Lynchpin

Утром финальной битвы все представители кланов в сборе. Даже Вэй Усянь пришёл на эту встречу в тот раз. Он здесь и на этот раз, прижимается к боку Цзян Чэна. Лань Сичэнь и Лань Ванцзи, конечно же, тоже там, и Не Минцзюэ заменил своего брата, который остался в Нечистой Юдоли, на Не Цзунхуя, человека, о котором глава Цзян знал больше из лекций, которые Не Хуайсан читал ему в свое время, чем откуда-то ещё. Он даже не уверен, что узнал это имя в первой временной линии. Однако по сравнению с прошлым разом есть изменения, и о них можно думать только как об улучшении. Вместо Цзинь Цзысюня рядом с Цзинь Цзысюанем Мянь-мянь, и, если она чересчур широко открывает глаза и неуверенно чувствует себя здесь, Цзян Чэн не винит её. Ни для кого не секрет, что они с павлином — друзья, что близки в клане, который не поощряет подобные вещи. Во всяком случае, не для наследника клана, и уж точно не с кем-то вроде девушки, которая получила место в клане Цзинь благодаря навыкам и заслугам, а не потому, что происходила из какого-то известного рода. Цзинь, из всех заклинателей, наиболее заботятся о внешнем виде, даже если это не практично. Вот почему кузен всегда рядом с Цзинь Цзысюанем, хотя все считают его невыносимым. Он его двоюродный брат, часть основной родословной Цзинь, а не просто ученик, и это важнее навыков или здравого смысла. Вэй Усянь не смог бы выставить Мянь-мянь так неприглядно, если бы она была его противником во время того банкета, даже если бы этого хотел. Девушка слишком хороша для этого клана, который не обязательно вознаграждает тех, кто хорош сам по себе. Но Цзинь Цзысюня здесь нет, а Мянь-мянь есть. Цзинь Цзысюань должен знать, какие проблемы это вызовет внутри его клана, если не за его пределами, и Цзян Чэн почти уверен, что это не то, о чём заклинательница осмелилась бы просить. И потому, что она никогда не заботилась о престиже, и потому, что выглядит несколько напуганной, стоя в этой комнате с настоящими главами и наследниками, тогда как раньше она всегда чувствовала себя комфортно, хотя она и так общалась с ними всеми раньше. Голос Не Минцзюэ звучит мягко в гнетущей тишине палатки, но ещё не рассвело, и, если говорить громче, кажется, что это нарушит какое-то правило этикета, которое никто из них не произносил вслух. Даже его брат молчал всё утро. И юноша не может вспомнить, молчал ли тот и в прошлый раз. Глаза Вэй Усяня внимательно следят за картой, его пальцы достаточно легко постукивают по рисунку на Чэньцин, чтобы звук не отвлекал, и был подавлен громким голосом главы Не. И просматривает всё, а не только места, где они будут атаковать с Лань Ванцзи, потому что ему это нужно будет знать позже. Очевидно, в то время они не знали, но тёмный заклинатель контролировал не только марионеток вокруг них, но и все сражающиеся до единой. Цзинь прибежали во Дворец Солнца, когда свирепые трупы перестали нападать на них и начали сражаться друг с другом, а затем Не и все мелкие кланы сделали то же самое. Он преодолел силу трех кусков Иньского железа и одной мелодией украл тысячи марионеток из-под контроля Вэнь Жоханя. Цзян Чэн никогда не боялся своего брата, ни на мгновение, но было слишком легко понять тех, кто боялся. Встреча уже подходит к концу, когда раздаётся стук в дверь и входит А-цзе. У неё тёмные круги под глазами и корзина с тёплым хлебом на руке. Ясно, что она не спала, вместо этого готовила всю ночь, чтобы они могли съесть свежий хлеб утром перед последней битвой войны, независимо от того, выиграют они её или нет. Юноша знает, как и в прошлый раз, что работники кухни раздают хлеб А-цзе всем остальным. В тот раз она ждала их в комнатах, чтобы отдать им хлеб и проводить, но сейчас всё лучше, как ему кажется, наблюдая, как А-цзе улыбается Не Цзунхую и кладёт ему в руки мягкий хлеб. Все, находящиеся в этой палатке, пережили эту битву в прошлый раз. Но нет никакой гарантии, что сейчас у них получится то же самое, и улыбка сестры и её доброта — такие же хорошее проводы, как и другие. Лань Сичэнь склоняет голову, принимая хлеб, и А-цзе сжимает запястье Лань Ванцзи, прежде чем отойти. Цзян Чэн подумал, что лицо Второго нефрита, должно быть, на мгновение смягчилось. Он не уверен, нравится ли сестре юноша сам по себе или только из-за того влияния, которое оказывает на Вэй Усяня. Глава Цзян знает, что он чувствует, но А-Цзе всегда была более милосердной. Затем Мянь-мянь сжимает руку девушки, её яркая улыбка явно пытается успокоить, но Цзян Чэн уверен, что все в комнате пялятся не только в его воображении, наблюдая, как сестра поворачивается к Цзинь Цзысюаню, чтобы увидеть, что произойдёт. Он бы огрызнулся на них, чтобы они занимались своими делами, если бы это не смутило А-цзе и, если бы ему самому не было так любопытно. Она держит голову опущенной, протягивая хлеб павлину, вся такая совершенная, подчёркнуто неподвижная, что Цзян Чэн уверен, что девушка изо всех сил пытается удержаться от дрожи. Вэй Усянь тоже должен был это заметить, потому что напрягается, и юноша думает, что его ладонь на руке брата — единственное, что удерживает тёмного заклинателя от того, чтобы ударить Цзинь Цзысюаня во второй раз. Возможно, ещё присутствие Мянь-мянь, но, учитывая, что та почти что сказала, что если тот кого-то ударил, то они этого заслужили, сомневается в этом. Если павлин привёл заклинательницу сюда, поскольку что думал, что она – единственная из клана Цзинь, кто нравится Вэй Усяню, а потому может его остановить, то сильно просчитался. Голова Цзинь Цзысюаня поднята, но он смотрит в точку за плечом А-цзе, которая тоже не смотрит ни на кого из присутствующих. - Спасибо, — сухо говорит он, но его пальцы задевают пальцы девушки, и опускает глаза одновременно с тем, как она поднимает, их взгляды встречаются друг с другом, и ни один из них не может отвести взор. — Спасибо, — повторяет, но на этот раз ему действительно удаётся говорить по-человечески. А-цзе улыбается ему, и улыбка достаточно мала, чтобы можно было подумать, что она настоящая, но не то чтобы Цзян Чэн был экспертом в таких вещах. Он не был настолько наивен, чтобы думать, что все улыбки его брата были настоящими, и в первой временной линии, но упустил много вещей, которых не должен был не замечать. Он бросает взгляд на Вэй Усяня, который закатывает глаза и скрещивает руки на груди, но не хмурится, поэтому думает, что эта, вероятно, настоящая. Если бы это было не так, тёмный заклинатель сейчас был бы намного злее. Они заканчивают встречу, жуя хлеб, а затем расходятся по своим кланам. А-Цзе ждёт их снаружи, Цзян Чэн предпочёл бы, чтобы она этого не делала. Нет никаких причин, по которым она не могла подождать с ними внутри, пока они заканчивали, никто не осмелится выгнать её. Лань Ванцзи колеблется, его взгляд задерживается на тёмном заклинателе на несколько мгновений дольше, чем положено, чтобы это можно было назвать ничего не означающей случайностью, прежде чем проследовать за своим братом туда, где адепты Гусу Лань собираются вместе. Он и Вэй Усянь кланяются А-Цзе в ожидании. Она кладет руку на каждый из их сложенных кулаков и говорит: - Вернитесь ко мне. - Мы вернёмся, — отвечают вместе, а затем ломаются, обнимая А-Цзе вместе, прежде чем отстраниться ровно настолько, чтобы одновременно поцеловать её в щёки, как делали в детстве, когда ей было грустно. Обычно после того, как их мать накричала на неё. Она смеётся так же, как и всегда тогда, и, если смех немного более водянистый и чуть более натянутый, чем, когда они были детьми, вряд ли кто-то из них что-то скажет об этом. Они обещают вернуться к ней. Но не обещают, что вернутся живыми. Они идут туда, где собрались и ждут Цзян, рядом с Лань, так как будут атаковать вместе. Они все умерли в этой битве в прошлой жизни. Теперь их больше, так как Цзян Чэну удалось заставить отступить после первой атаки. Он надеется, что эти цифры будут иметь какое-то значение. Что на этот раз Вэнь Жохань не будет ждать, пока они все умрут, чтобы послать за ними марионеток, что пошлёт их сразу, независимо от того, сколько живых заклинателей их ждёт. Глава Цзян надеется, что спас их жизни не только для того, чтобы смотреть, как они умирают. - Ты готов? — спрашивает Вэй Усянь, в эти несколько секунд, когда они только вдвоем, прежде чем доберутся до своего клана и должны будут стать кем-то большим, чем они есть, должны будут стать главой клана Цзян и старшим братом Вэем. Он уже пережил эту битву. Он пережил ещё столько сражений после этого, поскольку мир означает не то, что думают люди, не означает того, что Цзян Чэн думал, что будет означать. Это просто означает, что они уже не посреди войны, а есть много других ужасных вещей, которые не являются войной. Но на этот раз всё имеет большее значение, он гораздо лучше понимает, что означает эта битва, что она знаменует собой начало и конец. Гораздо лучше осознавать, что если Вэй Усянь не сможет сделать то, что сделал в прошлый раз, и выиграть эту войну сегодня, они будут убиты. И это будет его вина. — Нет, — говорит он, и тёмный заклинатель смотрит на него с удивлением. – Никогда не буду готов. Сколько бы ужасного дерьма в него ни бросал мир, он каждый раз вздрагивает. Никогда не учится и никогда не готов. Вэй Усянь кладет руку ему на плечо, его улыбка сияет и совсем не выглядит фальшивой. — Не волнуйся, Цзян Чэн, я защищу тебя! Вот об этом он и беспокоится. Одна из худших вещей, которые сделал Вэй Усянь, заключалась в том, чтобы защитить его. *** Цзян Чэн ожидал, что последняя битва будет такой же, как и раньше. Но всё превосходит ожидания. Он спланировал это, пытаясь сделать всё возможное, чтобы то, что случилось раньше, случилось в последний раз. Это было ужасно и ужасающе, и привело к гибели стольких кланов. Но они победили. Вопреки всем рассуждениям и логике, они победили, потому что Вэй Усянь был там, поднёс свою флейту к губам и уничтожил армию Вэней. Если он не сделает этого снова, то Цзян Чэну не было смысла возвращаться в прошлое, он только сделал всё ещё хуже. Какими бы плохими ни были некоторые вещи, мир, в котором Вэнь Жохань правит кланами заклинателей с тремя кусками Иньского железа, подчиняющимися ему, является миром бесконечно более ужасным, чем тот, который он оставил позади. Цзян Чэн ожидает, что битва будет такой же, как и раньше. Он планировал это. Ему нужно, чтобы всё шло так же, как и раньше. Это всё, о чём он может думать, убивая Вэня за Вэнем, отбрасывая ещё одно тело, чтобы быть готовым превратить в труп следующего, кто придёт за ним. Но при первой ноте, трепещущей в воздухе, он понимает, что всё идёт не так. Что он слишком сильно изменил мир, чтобы битва проходила также. В прошлый раз Вэй Усянь не использовал Чэньцин до самого конца, пока не стало ясно, что другого выхода нет. К сожалению, все, кроме него и братьев Лань, которые были на поле битвы, погибли, потому что иначе могли бы просочиться какие-то истории о его брате, сражающемся бок о бок с ними на поле битвы, чтобы уравновесить ужасающий шёпот о его тёмном заклинательстве. В прошлый раз он сражался без меча и без золотого ядра, только флейта, чтобы остановить лезвие, и больше ничего. Даже когда их товарищи падали вокруг них, Вэй Усянь продолжал сражаться, продолжал побеждать, несмотря на невыгодное положение. Он даже почти не использовал талисманы. Именно поэтому Цзян Чэн знал, что брат сможет победить Цзинь Цзысюня, даже не стараясь. Он сражался против заклинателей Вэнь без золотого ядра или каких-либо методов заклинательства и побеждал их по двое и трое за раз. Вэй Усянь ужасает тем, на что способен, даже без Тёмного пути. Он на этот раз сражался так же, в самом начале, и Цзян Чэн быстро потерял своего брата из виду в толпе людей и воинов Вэнь. Юноша не волновался только потому, что у него не было времени для беспокойства, был слишком занят, делая всё возможное, чтобы остаться в живых, чтобы уничтожить как можно больше заклинателей Вэнь. Жаль, что он не может использовать Цзыдянь здесь, поскольку шанс случайно задеть своих людей слишком велик, когда они так плотно сбиваются в кучу. Но затем Цзян Чэн слышит флейту своего брата, и его первая мысль заключается в том, что ещё слишком рано. Ещё не было убито и четверти армии, и, очевидно, брат не хочет, чтобы все эти люди погибли, особенно члены его собственного клана, но в прошлый раз Вэй Усянь всё равно ждал, пока ему придется победить только марионеток, и даже от этого едва успел выйти победителем, выйти живым. Поэтому, когда разносится звук Чэньцин так рано, ещё до того, как свирепые трупы появляются на поле боя, его горло сжимают когти паники, из-за чего конечности сжимаются и замирают на один слишком долгий момент, что чуть не убивает его, заставляя откатиться в сторону, чтобы избежать удара меча в голову. Он пробивается сквозь толпу, больше не ожидая, пока Вэни подойдут к нему, а проталкиваясь сквозь них. Пытается следовать за звуком флейты, но до этого успевает увидеть результаты мелодии своего брата. В воздухе формируются тёмные, неестественные облака, что само по себе достаточно зловеще, но, когда полдюжины призрачных женщин с разрисованными лицами и в красных одеждах выскальзывают из тёмного дыма, Цзян Чэну приходится прогнать стрелу первобытного страха, пронзающую его лёгкие. Призраки женщин, которых убили в день свадьбы, прежде чем те смогли выйти замуж. Вечно беспокойные, непривязанные к семейной святыне, такие ожесточенные и злые из-за того, что их счастье было украдено у них. Позже Вэй Усянь объяснил, кем был призрак, которого он использовал для пыток Вэнь Чао, и большая часть беспокойства Цзян Чэна была насчёт разгневанной молодой невесты, которую они использовали, чтобы совершить свою месть, а не насчёт кровавого и бесчестного характера этой мести. Теперь небо залито кровью, проливаемой призраками невест, чего не было в прошлый раз. Вэй Усянь не пытался контролировать призрака с Вэнь Чао, но это был всего один раз, и не посреди поля битвы, и не тогда, когда Цзян Чэн нуждался в том, чтобы тот мог сражаться с тысячами марионеток сразу после этого. Брат был истощён после того, как они закончили пытать и убивать Вэнь Чао. Никто из них не может позволить, чтобы тёмный заклинатель был истощён сейчас. Это его вина. Он должен был что-то сказать, должен был явно сказать Вэй Усяню, чтобы тот дождался прибытия марионеток, прежде чем использовать свои новые методы заклинательства, но не думал, что это ему понадобится, и из-за этого они все умрут. Что же изменилось? Почему его брат ждал в прошлый раз, а в этот - нет? Вокруг них падают заклинатели Вэнь, но кричат представители кланов, все напуганы пропитанными кровью красными плащами призраков, мечущихся по полю боя. Наконец он замечает своего брата, и на мгновение двоится в глазах так болезненно, что невозможно дышать. Вэй Усянь идет по полю боя, Чэньцин поднесена к губам, а про солдат Вэнь можно сказать много чего, но они точно не глупые. Они быстро поняли, что его брат является причиной происходящего вокруг них шоу ужасов, и все они идут на него с поднятыми мечами и криками, и всё, что стоит между этими сверкающими клинками и шеей его брата, — это Лань Ванцзи. Цзян Чэн не думает, что они это планировали. Надеется, что не планировали, потому что иначе, если они оба намеренно держали его в стороне, ему придётся их задушить. Но это не имеет значения, потому что прямо сейчас мантия Второго Нефрита, который в прошлый раз сумел пройти через всю битву в своей белоснежной одежде, не запачкавшись, в красных прожилках, и мысль о том, что, вероятно, это не его собственная кровь не так утешительна, как должна быть. - Вэй Усянь! — кричит он, рассекая всех, кто стоит между ним и его братом, стараясь как можно быстрее добраться до него, чтобы Лань Ванцзи не делал это сам, чтобы каждый мог занять одну сторону вместо того, чтобы одному крутится вокруг тёмного заклинателя со своим Биченем двигаясь так быстро, что его сложно отследить взглядом. Музыка не прерывается, но глаза парня расширяются, когда он замечает брата, а затем морщатся в уголках, будто улыбаются. Этот ублюдок имеет наглость подмигнуть ему. Он собирается спасти его жизнь, а затем лично убить. - Вэй Усянь! — рычит глава Цзян, когда оказывается достаточно близко. Лань Ванцзи никак не показывает, что заметил его присутствие, кроме того, что оставляет левый бок юноши полностью открытым, доверив Цзян Чэну прикрыть его. Что он и собирается делать, единственные люди, приближающиеся к ним — враги, поэтому можно убрать свой меч в ножны одновременно с тем, как Цзыдянь оживает на его запястье. Он не убивает сразу, как меч в сердце, но хлыст может поразить сразу нескольких противников и потрескивать с более чем достаточной энергией, чтобы нанести серьезный урон. К третьему удару те уже не встают. - Вэнь Жохань собирается отправить сюда марионеток! Ты должен быть в состоянии сразиться с ними, когда он это сделает! Он может побеспокоиться о том, как объяснить свою осведомлённость, позже, когда все они будут ещё живы, чтобы требовать от него ответов. Конечно, это удастся объяснить с не слишком большой натяжкой. Вэй Усянь же понял всё в прошлой временной линии. Тёмный заклинатель наклоняет голову, но не перестает играть. Если бы Цзян Чэн не считал, что существует очень большая вероятность того, что это освободит призраков невест, что нанесёт ущерб всем им, он бы вырвал флейту из рук своего брата и избил его ею. -Он знает,- отвечает Лань Ванцзи. Ему приходится подождать, пока они отбрасывают еще одну волну заклинателей Вэнь, чтобы повернуться и посмотреть на Второго Нефрита, что немного портит эффект. — Что, гуль побери, ты имеешь в виду, говоря, что он знает? Очевидно, чтобы сломить ледяную решимость Лань Ванцзи, нужно сразиться с сотнями заклинателей, чтобы не дать Вэй Усяню быть убитым. Должно быть, дело в возрасте, так как раньше это почти не беспокоило его, но теперь Второй Нефрит бросает на него самый злобный взгляд, который он когда-либо получал в обеих временных линиях. — Я имею в виду, что Вэй Ин знает. Цзян Чэн собирается убить этого наглеца. Брат будет опустошен, но придётся пойти на жертвы, чтобы сохранить его рассудок. - Тогда какого гуля он делает? Мы можем отбиться от обычных заклинателей, но не можем отбиться от марионеток! Для этого нам нужен Вэй Усянь. Тот факт, что в первый раз они потеряли так много людей, что победа была на вкус как поражение, не имеет значения, и в любом случае они ничего не знают. Если Лань Ванцзи раздражался из-за того, что ему приходилось повторять в первый раз, то во второй раз был просто в бешенстве. - Да. Вэй Ин знает. Цзян Чэн краснеет, и не потому, что хочет задушить Второго Нефрита. Один из призраков невест кружит над ними, разрывая противостоящих заклинателей на ленты, проходя сквозь них. Юноша лёгким движением руки обвивает Цзыдянь вокруг своего запястья, даже когда отступает назад к своему брату, не в силах снова дышать, пока не оказывается достаточно близко, чтобы вонзиться локтем в рёбра Вэй Усяня. То, что его брат наваливается на него, а не от него, вероятно, означает, что Лань Ванцзи делает то же самое с другой стороны, пытаясь уйти как можно дальше от призраков и как можно ближе к тёмному заклинателю. Они холодные. Юноша заметил холод в комнате с Вэнь Чао, но был так зол, а брат так близко и всегда находился между ним и вызванным им призраком, так что он не думал об этом, но сейчас у него нет выбора. Холоднее, чем полуночный холод или даже смертельная зимняя буря. Призраки настолько холодны, что горят вместе с ним, искры боли проносятся вверх по его рукам, когда они подлетают слишком близко, пока тёмный заклинатель не замечает это и не отгоняет их прочь. Цзян Чэну казалось, что он не может нормально дышать, пока последняя нота не затихла в воздухе, и невесты не исчезли вместе с ней, пока Вэй Усянь не опускает флейту. Поле битвы безмолвно, заполнено телами Вэнь и испуганными лицами адептов Лань, Цзян и мелких кланов, которым было поручено присоединиться к ним. И его люди, по крайней мере, не тянутся к своему оружию. Все они из Юньмэна, многие из них выросли на Пристани Лотоса, но, к счастью, отсутствовали в день резни. Они знают Вэй Усяня. Они не поднимут на него свой меч, особенно пока Цзян Чэн рядом с ним. Не поднимут, разве только если глава не прикажет им, а может быть, и тогда не станут. Независимо от того, какие заявления об отречении сделал глава Цзян в той временной линии, когда покинул Курганы со сломанной рукой, смерть тёмного заклинателя и предполагаемое предательство не заставили его людей перестать называть его Старшим Братом Вэем. Он почти уверен, что так было бы и дальше, даже тогда, если бы Цзян Чэн не закатывал такую истерику каждый раз, когда слышал, как кто-то упоминает его брата в первые годы после обрыва, после того дня, как умерли его сестра и брат. Юноша не знал о потерянном золотом ядре своего брата, когда втыкал свой меч в скалу. Даже наблюдая за падением Вэй Усяня, потрясенный тем, что тот вырвал свою руку из руки Лань Ванцзи, не ожидал, что это убьет того. Если бы у него только было золотое ядро, в конце концов, этого бы не произошло. Даже тогда Цзян Чэн думал, что, возможно, падение убило его только потому, что Вэй Усянь допустил это. Полумёртвый от ударов хлыстом и потери своего золотого ядра, он был брошен в Курганы и выжил. Почему падение со скалы должно было убить его, не так ли? Он хоть пытался замедлить свое падение? Он удосужился призвать призраков, чтобы те спасли его? Пытался ли призрак А-цзе потянуться к Вэй Усяню, как всегда? Когда Цзян Чэн отправился на поиски у подножия утеса, то ожидал найти своего брата раненым, но живым. Не ожидал найти только поцарапанную флейту и кусок окровавленной мантии. Не ожидал, что вообще никогда не найдет его. Цзян Чэн не сможет сделать это снова. Не сможет снова справиться с этим горем. Не так. Мысли двигаются вяло, как будто занимают всю битву, а тело - нет. Люди приближаются, с поднятыми мечами, и глава Цзян, не колеблясь, толкает брата за спину и обнажает собственный меч. Если Вэй Усянь погибнет в бою, он обещал себе, что сможет с этим жить, что это война, и он не может всё контролировать. Это была ложь, но юноша почти мог в неё поверить. Но он даже не может притворяться, что его устраивает мысль о том, что его собственная сторона снова повернётся против его брата, что они сразят тёмного заклинателя после того, как тот спас их от смерти, которой Цзян Чэн был готов позволить забрать их, если бы это означало победу в войне. Ученики Цзян реагируют быстро, отодвигаясь от остальных и повторяя позу Цзян Чэна, стоя перед ним и Вэй Усянем, вставая между ними и всеми перепуганными адептами. - Достаточно! Лань Ванцзи расслабляется, а вот по коже Цзян Чэна пробегают мурашки. Он никогда раньше не слышал, чтобы Лань Сичэнь сердился. Ощущение не из приятных, но Лань хотя бы отступают, опуская мечи, пускай и не вкладывая их в ножны. - Клан Цзян — наши союзники. Что вы делаете? - Голос Цзэу Цзюня смягчился, что-то суровое и неодобрительное сменилось намёком на кипящую ярость. Цзян Чэн не может вспомнить разницу, не тогда, когда часть страха заклинателей сменилась стыдом. Какой ответ все собирались дать в защиту своих действий, никому из них не довелось узнать. Толпа марионеток идёт к ним, высыпая на поле боя так же, как и в прошлый раз, и не важно, что в этот раз их дожило гораздо больше, чем в прошлый. Они будут умирать тяжелее, но они всё равно будут умирать. Вэй Усянь всё ещё расслаблен, или, что более вероятно, очень хорошо делает вид, что расслаблен, легко вертя флейту в руках. - Не позволяйте никому приближаться ко мне. Я должен сосредоточиться. Затем уходит, сумев добраться до достаточно высокой точки, откуда может наблюдать за полем битвы и где марионетки не смогут добраться до него и прервать его мелодию, поэтому он не знает, от чего Вэй Усянь предполагает его нужно защищать. Мечи снова поднимаются, но не в сторону несущихся к ним сотен свирепых трупов. Тогда Цзян Чэн понял с такой уверенностью, от которой у него подступила тошнота. Мягкие ноты флейты уже пронзают воздух, заставляя запинаться свирепые трупы. На этот раз намного больше людей, которые отвлекают марионеток, чем раньше, так что он не беспокоится, сосредоточившись на своем брате, поскольку их враги набрасываются друг на друга, а не нападают на них. Он думает, что Вэй Усянь мог сделать так в прошлый раз. Мог бы призвать призраков невест, чтобы спасти свою армию, и всё же подняться туда и заставить свирепые трупы уничтожить друг друга. Цзян Чэн думает, что нет, потому что тот думал, что умрёт, не успев сыграть первую ноту. Его брат не может драться и играть одновременно. Он нуждался в том, чтобы Лань Ванцзи и Цзян Чэн были рядом с ним, чтобы защитить его, когда шёл по полю битвы, и они не сделали бы этого в прошлый раз, не учитывая даже того, как мало они понимали его технику совершенствования. Они бы, конечно, не стояли в стороне и не дали ему умереть, но вырвали бы флейту из его рук и закричали бы о помощи в бою. А может быть, и не вырвали бы, если бы достаточно быстро сообразили, что тот делает. Но тогда бы вместо этого все напали уже на них, а в прошлый раз Цзян были в гораздо более шатком положении, в прошлый раз глава Цзян держался за свой рассудок на волоске. Вэй Усянь никогда бы не ожидал, что Лань Ванцзи или Цзян Чэн будут защищать его ото всех и со всех сторон, даже если бы они это сделали, даже в первой временной линии, когда всё было ужасно и они ни хрена не понимали в том, что происходит. Две марионетки прорываются сквозь толпу заклинателей Цзян, чтобы напасть на него, и Цзян Чэн поднимает свой меч. Даже когда он сражается с ними, с трудом отбивая атаки, когда незнакомая заклинательница Лань вступает, чтобы помочь, он не может перестать думать. Только что произнесенный Вэй Усянем комментарий продолжает эхом отдаваться в его черепе. Свирепый труп не может добраться до тёмного заклинателя, когда тот так высоко над землей. Единственные люди, которые могут, - это другие заклинатели, но все их враги - мертвы. Это означает, что он беспокоится о том, что на него нападут их собственные люди — ну, надеется, не их собственные люди, не кто-либо из Юньмэна — но люди, которые должны прикрывать их спины, а не наносить им удары. Увидев, как быстро все отвернулись от Вэй Усяня, когда тот только что спас им все жизни, он даже не может сказать, что это необоснованный страх. Тёмный заклинатель не мог спасти их в прошлый раз, чтобы его не остановили. И он не мог бы победить марионеток, не подвергнувшись нападению, возможно, успешному и определённо начав новую войну. В первый раз, когда Цзян Чэн переживал это, старался не быть сыном своей матери, пытался скрыть свой гнев за дипломатией. Но если бы они попытались убить брата, если бы им это удалось, глава Цзян так бы вспылил от такого предательства, что сжег бы все скудные мосты с другими кланами, которые ему удалось построить. На этот раз такого не произойдет. Лань Сичэнь заступился за них, и Цзян Чэн уже знает, на какой глубокий страх способны люди, когда