Дар

Сколько бы Кили не бывал в залах эльфийского короля — пленником или по своей воле — он так и не научился ориентироваться, когда дело касалось устройства дворца. Каждый раз, достигнув конца пути, можно было обнаружить, что возможности идти дальше бесконечны, и он никогда не мог понять: спускается он глубже в пещеры или поднимается вверх. Теперь, идя за Эльхадроном по лабиринту из лестниц, мостов и коридоров, Кили старался внимательнее, чем раньше, рассматривать всё, что его окружало. Тауриэль рядом с ним не было, и хотя с каждой встречей он всё больше доверял Эльхадрону, он был бы дураком, если бы с пренебрежением отнёсся к тому, что в своём нынешнем положении может попасть в неприятности. Впрочем, всё и так было безнадёжно. Как и Эребор, залы Трандуила были не просто дворцом, где жил король, а целым королевством. Хотя Кили никогда раньше не ступал в Одинокую гору, всё в ней казалось ему знакомым с тех самых пор, как он в первый раз прошёл в разрушенные ворота, и не нужно было много времени, чтобы понять, где именно он находится в переплетении подземных залов и туннелей. Может, дело было в историях, на которых он вырос, а может быть в том, что он всё-таки наследник Дурина, но это место вызывало чувство знакомости, вроде того, как если бы он мог понимать его тайны с рождения. В царстве лесных эльфов он никогда не испытывал ничего подобного. Здесь он чувствовал себя не в своей тарелке, каким-то потерянным, как будто ему всё время угрожала опасность сделать неверный шаг. Он ощутил неожиданный порыв благодарности за то, что им с Тауриэль позволили провести свои дни не здесь, а в другом месте, совершенно не похожем на это, где каждый из них мог чувствовать себя комфортно, а не быть чужаком в мире другого. Ласточкино гнездо стало для них чем-то вроде общего начала, и скоро Кили, вопреки собственным убеждениям, почувствовал, что у них появляется шанс на новую жизнь. Когда-то в Дейле он уже говорил Тауриэль, что в Эреборе для них нет будущего, и, блуждая по залам во дворце владыки эльфов, он думал о том, что если бы им пришлось жить здесь, то они бы не сблизились, а только ещё больше отдалились друг от друга. На этом Кили заставил себя прервать свои размышления, пока в голову не полезли бесконечные вопросы о том, кто же они сейчас друг для друга — он и эльфийская дева с огненными волосами. В этих мыслях было слишком много неуверенности, не говоря уже о тёплых, сбивающих с толку чувствах, которые появлялись у него всякий раз, когда он вспоминал события прошлой ночи. Чтобы из-за собственных грёз не свалиться с высоты какого-нибудь моста, Кили обратил внимание на Эльхадрона. Для того, кто шёл на весёлый праздник, эльф выглядел мрачновато. — В последнее время я и сам не особенно-то люблю всякие вечеринки, — обратился он к эльфу, — Но у тебя такой вид, будто тебя ведут на казнь. Эльхадрон ответил лёгкой, удивлённой улыбкой, а потом опять перевёл взгляд на дорогу. — Прошу прощения, если сегодня компания из меня никудышная. — Не надо извиняться, — ответил ему Кили, — Я согласился прийти только потому, что Тауриэль настаивала. Темноволосый эльф искренне улыбнулся. — Да, она может быть очень упрямой, — его лицо опять стало серьёзным, — Несмотря на то, что я сейчас чувствую, праздник, скорее всего, поможет мне отвлечься. — Можно спросить, от чего? Эльхадрон всегда был с ним откровенным, поэтому Кили не видел причин, почему бы не расспросить его поподробнее. И в самом деле, эльф сомневался всего минуту, а после продолжил. — Как ты помнишь, когда мы в последний раз виделись, я руководил поисками двух молодых солдат. — Тех, на которых, как ты думал, напали пауки? Эльхадрон угрюмо кивнул. — Вот именно. Наши поиски увенчались успехом: одну держали в гнезде, из которого напали на вас. Мы нашли её всего в паре миль к северу от того места, где вы с Тауриэль провели ночь. От воспоминаний о той самой ночи в лесу у Кили загорелись уши. Он продолжил разговор в надежде, что Эльхадрон ничего не заметил. — Они, наверное, оставили её про запас? Эльф с отвращением поморщился. — Похоже на то. Физически она не пострадала… — Но? — пока что