Lynchpin

В прошлой временной ветке Цзян Чэн не задумывался о церемонии побратимства. Ему это было не нужно. В то время как её эффект изолировал клан Цзян от союза между самыми большими и могущественными кланами, это сделало положение его клана ещё более слабым в мире совершенствования, потребовалось некоторое время, чтобы это стало заметным. В конце концов, это имело смысл – они были втроём, когда всё случилось. Речь шла о лидерах войны, о людях, сделавших больше всего, чтобы положить ей конец, которые связываются друг с другом узами братства, а не просто союзом между могущественными кланами. Не Минцзюэ был единственным главой клана среди них, поскольку Лань Сичэнь не брал на себя эту роль, пока не вернулся в Облачные Глубины, а Цзинь Гуанъяо был не более чем слабым и недавно признанным внебрачным сыном. Никто бы не осмелился предположить, что это был клановый союз с бастардом, а не с Цзинь Гуаншанем или Цзинь Цзысюанем, или что это было что-то, основанное на положительных личных отношениях Не Минцзюэ с стоящим рядом Цзинь Гуанъяо. Конечно, Лань Сичэнь занял должность главы клана, как только вернулся домой, что и ожидалось, а Цзинь Гуанъяо стал главой клана Цзинь, что никто не мог предположить. А Цзян остался в стороне, вкупе со всеми теми отличиями, которыми они отличались от других кланов раньше, с их неформальностью и их слабыми структурами власти, и Цзян Чэну нужно было выковать свои дипломатические отношения во льду, а не в огне. Так что церемония побратима не казалась чем-то особенным, когда происходила. Способ для тех, кто обеспечил окончание войны, чтобы все признали их, и для них - формализовать узы, которые они теоретически установили друг с другом во время войны. В конце концов, теперь Цзян Чэн знает её значение, но с этим по-прежнему ничего не поделаешь. Он даже не может заставить себя так волноваться по этому поводу, хотя думает о клане Цзян гораздо сильнее, чем когда-либо. Его отношения с Лань и Не на этот раз лучше, а это означает, что они, по крайней мере, существуют, и как бы ему ни была отвратительна идея отпустить свою сестру, А-Цзе замуж за Цзинь Цзысюаня - это скрепит связь между Цзян и Цзинями лучше, чем что-либо ещё, по крайней мере, на бумаге, хотя даже в лучшие времена они всегда недолюбливали друг друга. Это не имеет значения. Иногда видимость близости может быть по-своему столь же полезной. Юноша уже решил не беспокоиться об этом и на самом деле больше переживает о том, как пройдет банкет во дворце Солнца во второй раз. И это означает, что когда Лань Сичэнь входит в его комнату и поправляет рукава, Цзян Чэн нервничает, и последнее, чего ожидает — это что тот слегка поклониться и скажет: - Глава клана Цзян, я хотел бы, чтобы вы вместе с Цзинь Гуанъяо, главой клана Не и мной поклялись в нашем братстве перед кланами. Только годы отточенных инстинктов и тренировок удерживают его от того, чтобы выронить меч. Ему повезло, что у него больше ничего не было в руках, потому что это он почти наверняка бы уронил. - Что? Лицо Первого Нефрита напрягается, но он больше ничего не произносит. Цзян Чэн попытался бы подождать пока мужчина что-то не скажет, но терпение - не его сильная сторона, а даже если бы и была, он, конечно же, не заинтересован в том, чтобы проверять его против терпения Цзеу Цзюня из всех людей. - Лань Сичэнь, ты должен дать мне что-то ещё, чтобы я понял. Почему ты спрашиваешь меня об этом? Я и близко не проделал столько работы, сколько сделали вы с Не Минцзюэ. Это было бы неправильно. - Он не упоминает Цзинь Гуанъяо, потому что это не тот аргумент, который сработает. - Мы не согласны, — отвечает Первый Нефрит, по крайней мере выпрямляясь из поклона. - Ты дал превосходный боевой совет, прислушались мы к нему или нет. Ты взялся за уборку после боя, что является трудным и неблагодарным делом. Говоря о неблагодарных задачах, Цзян Яньли наполовину руководила этой войной, возможно, не в стратегии или силе, а во всём, что нужно для того, чтобы вести войну. Без её отчетов и её управления медиками и припасами мы не были бы достаточно организованы, чтобы выжить. — Так возьмите её в своё братство, — рявкает он, не совсем понимая, почему так возражает, но только уверен, что против этой идеи. Это слишком большая перемена, и, конечно, глава Цзян пришёл бы в прошлое, чтобы что-то изменить, но не так. Это не то, к чему он готов и не может объяснить почему. Уголки губ Лань Сичэня дёрнулись. — Если бы я мог, но я думаю, мы оба знаем, что некоторые кланы откажутся от её вклада как равного из-за его природы, хотя мы с тобой знаем лучше. Он, конечно же, говорит о кланах Цзинь и Яо. Почти иронично, как сильно мадам Цзинь хочет, чтобы Цзян Яньли вышла замуж за её сына, вступила в брак в её клан, когда её клан из тех, кто игнорирует и обесценивает все сильные стороны сестры. Игнорирует их. А-цзе была слишком новой в клане, слишком любила Цзинь Цзысюаня и была слишком занята Цзинь Лином, чтобы это раздражало её, но Цзян Чэн уже беспокоился о том, что это произойдёт. Девушка выросла дочерью главы клана, была сестрой одного из них и вышла замуж за человека, который сам должен был им стать. Но Цзинь и Цзян очень разные. В Цзян А-цзе уважают не только из-за её рождения, но и из-за её способностей. У неё есть хладнокровие, твёрдая рука, она старше и его, и Вэй Усяня, и её глаза всегда видели больше, чем их, как бы осторожно она ни опускала их. В Цзинь она была женой Цзинь Цзысюаня и больше ничем. Мадам Цзинь тщательно копила свою силу и оставалась верной Цзинь Гуаншаню до конца, и всё же у неё не было достаточно силы или влияния, чтобы что-то сделать. Это такой разительный контраст с его собственными родителями. Возможно, они ненавидели друг друга всю его жизнь, но при этом не имело значения, что его мать была Юй и нелюбимой женой. Она была мадам Юй, женой главы клана Цзян, и её власть и положение в клане не зависели от чувств мужа к ней. Именно с такой энергией и выросла А-цзе, и неважно, насколько счастливой её делал муж, Цзян Чэн беспокоился, что клан Цзинь не будет долго нравиться его сестре. Сестра тихая, но не молчаливая. Она с Вэй Усянем во многом похожи и отличаются друг от друга. Парень скорее сломается, чем склонится, а А-Цзе согнётся, но никогда