Дар

По правде говоря, Кили был знаком с Тауриэль не так уж и долго, и многое как в её характере, так и в жизни оставалось для него тайной. Вместе с тем он знал её достаточно хорошо, чтобы понимать: когда эльфийка ощущала опасность, времени терять было нельзя. Поэтому гном вскочил на ноги, чуть только услышал её предупреждение. — Сколько у нас времени? — спросил он. Все грустные, нежные чувства, которые он испытывал всего минуту назад, были забыты. Все его мысли были только о надвигающейся угрозе, о которой говорила Тауриэль. — Не могу сказать, — она напрягала слух и зрение в поисках хоть какого-нибудь намёка на то, с чем им предстояло иметь дело. Руки гнома сами собой сжались в кулаки. Всё случилось намного раньше, чем они ожидали — возможно, даже слишком рано. — Нам бежать? — спросил он, — Или останемся и будем сражаться? Теперь Тауриэль тоже поднялась на ноги. Она отступила на полшага назад, напряглась всем телом. — Боюсь, у нас нет выбора, — сказала она, а потом добавила с торопливой настойчивостью, — Бери оружие! Быстро! От страха и возбуждения, бурлящих в крови, Кили позабыл о резкой боли в груди, которую испытывал всего несколько минут назад, а слабость в руках и ногах исчезла под напором ожидания предстоящей битвы. Он подобрал свой новый лук, и руки обхватили его так, будто никогда в жизни и не держали ничего другого. Закинув за спину колчан со стрелами и засунув за пояс небольшой нож, который Тауриэль дала ему в Дейле, Кили подошёл к ней. Эльфийка посмотрела на него. — Я постараюсь отбиться. Я хочу, чтобы ты держался сзади. Ты понял? Другие могли бы обидеться на её резкий, приказной тон, но Кили смог по достоинству оценить, как всего за несколько минут она из нежного, заботливого существа смогла превратиться в хладнокровного воина. И хотя упрямая, безрассудная часть его самого не хотела с ней соглашаться и рвалась вперёд, он знал, что она права, когда просила его поступить иначе. — Я прикрою тебе спину, — согласился он. На её серьёзном лице мелькнула лёгкая улыбка благодарности, эльфийка кивнула. — Спасибо, — её глаза вернулись к лесу, — В любой момент, — проговорила она. Теперь Кили тоже почувствовал: тьма катилась на них, как зловещая, угрожающая волна. На лес опустилась жуткая тишина; все эти тихие, привычные за последние несколько недель звуки затихли в предвкушении того, что должно было случиться. Шорох в деревьях был единственным звуком, который выдавал приближение бесшумных восьминогих хищников. Кили сталкивался с ними только однажды и с радостью остановился бы на этом. Как бы то ни было, сейчас перед ним появилось около дюжины этих отвратительных тварей, которые с жадным, голодным бормотанием сгрудились в деревьях у них над головами. Первая же стрела эльфийки вонзилась одному из пауков точно между его многочисленных глаз. Кили невольно отступил на шаг, когда чудовище свалилось вниз с того места, где затаилось высоко на дереве, и с ужасным — до дрожи в кишках — стуком грохнулось об землю. Тауриэль даже не шелохнулась, она спокойно смотрела, как туша упала прямо ей под ноги. На какой-то короткий миг повисла мёртвая тишина. А потом пауки ринулись на них со всей своей силой, от их злобы волосы у гнома на затылке встали дыбом. Стрелы Тауриэль сбили ещё троих тварей, прежде чем она бросила лук и взялась за клинки. Самому Кили удалось метким выстрелом уложить одного паука, а другого ранить в бок. Чудище потеряло опору и исчезло из виду, свалившись за гигантские корни деревьев. Кили сомневался, что рана оказалась смертельной — слишком дрянной был выстрел. Однако на дальнейшие раздумья о судьбе паука у него не было времени, потому что его сородичи вовсе не собирались прекращать нападение. Хоть Кили и был недоволен тем, что приходится держаться позади в этой драке, но по крайней мере ему было легче оттого, что Тауриэль без малейших усилий расправлялась с теми, кто на них нападал. Он любовался, как она кружится, прыгает, уклоняется и наносит удары, грациозность её движений на короткое время отвлекла его от отвратительного вида врагов. Её клинки быстро разделали ещё двух пауков, пока Кили подстрелил третьего, так что тварей оставалось всего ничего. Кили позволил себе поддаться мгновенной радости, какая бывает только в бою перед самой победой. Они с Тауриэль отлично сработались и, несмотря на то, что сражалась по большей части она, он не был так уж недоволен своим собственным вкладом. Особенно, учитывая его раны и весьма условную пригодность нового лука. И конечно, именно в этот момент всё пошло наперекосяк. Эльфийка эффектно взлетела вверх по стволу дерева, а потом изящным движением спрыгнула прямо на спину одному из чудовищ, прикончив сразу двоих. Значит, если Кили посчитал правильно, из нападавших остался только один паук — но где он? Гном обернулся по кругу, обшаривая глазами деревья, сердце быстро колотилось в груди. Как он смог упустить врага из виду? — Кили! Вверху! Предупреждение прозвучало как раз вовремя. Когда Кили задрал голову, на него уже спускался последний из пауков, а от него в верхушки деревьев тянулась толстая нить. Гном быстро поднял лук, понимая, что если не выстрелить прямо сейчас, тварь окажется слишком близко, чтобы хорошенько прицелиться. Но как только он натянул тетиву, руку и плечо охватила та же самая дрожь, что и раньше, до нападения, от боли помутилось в глазах. Ему ничего не оставалось, кроме как ослабить хватку, чтобы снять напряжение с правой стороны тела. Времени достать клинок не было, а даже если бы было, Кили сомневался, что в такой ситуации от него будет много проку. Он просто стоял на месте, как вкопанный, не в состоянии осознать, что происходит. Настойчивый голос Тауриэль вывел его из ступора. — Прыгай! — скомандовала она. Прежде чем его разум сообразил, куда двигаться, тело послушалось её крика: гном рванулся в сторону, больно ударился о землю. Едва только Кили упал, то сразу вскочил на ноги, готовый драться с чудовищем, которое к нему приближалось. Однако гном с удивлением увидел, что паук теперь спускается дёргаными, неуправляемыми рывками — он рухнул вниз, ударившись об землю с противным хрустом. Из его уродливой головы торчала стрела: Тауриэль выстрелила в зверя и в очередной раз спасла его. Кили повернулся к ней лицом, кровь гулко грохотала в ушах. Эльфийка стояла там, где и раньше, рядом с деревом, всего в паре футов от него, а лицо у неё было взволнованное. Прежде чем она успела заговорить, гном поднял руку. — Всё хорошо, — он тяжело дышал, — Мне просто надо перевести дух. Тауриэль медленно кивнула, озабоченно выгнула брови. Кили выпрямил спину и постарался улыбнуться ей как можно увереннее. — Мы сделали это, — произнёс он, чувствуя, как медленно успокаивается сердце. Тауриэль нежно улыбнулась в ответ. — Похоже, что так. Их взгляды сомкнулись, и на миг Кили охватили воспоминания о том, как они встретились в первый раз; тогда, как и сейчас, они стояли посреди Лихолесья, а вокруг на земле валялись туши огромных пауков. Он помнил, что в тот момент, когда его глаза впервые встретились с её глазами, мир замер, а всё, что, как он думал, он видел и знал, перестало иметь значение. Но самое чудесное было увидеть отражение своих чувств в глазах прекрасной эллет, наблюдать, как понимание самых глубин его души проявляется на этом идеальном лице. И сейчас тоже её глаза широко распахнулись, стали нежнее от осознания того, что было у него на сердце. Иди к ней, твердил голос у него в голове, но Кили застыл на месте, зная, что если решится двинуться к ней, то уже не сможет остановиться. Не в этот раз. Именно в этот момент, когда он всё ещё балансировал на грани, перед тем, как шагнуть туда, откуда не будет возврата, всё и случилось. Не было никакого предупреждения, ни единого звука, который мог бы выдать единственного выжившего хищника, когда он кинулся в нападение. Даже обладай Кили эльфийской быстротой и ловкостью, у него не хватило бы времени предупредить её криком, когда паук, которого он ранил, появился из-за громадных корней дерева, под которым до сих пор стояла Тауриэль. Ужас охватил сердце, когда он беспомощно наблюдал, как чудовище бросилось на неё, длинные волосатые лапы обхватили стройную фигуру, а отвратительные жвала вонзились ей в бок. В этот раз Кили даже не вздрогнул от боли, стремительно поднимая лук, прицеливаясь так точно, как делал это всегда. Стрела попала в цель, но гном этого почти не заметил. Паук завалился набок, освобождая эльфийку из смертельной хватки. Кили даже не глянул в сторону чудища, он рванулся к Тауриэль, когда она упала на колени