Дом Дракона. Узы

Приблизительно год назад. — Эймонд, постой. Эймонд! Да, подожди ты, черт бы тебя побрал! Последние слова возымели эффект, и Эймонд резко затормозил, не доходя до лошадей пару шагов. Кристон Коль, следовавший за ним от самых покоев матери, добежав до него, остановился. Схватившись за бок, он попытался отдышаться. — Клянусь памятью моей матушки, в моем возрасте уже нельзя так бегать. — Твой блеф не сработает, — хмыкнул Эймонд, глядя на то, как Коль чуть согнулся, уперев руки в бока. Тот укоризненно покачал головой и выпрямился. Проницательный взгляд остановился на его лице. Когда Коль смотрел так, Эймонд всегда чувствовал себя виноватым. Просто какая-то сверхъестественная способность была у этого человека, одним взглядом давать понять, в чем он провинился. Такая способность была ещё у его матери. Хотя, возможно, Эймонд просто накручивал себя. И причина заключалась в том, что оба эти человека знали его, как облупленного. — Я не люблю подслушивать… Эймонд фыркнул. — Но ваши голоса были слишком громкими, чтобы я мог притвориться глухим, — закончил Коль. — Я так понимаю, теперь Её Величество знает про ваши отношения с юной леди Бриклэйер. Эймонд передернул плечами, отводя взгляд. Он все ещё был раздражён. Несколько минут назад они поругались с матерью. Нельзя было отрицать, что поначалу Алисента честно пыталась быть мягче. Но видя молчаливый протест своего сына, она быстро потеряла терпение. Она заявила… чего она только не заявила. Начиная с того, что он должен поддерживать власть своего отца и жениться на девушке из Великого Дома, не меньше, и заканчивая тем, что Бриклэйеры когда-то семьдесят лет назад были в числе восставших против Джейхейриса Мудрого. Эймонд иронично заметил, что в том восстании участвовала добрая половина Вестероса, но для Алисенты это был не аргумент, заслуживающий внимания. Но когда она заикнулась про вероятную незаконнорожденность Анны, терпение потерял уже Эймонд. Закончилось все тем, что мать с сыном, впервые на памяти Эймонда, разругались. Алисента сгоряча крикнула, что Анна появится на пороге Красного Замка только через её труп. Это стало последней каплей, и Эймонд покинул её покои, хлопнув дверью с такой силой, что она отскочила обратно, жалобно заскрипев. Кристон Коль, чей караул попался на этот разговор, вскоре последовал за ним. — Проклятье, — недовольно протянул Коль. — Теперь она спросит об этом меня, и когда выяснится, что я все это время был в курсе… — красноречивый взгляд Эймонда прервал его речь, откашлявшись, он закончил: — Ну, в общем, ты сам говорил, что для тебя это не важно. Тогда я не понимаю, причину, по которой ты устроил весь этот скандал. — Я устроил?! Коль примиряюще поднял руки. — В конце концов, эта история должна была однажды закончиться. Думаю, время пришло, сынок. Несмотря на лёгкость тона, глаза Коля внимательно наблюдали за его реакцией. Эймонд не находил, что сказать. Что он пустил все на самотёк, предпочитая не задумываться о будущем? Что он просто не может так все закончить? Ссориться ещё и с Колем у него не было ни сил, ни желания. Хотя интуиция подсказывала, что Кристон Коль не будет с ним ругаться. У него была какая-то история, не закончившаяся ничем хорошим. Пожалуй, Коль мог его понять. Эймонд вздохнул. — Мне нужно немного проветрить голову, Коль. Я хочу полетать на Вхагар. Коль понимающе закивал. — Если захочешь поговорить… — Спасибо, — Эймонд похлопал его по плечу, и оседлав коня, поскакал в сторону Драконьего Логова. Драконоблюстители молчаливо наблюдали, как Эймонд, взобравшись на спину Вхагар, взмыл с ней в воздух. Вхагар, чувствуя настроение своего хозяина, с ревом изрыгнула в воздух столб огня. Коротко приказав ей набирать высоту, Эймонд устало откинулся в седле, позволяя дракону наслаждаться полётом после долгого перерыва. Солнце уже успело зайти, а они все кружили под небом Черноводной. Эймонд сверху наблюдал за кораблями, стоявшими в бухте, за моряками, что несли пост. Ему нестерпимо захотелось превратиться в обычного моряка и отплыть на своём корабле в пугающую, но такую манящую неизвестность. Когда-то очень давно, будучи ребёнком, он любил читать истории про пиратов и мечтал быть одним из них, разрезать гладь морей на своем огромном корабле, искать новые горизонты, неизведанные края, сражаться с врагами и каждый раз выходить победителем. Одноглазый, с длинными волосами — чем не пират! Со временем он повзрослел и забыл об этих наивных мечтах. И вот сейчас внезапно вспомнил. Последнее время Эймонд часто задумывался над своим местом в этом мире. Когда его отец умрёт, а на трон взойдёт Рейнира, что ждёт его? И пришёл к неутешительному выводу, что в лучшем случае ему и его братьям будут уготовлены какие-то мелкие скучные должности. Он будет на побегушках у бастардов Рейниры, а когда и она умрёт, он будет называть одного из них «своим королем». Думая об этом, Эймонд осознавал, что отправиться в путешествие не такая уж и плохая перспектива. Вот его дядя, Деймон, полжизни провел, воюя или путешествуя далеко за пределами Вестероса. Говорят, он не взял с собой ни одной сумки, когда Визерис за очередную опалу изгнал его из Королевской Гавани. Что бы взял он, Эймонд, если бы решился покинуть дом? Или кого? Эймонд не мог похвастаться, что у него было много друзей. Были братья и сестра, но даже с натяжкой он не смог бы назвать их друзьями. Он их любил и отдал бы жизнь за них, но пропасть между ними была слишком глубокой. Был Кристон Коль, и, пожалуй, его он мог бы взять. Коль и он понимали друг друга с полувзгляда. Эймонд задумался, кто ещё? Мысль оказалась такой шокирующе естественной, что Эймонд, широко раскрыв глаза, выпрямился в седле. Анну, он взял бы Анну. Кем она была для него? Любовницей, которую он посещал раз в несколько дней, чтобы потрахаться? Или всё-таки той, которую он готов был бы взять с собой на край света? Той, с которой ему хотелось не только заниматься любовью, но и говорить, слушать, видеть её, обладать ею — во всех смыслах этого