Дом Дракона. Узы

2 года назад. Это был двадцатый день турнира, но Эймонд уже мечтал о его окончании. Правда солидарных с ним в этом желании не наблюдалось. Это был один из самых долгих турниров на памяти Эймонда, обычно все ограничивалось несколькими днями, в худшем случае двумя неделями. Но в этот раз подавших прошение на участие оказалось довольно много. Сам Эймонд уже три дня ни с кем не бился, лишь наблюдая с трибун. Наблюдал он не только за сражением. Все чаще он наблюдал со своего места за затылком или профилем Анны Бриклэйер, с какой-то одержимостью подмечая мелкие детали, вроде того, как она заправила выбившуюся прядь волос за ухо, что, когда она собирала волосы в высокую причёску, её шея казалась особенно хрупкой. Или что ей не нравился вид крови. Нет, в обморок она не падала, как некоторые, но старательно отворачивалась от жестокой сцены. А сцены порой бывали ужасны. Ещё вчера один из рыцарей, не рассчитав силу удара, сломал свое копье о доспехи, и острый конец вонзился в шею противника. Анна с того самого бала не обращала на него никакого внимания. Точнее, она старалась не обращать. Она так старательно не смотрела в его сторону, что это вызвало бы смех, если бы не раздражало его так нестерпимо. Он хотел, чтобы она смотрела на него. О да, он стал одержим этой необходимостью. А когда она с этой своей лживой улыбочкой отдавала свой платок кому-то из рыцарей, Эймонду и вовсе хотелось свернуть тому шею. К слову, он запомнил их имена и искренне надеялся встретиться с ними на арене. Калечить он их не будет, но понаблюдать за её разочарованием хотелось очень уж сильно. Хуже всего было то, что турнир заканчивался, все расходились. А Эймонд пытался заниматься всем тем, чем занимался обычно. Но не мог. Мысли упрямо возвращали его к ней. Через несколько дней он готов был вскрыть себе череп и вытащить оттуда все эти чёртовы мысли о чёртовой девчонке. Ну, серьёзно! Он знал её каких-то несколько дней! Он не искал с ней встреч, помимо тех, что были неизбежны. Он не ехал к её дому и не пытался заговорить с ней. Её законнорожденность под таким же сомнением, как и у его ненаглядных племянников, которых он презирал всей своей чёрной душой. Её кровь, возможно, запятнана. И он не будет даже близко к ней подходить. … он сдался на двадцатый день. И вот он стоит перед её окном, когда вся улица спит. Привязывает коня и начинает по плющу лезть к её окну. Тихий стук в окно. Тишина. Он постучался ещё раз. Он ведь не мог перепутать окна? Пока он думал, что скажет, если окно откроет её дядя, оно отворилось и, к счастью, из него высунулась её хорошенькая головка. Целая гамма эмоций, от изумления до неверия и ужаса, сменяя одна другую, отразилась на её лице. Судя по виду, она даже потеряла дар речи ненадолго. Наконец, совладав с голосом, она прошептала: — Что вы тут делаете? — А на что похоже? Пришёл проверить вашу храбрость. — Мою — что? — Насколько вы храбры, Анна Бриклэйер? Анна сощурила глаза. Она знала, что после такого вопроса обычно следует какое-то безрассудство. — Ровно настолько, насколько и благоразумна, — холодно ответила она. — Хмм, это все усложняет, конечно, — Эймонд сделал вид, что серьёзно задумался. — Что бы вы сделали, если бы среди ночи к вам заявился какой-нибудь принц и предложил, доверившись ему, отправиться с ним в некое интересное место. — Сказала бы, что уже поздно, и мне пора спать, — закатила глаза Анна, пытаясь закрыть окно. Но Эймонд оказался настойчив, удерживая рукой ставни, он прошептал: — А если бы он сказал вам, что такая возможность выпадает лишь раз в жизни? Анна скептически смотрела на него. Однако пока еще не предприняла попыток скинуть его вниз, и это внушало надежду. — Значит, теперь вы снова со мной разговариваете, принц Эймонд? — спросила она с обидой в голосе. — Я? Разве это не вы игнорировали меня все последние дни? — искренне возмутился он. — И вы отлично знаете, почему. Что ж, он знал. Как и знал то, что не предпринял ни одну попытку заговорить с ней. Признав поражение, он придал лицу самое покаянное выражение, какое умел. Она в ответ лишь подняла брови. Странно, с матерью обычно срабатывало. — Мне искренне жаль, миледи, что я причинил вам обиду. Почему бы нам не обсудить это в более безопасной обстановке, не угрожающей моей жизни и здоровью? — решил он зайти с другого угла. Анна, глубоко вздохнув, с непонятным выражением лица, взглянула на него. — Куда вы меня поведёте? — Вам это место понравится, обещаю! — Лучше обещайте, что это не будет что-либо неприличное. — Даю слово. — И вы вернёте меня в целости… — И сохранности, да. Поторопитесь, а то пока мы будем тут болтать, наступит рассвет, — нетерпеливо взмахнул он рукой. Анна ответила ему возмущенным взглядом, но послушно пошла за плащом. С помощью Эймонда она спустилась вниз, молясь, чтобы их никто не услышал. Приложив палец к губам, Эймонд жестом велел ей следовать за ним. Пройдя несколько кварталов, они подошли к двум лошадям, привязанным к дереву. Эймонд протянул ей руку, чтобы помочь, однако Анна, презрительно фыркнув, сама взобралась на спину коня. Эймонд сел на второго, и они