Lynchpin

Цзян Чэн проснулся и в тот же миг вскочил на ноги, а Цзыдянь вспыхнул на руке ещё до того, как он открыл глаза. Парень не уверен, что его разбудило, пока не моргает пару раз и не видит Лань Сичэня, стоящего перед ним, руки которого подняты перед грудью вместо того, чтобы сжимать меч, как сделал бы любой разумный человек, увидев пурпурную молнию готовую покалечить. -Чёрт, - выругивается глава Цзян, собирая Цзыдянь обратно в браслет движением запястья. - Я –извини, чёрт. - Всё в порядке, - успокаивающе произносит Первый Нефрит. Взгляд, который юноша бросает в сторону старшего брата Лань, заставил бы учеников плакать, но улыбка того стала еще глубже. — Я мог убить тебя. Ты даже не потянулся за своим мечом. - Чтобы убить меня, нужно что-то большее, чем удар хлыста, глава клана Цзян, — замечает Цзэу Цзюнь, и Цзян Чэн сопротивляется желанию возразить, что нет, если бы он обернул Цзыдянь вокруг его дурацкой шеи. - Как он? Глава Цзян оборачивается так быстро, что кто-то другой бы потерял равновесие, и реальность возвращается к нему потоком воспоминаний и эмоций. Не то чтобы юноша совсем забыл, но вспоминать об этом не менее больно. Грудь Вэй Усяня всё ещё вздымается и опускается. Он выглядит ещё хуже в резком свете дня, действительно больше похож на марионеток, с которыми сражался, и пальцы Цзян Чэна дёргаются от желания проверить его пульс, чтобы увидеть, не стал ли тот сильнее за последние пару часов. - Он всё ещё дышит, — отвечает глава Цзян, и это лучшее, что можно сказать сейчас. Он собирается провести рукой по своим волосам, но пальцы запутываются на половине пути, и ему приходится в замешательстве выдёргивать их. Парень перебрасывает волосы через плечо, и вместо спутанного беспорядка они аккуратно заплетены в косу за спиной. А-цзе, должно быть, сделала это до того, как ушла, сев позади него, пока тот спал, и заплела ему волосы, как делала в детстве. Волна нежности обрушивается на него с такой силой, что ему приходится сглотнуть, чтобы избавиться от кома в горле и покалывания под глазами. - Ванцзи беспокоится, — говорит Лань Сичэнь низким голосом, будто это секрет. — О том, что Вэй Усянь умирает, или о том, что он - зло? – уточняет Цзян Чэн. Хотя думает, что знает ответ, но всё равно должен спросить. Первый Нефрит лишь вздыхает, бросив на него один из тех мягких, терпеливых взглядов, от которых главе Цзян захотелось немного придушить его из принципа. Это раздражает, потому что на любом другом лице это было бы снисходительно, но Лань Сичэнь, возможно, наименее снисходительный человек, которого он когда-либо встречал. - Ванцзи обеспокоен психическими потерями, которые этот новый путь совершенствования наносит молодому мастеру Вэй, — говорит он, — но я считаю, что его непосредственной заботой является физическое выздоровление молодого мастера Вэя. - Он действительно что-то такое сформулировал, или вы просто экстраполируете, основываясь на серьёзности его хмурого взгляда? - Кажется, Лань Ванцзи много чего не признал бы вслух, но и Цзян Чэн никогда не был одним из тех, кому Второй Нефрит мог бы признаться в подобных вещах, так что он в любом случае не знал бы. - Он действительно разговаривает с людьми, — пытается оправдаться Лань Сичэнь. Глава Цзян приподнимает бровь, но больше ничего не говорит, так как в его список дел не входит пункт «разозлить Лань Сичэня». Но почти уверен, что большая часть того бреда, который произошел в первый раз, произошла потому, что Лань Ванцзи трагически неспособен озвучить свои эмоции, а Вэй Усянь не поверит, что кто-то заботится о нём без многолетних доказательств, а затем слов, что люди поддержат его. Брат больше всех сомневался в нём и А-Цзе. Хотя, чтобы быть справедливым по отношению к Второму Нефриту, тёмный заклинатель неправильно понял то, что младший Лань Ванцзи сказал ему, и воспринял это как своего рода личную атаку. Способность Вэй Усяня верить в лучшее и худшее в людях одновременно была бы впечатляющей, если бы так не разочаровывала. Лань Сичэнь сжимает губы, но скорее от веселья, чем от гнева. — Похоже, ты достаточно хорошо его понимаешь. - Я просто смотрю на лицо моего брата и считываю с него, — отвечает парень, рефлекторно оглядываясь на кровать и не в силах удержаться от того, чтобы не поморщиться от того, как ужасно брат выглядит. Когда он оборачивается, лицо Цзэу Цзюня искажается от беспокойства. Это так странно. Братья Лань так похожи внешне, но они не могут быть более разными. Лань Сичэнь показывает все свои эмоции, его лицо выразительно и открыто, и у Цзян Чэна никогда не было причин полагать, что это неискреннее. Что совершенно сбивает с толку. Он не знает никого, кто настолько открывал бы свои эмоции, и не может представить себя таким. Ему нужно сменить тему с Вэй Усяня. Разговоры о том, что его брат выглядит так, будто может испустить последний вздох в любой момент, не исцелят того быстрее. — Как Не Минцзюэ? Первый Нефрит вздыхает, одновременно нежно и раздражённо, что напоминает об А-Цзе. - Ранен. Продолжает уговаривать целителей выпустить его из постели. Они - ланьские целители, и это единственная причина, по которой они до сих пор не поддались ему, но я не могу многого требовать от своих людей. Держать Не Минцзюэ там, где тот не хочет быть, может оказаться за пределами даже их возможностей. - Вы пытались отправить туда Не Хуайсана? – спрашивает юноша. — Если глава Не и будет отдыхать ради кого-то, так это ради брата. — А как, по-твоему, я вообще заставил его пойти к целителям? — сухо возвращает вопрос Цзэу Цзюнь. — Но я боюсь, что даже мольбы его младшего брата задержат его в постели только на день. Если нам повезёт. - Я пошлю А-Цзе проведать его, — предлагает он, прежде чем успевает подумать. И не уверен, что делать с удивлением Лань Сичэня. - Ты хочешь послать её к нему, зная, насколько он темпераментен и быстр, и может наброситься, когда расстроен и ранен? — Она моя сестра, — указывает глава Цзян. - Ты действительно думаешь, что Не Минцзюэ будет её первым опытом общения с темпераментными и легко раздражаемыми главами кланов? - Улыбка Первого Нефрита слишком широка, чтобы быть фальшивой. Он пытается вернуть невозмутимость, но не получается. Цзян Чэн указывает головой на брата. - Есть ли шанс, что я могу попросить одного из этих целителей, чтобы проверить моего брата? Я знаю, что А-цзе уже просила кого-то проверить его, но. — Конечно, — быстро отвечает Лань Сичэнь. - Ванцзи тоже хочет играть для него, если ты позволишь. Он думает, что это поможет. - Конечно, — соглашается юноша, надеясь, что не выглядит так, будто предложение не слишком явно обрадовало его. В прошлый раз игра Лань Ванцзи очень помогла, и сейчас Вэй Усянь нуждается в этой помощи больше, чем когда-либо. Он сдаётся, делая то, что хотел сделать, когда только проснулся, и наклоняется, чтобы схватить брата за запястье, нащупывая его пульс. По ощущениям не лучше, чем прошлой ночью, но и не хуже. — Хорошо, — продолжает юноша, мягко кладя руку брата ему на грудь. - Давайте пойдём. — Идём, — эхом повторяет Лань Сичэнь, его брови сдвинуты вместе. Цзян Чэн указывает на дверь. - Не Минцзюэ вышел из строя, по крайней мере, на день, но если нам повезёт, то и больше. Ещё многое предстоит сделать. Пошли. - Он делает паузу. - Наверное, нам следует зайти в мои комнаты, чтобы я мог сначала переодеться. — Нет, не надо, — начинает Первый Нефрит, но тут же обрывается. — Я знаю, что ты беспокоишься о своем брате. — А когда не беспокоился? — откровенно спрашивает глава Цзян. - То, что Вэй Усянь без сознания, не избавляет от реалий войны. Нам нужно продолжить зачистку от битвы. Мянь-мянь должна была закончить заботиться о телах, которые были в пределах Дворца Солнца, но это не единственное место, где велись сражения, и не единственное место, где нужно позаботиться о телах. Выяснение того, на какие территории Вэнь хочет претендовать глава Не придётся отложить, я полагаю. Это, конечно, не то, что случилось в прошлый раз, земли Вэнь тогда были разделены между кланами, которые не могли их контролировать, а затем скорее выжжены, чем сохранены. Пустая трата ресурсов, он так думал и в той временной ветке, но не мог сказать этого, слишком был занят, утопая во всех обязанностях, которые едва мог понять, не говоря уже о том, чтобы справиться. На этот раз не утонет. Если во второй раз всё будет так же сложно, хорошо, по крайней мере, на этот раз он знает, что делает. - Мы должны дождаться главу клана Цзинь. Он уже в пути и должен быть здесь завтра, — произносит Цзэу Цзюнь с вежливо нейтральным выражением лица, максимально приближённым к хмурому. У Цзян Чэна не было проблем с хмурым взглядом за них обоих. - Как великодушно с его стороны. Что ж, пока он не соизволит появиться, нет никаких причин, по которым мы не можем начать готовиться заранее. - Ему неожиданно приходит в голову мысль, у него хватает порядочности почувствовать себя немного виноватым. Возможно, Лань Сичэнь хочет дождаться Цзинь Гуаншаня не из почтения или уважения, а потому, что измотался во время этой войны и ему нужен перерыв. — Можешь отдохнуть, если хочешь. Всё нормально. Я могу взять на себя координацию остальных кремаций и уборку с поля боя. А-цзе уже координирует медиков и раненых, так что тебе не о чем беспокоиться. Первый Нефрит выглядит так, будто собирается что-то сказать, но только качает головой. - Нет. Я провожу тебя, если ты уверен. — Я уверен, — утверждает глава Цзян и демонстративно не оглядывается на брата, прежде чем выйти из комнаты. Его сбивает с толку присутствие двух заклинателей Цзян, стоящих по обе стороны от двери с мечами в руках. В прошлый раз они уже были мертвы, но на этот раз они здесь, живы и по какой-то причине задерживаются возле комнаты его брата. - Ван Янь. Ли Цзюнь. Что-то не так? - Лицо Лань Сичэня дёргается, но едва заметно, поэтому Цзян Чэн решает не обращать на это внимания. Клан Цзян — единственный, который не требует от практикующих отказываться от своих фамилий, когда они присоединяются к клану. У других кланов, как правило, много мнений по этому поводу, но сейчас они знают, что что-либо говорить не стоит. Если кому-то нужно сменить имя, чтобы почувствовать, что он принадлежит к клану, то, по его мнению, это звучит как довольно дерьмовый клан. Не то чтобы он так говорит. Клан Цзян тоже может держать своё мнение при себе. Иногда. Изящное лицо Ван Янь испорчено неприятной раной на щеке, но она уже вычищена и перевязана, так что Цзян Чэн не утруждает себя тем, чтобы поднять этот вопрос. Она — одна из самых впечатляющих заклинательниц в его клане, и с сильным применением своего золотого ядра рана полностью исцелится к завтрашнему утру. Ли Цзюнь не самый сильный совершенствующийся, но самый сильный боец, его плечи богаты мышцами и он на голову выше большинства людей. Заклинатели переглядываются, прежде чем повернуться к нему. Глаза юноши сужаются. - Храните секреты от главы своего клана? Ли Цзюнь кажется возмущенным этим предположением. - У вас очень подозрительный ум, глава клана Цзян. Недостаточно подозрительный. - Почему вы здесь? Вы ждали меня? - Он смотрит на их оружие и на то, как они держат себя. — Вы ждёте неприятностей? Губы Ли Цзюня сжимаются, и Ван Янь поясняет: - Люди говорят. Мы уже обсудили это с госпожой Цзян, и она одобрила. Цзян Чэн даёт им ещё секунду на случай, если они решат продолжить самостоятельно. —Одобрила что? — огрызается глава Цзян, когда становится ясно, что ни один из них не собирается ничего говорить. - Два заклинателя Цзян должны постоянно находиться за пределами комнаты Вэй Усяня, пока