не прозвучало ничего настолько плохого, что могло объяснить мрачное настроение эльфа. Так что в этой истории должно было быть что-то ещё. Эльхадрон вздохнул. — Как оказалось, эти двое были не просто друзьями. Они любили друг друга. — А, — произнёс Кили. Он ненадолго задумался, — Значит, кровь, которую мы с Тауриэль нашли, принадлежала второму? Эльхадрон опять ответил унылым кивком. — Да. Похоже, что Митиэль, которую мы обнаружили в лесу, наблюдала за жестоким убийством своего партнёра. Кили почувствовал, что его затошнило. Если бы удача отвернулась от них, его и Тауриэль постигла бы такая же участь, когда на них напали в лесу. — Эта девушка… Как она? — спросил он. Губы Эльхадрона сжались в тонкую линию. — Боюсь, что не очень. Я только что из её покоев. Я боюсь, что она угасает. Кили озадаченно хмурился. — А что это значит? — Это значит, что она не поправится, — глаза эльфа потемнели от горя, — Иногда, когда один из эльфов теряет свою пару, он или она может так сильно поддаться скорби, что перестаёт быть частью этого мира и с каждым днём всё больше и больше уходит в тень. Звучало и правда не очень-то хорошо. — А как же целители, к которым пошла Тауриэль? Разве они не могут ничего сделать? Эльхадрон покачал головой. — Как только начинается угасание, уже никто ничего не может, — он вздохнул, — Вот почему я считаю, что было бы неплохо сходить на праздник отвлечься. Митиэль я уже ничем не могу помочь. Эльф улыбнулся гному, и тот заставил себя улыбнуться в ответ. Однако внутри всё заледенело от страха. Кили не знал об этой особенности эльфийской любви, об этом так называемом угасании. Неужели он обрёк на это Тауриэль, когда пригласил её в свою постель? Если это и в самом деле её судьба, звучал голос у него в голове, То всё уже было решено задолго до прошлой ночи. В глубине души он знал, что это правда, знал: то, что они с Тауриэль пережили этой ночью, было просто выражением чувств, которые существовали между ними уже давно. Но всё равно ему было тревожно оттого, что отказавшись от попыток держать её на расстоянии, он, возможно, подверг её сердце ещё большей опасности, чем всё это время боялся. Судя по всему, Эльхадрон не замечал угрюмой задумчивости идущего рядом гнома, и когда они наконец-то пришли, повернулся к нему, выжидающе сияя глазами. — Добро пожаловать, — он провёл Кили через широкую арку, — На праздник Эринтиона, где мы восхваляем музыку и красоту. Как только Кили рассмотрел открывшийся ему вид, все мысли на мгновение вылетели у него из головы. Они стояли у входа в длинный зал с невероятно высокими потолками. Множество высоких окон тянулись в ряд вдоль правой стены, а ещё что-то похожее на дверные проёмы, которые вели на небольшие балконы. Каждое окно и каждая дверь были украшены затейливой резьбой, похожей на ту, что была в Туилимбаре, только здешняя, конечно, была куда как величественней. Зал был полон песен и смеха, а эльфы носили такие яркие, красочные одежды, каких Кили ни разу не видел за всё то время, что бывал во дворце. Но больше всего его привлекли не архитектура зала или его обитатели, а светящиеся шары, которые, казалось, просто парили у них над головами, создавая мистическую и одновременно чарующую атмосферу. Пока гном раздумывал о том, что эти маленькие шары, возможно, были созданы и удерживались в воздухе какой-то магией или за этим скрывалось вполне естественное явление, рядом с ним внезапно возник Эльхадрон с двумя кубками вина в руках. Посреди общей суеты Кили даже не заметил его отсутствия. — Тебе понравится, но советую не увлекаться, — подмигнув, предупредил эльф, и как только гном глотнул предложенного напитка, то понял, почему. Вино было очень крепким и сладким; Кили сразу почувствовал, как начинают расслабляться напряжённые мышцы, а голову, которую раньше занимали зловещие мысли, заполняет приятный гул. Он с лёгкой улыбкой кивнул своему спутнику, давая понять, что постарается прислушаться к его совету. Эльхадрон жестом пригласил гнома идти за ним, и тот подчинился, позволяя эльфу увести себя в глубину зала. В стене слева от них виднелись небольшие ниши, в каждой из которых музыканты