Кто сеет ветер...

      Это было похоже на сон.       Кошмарный сон о том, что он когда-то видел.       Чувство дежавю не отпускало с тех самых пор, как Гарри едва не налетел на раскинувшегося у подножья лестницы мертвого Драко. Так лежал его отец в воспоминаниях Северуса…       На теле школьного соперника отсутствовали видимые повреждения, насколько мог заметить Гарри в свете Люмоса. Как и Джеймс Поттер в свое время, Драко, вероятно, умер от Авады. Он был в пижаме, явно выдернутый нападавшими из постели. Палочка — на полу, чуть в стороне от тела. Должно быть, выпала, когда Авада оборвала в теле все импульсы, заставив пальцы стиснутой на ней руки разжаться. Несколько трупов неизвестных Гарри магов — четыре, может, больше, не было времени вести точный подсчет — лежали в некотором отдалении. Большего он не разглядел, промчавшись мимо.       Гарри все еще надеялся успеть, слыша доносившиеся сверху треск заклятий, болезненные вскрики и ругательства.       Вот только, как и Северуса в свое время, его ждало разочарование…       Внезапный грохот наверху и следом вдруг переставший жечь запястье брачный браслет заставили ноги Гарри подкоситься. Он не упал лишь потому, что ухватился за перила, наверно, побелевшими от его судорожной хватки пальцами. Сердце будто ухнуло на миг в глубокую пропасть, пропустив удар, а после застучало с такой силой, что Гарри некоторое время ничего не слышал, кроме этих отдающих в барабанные перепонки глухих ударов, собственных шагов и заполошного дыхания.       Он и не заметил, как оказался наверху, перескочив несколько трупов и обломки мебели, как свернул бегом к семейным спальням, молясь про себя вопреки логике, чтобы холод металла на запястье ничего не значил, и сам же этому не веря. Гарри с радостью бы согласился, чтобы чертов браслет прожег ему руку до мяса, до кости, если бы это могло что-либо изменить. Но…       — Пожирательская подстилка! Секо!       Вскрик подруги, резко оборвавшийся, Гарри услышал одновременно с тем, как, завернув за угол, увидел в полумраке коридора, освещенного лишь догоравшими обломками стены, разрушенной мощным взрывным заклятьем, и тлеющими там, где она устояла, обоями, распростертые прямо перед собой тела. Он на мгновение застыл, не в силах двинуться дальше…       Нарцисса в некогда белой, а теперь выпачканной в крови и оседающей от взрыва пыли сорочке, лежала позади. Заклятьем ей отсекло правую руку. Разметавшиеся по полу волосы казались черными из-за продолжавшей вытекать из рассеченной головы крови. Северус в своей извечной строгой мантии, изодранной вместе с пижамою под ней, был ближе — порезанный и обожженный, с изогнутой под неестественным углом ногой. Тела убитых нападавших Гарри не считал. Не мог. Он даже их не видел, пойманный, будто силком, стеклянным взглядом темных глаз. Еще недавно — каких-то шесть часов назад! — довольно щурившихся, пока их обладатель рассказывал ему об очередном удачном опыте с недавно созданным зельем. Они сидели у камина, оба уставшие — Гарри пришлось стабилизировать почти что друг за другом двух пациенток, