***
Наконец, опианариум — апфс
Джерард Уэй погружается в толпу на афте-пати, смотря на свои заляпанные черти-чем кеды и думая о том, что лучше бы он умер. Ему говорят комплименты весь вечер, хотя он понимает, что все они чересчур натянутые. Ему говорит комплименты пьяный в стельку Берт МакКрэкен, хотя Джерард знает, что, вероятно, этот имбицил лишь рассчитывает лишь на то, что Уэй ему отсосет. В целом, он не слишком против. Берт — не самая ужасная для этого кандидатура. Но все же неприятный осадок после такой натянутой лести и облапывания его задницы остается даже тогда, когда он уходит куда-то подальше в толпу. Вокруг стоит действительно большое количество групп, но у Джерарда нет сил разговаривать не с солистом Green Day, не с ребятами из Fall Out Boy, а тем более с кем-то еще. В конце концов, Уэй в целом был не уверен, что может пробыть в окружении кучи журналистов, групп и каких-то левых людей так долго. Вроде как, он должен пить и расслабляться, но у него слишком сильно расскалывалась голова для этого, так что он просто стоял у стены и выискивал в толпе Майки с Рэем. Ему было нереально, блять, тревожно, потому что он знал, что Leathermouth будут там, и он знал, что тот ебанутый долбаеб-Фрэнк вполне может передумать и рассказать все его друзьям. А это было чертовски страшно, хотя Джерард и выбирался даже из более сильного дерьма. И да, стоять у стены было невероятно тоскливо, потому что Уэй был похож на неловкую шестнадцатилетнюю девственницу и вообще ему было абсолютно не весело. Он хотел бы оторваться, устроить шоу, если бы стоял на ногах покрепче. Но каждый раз, когда он пытался сделать хотя бы шаг, у него подкашивались колени и все размывалось перед глазами. Поэтому он думал, что лучше стоять так или придумать что-то покруче, чем ходить и кашлять кровью, как калека с чем-то неизлечимым. Он видит, как вновь к нему приближается Берт, и он начинает думать, что уйти куда-нибудь подальше и отсосать ему — действительно неплохая идея, даже просто из-за того, что он тогда наконец отстанет. Они с МакКрэкеном порвали, кажется, уже слишком давно, потому что их мефедроновый роман уже изживал свое, но все равно их судьбы как-то странно переплетались вместе, и в конечном итоге они время от времени трахались и обменивались наркотой с бухлом. Это более чем устраивало Джерарда, хоть и Берт был со своими ебанутыми тараканами, нет, жуками в голове. — Джерард! — Уэй наконец поднимает свои солнцезащитные очки на макушку, потому что он знает, что МакКрэкен не имеет права осуждать его. — Как дела? Выглядишь как всегда дерьмово. Последняя фраза не звучит так оскорбительно, потому что это был Берт. А Джерард слышал от него вещи и похуже. Уэй закатывает глаза, выдыхает, грубо и размазанно одновременно берет МакКракена за руку и тащит его куда-то в сторону за собой. Он слышит, как мужчина присвистывает, но быстро идет за ним, что-то там говоря. Джерард не слушает. Не хочет слушать. Потому что пьяный бред Берта он никогда не находил таким уж и интересным. Уэй шатается, боится, что упадет, но все равно уверенно идет к одному из служебных помещений. Кажется, это скорее больше походит на маленькую подсобку, но ему наплевать. Джерард толкает внутрь Берта и закрывает дверь. Сразу чувствует, как в и без того маленьком пространстве его прижимают к стене, сжимают руку на его шее. Душат. Уэй никак не реагирует. Его уже не возбуждает подобное. Его вообще ничего не возбуждает. Он лишь смотрит в глаза Берту, не зная, что делать. Он не хочет целоваться. Потому что это пиздец отвратительно. Потому что его уже тошнит от губ МакКракена. Но его все равно целуют. Жестко, неприятно, кусая и так обветренные губы. Джерард думает о том, что, наверное, он отвратителен на вкус, потому что так ничего и не пил после вызванной недавно рвоты. Но после он понимает, что Берт не лучше. Его опять тошнит и это ужасно. Он уже успевает смирится с тем, что тошнота, по всей видимости, будет преследовать его до самой смерти. Во всяком случае он не собирается блевать на член МакКрэкена. Хотя кто его знает, может, тому даже понравились бы