не сломается. Это одна и та же сила, выраженная по-разному, и в основном означает, что ни брат, ни сестра не способны сдаться или отступить. Цзян Чэн надеялся, что что-то изменится в клане Цзинь, как только Цзинь Цзысюань станет главой, но, что ж. В конце концов, это не имело значения. Но, на этот раз будет. Однако, это проблема нескорого будущего. Его нынешний Лань Сичэнь смотрит на него, пока он пытается придумать какой-то ответ на это. - Если это братство действительно тех, кто выиграл эту войну, то вы знаете, что это должен быть не я. Выражение лица Первого Нефрита на самом деле не меняется, но глава Цзян легко может видеть в нём печаль. - Без Вэй Усяня всё было бы потеряно. Но именно ты должен стоять с нами. Потому что ты - глава его клана. Это ты отдавал приказы, не так ли? Как и в случае с Цзян Яньли. Её работа - тоже в некотором роде благодаря тебе, потому что ты привёл её сюда и приказал взять на себя управление административной стороной войны. Это не смешно, но юноша всё равно смеется. Он никогда не приказывал своей сестре что-либо делать, на самом деле. Она сказала ему, что собирается делать, и Цзян Чэн просто согласился, однако если все остальные неправильно поняли, это было их проблемой. - Это твоя идея или идея Не Минцзюэ? Мужчина не отвечает, просто смотрит на него и ждёт. Вэй Усяня не будут хвалить за то, что тот сделал. Вместо этого его осудят за это, преследуют за это, и побратимство - способ для Цзян Чэна защитить его, совсем немного. Принимая во внимание заслуги тёмного заклинателя, этим глава Цзян утверждает, что его брат делает то, что ему говорят, показывает, что тот на поводке, а глава Цзян его держит. Для него это ещё один способ встать между братом и всеми остальными, потому что это говорит о том, что если у них есть проблемы с тем, что сделал Вэй Усянь, то им нужно иметь дело с Саньду Шеншоу, потому что именно глава клана несёт за это ответственность. Юноша должен быть благодарен, но всё, что он может чувствовать - это горечь. - Он заслуживает лучшего, чем это. — Да, — спокойно и мгновенно отвечает Лань Сичэнь. Это успокаивает что-то в нём, успокаивает настолько, что он может сказать: - Сначала я должен поговорить с братом. — Конечно, — произносит Первый Нефрит, но улыбается, будто Цзян Чэн уже согласился. Он хмурится в ответ, но Цзэу Цзюня, похоже, это не смущает. *** Конечно, когда он идёт обсудить с Вэй Усянем, его брат расстраивается по совершенно неправильным причинам. - Это просто заставит людей злиться на тебя, а не на меня. — Да, в том-то и смысл, — раздражённо поясняет глава Цзян. - Я не хочу, чтобы люди злились на тебя, — настаивает тёмный заклинатель. Цзян Чэн лишь закатывает глаза и отворачивается от него, чтобы посмотреть на их сестру. — А-цзе? Она постукивает пальцем по нижней губе, глядя в глаза отстраненно. - Да. Я думаю, это хорошая идея. - Я против! — горячо произносит Вэй Усянь. - Хорошо, что мне всё равно, что ты думаешь, — замечает юноша, возможно, это одна из наименее правдивых вещей, которые он сказал за всю свою жизнь, но в данном случае это правда. Если единственное возражение его брата состоит в том, что тот беспокоится о том, как это повлияет на Цзян Чэна, а не на него самого, значит можно двигаться дальше. Глаза Вэй Усяня сужаются. Юноша, проведший годы своего становления младшим братом, сбегает ещё до того, как тот шевельнётся. Это не имеет значения. Его брат всё ещё быстрее, чем он, и в конце концов ему приходится согнуться, когда парень обнимает его за шею и трёт костяшками пальцев о череп, полностью портя ему причёску. - Вэй Усянь! А-Цзе и Вэй Усянь оба смеются, пока глава Цзян борется со своим братом, извиваясь в его хватке и не высвобождаясь, но на самом деле просто благодарен за то, что они не могут видеть его лицо прямо сейчас. В нём так много того, что он не смог бы объяснить. Он так их любит. Настолько, что вернул их, и не может снова их потерять. И сделает всё возможное, чтобы не потерять их снова. *** Церемония более волнительная, чем он ожидал, когда все собравшиеся заклинатели смотрят на них, пока они стоят на ступенях дворца солнца и связывают себя друг с другом. Помогает то, что глава Цзян стоит между Не Минцзюэ и Лань Сичэнем и почти не видит Цзинь Гуанъяо. Видеть гордые улыбки Вэй Усяня и А-Цзе перед толпой тоже не больно. *** Праздничный банкет в первый раз прошёл не так уж плохо, но теперь он ненавидит его ещё больше, чем прежде. -В воздухе всё ещё витает запах сожжённых трупов, — ворчит он, когда А-цзе зачёсывает его волосы назад, делая немного более простую прическу, чем та, что была на церемонии. Вэй Усянь фыркает, вертя Чэньцин в пальцах. А-цзе мычит, и он не может её видеть, но знает достаточно хорошо, чтобы уловить тонкое осуждение в её в остальном приятном тоне. - Нам следует пропустить его, — говорит он, потому что кого вообще волнует этот дурацкий банкет. — Цзян Чэн, — неодобрительно произносит брат, что удивительно слышать от него больше всех на свете. А-цзе осторожно дёргает его за волосы, выходя из-за его спины. - Переговоры завершены. - По крайней мере, это заставляет его ухмыляться. Не получают почти всю территорию Вэнь, что, с одной стороны, для Не Минцзюэ будет чертовски тяжело контролировать всё это с помощью количества заклинателей, которые у него есть, но, с другой стороны, на этот раз это даёт тому гораздо больше силы, и они - союзники клана Цзян, увеличение их силы – лучше для Цзян, так что это всё равно победа. - Это последняя вещь, и мы можем начать готовиться к отправке домой. — Ты займёшься формальными приветствиями, — импульсивно говорит он. - Я выйду из себя, если сделаю это, и тогда я сорвусь и убью Цзинь Гуаншаня, а мне не нужно столько свидетелей. - Разве ты не имеешь в виду, если ты сорвёшься и убьешь Цзинь Гуаншаня? - настаивает Вэй Усянь. - Если ты действительно хочешь убивать глав кланов, мы должны начать с малого. Метафорически и физически. Я, конечно же, говорю о главе клана Яо. Глава Цзян смеётся, часть его напряжения уходит. Это ненадолго, но пока приятно. А-цзе шлёпает их обоих. - Ничего подобного! А-Чэн, это неправильно. — О, неправильно, ну в таком случае. - Он закатывает глаза. - Мы Цзян. Если мы не будем иногда вести себя неправильно, значит, мы