или другие исполнители показывали свои таланты. Проталкиваясь сквозь толпу, Кили и Эльхадрон чувствовали на себе пытливые взгляды лесных эльфов — совсем не враждебные, просто любопытные. Это навело гнома совсем на другую мысль. — Ваш король вряд ли обрадуется, что я здесь, — сказал он Эльхадрону, когда они остановились послушать выступление какой-то певицы, которой аккомпанировали на лютне. Уголок губ эльфа дёрнулся вверх в лёгкой улыбке. — Это верно, скорее всего, что так. Но король присутствует только на официальной части Эринтиона, а сами гулянья ему не по душе. Кили оглядел зал, он рассматривал танцоров — они двигались свободно, не сдерживая себя, под действием музыки и, очевидно, изрядного количества выпитого вина. Казалось, что все вокруг были в исключительно приподнятом настроении. — Да уж, теперь я вижу, что Трандуилу было бы затруднительно настолько расслабиться. Он весело фыркнул. В ответ на эти слова Эльхадрон разразился смехом. — Воистину. Тогда идём, я познакомлю тебя с выбором блюд, которые подают на таких праздниках. Учитывая собственный опыт знакомства с эльфийской кухней, Кили был совсем не в восторге от этого обещания, но всё равно пошёл следом за Эльхадроном. Он с изумлением обнаружил, что среди огромного количества разной снеди многое пришлось бы ему по вкусу. Со времени похода на Эребор еда сама по себе стала скорее средством для выживания, чем удовольствием, и было приятно хоть раз просто получать наслаждение от разных вкусов и сочетаний. В общем, Кили и сам удивился, насколько ему понравился этот пир — всё было совсем не так чопорно, как он себе представлял, и что самое подозрительное — его сознание охотно согласилось хоть на короткое время отбросить в сторону все другие, мрачные мысли. Разумеется, в этом было виновато вино. Но скоро он обнаружил, что начинает уставать от всей этой музыки и гула голосов, а яркие цвета, в которые разоделись танцующие эльфы, стали расплываться перед глазами. Оказалось, что Эльхадрон занят болтовнёй с маленькой группкой других эльфов, поэтому Кили решил, что не случится ничего страшного, если он улизнёт на минутку, чтобы глотнуть свежего воздуха. Через пару бесконечно длинных, струящихся белых занавесок гном вышел из большого зала и, как он и думал, обнаружил себя на своеобразном балконе. Но чего он никак не мог ожидать, так это того, что увидит перед собой. Уже наступила ночь, и хотя он стоял не так уж и высоко, казалось, его окружают звёзды; их серебристое мерцание представлялось таким близким — только руку протяни, чтобы достать. Кили не мог найти этому разумного объяснения, ведь это было то же самое небо, которое он видел всю свою жизнь, под которым спал столько раз. И всё-таки оно никогда не восхищало его так, как сегодня: теперь он понял, что имела в виду Тауриэль, когда однажды сказала ему, что свет звёзд совсем не далёкий и не холодный. Когда Кили вспомнил тот разговор, который они вели в подземельях, его охватила тоска. С тех пор, как они разделились, прошло совсем немного времени, но он так сильно скучал по её присутствию, как будто не видел уже несколько дней. И пока он глядел в полное звёзд небо, он признался себе, что чем бы не обернулась вся эта затея с его новыми способностями, у него не осталось сил держать её на расстоянии, отказывать себе в том, чего ему хочется больше всего на свете. Он так устал отталкивать её снова и снова, тем самым причиняя боль им обоим. Именно этим ты весь день и занимаешься, зазвучал в голове обычный насмешливый голос. Это была правда — сейчас, оглядываясь назад, Кили почти что стыдился того, как вёл себя после её утреннего откровения, что не сказал ни слова в знак признания их близости прошлой ночью. Он был слишком подавлен тем, что по мнению Тауриэль происходило с ним, чтобы сделать то, что хотел, когда только встал с постели и отправился её искать. Он хотел снова заключить её в объятия, телом и душой показать, что барьеры, которые он возвёл между ними, наконец-то рухнули и уже больше никогда не появятся. Если только она сама этого не захочет. Большую часть дня эта мысль, как камень, мёртвым грузом давила