такие эксперементы. Уэй не хочет об этом думать. Ему противно. Он лишь разрывает поцелуй, стараясь не касаться лицом неприятно колящейся щетины Берта, наклоняется и встает на колени, вырвавшись из практически мертвой хватки. Джерард расстегивает ширинку его джинс и сдерживается, чтобы не закатить глаза, когда видит, что под ними ничего нет. Он спускает штаны своего друга и обхватывает пальцами его член. От него пахнет каким-то дешевым мужским адеколоном, потом и мочой. Уэя тошнит, но он вбирает в свой рот член Берта, предварительно проходясь языком по головке и пряча зубы. Он понимает, что ему вероятнее всего влетит, если он расслабит челюсти хотя бы на секунду, но ему уже насрать. Джерард начинает двигать головой и старается не смотреть вверх, пока на его волосах оказывается тяжелая рука, которая немного надавливает на макушку. Честно говоря, он хочет выйти из этого помещения на свежий воздух, заблокировать всех своих знакомых, друзей, абсолютно всех, и пропасть навсегда. Просто скрываться, да, изменить имидж, документы. Потому что это ужасно невыносимо. Он устал быть кем-то, но не собой. Он устал отсасывать всем подряд, думая, что он весь из себя сексуальный, хотя на самом деле не возбуждался уже месяц. Он не возбуждался не потому что вокруг него не было привлекательных мужчин или женщин, не потому что он просто давно не видел хорошего порно, нет. Секс стал для него настолько обыденной вещью, что он уже не мечтал о том, чтобы быть оттраханным или оттрахать кого-то, как это было лет в шестнадцать. Он ощущал себя максимально пусто, потому что любое желание покинуло его, и даже когда он пытался заполнить себя хоть чем-то — спермой, наркотиками, алкоголем, никотином -, это все равно влекло за собой провал. И все же прямо сейчас он делал то, что не вызывало у него уже никаких эмоций, кроме отвращения. Но он чувствовал, что это единственное, что он может дать этому миру. Рука на его волосах сжимается сильнее, наматывая их на кулак. Джерард слышит, как его опять называют грязной шлюхой. Он не возражает. Его начинают трахать в рот, толкаться, а его глаза слезятся от этого. Но он не прекращает сам двигаться, насаживаться своим ртом на член, упираться носом в дорожку волос. И так до тех пор, пока ему в рот не кончают с хриплым стоном, а после настолько резко отпускают, что Уэй ударяется головой. Он чувствует, как перед глазами все плывет от резкого удара, недовольно мычит, но все же сплевывает сперму на пол. Ему становится настолько глубоко посрать на обслуживающий персонал, который будет это все убирать, потому что в данный момент последнее, что он хочет делать — глотать сперму Берта. От одной мысли противно. Хотя МакКрэкен этому, кажется, не сильно рад, он пьяно хихикает, натягивает на себя свои джинсы, застегивает ширинку и выходит из помещения, слегка оттолкнув Джерарда и сказав что-то. Но Уэй снова не слышит. Он вообще не хочет ничего слышать. Он сидит так еще десять минут, смотря на неприятно расстекающееся пятно спермы. Сидит так до тех пор, пока не начинает задыхаться от того, как в этой комнате душно. Он догадывается, что от него, вероятно, теперь пахнет еще и адеколоном Берта, от чего морщится, потому что это пиздец хуево. Потому что он не хочет быть его собственностью. Потому что «пахнуть чьим-то адеколоном» и есть «быть чей-то собственностью». Поэтому в его планах свалить, как только представится возможность, и провести в душе весь вечер. Джерард не любит мыться. Но в таких ситуациях у него нет выбора. Уэй выходит из комнаты и, вытирая свой рот, направляется на поиски Рэя, Боба или Майки. Кажется, он уже трезв, а значит все не так плохо. Он просто хочет оказаться в хотя бы немного адекватной компании. Джерард видит их где-то в дальней части всего помещения и неторопясь идет к ним через толпу, параллельно отшивая приставучих журналистов. Он останавливается в нескольких метрах от них, когда видит, с кем они разговаривает. Образовалась определенная кучка из практически всех людей, с которыми Уэй не хотел бы контактировать весь этот вечер: Берт, Фрэнк, какие-то незнакомые ему