Дом Дракона. Узы

Приблизительно год назад. — Говоришь, ему можно доверять? — вопросительно взглянул на Ройса Джейс. — Он много лет дружит с отцом, — пожал плечами тот, — Отец говорит, Бриклэйер ненавидит Отто и никогда не станет его поддерживать. — Я спросил, можно ли ему доверять, а ты говоришь, кого он ненавидит. Ненависть к деснице не исключает его возможной ненадежности. Они сидели у костра чуть поодаль от палаток и могли спокойно говорить, не боясь быть услышанными. Весь день мужчины провели на охоте, загоняя кабана, но тот в последний момент ускользнул от них. И сейчас благородные лорды и леди собрались в палатках, в которых раздавался смех и звучала музыка, а молчаливые лакеи разливали бесконечное вино. Уже давно стемнело, но никто не торопился ложиться спать, вдалеке у большего костра сидело еще несколько человек, а минут пять назад они заметили Эйгона Таргариена, который нетвердой походкой шел в сторону окраины лагеря, что-то пьяно напевая под нос. — Он не производит впечатление ненадежного человека, — задумчиво протянул Ройс, — Думаю, стоит дать ему шанс. В конце концов, он может быть очень полезен, теперь, когда мой отец себя скомпрометировал. Ройс недовольно поморщился, говоря это. Его отец был бесконечно предан Рейнире, но преданность эта отливала некоторой агрессивностью. Особенно когда речь заходила о принцессе, и кто-то смел нелюбезно о ней высказываться. — И чем же он может быть нам полезен, — Джейс был настроен более скептически, — Он не приближен ко двору, да что там, он даже не проживает в столице! Конечно, нам нужны преданные люди, но этот Бриклэйер предлагает не просто свою преданность, он предлагает себя в качестве шпиона, — Джейс, и без того говоривший тихо, перешел на шепот, — Что, если он на самом деле сторонник зеленых, и это какая-то хитроумная уловка? — Понимаю, твои опасения, друг мой, но, не кажется ли тебе, что зеленые подослали бы к тебе кого-то более, как бы это сказать, ожидаемого? — Ройс пригнулся к Джейсу, — Сэмвел сказал отцу, что у него есть некий план, как проникнуть в самое сердце зеленых, так глубоко, как нам еще не удавалось. Джейс, в это время подбрасывавший поленья в начавший угасать костер, удивленно взглянул на него. — И что же это за способ такой? Ройс вновь пожал плечами. Джейс подумал, что это любимый способ самовыражения у молодого Касвелла, который вообще отличался потрясающим безразличием ко всему на свете. Иногда Джейсу казалось, что его друг из тех, кто, случайно упав в реку, просто закинет руки за голову и будет плыть на спине, позволяя течению уносить себя, просто чтобы узнать, где устье этой реки. — Понятия не имею. Понаблюдаем. — Понаблюдаем. Я передам матери его предложение, — вздохнул Джейс, выглядя при этом не сильно воодушевленным, а потом, вспомнив о чем-то, спросил, — А его племянница разделяет его взгляды? Настал черед Ройсу удивляться. — Откуда мне знать. Молодых девиц обычно не посвящают в такие разговоры. Да и зачем тебе это? Или она тебя заинтересовала? — он лукаво улыбнулся. — Глупости. Просто не каждый день встретишь девушек, которые не боятся бросить вызов нашему одноглазому дяде. — Значит, заинтересовала. — ухмыльнулся Ройс. — Мне об этом ничего не известно. Один раз Бриклэйеру понадобилось встретиться с отцом, и чтобы не вызывать подозрений, он привел ее с собой. Все выглядело так, будто бы нас собираются поженить. — Ройс прыснул, — Не удивлюсь, если она сама навоображала себе что-то такое. — А ты и рад был подыграть. — усмехнулся Джейс, зная слабость друга к хорошеньким девушкам. — Она не в моем вкусе. Так что можешь оставить себе. Джейс в ответ только закатил глаза, понимая, что проще отучить Эйгона от выпивки, чем переубедить друга. К тому же Анна Бриклэйер и правда привлекла его внимание. В голове пронеслась шальная мысль, а почему бы и нет? А Ройс, кинув на него взгляд, промолчал о слухах, ходивших вокруг ее семьи. Он вообще считал недостойным рыцаря распространять ничем и никем не подтвержденные слухи, портя репутацию вполне милой девушки. *** Не подозревающая, что стала предметом пристального наблюдения, Анна в это время стояла в темноте леса в ожидании Эймонда. С каждой прошедшей минутой ее настроение стремительно падало к нулю, а желание прибить одного принца росло, как золото Ланнистеров. Началось все с того, что его мальчик-слуга, пробегая мимо, ловко, а главное совершенно беспардонно впихнул ей в руку маленькую записку. Проводив наглого сорванца взглядом, Анна философски заключила, что ничего иного от слуги Эймонда Таргариена можно было не ждать. В записке Эймонд, назначил встречу, как всегда, лаконично: «Пятьсот шагов к югу от лагеря, широкий дуб с огромным дуплом. На закате. Э.