с широко раскрытыми от шока глазами, как будто не поняла, что случилось. Кили схватил эльфийку за плечи, когда она повалилась вперёд, осторожно опустил на землю, судорожно осматривая её торс в попытке понять, насколько тяжело она ранена. Кровь. Было так много крови, и даже пока он смотрел, тёмно-красное пятно у неё на плаще становилось всё больше. — Нет. Нет, нет, нет, нет, — кто-то повторял эти слова снова и снова, и Кили не сразу понял, что слышит свой собственный голос. Этого просто не может быть. Он не может её потерять, не так. Ни за что. Он снял пальто, скомкал его и прижал к ране, надеясь остановить кровь. Одной рукой он придерживал ткань, а другую поднёс к её щеке. Взгляд её широко распахнутых глаз всё ещё был мутным, невидящим, но его прикосновение заставило эльфийку посмотреть на него, хотя паника в её глазах не исчезла. — Скажи мне, что делать, — умолял он, — Прошу, ты должна помочь мне спасти тебя! Пожалуйста! На секунду он засомневался, что она вообще понимает его слова, но потом Тауриэль ненадолго закрыла глаза, а когда снова открыла, они были ясными, а дыхание стало намного спокойнее. — Кожаный мешочек у меня в сумке, — напряжённым голосом проговорила она, — Там есть травы, которые можно использовать для лечения. Кили кивнул. — Вот, держи как можно крепче, — он поднёс её руки к импровизированной повязке. Он старался не показывать своё беспокойство из-за того, каими слабыми были её руки. Кили помчался за сумкой. Нельзя было допустить, чтобы она потеряла ещё больше крови. Эльфы были выносливы, он знал это, но был уверен, что даже они могут умереть от потери крови. От одной только мысли об этом горло сжимала паника, но Кили заставил её отступить. Прямо сейчас он должен сохранить как можно больше здравого смысла. Он опустился рядом с Тауриэль на колени и принялся рыться в её сумке, наугад вытаскивая всё, что там было, пока наконец не нашёл мешочек, о котором она говорила. Кили открыл его. Исходивший оттуда травяной запах напомнил ему кухню в Ласточкином гнезде, и ему захотелось, чтобы они оба вернулись туда в целости и сохранности. Осторожно, насколько позволяли дрожащие руки, Кили высыпал содержимое мешочка на чистый кусочек ткани, который также нашёл в вещах Тауриэль. — Что я должен сделать? — спросил он. Когда он поднял глаза к её лицу, то был потрясён бледностью и мелкими капельками пота, тонким слоем покрывавшими лоб. Тауриэль повернула голову, чтобы взглянуть на травы, которые Кили разложил перед собой, но даже такое небольшое движение, видимо, причиняло ей боль. — Здесь должны быть стебли тысячелистника, — сказала она, — У него маленькие белые цветы. Видишь? Гном проверил растения, что были в мешочке, и с облегчением сразу же узнал то, о котором она говорила. — Да, они здесь. — Хорошо, — эльфийка кашлянула, поморщилась, уронив голову на землю, — Это поможет остановить кровь. Но что нам действительно нужно, это ацелас. Королевский лист. Ты можешь его узнать? Кили определённо мог. Он узнал бы эту травку ещё до того, как Тауриэль использовала её, чтобы спасти ему жизнь, хотя тогда и не знал о её лечебных свойствах. Гном вытащил весь ацелас, какой только смог найти среди остальных трав. — Всё здесь, — сказал он и наклонился над ней. Тауриэль слабо кивнула. — Очень хорошо. Нужно раскрыть рану, — Кили посмотрел на свой плащ, который она до сих пор прижимала к боку, под ним было её собственное пальто и ещё два или три слоя одежды, — Разрежь их, — она будто прочла его мысли, а когда он задержался в нерешительности, добавила, — Сделай это быстро. Я не знаю, сколько ещё пройдёт времени, прежде чем яд одолеет меня. А я должна быть в состоянии говорить, что делать дальше. Кили взглянул на неё. Ну конечно. Всё его внимание было приковано к сильно кровоточащей ране, только вот он даже не подумал о яде, который паук, должно быть, впрыснул в неё. Вместе со слабостью из-за потери крови отрава медленно обездвиживала её. Выйдя из оцепенения, Кили достал свой клинок и быстро расправился с её одеждой: длинный прямой разрез поперёк живота обнажил укус паука. Выглядело паршиво, но он заставил себя не думать об этом. На своём веку Кили повидал немало ужасных ран — некоторые из них на собственном теле — и к этой он будет относиться так же, как и ко всем