неспешной рысью поскакали вниз по улочке. Анна не спрашивала, куда они едут, и Эймонд был ей за это благодарен. Не спросила она и когда они подошли к выходу из города. Но когда они отъехали метров на пятьдесят, она все же окликнула его. Обернувшись, ему хватило одного взгляда, чтобы понять её сомнения. — Анна, я обещал вернуть вас целой и невредимой. Вы мне верите? Она пристально смотрела на него, в темноте невозможно было понять выражение её лица. Вместо ответа она пришпорила своего коня и поскакала дальше. Он с улыбкой на лице последовал её примеру. *** Они заметили её издалека. Сложно было бы не заметить огромного дракона размером с дом. Позади ему послышалось восклицание ужаса, но он не стал останавливаться, сбавив скорость лишь около Вхагар. — Скажите, вы ведь не привели меня сюда в качестве корма? — ему не надо было оборачивается, чтобы понять, что она улыбалась. А ещё в её голосе слышались восхищение. — Тощие девушки не входят в её рацион, — отозвался он, спешиваясь. Анна последовала его примеру. Эймонд привязал обоих коней к специальной балке, торчавшей из земли. Обычно Вхагар держали в Драконьем Логове, но по такому случаю он заранее увёл её поближе к городу. Что-то подсказывало ему, что тащиться за ним до самого Драконьего Логова Анна не будет. Он подошёл к дракону. — Спокойно Вхагар, она друг, — произнёс он на валирийском. Вхагар понимающие фыркнула. — Идём, я помогу вам взобраться на Вхагар, — уверенно произнёс он, однако, не заметив за собой движения, обернулся. Анна стояла на том же месте, с опаской смотря на морду Вхагар. — Что-то не так? — вежливо поинтересовался он. — Вы ведь не хотите сказать, что мне надо залезть ему на спину? — Ей. Вхагар — самка. И да, именно это я и хочу сказать. Вас что-то смущает? — невинно спросил он. — Вы, верно, шутите, мой принц. Смущает ли меня перспектива залезть на спину огромного огнедышащего дракона, который при желании может проглотить меня, как пилюлю? Да, черт возьми! Эймонд от такого выступления от души рассмеялся. Девчонка выглядела донельзя серьёзной, когда вот так упирала руки в бока. Она, похоже, даже оскорбилась его смеху. Знай она его получше, поняла бы, какая это редкость, такой вот искренний его смех. — Решать вам, Анна, — он уже второй раз назвал её по имени. — Но, как я уже говорил, такая возможность выпадает не каждому. Она все ещё колебалась. Но когда она бросила ещё один восхищенный взгляд на дракона, он понял, что победил. — Черт побери, — выдохнула она. — Я буду жалеть всю оставшуюся жизнь, если откажусь сейчас. С этими словами она решительно подошла к нему. Эймонд с улыбкой протянул руку и показал, как взобраться по прикреплённым верёвкам. Они уселись на седле — Анна спереди, Эймонд позади неё. Сидение было рассчитано для одного наездника, потому ему пришлось прижаться к ней сзади. Он почувствовал, что девушка дрожит. — Анна? — позвал он её. — Вам нечего бояться, я не дам вам упасть. Откуда ему было знать, что дрожала она не от страха, а от его близости. Но вслух она произнесла только тихое «я знаю». Пристегнув их цепями, он взялся за стальные узды. — Лети, Вхагар. Второй раз повторять не пришлось, Вхагар взмахнула мощными крыльями и поднялась в небо. Анна, испуганно пискнув, вцепилась в седло и прижалась к нему всем телом. Они взлетали все выше и выше, наконец, Эймонд крикнул Вхагар: «ровнее», и та стала просто парить в небе. — Можете уже открывать глаза, — усмехнулся он, посмотрев на неё сбоку. Анна осторожно приоткрыла сначала один, потом другой глаз. А потом широко распахнула их в безмолвном изумлении. И Эймонд мог её понять, раскинувшийся вид был прекрасен. Королевская Гавань с высоты птичьего полёта. В некоторых частях города из окон мигали огоньки свеч, похожие на сотни светлячков. Дома казались игрушечными, как макет, созданный его отцом. А Красный Замок стоял величественной скалой между городом и заливом. Облетев вокруг города дважды, они полетели в сторону моря. Вхагар опустилась ниже, разрезая могучими крыльями поверхность воды. А потом вновь набрала высоту, на этот раз к самым облакам. Когда они поднялись достаточно высоко, перед ними открылся сказочный мир, кучерявые облака, ковром раскинувшиеся в небе, а выше них миллионы звёзд. Анна смотрела на все это в немом восторге. Никогда, никогда ещё она не видела ничего более прекрасного, ничего более пугающе-притягательного. А Эймонд смотрел на неё. И запоминал. Запоминал её глаза, в которых отражались звезды. Запоминал её улыбку, такую по-детски счастливую. Запоминал, как доверчиво она прижималась к нему, а его руки обнимали её за талию. — Эймонд, это прекрасно, — прошептала она, повернувшись к нему всем корпусом. И только потом поняла, что назвала его по имени. Очевидно, первый полет так поразил её, что она забыла о том, что обращалась к нему по имени лишь в мыслях. Эймонд чуть сильнее сжал руки на её талии. — Я знаю. Она несколько секунд завороженно смотрела на него. Они были близко. Очень близко. Он мог рассмотреть каждую крапинку в её радужках. На секунду мир перестал существовать, были лишь её глаза, смотревшие, наконец, только