Дар

Трандуил не повернулся, услышав, как у него за спиной захлопнулась дверь. Только одному из эльфов позволялось входить в его покои без объявления стражи, только он один посмел бы прийти к нему в такое время без вызова. — Леголас. Король поприветствовал сына, потянулся за графином с вином и наполнил второй бокал, который стоял рядом с его собственным, уже наполовину пустым. Взяв бокал в руки, он повернулся, протянул его принцу. Леголас принял вино, пусть и слегка неуверенно, его гладкое лицо омрачала хмурая гримаса, как это часто бывало. — Так значит, ты следил за ними? — Трандуил заметил, как глаза сына загорелись удивлённым блеском, когда тот понял, что король знает, чем он занимался последние дни, — Тебя не было дольше, чем я ожидал. — Я не заходил дальше южных границ твоего королевства, — Леголас даже не пытался отрицать того, что отец сказал правду. Однако его голос сразу же приобрёл тот вызывающий тон, который так не нравился Трандуилу, и который особенно часто появлялся в их разговорах, когда речь заходила об одной девице с рыжими волосами, служившей когда-то в гвардии капитаном. Владыка эльфов старался не поддаваться порыву ответить сыну язвительным замечанием — он удивился тому, что после битвы у Эребора Леголас так быстро вернулся в Лихолесье, и это некоторым образом нарушило его душевное равновесие. Он вдруг испытал сильное желание не настраивать сына против себя ещё больше, чем это уже есть, так что вместо этого выбрал спокойный, уравновешенный тон. — И как ты нашёл Тауриэль, она в порядке? Леголас отвёл глаза, он явно пытался скрыть от отца свои чувства. — Вполне, — ответил он, но в его голосе по этому поводу совсем не было радости. — Ревность, — заметил Трандуил, не в силах сдержать себя, — Это мелкое чувство, сын мой, и принцу оно не к лицу. Они ещё никогда не подходили так близко к тому, чтобы начать прямо обсуждать чувства, которые принц испытывал к Тауриэль, и король решительно собирался оставить всё так, как есть. Не его вина, что сын решил последовать за ней и гномом, мучить себя, наблюдая за ними из тени. Но даже на это вполне невинное замечание Леголас ответил угрюмым взглядом. — Я не ревную, — заявил он, — А тревожусь о её безопасности. И судя по всему, я в этом одинок. Трандуил мысленно вздохнул, слыша обвинение в словах сына. — Не понимаю, какое это имеет значение. Тауриэль больше не изгнана, и ты сам сказал, что с ней всё хорошо. Она вольна выбирать, что делать и куда идти. Тебе этого не достаточно? — Достаточно? — Леголас начинал волноваться, — С этим гномом происходит что-то неладное. Насколько мы знаем, он может быть опасен и для себя, и для окружающих, но несмотря на это, ты всё-таки решил отправить их в мир одних?! Король быстро терял терпение и чувствовал, как у него закипает кровь. — Разве у тебя нет больше иных забот, кроме как волноваться о том, что происходит или не происходит с гномом? Леголас окинул отца вызывающим взглядом. — Как ты можешь не волноваться об этом? — спросил он, — Я не знаю, какую роль ты сыграл в его неожиданном выживании, но как бы там ни было, ты хотя бы отчасти несёшь ответственность за то, что происходит сейчас. Насколько я знаю, он должен быть мёртв. Трандуил кипел от ярости. Он был королём и никогда никому не позволял сомневаться в своих решениях и способностях. Даже своему единственному сыну. Да и себе самому тоже, если на то пошло. Ведь, если честно, ему в голову то и дело приходили мысли о том, что случилось на вершине Вороньей высоты. Он без колебаний признал, что тогда просто поддался эмоциям, из-за глупой привязанности к той, кто должна была быть для него не более, чем простой подчинённой. Однако намного труднее было признаться в том, что он, возможно, слишком глубоко проник в те силы, которыми, как известно, он обладал, но которые следовало применять с большой