка Эроли относилась с каким-то презрением.       Портреты… Виктор отнёсся к ним как к пережиткам прошлого, как к напоминанию, что не он единственный уважаемый здесь человек, и он уничтожил прошлое, уничтожил то, что невозможно так просто уничтожить, ведь Беатрис их всех помнила, видела картины там, где их теперь нет, и другие, другие тоже помнили о тех, кто с высоко поднятой головой разгуливал по замку и отдавал приказания или наоборот вёл себя расслабленно, словно в кругу семьи.       Беатрис, не останавливаясь, вытянула руку и коснулась кончиками пальцев пустой стены.       — …На границе с Сулией, — добавила она, вспомнив.       — Сулией? Не хотите ли вы сказать, что это?.. — слуга прикрыл раскрытый рот рукой.       — Да, Мисе. Это выжженная тропа.       Канделябры на комоде заставили Беатрис опустить руку. Взгляд же продолжил неотрывно плыть по стене, рассматривая несуществующие картины. Воображение вернуло всё на свои места.       — Святой Нау… Это что же такое делается? — глаза забегали по женскому профилю.       — Не знаю, Мисе, — картины растаяли, и Беатрис опустила взгляд на красный ковролин. — Я уже мало что понимаю. Когда я возвращалась, я была такой счастливой… Ты даже представить себе не можешь. А сейчас я понимаю, что счастлива я была от того, что сама себе надумала. В реальности нет места радости.       — Не говорите так, принцесса. В ваши годы нужно радоваться, к старости это умение исчерпает себя. Скажите, что же вас обрадовало?       Беатрис подняла взгляд, устремляя его вглубь коридора.       — Мне на миг подумалось, что Виктор говорил о Тристане. Ведь Тристан тот, кто может нам помочь, не так ли?       Беатрис повернулась, взглянула на Мисе глазами полными надежды. Слуге стало больно лишь об одной мысли, что надежда эта разрушится и обнажит всю боль, что у неё внутри.       Мисе отвел глаза, испугавшись, что ему все-таки удастся рассмотреть на дне её чёрных зрачков тысячу невыплаканных слёз.       — Возможно, Ваше Высочество, — ответил хриплым голосом. Закашлял, прочищая горло.       — Даже если так, даже если это Тристан, то что же? Мы ведь теперь… — глаза заметались в поисках нужного слова.       — …прокажённые, — заключил Мисе.       — Возьмет ли он невестой прокажённую?       — Тристан… Я знаю Тристана уже много лет, и, поверьте, я не сомневаюсь, что этот ярлык не станет помехой его желанию жениться на вас, но вот его отец…       — Не позволит… Но скажи мне, Мисе, чем же мы провинились, что нас наградили подобным клеймом?       — Если бы я знал, Ваше Высочество… Некоторое время назад мне пришло приглашение на вступление в Совет, но в самый последний момент все сорвалось.       — Виктор… — кивая головой, прошептала девушка.       — Возможно, — качнул головой Мисе. Хоть он и испытывал отвращение к новому королю, обвинять его огульно слуга не желал. Виктор не может быть причиной всех бед, сваливать на него любой промах не получится.       Беатрис сцепила руки в замок, большим пальцем погладила другой большой палец. Провела подушечкой по гладкому ногтю и, почувствовав заусенец, опустила взгляд на ладони. Ногтем попыталась оторвать затвердевшую кожу, но не вышло.       — Я буду молиться Святому Нау, чтобы отец Тристана поступил по воле своего сына. Иначе… иначе боюсь, что более вы не увидите своих драгоценных подруг.       Беатрис остановилась, подняла взгляд больших зелёных глаз на слугу. Тот сделал ещё несколько шагов, прежде чем остановиться и оглянуться.       — Как же это, Мисе? Это ведь… невозможно? — и опять эта надежда, надежда, от которой Мисе становилось невыносимо больно.       — К сожалению, Ваше Высочество, выжженную границу нельзя переступать детям Света и детям Тьмы. Всё, как на Юге, госпожа. С прокажёнными дела не ведутся.       На дне её глаз заплескались слёзы. Она прикусила нижнюю губу, сдерживая поток. Все внутренности сжались в тугой ком и по пищеводу поднялись вверх, застревая поперёк горла.       — Прошу вас, госпожа, не расстраивайтесь раньше времени. Я не… Я не хотел вас расстраивать.       Беатрис вскинула руку раскрытой ладонью вперёд. Она хотела сказать, чтобы он перестал, но не смогла. Одно слово, и слёзы прорвутся. Она ступила вперёд, поравнялась со слугой и продолжила идти. Мисе пошёл следом, не сводя обеспокоенных глаз с лица принцессы.       