на него. За этим он и привёл её сюда верно? Чтобы она вновь посмотрела на него. Вхагар чуть сильнее взмахнула крылом, и морок, в который попали они оба, развеялся. Смутившись, Анна вновь отвернулась к небу. — Нет, ты не мог этого сделать! — смеялась она. Они сидели на спине Вхагар, которая мирно дремала на том самом месте, откуда они взлетали. Несколько часов назад они вернулись, но не спешили возвращаться обратно. Так, устроившись прямо на спине дракона, они разговаривали… о чем они только не разговаривали. С ней оказалось на удивление легко. Она рассказывала ему о том, как косячила в детстве, отказывалась запоминать великие дома и их девизы, как отец и мать безуспешно пытались сделать из неё леди. Она рассказывала все это так красочно, что Эймонду казалось, словно он видел воочию девятилетнюю девчонку с торчащими косами, укравшую стрелы оруженосца, потому что ей не позволили стрелять. В свою очередь он поделился своими проделками. Как в детстве постоянно пробирался в Драконье Логово, чтобы посмотреть на драконов, ведь своего тогда ещё не было. Как подсыпал дорнийского перца в постель старшего брата, и тот неделю чесался. Она покатывалась со смеху, представляя, как мучился его старший брат. — Мама сказала мне тоже самое, но я был так горд своей проделкой, что начал доказывать, что это был именно я. Эйгон потом месяц со мной не разговаривал. — Хотела бы я видеть принца Эйгона, страдающего чесоткой! — прыснула она. — Не вздумай рассказывать это ему, иначе попадёшь в его личный чёрный список. Они снова прыснули. А Эймонд чувствовал, словно тугой узел в его животе расслаблялся. — Вы не слишком дружили со своим братом, кажется? Внезапный вопрос заставил его удивлённо взглянуть на нее. — Мне показалось на балу, что вы не дружны, — поспешила оправдаться Анна. — Нет, на самом деле, у нас бывали проблемы, но он мой брат. И мы… общаемся. Прозвучало жалко. Не стоило обманывать себя, у них с Эйгоном не было ничего общего, кроме уз крови. Не будь они братьями, Эймонд бы и близко к себе не подпустил того. Эймонд знал обо всех пороках, обо всех слабостях его низменной души. Но он был его братом, и он был Таргариеном. И Эймонд любил его в какой-то степени. Однако другом он бы его не назвал даже с натяжкой. Анна смотрела на него с пониманием. Ему не понравился этот взгляд — в нем ему почудилась жалость, и он нахмурился. Анна, словно прочитав его эмоции, улыбнулась и устремила взгляд вдаль. — Когда я была ребёнком, я очень хотела, чтобы у меня была сестра или брат. Но мейстеры запретили матери иметь детей. А я капризничала, плакала, что хочу сестру. Когда родителей не стало, я подумала, что будь у меня сестра или брат, я была бы не настолько сиротой, что ли? Но потом я вспомнила, что у моего отца было два брата и сестра. Но он все равно всегда казался мне сиротой. Братья и сестры не всегда означают семью. Она хмуро смотрела вперёд, сощурившись. Лёгкое настроение улетучилось. Эймонд догадывался, какие мысли роились в её голове. Стоило ли спросить? Она сама подвела разговор к этому руслу. Спроси, и разом развей все иллюзии. Пойми, что она такая же грязная, как и твои племянники-бастарды. Но Эймонд молчал, глядя в небо. — Ты ведь слышал слухи. Твой брат тебе рассказал в тот вечер на балу. Эймонд вздрогнул. Нет, молчи! Я не хочу слышать! Я не просил тебя об этом! Однако Анна продолжала, безжалостно вскрывая корки со своих собственных ран. А потом сыпала на них соль, чтобы вновь почувствовать эту боль как в первый раз. Чтобы понять, что она настоящая. Не фантом давно отрубленной конечности. — Хотелось бы мне сказать, что это ложь. Но правда в том, что я не знаю правду, — её голос звучал глухо. — У меня никогда не хватало смелости спросить. Я из того трусливого сорта людей, что предпочитают жить в мире иллюзий, чем столкнуться с жестокой реальностью. Наступило молчание. Анна прикрыла глаза, подставляя лицо теплому ветру. Её лицо не выражало ни боли, ни обиды, ни даже страха. Оно выглядело умиротворенным. Словно она освободилась от оков. — Зачем ты мне это рассказала? Бесцветный голос коснулся её волос, как ветер, и пронес по её коже россыпь мурашек. По её щеке скатилась слеза. Теперь было самое время уйти, не дожидаясь, пока её прогонят. — Подумала, что лучше, если ты услышишь это от меня. — Я просил об этом? — зло спросил Эймонд. Он придвинулся к ней, взял за плечи и резко развернул к себе. Она широко раскрыла глаза, удивленная его порывом. Его взгляд метался по её лицу и замер на её губах. Они были близко, так преступно близко, что он готов был проклясть себя — или её — за одно единственное прикосновение к ним. Мучительно медленно он нагнулся к ней, заглянул в эти ее огромные глаза, будто спрашивая разрешения, хотя отказ вряд ли остановил бы его сейчас. А потом, закрыв свой единственный глаз, он накрыл её губы. И сразу почувствовал, как едва ощутимый разряд тока прошёл от его губ по всему телу. Целуя медленно и осторожно, пробуя на вкус, он почувствовал, как она неуверенно ему ответила. Одной рукой зарывшись в её волосах, он притянул её к себе, углубляя поцелуй. Сколько это