дело касается его брата. Тем не менее, Цзыдянь сердито вспыхивает на запястье. Но смысл возвращения в прошлое в том, чтобы не дать всему испортиться, а не сделать ещё хуже по-новому. Две марионетки перед ним атакуют друг друга вместо него и адептки Лань. Она что-то говорит ему, но он на самом деле её не слышит, что-то вроде того, что спрашивает, в порядке ли он, и юноша кивает. Девушка не выглядит убежденной, но есть ещё свирепые трупы, с которыми нужно сражаться, поэтому она уходит от него и больше не задает вопросов. Теперь многое в поведении его брата после войны имеет смысл. Он не может не задаться вопросом, изменится ли и это. Вэй Усянь не смог спасти своих людей, не смог защитить тех, кто называл его Старшим братом Вэем, не смог спасти членов своего клана или заклинателей Лань, людей, принадлежавших к клану человека, которого любил. Вместо этого был вынужден сражаться на их стороне, без меча и золотого ядра, наблюдая, как все эти люди умирают вокруг него. Всё это время зная, что способен спасти их, но не может этого сделать, потому что, если бы попытался, они бы повернулись против него, убили бы, и тогда его не будет рядом, чтобы остановить марионеток, и Вэни выиграют войну. Его брат знал, по крайней мере, с того момента, как прервал военное совещание в первый раз и сказал, чтобы все не беспокоились об Иньском железе, что он необходим, чтобы положить конец войне. Что он был единственным, кто смог бы остановить свирепые трупы. Таким образом, в прошлой временной линии брат сделал то, что Цзян Чэн был готов сделать на этот раз. Наблюдал, как умирают его товарищи-заклинатели, потому что знал, что, спасая их, погибнет и проиграет им войну. Глава Цзян думал, что пьянство и поведение Вэй Усяня после войны были формой самолечения, за время из-за месяцев невылеченной травмы, а позже из-за потери своего золотого ядра, но сейчас подозревает, что, возможно, это было так. Наполненный стыдом из-за того, что не решил умереть, спасая их, даже если из-за этого война будет проиграна, и переполненный ужасной виной за свою неспособность спасти всех, хотя единственная причина, по которой он не смог этого сделать, заключалась в том, что те убили бы его за это. Неудивительно, что тёмный заклинатель так много пил. Неудивительно, что был таким несчастным и внушающим страх. Его брат может вынести что угодно, кроме чувства вины, кроме ощущения, что подвёл тех, кто зависел от него. Если им удастся пережить это, может быть, на этот раз тот будет немного менее ужасающим. Или, может быть, Цзян Чэн совершенно не в теме, и попытка справиться со вторым раундом травмы Вэй Усяня, поразившим его сразу после окончания войны, заставит его чувствовать себя где-то в диапазоне беспомощности, как когда он имел дело с истериками малыша Цзинь Лина. Первый человек, который набирается достаточно глупой храбрости, чтобы сделать шаг к тёмному заклинателю, — это адептка клана Яо. Конечно. Меч Цзян Чэна оказывается у горла противницы прежде, чем юноша успевает подумать. Вероятно, ему пока не нужно нагнетать ситуацию до такой степени, но о марионетках уже в основном позаботились, они сражаются друг с другом, а не с ними. А это значит, что на его брата направлено много недружелюбных взглядов, также, как и на него самого, и, он надеется, что в таком случае ему не придётся повторять. - Не смейте. — Разве ты не видишь, что он делает? — яростно спрашивает девушка. - Он чудовище! Слова - не действия. Он не может убить её за то, что она болтает. - Не волнуйтесь. Если вы не послушаете меня, вам не придется объяснять главе вашего клана, почему вы нажили себе врагов из клана Цзян. Я перережу вам горло и отдам голову в качестве объяснения. В первой временной линии он подумал бы так, но никогда бы не сказал, слишком боясь начать новый конфликт из-за слов. Но сейчас не беспокоится об этом. Глава клана Яо — трус по своей сути, и Цзян Чэн только оттолкнёт заклинательницу, если та действительно не настроена навредить его брату. Из-за такого новая война не начнётся. Не то чтобы любой, кто слышит их сейчас, должен понимать это, конечно. Она бледнеет и отшатывается от него. Ещё несколько человек продвигаются вперед, их лица искажены гневом и предательством, и Цзыдянь резко ударяет перед ними, не подпуская их. Ланьский заклинатель встаёт на меч, явно намереваясь пролететь мимо Цзян Чэна к Вэй Усяню, и пурпурная молния обвивается вокруг лезвия меча, выдергивает из-под него и швыряет далеко за пределы досягаемости. Адепт Лань падает и раздаётся хруст, значит что-то точно сломалось при ударе, но ещё дышит, так что можно считать, что ему повезло. Цзян Чэн сегодня не хочет никого убивать, кроме Веней. Но если это нужно, чтобы защитить своего брата, то сделает это. - Вэй Ин! Цзян Чэн едва замечает, как все марионетки падают, и их тела покидает подобие жизни. Он был слишком сосредоточен для того чтобы обернуться, поэтому не сразу увидел Вэнь Жоханя, держащего руку на горле Вэй Усяня. Эта часть, по крайней мере, такая же. Цзинь Гуанъяо — в настоящее время Мэн Яо, но это ненадолго — вонзает меч в грудь главы Вэнь и вытаскивает его с выражением лёгкого ужаса на лице. Учитывая, что это далеко не первый человек, которого тот убил, Цзян Чэн предполагает, что это фальшь. Или, может быть, это не так. В конце концов, тому всегда не нравилось пачкать руки. Лань Ванцзи оказывается рядом с Вэй Усянем как раз вовремя, чтобы не дать тому разбить голову о каменные ступени Дворца Солнца и Пламени. Цзян Чэну не терпелось сделать то, что сделал в прошлый раз, как только понял, что марионетки не собираются снова оживать - подбежать к ним обоим и судорожно прижать пальцы к шее брата, чтобы убедиться, что тот жив, но он не может. До сих пор есть люди, которые выглядят так, будто хотят крови тёмного заклинателя, даже несмотря на то, что война только что явно выиграна, и выиграна именно благодаря его брату. Он должен остаться здесь, должен встать между ними. Цзинь высыпают на поле, как и в прошлый раз, но вместо того, чтобы подбодрить их, Цзинь Цзысюань пробирается к Цзян Чэну, а Цзинь Цзысюнь и Мяньмянь на полшага отстают от него. Глава Цзян так рад, что отец его будущего племянника всё ещё жив, чтобы дать ему упомянутого племянника, что, не задумываясь реагирует, похлопав павлина по плечу, что заставляет девушку улыбнуться и говорит: «Рад, что вы не умерли.», обращаясь к ним обоим. Он делает вид, что Цзинь Цзысюня здесь нет. Немного жаль, что тот жив, хотя, конечно, не вся надежда потеряна. Может быть, он поскользнется на крови и расколет себе голову. Цзинь Цзысюань напрягается под его рукой, прежде чем расслабиться, уголки его губ приподнимаются ровно настолько, чтобы это можно было считать улыбкой, прежде чем снова сжимаются в мрачную линию. - В