он не проснётся, — отвечает Ли Цзюнь. Юноша ошеломлённо моргает. -Почему? Мы в Нечистой Юдоли! — Да, — произносит Ли Цзюнь тяжелым голосом. -Люди говорят. Ему требуется больше времени, чем нужно, чтобы наконец понять, что они говорят, и ярость охватывает его так быстро, что на мгновение мир вокруг становится белым. Он знал, что, если оставить в живых больше людей, у них будет больше врагов, чем союзников. Но не думал, что кто-то будет настолько глуп, чтобы прийти за его братом сюда, когда тот ранен и не может защитить себя. В прошлый раз никто не пытался, но в прошлый раз осталось так мало людей, которые были свидетелями ужасающих подвигов Вэй Усяня, в прошлый раз, когда тёмный заклинатель не убил Вэней с полдюжиной призраков невест. - Если кто-то попытается, вы их убьёте, — утверждает Цзян Чэн, едва узнавая свой голос. - Не разоружите. Не выведете из строя. Вы убьёте их на месте. - Если люди пытаются сделать это сейчас, у них было время подумать, спланировать. Это не слепой страх и паника, не что-то простительное, поскольку они оказались посреди поля боя с зашкаливающим адреналином. Они видели, как Вэй Усянь спас их жизни, видели, как тот выиграл войну, видели, в каком состоянии она его оставила, и решили, что его брат заслуживает за это смерти. - Как мы уже говорили, — выражение лица Ван Янь покажется вежливым тем, кто её не знает, — госпожа Цзян уже отдала приказы. Нет нужды повторять их, глава клана Цзян. Лань Сичэнь тихонько вздохнул рядом с ним, не совсем выдыхая, как будто не мог представить робкую госпожу Цзян, отдающую такие приказы, но юноша не может заставить себя чувствовать что-то кроме мрачного удовлетворения. Это почти забавно, как все всегда думают, что идеалист Вэй Усянь безжалостен, что именно его они должны остерегаться. Как будто он и А-цзе не дети мадам Юй. Как будто самые жестокие части всех троих не проявляются, когда двум другим угрожает опасность. — Хорошо, — просто соглашается глава Цзян. — Идём, Лань Сичэнь? Он уходит, и через мгновение к нему присоединяется Цзэу Цзюнь. Его голос тих, когда он говорит: - Ты начнёшь новую войну. - Мы ничего не начнём, — замечает юноша. Он думает указать, что это всё предупреждение, которое Лань получают: что если они забудут, кто их союзники, то Цзян перережут их, но полагает, что это пустая трата времени. Мужчина далеко не глуп. Нет ничего полезного в том, чтобы указывать на очевидное. - Итак, была ли проделана какая-либо работа на полях сражений, должны ли мы начинать с нуля? У нас нет достаточно дров, чтобы развести настоящий огонь, который будет гореть достаточно жарко. Нам придётся использовать талисманы. Первый Нефрит Лань вздыхает, но не обращает внимания, легко впадая в дискуссию о лучших талисманах для погребального костра заклинателя, которые не будут слишком сложны для них. К сожалению, человек, который наиболее хорошо разбирается в искусстве талисманов, находится без сознания. Вэй Усяню даже не пришлось бы думать об этом, Цзян Чэн сказал бы, что им нужно, и тот бы нацарапал что-нибудь, что сделало бы именно то, что они хотели, и использовал символы так, как никто другой не смог бы их использовать. Но брат недоступен, поэтому ему приходится использовать второй лучший вариант. Возможность проверить Не Минцзюэ, пока он там - просто бонус. Они всё ещё находятся на расстоянии двора, когда слышат крик. — Возможно, нам стоит вернуться позже, — неуверенно предлагает Лань Сичэнь. Неплохая идея, за исключением одного обстоятельства: - Если мы будем ждать, пока Не Минцзюэ будет в хорошем настроении, мы никогда ничего не добьёмся. Цзэу Цзюнь поджимает губы, и Цзян Чэн не может понять, пытается ли тот скрыть улыбку или хмурится, но без дальнейших возражений следует за ним в комнату главы Не. Цзинь Цзысюнь и Мянь-мянь стоят по обе стороны от двери. Цзинь Цзысюнь кажется скучающим и слегка раздражённым, в то время как лицо девушки тщательно непроницаемо. Парень не осознавал, как привык к открытости выражения её лица, пока она не исчезла. Слова всё ещё неразборчивы за закрытой дверью, даже если громкость слышна. — Не выпускать или не пускать туда людей? — спрашивает Цзян Чэн в приветствии. Если бы Цзинь Цзысюня здесь не было, он был бы дружелюбнее. Если бы Мянь-мянь здесь не было, был бы гораздо менее дружелюбным, поэтому он говорит себе, что это выравнивает ситуацию. — Цзинь Цзысюань там? Цзинь Цзысюнь усмехается, но Мяньмянь быстро отвечает. Возможно, потому что она пытается прервать племянника главы, прежде чем тот скажет что-то слишком ужасное, или, возможно, просто хочет поговорить с кем-то, кроме парня, стоящего рядом с ней. - Цзинь Цзысюань готовит отчёт для главы клана Цзинь. Он просил нас оставаться здесь. Предлог, чтобы избавиться от двух его советников? Хорошо, если дело касалось Цзинь Цзысюня, но хуже, когда дело касалось Мянь-мянь. Хотя, поскольку заклинательница недостаточно высока в ранге, чтобы занимать даже ту должность, которую занимает, павлин не может одновременно отослать Цзинь Цзысюня и оставить её рядом с собой. Он и так ходит по достаточно тонкому льду. - Твоё текущее место работы? — повторяет Лань Сичэнь, едва повышая тон, чтобы сделать это скорее вопросом, чем утверждением. - Чтобы удержать Не Минцзюэ от какой-нибудь глупости и ухода, — отвечает Цзинь Цзысюнь, которому явно надоело, что его игнорируют. -Ты должен быть доволен, что Цзинь Цзысюань так верит в твои способности, — говорит глава Цзян настолько мягким голосом, на какой только способен. И следит за тем, чтобы встречаться взглядом только с парнем, не путая в это Мянь-мянь. В конце концов, она действительно могла бы победить раненого Не Минцзюэ, если бы ей это было нужно. Губа Цзинь Цзысюня кривится. Лань Сичэнь кладёт руку на спину Цзян Чэна, подталкивая его вперёд. — Извините