продолжалось, он не знал, но, когда он оторвался от неё, в ушах у него звенело, а сердце бешено билось в груди. Тяжело дыша, он прислонил её лоб к своему, ощущая, как под рукой быстро-быстро билась жилка на её шее. Да и сама она дышала так же, как и он, с надрывом. Отклонившись, он взглянул ей в глаза, и… похолодел. В её глазах был страх. Самый настоящий ужас. — М-мне пора, — пробормотала она, и высвободившись из его рук, быстро, как только могла, спустилась вниз. Бросилась к привязанному коню, развязала узды, вскочила и галопом умчалась в сторону города. А Эймонд так и остался сидеть на Вхагар, не понимая, что сейчас, черт возьми, произошло. Наши дни. Анна задумчиво смотрела в широкое окно. Сейчас по его обратной стороне стекали капли дождя, и Анна следила за тем, как эти капли чертили дорожки на стекле, отрешенно думая, какая из капель стечет раньше. Некоторые из них неожиданно меняли траекторию, сливались с другой такой же одинокой каплей, чтобы, объединившись, они под их общей тяжестью быстрее проложили путь к самому концу. Анна коснулась пальцами стекла — холодное. Интересно, пламя дракона способно его согреть, не взорвав? Это ведь дом дракона, здесь все должно быть привычно к его жару. Пламя не способно убить дракона. Так говорят. Но что сделает оно с ней, потерявшейся и запутавшейся девочкой, так неосторожно полюбившей дракона. Всё эти запутанный мысли целый день бродили по просторам её разума. С отъезда Эймонда прошло четыре дня, и ровно четыре дня не было никаких новостей. Мейстеры сообщили, что в Штормовом Пределе разразилась сильнейшая за последние десять лет буря. Потому и нет воронов — в такую погоду не долетят. А принц Эймонд, как видно, решил также не рисковать и благоразумно переждать бурю в замке Баратеона. Эти рассуждения должны были успокоить её, но никак не помогали на деле. Анна впервые поняла смысл фразы «кошки скребут на душе». Единственным человеком, разделявшим её беспокойство, была Королева-мать. Впервые со дня своей свадьбы Анна и Алисента были на одной волне. Алисента на третий день даже велела послать ворона в Штормовой Предел, несмотря на заверения мейстеры, что это бесполезно. Разумеется, никаких вестей пока не было. Отто также тревожился. Но Анна дала бы руку на отсечение, что тревога его была связана не с внуком, а с возложенной на него миссией, о результате которой не было ничего известно. И только король не терял хорошего расположения духа. Похлопывая по задницам проходящих служанок, он с усмешкой говорил, что, если он хоть немного знает своего брата, то тот жив и здоров. А если тот хоть немного поумнел, то ещё и развлекается с одной из дочерей Борроса Баратеона. И это все говорилось в присутствии матери и невестки. Алисента, проявляя женскую солидарность или материнскую тревогу, огрызалась на реплики сына. А Анна лишь скрипела зубами и покидала зал. Она даже попробовала спросить у Хелейны о её голосах, не говорили ли они чего. Но Хелейна лишь качала головой и говорила, что вот уже сутки, как голоса умолкли. Хороший ли это знак? Она не знает, но обычно, голоса замолкают, когда предсказанное ими сбывается. Анна читала, когда служанка сообщила, что королева просит её в свои покои. Неожиданное приглашение, мягко говоря, напрягло девушку. Алисента ни разу специально не пригласила её к себе, кроме того единственного раза, о котором Анна предпочитала не вспоминать. Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы королева пожелала её видеть. Анна, вздрогнув, вспомнила о письме, которое она четыре дня назад отправила дяде. Была ли возможность, что это письмо перехватили? Кити вернулась через несколько часов, сказав, что все выполнила, а значит такая вероятность была невелика. Но если письмо перехватили уже после, тогда у Анны серьезные проблемы. Так или иначе надо было идти и блефовать, как ее учил отец, когда они играли в карты по вечерам. Но Анна все же волновалась, когда переступала порог королевских покоев. Покои Алисенты сильно отличались от комнат Эймонда и Анны. Здесь все было чуть более помпезным, чуть более вычурным, чуть более зелёным. Когда Анна вошла, в кабинете, помимо королевы-матери, оказался ещё и десница с Эйгоном. Одного взгляда на них хватило, чтобы понять, что произошло что-то ужасное. Десница был мрачен, как никогда. Алисента сидела за столом, обхватив руками голову. Эйгон же… По нему сложно было понять, беспокоит ли его что-то или он думает об ужине. — Ваше Величество, — произнесла Анна, и против воли голос её дрогнул. Королева сделала неопределённый жест рукой, что должно было, скорее всего, означать «мы тебя заметили». Десница бросил на нее хмурый взгляд и кивнул. Анна сделала несколько шагов, подходя ближе. — Ну вот, Анна тоже здесь, — подал голос Эйгон, который, судя по выражению его лица, уже терял терпение. — Кого мы ещё ждём? Может скажете, наконец, зачем вы нас собрали? Уже достаточно поздно для семейных встреч. — Мы получили письмо из Штормового Предела, — отозвался Отто, даже не удостоив внука взглядом. — И? Что они пишут? — изучая свои ногти, спросил Эйгон. — Готовы они присягнуть своему