не соответствуем своей репутации, не так ли? Они оба смотрят на него. Вэй Усянь легонько ударяет его флейтой по голове. — Кто ты и что ты сделал с нашим братом? Этот вопрос должен обеспокоить его, заставить волноваться, что они подозревают, но вместо этого Цзян Чэн только закатывает глаза. Если бы они действительно что-то подозревали, то не говорили бы это так. - Правильные - Цзинь. Лань. Даже Не, с их жесткой военной структурой. Мы - Цзян. Я - глава клана, и я не хочу иметь дело с глупой чушью Цзинь Гуаншаня, а это значит, моя любимая сестра, что я заставлю тебя сделать это за меня. - Он делает паузу. — Если только ты не считаешь, что Вэй Усянь должен сделать это вместо тебя? - Нет, — говорят они оба одновременно и, вероятно, по одной и той же причине. Это не будет хорошо выглядеть, если тёмный заклинатель будет говорить от имени клана, и Цзян Чэн знает это, но ему все равно. Вэй Усянь — его брат. Каждый должен либо принять это, либо высказать Саньду Шеншоу своё недовольство. — Значит, говорить будет А-цзе, — самодовольно замечает глава Цзян. *** А-Цзе идёт впереди их небольшой группы, он с Вэй Усянем - по обе стороны от неё, а заклинатели, которых они выбрали для сопровождения, позади. У всех на талии белые пояса. Теперь, когда война закончилась, и это официальное мероприятие, вполне уместно показать, что они в трауре, не только по его родителям, по всем заклинателям и людям, которых они потеряли в тот день на Пристани Лотоса. Они кланяются. А-Цзе делает это правильно, а они с братом только склоняют головы. Учитывая, что Цзинь Гуаншань делает то же самое, он совсем не чувствует себя из-за этого плохо. - Цзян Чэн, — говорит мужчина, явно игнорируя то, что их построение указывает на то, что девушка будет говорить от имени клана, и вдобавок не использует официальный титул. - Ты преуспел в качестве главы клана и отлично поработал в кампании «Аннигиляция солнца». Когда будет церемония наследования? Он поднимает бровь и ничего не говорит. Их траурные пояса не тонкие. — Глава клана Цзинь, — отвечает А-цзе приятным и ровным голосом с едва уловимым намёком на упрёк. - Клан Цзян всё ещё в трауре. Церемония наследования состоится после окончания периода траура, как это принято. — Ах, конечно, — произносит тот, всё ещё глядя на юношу, который не насмехается над ним и считает это победой. - Конечно, я был близким другом Цзян Фэнмяня. - Его отец ненавидел главу Цзинь. Его мать очень хорошо ладила с мадам Цзинь, но это не характеризовало в хорошем свете ни одного из супругов Цзинь. Цзян Чэн также не может не заметить, что Цзинь Гуаншань ничего не говорит об их матери или о потере остальных людей, только об отце. - Я никогда бы не подумал, что день, когда я уехал из Гусу, будет последним разом, когда я его увижу. А-цзе наклоняет голову, как будто глава Цзинь действительно ведёт себя вежливо и обращается к ней должным образом. - Эта война у всех нас забрала многое, глава клана Цзинь. О, вау, сестра злится. Это потрясающе. Очевидная вещь, которую она, конечно же, не говорит, это то, что по сравнению с другими кланами клан Цзинь совсем не понёс потерь. Цзинь Гуанъяо на мгновение поднимает взгляд, и Цзян Чэн не думает, что его удивление, прежде чем тот снова опускает голову, ненастоящее. Наступает неловкое молчание, которое, как он знает, А-Цзе не нарушит, и Цзинь Гуаншаня спасает от ответа только появление Лань. Они снова склоняют головы и идут на свои места вместо того, чтобы задержаться, как раньше. Он не чувствует необходимости оставаться и наблюдать за странным напряжением между Лань Сичэнем, Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо. Несмотря на то, что некоторые вещи изменились, очевидно, на эту ситуацию ничто не повлияло. - Шицзе, — восхищённо говорит Вэй Усянь, — это было потрясающе. Она ухмыляется всего на мгновение, маленькой, злобной и такой неожиданной для тех, кто её не знает, улыбкой прежде чем смягчается, и протягивает руку, чтобы сжать руку Вэй Усяня. - Цзинь много раз проходили мимо твоих комнат, А-Сянь. Были некоторые люди из второстепенных кланов, пара заклинателей Лань, которые явно не возражали против того, чтобы Лань Ванцзи содрал с них кожу заживо, но в основном довольно много адептов Цзинь подходили слишком близко. Если бы не Цзинь Лин, Цзян Чэн запретил бы своей сестре выходить замуж за павлина только из-за этого. Все усаживаются, смешиваются, и юноша не упускает из виду, как Лань Ванцзи направляется прямо к Вэй Усяню. В прошлый раз они оба покинули банкет на этой части, ускользнув, пока все остальные обменивались любезностями, но на этот раз они остаются, соединив руки и склонив головы, и говорят о чём-то слишком тихо, чтобы глава Цзян мог расслышать. Обычно он не беспокоился бы об этом, они уже несколько месяцев шептали друг другу секреты, но что-то в напряжении в глазах его брата и в том, как он сжимал флейту, заставляло Цзян Чэна нервничать. - Что-то не так, глава клана Цзян? Он моргает, поднимая глаза и видя Лань Сичэня, стоящего перед ним. Оглядывается и видит, что А-цзе подошла к другой стороне зала, чтобы поговорить с Мянь-мянь, а Цзинь Цзысюань почти достаточно близко, чтобы можно было подумать, что он стоит рядом с ними, но на самом деле не разговаривает ни с одной из них. Немного помогает то, что павлин не держал рядом с собой ни одного Цзинь из тех, кто слишком близко и слишком часто подходил к комнатам Вэй Усяня. Даже Цзинь Цзысюнь не появлялся, и Цзян Чэн знает, что единственное, что могло помешать этому наглецу попытаться лишить жизни его брата — опять же, в обеих временных линиях — это то, что наследник Цзинь встал на его пути. В конце концов, его двоюродный брат и предполагаемый будущий советник — один из немногих людей, которых тот может заставить следовать своим приказам, а не приказам отца. Парень хлопает Первого Нефрита по плечу, жест больше похож на тот, который он сделал бы с Не Минцзюэ, но Лань Сичэнь, кажется, не возражает. — Ничего, мы теперь братья. И это случилось гораздо раньше, чем я думал. Взгляд Цзэу Цзюня на мгновение скользит за плечо главы Цзян, и его улыбка становится глубже. - Ванцзи был очень рад услышать о выздоровлении Вэй Усяня. Как и я, конечно. - Ты слышал о том, как он бегал с распущенными