парни, Майки, Рэй и Боб. Он хотел было развернутся и пойти прочь, чтобы не напоминать о себе никому из присутствующих больше никогда, однако услышал, как его зовет брат, и, кажется, захотел сквозь землю провалиться, когда увидел, что на него все смотрят. Куча глаз направлены на него, и, кажется, это самый ужасный момент за всю его жизнь. Джерард тихо вздыхает, натягивает улыбку и идет к ним, опуская солнцезащитные очки на глаза. Он подходит к компании и все предательски молчат. Майки смотрит обеспокоенным взглядом, а Уэй-старший улыбается ему, стараясь успокоить. Он знал, что если вновь подведет его, то подведет весь мир. Поэтому он переводит взгляд на Фрэнка и думает, успел ли он сказать лишнего, из-за чего Майки будет опять захлебываться в слезах и умолять Джерарда перестать делать с собой такие ужасные вещи. Хотя все знают, что и он не без грехов. Но это абсолютно другое. — Все хорошо? — Как ни в чем не бывало спрашивает Уэй-старший, оглядывая всех подряд и опять останавливая взгляд на Фрэнке. Тот смотрит на него каким-то странным, слишком многозначительным взглядом. С отвращением вперемешку с сожалением. А Берт продолжает нахально-самоуверенно улыбаться. Он рассказал всем о том, что было пятнадцать минут назад. Джерард мысленно чертыхается. После понимает, что и не такое было. Все молчат еще несколько секунд, а после, как-то невзначай, заводят разговор о концертах и дальнейших планах. Джерард не участвует, лишь кивает и вставляет пару слов, чтобы не быть лишним и не казаться странным. Он чувствует, как на его талию поместилась чужая рука, сжимая ткань майки своими пальцами и притягивая его к себе. Ему пиздец как неприятно. Потому что они с Бертом не встречаются. Потому что он уже не его собственность, не его предмет. Рука медленно съезжает вниз, после чего заползает под одежду Уэя, оглаживает его торс. Он старается не обращать внимания. Все стараются не обращать внимания. Джерард подается к Берту и говорит, чтобы он перестал. Не просит, требует. Он знает, что МакКрэкен не останется довольным, но тем не менее стоять так он не собирается. Берт просит повторить. Джерард повторяет, но уже громче. Все оборачиваются, смотрят на них. Джерард хочет закричать, понимая, что все уже привыкли. Все, кроме него. Он устал быть объектом. Тем более когда он даже не может возразить. — Джерард, какого хуя? Что-то не так? Или ты недоволен, что твои животные потребности на этот раз не удовлетворили? — Джерард скалится. Он хочет впечататься кулаком в лицо МакКрэкена, не обратить внимания на физическое превосходство этого еблана и на то, что явно затеет драку. Но он просто в третий раз требует убрать руки. Слышит очередной смешок, а после чувствует, как рука назойливо впивается ногтями в его кожу, проводит по спине, царапая. Уэй оддергивает его ладонь, а после чувствует, как все та же рука цепляется пальцами за его волосы, оттягивая вниз, заставляя Джерарда согнуться в спине, лишь бы не повалиться на колени. Он слышит, как Рэй начинает орать на Берта, чувствует, как Майки предупредительно сжимает руку Боба, который выглядит так, как будто он — собака, у которой отобрали игрушку. Уэй-старший так и чувствует себя: резиновой игрушкой, грязной и слюнявой. Джерард, кажется, слышит, что Фрэнк что-то говорит, но он не понимает (или не хочет понимать), что конкретно. Потому что человек, сидящий на травке, не может сказать или сделать ничего, кроме полного бреда. И он это понимает. Кажется, Берт отпускает его волосы, хотя Джерард вновь падает на пол от такого жеста. Третий раз за вечер. Он понимает, что если это запечатлит кто-то из журналистов, то скоро ему придется обьяснять на интервью, что на самом деле он просто споткнулся, а МакКрэкен пытался помочь. Потому что лишние проблемы не нужны никому. Кажется, Уэй слышит звук удара. Он медленно поднимает голову, уже начиная размышлять о том, кого ударили: Майки, который не сможет ничего ответить, Боба, который переубивает тут всех, Рэя, который будет скорее просто полностью ошарашен таким поступком, или, наконец, Берта? Все надежды указывают, кричат, что правильный