королю? Анна, услышав слова десницы, едва сдержала похожий поток вопросов. Остановило её абсолютно безрадостное выражение Отто и Алисенты. Похоже ответ был не тем, что они ожидали услышать. Если Штормовой Предел им отказал, это было очень опасно, очень критично. Но что же тогда с Эймондом? Почему он сам не вернулся? Все эти вопросы пронеслись в ее голове в доли секунды. — Они присягнули тебе. Младшая дочь Борроса Баратеона выйдет за Дейрона, и союз будет закреплён. Отто сделал паузу. На этот раз Эйгон тоже не торопился перебивать его, видимо, почувствовав неладное. Анне же хотелось наорать на старика за его неторопливость. — На этом хорошие новости заканчиваются, и начинаются плохие. Пока Эймонд гостил у Баратеона, к последнему прилетел также Люцерис Веларион от Рейниры. Боррос отказался присягать ей, и мальчишка сразу же улетел. Но Эймонд, по словам мейстера Штормового Предела, поспешно распрощался и полетел следом за ним. По его словам, между Эймондом и Люцерисом произошёл некий инцидент, прежде чем они улетели. — Еще одна тяжелая пауза. — А сегодня на рассвете на берегу рыбаки обнаружили крыло и хвост Арракс, дракона Люка. Самого мальчика нигде не было. Анна не сдержала вскрик, прижав руки ко рту. Боги, этого не может быть! Пожалуйста, пусть это будет ошибкой! — А что с Эймондом? — она сделала несколько шагов в сторону десницы. Сейчас она не видела ничего, кроме его немолодого лица. Тот бросил на неё короткий взгляд, прежде чем вновь отвернуться, и, не глядя, закончить: — Про Эймонда нечего не известно. Он покинул Штормовой Предел вчера вечером в самый разгар бури. С тех пор его никто не видел. — Что это значит? — настойчиво спросила она. — Всё сейчас указывает на то, что Эймонд убил Люка. Анне показалось, что из комнаты разом выкачали воздух. Иначе никак не объяснить почему ей не хватает воздуха. Он не мог этого сделать. Он не убийца. «Обещаю, что если мне откажут, я даже не буду сжигать Штормовой Предел» Он не стал бы убивать племянника. Эймонд не убийца. Не убийца. Он не мог этого сделать. Голова пошла кругом, комната начала вращаться вокруг неё. Анна не заметила, как чьи-то руки подхватили её, как она оказалась сидящей на стуле, и кто-то подсовывал ей стакан с водой. — Я тоже не верю, что Эймонд мог такое сделать, — раздался над головой взволнованный голос Алисенты. Она что бормотала все это вслух?! — Я и сам не хочу в это верить, Алисента. Но, боюсь, для Рейниры наши слова будут значить не больше, чем карканье ворон! Её сын, скорее всего, тоже мёртв, от его дракона остались лишь кусочки. Кто или что могло сотворить подобное с драконом, если не другой дракон? Если Эймонд знает, что там произошло и может дать внятное объяснение, то сейчас самое время! Вот только где он? Впервые на своей памяти Анна слышала, как Отто Хайтауэр кричал. Но сил, чтобы ответить что-то у неё не было. Понемногу мир вновь начал обретать чёткие очертания и перестал кружиться. Анна начала прислушиваться к повышенным голосам. — Мы должны написать Рейнире и объяснить, что… — Объяснить что, мама? Даже я понимаю, что Рейнира не станет слушать. — Нет, она выслушает! Эйгон, лишь презрительно скривившись, отвернулся. — Твоя вера в Рейниру и привела нас к этой ситуации, Алисента! — Моя вера?.. — опешила королева от внезапного обвинения своего отца. — Да! Я предлагал тебе послать моим людям на Драконьем Камне приказ еще до коронации твоего сына. Я говорил, что, если не убить их всех сразу, это непременно выльется во что-то ужасное, и вот пожалуйста, — он демонстративно развёл руками, словно придавая так силу своим словам. — Теперь точно начнётся война, только умрёт на ней намного больше людей! — Ты предлагал убить невинных людей! — закричала королева, вскакивая с места. — А сейчас умрёт множество НЕ невинных людей. Какая разница, невинны они или нет, если они все равно умрут?! Я хотел избежать смертей среди нас! — Отто ткнул в неё пальцем. — Но, когда я пытался защитить нашу семью, ты думала только о том, как бы не поступить нечестно по отношению к своей подруге детства! Теперь твоя подруга нашлет на нас всех своих драконов, и позволь тебе напомнить, что их у нее больше. Алисента закрыла лицо руками. Этот жест — попытка отгородиться от жестокой реальности — вызвал жалость в Анне. Она медленно поднялась, боясь, что у неё вновь закружится голова. Как ни странно, чужие крики и чужое отчаяние заставили её взять себя в руки. Она встала рядом с королевой, глядя прямо в лицо Отто: — Её Величество сделала все правильно. Она отказалась становиться убийцей. Это сильный поступок, ибо только сильные люди способны поступать правильно, когда путь жестокости и подлости намного проще, — она перевела дыхание. — И если вы не в состоянии понять этого, сир Отто, это говорит лишь о низости и трусливости вашей души. Отто изумленно уставился на неё, на миг забыв даже о своём гневе. Ещё никогда Анна так открыто не выступала против него, так откровенно не оскорбляла. Алисента, также не ожидавшая помощи от невестки, выглядела одновременно шокированной и благодарной. А Анна сейчас, как никогда, чётко поняла, что дядя Сэмвел