другим. Он снова прикрыл укус своим скомканным плащом. — Ладно. Что теперь? — Смешай листья вместе, — подсказала Тауриэль, говорить ей явно становилось всё труднее, — Разотри между ладонями, пока не получится липкая масса. Тебе придётся помочь мне наложить пасту на рану — мои руки начинают неметь. Кили сразу взялся за дело. Он смотрел на неё, пока разминал листья руками, с тревогой замечая, как снова мутнеет её взгляд. Нужно было заставить её говорить, удержать её внимание. — И это всё? — спросил он, — Немножко травы, и ты опять будешь, как новенькая? Тауриэль испустила тихий смешок, который перешёл в болезненный кашель. — Ты недооцениваешь силу вещей, которыми одаривает нас этот мир, пусть они и кажутся незначительными. Но нет, этого недостаточно. Раны, которые оставляют тёмные твари, нуждаются в заклинаниях, взывающих к духу. Только когда дух обретёт покой, тело может начать исцеляться. Учитывая то, как она спасла его в Озёрном городе, это объяснение имело смысл. Вот только между двумя этими ситуациями было одно важное отличие. — А ты можешь сделать это для себя? Призвать свой собственный дух? Тауриэль колебалась. — Насколько я знаю, это возможно. Но не уверена, хватит ли у меня сил. Всё равно, я этого не узнаю, пока не попробую. Её голос звучал совсем не так уверенно, как ему бы хотелось. В любом случае, у них не было другого выбора. — Я готов, — сказал Кили, когда и листья, и цветы стали тёплыми и влажными в его руках. Эльфийка посмотрела ему в глаза. Ей было страшно. — Всё будет хорошо, — он попытался успокоить её. Если бы только он сам смог сказать это с большей убеждённостью. По её дрожащему кивку гном снял с раны запачканный кровью плащ и начал накладывать травяную смесь. Тауриэль напряглась, зашипела от боли. Первым побуждением Кили было убрать тысячелистник и королевский лист, но он заставил себя продолжать, пока не закрыл всю рану. Оставалось только надеяться, что боль не станет слишком сильной, и она не потеряет сознание. — Мои руки, — сказала Тауриэль, когда он наконец закончил, — Помоги мне положить их на рану. Кили осторожно поднял её руки, испуганный тем, какими холодными и вялыми они казались на ощупь в его ладонях. Яд, напомнил он сам себе. Это всё из-за яда. Он накрыл её руки своими, удерживая на ране. У Тауриэль дрогнули веки, она закрыла глаза. Её полная неподвижность на миг заставила его испугаться, что он слишком долго готовился, и она потеряла сознание. Однако через несколько секунд эльфийка начала петь; её губы произносили слова на родном языке, выговаривали их в холодный воздух зимнего леса в надежде, что их услышат. Ничего не случилось — по крайней мере, насколько Кили мог об этом судить. И он подумал, что Тауриэль тоже это знает, потому что в её слабеющем голосе слышалось всё больше отчаяния. Из уголков её глаз потекли слёзы, и, глядя, как она борется, из последних сил цепляется за жизнь, Кили почувствовал, что у него самого щиплет глаза. Он крепче сжал её руки, чтобы она поняла: он всё ещё здесь, рядом, и отчаянно желал иметь возможность что-то сделать. Хоть что-нибудь. В безмолвной молитве к тем, кто мог бы его услышать, Кили умолял спасти её, обещал, что если она выживет, он потратит каждую секунду своей жизни на то, чтобы сделать её счастливой, потому что знал: в последнее время он в этом не очень-то преуспел. И пока он сидел на лесной подстилке, держа Тауриэль за руки, слова, которые она произносила, вдруг стали обретать для него смысл. Хотя она по-прежнему говорила на синдарине, Кили понимал, о чём она молится: о том, чтобы её душу освободили от тьмы, которая угрожала её поглотить, а телу позволили снова ходить среди тех, кого она любит. Его губы начали шевелиться как будто сами по себе, Кили удивлённо поднял голову, когда его собственный голос присоединился к её пению. Её глаза опять были открыты и смотрели на него. Он не мог сказать, удивилась ли она тому, что он сделал, однако понял, что начав, в любом случае уже не может остановиться. Совершенно потерявшись в её глазах, Кили сперва даже и не заметил, как вокруг них начал разливаться яркий свет. И только когда он стал почти ослепительным, гном отвёл взгляд, а его собственные глаза стали круглыми от удивления. Что бы они ни сделали, у них получилось. В конце концов свет