волосами и без парадной верхней мантии? – спрашивает Цзян Чэн. Было немного предательством сдавать Лань Ванцзи, ведь он такой же младший брат, но Второй Нефрит отказался от этих привилегий, когда решил влюбиться в Вэй Усяня. Теперь юноша обязан сделать всё возможное, чтобы поставить их обоих в неловкое положение. На мгновение улыбка Лань Сичэня превращается во что-то, что иначе как ухмылкой назвать нельзя. - Совершенно неприлично и нарушает нескольких правил нашего клана, — отвечает мужчина, но его тон совсем не неодобрительный. Глава Цзян смеётся, поворачиваясь как раз вовремя, чтобы увидеть, как брат и сестра поворачивают головы в его сторону, прежде чем вернуться к своим собственным разговорам. - Давай, давай разыщем Не Хуайсана. Если кто и будет здесь веселиться, так это он. Голос Первого Нефрита достаточно тихий, чтобы никто не мог их подслушать. - Я полагаю, что в настоящее время он занят тем, чтобы отвлечь своего брата от, — колеблется он, не продолжая. - Всеобщего пиздеца и крайней наглости банкета в зале наших врагов, когда в воздухе ещё витает запах горящих тел наших людей? — заканчивает Цзян Чэн, определенно не так тихо, как Лань Сичэнь, но, ну, он не удосуживается быть дипломатичным в подобных вещах лет пятнадцать как. Раздражение на лице Цзэу Цзюня так похоже на выражение лица старшего брата, что ему приходится сопротивляться желанию дёрнуть того за волосы в качестве защитного механизма. — Обязательно? - О, как будто не все думают о том же, — усмехается в ответ парень. Братья Не, как и ожидалось, в углу и хмурятся. Что ж, Не Минцзюэ хмурится, а Не Хуайсан возится со своим веером и выглядит слегка огорчённым. Раньше глава Цзян был бы почти уверен, что это - способ избежать неприятностей, но, вероятно, в данный момент тот совершенно искренен. Если бы его фальшивое горе не выглядело так же, как его настоящее горе, в конце концов, это была бы не очень хорошая стратегия. Юноша протискивается между ними локтями, в то время как Не Хуайсан драматично раскачивает и вертит руками, в то время как глава Не фыркает, что, как знает Цзян Чэн, является его искренним весельем. — Это отвратительно, да? Лань Сичэнь вздыхает, но это того стоит, учитывая быструю улыбку, которая прокрадывается на лицо Не Минцзюэ. Парень продолжает разговаривать с ними большую часть времени, хотя Первый Нефрит в какой-то момент уходит, чтобы поговорить с Цзинь Гуанъяо, и не упускает из виду то, как лицо Не Минцзюэ, кажется, снова хмурится, и мужчина замолкает, но не указывает на это. Раньше Цзян Чэн сам так хмурился на Лань Ванцзи, завидуя человеку, которого так любил его брат, человеку, который стоял рядом с тем вместо него. Однако, этот беспорядок он не вызывался убирать. Его цель — не дать Цзинь Гуанъяо превратиться из злобного амбициозного ублюдка в по-настоящему помешанного психопата. Что-то пошло не так. В какой-то момент юноша перешёл от болезненного, глубокого понимания горя, боли и эмоций других людей, даже когда манипулировал ими для собственной выгоды, к чему-то, что на самом деле больше не было способно понимать людей или заботиться о них. Жениться на своей сестре и убить их сына. Извращённая любовь, которой тот любил Лань Сичэня в конце, а не сравнительно невинная и чистая, которой, кажется, любит его сейчас. Цзинь Гуанъяо был умён и опытен, и ему не нужно будет умирать, если только глава Цзян сможет удержать его от срыва. Цзян Чэн всё ещё думает, что было бы проще перерезать ему горло и покончить с этим, и если ему покажется, что он потерпел неудачу, то так и сделает. У Не Хуайсана из его временной линии были годы теплых, любящих воспоминаний о человеке, которым раньше был Цзинь Гуанъяо, которые заставляли его хотеть спасти того, даже зная, что тот убил его брата. У главы Цзян таких ограничений нет. Он готов попробовать путь главы Не прошлой временной линии, но, если это не сработает, то просто убьёт. Не будет рисковать, что грёбаный психопат организует убийство брата и сестры и во второй раз. На этот раз, когда начинаются тосты, Вэй Усянь сидит прямо за его спиной, рядом с Лань Ванцзи, который сидит прямо за спиной Лань Сичэня. Ему нравится эта симметрия, символизм. Он хотел бы иметь это в той временной линии, но в этих мыслях нет смысла. Это у него есть сейчас, и это главное. Цзинь Гуаншань заканчивает речь так же, как и в прошлый раз, — обыгрывая отношения между собой и родителями Цзян Чэна, прося возобновить помолвку А-цзе с Цзинь Цзысюанем и ни разу не взглянув на неё, прежде чем повернуться к юноше и спросить: - Что вы думаете, глава клана Цзян? Позади него раздаётся шорох ткани, который, как он почти уверен, означает, что Лань Ванцзи каким-то образом физически сдерживает Вэй Усяня, даже если это просто рука на его руке. Скоро ему придётся лишиться своей сестры. Но не сейчас и не так, как будто А-цзе — это форма дани, которую можно потребовать и отдать. Как будто она - не дочь главы клана и сестра одного из них, как будто она - не дочь мадам Юй, как будто единственная сила и свобода действий, которые у неё есть, это та, что брат позволяет. Это не относится ни к одному человеку в его клане. Не то чтобы Цзинь Гуаншань мог это понять. Иногда глава Цзинь так отвратительно откровенен, думая, что он управляет своим кланом так же, как и все остальные, думает, что то, насколько он ценит женщин, указывает на их истинную ценность. Цзян Чэн был бы впечатлён дерзостью, если бы она не была такой оскорбительной. И хотел бы увидеть, как мужчина попросит у Не Минцзюэ руки Не Хуайсана посреди победного банкета, который пахнет горелой плотью, и посмотреть, насколько хорошо это у него получится. - Да ладно, это хорошее предложение! Скажи да! — вмешивается в молчание глава клана Яо. Очевидно, он не усвоил урок о том, что нельзя говорить вне очереди на банкетах. - Я думаю, - холодно отвечает глава Цзян, - что вы опять забыли, что моя сестра владеет собственным языком. Зал полностью погрузился в гнетущую тишину. Цзян Чэн не уверен, что кто-то вообще дышит. Цзинь Гуаншань недостаточно быстро превращает раздражение в улыбку. - Неужели подобные вопросы не должны решаться между двумя главами кланов? Это наш долг. Юноша поднимает бровь и подносит чашку к губам, делая глубокий глоток. И ничего не говорит. А-цзе смотрит на него, и он маскирует кивок за ещё одним преувеличенным глотком. Если временная ветка изменилась настолько, что теперь она согласится, это нормально. У него будет разбито сердце из-за того, что так скоро потеряет её из-за Цзинь, но не то чтобы он не увидит её и не напишет ей, а Цзинь Цзысюань действительно любит её, даже если этот парень - идиот, и у неё будет Мянь-мянь. Цзян Чэн будет настаивать на том, чтобы свадьба была отложена, чтобы не потерять шанс вернуть Цзинь Лина. Но, как и раньше, это должен быть её выбор. Девушка встаёт, поклонившись Цзинь Гуаншаню ровно настолько низко, насколько от неё требуется, и ни дюймом больше. - Глава клана Цзинь. Сейчас не время говорить о таких вещах. Мы всё ещё в трауре, и как сейчас не время проводить церемонию наследования, так и мне сейчас не время думать о свадьбе. Я чуть не потеряла своего драгоценного младшего брата А-Сяня и была очень близка к тому, чтобы провести ещё один год в белом трауре. – Глава Цзян позволяет своим губам изогнуться в улыбке. На этот раз она более устойчива в своем отказе, чем в прошлый, и отчасти это потому, что он сильнее, отчасти потому, что он уже разрешил ей говорить от имени клана сегодня вечером, но в основном потому, что на этот раз заклинатели Цзинь осмотрели комнату её брата, ища шанс перерезать тому горло, а нет ничего, что оттолкнуло бы сестру сильнее, чем кто-то, пытающийся причинить боль её братьям. - Война стала тяжёлым испытанием для всех нас, и настало время для кланов вернуться домой и восстановить то, что было утрачено, чтобы мы могли встретить новый день сильнее, чем когда-либо. -Сюда, — кричит Не Минцзюэ, поднимая чашку в воздух. - Нет лучших слов для тоста! Напиток! Пьют все, кроме Цзинь Гуаншаня, у которого губы сжаты, а глаза сузились. — Я должен был заметить это в Облачных Глубинах, — бормочет Лань Сичэнь, рукава которого скрывают движения губ, пока он пьёт. Цзян Чэн наклоняет голову ближе, показывая, что слушает. - Мы все были так сосредоточены на Вэй Усяне, но на самом деле вы все трое создаёте проблемы. Он хотел бы, чтобы они сидели достаточно близко, чтобы можно было локтем ткнуть Первого Нефрита в бок, но вместо этого может только хмуриться. А-Цзе скрывает смешок за рукавом, и он слышит смех Вэй Усяня у себя за спиной, и ему приходится выпить ещё немного, чтобы скрыть собственную улыбку. Даже того, что Цзинь Гуанъяо вмешался, чтобы спасти репутацию своего отца и пригласить их всех на массовую охоту, недостаточно, чтобы испортить его настроение, хотя обожающее выражение лица Цзэу Цзюня и боль на лице Не Минцзюэ почти испортили его настроение. В общем, не самый плохой банкет, на котором он был. *** Они начали собираться, готовясь к отъезду на Пристань Лотоса к концу недели. А-цзе справляется почти со всем этим и продолжает прогонять его всякий раз, когда он пытается помочь. Мянь-мянь рядом с ней и всё время хихикает, явно уклоняясь от своих обязанностей перед Цзинь. Или, что более вероятно, её послал Цзинь Цзысюань, чтобы посмотреть, полностью ли действия его отца уничтожили его шансы на брак с девушкой. Цзян Чэн даже не может заставить себя злиться из-за этого, потому что это настолько прозрачно, что сестра, очевидно, знает, и он почти уверен, что, если бы та этого не поняла, подруга ей просто сказала бы прямо. А-Цзе только что снова прогнала его, и, когда Вэй Усянь встал рядом с ним, глава Цзян совершенно точно не почувствовал, как по спине побежали мурашки от выражения лица его брата, потому что это было бы нелепо. Тёмный заклинатель не выглядит злым, обиженным или напуганным — он выглядит нервным. Цзян Чэн даже не знал, что лицо его брата может выглядеть так, и ему это не нравится. - Что не так? - Мне нужна твоя помощь, и мне нужно, чтобы ты не задавал мне никаких вопросов, — отвечает он. Цзян Чэн хмурится. Как бы он ни хотел помочь Вэням, сейчас неподходящее время. Клан слишком обессилен и истощён. - Что за помощь, о которой я не могу задавать вопросы? - Я хочу, чтобы ты устроил частную аудиенцию с Не Минцзюэ, а затем я хочу, чтобы ты стоял рядом со мной и не сходил с ума, когда я начну говорить. Что ж, это звучит зловеще и немного тревожно, но на самом деле не самое странное, что он делал для своего брата. Учитывая, что парень думал, что Вэй Усянь собирался попросить что-то вроде того, чтобы ускользнуть посреди подготовки, чтобы похитить нескольких заключенных Вэней и убить нескольких засранцев Цзинь — что, по правде говоря, Цзян Чэн с удовольствием сделал бы, если бы думал, что им действительно это сойдет с рук — поэтому с облегчением произносит: - Хорошо. Юноша пристально смотрит на него. - Хорошо? Так просто? -Да, пошли, - он хватает брата за запястье, чтобы потащить его в главный зал Не. — Это лучше, чем стоять и смотреть, как А-цзе делает за меня мою работу, или, не знаю, как ты считаешь ресницы Лань Ванцзи или что ты там делаешь, когда вы вдвоём. Вэй Усянь фыркает, но затем они оказываются в главном зале, окруженные адептами Не, и его рот захлопывается. - Цзян Чэн, - приветствует Не Минцзюэ, просматривая свиток, а Не Хуайсан сидит у его ног и пишет что-то на тонкой бумаге своей прекрасной каллиграфией. Выглядит официально. - Что-то не так? - Старший брат, — говорит он, потому что теперь они побратимы, и нет никаких причин, по которым нельзя было бы разыграть эту карту, — Вэй Усянь и я хотим поговорить с тобой. - Его глаза бегают по комнате. – Наедине. Не Хуайсан смотрит на них, а глава Не приподнимает брови. — Очень хорошо, — соглашается мужчина, грациозно, пренебрежительно взмахивает рукой, и Цзян Чэн не может не задаться вопросом, перенял ли этот жест Цзинь Гуанъяо от него или наоборот. - Оставьте нас. Не Цзунхуэй и Не Хуайсан не двигаются, даже когда все остальные выходят из комнаты. Не Минцзюэ вздыхает и проводит рукой по лицу. - Вы тоже. - Брат! - юноша протестует, его глаза становятся большими и влажными, а нижняя губа чуть-чуть выпячивается. Чифэн Цзюнь на мгновение выглядит одновременно любящим и веселым, прежде чем его лицо снова становится в основном нейтральным. - Я серьёзно. Идите. Не Цзунхуэй очень громко вздыхает, но говорит: - Пойдёмте, молодой господин. Он все еще не двигается, пока Вэй Усянь тихо не говорит: - Извини, Не-сюн, - парень хмурится и встаёт одним плавным движением, но все же с явной обидой, выходит за дверь и протягивает руку, чтобы схватить Не Цзунхуэя за руку и утащить его за собой, как будто это не тот только что звал его уйти. Цзян Чэн был бы более впечатлён, если бы не пытался сдержать смех. Как только дверь за ними закрывается, тёмный заклинатель лезет в свою мантию и вытаскивает талисман, активируя его быстрым выбросом энергии, которая расширяется наружу и просачивается в стены, талисман вырывается из пальцев Вэй Усяня и прижимается к двери. - Это для того, чтобы люди не могли нас подслушать, — отвечает парень, прежде чем они успевают спросить. Не Минцзюэ не выглядит расстроенным или злым, просто сбит с толку. - Для чего всё это? Глава Цзян пожимает плечами и указывает на своего брата. Тот сглатывает, а затем делает глубокий поклон, гораздо более глубокий, чем требуется от брата главы клана, даже другому главе клана, хотя и не слишком глубокий, если принять во внимание, что мужчина теперь также его побратим через Цзян Чэна. Что-то, что Вэй Усянь явно принимает во внимание, судя по его следующим словам: - Не Минцзюэ, побратим моего брата и, следовательно, мой брат, однажды ты пришёл ко мне и сказал, что я не один и что ты поможешь мне, это будет в твоих силах. — Да, — медленно соглашается тот. — Тебе нужна моя помощь, Вэй Усянь? - Нет, — говорит он. - Я хочу, чтобы ты знал, что ты не один и что я могу помочь тебе, если ты позволишь мне. Глава Не моргает. — Чем именно ты можешь мне помочь? Тёмный заклинатель облизывает губы. Он до сих пор не выпрямился из низкого поклона. — Ты знаешь, что мы с Лань Чжанем тренировались в твоих землях. - Да, — произносит Чифэн Цзюнь. — Я дал тебе своё разрешение. - Мы довольно глубоко погрузились в исследования, — продолжает юноша. Не Минцзюэ просто продолжает выглядеть сбитым с толку. – Глава клана Не. Я использую энергию обиды в своём совершенствовании. Цзян Чэн подумал, что, возможно, у него есть какое-то представление о том, о чём идет речь, но, как и было обещано, держит рот на замке. Не то чтобы он мог что-то сказать, даже если бы захотел, потому что вроде как не должен ничего знать. Замешательство не исчезает с лица мужчины. - Я знаю это. Вэй Усянь смотрит на него широко раскрытыми глазами, умоляя, но в конце концов выпрямляется и проводит рукой по волосам, снова портя свой хвост и оставляя его скошенным. - Чтобы манипулировать тёмной энергией так же успешно, как это делаю я, нужно быть очень чувствительным к ней. Я забеспокоился, когда что-то почувствовал, и последовал за ощущением, и я говорю, что могу вам помочь. Если вы позволите мне. Цзян Чэн не может поверить в это. Все обсуждения, которые были у него с Не Хуайсаном из его временной линии, о том, как заставить Чифэн Цзюня доверять ему достаточно, чтобы рассказать о проблеме, как попытаться направить разговор в надежде, что тот запнётся, и у них будет причина узнать о гробнице. Столько всего, а брат просто забрёл слишком далеко и во всём разобрался. Бросать Вэй Усяня в неясное направление проблемы, чтобы посмотреть, решит ли он её, раздражающе эффективно с точки зрения стратегии, и глава Цзян ненавидит это. Не Минцзюэ бледнеет, его руки сжимаются в кулаки. — Ты… кто знает? — Никто, — сразу же отвечает парень. - Лань Чжань был со мной, но ничего не понял. Не мог этого почувствовать, а я не стал объяснять, так что всё, что он знает - это то, что в лесу есть что-то, что мне не нравится. Цзян Чэн ничего не знает. — Тогда почему он здесь? — огрызается Не Минцзюэ, а Саньду Шэншоу изо всех сил старается одновременно выглядеть смущённым и не обижаться на это. Вэй Усянь пожимает плечами. - Он мой глава клана и мой брат. Если вы позволите мне это исправить, тогда ему нужно будет об этом узнать, ему нужно будет понять, потому что я могу это сделать, я знаю, что могу, но это будет трудно. Я не позволю брату и сестре снова пройти через это, даже не сообщив им, почему. Всё его тело холодеет. — Эй, что… о чём, гуль побери, ты говоришь? Его брат бросает на него косой взгляд, потому что велел ему молчать, но это не то, о чём он, блядь, будет молчать. Он скрещивает руки и смотрит в ответ, пока Вэй Усянь не вздыхает и не говорит: - Я не могу объяснить. Это не мой секрет. Он поворачивается к Не Минцзюэ, но тот смотрит только на тёмного заклинателя. — Что ты имеешь в виду говоря, что можешь это исправить? - Я имею в виду, что я направляю энергию обиды через своё тело и использую её. Это не вредит мне так, как вам, и я могу сделать намного лучше, чем просто запирать весь бардак под замком. Я могу высосать тёмную энергию. — И куда её девать? — требует Не Минцзюэ. - Деваться некуда! Это половина грёбаной проблемы — я плох в том, чтобы направлять её, но не все прошлые главы были такими. Это просто не имело значения, потому что нет ничего похожего на то, на чём мы могли бы использовать её или перенаправить, не уничтожив всё вокруг, включая всю Нечистую Юдоль. Вэй Усянь засовывает руку в мантию, и над его рукой парит Стигийская Тигриная Печать, лениво вращаясь и выпуская маленькие клубы чёрного дыма. — Я перенесу в неё. Глава Не делает паузу, протягивая руку к тёмному артефакту, но вздрагивает, будто тот обжёг его прежде, чем успел приблизиться. — Тогда это даст тебе ещё больше силы. Его брат фыркает. - Есть ли разница? - Нет, — отвечает Не Минцзюэ после долгой паузы, — я полагаю, что нет. У тёмного заклинателя уже достаточно силы, чтобы сокрушить мир заклинателей своей силой, если это будет тем, что тот захочет. Предоставление ему достаточно силы, чтобы убить их всех дважды, на самом деле ничего не меняет в общей системе вещей. - Итак? — спрашивает юноша, засовывая амулет обратно в складки мантии. — Ты позволишь мне помочь? — И ты скажешь мне, что, гуль побери, происходит? — добавляет Цзян Чэн. - Кроме того, если это связано с тем, что мой брат снова чуть не умрёт, мы расскажем об этом нашей сестре. Тёмный заклинатель съёживается, но не возражает, что является прогрессом. Глава Не проводит рукой по лицу, и Цзян Чэн чувствует укол сочувствия в груди. Сейчас мужчина выглядит слишком старым и слишком молодым одновременно. — Если твои брат и сестра согласятся, тогда да, Вэй Усянь. Мне не помешала бы твоя помощь. *** А-Цзе не говорит ни слова, пока Не Минцзюэ объясняет про наследственную гробницу, клинки его семьи и бремя, которое должны взять на себя все главы клана Не, чтобы наследственные клинки не причиняли вреда другим, как это означает портить собственные клинки и добавляя их к бремени преемников, как это было уже сотни лет, и это длиться слишком много поколений, и что он знал, что ему придётся умереть молодым лет с восьми. Она ничего не говорит, пока Вэй Усянь рассказывает ей о том, как он может помочь, о том, что ему придется делать, о рисках, на которые ему придется пойти. — Направление энергии меня не убьёт, — тихо говорит брат. — Мечи могут, если я буду недостаточно быстр. Я не могу контролировать призраков и одновременно истощать тёмную энергию. Я снова устану. Я, наверное, вырублюсь. Не так сильно, как раньше, на самом деле это не так сложно, как то, что я делал на поле боя, но я не хочу, чтобы вы паниковали. Если я не умру в гробнице, то выживу. А-цзе медленно кивает, её руки скручивают ткань рукавов. — Ты хочешь сделать это. Это не вопрос, но Вэй Усянь всё равно кивает. - Да. Висит тяжёлая тишина. Все знают, что решение зависит от неё. Тёмный заклинатель не сделает запланированное против воли сестры, а даже если бы и сделал, Не Минцзюэ не позволит ему, если и Цзян Чэн, и А-Цзе не согласятся. - Не — наши союзники и наши друзья, — наконец говорит она, и её голос не дрожит, хотя руки дрожат. - Они сильны, горды и добры, и как их союзники и друзья мы обязаны помочь облегчить их бремя и избавить их от боли, если сможем. Глава Не осторожно втягивает воздух, его глаза широко раскрыты. — Вы имеете в виду… Дева Цзян, вы уверены? - Я люблю своего брата, — говорит она, глядя на Вэй Усяня. - Я не хочу, чтобы ему причинили какой-либо вред. Но я его тоже знаю. Если мы уйдем, если он покинет это место, не попытавшись помочь вам, тогда каждую рану, которую вы перенесете, он будет нести на своём сердце. Он будет думать о том, как мог помочь вам, но не помог, и это будет медленно его убивать. Мешать ему делать то, что он считает правильным - значит причинять ему вред. Я не причиню вреда своему брату. - Она делает глубокий вдох, часть её мрачности уходит, и улыбается, коротко, но искренне - И мы друзья и союзники, и я действительно хочу облегчить ваши страдания. Глава Не становится на колени и кланяется так глубоко, что его лоб касается пола, и он не встанет, пока А-Цзе и юноша не подталкивают его к вертикальному положению. Он плачет, когда снова показывает своё лицо, и девушка начисто вытирает одну щеку рукавом, в то время как Вэй Усянь вытирает слёзы с другой щеки большим пальцем, а Цзян Чэн просто улыбается ему и пытается не показывать, насколько чертовски напуган всем этим. Он помнит призрачный клинок и то, насколько мощным тот был, а брату придётся столкнуться с десятками подобных одновременно. Проблема возникает, когда тёмный заклинатель говорит, что он с Не Минцзюэ идут ночью одни, и никому не разрешают следовать за ними до полудня следующего дня. - Абсолютно нет, — не соглашается Цзян Чэн. - Ты с ума сошёл? Я иду с тобой. Я буду защищать тебя, как в прошлой битве. Брат улыбается, но мимолётно. - Нет. Это другое, с этим не поможешь. Я смогу охранять нас, пока мы не доберемся до гробницы, но, когда мы окажемся там, только глава Не сможет мне помочь. Ты знаешь это. Ты знаешь, насколько неэффективны традиционные методы совершенствования против тёмной энергии. Глава Цзян думает о том, насколько бесполезными они были против свирепых трупов, думает о том, насколько бесполезными они были против призрачного клинка, но ему хочется кричать. - Нет. Если идёт Не Минцзюэ, то иду и я. - Не Минцзюэ – это другое, — возражает Вэй Усянь, и тот факт, что он терпелив, а не снисходителен, как будто точно знает, как мучительно это слышать Цзян Чэну, заставляет его хотеть схватить его за плечи, встряхнуть и никогда не отпускать. - Бася тоже использует энергию обиды. Он буквально единственный, кто способен удерживать духов клинка на расстоянии от меня достаточно долго, чтобы я мог рассеять их. Прости, Цзян Чэн. Это путешествие только для старших братьев. Он прав. Цзян Чэн ненавидит это. - Я скорее умру, чем позволю, чтобы с ним что-нибудь случилось, — говорит глава Не, приложив руку к сердцу. - Клянусь. Мы вернёмся вместе или не вернёмся вовсе. Это далеко не так утешительно, как, вероятно, хотел сделать Не Минцзюэ. - Я подожду тебя в лесу, — говорит парень, — как можно ближе, не мешая и не провоцируя тёмную энергию. Так, на всякий случай. — Хорошо, — соглашается Вэй Усянь так легко, что Цзян Чэн понимает, что ему ничего не угрожает при ожидании их в лесу, знает, что ничем не поможет, и это достаточно далеко, чтобы он не успел добраться туда вовремя, если бы попытался, и это единственная причина, по которой его брат не спорит с ним об этом. Он ненавидит это так сильно. *** Не Минцзюэ и Вэй Усянь отправились в путь, как только зашло солнце, Цзян Чэн с ними, несмотря на то, что ему пришлось ждать их на полпути между Нечистой Юдолью и гробницей. Единственные люди, которые знают, что заклинатели уходят и почему, это Цзян Яньли и Не Цзунхуэй, ни один из которых не в восторге от этого. Он тоже не в восторге от этого, так что их трое. Проходят часы, и он не может не задаться вопросом, не было ли это ошибкой, не стоило ли ему просто подождать с А-Цзе. По крайней мере, тогда они могли бы отвлекать друг друга. Вместо этого он один и бродит по лесу, наблюдая за ленивым путешествием луны по небу и пытаясь не поддаваться панике каждый час, пока его брат не возвращается. Ему нельзя паниковать до полудня. У него остались многие часы на размышления и ожидания, прежде чем у него появится причина для паники. Юноша почти уверен, что погиб в финальной битве, и это его наказание за все его грехи в загробной жизни. Уже почти рассвет, и Цзян Чэн видит раньше, чем чувствует. Дерево падает, потом ещё одно, потом ещё. Не все из них, но те, которые выглядели сухими или старыми, ломаются и падают волной, которая приближается к нему. Он обнажает Саньду и поднимает его как раз вовремя, чтобы отразить поток энергии, направляющийся к нему, раздвигая его вокруг себя, вместо