мог быть прав — Отто Хайтауэр был вполне способен убить неугодную жену. Неизвестно, отразилось ли это в её глазах, но выражение лица Отто резко изменилось. Он оценивающе посмотрел на неё, словно видел впервые, а потом прошептал: — Интересно. Эйгон внезапно расхохотался. Три изумлённых взгляда уставились на него. — Ей богу, я никак не мог понять, что мой брат нашёл в ней. Но теперь, кажется, понимаю, — он искренне улыбнулся Анне, но уже через мгновение, посерьезнев, отвернулся к деду. — Всё, что произошло, уже произошло. Бессмысленно сотрясать воздух в бесполезных криках. Сейчас нужно найти Эймонда, пока до него не добрались чёрные. Это была первая здравая мысль, которую от него услышала мать. *** Ярко-голубое небо было первым, что он увидел, когда открыл глаз. Издалека доносился крик чаек. Все тело болело так, словно по нему прошёлся табун лошадей, не меньше. Эймонд попробовал пошевелить ногой, но ноги не слушались. Даже руки казались налившимися свинцом. Он лежал на спине, точнее полулежал, потому что, как он понял спустя целую минуту, он все ещё был в седле. Пара минут потребовалась на то, чтобы вспомнить, что произошло. Тихо застонав, Эймонд сделал над собой нечеловеческое усилие и с третьей попытки смог выпрямиться. Одно это движение вызвало в нем такую боль, что он всерьёз засомневался, жив ли он вообще. Оперевшись локтями о выступ седла, он поднял голову и осмотрелся. От яркого солнца глаз слезился. Голова раскалывалась от малейшего движения. Прикоснувшись к левому глазу, он понял, что повязки на втором глазу не было. Зато сапфир был на месте. Он бы усмехнулся подобной иронии, если бы прямо сейчас был бы способен ее оценить. На левом виске он нащупал корочку запекшейся крови. Некоторое время понадобилось, чтобы привыкнуть к яркому свету. Он был на каком-то поле. С двух сторон возвышался высокий сосновый лес, справа было видно море издалека. Эймонд потряс головой. Последнее, что он помнил, как во Вхагар попала молния, и они начали падать. Но она была жива, он чувствовал это по её неровному дыханию под собой. Она тоже заметила, что он очнулся. Откуда он это знал, он бы не смог объяснить. Но связь между драконом и всадником на то и считалась необъяснимой. Что было до этого? Тут воспоминание обрушилось на него, с оглушающим звоном ударившись об черепную коробку. Эймонд вновь глухо застонал, прислонившись лбом к седлу. Он, мать его, убил Люка Велариона. Убил сына Рейниры, своего племянника. Того самого мальчишку, с которым они росли вместе, тренировались вместе вплоть до того момента, пока его мать не переехала на Драконий Камень, спасаясь от косых взглядов, преследовавших её. Нет, он не питал к Люку хоть сколько-нибудь тёплых чувств, а после того, как тот выколол ему глаз в порыве детской драки, Эймонд и вовсе испытывал к нему нечто среднее между отвращением и ненавистью. Если бы он услышал, что Люцерис Веларион упал со скалы, раздробив себе череп, он бы даже не расстроился. Но быть его убийцей Эймонд точно никогда не желал. Он, блять, просто хотел попугать парня. Поиздеваться, как когда-то в далёком детстве они издевались над ним. Даже угроза забрать его глаз не была серьёзной. И что теперь будет? Что будет, когда Люк не вернётся домой? Они пошлют воронов в Штормовой Предел, может даже пошлют кого-то. И тогда кто-нибудь из всех тех людей, собравшихся у Борроса, расскажет, как он, Эймонд, требовал у Люка глаз, как он улетел сразу после Люка. И чёрным не потребуется много времени, чтобы сложить два плюс два. Доказать, что убийство Люка не было спланировано, не представлялось возможным. Кто поверит, что Вхагар вышла из-под контроля? Да, никто! Он облажался. Всё это означало лишь одно: скоро будет война. На этот раз она уже не стояла над ними незримым призраком, что ощущался по колебаниям частиц воздуха, пропитанного злобой и жаждой власти. На этот раз, она, приняв грозные очертания банши, готовилась обрушиться на них со всей своей беспощадностью. Здравый смысл подсказывал, что война с большой долей вероятности была неизбежна. Рейнира никогда не смирилась бы с потерей трона. Но теперь все будет выставлено так, будто это они ее развязали. Ему нужно было поскорее вернуться в Красный Замок. Он даже не представлял, сколько времени пролежал без сознания. Однако то, что солнце было в зените, и одежда на нем успела частично просохнуть, говорило о том, что прошло уже по меньшей мере полдня. Эймонд с трудом отвязал цепи и, сквозь зубы зарычав от боли, поднялся. Непослушными ногами он зацепился за верёвки и начал спускаться вниз. Это заняло какое-то время. Когда его ноги коснулись земли, он рухнул на землю. Один только спуск выбил из него все силы. Пару минут Эймонд пытался отдышаться, потом, опираясь на Вхагар, поднялся. Его левая нога нещадно болела каждый раз, когда он на нее опирался. Он, конечно, не мейстер, но предположил, что растянул ее при падении. Голова кружилась. Обойдя её, он попытался определить масштаб катастрофы. Вхагар, выглядела относительно целой, учитывая, что она упала с огромной высоты и проехалась по земле несколько метров. Учитывая, что она едва