осторожностью. Да, в молодом гноме ещё оставалась искра жизни, но Леголас был прав, когда предположил, что он уже успел зайти достаточно далеко. Единственный другой дух, который Трандуил пытался вернуть в мир живых, и был так же близок к смерти, как Кили, был духом его жены. Тогда ему это не удалось, да и в тот роковой день на Вороньей высоте он чуть было не потерпел неудачу. Его воспоминания о том, что случилось, были странно туманными, но он помнил, что кроме духа гнома, которого пытался вытащить из чёрной бездны смерти, он ощущал и других. Как и он сам, они тянулись к душе гнома, одни приказывали ему остаться, другие — уйти. Трандуил помнил, что от этого чувствовал себя неуютно, помнил, как им овладело внезапное беспокойство о том, что он, возможно, зашёл слишком далеко. Но потом и он, и гном вынырнули из этого грандиозного хаоса блуждающих душ, и темнота сменилась светом. Король внутренне содрогнулся: собственная неуверенность вызывала у него отвращение. Ведь у него получилось, разве нет? Так какая разница, если всё прошло не совсем гладко? Он один из самых могущественных эльфов своей эпохи, поэтому ему не пристало терзаться сомнениями. Тем не менее, не помешает полностью убедиться, что всё, что происходит с племянником Дубощита, не имеет к нему отношения, а значит, он ничего ему не обязан. Именно поэтому он и отправил гнома в Лотлориен. Пусть Галадриэль ответит на вопросы, над которыми ему самому думать не хотелось. Кроме того, у этого решения была ещё одна выгода: оно позволило ему убрать нынешних обитателей Туилимбара с глаз долой и — по большей части — из мыслей тоже. Если бы только это с таким же успехом помогло и его сыну. Он снова взглянул на Леголаса, на его лице появилось суровое выражение. — Если для того, чтобы ты перестал донимать меня вопросами о том, что происходит и чего не происходит с гномом и одной из моих подданных, тебе нужна другая цель, миссия, хоть что-нибудь, ты мог бы принести пользу и разыскать этого лучника, чтобы узнать, что он может предложить нам в обмен на товары, которые ему очень нужны. Ещё один прекрасный план, мысленно поздравил себя Трандуил. Теперь Леголас будет занят, а ему самому не придётся лично ехать в Дейл и, что ещё важнее, в Эребор. Всю зиму ему удавалось избегать любого общения с с этими двумя королевствами. Он знал, что это не может продолжаться вечно, но было весьма приятно достаточно долгое время не тревожиться о бедах людей и гномов — если не считать одного конкретного гнома, конечно — но сейчас ему не хотелось об этом думать. Леголас холодно посмотрел на отца. — Теперь Бард — не просто лучник. Народ Дейла называет его своим королём. — Вот видишь, — Трандуил усмехнулся, — Ты уже знаешь его намного лучше, чем я. Так убедись, что любое соглашение, которое ты заключишь с ним, принесёт нам хоть какую-нибудь выгоду. Он смутно надеялся, что для того, чтобы сын отправился в путь, этого будет достаточно, но Леголас, разумеется, не стал бы так облегчать ему задачу. Впрочем, как и всегда в последнее время. — Почему бы тебе самому не поехать туда? — сердито спросил он у отца, — Или ты просто не хочешь подходить слишком близко к этой горе? В конце концов, ты ведь скрываешь наследника гномьего престола, отправляя его на юг искать ветра в поле. Если обратить их внимание в эту сторону, можно одним выстрелом убить несколько зайцев. Трандуил чуть не задохнулся от гнева, который обжигал всё внутри — он злился на Леголаса за то, что тот упрямо продолжает усложнять ему жизнь, на себя самого, потому что вмешался в то, что прежде всего сделало его уязвимым перед угрозами сына. — Ты не посмеешь, — выплюнул он, — Ты не захочешь нести ответственность за тот беспорядок, который за этим последует. Его отчаянная надежда оправдалась: Леголас наконец уступил после того, как несколько долгих мгновений смотрел на него злым взглядом. — Я поеду в Дейл, — сказал он, — И сделаю, как ты просишь. Но мы говорим об этом не в последний раз. Трандуил устало вздохнул. — Я не посмел бы тешить себя надеждой, что это так. Владыка эльфов посмотрел на сына, и упрямая решительность его взгляда до боли напомнила его мать. Он вдруг испытал сильное желание сказать что-нибудь, хоть что-то, что могло бы смягчить чувства его сына к нему, помогло им расстаться друзьями. Но, как всегда, не нашёл таких слов. Леголас смотрел на отца холодными, стальными глазами. Потом принц резко кивнул, повернулся и направился к двери. Он уже закрывал её за собой, когда Трандуил снова обрёл дар речи. — В добрый путь, — проговорил он, отчего Леголас приостановился и опять перевёл взгляд на короля. — Спасибо, — коротко ответил принц, но Трандуил достаточно хорошо знал своего сына, чтобы понять: его маленькой любезности хватило, чтобы отношения между ними не стали ещё хуже. Тихий голос внутри шёпотом спрашивал, надолго ли ещё по его мнению хватит этих любезностей, прежде чем Леголас окончательно от него отвернётся, но король заставил его замолчать. Как только за сыном закрылась дверь, владыка одним глотком осушил свой бокал. Жидкость обожгла горло. Он надеялся, что хорошее вино будет частью сделки, которую принц заключит с Бардом — у него было предчувствие, что оно ему определённо понадобится. ********* После встречи с волками и пауками Кили и Тауриэль решили больше не идти через лес, а отправиться к его западным границам. Казалось, чем дальше на юг, тем более враждебным становится Лихолесье, и эльфийка не хотела подвергать их ненужной опасности. Одно дело — отбиваться от пауков, но ввязываться в драку пауков с волками или другими животными было слишком рискованно. Как ни странно, казалось, что Кили намного меньше хотел уйти из леса, чем она. Потребовалось несколько дней, чтобы уговорить его объяснить ей причину, и когда он наконец-то признался, что в глубине души до сих пор тревожится о том единственном выжившем волке, она не сумела скрыть своё удивление. Как Тауриэль уже говорила раньше, она мало что знала о волках Лихолесья. Но что она знала наверняка, так это то, что обычно они испытывали привязанность только к сородичам. Поэтому, когда по пути через лес Кили нерешительно рассказал ей о связи, которую он ощутил с волком, и о том, что ему показалось, будто зверь ответил ему взаимностью, она просто не знала, что ответить. Она молчала, и Кили хмурился. — Думаешь, я совсем рехнулся? Тауриэль не смогла удержаться, чтобы не подразнить его. — Ну, ты мог удариться головой, когда падал, так что, как знать. Увидев её улыбку, Кили усмехнулся в ответ. — Поверь, у меня достаточно твёрдая голова, так что удары и посильнее ей нипочём. — Не сомневаюсь, — она рассмеялась, а потом добавила уже серьёзнее, — Просто я выросла с убеждением, что волков лучше избегать. — Сдаётся мне, ты то же самое думала и о гномах. И только посмотри, где ты сейчас, — для пущей убедительности он взял её за руку, а Тауриэль ласково улыбнулась. — Возможно, ты прав, — сказала она, — Я просто подумала, может… — она запнулась, не желая обидеть его своими мыслями. — Может, что? Просто скажи, — выражение его глаз говорило ей, что он действительно очень хочет об этом знать. Тауриэль вздохнула. — А ты не думаешь, что, возможно, почувствовал эту связь только потому, что хотел, чтобы она была? Потому что увидел то, что напомнило тебе о брате? Какое-то время Кили обдумывал то, что она сказала, а потом вздохнул. — Мне просто его не хватает. Фили, я имею в виду. Очень сильно. Иногда мне кажется, что он до сих пор рядом, а потом вспоминаю, что его нет. И это самые худшие минуты моей жизни. Эльфийка остановилась; она не отпускала его руку, пока он не повернулся к ней лицом. Она погладила его по щеке. — Ты ведь знаешь, что всегда можешь поговорить со мной о своих чувствах, верно? Кили слегка повернул голову, прижался губами к внутренней стороне её запястья, и от этого у неё по спине пробежала приятная дрожь. — Я знаю, правда. Просто иногда легче постараться об этом забыть, хоть ненадолго. Тауриэль склонила голову набок. — И у тебя получилось? Он вздохнул. — Нет, конечно, нет. Но всё равно, то, что случилось с волком, не имеет отношения к тому, что я скучаю по Фили. Эта связь была. Я знаю. Тауриэль колебалась; возможно, Кили был так озабочен судьбой волка только потому, что верил: если уж он не смог уберечь Фили, то должен хотя бы спасти животное, которое чем-то напоминало ему брата. Тем не менее, она была готова признать, что между волком и молодым гномом появилась какая-то связь. Всем известно, что в мире случались и намного более странные вещи и, учитывая удивительные способности, которые Кили открыл в себе в последнее время, нельзя было исключать, что он и в самом деле способен общаться с волком. Тауриэль решила пока больше не говорить об этом, поэтому наклонилась и быстро чмокнула его в губы. — Если эта связь была, тогда ты, наверное, позже узнаешь, что стало с волком. Но сейчас тебе стоит подумать о себе, помнишь? — Не только о себе, — ответил он, — Скорее, о нас. Тауриэль улыбнулась, когда Кили опять притянул её к себе для более долгого и глубокого поцелуя, чем тот, который они разделили прежде. — Против этого я не стану возражать, — шепнула эльфийка, когда они разделились, и она прислонилась лбом к его лбу. — Ты была права, — гном нехотя отодвинулся, взял её руку в свою, — Нам нужно выйти из леса или мы всё время будем попадать в новые неприятности. — Они и сами нас постоянно находят, — согласилась Тауриэль. В душе она тосковала по тем тихим, безопасным дням в Туилимбаре, когда они были только вдвоём — они и их постоянно растущая привязанность друг к другу, — Тогда пойдём. До западной границы, должно быть, где-то полдня пути. Они двигались быстро, но в конце концов даже Тауриэль удивилась тому, как близко они уже подошли к границе леса. Выйдя за линию деревьев, они на секунду чуть не ослепли от яркого полуденного солнца. Кроме того, температура воздуха тоже изменилась, этого нельзя было не заметить. Без сомнений, зима здесь действительно прошла, и Тауриэль разрешила себе чуть-чуть понежиться в лучах тёплого солнца. А потом пришло время хорошенько оглядеться, чтобы понять, куда они вышли. Вдалеке виднелась великая река Андуин, которая пересекала равнины между Мглистыми горами и Лихолесьем. Тауриэль заметила, что они зашли уже довольно далеко на юг — её зоркие глаза различали цветы, блестевшие предательским жёлтым цветом, которые украшали собой болота, известные как поля Радости. Кили проследил за её взглядом. — Может, нам стоит поискать способ спуститься по реке вниз по течению? Так мы могли бы добраться намного быстрее. Эльфийка ненадолго задумалась. — Я бы предпочла держаться поближе к лесу. В землях у реки часто появляются орки и гоблины, и раз уж мы решили какое-то время не ввязываться в неприятности, будет лучше иметь возможность спрятаться в лесу. Кили был с ней согласен, хотя можно было сказать, что ему не по душе мысли о том, чтобы отказаться от драки. Что ж, Тауриэль не могла его за это винить, потому что и сама обычно не уклонялась от боя. Но учитывая, что их было всего двое, и они ушли так далеко от дома, она решила, что пока что так будет разумнее. Итак, они продолжили свой путь на юг, не отходя далеко от леса, чтобы иметь возможность укрыться в нём, если будет нужно. В кои-то веки они опять с удовольствием проводили время под открытым небом, а по ночам часто лежали рядом друг с другом и смотрели на луну и звёзды. Однако далеко не все ночи они проводили в романтическом созерцании звёзд. Вдалеке, ближе к реке в тени нависающих над ними гор гном и эльфийка иногда видели