слова? Разве одна лишь мысль о том, что она будет принадлежать кому-то другому не пробуждала в нем нестерпимую ярость, отчего хотелось забрать её и спрятать в одной из башен Красного Замка, а после, подобно драконам, сторожить свое сокровище? Бессмысленно было отрицать очевидное. То, что он и так знал уже давно, но не желал в этом себе признаваться, то, о чем проще было не задумываться. Анна была нужна ему. Незаметно за последний год она стала для него необходимостью. Он недоумевал, как так получилось, что девушка, которую он знал всего год, заняла в его мыслях так много места, проросла в него, пустила корни. И теперь казалось, что вырви он эти корни — и истечет кровью. Он вспомнил свою панику, когда на один короткий миг, подумал, что она могла быть ранена. Эймонд сжал зубы, он не отпустит её, что бы там не требовала Алисента. Если понадобится, сделает её своей женой, своей наложницей, но не отпустит. Он уже лишил её невинности, она принадлежит ему. Громко крикнув, он привлёк внимание Вхагар. Повинуясь его приказу, она полетела в сторону Королевского леса. *** Было уже довольно темно, когда они прилетели. Темнота ночи стала для них надёжным укрытием, иначе, при всем желании, он не смог бы незаметно приземлиться так близко к деревне. Оставив Вхагар на широком ромашковом лугу, он побежал в сторону поместья. По дороге ему попался какой-то крестьянской мальчишка. Эймонд подозвал его к себе. Любопытный ребёнок, даже не предполагая, что в такое время неизвестный мужчина способен причинить ему вред, тут же подбежал. — Ты живёшь в этом доме, малыш? Хорошо, тогда ты знаешь леди Анну Бриклэйер, племянницу вашего хозяина, Сэмвела Бриклэйера. Вот тебе золотая монета, получишь ещё такую же, если побежишь в поместье и передашь леди Анне, что её ждут. Она знает где. А если тебя, кроме неё никто не увидит и не услышит, получишь ещё одну. Мальчик, чьи глаза заблестели при виде монеты, припустил в указанном направлении. А Эймонд пошёл к иве, ждать Анну там. Прошло два часа, прежде чем она появилась. Едва низкие ветви дерева, спускавшиеся к самой земле, укрыли её от окружающего мира, как Эймонд увлек её в страстный поцелуй. Анна, отвечая, обвила его шею руками. Через несколько минут они начали задыхаться, и только тогда он отпустил её. — Почему так долго? — хрипло спросил он. — Нужно было уйти незаметно, пришлось дождаться, пока все лягут спать. — Анна погладила его по лицу. — Я не ждала тебя сегодня. — Я тоже себя не ждал, — улыбнулся он. — Но потом, летая на Вхагар, понял, что хочу тебя увидеть. — Я польщена, что ты вспоминаешь обо мне, летая на Вхагар. Я начинала немного ревновать тебя к ней, — она улыбнулась, но заветная ямочка так и не появилась на её щеке. — Скажи, как обстоят дела в столице? Ланнистер?.. Эймонд слегка поморщился. Говорить об этом не было желания, но он прилетел сюда именно за этим. — Как и ожидалось, он все разболтал. Не знаю, правда, когда и кому, но слухи дошли до ненадлежащих ушей. По крайней мере, моя мать в курсе. Анна закрыла рот руками. — Не бойся ты так, — она так умильно испугалась, что Эймонд ощутил прилив нежности. — Она переживёт. — Вот уж сомневаюсь! Королева не похожа на тех, кто повторяет дважды! — в сердцах проворчала она. — В каком смысле? Откуда ты знаешь мою мать? Анна, поняв, что сболтнула лишнего, порозовела. Смущённо отстранившись, она начала хаотично придумываю выход из ситуации. — Я лишь предположила. Но каков Ланнистер! У него ни капли мужского достоинства, настоящий мужчина сделал бы вид, что ничего не заметил, а он… — Анна, не заговаривая мне зубы, — промолвил он, не дождавшись окончания тирады. — Что значит «не повторяет дважды»? Что именно моя мать не должна повторить дважды? — Ну, я лишь предположила, что она сказала тебе не связываться со мной, я ведь права? — Складно, ничего не скажешь, — спокойно кивнул он. — Но я знаю, что это не то, что ты хотела сказать. Не лги мне, Анна. Анна вздохнула, и сообразив, что отнекиваться поздно, решила признаться. — Я встречалась с твоей матерью. — Когда? — сузил он глаза. — Это было давно. Перед окончанием турнира. Эймонд тихо скрипнул зубами. Анна ни разу не говорила ему об этом. Даже сейчас она отвечала коротко, не вдаваясь в подробности. Эймонд уже начинал смутно представлять, о чем могла говорить его мать с Анной. Но удивило его другое: получается Алисента еще тогда заметила их еще даже не сформировавшиеся толком отношения. — Я хочу знать подробности вашего разговора. — Мы не обсуждали ничего особенного, — Анна кротко взглянула на него и как можно небрежным тоном продолжила: — И я плохо помню, если честно. Если мне не изменяет память, она расспрашивала про мою семью. — О, конечно, ведь у тебя серьёзные проблемы с памятью. Ты, например, забыла, что мы дали слово не лгать друг другу, — саркастично произнёс он. — Я не… — Позволь, я предположу, золотко, — продолжил он. — Моя мать захотела с тобой встретиться и поведать о законах дворца, о том, что мы там живём, как шлюхи на выбор, что даже собственной судьбой распоряжаться нам не дано и что тебе лучше держаться от меня подальше? — Не совсем этими словами, но да, — вздохнула Анна. Эймонд от души выругался. Сколько ещё ему нужно прожить, чтобы до окружающих дошло, что он не потерпит вмешательства в свою жизнь! Казалось бы, после приручения Вхагар сразу после похорон Лейны, Алисента должна бы понять, кто её сын. Но, видимо, придётся освежить урок. Ударив кулаком по стволу, Эймонд повернулся к Анне. На неё он тоже злился. — Ты должна была сказать мне раньше! — Смысл? — все так же грустно спросила Анна, отводя взгляд. — Что значит «смысл»? — прошипел он. — Если завтра тебе скажут бросить меня, потому что так надо, ты тоже подчинишься? Анна странно посмотрела на него и сразу опустила глаза. Это ему не понравилось. Он не знал, что ещё пару дней назад у неё состоялся неприятный разговор с тётей, горечью осевший на языке. В два шага подойдя к ней, Эймонд приподнял её подбородок. — Ответь мне, Анна, подчинишься? — тихо