Дом Дракона. Узы

Два года назад. Первый день турнира. Вокруг стоял гул, люди были возбуждены, турнир был в самом разгаре, уже несколько рыцарей встретились на арене, к счастью серьёзных увечий никто никому пока не нанёс. Однако ярость, с которой эти благородные мужчины ударяли друг друга копьями, на полной скорости своих коней мчась друг на друга, вызывала трепет и ужас. У Анны волосы стояли дыбом от одного этого зрелища. Это был её первый турнир, и она ожидала чего-то… менее травматичного, что ли. Её дядя, сир Сэмвел Бриклэйер, худощавый мужчина средних лет, с проседью седых волос в некогда роскошной шевелюре и его жена, леди Маргарет сидели слева от неё. Леди Маргарет по случаю одела свой самый красивый наряд, не забыв нарядить так же и воспитанницу. Супруга сира Бриклэйера была младше него на пятнадцать лет. Молодая и красивая, она уже успела словить множество восхищенных или просто заинтересованных взглядов проходивших мимо мужчин. Однако леди Маргарет не удостоила ни одного из них даже намеком на вежливую улыбку. Эта женщина умела виртуозно создавать нужный ей образ, чаще всего примеряя на себе роль веселой, слегка поверхностной, самую малость самовлюбленной и временами высокомерной, занятой только своими туалетами дамы. Однако никто не смог бы вспомнить хотя бы один случай, где она вела бы себя неподобающе, или неуместным флиртом или фразой скомпрометировала себя или мужа. Сир Сэмвел наклонился к Анне: — Нравится? — Даже не знаю, дядя. Слишком жестоко, на мой взгляд, — передернула она плечами. Леди Маргарет, услышав слова Анны, усмехнулась: — А я тебя предупреждала, что тебе не понравится. Но ты говорила, что «непременно должна посмотреть, как сражаются лучшие рыцари Вестероса», — шутливо передразнила она воспитанницу. — Разве не ты настояла на том, чтобы привести её сюда? — праведно возмутился её муж. — Я, — подтвердила его жена, продолжая обмахиваться веером. — И ты знаешь почему. Конечно, он знал. Анне в прошлом месяце исполнилось девятнадцать, но она все ещё была не замужем. Причин было несколько. Первая, его племянница была чертовски упряма и отвергла ухаживания уже нескольких молодых людей. Вторая, и не менее веская, заключалась в скромном приданом, которое её отец ей оставил. А он, её дядя, в силу того, что у него был собственный сын, не мог доложить туда слишком многого. Была ещё третья, о которой они предпочитали не говорить. А именно о слухах, по поводу её рождения. Всё это вместе не то, чтобы притягивало к ней женихов. — Через пару лет Марко сможет так же участвовать в этих турнирах, — решил он сменить тему. — Ты совсем потерял счёт времени, мой дорогой, — поразилась его жена. — Ты, часом не забыл, что нашему сыну четыре года? Анна хихикнула в ответ на реплику тетушки. — И что? Обучать его надо уже сейчас, — упрямо вздернул подбородок Сэмвел. Четыре года назад в их семье произошло то, что многие называли чудом. После долгих лет брака у них, наконец, родился сын. Отец, давно мечтавший о сыне, не мог дождаться, когда он подрастёт и научится владению мечом, езде верхом и многому другому. Тем временем, перерыв был окончен, и глашатай объявил о новых участниках — сир Арнольд из дома Аррен и принц Эймонд из дома Таргариен. Услышав последнее имя, Анна, сама не зная от чего, покраснела. На вчерашнем балу в Красном Замке он был одним из многих, кто приглашал её на танец. Но именно танец с ним вывел её из колеи. Потому ли что он видел её в городе не в самой подходящей для леди ситуации и при желании мог поднять её на смех? Или причина была в другом? Он был в меру галантен, в меру язвителен. Ему даже хватило наглости заявить, что она не леди. Впрочем, положа руку на сердце, она не могла не согласиться, что ввязываться в уличную драку характеризовало её не с самой лучшей стороны. Но тут целиком и полностью виновен её отец, который обучал её приёмам самообороны. В любом случае, это не объясняло странную реакцию её тела на этого принца. Его взгляд, который проникал в самую душу, словно касаясь самой сердцевины, или мурашки, которые он посылал при каждом прикосновении. Оттого она была безмерно рада, когда этот танец закончился, и наваждение отпустило её. Сир Арнольд и Принц Эймонд объехали арену под громкие аплодисменты толпы. Эймонд обвел взглядом сидевших и ухватился за светло-каштановые волосы, чья обладательница также смотрела на него. Усмехнувшись, он решительно направил коня прямо к ней. И, так же как и вчера, она растерялась. Это было ей не свойственно, бояться внимания мужчин, но руки предательски вспотели. Остановившись перед ней и кивнув её дяде, принц заговорил: — Не осчастливит ли меня леди своей