того, чтобы быть пораженным им. Пахнет серой и апельсинами. Пахнет его братом. Это скорее хороший знак, чем плохой, но парень, честно говоря, не может понять, что, гуль побери, это значит. Он не понимал технику совершенствования своего брата даже в лучшие дни, и буквально понятия не имеет, чем можно объяснить то, что только что произошло. Это означает, что он не знает, является ли это признаком того, что что-то идёт не так или того, что всё идет хорошо. В конце концов, он заработает себе язву ещё до полудня. — Цзян Чэн! Он поднимает голову. Не Минцзюэ летит к нему на Бася и полностью залит кровью. Вэй Усянь лежит у него на руках, а сердце Цзян Чэна сжимается в горле, когда глава Не, запинаясь, измученно останавливается перед ним, падает на колени, как только Бася касается земли, хотя и осторожно, но крепко прижимает тёмного заклинателя к своему телу. Глава Цзян бросается к нему и падает перед ним на колени. - Он, - ему не нужно заканчивать фразу. Он может видеть, как поднимается и опускается грудь его брата. Тот бледен и весь в крови, хотя Цзян Чэн думает, что большая часть крови принадлежит Не Минцзюэ, но юноша дышит легко, и его глаза не впали. Это намного лучше, чем то, как Вэй Усянь выглядел после финальной битвы, и ему немного хочется плакать. Глава Не, напротив, выглядит дерьмово. Юноша сжимает его руки, возможно, слишком сильно, судя по тому, как тот морщится, и произносит: - Спасибо, что сберёг его. - Он сделал это, — отвечает Не Минцзюэ с благоговением и без малейшего намека на страх, — он действительно сделал это. Мы свободны. Мне не нужно умирать. Если он будет слишком много думать об этом, то разобьёт себе сердце, а ему уже слишком много раз разбивали сердце. — Ты всё равно можешь умереть, посмотри на себя. Осталась ли вообще кровь в твоём теле? Мне придётся нести вас обоих обратно? - Нет, — произносит мужчина, но это звучит не слишком уверенно. Отлично. Цзян Чэн не уверен, как именно собирается справиться с этим, не забрасывая по человеку на каждое плечо, что, конечно, может сделать, но будет не совсем достойно для всех участников. Хотя это более достойно, чем оставаться истекать кровью на лесной опушке. - Вэй Ин! - О, это работает, — говорит глава Цзян, даже не задумываясь об этом. — Как ты думаешь, кто ему сказал? Не Минцзюэ закатывает глаза и не отвечает, но всё его тело напрягается, когда он смотрит через плечо главы Цзян, и ему хочется потянуться за мечом. Он оборачивается, но это просто Лань Ванцзи бежит к ним, как и ожидалось. За исключением того, что тот плачет, выражение его лица похоже на то, которое Цзян Чэн видел только однажды. - Что произошло? Как он погиб, — задыхается Второй Нефрит, обрывая себя и падая рядом с ними. Глава Не бросает на парня сбитый с толку взгляд, но Цзян Чэн слишком занят своим смущением, чтобы ответить на него. — Лань Ванцзи, о чем ты говоришь? Он не мёртв. Ханьгуан Цзюнь бросает на него такой яростный взгляд, который, вероятно, был бы вполне пугающим, если бы не бездна горя в его глазах. - Он не мог изгнать столько тёмной энергии и выжить. Это невозможно. Вот дерьмо. Очевидно, Лань Ванцзи знает о совершенствовании Вэй Усяня больше, чем они, но не знает, чем тот занимался всю ночь, поэтому для него эта волна энергии имела только одно возможное объяснение. — Чёрт, — говорит Цзян Чэн, хватая Второго Нефрита за руку и дёргая его к тёмному заклинателю, — нет, смотри, с ним всё в порядке. Когда глава Цзян прижимает пальцы Лань Ванцзи к шее Вэй Усяня, тот издает обиженный звук, которого Цзян Чэн никогда не слышал от него ни в одной временной шкале, но не отстраняется. Он видит тот самый момент, когда Ханьгуан Цзюнь чувствует сильный пульс юноши, всё его лицо расправляется от облегчения, настолько сильного, что может быть только больно. Лань Ванцзи забирает Вэй Усяня из рук Не Минцзюэ в свои, прижимает его к груди и смотрит на него сверху вниз, как на самый прекрасный рассвет, который когда-либо видел. - Я не понимаю. - Это длинная история, —отвечает глава Не, и теперь, когда у него нет причин держать себя в вертикальном положении, наклоняется в сторону. Цзян Чэн подвигается, чтобы Не Минцзюэ мог опереться на него, а не просто рухнуть на землю. Им действительно нужно вернуться в Нечистую Юдоль и к каким-нибудь медикам. Вэй Усянь стонет, его глаза медленно открываются. — Лань Чжань? — бормочет он, неуклюже поднимая руку, чтобы обхватить его лицо, размазывая кровь по щеке. - Почему ты плачешь? Кто-то был груб с тобой? Я их побью. — Вэй Ин, — шепчет тот точно так же, как когда увидел Вэй Усяня на кухне после того, как проснулся. - Я думал, что потерял свой шанс. Я думал, что ты погиб. - Я не умер, — отвечает парень, уже больше похожий на самого себя, его глаза ярче и осознаннее. — Что за шанс? Лань Ванцзи не отвечает. Вместо этого наклоняется, поворачивает голову набок и целует Вэй Усяня, твёрдо и без секундного колебания. Тот какое-то время ничего не делает, его глаза широко раскрыты, но затем приподнимается и обхватывает руками шею Второго Нефрита, чтобы углубить поцелуй и прижать их ещё ближе друг к другу. Что для них очень мило и романтично. Но. - Я прямо здесь! - Вскрикивает Цзян Чэн, а затем Не Минцзюэ почти склоняется над ним и сгибается пополам от смеха. - Меня вырвет на вас обоих, правда, клянусь! Они отодвигаются, и Лань Ванцзи улыбается с ошеломленным выражением в глазах, не видя которого глава Цзян хотел бы прожить всю свою жизнь. - Цзян Чэн, — замечает Вэй Усянь, его щеки раскраснелись, а губы распухли, и, ухг, это хуже всего, это ад. — Как только я смогу встать, я задушу тебя. - Ну, как только мы вернемся в Нечистую Юдоль, я найду целителя, который выжжет мне глаза. Что с тобой не так? Вы закончили? Теперь мы можем идти, блять, эта ночь была такой отстойной. Лань Ванцзи несёт Вэй Усяня, хотя тот не выглядит так, будто ему это нужно, а Цзян Чэн несет Не Минцзюэ обратно, горько и громко жалуясь всю дорогу на то, что у него останется душевная травма на всю жизнь. Ни один из них не может перестать улыбаться, от чего он только еще громче сетует. Ни у кого даже не хватает приличия закатить на него глаза из-за этого. Как только они вернутся в Пристань Лотоса, Цзян Чэн спрячется в своей комнате и проспит неделю.