Дети Вороньего Шпиля

Мягкие кошачьи лапы ступали по холодному полу: легко, стремительно и почти бесшумно. Холодный гранит пола обжигал подушечки, но серый мышелов не обращал на это ни капли своего царственного внимания. Зеленые глаза зверя неотрывно смотрели в черное жерло коридора. Запах… Его тонкая ниточка вела кота. Фуэртиль (Хозяйка!) в покоях не было. Она работала допоздна, как и всегда. Анхельм предполагал это, и оно шло ему на руку. Кошачий глаз уловил полоску света под тяжелой дубовой дверью. Зверь замер. Анхельм целиком и полностью завладел его телом. Поскребывание: тихое, но настойчивое – такое, каким кошки дают понять глупым двуногим об необходимости держать двери открытыми. “Где же она?!” - негодовал Анхельм, пока слабый отголосок кошачьей души где-то на самой кромке его разума требовал уйти. Полосатику (ведь так звала его Фуэртиль?) не нравились лаборатории. Резкие звуки, едкие запахи, старая боль под шкурой – кот помнил все это слишком хорошо. Печальный опыт подопытного – такого не забудет даже безмолвное животное! Новые поскребывания: куда более громкие и настойчивые. Сиплый требовательный мяв. Кот не хотел и даже сопротивлялся, однако Анхельм легко перебарывал его порывы. Скрипнули петли. Натужно застонала старая древесина. Свет пролился в коридор, а на пороге открывшейся двери вырисовывался точеный силуэт. Эльфийка. Фуэртиль. Хозяйка! - Полосатик! - удивленно воскликнула женщина. - Что ты тут позабыл, разбойник? Хриплое урчание. Анхельм знал, как кошки усыпляют бдительность своих двуногих, и умел им подражать. Повинуясь его воле, Полосатик принялся ластиться к Фуэртиль, тереться о ее ноги. - Ох, ладно… - пробормотала эльфийка и наклонилась к зверьку. Она ласково потрепала его между ушами и подхватила на руки. Совсем забыла про дверь: лишь прикрыла ее. Анхельм торжествовал, пока Полосатик наслаждался хозяйской лаской. Все шло по плану, и теперь необходимости контролировать кота не было. Анхельм ослабил незримый глазу “поводок”. Теперь он сам скользил среди густых ночных теней, наполнивших утробу Вороньего Шпиля. Меченосцы его не замечали – были слишком увлечены собой. Другие маги делали вид, что не замечают, и Анхельм отвечал им взаимностью. Фуэртиль ласкала кота. Анхельм чувствовал. Чувствовал и продолжал наблюдать. Его будто бы стало два: один оставался в кошачьем умишке и не давал зверьку ускользнуть из хозяйских рук, второй в себе – в своем родном теле. Было непросто: рассудок едва понимал какому телу отдавать команды. Впрочем, до нужной лаборатории оставалось всего с десяток шагов, а Анхельм… Что ж, он достаточно долго тренировался, чтобы сейчас так легко потерять контроль! Полосатик мурлыкал, не давал Фуэртиль ни вернуться к делам, ни заметить темную фигуру, возникшую на пороге. Острый эльфийский слух не помог женщине – она была слишком увлечена любимым котом. Анхельм закрыл за собой дверь. Совсем не скрываясь, прошел через всю лабораторию. Блеск металла – молодой маг схватил с ближайшего стола нож. Мимолетная улыбка: на такое везение он и не рассчитывал! “Не придется марать свой”, - подумал за миг до того, как озарил разум Полосатика ослепляющей яростью. Кошачий визг. Удивленный вскрик. Серый мышелов, обезумев в один-единственный миг, впился когтями в грудь хозяйки. Фуэртиль, прежде прижимающая животное к себе, отшвырнула его. Попыталась отшвырнуть – кот орал и цеплялся когтями. Сумятица. Испуг. О, именно того и добивался Анхельм! Больше он не скрывался – молодой маг перешел в атаку. Рывок. Замах и удар. Удача изменила Анхельму. За миг до того, как острие ножа настигло ее, Фуэртиль оторвала от себя визжащий комок меха и отшвырнула его с силой, совсем не свойственной человеку, но вполне присущей эльфу. Полосатик влетел в стеллаж со склянками. Грохот. Звон битого стекла. Реакция тоже не подвела Фуэртиль. Наконец