нас, — любезно говорит он, открывая дверь и заставляя их обоих войти слишком быстро, чтобы это могло быть чем-то иным, кроме как отступлением. Звук закрывающейся за ними двери прерывает всё, что парень мог бы сказать в ответ. К чести Не, их спор обрывается, как только открывается дверь, но Цзян Чэн меньше сосредотачивается на них, чем на Лань Сичэне, у которого в глазах виднеется легкая боль, когда тот спрашивает: - Тебе обязательно было к нему цепляться? Юноша считает, что сотни раз задавал Вэй Усяню этот самый вопрос. Его брат никогда не давал ему прямого ответа, вместо этого просто был раздражающе расплывчатым, прежде чем ускользнуть. — Да, — отвечает глава Цзян. Если он собирается быть сопляком, то, по крайней мере, не будет таким же сопляком как его брат. Сказал бы, что был менее раздражительным, но подозревает, что это вопрос точки зрения. Поэтому просто поворачивается к Не Минцзюэ. - Я рад, что ты ещё жив. Что ты сделал, чтобы натолкнуть Цзинь Цзысюаня на мысль, что тебе нужна дополнительная помощь, чтобы не двигаться? - Ничего такого! — кричит мужчина. — Я не знаю, зачем они здесь. - Он хмурится так, что в первой временной линии Цзян Чэн побежал бы в противоположном направлении. Но сейчас утешает себя знанием того, что абсолютно точно мог бы сразиться с главой Не, если бы ему было нужно. Пока тот ранен. И у него есть Цзыдянь. Несмотря на все недостатки, приписываемые Чифэн Цзюню в обеих временных линиях, среди них никогда не было недостатка в боеспособности. Не Хуайсан постукивает веером по колену, широко раскрыв тёмные глаза, и Цзян Чэн точно знает, кто несет ответственность за присутствие Цзинь снаружи. Он задается вопросом, манипулировал ли юноша Цзинь Цзысюанем, или просто попросил. Несмотря на то, что тот чрезвычайно умён даже сейчас, глава Цзян всё ещё не может считать его гением того же уровня, что и Цзинь Гуанъяо. Возможно, потому, что у младшего Не совершенно другой тип ума, которому очень мало нужно знать интимные подробности обо всех, кто его окружает, а вместо этого есть просто понимание, в какие беспорядки стоит вмешиваться, а какие оставить в покое. Глава Цзян считает, что то, что сейчас юноша почувствует себя немного придурком - не весело, если не понимать почему, но это расплата за все те случаи, когда Не Хуайсан пользовался беспорядком в его жизни,. - Твоя кисть годится только для любителей рисования? — спрашивает он, поднимая бровь. - Нам нужны талисманы для погребальных костров. Здесь не хватает дров. Не Хуайсан оглядывается, как будто Цзян Чэн мог говорить с кем-то ещё. - О, гм. Ты уверен? - Я бы попросил Вэй Усяня, — говорит парень, пожимая плечами, — но. Ну. Глаза младшего Не расширяются, затем сужаются, прежде чем его лицо разглаживается. Это всего лишь секунда, и глава Цзян даже не заметил бы этого, если бы не смотрел внимательно. Вэй Усянь — единственный человек, который никогда не недооценивал ум Не Хуайсана, и, скорее всего, догадывался о его безжалостности. Он надеялся, что упоминание его брата создаст у того впечатление, что тёмный заклинатель упоминал о его навыках, но вместо этого, похоже, только усилило подозрения. Последнее, чего ему хотелось бы, — это подозрения Не Хуайсана. Цзян Чэн вздыхает и закатывает глаза. — Знаешь, я тоже был с тобой в классе Облачных Глубин. Я не совсем не обращал внимания на работу других людей. - Абсолютно, сто процентов не обращал. Не Хуайсан опускает голову, и если у него есть какие-то опасения, то они не отображаются на его лице. - Да, хорошо, да. Конечно. Это всё, что я могу сделать, чтобы помочь. Парень слишком сильно сжимает веер, и Цзян Чэн чувствует, что смягчается вопреки самому себе. Он понял это разочарование, желание помочь, но не имея возможности, желание сражаться только потому, что было неправильно не сражаться, когда все остальные сражаются. А-цзе нашла своё место в этой войне и работала не покладая рук, но он знает, что часть её ненавидит быть оставленной в каждой битве, что она не хотела ничего, кроме как поднять свой пыльный меч и сражаться на их стороне. Не потому, что хотела драться, а потому, что ненавидела быть единственной, кто этого не делает в мире, где это так часто было неизбежно. - Как Вэй Усянь? - спрашивает Не Минцзюэ. Прежде чем ответить, Цзян Чэн вглядывается в его лицо, ища отвращение, ярость или ненависть. Но всё, что он видит, это кипящее разочарование из-за своих обстоятельств и искреннее беспокойство. Глава Не не скрывает своих чувств. Таким образом, он - полная противоположность своему брату, демонстрирует все свои эмоции, несмотря на все усилия. Единственное, чему мужчина когда-либо научился, — это прятать свои эмоции за гневом, а не скрывать их. Парень и это может понять. Гнев — это удобная эмоция, и она никогда не бывает вне пределов досягаемости. — Живой, — отвечает глава Цзян, не сдерживая язвительности в голосе. Заклинатели Не особенно громко выражали своё неудовольствие, но глава Цзян проглатывает более явную угрозу, которая, по его ощущениям, ползёт к горлу. Люди клана Не следуют приказам. Больше, чем в любом другом клане, они не ослушиваются, делают то, что им говорят, и могут быть недовольны этим, могут громко выражать недовольство, но слушают. Они подчиняются. Если Не Минцзюэ скажет им, что Вэй Усяню нельзя причинять вред, то Цзян Чэн знает, что ни один член клана Не не пойдёт против этого приказа. Не Хуайсан вздрагивает, но на самом деле глава Не выглядит удивлённым. Он не привык видеть такое выражение на его лице, и, конечно же, это было связано с неприкрытым обещанием расправы от Цзян Чэна. - Хорошо. Сообщите заклинателям Не, что мы можем сделать, чтобы он оставался таким. Это так же хорошо, как обещание, что им не причинят вреда, что глава Не не позволит своим людям действовать