спросил он. — Я никогда первая не откажусь от тебя, глупец, — дрожащими губами, но твёрдым голосом ответила Анна. — Но ты можешь. Вот, значит, какого она о нем мнения! Что тут скажешь, она явно переоценивает его самоконтроль и жертвенность. Взяв её за руку, Эймонд потащил её из-под дерева в сторону, противоположную дому. — Куда ты меня ведёшь? — воскликнула она. — Эймонд! Нас могут увидеть! — Доверься мне один раз, договорились? — не оборачиваясь, велел он. — Она скучала по тебе. — Что… кто? Эймонд не ответил, продолжая увлекать её дальше. Анна больше не спрашивала ни о чем, доверчиво хватаясь за его руку. Знай она, что именно он задумал, всенепременно воспротивилась. Это ведь Анна, правильная девочка. Связавшаяся с неправильным мальчиком. Когда они вышли к опушке, она разглядела в темноте огромный силуэт Вхагар. Она что-то пробормотала, но ветер унёс её слова. Подойдя ближе, он с усмешкой велел ей взбираться на спину дракону. Анна поспорила для приличия, но он видел по глазам, что она жаждала сделать это снова. Когда они оказались наверху, и Вхагар, широко взмахивая крыльями, понесла их прочь, когда они обогнули Королевский лес, Анна удивлённо повернулась к нему и, перекрикивая ветер, спросила: — Куда мы летим? — Я вас похищаю, Анна Бриклэйер! — крикнул он в ответ. Наши дни. На Драконьем Камне, острове, вот уже не одну сотню лет, являвшемся родовым гнездом Таргариенов, большую часть года бывало пасмурно и сыро. Однако Таргариены, чьи предки переселились сюда задолго до Рока Валирии, любили это место странной, не поддающейся объяснению любовью. Устрашающего вида замок, украшенный сотнями статуй горгулий, демонов, мантикор, грифонов и множества других чудовищ, внушал трепет в сердца этих людей. А огромные башни, построенные в форме драконов, заставляли их сердца биться чаще от гордости. Однажды Алисанна Таргариен сказала, что никто, кроме истинных Таргариенов, не сможет выжить на этом острове, прожив тут слишком долго. И, хотя слова её носили скорее образный характер, в них была скрыта пугающая истина. Пока на Драконьем Камне жил хотя бы один Таргариен, люди, не связанные драконьей кровью, могли также существовать на острове. Но стоит острову и его замку остаться без носителя древней крови, и он будет медленно, но неотвратно испивать жизнь из своих обитателей. Четыре крупных дракона парили в небе над Драконьим Камнем, а Джейс и Бейла, сощурившись, наблюдали за ними с земли. Когда Рейнира поручила Джейсу руководить поиском всадников, он полагал, что это будет делом пары дней. Он ещё никогда так не ошибался. В первые дни вообще никого не было, на четвёртый день, опасливо оглядываясь, пришли пять мужчин. Джейс трижды повторил им, чем чревата неудача и на какой риск они добровольно идут, прежде чем двое, переглянувшись, ретировались. Оставшиеся трое пошли за Джейсом. Сперва он объяснил им, что можно, а чего нельзя делать при встрече с драконом, даже научил нескольким словам на валирийском. Мужчины кивали и повторяли за ним, но, когда огромная голова Вермитора выглянула из мрака пещеры, они с воплями бросились бежать. Стоило ли удивляться, что все они незамедлительно превратились в обед разозленному дракону. Только Джейса драконы не трогали. Он полагал, что причина в его высоком валирийском и том, что, в отличие от него, в жилах тех троих не текла кровь Таргариенов. Но это была лишь одной из причин. Если и было что-то, что драконы уважали, помимо крови древней Валирии, так это бесстрашие и сила. И древние существа чувствовали в Джейсе то, чего он сам в себе пока не видел и не осознавал. Джейс в тот день вернулся домой раздосадованный и расстроенный, полагая, что теперь никто не пожелает рисковать жизнями ни за какие титулы и земли. Но он снова ошибся. Юный наследник Рейниры недооценил силу человеческого тщеславия. Ведь если дело настолько опасно, то при успехе оно сулило не только титулы и богатство, но и славу. Теперь во дворец начали стекаться разного рода авантюристы и искатели славы, были и те, кто готов был рискнуть ради собственной семьи. Около тридцати человек собралось на Драконьем Камне, прежде чем он начал спускать их вниз небольшими группами. Среди них был юноша по имени Ульф Белый с белыми короткими волосами и наглым взглядом. Весь его облик говорил о необузданности и ненасытности. Джейс не слишком благородно понадеялся, что он не оседает дракона. Но его надеждам не суждено было сбыться, ибо именно этот юноша починил себе Сереброкрылую. Следующим стал крупный коренастый молодой человек, некто Хью Молот, кузнец по профессии. Он укротил непокорного Вермитора. С Морским дымом, драконом Лейнора произошёл небольшой казус. Рейна, со слезами добившаяся от Рейниры позволения, попыталась оседлать дракона, уверенная, что тот признает в ней ту, в ком течёт кровь его бывшего хозяина. Когда они собрались вокруг дракона, восемь человек, помимо Рейны, ещё готовы были попытать счастье. Когда Рейна приблизилась к дракону, тот предупреждающе оскалился, но услышав её чистую валирийскую речь, затих, прислушиваясь. Ободренная и воодушевленная Рейна подошла к нему. Но тут дракон резко дернулся от неё и сделав несколько неуклюжих шагов по земле, приблизился к группе добровольцев, стоявшей неподалёку. Люди бросились врассыпную, и только один молодой человек не сдвинулся с места. У него были светлые, почти белые волосы, смуглая кожа, а серые глаза отливали едва заметным фиолетовым цветом. Он был высок и хорошо сложен. Когда огромная морда дракона приблизилась к нему, он осторожно протянул к ней ладонь и добродушно, как старого знакомого, поприветствовал его. Шокированная и оскорбленная Рейна убежала в слезах. С тех пор она на дух не переносила юношу, которого, как выяснилось, звали Аддам. После настойчивых расспросов Джейса он признался, что его мать имела связь с Лейнором Веларионом. Новость эта вызвала резонанс на Драконьем Камне, правда довольно скрытый резонанс, ограничивавшийся недоуменными и откровенно сомневающимися