Т.». Спасибо хоть инициалы поставить не забыл, хоть в чем-то можно быть уверенной. А вот сколько в этом лесу может быть дубов с дуплами, он, по всей видимости, задумываться не стал. Тем не менее ближе к закату Анна ускользнула от зоркого ока Маргарет и направилась в указанном направлении. И тут ее ждал сюрприз. Оказывается, широких деревьев здесь и правда было не много, так что ошибиться Анна не смогла бы при всем желании. Но от осознания, что и в этом он не прогадал, а все просчитал, Анна только рассердилась еще больше. Ну неужели нельзя было хоть раз сглупить?! После его утренней выходки со спором она и так была на него зла, а теперь уже во всех красках представляла, что ему скажет. И вот сейчас она стояла перед пресловутым дубом — с дуплом (!) — и медленно теряла терпение. Потому что солнце уже успело зайти, а его все еще не было. Твердо решив, что подождет его еще пару минут, Анна прождала еще десять, прежде чем услышала шорох травы и выглянула из-за дерева. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять, что он страшно раздражен, если не сказать больше. И это мигом сдуло ее желание устроить ему заслуженную взбучку. — Прости, что опоздал. Испугалась? — он взял ее лицо в руки. Ну, вот так всегда. Стоит ему появиться, стоит посмотреть на нее с этой безумной смесью нежности и ласки, она таяла, забыв причины своей злости. Это точно нормально? — Испугалась, — обиженно пробормотала она. — Уже стемнело, и мимо меня дважды пробежал заяц, и я… Эймонд, запрокинув голову, расхохотался. — Значит, бесстрашная воительница испугалась кролика? И как же вы, миледи, собираетесь охотиться на кабана? — Во-первых, — мейстеровским тоном начала Анна, — Заяц, а не кролик… — Я так и сказал, — ухмыльнулся Эймонд. — А заяц больше кролика. Во-вторых, я не собиралась участвовать ни в какой охоте. Это все Ройс Касвелл со своей манерой привирать. — Эймонд снисходительно кивнул, — В-третьих, почему ты опоздал? — решила она перейти к нападению. Эймонд сжал челюсть, отчего на скулах заиграли желваки, но лгать не стал. — Мой безмозглый братец надрался и полез к какой-то служанке, а она оказалась… не из доступных. Глаза Анны расширились. — Он же ее не… — Он не успел, — жестко отрезал Эймонд. — Твой брат отвратителен, — с презрением скривилась Анна. Эймонд промолчал. Он знал всю подноготную своего старшего брата. Знал его пристрастие к женщинам, как и то, что пристрастие это не всегда носило невинный характер. Порой Эймонд испытывал к нему отвращение, но никому не позволял говорить о нем плохо при себе. Почти никому. Только Колю, а теперь еще и Анне. — В пекло Эйгона, иди сюда. — с этими словами он прислонился к дереву и привлек ее к себе, приобняв за талию. — Эймонд, зачем ты меня позвал? Это опасно, ты же знаешь. Нас могут увидеть. — Что же тогда скажет Ройс Касвелл? — усмехнулся Эймонд, только слова эти прозвучали и в половину не так язвительно, как он бы хотел. И, конечно же, Анна насторожилась. — Что-то случилось? Эймонд чуть поморщился, как от головной боли. — Недавно пришло письмо, что отцу стало хуже, и они с матерью не приедут. Болезнь короля ни для кого не была секретом. Вот уже год, как он не выходил в свет, ходили слухи, что его поразила некая уродующая хворь. Однако насколько тяжело на самом деле было состояние короля, никому не было известно. Эймонд не любил говорить об этом, а Анна не спрашивала, прекрасно понимая, сколь неуместным было бы подобное любопытство. — Эй, все будет хорошо, — прошептала она, — Твой отец еще молод, он справится. Она не сказала «король» или «его величество», неосознанно она сказала «твой отец». Потому что перед ней был человек, которого она любила, и который волновался за своего отца. Эймонд слабо улыбнулся и поспешил сменить тему. — Моя ненаглядная сестра тоже не приедет, хоть это радует. — Говорят, ее младший сын заболел, — с легким укором произнесла Анна, на что Эймонд только фыркнул, всем своим видом демонстрируя недоверие. — У нее болезнь врунства, причем очень давно. Зато подослать своих бастардов она не забыла, — Эймонд не заметил, как Анна напряглась в его объятиях. — Готов дать голову на отсечение, что они приехали шпионить. Держись от них подальше. — Почему я должна держаться от них подальше? — прохладно поинтересовалась Анна, и Эймонд, наконец, заметил холодок в ее голосе. — Потому что я так сказал? — шелковым голосом спросил он. Анна высвободилась из кольца его рук. — Ты не можешь указывать мне с кем общаться, а с кем нет. Я не твоя собственность, Эймонд. И тем более ты не можешь запрещать мне общество кого-то только потому, что они тебе не нравятся. — сдержанно произнесла она, и прежде, чем он что-то вставил, добавила, — Мне уже пора, пока тетя Маргарет не хватилась. Эймонд решительно не понимал, какая муха ее укусила. В его понимании это было в порядке вещей поддерживать своих. Анна — его, а значит его враги априори не могут