постепенно померк, и они оба замолчали. Кили едва осмеливался взглянуть на Тауриэль из боязни, что несмотря на то, что сейчас случилось, может оказаться, что уже слишком поздно и её не спасти. Однако когда он всё-таки посмотрел ей в лицо, то испытал невероятное облегчение, потому что обнаружил, что её щёки снова порозовели, а выражение, хоть по-прежнему и напряжённое, но уже не так искажено болью, как несколько мгновений назад. Тауриэль в изумлении широко раскрыла глаза. — Что это было? — спросила она. Кили улыбнулся, легонько пожал её руки. — Что ты имеешь в виду? Ты сделала это! Всё получилось! Если бы она до сих пор не выглядела такой невозможно хрупкой и уязвимой, он схватил бы её в объятия прямо там и тогда, чтобы убедиться, что с ней на самом деле всё будет хорошо. — Я не совсем уверена, что всё так и было, — пробормотала Тауриэль. Она попыталась сесть, однако поморщилась и уронила голову на землю. Какие бы вопросы ни возникли у Кили после её слов, он тут же позабыл о них из-за беспокойства за неё. — Тебе ещё больно? Эльфийка на секунду закрыла глаза. — Боюсь, что больно ещё будет. Рана начинает затягиваться, но на это нужно время. И в моей крови ещё остался яд — его не хватит, чтобы меня парализовать, но для неприятных ощущений достаточно. — Но в конце концов ты ведь поправишься? У Кили до сих пор было такое чувство, что всё идёт слишком уж хорошо, чтобы быть правдой. На несколько минут он действительно поверил, будто может её потерять, и теперь то, что она уже начала выздоравливать, казалось самым ценным подарком. Наконец Тауриэль улыбнулась, хоть улыбка и была слабой. — Полагаю, что да, — она отвела глаза, устремив взгляд в небо над головой, — Дневной свет скоро угаснет. Боюсь, нам придётся остаться здесь на ночь. Кили проследил за её взглядом, прикидывая, сколько времени оставалось до конца дня. Хотя, отправляясь в путь, они и не собирались отходить далеко от Ласточкиного гнезда, в поисках подходящего места для стрельбы забрели дальше, чем хотели. Обратная дорога заняла бы не меньше часа. — Я могу нести тебя, — предложил он. — Нет, — сразу же возразила Тауриэль, — Ты уже и так перетрудил плечо. Кроме того, в доме нет ничего, что могло бы помочь моему исцелению — мы уже сделали всё, что нужно. — Даже мягкий диван и тёплый огонь? Она улыбнулась. — Не стану отрицать, звучит немного заманчиво. Но не настолько, чтобы рисковать твоим здоровьем. Кили кивнул. Ему довелось провести много ночей под открытым небом в гораздо худших условиях. В этой части леса не было снега, а опавшие листья, которые покрывали землю, могли служить удобной подстилкой. — Думаешь, здесь безопасно разжечь костёр? Даже без снега было довольно холодно, а когда стемнеет, станет ещё хуже. Эльфийка закусила губу — Кили часто наблюдал у неё эту привычку, когда ей случалось выбирать один из нескольких вариантов. — Не думаю, что нам стоит это делать, — наконец сказала Тауриэль, — Если на нас нападут ещё раз, я не смогу сражаться. Даже когда она говорила, Кили видел, как дрожит её тело. — Ты уверена, что здесь тебе будет хорошо? — спросил он, — По-моему, тебе холодно. Он видел, как она пытается сдержать дрожь в руках и ногах, но всё равно её зубы стучали, когда она отвечала. — Холод не причинит мне вреда. Просто из-за остатков паучьего яда я ощущаю его сильнее, чем обычно. Кили сомневался, насколько он верит её словам. — Но ты ведь всё равно плохо себя чувствуешь. Казалось, Тауриэль на секунду задумалась, взвешивая их возможности. Несмотря на возражения Кили, она с трудом села и огляделась по сторонам. — Может, тебе стоит получше осмотреться вокруг. Иногда под корнями самых старых деревьев бывает пустое пространство, вроде пещер. Там будет намного теплее, и мы будем защищены. Пока ты будешь искать, я перевяжу свою рану. Кили по-прежнему колебался. — А ты уверена, что справишься сама? Безусловно, она недооценивала действие, которое яд паука оказывал на неё — он видел и её бледное лицо, и дрожащие руки. Но Тауриэль продолжала настаивать. — Бывало и хуже. Пожалуйста, у нас мало времени. Солнце скоро сядет. Кили это не нравилось, но ему ничего не оставалось, кроме как согласиться с ней. Поэтому он начал обходить по кругу место, которое недавно служило им стрельбищем, и как мог старался