внутри. Всё остальное, что происходило вокруг, возможно и отвлекало его, но сейчас, здесь, в окружении одних только звёзд Кили опять ощущал на себе её тяжесть. Когда он проснулся утром, постель была пуста, а матрас рядом с ним — неприятно холодным. На самом ли деле только тревога за него заставила Тауриэль оставить его или было что-то ещё? Казалось, что с момента битвы их разделяло только его собственное нежелание, однако теперь, когда его решимость быть ей просто другом таяла с каждым днём, Кили вдруг начал ощущать себя неуверенным, уязвимым. Что, если уже слишком поздно? Что, если её чувства изменились или, ещё хуже, прошедшая ночь убедила её в том, в чём он так усердно пытался убедить их обоих, а именно в том, что они не должны быть вместе? Кили задрожал, когда холод внезапно начал расползаться по рукам и ногам. Ему нужно было всё исправить между ними, пока не стало слишком поздно, пока он не потерял её навсегда. И как обычно, оставался только один вопрос: что было «правильно», когда речь шла о них обоих? То, что подсказывает ему сердце? Или рассудок? А может, стоит прислушаться к тому, к чему приучило его воспитание? Кили молча спрашивал у звёзд ответа. Однако звёзды дали ему не только ответ, но и сам предмет его размышлений. Когда Тауриэль неожиданно появилась рядом, он чуть-чуть вздрогнул, хотя сердце пропустило далеко не один удар. Эльфийка выглядела усталой, тем не менее, улыбнулась ему. — А я уже испугалась, что ты валяешься пьяным где-нибудь в углу, когда не смогла найти тебя сразу. Он усмехнулся. — Ну, до этого ещё далеко. Хотя, должен признать, что вино, которое пьёт твой народ, для этого очень даже годится. Теперь настал её черёд смеяться. — Есть много тех, кто с этим согласен, — Тауриэль оглядела балкон, явно, чтобы убедиться, что рядом никого нет, — Что ты делаешь здесь совсем один? Кили замялся. Надо ли прямо сейчас рассказать ей всё, о чём он думал? Он решил, что не стоит, потому что знал: сначала им нужно обсудить другие проблемы. — Я просто наслаждаюсь моментом подальше о шума. Тауриэль понимающе кивнула, и Кили спросил себя, ходила ли она обычно на праздники вроде этого. Почему-то ему казалось, что она скорее отработает лишнюю смену, чем будет петь и плясать со своими сородичами. Как в ту ночь в подземельях. — Ты вернулась раньше, чем я ожидал, — заметил он. Кили точно не знал, сколько времени прошло с тех пор, как они разделились, но судя по всему, не так уж много. Тауриэль уклонилась от его взгляда, отчего он сразу заподозрил самое худшее. Что сказали целители? Что он чудовище, какая-то мерзость? Эльфийка вздохнула. — Если ты спрашиваешь, почему мой визит к старым целителям оказался недолгим, то боюсь, это потому, что они не очень-то помогли мне. — В каком смысле? Кили нахмурился. Неужели они и правда пришли сюда напрасно? Или она просто скрывает от него какую-то ужасную правду? Когда Тауриэль наконец-то на него посмотрела, он увидел, что она по-настоящему разочарована. — Наверное, мне следовало знать лучше, — сказала она, — В конце концов, я знала, каковы они. Кили насупил брови. — Думаешь, говорить с ними было ошибкой? Эльфийка снова вздохнула. — Нет, не совсем. Вот только мы ничего не добились. Причины, по которым они согласились говорить со мной, оказались совсем не такими благородными, как я надеялась. — Значит, они не смогли ничего рассказать о том, что могло случиться со мной? — Я бы сказала, скорее не захотели, — Тауриэль вздохнула в очередной раз, — По сути, они не допускают даже мысли о том, что ты действительно можешь обладать даром исцеления, они считают, что это слишком невероятно, чтобы тратить на это время. Всё, что они хотели, так это заполучить любые записи или рецепты, которые могли остаться от Фаэрверен и Иондаэра. Они никогда не соглашались с методами старых целителей и не хотели делиться с ними своими знаниями. Теперь, когда их не стало, целители увидели возможность получить то, в чём им так долго отказывали. После этих слов губы эльфийки сжались в тонкую, жёсткую линию. — Полагаю, ты не пошла у них на поводу? Кили обнаружил, что испытывает странное желание во что бы