чём дело? - Нашёл твоего брата, — отвечает глава Цзян, указывая на Цзинь Гуанъяо позади себя. Он слишком измотан, чтобы даже пытаться не быть мудаком. Взгляд павлина в ответ, дёргающиеся брови и прищуренные глаза, выглядят настолько надменно и нелепо, что на мгновение ему приходится подавлять желание рассмеяться. - Вэй Усянь! — восклицает Мянь-мянь, делая несколько шагов в сторону дворца, прежде чем колеблется, оглядываясь на Цзинь Цзысюаня и возвращается к нему. Губы Цзинь Цзысюня изгибаются в усмешке, но павлин ведет себя так, будто даже не заметил её оплошности. Видимо, не всегда сволочь. Не то чтобы Цзян Чэн понимал, что А-Цзе видит в нем. Лань Ванцзи прижимает Вэй Усяня к груди, несмотря на то, что его одежды настолько красные от крови, будто свадебные, голова того прижата к плечу юноши. Судя по лицу Второго Нефрита, глава Цзян предполагает, что его брат всё ещё жив. Глава Цзян видел, как выглядит Лань Ванцзи после смерти Вэй Усяня, и сейчас иначе. Цзян Чэн думает, что в то время он был таким драматичным, уверенным, что его брат всё ещё жив у подножия утеса. Он встречается взглядом с Лань Ванцзи и тот коротко кивает, говоря, что возвращается, прежде чем каким-то образом умудряется обнажить Бичэнь и наступить на него, неся Вэй Усяня обратно в лагерь. Он хочет следовать за ними. Но не может. - Догони Не Минцзюэ, — просит юноша Лань Сичэня, который по какой-то причине наблюдал за ним, вместо того чтобы идти к Цзинь Гуанъяо. -Цзинь Цзысюань и я займёмся уборкой. В прошлый раз он не подумал об этом, слишком беспокоясь о своем брате. Это было ещё одно дело, которое он оставил Цзэу-Цзюню и Чифен-Цзюню, хотя последний в то время был почти наполовину мёртв. И не совершит эту ошибку во второй раз. Лань Сичэнь качает головой, и на какой-то сбивающий с толку момент Цзян Чэну кажется, что тот говорит ему «нет», прежде чем повышает голос, не то чтобы громче, а… как-то так, что его голос разносится по полю боя. -Лань. Вы находитесь под командованием главы клана Цзян. Среди Лань столько возмущённых злых лиц, но никто ничего не говорит. Если бы Лань Сичэнь не был так явно истощён, Цзян Чэн подумал бы, что то, как его глаза сморщились в уголках, могло быть признаком веселья. Ах да, юноша почти только что пригрозил убить их, если они перейдут ему дорогу. Но Вэй Усянь покинул поле боя, унесённый в нежных объятиях их драгоценного Ханьгуан Цзюня, так что ему непонятно, на что им жаловаться на самом деле. Они не могут навредить его брату, если его здесь нет, а если они не навредят его брату, то и он не навредит им. - Начинайте собирать тела! - командует глава Цзян. - Мы построим костёр. Погребальный костёр с телами заклинателей опасен и требует тщательного тушения. Вот почему раньше они закапывали трупы, пока не поняли, что это на самом деле ещё хуже. Заклинатели Цзян немедленно делают то, что он говорит, проверяя Лань через плечо, пока те не начинают делать то же самое. Цзинь стоят совершенно неподвижно, переводя взгляд с него на Цзинь Цзысюаня. Цзинь Цзысюнь открывает рот, по-видимому, чтобы сказать что-то такое, от чего Цзян Чэну захочется его ударить, но Мянь-мянь зевает, поднимает руки вверх и бьёт того локтями в лицо, после чего тот начинает кричать уже на неё, пока та жеманно извиняется, явно не раскаиваясь. Главе Цзян пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не сделать того, чего он не должен. Глаза павлина сияют от того же смеха, от которого Цзян Чэн не может убежать. Ему гораздо больше нравится то, как Цзинь Цзысюань ведёт себя рядом с Мянь-мянь, чем то, как рядом с Цзинь Цзысюнем. Он почти уверен, что единственная причина, по которой юноша не выставил себя полным козлом в Облачных Глубинах, заключалась в том, что заклинательница постоянно ему мешала это сделать. — Соберите тела, — говорит Цзинь Цзысюань, делая похожий на ланьсиченевский тон без крика. И, как только Цзинь начинают двигаться, он наклоняется ближе и тихим голосом уточняет, - Вы уверены, что инфекция не распространится? - Это не инфекция, — отвечает юноша. — Ну, не совсем так, это — вообще-то, знаете, я недостаточно понимаю, чтобы объяснять. Ими управляло Иньское Железо, а теперь оно - не проблема, так что. - Ими снова могут манипулировать, — просто замечает павлин. То, что Цзян Чэн не потянулся к своему мечу, по его мнению, очень зрелый и ответственный поступок с его стороны. — Вэй Усянь не стал бы этого делать. Даже когда обезумел от горя и был готов покалечить или убить всех, кто не был в фиолетовых цветах Цзян, он не сделал этого: не обратил их в марионеток, чтобы сражались друг против друга и не заставил заново пережить свои кошмары, хотя это то, что они заставили его пережить. Быть беспомощным, когда люди, о которых он заботился, умирали, чтобы предотвратить новую войну. — Кто сказал что-нибудь о твоём брате? — сухо спрашивает Цзинь Цзысюань. - Если Вэнь Жохань смог справиться с этим, то сможет и кто-то другой. Неплохо подмечено. Тем более, что именно так и произошло в прошлый раз. Странная, нежная мысль, что если бы павлин не умер на Тропе, то может быть, понял бы это, может быть его несносному, раздражающему зятю, который не сразу обвинил бы во всём Вэй Усяня, удалось бы найти истину. Не то, чтобы это имело значение. На этот раз Цзинь Цзысюань не умрёт ни на какой Тропе, и Цзян Чэн уже знает, кого винить, если он услышит вторую флейту вместо флейты своего брата. - Если у вас есть открытые раны, прикройте их, прежде чем прикасаться к мёртвым! — кричит юноша, не обращая внимания на то, как павлин вздрагивает от того, что голос идёт ему прямо в ухо. Если глава Цзян перестанет кричать и попробует использовать тот странный голос, который используют Цзинь Цзысюань и Лань Сичэнь, его люди начнут проверять его на наличие травм головы. Не Минцзюэ тоже кричит, так что это вполне приемлемое поведение главы клана, ему не нужно притворяться кем-то другим. Он вздыхает, засовывая Саньду за пояс и закатывая рукава до локтей. - Ну давай же. Если мы поможем, дело пойдет быстрее. Пожалуй, можно сказать, что Цзинь Цзысюань хотел было отказаться, но, поскольку глава Цзян уже наклонился, чтобы перетащить труп Вэня, перекинув через плечо, у павлина не было возможности не помочь ему, не выглядя при этом мудаком. Не то чтобы это всегда останавливало его раньше, конечно, но он только вздохнул, прежде чем последовал его примеру. Обращаться с мёртвыми телами своих людей точно не становится легче, но он научился достаточно дистанцироваться от этого, чтобы не сломаться из-за этого, делать то, что нужно, и справляться с теми неприятными эмоциями, которые остаются после. Подростком он думал, что ничто не может быть так больно, как наблюдать за бойней на Пристани Лотоса, но он был дураком. Смотреть, как умирают его