заметив Анхельма, она дернулась прочь. Острие ножа лишь вскользь прошлось по ее плечу. Шипение. В голубых глазах эльфийки полыхнул огонь: смесь удивления и злобы. Ожидала ли она увидеть Анхельма? Маловероятно. Хотела ли она этой драки? Точно нет! Однако во взгляде напротив молодой маг читал холодную решимость. Фуэртиль не пощадит его, если он допустит ошибку. “Я не ошибусь!” - Анхельм усмехнулся и перехватил нож поудобнее. Короткий ментальный приказ: Полосатик снова ринулся в самоубийственную атаку. Столкновение со стеллажом не прошло для кота даром, но зверь не мог не повиноваться беззвучным приказам Анхельма. Новый бросок. Фуэртиль в очередной раз отшвырнула Полосатика. Полоснула Анхельма когтями. Длинные эльфийские когти оставили жгучие следы на лице молодого мага, однако не остановили его новую атаку. Нож по скользящей полоснул Фуэртиль по боку. Громкий выдох. Ни крика, ни рыка. Фуэртиль оставалась безмолвной. Безмолвной, сосредоточенной и злой. Первые следы крови проступили на ее мантии. Бусины влаги Анхельм ощутил и на своей щеке. Впрочем, они-то в отличие от ран эльфийки были незначительными. И еще одна атака – Анхельм полагал, что в этот раз последняя. Очередной ментальный импульс он направил к Полосатику, только вот тот уже не откликнулся. Похоже, Анхельм остался без своего вынужденного союзника. Досадно, но… “Неважно!” - Анхельм уже замахнулся. Движение. Молодой маг уловил его с некоторым запозданием, а понял что именно это действие ему сулит и того позже. Фуэртиль колдовала: спешно, но как и всегда умело. Анхельм не слышал слов, не разобрал их, однако его собственная магия откликнулась на них. Жар. Он обдал все тело еще до того, как эльфийка закончила свое заклинание. Боль. Чудовищная боль! Резь в глазах – их ослепило бело-голубой вспышкой! Нестерпимый жар в груди и на брюхе. Разум Анхельма потонул в них. Он не услышал ни болезненного вопля Фуэртиль, не почувствовал, как рука завершила удар, и как нож наконец вошел в ее плоть по самую рукоять. Темнота. Резкая и внезапная. Она последовала сразу после ослепляющего света. С темнотой пришло и освобождение – боль ушла, оставив лишь недоумение. Не получилось? Он не справился? Не сумел? Умер?! На краткий миг тьма рассеялась, и прежде, чем боль вновь погасила сознание Анхельма, он уловил издалека голоса: “Зигмунд? Кристоф?” - едва узнал их и провалился обратно в черноту.

***

Анхельм совершил задуманное – он напал на Фуэртиль. На утро после покушения уже вся башня гудела об этом. Сплетни – то редкое развлечение, которое маги Вороньего Шпиля могли позволить себе открыто, а потому распространялись слухи со скоростью лесного пожара. Фуэртиль выжила, остался жив и Анхельм. Их короткое противостояние привело лишь к разгрому в личной лаборатории эльфийки, смерти кота Полосатика и к тяжелым ранениям обоих магов. Зигмунд и Кристоф первыми обнаружили их. Они смогли остановить кровь, позвали подмогу. Рихарду оставалось только жалеть о том, что он не смог отговорить Анхельма. Впрочем, а что он мог ему сказать? Что так делать нельзя? Что последствия, к которым приведет эта выходка окажутся воистину дерьмовыми? “Ха! А то он не знал этого!” - мрачно усмехнулся внутренний голос. Рихард лишь украдкой покривился. Не хотел, чтобы его “лишние” эмоции увидел Зигмунд. С того самого утра, как о покушении на Фуэртиль стало известно, Рихард не покидал своей комнаты. Мастеру Ланделю послал записку о том, что ему якобы не здоровится, а от всех встреч с друзьями отказался без объяснения причин. Впрочем, Зигмунд никогда не отличался особенно тактичностью, а потому друга навестил, хоть Рихард и ссылался из-за приоткрытой двери на все то же нездоровье. Настроения его терзали преотвратнейшие, но противостоять напору товарища не сумел. Как итог: теперь Рихард и Зигмунд сидели за небольшим чайным столиком в