переглядываниями. Каким образом Лейнор Веларион, известный своими предпочтениями, смог зачать ребёнка, оставалось вопросом. Однако задавать этот вопрос вслух было бы равносильно именованию старших сыновей Рейниры бастардами. Вдобавок, у Аддама прослеживалось и внешнее сходство с покойным Лейнором. Кое-кто предположил, что, возможно, отцом юноши являлся лорд Корлис. Однако нужно было быть самоубийцей, чтобы задать этот вопрос недавно овдовевшему Корлису напрямую. Потому все благоразумно сделали вид, что поверили. Аддам из Халла оказался весьма приятным молодым человеком, скромным и сдержанным. Из всех новых наездников Джейс именно к нему проникся наибольшей симпатией. Невольно Джейс видел в нем своего покойного отца (несмотря ни на что, он считал Лейнора своим отцом в равной степени с сиром Харвином). Три дракона из четырёх прежде имели всадников и легко ладили со своими наездниками. И только один из них был диким и с трудом поддавался укрощению. Овцекрад, как его прозвали за нахальную привычку воровать овец, хоть и позволил девушке по прозвищу Крапива оседлать себя, однако все чаще проявлял своеволие и непокорность. Можно было слышать, как его наездница то и дело кричала ругательства в его адрес, каждый раз, когда он упрямился. Прямо сейчас, к примеру, Джейс и Бейла наблюдали любопытное зрелище того, как Овцекрад вытворял в небе неописуемые пируэты, норовясь сбросить с себя наездницу, а та в ответ покрывала его отборной руганью, от которой Бейла приходила в восторг. — Ставлю десять золотых, что он убьёт её до конца недели, — выдала человеколюбивая Бейла. Джейс, приложив ладонь ко лбу, видел, как с огромным трудом девушка выровняла дракона и с победным кличем подняла вверх кулаки. — Идёт, — усмехнулся он. Тут Овцекрад молниеносно перекувырнулся в воздухе и запарил брюхом вверх, а Крапива, не удержавшись, выпала из седла и повисла на прочных цепях, охватывавших её талию и спину. Сверху снова посыпались проклятия. — Готовь монеты, — радостно возвестила Бейла. Джейс, обречённо вздохнув, перевёл на неё взгляд. Порой его невеста напоминала ему буйного мальчишку-сорванца, который неизвестно что вытворит в следующий миг. Джейс не пылал к ней той безграничной любовью и преданностью, которую временами видел в глазах Деймона, смотревшего на мать. Но он к ней привык, они выросли вместе, знали и понимали друг друга, а еще Джейс мог быть уверен, что с Бейлой ему точно не будет скучно. Что ещё нужно для крепкого брака? — Пошли, — кивнул он. — Скоро будет совет, надо успеть. Они зашагали в сторону замка, неловко ступая по скользким камням. Молчать в присутствии Бейлы было таким же естественным, как дышать. Потому они шли, погруженные в свои невеселые мысли. Последнее время поводов для радости у них было преступно мало. Сначала они потеряли Рейнис с Мелейс, потом флот Веларионов. И это, не говоря о поражениях в битвах и потерях важных крепостей и городов. Бейла, проведшая два года с бабушкой, тяжелее остальных переносила потерю, хоть и старалась это скрывать. Вторым человеком, несшим траур был Корлис Веларион. — Надо как-то помирить Корлиса с нашими, — проговорил Джейс. Он никогда не называл Корлиса дедушкой. — Проще убедить отца сдать Харренхолл, — закатила глаза Бейла, убежденная что в упрямстве с её дедом могла сравниться только его покойная жена. — Есть у меня одна идея, — хитро улыбнулся Джейс. Бейла скосила на него взгляд и недовольно цокнула языком. — Ради всего святого, Джейкейрис, что ты опять удумал? Если это снова какая-то дичь… — Творить дичь — это больше по твоей части. А я собираюсь убедить матушку назначить Корлиса новым десницей. Не смотри на меня так. Дарклин мёртв, нам нужен новый десница. Чем не Корлис? Он самый влиятельный из всех лордов, поддерживающих нас, не считая Старка. Но у Старка нет подобных амбиций, а вот Корлис будет доволен и успокоится. Бейла с минуту раздумывала над его словами, затем побежденно хмыкнула. — Если не заладится с железным троном, все равно займись политикой. Ты своим языком способен хоть мёртвых убедить восстать из могилы. Джейс слабо рассмеялся. — Если не заладится с железным троном это будет значит только одно. Что мы проиграли, а значит, скорее всего, мертвы. — Ты больше, чем кто-либо другой заслуживаешь этого трона, Джейс, — серьёзно произнесла Бейла. — И я говорю это не потому, что тогда я стану королевой. Джейс снова рассмеялся, на этот раз искренне. Бейла заслушалась его смехом, который так любила, но который последнее время слышала все реже. Джейс возмужал за последние месяцы, а после смерти Люка он стал серьезнее и самую малость более замкнутым. Бейла подозревала, что он винил себя в смерти брата. — Что думаешь о новом регенте псевдокороля? — перевела она тему. — Что это худшее, что могло с нами произойти, — мрачно отозвался Джейс. — Не драматизируй, он всего лишь зазнавшийся, надутый, самовлюбленный индюк. — Ты знаешь, что это не так. Он убил Люка, — при этих словах в его голосе прорезалась ненависть, — зная, что тем самым развяжет войну. Но его это не остановило. Он опасен, Бейла, опаснее любого из них. Он не будет чесать языком, как его брат, и не будет искать мирного решения или колебаться, как Отто. Я видел это в его глазах в тот вечер на ужине, ты помнишь? Он опасен, потому что непредсказуем. Он способен спалить дотла половину Вестероса, если решит, что это поможет ему победить нас. — Но и у него должны быть слабые места, — задумалась Бейла, представляя, как эти слабые места можно было бы использовать. Джейс ответил не сразу, заговорив, лишь когда они обогнули статуи двух уродливых горгулий, охранявших высокую арку, за которой следовала каменная лестница, что вела к западным воротам. — Есть такая поговорка: когда рождается Таргариен, боги подбрасывают монету — величие или безумие, и весь мир… — Замирает, глядя на то, как она упадёт, — закончила Бейла. — Я знаю. К чему ты это? — Я много думал над этим, — отрешенно продолжил Джейс. — Таргариены склонны к безумию, но лишь потому, что в них