вариант — последний. Но нет, он видит, как Фрэнк Айеро стоит, прислонив свою руку к губе (кажется, разбитой), с лицом, выражаемым смесь страшной агрессии и ужасно сильного шока, может быть даже испуга. Он заторможенно смотрит на кровь, а после набрасывается на Берта, и Джерард начинает смеяться. Вероятно, все, кроме дерущихся, смотрят на Уэя-старшего как на полного идиота, потому что он смеется слишком громко. Потому что он понимает, что Айеро не сможет дать сдачи. Потому что он понимает, что это все из-за того, что он не смог перетерпеть пару касаний. Потому что он понимает, что это все из-за того, что он не смог до конца смириться с тем, что он просто ебаный объект, который должен это терпеть. Потому что это ужасно, блять, смешно. Джерард смотрит на них через волосы, упавшие на лицо, смеется. Смотрит на то, как Фрэнк за считанные секунды оказывается на полу, хотя он смог ударить Берта лишь один раз. Смотрит на то, как МакКрэкен наносит удары ему вновь и вновь. Он смотрит и понимает, что сюжетов из кино в его жизни не будет, не будет сексуального богатого мужика, который спасет его от всех проблем за секунды. Потому что если такие и бывают, то они ходят с длинноногими молодыми девушками, а не с другими мужчинами, чересчур зависимыми от спидов и быстрого секса в общественных местах. А еще, кажется, у которых даже не стоит во время самого процесса. Уэй засмеялся от этого еще сильнее. Хотя это и не совсем смешно. Берт наконец отстраняется, отходит в сторону, после чего набирает во рту побольше слюны и харкает прямо на одежду Фрэнка. Тот показывает ему средний палец, а МакКрэкен уходит, слабо пиная все еще смеющегося Джерарда. Он слышит, как ему говорят перестать ржать, а встать и помочь. И он встает. Он протягивает Фрэнку трясущуюся руку, помогая ему встать, хотя и сам-то стоит едва ровно. Предлагает помочь смыть кровь с его лица. Все подмечают, что это хорошая идея. Через пять минут они стоят в туалете, который выглядит слишком презентабельно, и Джерард понимает, почему так. Кажется, он совсем не помогает Фрэнку, лишь наблюдает за тем, как он умывается. Надеется, что Айеро не наебнется. Хотя в глубине души понимает, что даже если что-то такое случится, он не захочет помогать. — Зачем ты начал драку? — Попытался заговорить Джерард. Фрэнк поднял расфокусированный взгляд на Уэя через зеркало. — Мне надо было ничего не делать? — Джерард отвечает утвердительно. — Это пиздец унизительно. Я вроде не похож на того человека, который будет нагибаться перед… твоим бойфрендом. Кажется, Фрэнк хотел сказать вместо «твоим» другое слово. — Он не «мой бойфренд». — Да мне посрать, если честно, хоть твой отец, — Фрэнк легко пожимает плечами, продолжая держать свой взгляд на зеркале видимо из-за привычки, — Это было пиздецки обидно, знаешь. Ты мог хотя бы поблагодарить. — Мне не за что тебя благодарить, Фрэнки. Это было твоим желанием, — Джерард лезет в карманы джинс. Раздраженно вздыхает, ничего не обнаруживая. Айеро замечает. — Денег на наркоту тот мужик тебе не дал? — Я сосу ему не за деньги, — кривится Уэй. — А зачем? — Фрэнк по-детски заинтересованно наклоняет голову немного набок. Джерард задумывается. — Он мой друг. — Ты всем своим друзьям просто по приколу сосешь? — Усмехается он. Уэй молча закатывает глаза. — Я не поддерживаю это все, но могу дать возможность заработать. Джерард заинтересованно смотрит на Фрэнка, который поворачивается к нему лицом и опирается поясницей на раковину. — Я знаю одного чувака, он тебя проспонсирует. Не просто так, конечно. — Айеро вновь молча пожимает плечами, как бы имея ввиду, что это неудивительно, — Но это лучше, чем ничего. — Условия? — Часть суммы мне за то, что я буду находится в этот момент в том же помещении, но за стеной. Ты не под наркотой. Сегодня. Возможно, сейчас и здесь. — Зачем тебе находится в этот момент за стеной? Ты… Фрэнк тихо смеется, опустив голову и подняв руку в жесте «стоп». — Я не уверен в том чуваке, — Джерард кивает, — и я не помогаю тебе. Я пытаюсь срубить денег на нем и на тебе. — Окей, — Джерард вновь кивает, прислоняясь к стене.