люди, одинаково больно каждый раз, независимо от обстоятельств. Его мысли блуждают во время работы. Его мысли блуждали весь проклятый день, и ему повезло, что никто не убил его. Они с Не Хуайсаном из первоначальной временной шкалы подробно обсуждали, что делать с Цзинь Гуанъяо. Он искренне ожидал, что Не Хуайсан попросит его убить того и покончить с этим. Проблема, конечно, в том, что юноша на самом деле ещё не сделал ничего такого ужасного, поэтому никто этого не поймёт, и в конечном итоге это станет еще одной причиной для всех восстать против клана Цзян. Глава Цзян был почти уверен, что сможет убить его, не будучи пойманным, но глава Не придумал другое решение проблемы. Это, как и ожидалось, включает в себя подталкивание Вэй Усяня в самый разгар беспорядка в надежде, что тот всё исправит. Эффективность именно этой тактики, вероятно, является причиной того, что Не Хуайсан так часто применял её. Но это потом, через несколько недель. Сейчас всё, на чём юноша должен сосредоточиться - это сжигать мёртвых, и делать это быстро. Чем раньше позаботится о мёртвых, тем скорее они смогут вернуться в лагерь. Тем скорее он сможет проверить своего брата. *** Время близится к рассвету, но он будет доволен, только когда зажгут последний из погребальных костров. Глава Цзян почти испытывает искушение остаться и дождаться, пока все тела не будут сожжены и пламя не потухнет, но, поскольку несколько его заклинателей выглядят так, будто спорят, может ли им сойти с рук, если они скажут то, что тот не хочет слышать, возможно, лучше уйти. Он узнаёт эти взгляды из обеих временных линий, практически из всей своей жизни. Слишком высокопоставленный, чтобы просто сказать «свали», и слишком темпераментный, чтобы правильно воспринимать добрые слова. В детстве за ним всегда посылали А-цзе или Вэй Усяня, чаще всего последнего. Цзян Чэн пытался подавить свой гнев рядом с А-Цзе, но иногда брат мог заставить его разозлиться по-настоящему, а после этого он всегда чувствовал себя лучше. Но в этой временной шкале, прямо сейчас, А-Цзе вернулась в лагерь, а тёмный заклинатель без сознания, поэтому его люди должны выяснить, насколько они готовы, чтобы на них кричали за серьёзное оскорбление, заключающееся в том, что они беспокоятся о своем лидере. Без них он бы не выжил в прошлый раз, правда. — Я останусь, пока всё не будет сделано. Он поворачивается, и на мгновение Мянь-мянь больше похожа на Вэнь, чем на Цзинь, её бледно-золотая одежда перепачкана красным и серым. Это кровь всех тел, которые они перенесли, и горячий пепел. Для девушки никогда не было проблемой испачкать руки. — Тебе следует уйти, — говорит он ей. — Отдохни, день был долгим. Раздражённое выражение её лица настолько точно копирует то, которое Вэй Усянь демонстрировал ему тысячу раз, что юноша почти задается вопросом, не учил ли тот её этому специально. — Я знаю, ты беспокоишься о том, что огонь выйдет из-под контроля, но этого не произойдет, и я останусь, чтобы убедиться, что этого не произойдет. Твои люди уже сожжены, остались только Вэни. У тебя нет причин оставаться. - Здесь должен быть глава клана, — замечает юноша, хотя на самом деле не может понять, почему. Её глаза сужаются. Она низко кланяется и произносит: - Глава клана Цзян, если ты не вернёшься в лагерь и не отдохнешь, я сама потащу тебя туда, и нам обоим будет неловко. Звук смеха настолько неожиданный и неуместный, что ему требуется долгая секунда, чтобы понять, что тот исходит от него самого, но Мянь-мянь улыбается ему, так что он не может слишком сильно зацикливаться на этом. — Так ты разговариваешь с Цзинь Цзысюанем? — Да, — отвечает заклинательница честно и без раскаянья. Это, наверное, единственное, что помешало тому стать таким, как Цзинь Цзысюнь. — Ты пришлёшь кого-нибудь, если что-то пойдёт не так? — спрашивает Цзян Чэн, хоть это и глупый вопрос, потому что, конечно, да. Девушка даже не закатывает на это глаза. Если бы у неё не было бесконечного терпения, она бы не выжила, будучи другом павлина, в конце концов. - Да. Обещаю. Он кивает, хлопает её по плечу и обнажает Саньду, чтобы вернуться на своём мече в лагерь. И надеется, что прохладный ночной воздух, дующий в лицо, прояснит ему голову, но этого не происходит, и к тому времени, как он приземлится в лагере, не может сказать, хочет ли упасть лицом в свою кровать или вернуться назад и смотреть как сжигают последние тела. -А-Чэн! А-Чэн! Голос А-цзе звучит издалека, и в любом случае у неё нет причин бодрствовать прямо сейчас, поэтому ему всё же удается удивиться, когда видит, как она бежит к нему, быстро сокращая расстояние между ними. Юноша поднимает руки и делает несколько шагов назад, паника прорывается сквозь туман в его голове. — А-цзе, остановись! Она это делает, к счастью, в дюжине футов и всё ещё слишком близко. Девушка бледна, с глубокими синяками под глазами, и он знает, что кровь на её рукавах не может принадлежать ей, но всё равно его желудок сжимается. — А-Чэн? - Ты не хочешь прикасаться ко мне, — поясняет глава Цзян, — я весь, — он указывает на себя, когда не может подобрать слова. Весь в поту, грязи, крови и пепле, запах горелой плоти въелся в его одежду, волосы, возможно, даже в кожу. Она усмехается, звук, который не часто можно услышать от неё, а затем снова приближается. Парень отступает, потому что не может вынести мысли о том, что его сестра так коснётся его. Он уверен, что та видела и хуже, переживала хуже во время помощи медикам, но это не имеет значения. А-цзе двигается быстрее, чем можно подумать, берёт его руку и держит между своими, маленькими, мягкими и уже покрытыми серыми прожилками от одного прикосновения к нему. — Мне всё равно, — твердо отвечает сестра. — Но, если ты хочешь сначала помыться, то ладно. Пойдём. Наверное, должно смущать то, как А-цзе раздевает его до нижнего халата и выливает на него ведро за ведром воду, пока та не станет прозрачной, пока кровь не перестанет застывать в его волосах, но он слишком оцепенел, чтобы по-настоящему беспокоиться. Возможно, будет смущаться позже, но сейчас вытирается и отстраняется каждый раз, когда сестра пытается помочь, каждый раз, когда она пытается подобраться слишком близко, и девушка вздыхает, но не давит. — Переоденься, — мягко говорит она, ведя его к его комнатам, всё ещё мокрым, но почти чистым. Оказавшись в своих покоях, он хочет держать дверь закрытой и ждать, пока А-Цзе не вернётся в свою комнату, но знает, что та этого не сделает. Он проснётся утром и обнаружит её спящей под его дверью, а потом станет ужасным младшим братом, который заставил свою старшую сестру спать на улице, потому что был слишком упрям. Поэтому скидывает с себя последнюю одежду, оттирая те несколько мест, которые не вымыл, надевает мягкие штаны и чистое нижнее