течёт кровь драконов. А драконы — собственники. Свое они не отдадут никому. И я считаю, что безумие Таргариенов проявляется именно тогда, когда они теряют что-то очень дорогое, что-то очень для них важное. И это их слабость. — Ты хочешь сказать… — Я хочу сказать, что выискивать слабость Эймонда и пытаться её использовать против него, все равно что дразнить разъяренного дракона, только что потерявшего всадника. Бейла глубоко задумалась над его словами. Всё эти философствования были не по её части, но она поняла, что её кузен Эймонд может оказаться той ещё занозой в одном месте. Бейла смачно выругалась, словив укоризненный взгляд Джейса. — Если хочешь стать моей королевой, кончай ругаться, — пожурил он её пальцем. — Ничего не могу с собой поделать, — Бейла развела руками. — Да, и должен же один из нас ругаться. Только представь: ты, король, закатываешь пламенную и наискучнейшую речь перед подданными, во время которой они благополучно похрапывают, а когда ты замолкаешь, они недоуменно смотрят по сторонам, не представляя, о чем ты там вещал. И тогда я, твоя королева, в пару крепких, а главное, емких фраз резюмирую им весь твой монолог. И все облегчённо вздыхают и начинают аплодировать. — Семеро, помогите мне, — сквозь смех выдавил Джейс, по-хозяйски закидывая руку на плечи подруги. Весь оставшийся путь они смеялись и дурачились, представляя забавные и нелепые ситуации, в которые они непременно будут попадать, когда Джейс станет королём. Они ни разу не сказали «если». *** Эймонд не ночевал в их спальне. Она прождала его весь вечер, а после, решив, что он вновь задержался на собрании, легла спать. Но пробудившись на утро, Анна обнаружила его сторону постели все такой же нетронутой. Не зная, что думать, Анна попыталась аккуратно расспросить о нем слуг, стараясь, чтобы это не выглядело, как будто она потеряла собственного мужа. Одна из служанок, помогавшая ей одеться и расчесаться, сообщила, что принц утром вышел из своих старых покоев. Услышав эту новость, Анна застыла с гребнем в руках, глядя на свое растерянное отражение в зеркале. По неписанным законам монарших семей у всех членов семьи должны были быть отдельные спальни, будь они хоть трижды женаты. Когда они с Эймондом поженились, Алисента, следуя традициям, приготовила для Анны отдельные покои. Однако Эймонд практически каждую ночь проводил в спальне жены. На первых порах Алисента относилась к этому со снисхождением, рассудив, что пыл молодожёнов скоро подугаснет, и тогда Эймонд, всегда ревностно оберегавший свою личную территорию, сам не пожелает каждую ночь проводить с женой. Однако, истоки его поведения были глубже, чем банальная физическая жажда и нужды плоти. Эймонду нравилось возвращаться по вечерам в их покои, обсуждать, как прошёл их день, нравились их вечерние беседы. Впервые за долгие годы он чувствовал, что в замке есть родственная душа, с которой можно обсудить все и всех. Не считая Коля, но вряд ли тот оценил бы, если бы Эймонд предложил ему усесться к нему на колени и поболтать. Эймонду нравилось засыпать, прижимая её к себе и просыпаться, ощущая её тепло рядом. Как истинный дракон, он не желал отпускать её от себя. Что до Анны, то она и не представляла, что может быть иначе. И уже через пару месяцев, Эймонд, устав каждое утро мерить расстояние между их спальнями, окончательно переселился к жене, тем самым бесцеремонно поправ устоявшиеся правила замка. Алисента, всю жизнь бесприкословно следовавшая правилам и уставам, такого понять не могла. Она даже попыталась объяснить молодым, что такое поведение бесстыдно и неприемлемо. Принц Таргариен не может насытиться своей женой настолько, что переселился к ней в спальню! Эймонд пожал плечами, бросив в ответ, что ему безразлично мнение овец. И вот сейчас, впервые с тех пор, как они поженились, он ночевал в своей старой спальне. Эта новость обескуражила Анну настолько, что, наступив на горло своей гордости, она спросила, был ли принц там один. Служанка, понимающе глядя, поспешила заверить принцессу, что из покоев принца никто не выходил. По крайней мере, так говорят охранявшие комнату гвардейцы. Анна, чувствуя себя странно разбитой, велела служанке уйти, она сама закончит туалет. Оставшись одна, Анна широко раскрытыми глазами смотрела на свое испуганное лицо в зеркале. Должно было произойти что-то из ряда вон выходящее, чтобы он так поступил. Но что? Анна задумалась. После их возвращения с Грачиного Приюта он постоянно пропадал на собраниях, но всегда возвращался. И находил минутку, чтобы перекинуться с ней хотя бы парой слов, прежде чем уйти утром. И вёл он себя как обычно. Странности в его поведении начались всего пару дней назад, после объявления его регентом. Жуткая догадка посетила её разум. Что если он узнал… Анна заломила руки. Нет, он не мог узнать. Она все тщательно продумала, прежде чем идти на встречу с дядей. Она сбежала прямо из спальни, а Эшара всю ночь сторожила в её спальне, и когда Анна вернулась, сообщила, что никто не заходил. Могли ли её узнать в городе? Тоже маловероятно — Анна натянула капюшон чуть ли не до самого подбородка, и она постоянно оглядывалась по сторонам, будь за ней слежка, она бы точно заметила. К тому же его поведение изменилось ещё до её ночной вылазки. Анна хорошо помнила, каким он был в предыдущую ночь. То была не просто страсть, то была злость, желание подчинить и доказать. Таким он был с ней впервые. Анна начала мерить комнату шагами, как делала всегда, когда пыталась разгадать головоломку. Ей казалось, что она что-то упускает, какую-то деталь, которая вроде как на виду, но она её не видит. Она начала вспоминать, прокручивать в голове все, что произошло в те дни. И вдруг резко затормозила. В тот день Ларис Стронг зачем-то подошёл к ней и говорил необычные вещи. Анна раньше не замечала за ним интереса к собственной персоне. Она стояла посреди комнаты, как громом пораженная. Мастер над шептунами. Человек, который, как говорил ей Эймонд, владеет наибольшим количеством секретов во всей