против них. Юноша улыбается с облегчением. Лань Сичэнь смотрит вниз и в сторону, но Цзян Чэн просто толкает его плечами и продолжает улыбаться, и тогда Цзэу Цзюнь рискует бросить взгляд в его сторону. Первый Нефрит не имеет такого же контроля над Лань, и глава Цзян не ожидает от него такого же обещания, каким бы косвенным оно ни было. Лань проповедуют следование своим сотням правил, но на самом деле это просто означает, что они думают, что знают лучше, чем все вокруг них, и иногда это включает и главу их клана. Они примут любое наказание без жалоб, но также не подчинятся любому правилу, которое, по их мнению, стоит нарушить. В конце концов, есть причина, по которой у Лань так много надоедливых правил. Люди продолжали находить способы обойти их, и правила продолжали совершенствоваться до такой степени, что теперь они просто нарушаются, когда адепт Лань сочтёт это необходимым. — Если мы будем планировать здесь, ты хоть немного отдохнешь? — спрашивает он Не Минцзюэ. Цзян Чэн ожидает, что это спровоцирует ещё один приступ крика, но вместо этого веселье мужчины не проходит, и он говорит: - Я полагаю, что перед лицом такого масштабного нападения мне придётся сдаться. Я знаю, когда признать поражение. Тот факт, что все в комнате одновременно закатывают глаза, кое-что говорит о главе Не, но тот слишком занят, пытаясь не рассмеяться, чтобы кричать на них за это. *** Вэй Усяню не становится лучше. Ему не становится хуже, но и не становится лучше. Прошло четыре дня, и в прошлой временной линии он тогда очнулся. А-цзе практически переехала в его комнату, Лань Ванцзи дважды в день приходит к нему играть, а Цзян Чэн не позволяет себе паниковать. Слишком много нужно сделать вместо того, чтобы паниковать. Кроме того, нет причин для паники. Всё нормально. Тёмному заклинателю и в прошлый раз тоже не становилось лучше. Он был на полпути к смерти, а через полдня - почти в полном порядке. На этот раз это больше похоже на девять десятых пути к смерти, но всё ещё жив, и ему не становится хуже. У Цзян Чэна нет причин полагать, что на этот раз всё будет по-другому, что только потому, что его брат дольше находится без сознания, он не выздоровеет, как раньше. Им ещё не пришлось никого убивать, но это больше потому, что постоянная охрана вокруг комнаты его брата эффективна, а не потому, что она не нужна. Уже было полдюжины случаев, когда заклинатели направлялись к комнатам Вэй Усяня, видели охранников и разворачивались. Он почти приказывает А-цзе перестать засыпать в комнате их брата из-за этого, опасаясь, что всё повторится снова, по-другому, и сестру убьют, потому что она защитит своим телом брата от союзников, которые желают ему зла. Цзян Чэн не приказывает ей уйти, но только потому, что почти уверен, что именно поэтому девушка это и делает: надеется, что её присутствия будет достаточно, чтобы заставить убийцу колебаться, что даст время, необходимое чтобы позвать на помощь. Юноша не приказывает ей не делать этого, потому что сестра не глупая. Она знает, чем рискует, и он знает, что та готова умереть за Вэй Усяня, что если всё, что девушка может сделать - это стать ещё одним препятствием между ним и теми, кто желает ему зла, то она с радостью займет это место. И знает по опыту, что не может её остановить. После того, как А-цзе во второй раз «случайно» заснула в комнате брата, который до сих пор не проснулся, глава Цзян приказывает, чтобы его и её кровати перенесли туда. Даже если кто-то сможет пройти мимо заклинателей Цзян у двери, им нужно будет пройти через него, чтобы добраться до его брата или сестры. Кроме того. В прошлый раз одна из причин, по которой распространялись неподобающие слухи об А-Цзе и Вэй Усяне, заключалась в том, что та продолжала засыпать в его комнате, где были только они вдвоем, и не имело значения, что они были братом и сестрой или что тёмный заклинатель был без сознания или что девушка спала на полу, полностью одетая. Какая польза от фактов перед лицом слухов? Он не замечал поводов. Даже не думал об этом. О чём было думать? Вэй Усянь — их брат, он ранен, и А-Цзе беспокоится. В этом нет ничего неприличного. Потребовалось, чтобы Не Хуайсан из его настоящей временной шкалы разъяснил ему это, чтобы он понял это. Люди ужасны. Официальное перемещение их всех в одну комнату означает, что он может защитить их и их репутацию. Цзян Чэн уверен, что у некоторых людей не будет проблем с распространением слухов обо всех троих, потому что люди будут верить во что угодно скандальное, пока это достаточно интересно, но высшее общество будет колебаться, и этого достаточно. Конечно, это делает их всех похожими на созависимых детей, но. Хорошо. В конце концов, это не так уж и далеко от правды. Однако в настоящее время он должен выбросить из головы все мысли о брате и сестре и сосредоточиться на том, чтобы не сломать шею Цзинь Гуаншаню. Это сложнее, чем помнится. Его не приглашали на эту встречу в прошлый раз, и то, что он сейчас здесь, можно принимать как хороший знак, даже несмотря на то, что Лань Сичэнь и Не Минцзюэ держат его между собой, следя за тем, чтобы между ним и Цзинь Гуаньшанем всегда кто-то был. Юноша пытается обидеться на это, но, наверное, это к лучшему, учитывая, как его пальцы продолжают тянуться к шее. Кроме того, если Чифэн Цзюнь сосредоточен на том, чтобы удержать Цзян Чэна от совершения убийства, то отвлекается от только что названного Цзинь Гуанъяо и от того, как сильно хочет его убить. Глава Цзян действительно оказывает ценную услугу. Он молчит, пока они обсуждают, что делать с последними из Вэней. Цзэу Цзюнь не хочет, чтобы на них охотились или собирали, но даже Цзян Чэн знает, что они не могут просто отпустить их всех на свободу, что не все они - жертвы. Каким бы ужасным ни был Вэнь Жохань, он все равно