оранжевый свет костров и гадали, кто же это путешествует там, в этих землях. Друг или враг? В любом случае, они старались оставаться невидимыми настолько, насколько это было возможно. Тауриэль начинала понимать: пока они жили в Туилимбаре, то были настолько оторваны от всего, что происходило за пределами королевства Трандуила, что теперь, оказавшись за границами Лихолесья, чувствовали себя немного потерянными и не знали, какое место займут в общей схеме вещей. Неужели они действительно могут оставаться в лесу и не вмешиваться в то, что происходит во всём остальном мире? Последние несколько месяцев были им просто необходимы — для них обоих это было время покоя и исцеления, но в глубине души Тауриэль понимала, что вечно так продолжаться не может. Однако ещё оставался вопрос о прошлом Кили — или, вернее, о его возможном будущем. Никто не должен был знать, кто он на самом деле, а лучший способ этого добиться — жить под вынужденной защитой Трандуида. Если, конечно, Кили не решит в конце концов вернуться к своему народу и занять законное место на троне. Много раз Тауриэль ловила себя на том, что смотрит на его лицо, освещённое луной и звёздами, и спрашивала себя, возможен ли ещё для него этот путь? И хотя большая часть её души испытывала ужас и панику при одной только мысли об этом, другая по-прежнему надеялась, что однажды он найдёт в себе силы воссоединиться с друзьями и семьёй. Их разговор после боя между пауками и волками ещё раз напомнил ей, как сильно Кили привязан к своей семье, какая зияющая пустота образовалась в его жизни не только из-за смерти брата и дяди, но и из-за решения оставить позади всех остальных. Не то, чтобы Тауриэль совсем забыла об этом, просто учитывая все остальные события из недавнего прошлого, она уже не думала об этом так часто, как тогда, когда они только прибыли в Туилимбар. Хотя, наверное, следовало, потому что она до сих пор верила: для того, чтобы Кили снова обрёл покой, ему придётся столкнуться с тем, что — и что ещё важнее, кого — он оставил в прошлом. Что это будет значить для них обоих, можно было только гадать, так что Тауриэль просто отказывалась думать об этом, чтобы не сойти с ума. К счастью, пока что их путь был совершенно понятен — по крайней мере, было ясно куда идти. Они собирались при первой возможности перейти реку, и тогда, по расчётам Тауриэль, дорога до лесной долины Лотлориена займёт всего пару дней. Хотя она и не была уверена, хочет ли так быстро добраться туда или же нет. Ожидание встречи с галадримами, с их лордом и леди, только подогревало её природное любопытство, ведь она почти ничего не знала об их обычаях. Но это же вызывало у неё лёгкое неприятное чувство. Как они отнесутся к незваным гостям — к тому же, один из которых гном? — У тебя есть причины думать, что им может не понравиться, если к ним заявится гном? — спросил Кили, когда в одну из ночей Тауриэль рассказала ему о своих опасениях. Они сидели вдвоём: небо было таким красивым, что от него трудно было оторвать взгляд, а оранжевое зарево костров вдалеке говорило, что сон для них — дело опасное, и ни один из них не хотел рисковать. — Ничего особенного, — эльфийка пожевала губу. Она столько лет служила Трандуилу верой и правдой, что теперь было трудно даже представить, чтобы владыка эльфов мог бы не проявлять враждебности по отношению к гномам. Кили почувствовал её тревогу, он взял её руку в свою и прижался к костяшкам пальцев ободряющим поцелуем. — Ты не должна волноваться из-за меня. Всё будет хорошо. Вот увидишь. Кончиком пальца Тауриэль провела по его скулам, как всегда, наслаждаясь тем, как щетина царапает её нежную кожу. — Значит, тебе всё равно? Она удивилась, когда Кили самоуверенно ухмыльнулся. Она провела рядом с ним много недель, но до сих пор иногда поражалась тому, как малейшая мелочь могла подорвать его веру в себя, но