не упускать эльфийку из виду. Поиски заняли больше времени, чем он рассчитывал, но когда он наконец нашёл одну из пещер, о которых говорила Тауриэль, пришлось признать, что усилия того стоили. Пещера оказалась больше, чем ожидалось, она была относительно сухой и защищала, как от ветра, так и от возможного дождя или снега. Кили убедился, что в маленькой пещере не осталось следов каких-то животных, которые могли сделать её своим домом, и заторопился обратно к Тауриэль. Он сразу заметил, что напряжение от сидячего положения не прошло даром — эльфийка стала ещё бледнее, чем раньше, а лицо исказилось от боли. Ну хотя бы рана у неё теперь была чисто перебинтована, а с помощью своего пояса она закрепила плащ, прикрыв обнажённую кожу там, где гном разрезал её одежду. Кили тихо опустился рядом с ней на колени. Тауриэль лежала так неподвижно, что он на миг засомневался, не уснула ли она. — Ты нашёл что-нибудь? Её голос застал его врасплох, а глаза по-прежнему были закрыты. — Да, — ответил он, — Ты позволишь мне помочь тебе добраться туда? Кили почти ожидал, что Тауриэль будет сопротивляться, но она только слабо кивнула. Внутри всё скрутило от беспокойства, он осторожно подхватил её на руки, стараясь не думать о том, как хорошо прижимать её к себе. Сейчас речь шла не о нём или о них, а о том, чтобы помочь ей поправиться. Тауриэль без всяких возражений позволила отнести себя в маленькую пещеру, которую он нашёл, а когда Кили вернулся с остатками их вещей, эльфийка неподвижно лежала с закрытыми глазами, и он решил, что на этот раз она действительно спит. Раз уж делать сейчас было больше нечего, он постарался устроить её поудобнее на единственном одеяле, которое у них было с собой, а потом сел у входа в их маленькую пещеру, откуда одновременно мог наблюдать и за ней, и за всем, что их окружало. Стало темно. Звуки ночного леса сильно отличались от тех, что слышались днём. Кили не мог припомнить, ночевал ли он здесь во время путешествия с Торином — слишком мутными были воспоминания о том, как они тщетно пытались идти по тропе, по которой их отправил Гэндальф. Наверное, должны были, потому что вряд ли они смогли бы преодолеть такое большое расстояние за один день, хотя именно так это и ощущалось — как один длинный, запутанный день. Кили ухмыльнулся, вспоминая, как Бомбур свалился в реку. С их-то удачей им конечно же пришлось тащить на себе самого тяжёлого гнома в отряде, как же иначе. Обрывки разговоров тех дней до сих пор звучали в голове, и он не мог удержаться от смеха, вспоминая, как они переругивались, безнадежно заблудившиеся и ужасно из-за этого злые. Кили скучал по ним. Не только по Фили и Торину — по ним всем. Даже по Дори, который, как наседка, вечно суетился вокруг Ори, по жадине Глоину, по Бофуру, который любил выпить и спеть. По всем этим причудам и странностям, которые сопровождали их во время пути. Он бросил взгляд на неподвижное тело Тауриэль и напомнил себе, что скучать по ним — для него нормально, пока это не влияет на то, как он живёт здесь и сейчас. То, что Кили поначалу считал в основном только средством для достижения своей цели, теперь стало жизнью, которая ему, в общем-то, нравилась, ведь она так сильно отличалась от всего, что он знал раньше. Приезд сюда, в Лихолесье, хоть и подвергал сомнению его верность своему народу, в конце концов мог оказаться не самым худшим выбором в его жизни. Конечно, если им удастся пережить эту ночь и остаться не съеденными громадными пауками. Поэтому много долгих часов Кили оставался настороже, надеясь, что за это время Тауриэль сможет отдохнуть и быстрее поправится. Насколько он мог судить, было уже далеко за полночь, когда она впервые зашевелилась. В мгновение ока гном оказался рядом, предложил ей попить воды из фляжки, которую эльфийка приняла с благодарной, но усталой улыбкой. — Тебе уже лучше? — спросил он, когда она немного пришла в себя. Тауриэль кивнула. — Боль постепенно проходит. Всё будет хорошо. Кили не мог не заметить, что она до сих пор дрожит. Видимо, яд паука и правда сильно повлиял на неё. Пока ночь была тихой, но он всё равно думал, что жечь костёр по-прежнему опасно. Он уже отдал эльфийке их единственное одеяло, и ему было больше нечего предложить, чтобы согреть её или хоть немного облегчить ей страдания. Разве что, только себя самого. После нескольких секунд нервного колебания Кили решился отбросить все сомнения и перелез через неё, осторожно, стараясь не толкнуть. — Что ты делаешь? — спросила Тауриэль, когда гном приподнял край одеяла и с гулко бьющимся сердцем забрался под него. Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал спокойно и безучастно. — Я знаю, что тебе всё равно холодно. Говорят, у гномов горячая кровь и не только в переносном смысле. Так позволь мне поделиться с тобой капелькой этого тепла. Пожалуйста. Тауриэль не ответила, да Кили и не был уверен, что услышит её за оглушительным грохотом крови в ушах. Однако она всё-таки расслабилась, соглашаясь. И вот, аккуратно, чтобы не задеть рану, он обхватил рукой верхнюю часть её тела и нежно подтянул ближе, чтобы они оба смогли поместиться под одеялом, делясь друг с другом теплом своих тел. Это было пыткой и одновременно полным блаженством. Когда Кили заставил себя расслабиться, то пришёл в благоговейный восторг оттого, что близость с другим существом может так сильно влиять на тело и душу. Да, он знал, что такое желание, уже испытывал томление и даже похоть, но никогда прежде не чувствовал себя так, как сейчас. Ещё никогда эти чувства не сжимали сердце так сильно, что он едва мог дышать, и казалось: ещё один шаг, одно легчайшее прикосновение — и он просто сгорит. Он надеялся, что Тауриэль не услышит, как колотится в груди его сердце, не почувствует, как быстро трепещет пульс. Уже чуть ли не целую вечность эльфийка оставалась совершенно неподвижной и тихой, и Кили подумал, что она снова уснула. Одна его часть молилась, чтобы так оно и было, а другая — та, которую он отчаянно пытался укротить — была глубоко этим разочарована. — Ты не спишь? Её голос неожиданно нарушил окружавшую их тишину, и его сердце торопливо застучало в ответ. Кили с трудом удалось сохранить самообладание, сдержать истерический смех, который грозил вырваться наружу. Сейчас он как никогда в жизни был далёк от того, чтобы иметь возможность заснуть. — Нет, — шепнул он наконец, надеясь, что его тихий голос поможет скрыть его тайные мысли и чувства, — А ты почему? Ты должна отдыхать. Тауриэль промолчала, и Кили подумал, что, возможно, она чувствует себя так же, как он — наверное, физическая близость тоже ошеломила её. После нескольких минут тишины эльфийка сделала то, на что у него не хватило смелости тогда, в Дейле, когда она улеглась в его больничную койку — повернулась в его объятиях так, что они оказались лицом к лицу. Кили хотел возразить, сказать, что ей нужно лежать спокойно, однако Тауриэль заставила его замолчать, слегка качнув головой. — Всё нормально, — с упрямством проговорила она, и в лунном свете, который просачивался сквозь корни деревьев, служившие их убежищу крышей, он видел, что она говорит правду. Ей больше не было больно. Да, она выглядела истощённой, но явно не испытывала больших физических неудобств. Кили сглотнул, в горле вдруг стало ужасно сухо. Её лицо было так близко, казалось таким прекрасным в свете луны, что он мог бы часами не отрывать от него глаз. Тауриэль смотрела прямо на него, в её глазах мелькали мысли и чувства, но слишком быстро, чтобы у него получилось их уловить. Всего несколько секунд назад его сердце угрожало разорваться, выпрыгнуть из груди, а тело сводило от напряжения. Теперь же, лёжа с ней рядом и не отводя взгляда от её глаз, Кили вдруг полностью успокоился. Только когда Тауриэль чуть-чуть сдвинулась с места, приблизила своё лицо к его лицу так близко, что он ощутил её дыхание у себя на губах, сердце опять забилось быстрее. И тогда паника, ставшая уже привычной, грозилась овладеть им, в голове эхом отдавались все «не надо» и «нельзя», которые он раз за разом себе повторял. — Кили, — Тауриэль говорила чуть слышным шёпотом, однако её голос всё равно вернул его в настоящее. Её глаза были широко открыты и так уязвимы, когда он заглянул в них, — Пожалуйста, — выдохнула она. Ему не нужно было слышать, чтобы понять, о чём она просит. Это было всё равно, что стоять на утёсе, готовясь прыгнуть в неизвестные воды. Будешь ли ты в безопасности или твоё тело разобьётся о камни внизу и так и останется там, избитое и изломанное? Махал, ты дрался с троллями, варгами, огромными