Королевской Гавани. Ларис Стронг. Анна обессиленно опустилась в кресло. Если Ларис Стронг что-то разнюхал и сообщил об этом Эймонду, то это конец. Но, с другой стороны, она достаточно хорошо изучила Эймонда. Он не смог бы держать подобное в себе, это не про него. Он бы разнес в щепки их покои, придушил бы её на месте (и это не было фигурой речи) за предательство. Но не стал бы молчать. Эта мысль, пусть и слабо, но приободрила её. Возможно, произошло нечто другое, быть может, всему этому есть иное объяснение. Например, он так устал, что решил переночевать в старых покоях, ведь до них было ближе. Да, так и есть. *** Хромоногий Ларис Стронг ни разу за свою жизнь не усомнился в своих решениях. Даже когда отдал пламени родного брата, попутно похоронив в нем отца. Что уж говорить о других его решениях. Когда много лет назад он, стоя в углу в тронном зале, словно невидимый призрак в окружении десятков людей, встал перед выбором — чёрный или зелёный — он выбрал зелёный. И ни разу не пожалел. Даже спустя столько лет он бы не взялся сказать, что подвигло его на это. Но отчего-то он хорошо запомнил, как юная и нежная королева Алисента сидела в траве и улыбалась своему первенцу, поднимая его вверх. А солнце играло в её волосах, окрашивая их в насыщенный огненно-золотой. Он не был влюблен в нее в общепринятом понимании этого слова, не испытывал он к ней и особо сильной похоти. Но он определенно был покорен тогда. Не задаваясь лишними вопросами, Ларис стал её привязным псом, доставляя ей информацию и выполняя мелкие и крупные поручения, взамен прося лишь крохи её благосклонности, львиная доля которых доставались её мужу, а после Кристону Колю. О, да, он знал об этом, как и о многом другом. Но не ревновал — ему нужно было не много. Со временем его очарованность королевой притупилась, и плата, которую он с нее взимал за свои услуги, стала скорее данью привычке. Зато за эти годы Ларис Стронг познал вкус куда более пленительный и дурманящий — вкус власти. Те, кто полагали, что знают, кому Хромоногий Ларис предан, глубоко ошибались. Ибо предан он был только себе. И вот он, уверенный в каждом своём выборе, последние дни был в смятении. Пока Эйгон боролся за жизнь, Ларис продумывал ходы, в случае если тот умрёт. В таком случае на его место сядет Эймонд, не годовалого же ребёнка они коронуют. А заручиться доверием и поддержкой Эймонда-уже-короля было чертовски важно. В случае же, если бы Ларис попытался поиграть с его женой, пусть и в благих целях, он не мог гарантировать, что в один миг она не сломается и не побежит разбалтывать все мужу. В том, что женщины — существа крайне непрогнозируемые и нелогичные, он убеждался много раз. Тогда Одноглазый принц просто убьёт Лариса, предварительно прикончив саму непутевую женушку. Взвесив все за и против, он решил поставить на Эймонда Таргариена. И тем не менее он до сих пор не был уверен, что поступил правильно. Ещё вчера он сообщил принцу Эймонду, что встреча состоится. И он точно знал, что Одноглазый принц отправился туда следом за женой — об этом ему сообщили шпионы. Но вот уже прошли сутки, а со стороны Эймонда не было предпринять никаких действий. Быть может, стоило сыграть Алисентой? Об этом он думал, пока, хромая, плелся в свои покои поздно вечером. Отперев дверь, он вошёл внутрь… и сразу почувствовал чужое присутствие. Резко развернувшись, он огляделся. В кресле неподвижно застыл тёмный силуэт. — Закройте дверь, лорд Ларис, дует, — негромкий голос Эймонда пронёсся холодом по его спине. Ощущая, как сердце готово выпрыгнуть из груди от перепуга — мало ли, кто это мог быть — Ларис закрыл двери и захромал в сторону принца, вальяжно рассевшегося в его кресле, как у себя. — Мой принц, — привычная угодливая маска тут же легла на лицо, — как неожиданно видеть вас в своих покоях в столь позднее время. Хотя, вам известно, что я всегда к вашим услугам. — Не надо лицемерия, Ларис, — грубо прервал его Эймонд. — Ты знаешь, зачем я здесь и по какому вопросу. В комнате не были разожжены свечи, и только холодный, серебристый свет луны освещал комнату. Эймонд — случайно или намеренно — уселся в кресло, что было чуть повернуто от окна, и оттого его лицо оставалось в полумраке, лишая возможности разглядеть его выражение. — Полагаю, причина в принцессе Анне, — довольно правдоподобно изображая печаль, проговорил Ларис, с тихим вздохом присаживаясь в соседнее кресло. — Я слышал, вы проследили за Её Высочеством. Притворяться неосведомленным смысла не было. Да и не любил Ларис этого. — Мне всегда было любопытно, Ларис, ты ведь предан моей матери. Но что, если однажды тебе придётся выбирать между ней и королём, кого ты выберешь? — в голосе принца звучал лишь праздный интерес, однако кому как не Ларису было знать, что в этом замке никто не спрашивал ничего просто так. — Мой принц, сейчас король — вы. Должен ли я выбирать между вами и королевой? — уточнил Ларис, стараясь выиграть время. — Я не всегда буду королём, мой друг, — усмехнулся Эймонд, прекрасно играя в эту своеобразную игру намёков. — Прошу простить меня за дерзость, — мягко заговорил Ларис, — но ещё неизвестно, когда Его Величество сможет вновь надеть корону… и сможет ли вообще. В таком случае, можно предположить, что вы будете ещё очень долго нашим настоящим королём. В полутьме на лице Эймонда сверкнула улыбка, каким-то образом Ларис сумел её разглядеть. Вот как! У Одноглазого Принца, выходит, большие планы на железный трон. — Ты всегда умел делать тонкие выводы, Ларис. Но ты не ответил на мой вопрос, — Эймонд чуть склонил голову набок, изучая Лариса. У него было преимущество, он видел собеседника чётко, в то время как Ларису приходилось напрягать зрение, чтобы немного разглядеть черты его лица. — Я много лет преданно служил вашей матери, — уклончиво начал Ларис, — но лишь потому, что служить ей, значило служить короне. — Не надо юлить, Стронг. Мне нужен чёткий ответ. И скажу тебе по секрету, что от него зависит твоя жизнь, — все так же спокойно сказал принц. О, это