в то же время он шёл навстречу возможной опасности с высоко поднятой головой и заразительным оптимизмом. — Я несколько месяцев прожил во владениях короля, который презирает мой род, и вроде как вполне жив и здоров, верно? — его слова вызвали у неё смех, отчего тяжесть в груди сразу же стала меньше. Кили прижался лицом к её ладони, которая лежала у него на щеке, нежно поцеловал внутреннюю сторону запястья. — Если я и волнуюсь, то только о том, что узнаю о себе, когда мы придём туда, — добавил он, весёлый блеск в его глазах немного померк. Ну вот, опять. Всего за несколько секунд шумный весельчак и балагур стал неуверенным в себе тихоней. Конечно, теперь настала её очередь успокаивать его так же, как он недавно старался развеять её страхи. Казалось, это стало для них обычным делом, но, как ни странно, Тауриэль ещё не успела от этого устать. Просто было очень приятно, что рядом есть тот, кого волнуют её чувства, что можно заботиться о нём в ответ, не боясь быть отвергнутой. — Когда ты найдёшь ответы на свои вопросы, только тогда обретёшь душевный покой, — пообещала она, — Вот увидишь. Кили ничего не ответил, он повернулся к ней лицом и поглядел ей в глаза беззащитным взглядом. Когда он моргнул, эта беззащитность исчезла, и всё, о чём Тауриэль могла думать сейчас — это опьяняющий аромат его кожи, когда он наклонялся всё ближе и ближе, и вкус его губ, которые наконец встретились с её губами. ********* Они добрались до долины Лотлориена одним особенно сырым и холодным утром. Похоже, зима решила, что ещё не готова уйти совсем, дать дорогу весне, и теперь устроила парадное возвращение. Как только они ступили в лес галадримов, то сразу же ощутили себя так, будто бы попали в громадный пузырь. Порывы ледяного ветра и сырой воздух забылись почти мгновенно, чуть только их ноги коснулись мшистой земли под величавыми деревьями. Воздух здесь был мягкий и ароматный, а звуки леса сопровождали каждый их шаг, как самая нежная из симфоний. Тауриэль почти ничего не знала о магии вообще и совсем чуть-чуть — о магии собственного народа. Однако она узнала заклинание, когда почувствовала его. И подумала, что тот, кто может создать такое заклятие, способное изменить воздух, землю и всё вокруг, должен обладать огромной силой. Видимо, Кили подумал о том же, потому что оглядывался по сторонам круглыми от удивления глазами. — Думаешь, всё это сделала Галадриэль? — Не знаю, кто ещё на такое способен, — ответила Тауриэль; она ничуть не удивилась тому, что гном тоже уловил магию, которая окружала их. Он всегда был очень проницательным, когда речь шла о тех вещах, которые хоть немного отличались от естественных. Ошеломлённая и немного испуганная, она провела пальцами по гладкой коре ближайшего дерева. На ощупь оно казалось упругим и сильным, полным жизни. Вечная весна. Кто бы не хотел вечно жить в самом прекрасном из времён года? — Может, она и правда знает ответы, которые мне нужны? В кои-то веки Кили казался увлечённым такой возможностью, а не напуганным, как это бывало обычно. — Говорят, она — самая могущественная провидица нашего времени и знает о прошлом, настоящем и будущем то, чего не знает больше никто другой. Так что да, она наверняка может дать тебе ответы на некоторые вопросы, — ответила Тауриэль, она очень надеялась, что её улыбка выглядит ободряюще. Кили напряжённо кивнул, а потом вдруг остановился и уставился на то, чего эльфийка видеть не могла. — Если Галадриэль всё это знает, тогда она, наверное, уже в курсе, что мы идём, верно? Она повернулась, чтобы разглядеть то, на что смотрел гном. Из-за деревьев вышли несколько эльфов в серых плащах. Высокие, выше самой Тауриэль, со светлыми волосами и благородными лицами. Она была воином, поэтому быстро заметила, что эльфы несли с собой много оружия, но — и это было самое важное — это оружие не было приготовлено