Детективное агентство "Анна и её духи". Новое поколение. История пятая.

Леонова и Ильину Трегубов посадил на такси. Они-таки переусердствовали с аперитивом, а потом и с дижестивом (говядина удалась, и её доели подчистую), поэтому за руль никто из них был сесть не в состоянии. Оставаться на ночь они тоже отказались — после сегодняшнего ужина им обоим было, о чём подумать, они даже в такси садились, поглядывая друг на друга с каким-то новым чувством. Это уже не был страх, или сомнение, или желание избежать искушения. Это было что-то иное, то, с чем им нужно будет еще разобраться. Ребушинского Юля выперла на крыльцо, хотя он порывался и после ужина оказать ей посильную помощь. Фасоли нигде вокруг не наблюдалось, а на кухню Юлия не пустила бы его даже под страхом смертной казни, поэтому пришлось проявлять смекалку. Оказавшись на крыльце, она неожиданно заробела. Когда ужин закончился, Юля вдруг поняла, что сегодняшний вечер был далек от идеального свидания, да что там — от любого свидания, поэтому как всё теперь воспринимает Игорь, сказать было сложно. Вдруг её кольнуло сожаление. За долгие годы Ребушинский был единственным человеком, которому она понравилась (она ведь не совсем уж дурой была и видела это) и который, не задумываясь, свою симпатию выразил. Более того — она на неё ответила, сначала сама того не желая, а потом осознав внутри себя искру интереса к жизни, которого она не чувствовала очень давно. Игорь был… любопытным. И симпатичным. И, как оказалось, хватким и понимающим. Подхватил её мысль, хотя вовсе не обязан был прикрывать её перед братом. Улыбка у него была отличная. Она лет сто не видела таких улыбок у мужчин, ей они по большей части виделись оскалами за человеческими лицами, а здесь она была… настоящая. Юля вдруг поняла, что именно по этому настоящему она не просто соскучилась — тосковала. И если сейчас, после этого ужина, Ребушинский не захочет продолжения, ей будет нестерпимо грустно. — Вы хотите знать, какую именно информацию я собрал о Львове? — спросил Игорь, видя, что Юля молчит в некоторой растерянности. — Что? — вынырнула из своих мыслей Юлия и поняла, что спросил Ребушинский вовсе не о том, что её волновало. — А, да, я бы хотела! — тут она вспомнила, как именно вела себя за столом и почувствовала, что у неё горят уши. — Вы меня извините, пожалуйста, за то, что я вас так заставила замолчать! Я сама не знаю, что на меня нашло! — Да не волнуйтесь вы! — усмехнулся Ребушинский, который неожиданно почувствовал, что все будет хорошо. До этого момента ему казалось, что его положение крайне шатко, даже очищенная фасоль его не спасала. Теперь же реакция девушки ему сказала, что всё не так безнадежно, как ему виделось. — Я понимаю, что у вас есть какие-то причины скрывать ваш интерес от брата. Я не буду вмешиваться, лишь надеюсь, что в следующий раз вы выберете менее радикальные методы, чтобы не дать мне высказаться. К горящим ушам прибавилась шея, и Юля кивнула. Её несказанно порадовал «следующий раз». — Возьмите, — Ребушинский открыл свой портфель, потрепанный и очень старый, и достал оттуда папку. — Я нашел заметки в старых номерах «Вестника» и добавил к ним еще кое-что, что мне показалось интересным. Возможно, это будет вам полезно. — Благодарю, — проговорила Юля, взяв документы. Она совершенно смутилась. Игорю не было нужды проявлять активность и искать дополнительную информацию, а он сделал это и все сложил по порядку (ей так казалось). Этот мелкий жест внимания, вдруг сделался для сестры Трегубова едва ли не высшим проявление заботы - ощущению давно забытому и оттого нервирующему. Как следует на это реагировать? — Вы прочитайте, а после позвоните мне, — попросил Ребушинский, застегивая портфель. Он тоже несколько стушевался, потому что ему казалось, что Юля держит папку как-то по-особенному трепетно. Девушка подняла на него взгляд — глаза карие, огромные, будто очень спелая черешня — и медленно кивнула. — Я к вам заеду, — ответила она серьезно. — Я буду ждать, — с не меньшей серьезностью ответил он.