Ларис чувствовал нутром. — Я всегда в первую очередь слуга короны. То есть ваш, — поклонился он. Судя по реакции принца ответ его удовлетворил. Он чуть склонил голову в молчаливом одобрении. — Мой принц, позвольте спросить, вы узнали, что затевает сир Бриклэйер? — Этот день войдёт в историю, как день, когда Ларис Стронг чего-то не знает, — проговорил Эймонд, а потом огорошил. — Я сам со всем разберусь. Все, что ты должен знать это то, что Сэмвел Бриклэйер никогда не помогал чёрным. Как и моя жена. Ты меня понял? Нечасто Ларис Стронг мог сказать, что его что-то поразило. Однако сейчас он был шокирован. Ларис всегда считал, что знает, что и от кого можно ожидать. Более двадцати лет он провел во дворце, видел рождение Эймонда Таргариена, видел, как тот дерзко украл дракона прямо из-под носа у чёрных. Он мог представить совершенно ужасные и чудовищные вещи, которые этот молодой человек мог бы совершить. И он, Ларис, не удивился бы. Но сейчас Ларис почувствовал себя так, как если бы Визерис вдруг восстал из мертвых. — Ты понял меня? — в голосе Эймонда прозвучала угроза. — Мой принц, — Ларис сглотнул и постарался говорить, тщательно отмеряя слова, — я вас, безусловно, понял, но что, если сир Сэмвел и ваша супруга действительно окажутся предателями. Тогда промедление поставит под угрозу все. Он мысленно похвалил себя. Не ставя под сомнение приказ Эймонда, он все же выразил свои опасения. — Посмотри на меня внимательно, Ларис Стронг. С этими словами Эймонд подался вперёд, и когда его лицо попало в полоску света, Ларис смог, наконец, его разглядеть. Его лицо, никогда не отличавшееся мягкостью, сейчас было подобно восковой фигуре, которую скульптор отлил, чтобы изобразить чистейшее проявление жестокости и ненависти. Если бы Ларис велел художнику изобразить на полотне беспощадность, то оно непременно имело бы лицо Эймонда Таргариена. — Ты правда думаешь, что я могу поставить все под угрозу? Ради кого бы то ни было? Только сейчас Ларис заметил, что голос принца звучал не как раньше. В нем слышался треск льда и ощущался жар пламени одновременно. — Я так не думаю, мой принц, — сглотнул он. — Хорошо. Тогда ты будешь делать то, что я тебе скажу. Ты хорошо — очень хорошо — запомнишь мои слова. А если об этой истории узнает кто-то ещё, я лично отрежу тебе язык, как ты любишь делать со своими пешками. Ты понял меня? Ларис вновь кивнул, после чего, смерив его последним жёстким взглядом, Эймонд покинул его покои, оставив Лариса в полном смятении чувств. Впервые Ларис чувствовал, что не все нити паутины были в его руках. Взгляд Одноглазого Принца отмел предположение, что он пустит все на самотёк. Как и то, что он простит предателей. В голове у Лариса тут же сформировалось несколько вероятных вариантов развития событий. Возможно, принц Эймонд решил использовать шпионку так же, как и планировал сам Ларис — скармливая врагам ложную информацию. Тогда это делало честь его коварству и хладнокровию. Либо он собирался умертвить предателей по-тихому, без лишней шумихи, дабы не посеять смуту среди своих же союзников. И это сделало бы честь его расчетливому и дальновидному уму. Ведь если жена самого регента будет обвинена в предательстве, у всех, начиная от рядовых гвардейцев, заканчивая лордами-советниками, возникнет одна и та же мысль: положение зеленых хуже, чем можно было предположить. Но в том, что он не оставит все как есть, и за предательство последует жестокая кара, Ларис Стронг не сомневался ни секунды. *** Анна стремительно шла по коридору с твёрдым намерением поговорить с ним. Было уже время сна, а он снова не явился. Он убегает от неё по неизвестной ей причине, но Анна была не из, тех, кто будет смиренно ждать, когда господин сменит гнев на милость. Однако, видят боги, если она увидит его с женщиной… На самом деле, подсознание Анны отгоняло от неё наиболее вероятную догадку. Потому что эта догадка была ужасна и исход её был бы непоправимым. Она завернула за угол, и когда до его покоев оставалось только несколько метров, до неё донеслись торопливые шаги сзади. Обернувшись, Анна увидела спешившую к ней Эшару, которая, подобрав полы платья, почти бежала к ней. На лице у служанки была написана целая палитра эмоций, от волнения, паники до решимости. Подбежав к принцессе, Эшара схватила её за руку. — Ваше Высочество, не ходите туда! — прошептав это, она потащила Анну обратно. Наглость служанки поразила Анну настолько, что она даже забыла сопротивляться, и это дало той возможность практически уволочь принцессу обратно. Когда же дар речи вернулся к ней, Анна возмущённо прошипела: — Эшара, ты сошла с ума?! Что ты себе позволяешь! — Анна попыталась вырвать руку, но служанка с неожиданной силой вцепилась в неё, как клещами. Заведя госпожу в её покои, Эшара плотно закрыла за собой дверь. И только после она обернулась к неверяще уставившейся на неё Анне. — Ваше Высочество, я видела, что вы вышли из своей спальни и пошла за вами. Как чувствовала, что вы пойдёте туда, — Эшара перевела дыхание. Она была растрепана, несколько прядей выпали из прически. Девушка выглядела вымученной, под глазами пролегли тени. Создавалось впечатление, что Эшара не спала несколько ночей. — И ты решила мне помешать?! Кто ты такая? Я ещё никогда не наказывала слуг, но думаю несколько ударов плетью как следует вправят тебе мозги, нахалка! — гневно воскликнула Анна. — Он бы убил вас! — выпалила Эшара на выдохе. — Что ты сказала? — тихо спросила Анна. Эшара смотрела на неё со смесью вины, злости, тревоги и ещё чего-то. Прижав руки к груди, она попыталась успокоить сердцебиение. — Я должна вам кое в чем признаться, — более спокойно сказала она, глядя в пол. — После этого вы можете меня убить. Но я должна сказать. Ещё до того, как принц Эймонд уехал вместе с Его Величеством, меня поймали люди лорда Лариса Стронга. Он… запугал меня, и я рассказала ему все. Он заставил меня также рассказать все принцу Эймонду и показать дом вашего дяди. Потом он велел мне следить за вами и сообщить