быть ей друзьями. Не успела она сделать и пары шагов, как он нагнал ее и, схватив за локоть, легонько развернул, стараясь все же не делать ей больно. — Анна, может объяснишь, почему, стоит мне упомянуть стронговских бастардов, как ты выходишь из себя? — Вот опять! — Анна резким движением вырвала руку из его хватки, впрочем, он и не сильно сжимал. — Скажи, тебе доставляет удовольствие оскорблять их, величая бастардами?! Тут до него дошло. Это было как получить оплеуху, там, где не ждал. Забавно однако устроен человеческий разум. Если бы перед ним произнесли слово Веларион и попросили сказать первое, что пришло на ум, он бы, не задумываясь, выплюнул «бастард». А произнеси кто-то «Анна», он бы вспомнил сотню слов, ассоциировавшихся с ней, и среди них не было бы этого оскорбления. Потому он без задней мысли открыто кидался им в сторону племянников, не думая, что она может принять это на свой счет. — Анна… Анна, послушай, — он взволнованно обхватил ее лицо руками, — Это разные вещи… — Нет! Это одно и то же! — Анна сбросила его руки, — Ты заклеймил их бастардами, не имея никаких доказательств. Ты повесил на них табличку с этим отвратительным словом, хотя их собственный отец признал их! Чем же я отличаюсь от них? — Всем! — рявкнул Эймонд. Сама мысль сравнивать ее с ними, ставить на одну с ними линию была ему противна. — Ты всем отличаешься от них, от моей сестры, от всей их семейки! — сделав глубокий вдох, он продолжил чуть более спокойно, — Их происхождение написано у них на лице. Лейнор Веларион — беловолосый, темнокожий, фиолетовоглазый, с классическим валирийским носом, а его сыновья светлокожие, черноволосые, голубоглазые и курносые. Даже если бы боги захотели подшутить, у них вряд ли получилось сделать это так же хорошо, как это сделала Рейнира. Больших доказательств и не нужно. Знаешь, будь она обычной дворянкой, тень позора навсегда легла бы на ее семью, и никто бы даже не посмел заикнуться о возможности ошибки. А знаешь, что было бы, будь она крестьянкой? Ее бы выкинула на улицу собственная семья. Возможно, не после первого раза, но после второго уж точно. Так что единственное, что ее спасает, это наш отец-король, который любит ее больше всех остальных своих детей, вместе взятых! Он замолчал, выдохшись. А Анна смотрела на него во все глаза. — Значит, в этом причина твоей ненависти? — шепотом спросила она, — Не потерянный глаз, не детские обиды… А нелюбовь отца? Эймонд замер. Он словно собственноручно вложил ей в руки нож, которым она, не колеблясь, воспользовалась против него же. То, в чем он никогда бы не признался даже наедине с собой, Анна безжалостно облекла в слова и бросила их ему в лицо. Но хуже всего было то, что, произнося это, она смотрела на него с жалостью. Ему захотелось выколоть себе второй глаз, чтобы не видеть этого жалостливого выражения лица. — Эймонд… — Уходи. Анна, уже было сделавшая к нему шаг, остановилась. — Тебя будут искать. Возвращайся в лагерь. — Эймонд отвел взгляд. Ей его не понять. Пусть уходит с этим ее я-все-понимаю-взглядом. Видят боги, он не хочет сейчас видеть ни ее, ни ее жалость. Он всегда справлялся один. Через минуту зашелестела трава, и когда он обернулся ее уже рядом не было. Это была не первая их ссора. Но первый урок, который они друг другу преподали. Порой любви бывает недостаточно. Весь последний год они встречались тайно, вдали от чужих глаз и ушей. Они создали свой собственный мир, окружили его хрустальным коконом и не впускали в него никого. Было просто любить в этом коконе, просто потому что, там их было только двое. Но наступил день, когда в коконе появилась трещина, впуская внутрь свет извне. И Анна впервые увидела, каким жестоким он может быть по отношению к другим. Эймонд понял, что ее отношение к людям, разнящееся с его взглядами, как и его поступки, не соответствующие ее представлению правильности, могут стать клином между ними. Со временем таких трещин обязательно станет больше, придет время, и они осознают, что за их маленький, созданный ими мир нужно бороться. Только справятся ли они? Наши дни. Красный замок, величественным гигантом возвышавшийся перед Королевской Гаванью, словно дракон, взирающий на гладь Черноводной в ожидании врагов, повидал не одного короля-дракона. Эйгон, поставивший на колени весь Вестерос, Мейгор, чья жизнь была подобна вспышке молнии — яркой, смертельной и короткой, Джейхейрис, пришедший с огнем, но принесший мир и благодать. И, наконец, Визерис, миролюбивый дракон, посеявший первые зерна войны. А сколько принцев и принцесс, в чьих жилах текла раскаленная лава драконьей крови, прошли свой путь в этих стенах. Порой в тишине ночи их души проплывали по коридорам старого замка, давая о себе знать легким сквозняком или колыхнувшимся пламенем факелов. Красный замок видел взлет и