то ни стало защитить то, что принадлежало Иондаэру и Фаэрверен. Он не знал их, но теперь ему казалось, что они знакомы, их письма и воспоминания настолько сблизили его с ними, что он почти что считал их своей семьёй. Тауриэль с горечью рассмеялась. — Нет, — она ненадолго зажмурилась, а потом опять взглянула на него, — Прости. Я, наверное, разрушила нашу единственную возможность услышать от них что-то полезное. Я ведь знаю — они могли бы что-то сказать, если бы захотели. Мелдис обещала, что попытается во всём разобраться, но с ней не очень-то считаются, поэтому я не верю, что из этого что-то выйдет. Кили покачал головой. — Не нужно извиняться. Я и не ждал от тебя иного, — он вздохнул, запрокинул голову, чтобы ещё раз посмотреть на звёзды, — Кажется, мы остались там, где и начали. Тауриэль придвинулась ближе, и Кили не смог сдержаться, чтобы не оторвать взгляд от звёздного неба и не взглянуть на неё. Она не выглядела встревоженной. — Где именно? Он не был уверен, говорит она о его новых способностях или о том, что между ними было. Ни тот, ни другой разговор не сулил лёгкости, так что Кили решил разобраться с ними по очереди. — Сегодня утром ты сказала, что не можешь представить, чтобы дар исцеления был связан с тьмой, — он посмотрел на свои руки, как будто в их линиях можно было увидеть ответы на его многочисленные вопросы, — В глубине души я знаю, что это правда. И хотя эта мысль до сих пор тревожит меня, я должен в это верить. Я не могу добавлять к своим заботам ещё и это. Или к твоим, если на то пошло. Тауриэль взяла его руку в свою, нежно провела пальцем по линиям и бороздкам на его ладони. Кили вздрогнул, но вовсе не от досады. — Ты не должен беспокоиться обо мне, — очень тихим голосом проговорила она. Его пальцы сомкнулись на её ладони, удерживая руку. — Конечно, должен, — сказал он, — Ты — всё для меня. Даже после всего, что им пришлось пережить, после всего, что они сделали, от этого признания его сердце бешено забилось в груди. Тауриэль широко распахнула глаза, и ему показалось, что он видит в них блеск непролитых слёз. Но потом она моргнула, отвела взгляд. — Ты хочешь сказать, я — всё, что у тебя осталось… Она попыталась отстраниться, но Кили оказался быстрее; он покрепче перехватил её ладонь, удерживая у своей груди. Теперь она оказалась ещё ближе, чем раньше, и он потянулся рукой к её щеке. — Нет. Я имел в виду то, что сказал. Ты — всё для меня. Всё. И я не хочу провести остаток своей жизни, отрицая это и причиняя боль тебе и себе. Долгие минуты, которые казались вечностью, Тауриэль просто на него смотрела, пока его сердце продолжало гулко колотиться в груди. Наконец её глаза стали мягче, а свет луны и звёзд показал лёгкий румянец у неё на щеках. — Тогда не надо, — шепнула она на одном дыхании. Ей не нужно было повторять дважды. Кили сделал полшага, чтобы подойти к ней вплотную, приблизил свои губы к её губам, а его рука соскользнула с её щеки и опустилась на шею. Поцелуй был сладким и нежным, в нём не было той настойчивости, того отчаянного желания, как в тех, что они разделяли раньше. Впервые ни один из них не боялся, что другой в любой момент может отстраниться, опять возвести между ними стену. На этот раз они оба чувствовали, что их привязанности друг к другу ничто не угрожает. Если и был момент, который Кили хотелось бы сохранить навечно, то это был именно он. Губы Тауриэль были такими мягкими на его губах, её тело идеально льнуло к его телу, когда его руки обхватывали её узкую талию, позволяя ему обнимать себя так, как он мечтал с тех самых пор, когда увидел её в первый раз. Слишком скоро этот блаженный момент был прерван звоном бьющегося стекла и хмельным смехом, который доносился из зала. Они разорвали поцелуй, улыбнулись друг другу с тихой застенчивостью. На лице у Тауриэль до сих пор оставался румянец, и Кили с облегчением понял, что на нём нет и следа сожаления или стыда. — Кажется, мы пропустили всё самое интересное, — он подмигнул. Тауриэль тихонько хихикнула. — Почему-то я совсем не возражаю. Она прислонилась своим лбом к его. Какое-то время они просто стояли вот так, наслаждаясь этим