скромных покоях молодого Гертендеста. Пили чай: горький, как отвар полыни, и такой же баснословно дорогой. Хоть Рихард и находился на не самой высокой ступени в иерархии Вороньего Шпиля, пользовался определенными привилегиями. Чай стал одной из них. Сахар – тоже. Впрочем, на сахар налегал только Зигмунд (вот уж в ком сложно заподозрить сладкоежку!). Рихард хотел как следует прочувствовать всю горечь крепкого чая, ведь только она держала его разум ясным и не давала ему окончательно соскользнуть в бездну отчаяния и жалости к себе – идиоту, влюбившемуся в еще большего идиота. “Зачем я только позволил себе эту слабость?! Этого Анхельма?!” - негодовал здравый смысл. - Что-нибудь слышно об Анхельме? - спросил Рихард сипло и тем самым прервал затянувшееся молчание. С тех самых пор, как Зигмунд наведался к нему, маги обменялись не больше, чем десятком слов. Зигмунд поднял голову. Сперва его губы изогнулись в усмешке, однако, внимательно глянув на друга, маг переменился в лице. Теперь он был насторожен и хмур: наверняка, не хотел задеть Рихарда глупой шуткой или просто неуместной улыбкой. - Нет, - покачал головой Зигмунд. - Я знаю не больше твоего, дружище. Сожаление. Рихард уловил его. Распробовал: искреннее! Пускай Зигмунд и стал жестче, но в его сердце все еще оставалось немного от того яркого и открытого мальчишки, каким его узнал Рихард в первые годы жизни в Вороньем Шпиле. “И на что я наделся?” - спросил сам у себя молодой Гертендест. Собственный вопрос теперь казался ему глупым. В конце концов, Зигмунд такой же адепт, как и он. Все их особые привилегии заканчивались на чае, сахаре и личной комнате, и Меченосцы не считали должным уведомлять их о положении заключенных в подземных казематах. Впрочем, Зигмунд стал удивительно общителен. Мог и выведать что-нибудь между делом! По крайней мере, так перед самим собой оправдывался Рихард. - Думаю, его еще с семидневку-другую подержат в карцере, а потом вынесут приговор, - добавил Зигмунд после продолжительной паузы. - Судить, наверняка, прилюдно будут. В Большом зале или в Зале Мечей. От этих слов Рихарда внутренне покоробило. Пускай он и был обижен на Анхельма, пускай всем сердцем и душой осуждал его поступок, но смерти возлюбленному Гертендест не желал. К тому же, за словами Зигмунда он увидел и некоторое утешение. Во-первых, Анхельм еще жив. Во-вторых, известия о его дальнейшей судьбе вряд ли укроются от магов Вороньего Шпиля. - Госпожа Фуэртиль идет на поправку, если тебе интересно, - как бы между прочим заметил Зигмунд. - Марва и Марлен здорово ее подлатали! Укол совести. По правде сказать, о судьбе Фуэртиль Рихард интересовался мало. Анхельм был ему ближе, а потому и волновал куда больше. - Хорошая новость, - Рихард попытался улыбнуться, однако вряд ли из этого вышло что-то толковое. Зигмунд в ответ лишь тихо усмехнулся и покачал головой, мол, даже не старайся. - Хоть что-то хорошее из всей этой кучи дерьма! - заметил Зигмунд и пригубил чашку. В карих глаза его мелькнуло легкое раздражение. Что ж, Рихард мог понять друга: Фуэртиль была наставницей Зигмунда, и ее нездоровье определенно сказалось на его обучении и исследованиях. Также нападение Анхельма – такого же подвластного ей адепта – наверняка, подпортило репутацию Фуэртиль, а следовательно и всех прочих, связанных с ней чародеев. Зигмунд был в их числе. - Анхельм спутал мне все карты, - куда более мягко заметил он, подтвердив догадку Рихарда. Новый укол совести. Вопреки здравому смыслу, Рихард все более близко принимал последствия проступка Анхельма. - Ты винишь себя в том, что сделал он? - заметил Зигмунд: до зубовного скрежета раздражающий своей проницательностью. Короткая пауза. Рихард не отвечал. Не хотел, да и к чему говорить очевидное? - Зря! - заметил Зигмунд невозмутимо. Рихард нахмурился, но смолчал. Зигмунд тем временем