к бою, а просто покоилось за спиной или висело на поясе. — Думаю, да, — ответила она и кивнула галадримам в знак приветствия. Один из эльфов шагнул вперёд, пока остальные рассматривали их любопытными взглядами. Неудивительно, что любопытство это было направлено по большей части на Кили. — Добро пожаловать, — сказала стоявшая перед ними эльфийка, её длинные шелковистые волосы рассыпались по плечам, когда она слегка наклонила голову, не отрывая от них взгляда, — Меня зовут Ингвен, и я буду вашим проводником, пока вы будете гостить у нас. — Я Тауриэль из Лесного королевства, — представилась Тауриэль, — А это Кили. Она ненадолго задумалась, а не добавить ли к его имени ещё что-нибудь, чтобы объяснить, кто он такой и зачем пришёл сюда, но что ей было сказать? Кили, из рода Дурина, который должен быть королём-под-горой, но предпочитает бродить по лесам вместе с эльфом? Это бы вызвало ещё большее недоверие. К тому же, подумала Тауриэль, если Галадриэль действительно знает всё, как говорится в легендах, что бы она ни сказала сейчас, кто такой Кили на самом деле, быстро перестанет быть тайной. Как бы там ни было, Ингвен, похоже, осталась вполне довольна таким представлением, потому что вежливо кивнула. — Тогда идите за мной, и я отведу вас в Карас Галадон. Эльфийка замолчала, и Тауриэль увидела, как её взгляд скользнул по оружию, которое было у них с Кили, явно раздумывая, стоит ли попросить их его отдать. Когда Ингвен решила этого не делать и ничего не сказала, она испытала чувство благодарности к эльфийке, которую совершенно не знала. Тауриэль знала по опыту: чтобы принять такое решение, нужна большая смелость и большое доверие. Ингвен повернулась и без лишних слов зашагала на юг. Кили и Тауриэль быстро переглянулись, а потом пошли следом за ней. Именно за этим они сюда и пришли, так почему бы не отправиться прямиком к цели? Тауриэль заметила, что спутники Ингвен шли позади неё полукругом, тем самым окружая Кили и её саму. Она не испытывала от этого особого удовольствия, потому что немного чувствовала себя, как в ловушке, но, разумеется, понимала, что эти незнакомые им эльфы должны оставаться настороже. Пока они шли, Тауриэль пыталась прислушиваться к тихим разговорам, которыми время от времени обменивались их попутчики. Однако ей не удавалось уловить почти ничего из того, о чём они говорили. Они разговаривали на синдарине, но, видимо, у них был какой-то особенный диалект, отчего родной язык казался на удивление незнакомым и чужим. Судя по всему, по большей части эльфы говорили о гноме, который шёл среди них. Тауриэль пришла к выводу, что кое-кому из отряда Ингвен было любопытно узнать, кто такой Кили и откуда он, а другие с недоверием отнеслись к появлению гнома на их священной земле — те же самые предрассудки, к которым с детства привыкла Тауриэль, омрачали и их сердца. Она отважилась взглянуть на Кили и увидела, что он тоже пытается прислушиваться к шёпоту эльфов. Конечно же, он понимал ещё меньше из того, о чём говорили галадримы, но Тауриэль знала, что он поймёт слова на синдарине для обозначения гномов — хадход и более презрительное науг — которые часто звучали в речах эльфов. Она наблюдала, как его губы сжимаются в жёсткую линию, ощущая, как в ней растёт разочарование. Неужели, куда бы они ни пошли, везде обречены встречать только враждебность и предрассудки, несмотря на то, что всегда боролись за добро в этом мире? Пока они шли, Тауриэль порывисто потянулась к его руке, крепко сжала её, ничуть не заботясь о том, кто их увидит и что об этом подумает. Кили посмотрел на неё с удивлением, но без колебаний пожал ей руку в ответ. От этого, а ещё от того, что морщины на его лице разгладились, сменившись нежной улыбкой, которая предназначалась только ей, было совершенно всё равно, кто и как на них смотрит, потому что оно того стоило. Тысячу раз.