благосклонностью? Классическая фраза, галантный тон — все по правилам. Ни к чему не придраться. Однако она видела этих чертят, плясавших в его глазу. Видела едва уловимую насмешку, с которой он произнёс «леди». Нацепив на себя самый высокомерный вид, на который была способна, она с преувеличенной изысканностью поднялась на ноги и, вытянув из рукава шёлковый платок, протянула ему. — Пусть удача будет на вашей стороне, мой принц, — прохладно промолвила она. С лёгкой улыбкой он взял протянутый платок и, поклонившись, отъехал. — Что у вас с принцем Эймондом? Ты, как будто, не очень была рада ему, — спросила Маргарет. — Я его почти не знаю, — искренне пожала плечами Анна. — Мы лишь танцевали один раз. «И один раз он спас меня, когда я бросилась защищать незнакомого мне крестьянского парнишку.» — Держись от него подальше, — неожиданно серьёзно произнёс дядя. — Он — внук Отто Хайтауэра. Анна и Маргарет переглянулись. Обсуждать десницу короля в такой толпе было бы неблагоразумно, потому обе женщины промолчали. Участники тем временем разошлись по разным концам арены, и, как только был подан сигнал, поскакали друг на друга. Сир Арнольд оказался быстрее, и его копье с силой врезалась в грудь принца, едва не выбив того из седла. Анна против воли прижала руки к губам, чтобы заглушить вскрик, чуть не вырвавшийся у неё. Но на неё все равно никто бы не обратил внимание, учитывая то, что дамы тут только и делали, что кричали, а то и вовсе падали в обморок. Всадники вновь разошлись и вновь бросились друг на друга. На этот раз принц Эймонд, резким движением выбросив руку вперёд, ударил копьем противника в бок, отчего тот, не удержавшись, упал с коня. Победителем стал принц Эймонд. Анна разжала пальцы, оказывается все это время она буквально вцепилась в шёлк платья. Ещё несколько противников сошлись в бою, после чего первый день турнира был окончен. Анна, весело обсуждая с тетушкой участвовавших рыцарей, покинула трибуны, не заметив внимательный взгляд Эймонда Таргариена, с которым он ее проводил. *** На следующий день соревнования на копьях продолжались. Анна не очень хорошо разбиралась, на основе чего выбирают противников, кто с кем должен сражаться, и на кого и почему дядя делал ставки. Зато она хорошо знала, что сегодня имени принца Эймонда не было в списках участников — он будет сражаться завтра. Почему эта информация запечаталась в ее памяти, она не задумывалась. Через три часа она почувствовала, что ещё немного, и она упадёт в обморок от бесконечных криков, гомона и вида калечивших друг друга мужчин. Прошептав Маргарет о том, что ей нужно отлучиться, она вместе со своей служанкой Кити отправилась куда глаза глядят. Кити была лишь на пару лет старше самой Анны, но была пугливая и послушная, не в пример своей хозяйке. — Миледи, вы идёте куда-то целенаправленно? — поинтересовалась служанка. — Нет, Кити, я иду туда, где тихо и желательно безлюдно. Прогуливаясь, они забрели на задний двор дворца. Слуги оглядывались на них, но по большей части никто не обращал на них внимания. Это было на руку Анне. — Послушай, Кити, а где здесь тренировочные площадки? Кити посмотрела на неё с укором: — Миледи, если вы пойдёте туда и начнёте безобразничать, то уже и в столице поймут, какая вы. И тогда вам никогда не выйти замуж, не родить. — Да-да. Так где? Кити поджала губы, но в конце сдалась. Подойдя к одному из слуг, она выяснила все, что было нужно, и, ворча себе под нос, повела Анну в указанном направлении. — Видишь, Кити, здесь пусто, — улыбнулась Анна. — Как я и предполагала. Все мужчины сейчас на арене. Хмм, посмотрим, что тут у нас. Она подошла к стоявшим вдоль стен колчанам и лукам. Стрельба из лука была ее давней страстью. Отец в далеком детстве под негодующим взглядом жены обучил ее нескольким приемам самообороны, но то было для Анны скорее очередным уроком полезных навыков, к которым она более не возвращалась без надобности. Чего нельзя было сказать о стрельбе и верховой езде. Взяв один из них, она направилась к мишеням, негромко напевая себе под нос. — Принцесса, если нас увидят, у нас будут проблемы! — затараторила служанка. — Перестань. Зато потом я смогу похвастаться, что тренировались на заднем дворе Красного Замка, — заговорщически подмигнула Анна. Под испуганное ворчание своей компаньонки, она натянула тетиву и, недолго целясь выстрелила. Стрела попала прямиком в одно из внутренних колец. Близко, но недостаточно. — Отлично, вы уже потренировались, а теперь пойдёмте! — Куда же вы так торопитесь? — раздался позади вкрадчивый, похожий на патоку, голос. Анна и Кити одновременно резко обернулись. В нескольких шагах от них стоял принц Эймонд собственной