величие белокурых драконов, и, бесспорно, однажды ему предстоит стать свидетелем их падения. Ибо концом любой державы является ее крах, а чем могущественнее держава, тем катастрофичнее бывает ее конец. Но, пожалуй, никогда еще до этого Красный замок не был настолько подобен бурлящему жерлу вулкана, как сейчас, когда король Эйгон Второй объявил своим новым десницей Тайленда Ланнистера. Шок и последовавший за ним взрыв негодования со стороны королевы-матери, звучавший под аккомпанемент озадаченного перешептывания, постепенно сменился негромким шепотком придворных обывателей, продолжавшимся уже три дня. Когда король, как и обещал, огласил свое решение на собрании малого совета, старый десница принял свою учесть более чем достойно, и не последнюю роль в этом сыграло предшествовавшее этому предупреждение короля. У Отто была целая ночь, чтобы принять и признать свое поражение. Потому даже мускул на его лице не дернулся, когда он сдержанно поклонился своему королю и уступил место десницы Ланнистеру. А вот о королеве-матери подобного сказать было никак нельзя. Сначала она прилюдно потребовала объяснений, потом, гневно ударив кулаком по столу, объявила, что не признает этого решения. Ее сыновья и даже сам бывший десница попытались успокоить разбушевавшуюся королеву, но та была непреклонна в своем упрямстве. И в качестве жеста протеста она покинула зал, не дожидаясь его окончания. Сир Кристон последовал за ней. А перед новым десницей предстояла нелегкая задача не ударить в грязь лицом. Задача эта усложнялась еще и тем, что они и так были в грязи по самые локти. Армия Зимних Волков под предводительством Кригана Старка продолжала теснить их с севера, леди Джейн Аррен со своими рыцарями Долины помогала ему с севера-востока. А Деймон Таргариен успел нанести им несколько сокрушительных поражений, все больше упрочняя свою власть над Речными Землями. Единственной хорошей новостью стало заключение союза с Триархией. Каких дипломатических способностей это стоило Эймонду остальным можно было только догадываться. Ведь, несмотря на свою ненависть к Корлису Велариону и Деймону, они все последние годы предпочитали не иметь с драконами ничего общего. Однако теперь союз был заключен, а значит зеленые могли рассчитывать на флот Вольных городов, который по своей мощи не уступал флоту Морского Змея. Эймонд все чаще ловил на себе заинтересованные, а порой втихаря оценивающие взгляды советников. Он понимал, что они значат, он и сам думал об этом не раз. Железный трон подошел бы ему куда больше брата. Но с тех пор, как умер отец, с тех пор как Эйгон надел корону, слишком многое изменилось. Сейчас не имело значение, сидит он на троне или в его тени. Единственное, что было действительно важно, это выживание. Эйгон не был ни сильным, ни мудрым королем. Но он также не был беспечным, а потому готов был прислушиваться к советам тех, кто обладал более острым умом и более стальным характером. Размышляя над всем этим с бесстрастием шахматиста, Эймонд решил, что Эйгон вполне может оставаться на своем месте, пока не мешается под ногами. Но что было бы, если бы на трон сел он, Эймонд? Они получили бы сильного короля, но потеряли бы хитрого стратега и воина, полезного на поле битвы. Про себя Эймонд уже решил, что отправится возглавлять войско, как только убедится, что тыл его достаточно надежен. А надежность эту мог обеспечить лорд Тайленд, чей изворотливый ум был поистине незаменим. Отто в свои молодые годы был также хладнокровен и расчетлив, но с годами он стал осторожен, а временами излишне подвержен эмоциям. Эймонд про себя называл это старостью. Неуловимо главным рычагом совета стали молодые его члены — Эймонд, Кристон Коль, Тайленд Ланнистер, а старожилы отошли на вторые ряды вместе с Отто. Со дня его смещения и назначения Ланнистера зал малого совета забурлил с новой силой. Ланнистер яро стремился доказать свою полезность и буквально вливал в совет свою энергетику. Они обсуждали возможные ходы и выходы из сложившейся ситуации. При таком неблагоприятном раскладе им нужно было принимать нестандартные решения, нужно было идти на риск, потому что выжидающая и больше озирающаяся по сторонам политика Отто себя не оправдала. Эймонд часто возвращался в покои за полночь, а, вернувшись, не торопился спать, и подолгу сидел над картой Вестероса, размышляя, или корпел над историческими летописями, описаниями битв и стратегий, пытаясь почерпнуть опыт предков. *** Анна не знала, что именно готовит ее муж, и какой безумный план медленно созревал в его голове на этот раз. Он возвращался поздно и уходил рано, все последние дни Анна его практически не видела. Она завела себе привычку каждый день навещать Хелейну. Анна сидела с ней подолгу, разговаривала на разные темы, но ни одна не смогла найти отклика в душе молодой