не поджарилась. К слову, от неё тянулся огромный длинный ров, глубиной, по меньшей мере, двадцать метров. Её хвост выглядел слегка почерневшим, видимо именно туда и попала молния. В остальном, вроде не так уж и плохо. Правда, Эймонд читал, что молния, попав в человека, больше разрушает его внутренности. Но как обстояли дела с драконами, он не имел ни малейшего понятия. Быть может их чешуя защищает? — Вхагар, ты можешь лететь? Вхагар моргнула своими огромными глазищами, потом начала с трудом подниматься. Она сделала несколько неловких движений крыльями, едва не задев его, прежде чем широко развести их в стороны и взлететь. Взлететь-то она взлетела. Однако пролететь далеко ей не удалось. Через сотню метров она так же неловко приземлилась на землю. Дело — дрянь. Уйти без Вхагар он не мог, во всех смыслах этого слова. Нужно было найти подмогу. С этими мыслями он заковылял в сторону моря, там наверняка найдутся рыбаки или моряки. *** Он шёл уже больше часа по берегу, но так и не наткнулся ни на одно человеческое лицо. Где-то по дороге он нашел довольно крепкий сук и теперь опирался на него при каждом шаге. Нестерпимая жажда начала мучать его, и мысль, что идти к берегу было, возможно, ошибкой, непрошено билась в мозгу. Но он был уверен, что в этой части моря должен быть какой-то причал, где рыбаки держат свои лодки. Потому Эймонд продолжал упрямо идти вперёд, осознавая, что возвращаться у него уже сил не будет. Он бы, может быть, уже сдался с десяток раз, если бы не одна мысль. Скоро будет война. И он должен вернуться домой, чтобы защитить дорогих ему людей. Мать, Хелейна… Анна. Анна. Он должен защитить их. В те мгновения, когда он готов был упасть на землю без сил, он воскрешал в мыслях образ Анны, и это давало ему силы сделать следующий шаг. А потом следующий. И еще. Когда он уже отчаялся кого-то найти, вдали ему почудились размытые силуэты. Эймонд прищурился, но зрение подводило, как, впрочем, и все остальное. Он сделал ещё несколько неверных шагов в их сторону, когда они его заметили. Лишь заметив, что силуэты начали приближаться к нему, он понял, что спасен. Эймонд подался вперед. И тут же упал без сознания. Когда он вновь очнулся, то обнаружил себя в лачуге с деревянной крышей. Сквозь отверстия в этой крыше в комнату проникали солнечные лучи. В комнате кто-то был, это было ясно по громыханию посуды. Слегка повернув голову, Эймонд увидел сгорбленную фигуру мужчины в дальнем конце комнаты. — Воды, — прохрипел Эймонд. Громыхание тут же прекратилось. К нему торопливо подошёл морщинистый старик, которому на вид было лет сто. Длинная борода доставала ему до пояса. — Вы очнулись, мой принц. Сейчас я дам вам воды, обождите. Он притащил кувшин и глиняную кружку, из которой и напоил Эймонда. Выпив воды, Эймонд сразу почувствовал себя намного лучше. Откинувшись обратно на подушку, он глубоко задышал. — Где я? — Вы в моём доме, принц, — Эймонд не удивился тому, что старик его узнал, валирийская внешность говорила за себя. — Я местный рыбак, Старик Боб, так меня называют, — он обнажил наполовину беззубый рот в улыбке, но сразу посерьёзнев, продолжил: — Вам не следовало лететь прошлой ночью, принц. «Ты даже не представляешь, насколько ты прав, старик» — подумал Эймонд, а вслух произнес: — Сколько времени я пролежал без сознания? — Почти весь день. Значит, вести точно уже дошли до Драконьего Камня. Проклятье! — Я должен вернуться домой. Мне нужна твоя помощь. — Я сейчас же пошлю своего внука в замок, если угодно, и сообщу лорду о том, что с вами приклю... — Не надо, — покачал он головой, — просто обработай мои раны, старик, и раздобудь мне овцу. Двух овец. Старик Боб, оказался просто посланием богов. Он лечил его, кормил. На его лодыжку он наложил какую-то поистине волшебную мазь, сразу снявшую боль. А к вечеру его внук привёз двух овец. Эймонд, опираясь на трость старика, вместе с парнишкой, тянувшим за собой животину, пошёл обратно к Вхагар. Та лежала там же, где он её и оставил. При виде них она только безразлично моргнула. Малец, завидев гигантского дракона, испуганно попятился, едва не выпустив из рук веревку. — Спокойно, она тебе ничего не сделает, — усмехнулся Эймонд. — Дай сюда верёвку. Подведя овец к Вхагар, он произнёс негромкое «дракарис» и следующие десять минут наблюдал, как Вхагар поглощала свой ужин. Она все ещё не могла далеко лететь. Но Эймонд знал, что ей не понадобится много времени, чтобы поправиться. В конце концов, Вхагар — дракониха самой Висеньи Таргариен. Она и не через такое проходила. Но похоже ещё одну ночь ему придётся там переждать. Через два дня Вхагар, наконец, полетела. Все это время Эймонд жил у Боба. Его нога полностью поправилась и почти не болела. Он даже немного привязался к доброму старику. Старый рыбак ничего не попросил у него, когда Эймонд, уходя, спросил, что он желает за спасение принца. Старик лишь улыбнулся и покачал головой. Эймонд этого не понимал, как можно так безвозмездно делать добро. Раз помог, так попроси платы — это честно. Его черствая душа не умела этого понимать. Усмехнувшись, он подумал, что Анна бы даже не удивилась