Детективное агентство "Анна и её духи". Новое поколение. История пятая.

Ева Ильина не знала, что за посетительница к ним пришла. Она, откровенно говоря, засмотрелась на то, как напрочь отчаявшийся Алексей пытается печатать на клавиатуре. То есть не на сам процесс, а конкретно на руки капитана Леонова, а еще точнее — на его пальцы. Тот все прекрасно чувствовал, поэтому, в третий раз исправляя слово «процессуальный», бесповоротно решил уйти в монастырь. Закрыться от мира и больше никогда не мучиться душевными терзаниями. Дело осложнялось тем, что лейтенант ему нравилась. Сильно нравилась. А они тут в одном кабинете, и он вроде как старше её по званию, а романы на работе ничем хорошим не заканчиваются и начальством не поощряются, словом, куда не ткни — везде засада. Как быть дальше, Алексей не знал, но оборона его с каждым часом истончалась под действием горячих взглядов Евы, и он даже уже решил плюнуть на всё и позвать её погулять (погулять, и ничего больше! Начали они с ночевки на его диване и терапевтического вливания в организм коньяка, нужно же сделать хоть что-то по-человечески!), но «процессуальный» снова был написан с ошибкой, и Леонов вышел из себя, снова вернувшись к версии с монастырем. Так вот, Ева и знать не знала, что за женщина вошла в их кабинет, но она мгновенно уловила изменения в лице Леонова, которое из намеренно равнодушного и увлеченного печатанием стало слегка презрительным и недовольным. Так люди смотрят на трехдневный салат в холодильнике, прикидывая, испортился он уже или нет и стоит ли его трогать или легче просто выкинуть. Внимание Евы немедленно переключилось на женщину, которая вальяжно прошествовала к столу майора, поздоровавшись у двери, растягивая гласные в кошачьей манере. Ева Ильина, которая крепко сдружилась с Машей за последние три недели на почве всего, что произошло, немедленно и всей душой невзлюбила пышную блондинку, так бесцеремонно общающуюся с Трегубовым. Маша Еву восхищала многими качествами, они нашли, что у них много общего, но самое главное лейтенант прекрасно видела, что у Марии и Юрия уже сложились явно не однодневные отношения. Ева уже считала Трегубова и свою новую подругу своими. А тут кто-то приходит и пытается… Ильина еще не знала, что пытается сделать незнакомка, но ей уже это не нравилось. Она тут же решила, что в отсутствии Маши должна держать руку на пульсе и присматривать за ситуацией, поэтому обстрел Леонова взглядами прекратила (слава Богу, а то процессуальный камень преткновения почти довел того до белого каления) и принялась наблюдать за тем, что происходило в кабинете. В этот момент Маша, которая и не подозревала, что только что стала частью огромной женской коалиции (а она разрастется до невиданных широт, но об этом еще никто не знал), преспокойно пила себе кофе в кафе «Счастье» и смотрела сквозь залитое дождем окно на Исаакий. На душе у неё было бы спокойно, если бы она не тосковала по Юре. А тоска стала такой, что девушка решила вернуться в Затонск ночным поездом, чтобы утром уже увидеть Юру. Когда-то, когда Мария читала «Джейн Эйр», монолог мистера Рочестера о том, что его сердце связано с сердцем Джейн тонкой нитью, которая может порваться из-за расстояния между ними, казался ей романтическим, но совершенно оторванным от реальности. Теперь же она чувствовала, что нить натянулась до предела, а сердце уже начало кровить. Она хотела увидеть Юру. А еще лучше не только увидеть, но и обнять, почувствовать стук его сердца, тепло его рук. Нет, ну куда это годится? Так ведь невозможно — срастаться с другим человеком кожей всего за месяц! — И вообще, что за новомодные течения у современных молодых людей? — раздался рядом недовольный голос Якова Платоновича, который продолжал свою пламенную речь, большую часть из которой Маша благополучно прослушала из-за нахлынувших воспоминаний. Они только что по-семейному посидели в кафе: она сама, Витя с его рыжеволосой девушкой, которая очень понравилась Маше, и Яков Платонович с Анной Викторовной. Своего рода смотрины, что ли. Виктор был настроен необыкновенно серьезно, что Марию очень радовало, ведь он столько лет сознательно не давал себе сердечной свободы, а тут отпустил себя и открыл для кого-то свое сердце. Можно было только любоваться на брата и его возлюбленную и от души радоваться, что Маша и делала, пока Витя с его девушкой не ушли, а она сама снова на заскучала по Юре. — Что ты имеешь в виду? — спросила Маша у Штольмана. Они выбрали тихий уголок, поэтому можно было говорить без оглядки на посетителей. — Почему вы все так быстро съезжаетесь, не давая почти никаких обещаний на будущее? — продолжал возмущаться Яков Платонович, который и за праправнучек переживал так же, как за собственных дочерей когда-то. — В наше время всё было по-другому! Любишь — женись, а потом уже заводи совместный быт и всё прочее. Анна Викторовна, которая отошла рассмотреть дивной работы люстру, висящую в фойе, вернулась и посмотрела на мужа со спины с таким выражением лица, что Маша, ей-богу, чуть не выплюнула свой кофе от смеха. Она уже вытянула из прапрабабушки всю историю с Нежинской, поэтому знала, почему Анна так смотрит на Штольмана. Маша не стала ничего отвечать, а только улыбнулась, потому что Аня закатила глаза, а потом посмотрела на свою праправнучку и подмигнула ей. Она-то Марию прекрасно понимала.