королевы. Хелейна все так же не поднимала глаз, ее губы порой беззвучно шевелились, но звук ее голоса никогда не прерывал тишину комнаты. Порой Анне казалось, что в ее взгляде мелькает осознанность, но не была уверена, что не принимает желаемое за действительность. Зато Анна была уверена, что небольшие прогулки обязательно пойдут на пользу подруге, однако не могла вывести ее без позволения Алисенты, которая в своем старании отгородить дочь от любых волнений, сама того не ведая, посадила ее в золотую клетку, как считала Анна. Хелейна не выходила из своей комнаты все это время. Причина была в том, что, в первые дни стоило ее вывести из комнаты, как у нее случалась истерика, и вскоре служанки прекратили бесплодные попытки, ограничиваясь тем, что выводили королеву на просторный балкон. Однажды Анна посетила Алисенту с твердым намерением убедить свекровь на небольшую прогулку по саду. Спустя десять минут ее монолога, в котором она пустила в ход все свое красноречие, Алисента сдалась. И в то же утро Анна, держа под руку подругу, неторопливым шагом вела ее по саду. Позади плелись служанки на случай, если у Хелейны случится приступ. Однако Хелейна выглядела странно притихшей. Не такой, как в своей комнате все эти дни, когда она будто и не замечала ничего вокруг. Точно ребенок, впервые за долгое время увидевший снег или зелень травы, она настороженно ступала, реагируя на щебетание птиц, на дуновение ветра и шорох листвы. Пройдя два раза по кругу, Анна посадила ее на скамейку, а сама примостилась рядом. — Смотри, Хелли, листья еще зеленые, — произнесла она вполголоса. — Мейстеры говорят, что надо готовится к зиме, которая наступит в ближайшие пару месяцев. Говорят, она будет суровой и длинной, так что нам следует наслаждаться этими днями. Хелли никак не отреагировала, но чутье подсказывало Анне, что та ее слушает. Оставалось надеяться, что она еще и понимает смысл сказанного. — Нам надо будет обновить гардероб. Подготовить зимние меха и теплые плащи. Скажи, ты бы хотела помочь мне в выборе одежды? — еще одна отчаянная попытка, не возымевшая успеха. Анна расстроенно вздохнула. Но нельзя терять надежду, одернула она себя. Было наивно полагать, что Хелейна после первой же прогулки пробудится от своего сна. Анна во что бы то ни стало достучится до нее, и плевать на слова мейстера Орвиля, о том, что ее разум окончательно помутился. Она в это не верит. Однажды Хелейна обязательно… — Анна. От неожиданности Анна даже не сразу поняла, откуда идет звук. А поняв, изумленно уставилась на Хелейну. Если бы имя не было сказано ее голосом, Анна бы не поверила в то, что оно вырвалось из уст подруги, ибо та сидела все так же, задумчиво и отрешенно. — Хелейна, — возбужденно заговорила Анна, — Ты сейчас произнесла мое имя? Хелли, скажи еще что-нибудь! Но та молчала, и спустя минуту Анна догадалась, что, продолжив на нее давить, Анна рискует напороться на очередной приступ. И тогда Алисента больше не позволит выводить дочь из комнаты. Но эта маленькая победа так воодушевила Анну, что обратно она возвращалась окрыленная. Но она сообразила, что лучше пока не рассказывать об этом Алисенте, чтобы не подавать ей возможно ложных надежд. С тех пор Анна каждый день выводила Хелейну гулять, говорила с ней, читала ей. Незаметно ее собственное настроение стало улучшаться. Так бывает, когда заботишься о близком с твердой верой в его исцеление. Ее оживленность незримыми потоками проникала в застывшую душу самой Хелейны. Неизвестно понимала ли она речи Анна, но она точно слушала ее голос. Например, как-то, когда Анна, читая, задумалась и замолчала, Хелейна неловко дернула рукой и чуть нахмурилась, что не укрылось от внимания Анны. Во время одной из таких прогулок Хелейна внезапно снова позвала ее по имени. Анна, широко раскрыв глаза, с надеждой улыбнулась. А Хелейна выглядела так, словно силилась что-то сказать, но невидимый барьер удерживал ее. Она беззвучно пошевелила губами. — Хелли, ты хочешь что-то сказать? Не бойся, ты можешь это сделать. Хелли чуть повернула голову, теперь она смотрела куда-то в область подбородка Анны. Ее зрачки расширились, она открыла рот и хриплым голосом чуть слышно пробормотала: — Огонь оставит лишь кости лжеца. Улыбка медленно потухла на лице Анны, кровь отхлынула от него. Очередное пророчество, на этот раз предельно ясное. В каком-то тумане Анна повела Хелейну в замок, оставив на попечение служанок. Хелейна после произнесенного выглядела успокоенной и немного умиротворенной, словно выполнила свой долг. С начала войны голоса, очевидно, не покидали Хелейну, не покинули они ее и после смерти сына. Но Хелейна погрузилась в себя настолько глубоко, что не могла заставить себя произнести вслух то, что они ей нашептывали. А может, просто не хотела. Но даже сквозь плотный