белье, не в силах заставить себя надеть что-то более сложное и формальное, чем это. Перебрасывает волосы через плечо, его пальцы слишком напряжены, чтобы даже пытаться что-то с ними сделать. Юноша открывает дверь, А-цзе, разумеется всё ещё ждёт. Она улыбается и тянется к нему, а он не отстраняется, но, должно быть, вздрагивает, напрягается или делает ещё какой-то тонкий намёк, потому что сестра отстраняется. Она всегда умела читать его так, как никто другой, и сейчас он вряд ли чувствует себя очень закрытым. Её улыбка не меняется, но Цзян Чэн понимает, что причиняет ей боль, что выставляет себя мудаком без всякой причины. Он чистый, не так ли? Она его сестра и любит его, в чём его проблема? Девушка ведёт его за собой, и он следует, потому что что ещё ему делать. Она ведет его в комнату Вэй Усяня, останавливаясь у двери. - Всё в порядке. Спасибо, что присматриваете за ним. Он не понимает, пока не видит мерцание движения на крыше и не встаёт перед А-цзе, проклиная себя за то, что оставил меч в своей комнате. К счастью, Цзыдянь всё ещё на запястье. Но это просто Лань Ванцзи, выходящий на лунный свет, с широко раскрытыми глазами грациозно спрыгивает с крыши и приземляется перед ним. — Как вы, — начинает он, но тут же обрывает себя. Очевидно, тот думал, что А-Цзе не знала, что он там. Это справедливое предположение, так как Цзян Чэн даже не заметил, что он там прятался. Второй Нефрит привёл себя в порядок с тех пор, как глава Цзян видел, как тот уносит Вэй Усяня, как всегда идеален, вплоть до глупо замысловатого украшения для волос. Он не может заставить себя наплевать на собственное смятённое состояние. А-цзе начинает глубоко кланяться, но на этот раз не успевает сделать это слишком глубоко, прежде чем руки Лань Ванцзи прижимаются к её предплечьям, не давая ей углубить поклон. — Пожалуйста, не надо, — просит он низким голосом. - Я не сделал ничего достойного этого. - Не вам решать, что другие люди думают о вас, — мягко замечает она. А-цзе снова двигается быстро, хватая обе руки юноши своими. Если бы Вэй Усянь сделал это с ним, тот бы покраснел от паники, но сейчас просто напрягается. Он явно хочет отвести руки назад, но не делает этого, и когда понимает, что девушка ничего не делает, кроме того, что держит его ладони, напряжение уходит. Она ждет, пока Второй Нефрит расслабится, прежде чем продолжить - Спасибо за заботу об А-Сяне и за его защиту. Лань Ванцзи выглядит таким потерянным, что Цзян Чэн снова и снова вспоминает, как тот молод, как молоды они все. Сражение за сражением он сталкивается с той же непроницаемой ледяной внешностью, но один искренний момент благодарности, и лёд трескается. - Вам не нужно благодарить меня за это, — наконец отвечает заклинатель. А-цзе сжимает его руки, прежде чем отпустить. — Но я всё равно буду. Юноша смотрит на него, как будто Цзян Чэн сможет что-то объяснить своей сестре, но ему остается лишь приподнять бровь. Лань Ванцзи снова поворачивается к А-цзе и бормочет: «Дева Цзян», прежде чем кивнуть ему и отправиться обратно в секцию Лань Нечистой Юдоли. Девушка толкает дверь в комнату Вэй Усяня и входит внутрь. Через открытую дверь он видит, что свечи уже зажжены, а Второй Нефрит находился на крыше, так что остаётся только предположить, что именно здесь была А-цзе до того, как пришла его встретить. Часовые, должно быть, сказали ей, что брат прибывает. Должно быть, она попросила часовых сообщить ей, когда он прибудет. — А-Чэн, — зовёт она. Он не должен заставлять свою старшую сестру ждать. Парень входит в комнату, едва замечая, как А-цзе закрывает за собой дверь, и собирается остаться там, прижавшись к стене, но теперь, когда он здесь, ноги несут его вперёд без его разрешения. Вэй Усянь мёртв. Это первое и единственное, о чём он может думать, но затем видит неглубокие подъёмы и опускания груди своего брата, которые могут быть реальны или просто его разум играет с ним злые шутки. Цзян Чэн не помнит, как встал на колени или наклонился вперед, но следующее, что помнит, это то, как обхватил своего брата, держа руку перед ртом Вэй Усяня, и сам не мог сделать вдох, пока не почувствовал мягкий прилив воздуха над пальцами, когда тёмный заклинатель выдыхает. — О нет, А-Чэн, прости. - А-Цзе рядом с ним, её руки парят над его плечами, но не касаются. - Я должна была предупредить тебя, я не подумала — он жив. А-Сянь жив. Он не выглядит живым, бледнее, чем когда-либо, глаза ввалились в лицо, губы обескровлены и потрескались. Выглядит хуже, чем в прошлый раз. Всё это хуже, чем в прошлый раз. Должно быть легче, а не сложнее, но увы не так. Цзян Чэн был в ужасе весь день, что только сделает хуже, потому не находил себе места, но проблема больше, чем была бы только из-за сегодня. С тех пор, как вернулся, он знал, что это - самый важный день, что если он всё испортит, то они проиграют войну, и он обречёт чёрт знает сколько людей на жалкую жизнь и мучительную смерть под Вэньским владычеством, всё потому, что думал, что может что-то исправить, всё потому, что был достаточно высокомерным, чтобы думать, что может коснуться чего-то и не разрушить это, что может помешать своему наследию стать слишком маленьким, слишком поздним и недостаточно хорошим. А-цзе притягивает его к себе, и парень не осознаёт, что плачет, пока не пытается приглушить свои рыдания ей в плечо. Она промокла от того, что помогала ему мыться, и запах крови и смерти всё ещё липнет к её одежде, но ему все равно. Он не хотел, чтобы девушка прикасалась к нему раньше, уверенный, что это разобьет его. Что было глупо, потому что, конечно же, она помогает ему собраться, а не разбивает. Он не испортил всё. Вэй Усянь всё же выиграл для них войну, спас столько людей, которым Цзян Чэн был готов позволить умереть, и, даже если его брат выглядит чертовски ужасно, он ещё не умер, и не собирается умирать, если главе Цзян есть что сказать по этому поводу. Но это уже слишком, облегчение, и горе, и все сожаления, всё запутывается в его груди, пока его трясёт, пока всё, что может делать - это прижимать ухо к груди своей сестры, чтобы услышать сильное, ровное биение её сердца. Он вскидывает руку, сжимая запястье Вэй Усяня так сильно, что может остаться синяк. И сосредотачивается на трепещущем пульсе под пальцами, а не на ледяном холоде кожи брата. А-цзе целует его в макушку, сжимая изо всех сил. — Всё в порядке, А-Чэн, все в порядке. Война закончилась, а мы живы. А-Сянь и я живы, всё в порядке. Его сестра жива. Его брат жив. Он не всё испортил. Цзян Чэн кивает в плечо А-цзе, его рыдания переходят в судорожное дыхание. Первые лучи утреннего солнца только начинают заглядывать в окно, когда ему и сестре наконец удается заснуть, они оба наполовину рухнули на кровать Вэй Усяня, а рука А-цзе запуталась в его руке.