персоной, скрестив руки за спиной. Подойдя ближе, он посмотрел на мишень. — С вашей самоуверенностью, леди Анна, я ждал, что вы попадаете только в яблочко. Анна вспыхнула. Однако нужно было держать лицо. Потому она, улыбнувшись, изобразила смущение: — Я не так хороша в стрельбе, мой принц, в конце концов я всего лишь женщина. Эймонд хмыкнул на её слова. Очевидно, он нисколько не купился на её уловку. Её попытка изображать из себя скромную девицу, возможно, возымела бы успех, не держи она при этом в руках лук. — Не могу не согласиться. Стреляете вы ещё хуже, чем деретесь. Есть ли что-то, что вы делаете хорошо? Кроме танца, разумеется. Но это умеет делать любая десятилетняя дворянка. Кити тихо заскулила. Ну все, теперь её госпожу никто не остановит. И правда, Анна внезапно улыбнулась, но совсем не так, как улыбалась минуту назад. После такой улыбки как правило, и происходило то, за что им и доставалось от господ. — Дайте мне минуту, мой принц. Она взяла ещё стрелу, натянула тетиву, прицелилась — и попала в яблочко. — Хмм, уже лучше. Возможно, я поспешил с выводами на ваш счёт. — Вы вообще, кажется, любите спешить, мой принц. Несколько дней назад вы пригласили меня на танец, даже не зная моего имени, — она дерзко подняла брови. Эймонд криво улыбнулся. Всё таки девица невозможна, она собралась напоминать ему об этом каждый раз, видимо. Что ж, пусть. У него в запасе достаточно колючек, чтобы победить эту ежиху. — К моим манерам все же меньше вопросов, чем к вашим, — говоря это, он сделал пару шагов к ней. — Что вы делаете здесь, одна? Да ещё и взяв без спроса оружие из королевских запасов? Любая другая на её месте растерялась бы, или, как минимум, засмущалась. Не тут-то было. Анна, с самого детства привыкшая, что её ловили на всяких проказах, имела большой опыт по ловким оправданиям. — Мы лишь потерялись, а потом я не смогла отказать себе в удовольствии опробовать ваше оружие. К слову, оно прекрасно, — говоря это, она складывала оружие по местам. — Но мы уже уходим. Принц Эймонд ещё секунду-другую вглядывался в её лицо, а потом закатил глаза. — Пожалуй, я вас провожу. А то, не ровен час, снова потеряетесь. Боюсь предположить, куда вас ещё может занести, — не терпящим возражения тоном произнёс он, направляясь к выходу. Анне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. По дороге обратно принц Эймонд не проронил ни слова. Доведя её до выхода к арене, он молча поклонился и ушёл, оставив Анну растерянно размышлять над его необычным поведением. Однако Эймонд и сам не взялся бы объяснить, зачем ему понадобилось провожать эту невоспитанную девицу, вместо того чтобы тренироваться, как и планировал. Наши дни. Со дня коронации прошло три дня, и эти дни напоминали Анне затишье перед бурей. Алисента и десница устраивали бесконечные собрания Малого Совета, только теперь их участниками были также Эйгон и Эймонд. Что обсуждалось, и какие решения принимались за этими закрытыми дверями, Анна не знала. Только Эймонд возвращался усталым и встревоженным, а иногда откровенно злым. Замок посещали самые разные люди, но пока не было ничего слышно с Драконьего Камня. И это напрягало больше, чем угрозы и возмущения, которые могли бы на них посыпаться. Сегодня в столицу приехал её дядя, Сэмвел, и первым делом, встретившись с королём и королевой-матерью, поклявшись в верности новому королю, он пожелал увидеть племянницу, по которой ужасно скучал. И вот сейчас они неторопливо прогуливались в саду. Анна опираясь о локоть дяди, вела его в сторону богорощи. — Над домом дракона нависла мрачная тень, — произнёс дядя вполголоса. — Я лишь надеюсь, что эта тень развеется в самое скорое время, и вы вновь заживёте, как прежде, в мире и покое. Они прошли по зелёной лужайке мимо садовника, что подстригал кусты. Анна готова была поклясться, что когда они проходили мимо, тот прислушался к их разговору. Это не было неожиданностью, она уже давно знала, что замок кишит шпионами. — Да, дядя, я тоже на это надеюсь, — кивнула Анна, опираясь на Сэмвела. — Лучше расскажи, как дела дома? Как тётушка Маргарет и Марко? — О, они прекрасно, тётушка послала тебе много подарков, которых, по её словам, не найдёшь в Королевской Гавани. Не уверен, что хочу знать, что это. А Марко, стал ужасно непослушным, каждый раз как мы его отругаем, заявляет, что сбежит к тебе. Анна рассмеялась. Она и правда соскучилась по своей семье. Сейчас бы она многое отдала, чтобы хоть ненадолго навестить их. Прогуляться в полях поместья дяди или поскакать верхом на своём коне. Порой ей казалось, что Красный Замок душит её. Но даже к этому со временем привыкаешь. — Твой муж не обижает тебя? — Нет-нет. Не волнуйся