туман, окутавший ее разум она почувствовала, что последнее предречение Анна должна услышать. *** Высокий каменный потолок утопал в темноте, которую не разгоняли даже сотни свечей, поставленных вокруг пьедестала Балериона. Огромный череп дракона, известного, как Черный Ужас, взирал пустыми глазницами на нарушителей своего покоя. Время от времени тот или иной Таргариен приходил сюда, чтобы поставить свечу и помолиться дракону, который возвысил их, выходцев из мертвой Валирии, над всеми остальными людьми. Сейчас три белокурых молодых человека стояли перед ним. Один, самый молодой, с волосами до плеч только что водрузил свечу по пьедестал и, сложив руки и закрыв глаза, неслышно молился. Дейрон Таргариен хоть и был довольно набожен с легкой руки своей матери, но никогда не забывал своих истоков. Двое его братьев безмолвно стояли позади него, не нарушая его молитву. Они не молились, но выглядели достаточно сурово для такого места. Когда их брат, последний раз прошептав молитву и встав с колен, подошел к ним, они ответили ему хмурыми взглядами. Трое братьев не торопились покидать это место, которое неведомым образом вносило покой и порядок в их мысли. — Похоже скоро решится исход этой войны, — первым нарушил тишину Эймонд. — Тебя это как будто пугает? — приподнял бровь Эйгон. — А тебя нет? Только не говори, что ты не думаешь о том, что будет, если мы проиграем. — Мы не проиграем. За нами мощь наших предков и древней Валирии! — пафосно продекларировал Эйгон в лучших традициях своего отца, который обожал пускать пламенные речи. — А за нашими врагами кто? — риторически спросил Дейрон. — За ними менее мощная и более немощная часть древней Валирии и наших предков. — с самым серьезным видом пояснил Эймонд. — Точно! За ними Эйрис, а за нами Мейгор! — щелкнул пальцами Эйгон. Эймонд закатил глаза. — Вы ведь в курсе, что, услышь весь этот бред Отто, его хватит удар от мысли, на кого он оставил Семь Королевств? Эйгон представил выражение лица деда и рассмеялся, только смех этот вышел довольно нервным, если не сказать истеричным. Эймонд серьезно посмотрел на него. — Тебе не обязательно это делать. — в который раз за последние дни произнес он. — Мы справимся своими силами. Дейрон согласно закивал. Этот разговор повторялся уже несколько раз. Все, начиная от нового десницы и заканчивая братьями, пытались переубедить его, но все было без толку. Эйгон стоял на своем. Вот и сейчас он упрямо поджал губы, выводя Эймонда из себя. — Что ты пытаешься доказать? — снова потерял он терпение. — Что ты бесстрашен? Что силен? Чтобы править Вестеросом нужно не это, а острый ум! А геройства оставь нам. Ты должен оставаться в столице, чтобы наши враги знали, что хозяин дома, и не посмели соваться сюда. Эйгон, выслушивавший его речь все с тем же выражением ослиного упрямства на красивом лице, на последних словах рассмеялся. Эймонд с Дейроном недовольно переглянулись. — Твой искрометный юмор, смотрю, при тебе. А то я последние дни начал сомневаться, братишка. — Эйгон добродушно похлопал его по плечу, продолжая посмеиваться. — С каких пор, мое присутствие здесь способно спугнуть нашего дядю? Эймонд уже собирался вставить что-то нелицеприятное, но Эйгон его остановил движением руки. — Ты говоришь о том, каким должен быть король, только похожие речи я слышал с самого детства, брат. Истинный король должен быть мудр, справедлив, несгибаем, мужественен, что там еще? Ах, да. Он должен быть символом непогрешимости, кажется, так говорил мейстер. Так вот, я не подхожу ни под одну из этих формулировок. Даже не пытайся сейчас втирать мне что-то о том, что во мне есть некий потенциал, который пока не проснулся. Я не хотел быть королем, не хотел ответственности. На самом деле я даже не уверен, чего я вообще хотел по жизни. — Эйгон запрокинул голову, вглядываясь в темноту высоких сводов, — Наверно, признания. Но жаждая быть увиденным, я надевал самые отвратительные из своих масок. Пока эти маски не стали частью меня. Он опустил голову и обвел братьев мрачным взглядом. — Я настолько погрузился в жалость к себе и погряз в собственных пороках, что потерял связь с реальностью. Вот он я, — он иронично развел руками, — Никудышный брат, бесполезный муж и паршивый сын. Пришло время сделать что-то, за что я не буду стыдиться. И если даже мне предстоит умереть… по крайней мере, я умру, как подобает дракону. Дейрон во все глаза смотрел на своего старшего брата, которого не узнавал. Он с гордостью подумал, что Эйгон возмужал и стал умнее. Эймонд же, не разделял его мнения. Тон и взгляд Эйгона ему не понравились. Бывает человек смотрит вот так, а потом в одно утро прыгает с башни или в одиночку бросается в атаку на бегущее к нему тысячное войско. Положив руку ему на плечо, Эймонд заглянул брату в глаза: — Ты же не собираешься сделать