был их главой клана. То, что глава клана не достоин уважения или любви, не означает, что у них этого не будет, в конце концов. Взглянуть хотя бы на Цзинь Гуаншаня. Однако то, что Не Минцзюэ готов отпустить некоторых из них, удивляет, хотя, возможно, и не должно бы. Цзян Чэн уже достаточно насмотрелся на него, чтобы понять, что тот злой, непреклонный человек из его воспоминаний, вероятно, частично объясняется тем, что глава Цзян видел его более молодыми глазами, а частично — тем, что он помнил только то, во что Чифэн Цзюня превратил Цзинь Гуанъяо, а не того, кем он был. Тогда Цзинь Гуаншань начинает говорить об Иньском железе, говоря о том, как опасно оно может быть в руках оставшихся Вэней или людей с амбициями, и Цзян Чэн не пронзает его мечом, не обхватывает руками шею, не ломает её. Его гнев обычно не бывает таким горячим, его мысли обычно не бывают такими безрассудными, но он измотан и напряжён, а Вэй Усянь ещё не проснулся, а здесь глава Цзинь болтает о дерьме, которого не понимает. - Глава клана Цзинь явно много думал об этом, — замечает Не Минцзюэ, делая легкий поклон, что отодвигает Цзян Чэна от этого наглеца ещё сильнее, и ему приходится сопротивляться желанию схватить того сзади за мантию и рывком выпрямить. Никто из них не должен кланяться Цзинь Гуаншаню, и уж тем более глава Не. Лань Сичэнь кажется совершенно расслабленным, хотя и мрачным, и единственное, что показывает обратное, — это побелевшие костяшки пальцев, которые тот держит на собственном запястье за спиной. Цзян Чэн был единственным, кто мог это видеть. - Глава клана Цзинь. Кого вы имели в виду под людьми с амбициями? Цзян Чэн и Не Минцзюэ оба пристально смотрят на Цзэу Цзюня, и юноша думает, что у них тогда была одна и та же мысль, что они, возможно, просчитались, так заботясь о том, чтобы держать друг друга под контролем, и не подумали сделать то же самое для Лань Сичэня. Цзинь Гуаншань, конечно, говорит о Вэй Усяне. Неважно, что его брат — один из наименее амбициозных людей, которых он знает, по крайней мере, учитывая то, что именно глава Цзинь понимает под амбициями. Его брат хочет быть достаточно сильным, чтобы защитить людей, которые, по его мнению, заслуживают его защиты. Хочет, чтобы его уважали люди, которых он любит. Хочет, чтобы люди, которых он любит, любили его в ответ, хотя никогда не признается в этом, как будто это то, в чём нужно признаться, а не просто естественное желание. Самая большая мечта его брата — умереть любимым, что делает его смерть в первый раз ещё более болезненной. Ничего из этого такой человек, как Цзинь Гуаншань, не мог даже надеяться понять. Глава Цзинь улыбается, не отвечает и меняет тему. Когда появляется Цзинь Гуанъяо, приводящий с собой заключенных Вэнь, Цзян Чэн придвигается немного ближе к Не Минцзюэ. Он знает выражение его лица. Он узнаёт выражение его лица. В конце концов, глава Не не был бы так зол, если бы не любил этого юношу так сильно. Если бы он не любил его - скорее убил бы, чем изгнал. Не Минцзюэ видит бывшего помощника и испытывает боль, потому что тот отличается от человека, которого, как он думал, знал и любил. Не Хуайсан довольно ясно изложил ему всё, но Цзян Чэн думает, что на этот раз понял бы это и без дополнительных пояснений. Он стоит между Лань Сичэнем и Не Минцзюэ, смотрит на заключенных Вэней, которых, наверняка, убьют, как только главы кланов повернутся к ним спиной, и желает, чтобы всё было проще. Чтобы их троих вместе было достаточно, но их недостаточно. Ведь не всё так уж отличается от того, что было в прошлый раз. Цзинь Гуаншань стал главой клана раньше, чем все они родились. Цзэу Цзюнь даже технически не является главой клана прямо сейчас, независимо от того, чем он занимается. Кланы Лань и Цзян были истощены нападениями, и Не должны были сражаться против Вэней в течение многих лет, в суровой и требовательной стране, не дающей им покоя вдобавок к постоянным пограничным стычкам, и Не руководили этой войной с самого начала. Все они молоды, истощены и ослаблены, и все их кланы висят на волоске. Цзинь - нет. Цзинь Гуаншань — авторитетный и опытный глава клана. Его земля не подвергалась нападению Вэнь, и, если Цзян Чэн почти уверен, что это потому, что они подкупили клан Вэнь, ну, он не может этого доказать, и теперь с этим ничего не поделаешь. Оставаться в стороне от войны означает, что казна Цзинь всё ещё полна, что их люди сильны численностью, и отправив своего сына и наследника - как будто у него не было достаточно замен для него - и его мизерный отряд заклинателей , он может сделать вид, что участвует в войне, не страдая от последствий, которые возникли бы, если бы вложил в неё все свои силы или полностью не участвовал в ней. Глава Цзинь - не идиот. Он не был бы так опасен, если бы был идиотом. Цзинь Гуанъяо улыбается, и Не Минцзюэ уходит. Цзян Чэн следует за ним, потому что кто-то должен, и это дает ему повод убраться отсюда. Он не чувствует себя плохо из-за того, что оставил Лань Сичэня с Цзинь Гуанъяо. Эти двое любили друг друга до самого конца и уже настолько переплелись, что бесполезно пытаться их распутать. Юноша находит главу Не, стоящего во дворе перед дворцом, где всего неделю назад произошла битва. Запах крови и обожженной плоти всё ещё витает в воздухе. Что им действительно нужно, так это дождь. - Хочешь поговорить об этом? – спрашивает Цзян Чэн. Недоверчивый взгляд, который он получает в ответ, заставляет его сдержать улыбку. Не похоже, что кто-то из них известен тем, что разговаривает. — Хочешь подраться? - предлагает вместо этого. Недоверчивый взгляд не исчезает. - Госпожа Цзян сказала мне не усугублять мои раны. Ты собираешься сказать ей, что пригласил меня на спарринг? Все братские мольбы и охранники в мире не могут удержать Не Минцзюэ от самонадеянности. А вот угроза разочарованного взгляда А-цзе может. Он понятия не имеет, почему люди думают, что он и Вэй Усянь - самые могущественные. - Не волнуйся, — отвечает юноша, — я буду с тобой полегче. Глаза Чифэн Цзюня сужаются, когда он тянется за своим клинком, а Цзян Чэн уже смеётся, обнажая Саньду из ножен. Если бы только он мог так легко решать все проблемы. *** Ужасный день, ещё один ужасный день или споры с главами других кланов, так и не решившие вообще ничего. Уже поздно, так поздно, что Нечистая Юдоль отяжелела от тишины, и он топает обратно в секцию Цзян, почти все остальные уже спят или, по крайней мере, заперты на ночь. Цзян Чэн хотел бы, чтобы на этих встречах присутствовали не только главы кланов, хотел бы, по крайней мере, привести с собой А-Цзе. В конце концов, она намного лучше разговаривает. Он, конечно, рассказывает ей обо всём после, и сестра слушает, слегка приподняв бровь, затем кивает и говорит ему, что сказать, какие слова нужны, но на совещаниях юноша расстраивается и становится нетерпеливым, и все осторожные слова вылетают из его головы. Он не хочет пытаться запомнить и воспроизводить её ум. Хочет, чтобы она была умной вместо него. Глава Цзян знает, что ноет, и его это ничуть не волнует. В конце концов, он и так слишком сам по себе. Но это А-Цзе, и он ныл ей всю жизнь, не то чтобы сестра к такому не привыкла. Перед дверью Вэй Усяня никого нет. Цзян Чэн хмурится. Иногда один из заклинателей заходит внутрь, чтобы присматривать за ним там, но обычно они оставляют другого за дверью, чтобы дать понять, что она всё ещё защищена. Он предполагает, что в расписании мог быть сбой, но охраняющие не должны уходить, пока не появятся новые, чтобы занять их место, и не так уж сложно заставить людей защищать Вэй Усяня. Глава Цзян мог бы просто приказать им, но не приходится. Все они вызвались добровольцами, потому что тёмный заклинатель спас их жизни, потому что он – один из них, потому что он - старший брат Вэй, и они его любят. Нет никакого смысла в том, чтобы комната оставалась без охраны. Юноша стоит снаружи, его рука на двери, и слышит, как А-Цзе плачет. Он замирает, его сердце колотится в ушах, страх приковывает его к месту так, как ничто другое не может. Охранники ушли, а А-цзе плачет. Что, если они ушли, потому что им больше нечего защищать? Но, конечно, если бы… они бы схватили нападавшего, если бы… если только сестра не сказала им этого не делать, конечно, тогда они бы этого не сделали. Но она не сказала бы им такого. Правильно? Цзян Чэн прислоняется головой к двери и делает глубокий успокаивающий вдох. Ему просто нужно открыть дверь, и тогда он узнает, что происходит, и разберётся с этим. Как только откроет дверь, узнает, что происходит, и ему придется с этим справиться. Поэтому собирает всё своё мужество и толкает дверь. Вэй Усянь жив. Глава Цзян хватается за дверной косяк, чтобы удержаться в вертикальном положении, облегчения достаточно, чтобы от него упасть на колени. Брат сидит в постели, а А-Цзе плачет ему в плечо, обвивая руками его шею, пока тот гладит её по спине. Его глаза напряжены, как будто ему больно, но Цзян Чэн не может сказать, физическая это боль или просто потому, что сестра расстроена. Прошла неделя после финальной битвы, неделя, которую тёмный заклинатель лежал без сознания, и ему не становилось лучше, но и не становилось хуже. Юноша зажмуривает глаза, чтобы предотвратить собственные слёзы, но не сильно удивляется, когда чувствует, что они всё равно катятся по его щекам. Может быть, он и смог бы их контролировать, если бы не был так напуган в тот момент, а может, и нет. - Цзян Чэн! - шипит Вэй Усянь, в отчаянии глядя на А-цзе сверху вниз. Он не может сдержать улыбку, когда входит внутрь и закрывает за собой дверь, бросая свой меч у двери, чтобы подойти и обнять их обоих. Вэй Усянь вздрагивает, как будто не ожидал этого, но ему не требуется много времени, чтобы склониться, и вскоре Цзян Чэн чувствует вес брата и сестры на себе, и разочарование от бесконечных собраний проходит. — Ты нас напугал. Вэй Усянь напрягается. — Я… извините, я просто не планировал этого делать, но мы проигрывали, и я знал, что призраки невест смогут победить их, но я действительно держал всё под контролем, я не собирался позволять кому-нибудь пострадать. Первая часть имеет смысл, а остальные нет. — А-Сянь, — вздыхает А-цзе, вытирая глаза, а затем отстраняясь настолько, чтобы взять его за щеку и повернуть лицом к себе. — А-Чэн не имел в виду, что мы боялись тебя, того, что ты сделал. Мы боялись, что то, что ты сделал - слишком много, что это причинило тебе слишком большой вред. - Её глаза сияют новой волной слез, но она сдерживает их и выдаёт дрожащую улыбку. - Мы боялись, что потеряем тебя, А-Сянь. Мы не боимся тебя. Как мы могли бы? Ты наш брат. Цзян Чэн готовится к недоверию Вэй Усяня, но ему, должно быть, в конце концов удалось что-то изменить к лучшему, и не слишком сильно всё испортить, потому что тёмный заклинатель широко и довольно улыбается, как будто это всё, чего он когда-либо хотел, и это действительно так и есть. Они принимают его. Уважают его. Любят его. И не позволят забыть об этом или думать иначе. Момент прерывается самым громким урчанием, исходящим из живота Вэй Усяня, которое он когда-либо слышал. Брат закрывает лицо, и А-Цзе смеётся, убирая волосы с лица. - Всё в порядке, А-Сянь, я принесу тебе что-нибудь поесть. Ты ел только бульон всю неделю, ты, конечно, проголодался. - Девушка встаёт, чтобы уйти, но колеблется, её взгляд всё ещё скользит по их брату. Вэй Усянь, конечно же, сразу понял, в чём проблема, и вскочил на ноги. Он едва спотыкается, прежде чем выпрямиться, и Цзян Чэн не знает, то ли это из-за того, что тот всё ещё ранен, то ли просто из-за того, что так долго был без