об этом, — улыбнулась Анна. — Я знаю, о нем ходят не самые приятные слухи, но он не жесток. — Очень надеюсь, — проворчал дядя. — Если он тебя обидит, сразу сообщай мне, и я тут же приеду. Анна тепло улыбнулась дяде. Как же он был похож на её отца. Хотя с годами сходство поубавилось, у её отца, например, были морщинки в уголках глаз, говорившие о его весёлом нраве. У дяди же были другие морщинки и другая история. Пока дядя рассказывал о жизни дома, они дошли до богорощи. Так уж получилось, что это было единственное место во всем замке, где можно было говорить открыто, не боясь, что тебя подслушают. И дядя, зная это, попросил её прогуляться именно сюда. Как только они оказались в тени чардрева, дядя остановился и, повернувшись к ней, произнес: — Теперь расскажи мне все, что тут произошло. И Анна начала говорить. Слова лились из неё непрерывным потоком. Она рассказала все. Как лорд Веймонд Веларион явился, потребовал себе Дрифтмарк, как Деймон лишил его головы, оставив язык. О том, что произошло на праздничном ужине. О том, как в одно утро они проснулись с новостью о смерти короля, как королева рассказала о последней воле Визериса, которую кроме неё никто не слышал. На этот моменте Сэмвел смачно выругался. Племянница посмотрела на него с осуждением, но не стала комментировать его манеру ругаться в богороще. Вместо этого она продолжила рассказ, как искали Эйгона, как его короновали и что произошло на коронации. Рассказав все это, она на секунду запнулась, что не ускользнуло от дяди. — Есть что-то ещё, что ты хочешь мне поведать? — спросил он проницательно. Анна вздохнула, была ни была. Все равно правда душила ее, и ей было жизненно необходимо кому-то с ней поделиться. — Я помогла принцессе Рейнис сбежать. Когда они сбегали из замка с сиром Эрриком, я отвлекла слуг, чтобы дать им уйти, — на выдохе проговорила она и сразу почувствовала облегчение, как если бы правда жгла ее изнутри. Наступила тишина. Опустив голову, Анна наблюдала за тем, как маленькая бабочка летала вокруг цветка, и украдкой поглядывала на дядю. Дядя, пожевав губу, казалось, принимал решение. Наконец, положив руку ей на плечо, он произнес: — Ты поступила правильно, дитя. Я не просил тебя об этом, но будь у тебя время спросить меня, я бы попросил сделать именно это. — Она была ценной заложницей, дядя. — Анна обняла себя за плечи, словно пытаясь защититься от незримых упреков, преследовавших ее. — Пока она находилась бы в стенах Красного Замка, Веларионы пальцем о палец бы не ударили. И я отпустила ее. Это же самое настоящее предательство! — Позволь спросить, — мягко прикоснувшись к ее плечу, спросил Сэмвел, — о чем именно ты подумала, когда принимала это решение? Какие именно мысли пронеслись в твоей голове в тот миг? Анна задумалась. — Я думала, о том, что это подло и низко держать в плену кузину короля, прилетевшую как гостья, — уверенно ответила она. — Я думала, что так смогу предотвратить несправедливость и защитить Эймонда от того, что может последовать за изменой. Понимаешь, дядя, у него нет выбора! Это его семья, и он обязан действовать в интересах своей семьи. Анна сама не заметила, как начала оправдывать мужа. Сколько бы не прошло лет, но ей всегда было важно мнение дяди и его одобрение, не только для себя, но и для дорогих ей людей. Сэмвел же поджал губы, не став комментировать ее неловкие попытки обелить супруга, но всем видом показывая, что на этот счет у него есть иное мнение, не замутненное девичьей влюбленностью. — Именно, Анна, — кивнул он, проигнорировав упоминание Эймонда, — ты думала о долге и справедливости. И твои сомнения и страхи, испытываемые сейчас, вполне понятны. Важно то, как ты поступила в решающий миг и что ты выбрала, когда отступать было некуда. Я горжусь тобой. Анна молчала. Она знала, что дядя одобрит её поступок, но не об этом она хотела сейчас поговорить. Только как же сложно было набраться смелости. Сэмвел же воспринял её молчание иначе, решив, что её решимость ослабла, и надо бы закрепить болты. — Ты помнишь о том, что я тебя просил сделать, когда ты выходила за Эймонда Таргариена? Конечно, как же могла она об этом забыть. Другое дело, что ей ещё ни разу не понадобилось вспоминать об этом обещании. — Да, дядя, — она опустила глаза. — Ты просил сообщать тебе все важное, что мне удастся узнать. — И? — И если однажды зелёные решат сделать что-то против принцессы Рейниры, я должна немедля сообщить тебе. — Верно, — кивнул Сэмвел. — А почему я просил тебя об этом? — Потому что дом Бриклэйеров присягнул Рейнире. А Бриклэйеры верны своим клятвам. И ещё потому что мы никогда не будем на той же стороне, что и Отто Хайтауэр, — вздохнула