отставил пустую чашку и продолжил: - Анхельм совершил все по доброй воле и своими руками. Только ему и нести ответ за содеянное, - как-то уж чересчур спокойно сказал друг. Еще одна пауза. Недолгая и пронизанная неким особым ощущением власти Зигмунда: тот словно давал Рихарду возможность осмыслить услышанное. - Если уж кто помимо него и виновен в том, что это произошло, так это церковники и их варварство, - Зигмунд брезгливо скривился, а Рихард удивленно вскинул бровь. “Церковники-то тут причем?” - напрашивался вопрос. Впрочем, молодой Гертендест догадывался к чему клонит друг. У Зигмунда старые счеты со слугами Спасителя. Слишком старые… - Они убеждают нас, что мы любить не способны, что для мага – это грех, а не естественное стремление, - лицо Зигмунда выражало все больше презрение, в глазах же его мелькнул огонек застарелой обиды. Некоторые шрамы не перестают болеть никогда. - Анхельм, быть может, и впрямь был неравнодушен к госпоже Фуэртиль, - продолжал Зигмунд, распаляясь, а Рихард закусил щеку, болью усмиряя внезапную ревность. - Просто его не научили человеческой любви, лишь дали повод для извращенной животной страсти. Его эгоизм и воспитание этих дерьмоедов в рясах привели ко всему этому. Зигмунд замолчал. Однако, как такового облегчения Рихард от этого не испытал. Некое зерно истины в словах Зигмунда он видел. В памяти всплывали и те давние уроки покорности, что преподавали в ранней юности им слуги Спасителя, и лицо Мрачного Грэга, явно упивающегося насилием на плацу. Стравливать между собой магов и других Меченосцев для главы паладинов было не иначе, как забавой, а рассказывать сказки о греховности любви – жалкой попыткой контролировать магов. Не то, чтобы прежде Рихард этого не понимал, ему просто не было до того дела. Теперь же… “Не окажись мы во власти этих святош, все могло бы сложиться иначе!” - Гертендест опустил голову. Вздохнул и отставил в сторону кружку. Одолевали эмоции. Противоречия. Одна часть Рихарда говорила о том, что он просто ищет на кого переложить собственную вину, избежать мук совести. Другая часть судорожно цеплялась за мысль, к которой привел его друг. Рихард поднял голову. Вперил в Зигмунда немигающий, требовательный взгляд: они продолжат эту беседу – Гертендест не желал отступать. Он должен был расставить для себя все точки над “ё”. - Ты никогда не думал, что церковники нас стравливают специально? - начал издалека. Зигмунд громко фыркнул: - Они этим только и занимаются! - заявил он без капли сомнений. Пускай голос Зигмунда и был снисходительно весел, Рихард не чувствовал обиды – друг не пытался его уязвить. Возможно, он лишь удивился его вопросу. - Разделяй и властвуй, верно? - спросил Рихард, пальцем проводя по фарфоровому краю опустевшей чашки. - Разделяй и властвуй, - согласился Зигмунд. Улыбка все еще кривила его губы, однако добродушного веселья в ней не осталось ни на грамм. Теперь Рихард читал в лице друга некоторое напряжение и печаль. - Так им проще нас держать в узде, - продолжил Зигмунд после короткой паузы. - Я думаю, что они не препятствуют политическим играм наших менторов по той же причине. Когда магов много – мы чудовищная сила, мы – стихия! Последнее прозвучало несколько пафосно, но сердце Рихарда все же забилось быстрее в приступе некоего вдохновения. Взбудораженный и в один миг позабывший о своих метаниях, молодой Гертендест закивал. - Нам было бы лучше без них! - совершенно уверенно (будто наивный мальчишка, а не взрослый чародей!) выпалил Рихард. Мыслями он волей-неволей возвращался к тому дню, когда решил изучать Предел. Он так хотел доказать что маги не опаснее простых людей в вопросах одержимости! Только вот теперь Рихард понимал, что проблема не только в Пределе или в демонах. Нет, все куда глубже и шире. - Возможно, - Зигмунд пожал плечами. Кажется, он был настроен более