островком покоя посреди общей суматохи. — Хочешь потанцевать? — услышал Кили собственный голос. Он даже и не подозревал, что может подумать об этом, но теперь, когда эта мысль пришла ему в голову, ему хотелось только одного: обнять её и двигаться вместе под музыку, что звучала из зала. Тауриэль тихонько хихикнула, удивив его своей внезапной застенчивостью. — Что, прямо здесь? — А ты можешь представить более прекрасное место, чем здесь, под звёздами, которые ты так любишь? Кили видел, что идея ей понравилась, но она всё-таки сомневалась. — Боюсь, что я немного неуклюжая танцовщица. Ему было трудно поверить в то, что она может быть хоть в чём-нибудь неуклюжей, но он решил её не дразнить. — Тогда тебе повезло, потому что для гномьих танцев не нужно особого мастерства. И потом, никто ведь не смотрит. Тауриэль улыбнулась, и Кили почувствовал, что она уступила его просьбе: её тело расслабилось в его руках, разрешая ему направлять её движения в одном из немногих медленных танцев, которые он знал. Из него самого танцор был неважный, но он собирался не хвастаться своими умениями, а скорее, хотел почувствовать, как она отвечает на его прикосновения, наслаждался тем, что она доверяет ему, позволив взять на себя ведущую роль. Некоторое время они просто покачивались из стороны в сторону, а когда Кили взял её руки в свои, чтобы покружить вокруг себя, Тауриэль охотно подчинилась и улыбнулась ему, пока они продолжали поворачиваться сначала в одну сторону, потом в другую; их тела ненадолго сближались, чтобы потом при следующем шаге опять отдалиться друг от друга. Она рассмеялась, задохнувшись от удивления, когда Кили обхватил её за талию, приподнял, а потом повернулся ещё раз и, прижав к себе, опустил на землю. Её смех вызвал у Кили улыбку, он притянул её к себе; Тауриэль прижалась щекой к его макушке, и они снова продолжили просто раскачиваться из стороны в сторону в такт музыке эльфов. Они оставались так долго, даже после того, как песня закончилась, и музыканты, судя по всему, решили немного передохнуть. Было очень приятно притвориться, что им нет дела ни до чего в этом мире, и Кили наслаждался каждой секундой. Однако он точно смог почувствовать тот момент, когда в голове у Тауриэль опять появились какие-то мысли, а тело в его объятиях становилось всё более напряжённым. Кили отстранился, посмотрел на неё и улыбнулся, когда она в лёгком смущении прикусила губу. — Что такое? Тауриэль стеснительно улыбнулась. — Я просто подумала… — она запнулась, но потом, видимо, решилась и продолжила, — Я подумала, что если ты захочешь, я могла бы помочь тебе научиться использовать дар исцеления, который дремлет в твоей крови. Может, если ты научишься им управлять, он перестанет казаться тебе таким странным. Кили ничего не ответил, он отвёл взгляд и уставился в пустоту. Если честно, в первый момент ему захотелось рассмеяться вслух, но не потому, что её предложение хоть сколько-нибудь позабавило его, просто сама мысль о том, что они всерьёз обсуждают его целительские способности, показалась совершенно нелепой. Когда он так ничего и не сказал, взгляд у Тауриэль стал виноватым. — Прости, — произнесла она, — Я не должна была говорить об этом. Я просто подумала, и тебе не обязательно… Кили заставил её замолчать, прижав палец к её губам. — Не извиняйся. Я знаю, что ты пытаешься сделать, как правильно. И я тоже, — он опустил руку, переплёл их пальцы. Он смотрел на их соединённые руки и размышлял о том, что она только что предложила, — Я подумаю об этом, ладно? Просто… я чувствую, что мне нужно привыкнуть к таким мыслям, прежде чем что-то планировать. — Конечно, — сразу ответила Тауриэль. Она подняла между ними их переплетённые руки, нежно поцеловала костяшки его пальцев, — Что бы ты ни решил, можешь быть уверен: я тебя поддержу. — Ну, это одна из вещей, в которых я твёрдо уверен, — Кили улыбнулся, — И не думай, что я не знаю, как мне повезло, что я могу так сказать. Тауриэль не ответила, она снова прижалась лбом к его лбу, и хотя из зала по-прежнему не было слышно никакой музыки, они продолжили свой танец, за которым наблюдали одни только звёзды.