пауками, сражался с армией орков и гоблинов, говорил он себе, А теперь трусишь? Боишься того, чего хочешь больше всего на свете? Кили вдруг обнаружил, что ему уже всё равно, будто бы события нескольких последних часов заслонили собой все его страхи перед будущим и сожаления о прошлом, ведь он был так близок к тому, чтобы потерять самое дорогое в своей жизни. Поэтому он, наконец, подтолкнул себя к краю, готовый упасть. Лёгкого наклона головы хватило, чтобы прикоснуться губами к её губам. В тот же момент от этого легчайшего касания в груди загорелось пламя, которое почти поглотило его, и Кили изо всех сил старался держать себя в руках. Резкий вздох, то, как сомкнулись её веки, подсказало ему, что ощущение его губ на её губах подействовало на Тауриэль так же, как и на него. Может, прошла всего доля секунды, а может, намного больше, но какое-то время ни один из них не двигался. А потом, как будто между ними исчезла невидимая преграда, они потянулись друг к другу, углубляя поцелуй. Ладонь Кили скользнула с её талии к пояснице, чтобы крепче обнять, убрать даже тот маленький кусочек пространства, который ещё оставался между их телами. Тауриэль прижалась к нему, её губы с готовностью приоткрылись в ответ на его объятия. Эльфийка тихонько вздохнула, когда он осторожно зажал зубами её нижнюю губу, а потом ещё раз жадно впился ей в губы. Одной рукой Тауриэль обхватила его щёку, большим пальцем поглаживала щетинки. Когда Кили ощутил, как её язык проникает в его рот, все попытки сдержаться полетели в тартарары. Он перекатился на неё, и эльфийка с радостью обхватила его ногами за талию. Тяжело дыша, гном оторвался от её рта, но только для того, чтобы уткнуться лицом ей в шею, ласкать губами и языком мягкую кожу. В ответ Тауриэль выгнулась, отчего только сильнее вжалась в него всем телом. Кили не смог удержаться от тихого стона, его ладонь протиснулась ей под тунику в неистовом желании ещё и ещё касаться этой идеальной кожи. Только когда его пальцы наткнулись на край повязки, которую эльфийка наложила на рану, гном застыл, осознав, где они, и что происходит. — Не останавливайся, — умоляюще шепнула Тауриэль. Она обхватила руками его щёки, опять притянула его лицо к своему и снова захватила его губы своими. От желания в чистом, самом примитивном своём виде каждая частичка его тела и души затрепетала в предвкушении того, чего она у него просила, но всё-таки он заставил себя отстраниться. Кили посмотрел на неё с нежностью. — Сейчас не время, — прошептал он, — Не здесь, не так. Тауриэль нахмурилась, явно опечаленная его словами. — А оно когда-нибудь наступит, это нужное время? Кили ненадолго прикрыл глаза. Он понимал, что она имеет в виду — после битвы он то и дело отталкивал её, и теперь она справедливо сомневалась, что в этот раз будет иначе. Самое ужасное, что он и сам не был до конца в этом уверен. Теперь, когда момент слабости прошёл, и он опять пришёл в себя, его сердце опять начал охватывать страх. Страх причинить ей боль, страх потерять её. Однако Кили больше не хотел испытывать эти чувства. Ему хотелось перестать отталкивать её, перестать бороться с тем, что между ними было. Он поднял руку, чтобы убрать с её лица выбившуюся прядь волос, и Тауриэль подалась навстречу его прикосновению, хоть и не перестала хмуриться. — Я не отвернусь от тебя, — пообещал он, — Ни сейчас и никогда. Кили знал, что избегает сути вопроса, и Тауриэль, конечно, тоже об этом знала. На миг ему показалось, что сейчас она в конце концов потеряет терпение, но потом увидел у неё на лице выражение усталой покорности. И это чуть не разбило ему сердце. — Ты полежишь со мной так хотя бы до утра? — спросила она. Кили с осторожностью опять опустился рядом с ней на землю, по-прежнему не выпуская из объятий. — Конечно, — ответил он, с трудом проглотив ком в горле. Гном перевернулся на спину, притянул её к себе так, чтобы её голова легла к нему на плечо. В таком положении ему не было видно её лица, но даже когда её лежавшее рядом тело расслабилось, он был уверен, что она не спит, а думает о том, что только что произошло между ними. От сладкого аромата её волос, в которые Кили зарылся лицом, у него защемило сердце, и он очень надеялся, что в момент страсти они с Тауриэль не разрушили что-то дорогое и ценное.