скептично. Во всяком случае мятежный огонь в его темно-карих глазах не заполыхал. - Но не думаю, что изменить вековые порядки можно легко и бескровно, - произнес Зигмунд мгновение спустя. Голос его был холоден и спокоен. - И почему же? - спросил Рихард прежде, чем осознал всю нелепость своего вопроса. Еще один смешок со стороны Зигмунда. Куда более мрачный. - Разве хоть один король отдаст свой престол, покуда ему горло не пощекочет сталь? - вопросом на вопрос ответил он. Рихард выдохнул. Кивнул. Гертендест не мог представить того щедрого господина, который откажется от своей собственности добровольно. Конечно, отношения Меченосцев и магов Вороньего Шпиля отличались от тех, что связывают холопов и знатных господ, но… Что там, что там все – только вопрос в устоявшейся веками привычной власти, в незыблемом могуществе, которое никто и не пожелает уступить добровольно. Рихард молчал. Он думал. Оценивал сколь дерзко прозвучит то, что теперь так и крутится на языке. - Когда-нибудь мы бы смогли обрести свободу от Церкви? - решился Гертендест. Зигмунд посмотрел на него: прямо и внимательно, оценивающе. Медленный кивок. - Однажды и замаравшись по локоть в крови – да, - сказал Зигмунд. Тон его был тих, даже по-своему мягок и вкрадчив, однако с тем же уверен и серьезен как никогда. - Но сейчас ни я, ни ты себе такого позволить не можем. “Мы слишком неопытны. Недостаточно влиятельны. За нами не стоит реальная сила”, - подумал тогда Рихард. Память вытаскивала наружу новые (и с тем же очень-очень старые!) воспоминания: мастер Ландель и разговор с ним. Наставник верил, что со всеми можно договориться, что с церковниками… с не-магами можно сосуществовать в мире, договариваться, на деле показывать свою невинность и безопасность. Когда-то верить в это было легко – Рихард годами не ставил под сомнение мудрость мастера Ланделя! - Через семидневку я снова уезжаю в Смотровой Утес. Орден Крылатых пригласил меня для исследований, - как бы между прочим сообщил Зигмунд. Резкая смена темы разговора не застала Рихарда врасплох. Он лишь слегка вскинул бровь, выдавая удивление (впрочем, приятное) и спросил: - Твои работы про драконологии так зацепили их? - Разумеется! - ухмыльнулся Зигмунд. - Как можно устоять перед таким чтивом? Один короткий смешок сменился смехом. Расхохотались оба: и Рихард, и Зигмунд. - Вины с Анхельма я не снимаю, Рихард. Он поступил, как болван и подлец. Но мне совсем не нравится то, что сделал с ним и с нами всеми Вороний Шпиль, - проговорил Зигмунд, посерьезнев. - Сейчас, когда мной заинтересовался орден Крылатых, я не могу рисковать. Однако, уверен, случай еще представится. Ты будешь со мной? Рихард на мгновение задумался: прав ли Зигмунд? Насколько справедлив когда-то был Ландель? “Всего бы этого не было, если бы Анхельма научили любить!” - вспыхнуло яркой искоркой в уме. - Да, - просто и без лукавства ответил Рихард, а про себя лишь пожалел о том, что столько лет потратил на изучение Предела с одной только целью: доказать слугам Церкви и прочим напуганным “не-магам”, что чуть более крепкая связь с миром снов не делает чародеев опаснее. “Знания должны давать силу, иначе что проку?!” - решил про себя Рихард. ”Я должен сломить Ворона, должен настичь Спящего!"

***

Кра-кра! В сиплом голосе Ворона больше не было насмешки, только усталость и боль. Черная птица, будто груда тряпья валялась на иллюзорных камнях иллюзорного мира. Кра! Смерть подкралась так близко, что Рихард уже чувствовал на своем загривке ее стылое дыхание. Непонимание. Только непонимание и мрачное удивление чувствовал маг. Его сны изменились: и обычные, и осознанные – навеянные магией и зельем. Ворон был мертв. - Что случилось? - вопрошал Рихард, глядя как проклятая птица испускает дух. - Что произошло?! - голос срывался на крик: отчаянный и злой. Ворон молчал. Ворон был мертв.