ему, если вы попытаетесь встретиться с сиром Бриклэйером. Я… — она запнулась на миг. — Когда вы отправились на встречу два дня назад, я сообщила об этом ему. А он передал эту информацию принцу Эймонду. Закончив свой немного сбивчивый рассказ, Эшара подняла взгляд на Анну. Та была неестественно бледной. Сделав шаг назад, она покачнулась. Эшара тут же подбежала к ней и помогла опуститься на кушетку. — Я принесу воды, — Эшара бросилась было к столу. — Нет, — хриплым голосом резко возразила Анна, схватив её за кисть. — Расскажи все подробности. Все. Эшара опустилась перед ней на колени и, сложив руки на коленях, начала рассказывать. Она рассказала все подробности, не опустив деталей того, как выдала её Ларису. Когда она замолчала, Анна долго молчала, уставившись в одну точку на ковре. Эшара с видом грешницы, признавшейся в своих прегрешения, ждала свой приговор, опустив голову. — Зачем рассказала сейчас? — глухо спросила Анна. Эшара чуть вздрогнула. Сжав искусанными пальцами складки платья, она немного выпрямилась. — Не знаю. Нет, знаю. Когда лорд Ларис поймал меня, я думала, что спасу себя, если выдам ему все, как есть. В конце концов, подумала я, я не обещала никому преданности. Мне платили, и я делала то, что требовалось, — она горько усмехнулась. — Но я ошиблась. Лорд Ларис никогда не отпускает тех, кого поймал в свои сети. И я подумала, что если кто-то и может помочь мне, то только вы. Прошу, защитите меня от лорда Лариса. Мы… Её прервало хихиканье. Эшара во все глаза уставилась на Анну. Хихиканье плавно перешло в безудержный хохот. У Анны случилась самая настоящая истерика. Анна смеялась и смеялась, и никак не могла остановиться. Служанка смотрела на неё, как на внезапно вышедший из-под контроля механизм. Спустя пять минут истеричного смеха, Анна, продолжая слабо улыбаться, с трудом выдавила из себя: — Ты просишь помощь у мертвеца. Я даже себя не в состоянии спасти. — Нет! — воскликнула Эшара и, схватив Анну за руку, подалась вперёд и с жаром заговорила: — Мы можем сбежать! Ваше Высочество, вы знаете тайные ходы из замка, а я знакома с парой контрабандистов, которые могут нам помочь. Мы можем сбежать вдвоём. Я клянусь, я больше никогда вас не предам! Прошу, Ваше Высочество, давайте сбежим из этого замка. Здесь смердит смертью, здесь все провоняло смрадом ненависти, недоверия и лжи. Умоляю! Мы отплывем в Дорн, откуда я родом. Там мы будем свободны. Её глаза возбужденно горели, она смотрела с такой страстью и воодушевлением, что не оставалось сомнений, она верит во все, что говорит. В то, что они могут сбежать и сбросить с себя свои оковы. Анна перевела на неё пустой взгляд. Вот уже второй человек за пару дней просит её сбежать и спастись. Возможно, в этом есть смысл. Пентос или Дорн. В этих далёких странах, она слышала, люди лишены условностей. Там люди свободны и независимы. Предложение служанки стоило хотя бы обдумывания. Здесь её ждёт только смерть. Это было так же ясно и неоспоримо, как и то, что она урожденная Бриклэйер. Но хуже всего было другое. Её ждёт смерть от рук любимого человека. — Я подумаю над твоими словами, Эшара. А сейчас оставь меня. Мне нужно побыть одной. Эшара хотела добавить что-то ещё, но передумала. Она поднялась с колен и, поклонившись, направилась к двери. Оставшись одна, Анна, наконец, дала волю чувствам. Закрыв лицо руками, она беззвучно заплакала. Во дворе Красного Замка стояла тишина, ничем не отличавшаяся от предыдущих ночей. Редкие гвардейцы несли свой караул, лениво переговариваясь друг с другом. Иногда можно было услышать их приглушенный смех. Некоторые слуги ещё не успели лечь спать, кто выполнял поздние приказы господ, кого мучала бессонница. А кто был на тайном любовном свидании, и эти последние не ведали ничего, кроме своего счастья и радости. Все эти лишённые сна души не знали, а может быть, смутно догадывались, что живут в страшном месте, способном в мгновение ока загубить любого из них. Месте, где не говорить то, что думаешь, было привычным и естественным, как дыхание. Не подозревали они и о том, что каждый из них, даже их господа, ежедневно ходят по канату на краю пропасти. Одно неверное движение, и в следующий миг они будут лететь в эту пропасть, готовую поглотить их так же, как и многих до них. В ту ночь не спали не только дежурные гвардейцы. Их господа, которым, казалось, повезло родиться в могущественных семьях, кто с самого детства не знал ничего, кроме благ, и кому они втайне временами завидовали, тоже не спали. Ибо сильнее всех бессонница мучает тех, кто наделён наибольшей властью. Ларис Стронг, незаметно опутавший своей паутиной весь дворец, раздумывал над тем, какие нити и как он мог бы использовать в дальнейшем. А дело это было далеко не из простых, нужно было обладать отвратительным талантом, чтобы не запутаться в собственной паутине. И Ларис Стронг этим талантом был наделён сполна. Алисента сидела у кровати своего старшего сына, читая книгу. Время от времени она поднимала взгляд, чтобы проверить его дыхание. А Эйгон забывался тревожным сном, вызванным маковым молоком, лишь на несколько часов. А когда действие этого опасного яда заканчивалось, его стоны оглашали комнату. Тем временем второй сын Алисенты стоял на балконе своих детских покоев и мрачно взирал вдаль. В первый день оставаться тут ему было сложно, он то и дело порывался броситься в их покои, но в последний момент сдерживал себя от этого необдуманного шага, чреватого чем-то необратимым и ужасным. Но то было вчера. Сегодня, вместе с принятым решением, на него снизошло спокойствие. Скоро все закончится. Его жена в ту ночь тоже не ведала сна. Она сидела в кресле-качалке у широких балконных дверей и также, как и её муж, воспаленными глазами смотрела в тёмное небо, усеянное звёздами. Тёплый ночной ветер слабо шевелил тонкие полупрозрачные занавески и, проникая в комнату, ласкал её кожу, даря покой. Страх и потрясение, волнение и сомнения прошли несколько часов назад. Анна была спокойна, ибо она тоже приняла решение.