какую-нибудь глупость? — Не волнуйся, я ничего не испорчу… — Я не об этом. — Эймонд буквально впился в глаза брату, — Ты наш король, Эйгон. Но, что еще важнее, ты наш брат. Мы за тебя, чтобы ни случилось. Эймонд никогда не был хорош в том, что называется братской поддержкой, он не знал, как подобрать правильные слова. Зато Дейрон знал. Младший брат всегда тонко чувствовал. Вот и сейчас, почувствовав тревогу брата, он вставил: — Знаешь, я всегда смотрел на вас. На вас обоих. Ты, — он взглянул на Эйгона, — был самым старшим, и каждое твое слово я воспринимал, как неоспоримую истину, каким бы ошибочным оно на самом деле не было, — он усмехнулся. — А еще я никогда не умел давать сдачи, но всегда знал, что вы меня защитите. Так уж устроены младшие — мы всегда знаем, что у нас есть защитник. Эймонд был ненамного старше меня, потому я всегда смотрел на тебя, Эйгон. Теперь мы выросли, но я все еще нуждаюсь в тебе. Эймонд прав, ты наш король, но в первую очередь ты наш брат. Не забывай об этом. О том, что у тебя есть два брата и сестра, которые в тебе нуждаются. Умница Дейрон. Эймонду захотелось потрепать его по голове. Ну, надо же, какую речь закатил. Эйгон, судя по виду огретого по голове, тоже был растроган. Наконец, откашлявшись, он чуть опустил взгляд в пол и неловко засмеялся. Когда он вновь поднял голову, его глаза подозрительно блестели. Эйгон протянул руку и похлопал Дейрона по щеке. Совсем как отец. — Из нас троих ты всегда лучше умел говорить, братишка. Ты прав, и я вас не подведу. Не в этот раз. — То есть ты все еще стоишь на своем? — нахмурился Эймонд. — Не переживай, я лишь буду тебя подстраховывать. Все лавры после заберешь себе. — ухмыльнулся Эйгон и вновь стал напоминать самого себя. Эймонд с минуту сверлил его взглядом, но в конце сдался. Не думал он, что однажды Эйгон переиграет его в упрямстве. Этот вечер стал днем откровений для всех троих. *** «Дорогая Анна. Пишу тебе, пока кое-кто объезжает угодья. Твой дядя не обрадуется, узнав, что я продолжаю посылать тебе письма, несмотря на его запрет. Да-да, этот упрямец все еще злится. И хотя я по-прежнему (!) не ведаю, из-за чего вы поссорились, потому что ни один из вас (!) не считает нужным посвящать меня в семейные дела, я уверена, что у вас все наладится. Сэмвел очень любит тебя, что бы он не говорил. Кстати, он собирается на днях поехать в столицу. Не удивлюсь, если он хочет встретиться с тобой и помириться. Так что жди его в гости. Последнее время он напряжен, и меня это, признаюсь, беспокоит. У нас все хорошо. Марко делает успехи в истории, но наотрез отказывается учить другие науки. И постоянно норовит сбежать в конюшню. Этим он мне кое-кого сильно напоминает. Надеюсь, у тебя все в порядке, и ты хорошо питаешься? Ты писала, что беспокоится не о чем, но я все равно переживаю. Я уже столько раз порывалась приехать, но твой дядя не позволяет мне, говорит, время неспокойное. А то я не знаю. Вчера сообщили, что войско Лорда Эльмо приблизилось к нам еще на несколько сотен ярдов. Надеюсь, его Величество найдет способ его остановить, иначе мы окажемся в крайне затруднительном положении. Кстати, твой дядя Руперт, который, как ты знаешь, довольно долго думал, прежде чем решить под чьими знаменами сражаться, наконец, собрал всю свою решимость и, хвала Богам, принял сторону короля Эйгона. Боюсь, если бы он перешел под знамена принца Деймона, ты оказалась бы в крайне двусмысленном положении. Но теперь, насколько мне известно, он собирает свое войско, чтобы присоединиться к леди Клариссе. Еще недавно нас навещал Ройс Касвелл. Ты помнишь этого молодого человека? Я прочила его тебе в мужья когда-то. Он выглядел неважно, глаза запали, сам стал немного дерганый. Похоже внезапная смерть отца слишком сильно его подкосила. Ну вот, на этой ноте я закруглюсь. Напиши мне, как только сможешь, и подробно (!) опиши свое состояние. А то от твоих скупых «чувствую себя прекрасно» и «сон крепкий» уже сводит скулы. Р.S. Подумай над моим советом. Война войной, но нашим первостепенным долгом, как женщин, является дарить наследников мужьям. Я знаю, что ты боишься, но поверь, дорогая, ты не первая женщина, потерявшая дитя. Ты еще подарить Эймонду прекрасных детей.