подобному, а потом начала бы растолковывать ему, что мир не состоит лишь из корыстных людей. И все же, уходя, он на прощание снял с пальца фамильный перстень: — Держи старик. Если тебе или твоему внуку когда-нибудь понадобится моя помощь, просто назови мое имя и покажите это кольцо любому в Королевской Гавани. Вас сразу же проведут ко мне. Старик Боб с улыбкой принял перстень. — Береги себя, молодой принц. Ибо твой путь будет тернист. И помни, ты должен научиться прощать. Тёплый прибрежный ветер подхватил последние слова старца и унёс их вдаль. Эймонд не знал, что сказать. Это сейчас было пророчество? Старик, стало быть, провидец? Так и не решив, что стоит говорить в таких случаях, Эймонд просто кивнул и пошёл к Вхагар. *** Если бы Рейну Таргариен спросили, что из себя представляет дом дракона, она ответила бы, что он подобен кораблю, дрейфующему в Узком море. Внешне он кажется неподвижным, но на самом деле у него нет и никогда не было якоря — он постоянно перемещается. Не людьми, не их безграничным, казалось бы, разумом, а силой безжалостных стихий. Его может прибить к безопасному берегу, а может унести в самые опасные воды. Если бы у неё спросили, она бы ответила, что дом дракона и есть эта стихия. Но её не спрашивали. На самом деле вот уже сутки, как на Драконьем Камне никто никого ни о чем не спрашивал. Тишина — оглушающая своей пронзительностью, звучала в замке, где она выросла. И эта тишина была хуже самого надрывного крика. Ибо таила в себе больше отчаяния, больше боли. И больше обещаний. Люк был мёртв. Об этом им сообщили мейстеры Штормового Предела. Они боялись, что их обвинят в смерти принца Велариона, и поспешили откреститься. Принц покинул замок в целости и сохранности. Что было после неизвестно, но, когда буря улеглась, к берегу волнами прибило крыло и хвост Арракса. Больше ничего. Когда эти страшные слова были произнесены, Рейнира некоторое время не двигалась, словно оглушенная и непонимающая смысла сказанного. А потом она, не произнеся ни слова, слегка покачивающейся походкой вышла из комнаты. Ее попробовали было окликнуть, но она лишь взмахнула рукой. Слова были лишними. Ее отец, Деймон потребовал более подробного объяснения. Но сразу же за собственным вороном, не дожидаясь, вылетел сам на Караксесе. Его не было весь день. Весь этот день они с Беллой не оставляли Рейниру одну. На неё было страшно смотреть. Она казалась живым мертвецом, настолько безжизненным был её взгляд. Она не проронила ни слова и не взяла и крошки в рот. Она казалась за сутки постаревшей на десяток лет. Люк был женихом Рейны, но она и близко не могла представить, что должна чувствовать мать, потерявшая своего ребенка. Деймон вернулся ещё более мрачным, если это было возможно. Пройдя в комнату, где они сидели, он встретился глазами с Рейнирой. На один безумный миг в ее глазах вспыхнула бешеная надежда. Но она потухла, когда он опустил глаза. Он рассказал, что в замке гостил Эймонд, что он насмехался над Люком и требовал отдать ему глаз, а после полетел сразу следом за ним. Это все, что знали на Штормовом Пределе. Все это Деймон постарался передать так коротко, как только мог. Сухо, без тех подробностей, которые ему сообщили свидетели. Ах да, и ещё Баратеоны теперь были на стороне зелёных. Рейнира, услышав эту новость, никак не отреагировала. Она молча слушала его короткий рассказ, а когда он закончил, она молчала целую минуту. В конце Деймон, вздохнув, велел дочерям оставить их наедине. Рейна и Бейла, обе с красными от слез глазами, послушно вышли, но, не сговариваясь, пошли к западной стене гостиной. Там было небольшое витражное окно, через которое можно было наблюдать, что происходит внутри. — Рейнира, посмотри на меня, — мягко произнёс Деймон, опустившись перед ней на одно колено. — Он не хотел быть наследником Дрифтмарка. Говорил, что недостоин, что истинные Веларион любят море, а у него на него морская болезнь. Говорил, что не сможет управлять. А я убеждала его, что это ерунда, что в его возрасте я тоже сомневалась. Думала, у него ещё есть время, — её голос сорвался. — Есть время… Она не смотрела на него, её взгляд будто был припаян к одной точке на ковре. — Рейнира, — вздохнул Деймон, — любовь моя, прошу не надо. Ты ни в чем не виновата. — Я послала его! — Рейнира перевела на мужа воспаленные глаза, в них читалось безумие. — Я велела ему лететь туда. Говорила, что его ждёт тёплый приём. Она хрипло неверяще рассмеялась, словно поражаясь своей глупости. — Он не хотел лететь. Джейс хотел, но не он… — Рейнира закрыла лицо руками, её пальцы впивались в тонкую кожу, оставляя на нем царапины, но Рейнира этого даже не замечала. Деймон не знал, как можно утешить женщину, которую любил больше жизни. Сейчас он не смог бы дать ей ничего, что успокоило бы её душу. Кроме… — Я отомщу за Люка. Рейнира не сразу отреагировала, понадобилось несколько секунд, чтобы смысл слов дошёл до неё. Потом она подняла на него взгляд, в котором читался приговор. Деймон хорошо понял этот взгляд. — Даю тебе слово. Эймонд Таргариен будет страдать. Око за око. — Око за око, — эхом повторила Рейнира.