Анна. Конечно, она понимала мотивацию дяди, как и причину его глубокой ненависти к деснице короля, вот только частенько ловила себя на мысли, что все это ее не касается. После этой мысли, как правило приходили угрызения совести: как можно так думать, ведь она Бриклэйер! — Именно, Анна. И ты не должна забывать ничего из этого. Тебя попытаются заставить это забыть, но ты должна всегда помнить. Наш дом небольшой, однако у него есть честь. И мы останемся ей верны. — Но ты уже преклонил колено перед Эйгоном, — осторожно вставила Анна. Ее дядя презрительно выпятил губу. — Конечно, преклонил. Мне пришлось это сделать. Мёртвым я вряд ли буду полезен Рейнире. Анна начала теребить подол платья, покусывая нижнюю губу, как всегда когда нервничала. Дурацкая привычка, от которой она не могла избавиться. Она могла бы вылить свои мысли дяде прямо на голову, но опыт научил ее, что с мужчинами так нельзя, если хочешь чего-то от них добиться. Наконец, она, аккуратно подбирая слова, произнесла, глядя на дядю: — Но, дядя, Эйгон уже на троне. Разве теперь не было бы разумнее не вмешиваться вообще? Сэмвел пристально посмотрел на нее: — Анна, — от его голоса её пробрали мурашки, — ты ведь не собираешься нас предать? — Нет! Нет, конечно! — она почувствовала, что должна объясниться, меньше всего ей хотелось, чтобы дядя, так много заботившийся о ней с тех пор, как она осиротела, думал о ней плохо. — Я просто беспокоюсь. Сэмвел внимательно вглядывался в глаза племянницы, ища в них признаки лжи. Но в конце, поверив в то, что в ней говорит лишь чисто женский страх, он смягчился: — Тебе не о чем беспокоиться, дитя. Вчера на рассвете на Драконьем Камне черные короновали Рейниру. Теперь она не принцесса, а королева Рейнира. Скоро эта новость дойдёт и до столицы. Глаза Анны расширились. — Откуда ты знаешь? — Я никогда не терял связи с Её Величеством, — приподнял подбородок дядя Сэмвел. — Просто с тех пор как я выдал тебя за Эймонда, я исправно играл роль преданного сторонника зелёных. Так вот, скоро королева начнёт действовать, и тогда она заставит зелёных заплатить за предательство. Наша победа лишь вопрос времени. Все, что нужно от тебя — это исправно играть свою роль, поняла? Анна кивнула. — Я не смогу больше навещать тебя без повода. Если у тебя возникнут срочные вести, ты знаешь, как со мной связаться. Чарли все ещё верен мне, через него ты сможешь отправить мне ворона. — Хорошо, дядя. Всё о чем могла думать сейчас Анна, это лишь бы дядя не заметил, как дрожит её голос. Боги, помогите ей. — Нам надо возвращаться, но прежде... — Сэмвел на мгновение поколебался, прежде чем выпалить: — Я хочу, чтобы ты поклялась мне здесь, перед ликом Семерых, что ты будешь верна своей семье. Анна неверяще уставилась на дядю. Он никогда не просил её давать клятвы. Никогда. Неужели его доверие к ней пошатнулось настолько, что потребовалось идти на столь крайние меры. Сэмвел, правильно истолковав её молчание, покачал головой: — Я доверяю тебе дитя. Но мне нужно, чтобы ты не забывала о своём долге. А лучше всего запоминаешь, когда даёшь клятву тем, кто не прощают лжи. Какая скользкая формулировка. В этом дядя всегда был профессионалом. Несколько секунд Анна смотрела на него, решая. Наконец, она кивнула, словно убежденная. — Я клянусь перед ликом Семерых, клянусь памятью моих родителей, что никогда не предам своей семьи. *** О коронации Рейниры они узнали во время семейного ужина, когда вся семья собралась вместе. За королевским столом не чувствовалось напряжения, играла легкая музыка, а Алисента с улыбкой слушала рассказ дочери о том, что у ее младшего сына явно хороший слух, ибо ему нравится пение матери. Все остальные, прекрасно зная, что поет Хелейна чуть хуже, чем фехтует, старательно прятали улыбки в кубках. Двери отворились, и худощавый слуга, пройдя в зал и низко поклонившись, протянул деснице срочное донесение, прочитав которое, Отто сначала нахмурился, потом поднял глаза на дочь: — То чего, мы ждали, наконец, произошло. Конечно, наивно было бы ждать, что она явится в столицу и присягнет Эйгону. Алисента, поджав губы, встревоженно посмотрела на отца, как и все, ожидая продолжения. Эйгон же, пребывавший в приподнятом настроении, усмехнулся: — И что же пишет моя дражайшая сестра? Требует отдать ей корону? — Маловероятно, учитывая, что корона и так у неё, — отозвался Эймонд. Пропажа короны, обнаруженная на следующий день после коронации, наделала много шума, однако не смогла переплюнуть знаменательный побег Рейнис. Кто и как похитил корону оставалось загадкой, пока сир Аррик не сообщил, что его брат покинул столицу. — Письмо не от неё, а от одного из преданных нам домов. Тут