Любящая тебя, Маргарет.» Анна в сотый раз перечитала письмо, пытаясь найти скрытый смысл в незамысловатых строках. Дядя Сэмвел собирается в столицу. Зачем? Что он на этот раз задумал? За ним надо было проследить, но как? Не могла же она прийти к Эймонду с благой новостью о предательстве родственника. Анна прикусила губу. Раньше все поручения, тайные и не очень, для нее выполняла Кити. Но после ее смерти Анна никому не доверяла. Похоже, ей пришло время озаботиться о собственных людях во дворце. Иначе, она останется беспомощным котенком в логове драконов. Анна задумалась о Маргарет. Она называла ту тетей исключительно в дань традиции. На самом деле разница в возрасте между ними была всего двенадцать лет, и Маргарет стала для Анны кем-то вроде старшей сестры. После смерти родителей и переезда к дяде Анна первое время чуждалась его молодой жены. Знает ли она о сплетнях? Что думает об этом? Возможно, она теперь возненавидит ее. Но Маргарет ее удивила. Она ни словом, ни взглядом не дала ей знать, что ей что-то известно. И хотя Анна была уверена, что эти слухи не обошли тетушку стороной, та всегда была дружелюбна. И в конце концов недоверие Анны сменилось благодарностью и искренней привязанностью. Но после памятного разговора с дядей Анна все чаще задавала себе вопрос, сколько из всего этого было правдой. Могла ли Маргарет быть лишь хорошей актрисой, играющей свою роль на пару с мужем. Потому последние письма тети Анна прочитывала с особой скурпулезностью, желая уловить малейшие изменения в ее манере письма. Но Маргарет писала, как обычно, просто и открыто. Вот и сейчас она сообщила Анне о приезде дяди. Сложно представить, что она стала бы сообщать ей об этом, будь она в курсе планов мужа. Маргарет была не проста, это Анна знала всегда. Внешне она могла казаться ветреной и легкомысленной, но Анна видела ее, когда та не притворялась. Маргарет обладала тонким умом и умением читать людей. Она написала, что их навещал Ройс Касвелл. Конечно, тетя вполне могла не знать, что его отец был тайно убит во дворце за попытку предупредить Рейниру. Семейству Касвелл тогда передали соболезнования, сообщив, что он скончался в своей постели, не перенеся горя от смерти короля. В том, что на эту шитую белыми нитками ложь никто не купится, Анна не сомневалась. Но Маргарет действительно могла не знать. А если знала, зачем было об этом писать. Фантастическая догадка пришла ей на ум. А что, если, Маргарет старается между строк намекнуть ей на дела дяди?.. Анне следовало предупредить Эймонда. Нельзя стоять в одной лодке, одновременно закинув ногу в другую. Она выбрала сторону, а значит надо выдать Сэмвела, не скомпрометировав себя. Но что-то удерживало ее. Теплых чувств к дяде у нее не осталось. Но сделать этот последний шаг, сжечь окончательно все мосты было не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Анна снова бросила взгляд на письмо. Потскриптум привлек ее внимание, полоснув болью по давно подзабытой ране. Тетя думала, что она не желает детей после того, как потеряла свое нерожденное дитя, но Анна уже смогла это пережить. Правда заключалась в том, что Анна не могла забеременеть с тех пор. Мейстеры уверяли в том, что она полностью здорова, но ее лунные циклы ни разу так и не нарушились. В дверь постучались. Спрятав письмо, Анна велела входить. Вошедшая служанка, поклонившись, сообщила, что принесла обед. После позволительного кивка Анны она, аккуратно закрыв за собой дверь, прошла в комнату. Анна задумчиво наблюдала за тем, как она раскладывает приборы по столу. Когда с сервировкой было покончено, Анна взялась за ложку. — Ваше Высочество, вы позволите? Анна непонимающе посмотрела на девушку, которая расправила на столе салфетку, и только после этого Анна увидела под ней клочок бумаги. Служанка, убедившись, что внимание принцессы привлечено, больше не поднимала глаз. Аккуратно опустив ложку, Анна провела салфеткой по губам, и только после этого взяла листок. С непроницаемым лицом, чтобы не спугнуть девицу, она прочитала его содержимое. — Как тебя зовут? — Эшара, Ваше Высочество. — Как давно ты служишь в замке? — непроизвольно в голосе проскользнул холод. — Два года, Ваше Высочество. — удивленная вопросом девушка даже подняла глаза. — Хорошо. Ты можешь идти. Можешь передать, что твое письмо получено. Думаю, напоминать о том, что ты должна держать язык за зубами, будет лишним? — Не волнуйтесь об этом, Ваше Высочество. Последний раз поклонившись, служанка покинула покои. Как только она осталась одна, Анна в ярости скомкала бумагу и бросила ее в камин. Да, как он смеет?! Как смеет присылать ей записки с требованием встречи! После всего, что он наговорил ей в прошлый раз? Анне, казалось, что она ясно дала ему знать, что отныне они по разные стороны баррикады. Гневно вышагивая по комнате, Анна сыпала проклятья, от которых Алисента непременно упала бы в обморок. Она не пойдет ни на какую встречу. Сэмвел может ждать ее там хоть до посинения, если ему угодно. А со шпионившей для него служанкой она разберется позже, когда решит, как можно с максимальной пользой ее использовать. Приняв это решение, Анна вышла на балкон. Аппетит был испорчен окончательно. Она не узнала, что служанка, назвавшаяся Эшарой, в тот же вечер отправилась сообщать о результатах своей маленькой миссии, но была поймана, когда возвращалась в замок двумя неизвестными в темных плащах.