сознания. - Я пойду с тобой! Я слишком долго лежал, мне полезно пройтись. - Ох, А-Сянь, — произносит А-Цзе, хватая его за руку, но не возражает. Юноша может только предположить, что это означает, что Вэй Усянь в основном в порядке, как и в прошлый раз, поправившись до почти нормального состояния за полдня. У неё более чем достаточно медицинской подготовки, чтобы понять, не слишком ли тот ранен, чтобы ходить. По дороге на кухню они проходят мимо заклинательницы Лань. Сестра с братом так заняты разговором друг с другом, что глава Цзян почти уверен, что он единственный, кто замечает, как расширяются её глаза, прежде чем она поворачивается на каблуках и идёт в том направлении, откуда пришла. Он думает сказать что-нибудь об этом, но Вэй Усянь напугал их, чуть не умер и неделю был без сознания, что было очень неосторожно с его стороны. Кроме того, Цзян Чэн по-прежнему его младший брат, а это означает, что делать что-то приятное, например, предлагать ему расчесать волосы или надеть что-то помимо рваного красного нижнего халата, не входит в его должностные обязанности. Так он ничего не говорит. А-Цзе снова разогревает бульон и наливает воду в большой кувшин, строго приказывает Вэй Усяню выпить и то, и другое, а затем приступает к приготовлению риса. За работой она рассказывает тёмному заклинателю обо всём, что произошло за последнюю неделю, и со знанием дела рассказывает обо всех встречах, на которых она не присутствовала. То, как брат кривит губы всякий раз, когда речь заходит о Цзинь, отчасти успокаивает его собственный гнев. Очень плохо, что просьба к Вэй Усяню призвать армию, чтобы запугать Цзинь, чтобы те не были слишком ужасными, имела бы эффект, прямо противоположный тому, чего он пытается достичь. Но, может быть, Цзян Чэн сможет, по крайней мере, заставить брата выступать на собраниях, на которых глава Цзян появляется и на которых разрешено присутствовать наследникам. Понятно, что Вэй Усянь думает, что помогает, не ходя с ним и не говоря при нём, но он не против позволить своим брату и сестре говорить за него. Это значит, что ему не придётся этого делать, в конце концов. - Вэй Ин! А-Цзе роняет ложку, и Вэй Усянь давится водой. — Лань Чжань, — здоровается он между кашлем, и Цзян Чэн не смеётся, но недалеко от смеха. Он поворачивается и видит Лань Ванцзи, нетронутого и всегда идеально одетого Ханьгуан Цзюня, стоящего в дверях в двух слоях мантии и с распущенными волосами вокруг лица, не в его сложной орнаментной причёске и не заплетенными назад для сна. Тот явно готовился ко сну, когда женщина из Лань рассказала ему о Вэй Усяне, и парень не сделал ничего, чтобы привести себя в более презентабельный вид, прежде чем бежать через Нечистую Юдоль, где кто-нибудь мог его увидеть. — Вэй Ин, — повторяет заклинатель, не приближаясь ни на шаг, вообще ничего не делая, лишь бегая глазами по тёмному заклинателю, упиваясь его видом. Вэй Усянь встал, вероятно, слишком резко, судя по тому, как пошатнулся на ногах. Прежде чем глава Цзян успевает подняться со своего места более чем наполовину, чтобы поддержать его, Лань Ванцзи оказывается там, сжимая предплечья так крепко, что Цзян Чэн не удивится, увидев позже синяки в форме его рук, но брат, похоже, не возражает. — Лань Чжань, — говорит он, чуть робким дразнящим голосом, и наклоняется вперед, пока не прижимает их лбы друг к другу, закрывая глаза, а Второй Нефрит открывает шире, чем это кажется возможным для человека. Глава Цзян чуть не проглатывает язык. Голый лоб Вэй Усяня упирается в ленту на голове Лань Ванцзи, и невозможно сказать, касается ли он её, но, учитывая, что они близко настолько, что сложно сказать, он не уверен, что это имеет значение. Тёмный заклинатель улыбается, его глаза всё ещё закрыты, он просто дышит и позволяет Ханьгуан Цзюню обнять его, и постепенно напряжение уходит и из Лань Ванцзи, пока они оба стоят там, взявшись за руки и улыбаясь, прижав головы друг к другу. - Я рад, что у тебя всё хорошо. Я волновался, — мягко замечает Вэй Усянь. Глаза Второго Нефрита распахиваются. — Вэй Ин, — произносит он, с мольбой и выговором одновременно, хотя Цзян Чэн действительно не может понять, за что. Не то чтобы это было что-то новое, конечно. Юноша отстраняется, и Ханьгуан Цзюнь качается вперед, как будто не может выдержать такое большое расстояние между ними, прежде чем снова встать на ноги. — Лань Ванцзи, — предлагает А-цзе теплым от веселья голосом, — не хочешь поесть с нами? Он краснеет, его глаза бегают по сторонам, как будто замечает остальных только сейчас, и вполне возможно, что так оно и есть. Делает неглубокий поклон сначала ему, а затем А-цзе. - Мои извинения. Я не собирался… — Он остаётся, — перебивает Вэй Усянь, снова подходя ближе, чтобы схватить Лань Ванцзи за плечи и толкнуть его на сиденье, на котором он сидел. Второй Нефрит, конечно, не сопротивляется, просто смотрит на тёмного заклинателя с выражением слабого румянца на щеках, который Цзян Чэн не заметил бы, если бы не искал его. - А-цзе, тебе нужна помощь с готовкой? Я могу достать специи. - Я не добавлю никаких специй, тебе нельзя острую пищу прямо сейчас, — отвечает она, но её голос звучит с любовью, даже когда Вэй Усянь начинает рыться на полках, наверняка наводя на них беспорядок. Он издает раненый звук в задней части его горла. - Шицзе! Мне всегда нужна острая пища. Если это не твой суп, он действительно хорош, хотя и не острый. Но рис должен быть острым. Цзян Чэн хотел начать разговор с Лань Ванцзи, но в этом нет смысла. Он доволен тем, что сидит и слушает, как его брат и сестра дразнят друг друга, а Второй Нефрит доволен тем, что сидит и смотрит на Вэй Усяня, уголки его губ приподняты ровно настолько, чтобы это можно было квалифицировать как улыбку. Оказывается, этот день не так уж и ужасен.