говорится, что Рейниру короновали на Драконьем Камне, и весть об этом воронами разослали по всем домам Вестероса. — Короны сверкают, но гроза будет страшнее, — пропела Хелейна. — И что нам теперь делать? — спросила Алисента, задумчиво проводя пальцем по губам. — Пока ничего, — флегматично ответил Отто, откладывая письмо и берясь за жаркое. — Пока у неё в руках ничего нет. Ни один дом Вестероса ей не присягнул. Мы будем ждать её дальнейших действий. Как и планировали. Сказав это, Отто флегматично отправил в рот кусок говядины. И казалось бы, разговор на этом должен был закончиться. Однако со дня коронации в Красном Замке царила довольно занятная атмосфера. На троне сидел Эйгон, а Королева-мать и десница занимались перетягиванием каната. Только канатом этим был сам король, влияние над которым они так старательно тянули к себе, пуская в ход самые разнообразные уловки. Пока что медленно, но целенаправленно победу одерживал более опытный в этом Отто. Эймонд задумчиво рассматривал свой кубок. На последних собраниях, после долгих споров, не раз перераставших в крики и брань, было принято решение повременить с отправкой воронов к трём великим домам, от которых в немалой степени зависел исход ещё не начавшейся войны. Причина была проста — Рейнира ещё не предприняла на тот момент никаких серьёзных действий. Эймонд тогда голосовал против, утверждая, что нужно ковать железо, пока оно горячо, но его голос оказался в меньшинстве, как и голос Кристона Коля. — Я, конечно, помню, что мы решили на собрании совета, но не кажется ли вам, что теперь, когда Рейнира напялила на голову корону, ситуация несколько изменилась? — вкрадчиво спросил он. Отто тут же энергично покачал головой. Как бы добросовестно он не изображал равнодушие и хладнокровие, мысленно он явно был готов к атаке и подготовился ее отражать. — Если мы отправим воронов Старкам, Арренам и Баратеонам, чёрные могут воспринять это как сигнал, что мы готовимся к войне. — Все это ты уже говорил, дедушка, я помню, — вперившись взглядом в Отто, произнёс Эймонд. — Но что будет, если мы будем медлить. Мы дадим чёрным время набраться сил. И это я тоже говорил. — Мы не будем теми, кто развяжет войну, — отрезал Отто. Атмосфера за столом ощутимо накалилась. Отношения десницы и Эймонда оставались напряжёнными ещё со дня коронации, когда Эймонд открыто обвинил деда в случившемся. Но с тех пор их мнения сталкивались не раз и не два. Эймонду не нравилась осторожная, или, как он выразился бы, трусливая политика деда, он считал, что в их колеблющемся положении нужно действовать более решительно. А тот, в свою очередь, считал его предложения слишком агрессивными, а методы опасными. Остальные сидевшие за столом притихли, следя за борьбой двух сильных личностей. Алисента, сидевшая прямо посередине, не знала, кто из этих двух менее опасен. Её сын, готовый своими решительными методами в случае необходимости раздавить любого, кто посмеет возникать, или ее отец, желавший тихо-мирно убить всех чёрных во сне. — Я не предлагаю тебе развязывать войну, я лишь хочу понять, каким ты видишь исход сложившейся ситуации. Потому что до сих пор ты не предложил ничего разумного. — И что же предлагаешь ты, внук? — повысил голос Отто. Отто не любил, когда его мнение оспаривалось, хотя умел тщательно это скрывать. И его выводило из себя, когда средний из сыновей её дочери начинал с этим его самоуверенным тоном не знавшего ни одной битвы сопляка спорить с ним. Его старший брат, в отличие от него соглашался со всем, что ему говорили, предпринимая лишь вялые попытки высказать свое мнение. Ещё одна причина, почему Эйгон, а не его брат, должен сидеть на троне. — Для начала я предлагаю послать послов на Драконий Камень с предложением мира. — И ты думаешь, она его примет? — уничижительно фыркнул Отто. Мальчишка, что тут ещё скажешь. Однако Эймонд нисколько не смутился тона деда. Вопреки всем правилам этикета положив локоть на стол, он слегка подался вперёд, глядя только на десницу и внятно, так чтобы поняли все, произнес: — С того момента, как Рейнира надела на голову корону, она официально является изменницей, и положение её шатко. Если её не поддержат великие дома, её ждёт смерть. И она это прекрасно понимает. Мы предложим ей помилование. Скажем, что прощаем её измену, что позволим сохранить за собой Драконий Камень и титул принцессы. Что её сын Люцерис останется наследником Дрифтмарка. Да хоть назначим её мелких сопляков оруженосцами и чашниками Эйгона. И это несмотря на все её прегрешения перед короной. Если она умна, то согласится. Но нужно спешить, в тот момент, когда к ней начнут со всего Вестероса слетаться вороны с клятвами