Девушка сомкнула веки, разомкнула и увидела перед собой освещённый солнечным светом коридор. Лучи дневного светила пробивались сквозь стёкла окон и бросали яркие тени на пол. Пылинки витали в воздухе, поблескивая.       Птичьи высокие голоски сливались в одну мелодию. Деревья заговорщицки шептали, шелестя листвой. Проходя мимо окна, Беатрис повернула голову и увидела голубое безоблачное небо. Кроны, стоящих чуть поодаль деревьев, покачивались на ветру.       Беатрис втянула носом воздух. Лёгкие наполнились приятным ароматом старых книг. Аромат этот был одновременно далеким и одновременно родным.       Где-то в глубине замка раздался детский смех. Беатрис прислушалась, не веря собственным ушам — смех не частый гость в этом месте. Гул становился всё громче и громче, хозяин или даже хозяины приближались. Вскоре шум достиг апогея, и из-за поворота выбежали четыре маленькие девочки.       Рыженькая, волосы её пылали в лучах солнца, смеялась, морща курносый веснушчатый носик. В маленьких ручках была кукла. Беатрис узнала эту куклу, одетую в красное платье. Её сшила ей одна из служанок, та, что была рядом с ней все детство. Имя её Беатрис вспомнить не смогла.       Рядом с рыжей бежала девочка со светлыми волосами. В карих глазах блестели слёзы, губы были растянуты, обнажённые зубы были плотно сжаты. Она не смеялась, она стонала, тянувшись к кукле, которую рыженькая то поднимала, то опускала, мотала из стороны в сторону. Дариона была на грани того, чтобы расплакаться. Дариона обожала куклы, а ещё она не любила, когда ей отказывают.       Позади них бежала девочка с каштановыми волосами, заплетёнными в косу. В неё были вплетены белые цветы. Смуглая девочка с кудрявыми волосами оттаскивала Фрейру, Беатрис её узнала, крепко вцепившись в завязки корсета на спине.       Дети пробежали мимо, даже не взглянув на Беатрис. Девушка замерла, оглянулась, провожая девочек взглядом.       Вот они… Четыре принцессы, рождённые за несколько тысяч вёрст друг от друга, но проводившие почти каждый день вместе. Короли видели в таких встречах политическую выгоду: взяли наследников соседних стран — обеспечили себе дружеские отношения, девочки же видели в этом возможность повеселиться вдали от родителей. Очень часто игры кончались погромом, шалости выходили за рамки дозволенных принцессам. Самуэль относился к проказам спокойно: он ни разу не взглянул на них укоризненно или со злостью. А вот родители других частенько отчитывали за неправильное поведение, и Беатрис не очень любила у них гостить. Там она осторожничала, боялась и лишнего действия сделать, а здесь… здесь была свобода. Девочки могли делать, что хотят без переживаний, что за этим последуют порка или жёсткое наказание.       Девочки скрылись на лестнице. Смех стих, а коридор померк, будто яркие краски высосал через соломинку невидимый человек.       — С вами всё в порядке, Ваше Высочество?       Принцесса кивнула. Остановилась у двери, ведущей в покои. Мисе приклонил голову:       — Спите спокойно, Ваше Высочество.       — Боюсь, что заснуть мне будет очень трудно, — прозвучало грустно. Слуга открыл рот, чтобы что-то сказать, как принцесса вошла в покои и закрыла за собой дверь.       В закрытое окно через стеклянные квадраты в комнату вливался солнечный свет. Девушка запахнула плотные шторы и плюхнулась поперёк кровати, устремляя взгляд на пустой потолок. Трещина. Беатрис удивилась, рассматривая небольшую кривую линию, выделяющуюся на белой пустоте.       В замке, думала Беатрис, всё всегда было идеально. Любой скол на тарелке, любая паутинка в углу, порез на столешнице — всё тут же исправлялось, чинилось, убиралось. Отец обожал чистоту, любил, когда всё идеально. Но он не был дотошным. Видя чумазую Беатрис, он не начинал кричать или злиться, он, смеясь, вёл её к умывальнику, прохладной водой мочил ладонь и умывал.       Беатрис вспомнила, как он за столом при высокопоставленных гостях самолично вытирал салфеткой её запачканное едой личико. Наплевать, ему было наплевать на то, что скажут другие. Он настолько любил, что дорожил каждым моментом.       Девушка тяжело вздохнула, прикрыла глаза. Как же прекрасно было ощущать себя счастливой там, на поле с Розой, это было волшебное мгновение, которое, возможно, может больше никогда не повторится. С этими мыслями Беатрис уснула.