верности, она уверится в своей победе и никакие наши обещания или завуалированные угрозы ее не напугают. Повисло молчание. Отто был неглуп и мигом оценил предложение «мальчишки». Как бы он не желал того отрицать, но отрицать очевидное он не мог: Эймонд был умен, не в пример старшему брату. Алисента, которая думала лишь о том, как бы примириться с Рейнирой и тем самым не допустить её смерти, представила, что будет, если та все же согласится. Это было бы прекрасно, но увы, она слишком хорошо знала свою подругу детства. И все же Рейнира была в первую очередь матерью. И Алисента знала не понаслышке, что ради своих детей Рейнира готова пойти на многое. Кто знает, быть может она сможет даже отказаться от трона ради них. — Шансы невелики, но попробовать стоит, — медленно кивнул Отто. С этим небольшим соглашением все за столом вздохнули свободнее. Анна же, все это время напряжённо слушавшая, расслабилась. А Эйгон обвел всех взглядом: — И кого мы отправим в качестве гонца? Может тебя, Эймонд? — Нет, — прозвучало одновременно с двух сторон. Эймонд и Отто недовольно переглянулись, неприятно удивившись собственному единогласию. — Я бы с огромным удовольствием слетал туда, брат, но, боюсь, увидев Вхагар, они тут же решат, что мы пришли по их души и, чего доброго, сами развяжут войну. Предварительно отложив парочку драконьих яиц от страха. На слегка пошловатый юмор рассмеялся лишь Эйгон, одобрительно отсалютовав брату. — Я сам поеду туда, — кивнул самому себе Отто. — Отец, это может быть опасно, ты же знаешь, каким Деймон может быть… непредсказуемым. Анне показалось, что это была самая мягкая формулировка, которую Алисента смогла подобрать своему деверю. — Даже он не станет проливать первую кровь, — отозвался десница, и Алисенте не оставалось ничего другого, как согласиться. На этом разговор был окончен, после чего все в полной тишине доели свой ужин и вскоре разошлись. *** Дни снова потянулись, медленно, как улитка. Отто Хайтауэр уплыл на корабле следующим же днем. Его возвращения ждали ближайшие дни. О том, что, отправившись туда лично, Отто Хайтауэр проявил чудеса храбрости, знали все. Воспоминания о том, как порочный принц обезглавил Веймонда Велариона были ещё очень свежи. А ещё ходили слухи о взаимной ненависти между ним и Деймоном. Анна слышала рассказы о том, как во время советов Деймон, тогда ещё не успевший попасть в опалу, и Отто открыто оскорбляли друг друга. Как и то, что именно Отто поспособствовал тому, что Визерис сместил Деймона с его очереди на трон, объявив своей наследницей Рейниру. В свете всех этих прошлых событий жизнь десницы и правда могла висеть на волоске. Мог ли Деймон убить посла, пришедшего с предложением мира? Пожалуй, мог. Но об этом Анна думать не хотела. К Отто она испытывала смешанные чувства. С одной стороны за два года жизни во дворце она убедилась что в вопросах управления государством он был более, чем компетентен. Он был разумен, лишён жестокости. Всё последние годы по сути на железном троне невидимой тенью сидел он, и нельзя было сказать, что управлял он плохо. А ещё он был справедлив по отношению к подданным, Анна не раз сама убеждалась в этом. Но его неприязнь к чёрным, его желание забрать трон у Рейниры и отдать его Эйгону… Порой Анне казалось, что причина этого крылась в его нежелании отдавать власть. Ведь взойди на трон Рейнира, она тут же сместит его, отправив прямиком в Старомест. Ею он не смог бы вертеть, как Эйгоном. В чем крылась эта вражда десницы и наследной принцессы, Анна не знала, но было ясно, что вражда эта имела очень глубокие корни. Возможно, она могла бы спросить об этом Алисенту, но отношения со свекровью не слишком располагали к совместному обсуждению сплетен. Целыми днями она занимала себя тем, что играла с детьми Хелейны, общалась с самой Хелейной, гуляла по саду, стреляла из лука, словом делала все то, что делала обычно. И все ради того, чтобы избавиться от этого мерзкого зуда где-то под кожей, который преследовал её каждый раз, стоило ей посмотреть в зеркало. Она не сообщила о последнем разговоре за тем ужином дяде. О планах, о которых узнала — тоже. Рассудив, что, в конце концов, отправка гонцов к Рейнире не такая срочная весть, чтобы ради неё рисковать, она продолжила жить, как раньше. Ну узнает дядя, что Отто отправился гонцом, ни и что? Деймон постелет ему красную дорожку на входе? Убедив себя всеми этими логическими выводами, Анна свободно вздохнула. Но зуд все равно не прошёл. Как бы дядя не убеждал ее в правильности ее поступка, она не могла избавиться от чувства вины, глядя на Эймонда. Он ведь даже не догадывался о том, что его жена отпустила ценную заложницу — единственную их заложницу, упустив из рук дом Веларионов, как и весь их немалый флот. Как ни крути, она была виновата, и похоже в попытках что-то исправить, она все больше увязала в этой трясине, под названием ложь. Не помогали даже объятия Эймонда, в которых она таяла по ночам. Он был нежен, когда покрывал поцелуями её тело, когда сплетал их пальцы воедино, когда обнимал её, а ей хотелось, чтобы был груб, как она того заслуживала. Но она прижималась к нему крепче, шепча слова любви. *** На шестой день Отто Хайтауэр вернулся. Вернулся, чтобы сообщить, что их щедрое предложение не оценили на Драконьем Камне. Деймон, с его слов, заявил, что скорее убьёт своих сыновей, чем позволит им разливать вино Эйгону — формулировка явно была смягчена десницей. Даже некая страница из некой книги, которую Алисента послала своей давней подруге детства, не помогла. Теперь было ясно, что Драконий Камень настроен был крайне решительно. Это подтвердил и Отто, видевший их реакцию своими глазами. Анна не знала точно, что именно там произошло, но больше десница не противился тому, чтобы отправить гонцов великим домам. Тем вечером Анна сидела за книгой, дожидаясь возвращения Эймонда с очередного собрания. Было уже довольно поздно, но она твёрдо решила дождаться мужа. И хотя за полчаса она не перевернула ни одной страницы, она упрямо цеплялась за книгу, не желая засыпать. Когда Эймонд вернулся, был уже час волка. Он прошёл в комнату, оглянулся и заметил Анну, уснувшую прямо в кресле с книгой в руках. Неслышными шагами он подошёл к ней и присел на корточки. Прочитав первые строчки книги, он понял, что она читала повесть о девушке, жившей во время завоевания Эйгона Первого. Она любила эту книгу, хотя читала её уже раза три. Эймонд заглянул ей в лицо, при свете свеч оно светилось какой-то потусторонней красотой. Эймонд с усмешкой вспомнил, что при первой встрече она даже не показалась ему красивой. Лишь позже он заметил маленькую родинку над верхней губой, которая была заметна только вблизи. Заметил, что её глаза не совсем чёрные, что в них есть мелкие золотистые крапинки. А её эта ямочка на правой щеке, которая появлялась только когда она искренне улыбалась, или ей что-то от него было нужно — эта ямочка имела над ним поистине колдовскую силу. При виде неё он уже не мог ни в чем ей отказать. Сейчас спящая, она выглядела пугающе хрупкой. Беззащитной. Что случится, если начнётся война, и они проиграют? Его, конечно, убьют, тут сомнений нет. Но что будет с ней? Эймонду даже представить было страшно. Все в нем восставало от одной мысли, что она окажется в руках врагов. Он этого не позволит. Плевать на мораль, плевать на закон, на честь тоже, если на то пошло. Он не позволит этому случиться. Эймонд пригляделся к ней. Она выглядела бледной и усталой. Он знал почему: её беспокоило все, что происходило и чему ещё предстояло произойти. Она плохо спала, это он тоже заметил. Но несмотря на это, она честно старалась дождаться его. Эймонд улыбнулся. Его девочка. Он аккуратно, стараясь не разбудить, вытащил из-под её руки книгу, но она все равно проснулась. Сонно протерев глаза, она улыбнулась: — Ммм, кажется, я заснула, пока читала. Она сладко потянулась в кресле. Эймонд на это криво улыбнулся: — Ничего удивительного — любой заснёт, если будет в сотый раз перечитывать, как девица ждала своего жениха с войны. — Это вовсе не нудно! — слабо возмутилась она. — Она ждала, ждала… Потом ещё ждала… — Ты невыносим, — вынесла она окончательный вердикт. Эймонд ухмыльнулся: — Когда мы состаримся, я велю поставить статую в твою честь, как женщины, которая вынесла невыносимое. Анна весело прыснула: — Тогда я потерплю тебя. Но только ради статуи. Эймонд тепло улыбнулся ей. От этой улыбки у Анны перехватило дыхание. Она могла поклясться, что никто на всем белом свете не знал, что Эймонд Таргариен может так улыбаться. Никто, кроме неё. — Как прошло собрание? Эймонд взглянул на неё. Он мог бы сказать, что завтра он улетает в Штормовой Предел заключать союз с Баратеоном. Но тогда она всю ночь не сомкнет глаз. А значит, эта новость вполне может подождать до утра. — Ничего особенного, спорили и ругались. Анна не поверила, судя по задержавшемуся на нем взгляду, но расспрашивать не стала. — Я велю разогреть тебе воду. Я не велела до сих пор, потому что не знала, когда ты… — Не надо, я очень устал. Давай просто ляжем спать? Анна улыбнулась и, наклонившись, поцеловала его в уголок губ. Где-то на задворках его сознания пронеслась мысль, что только она умела оставлять такие целомудренные поцелуи, которые, проникая сквозь все щиты, касались самой обнажённой части его далеко не целомудренной души.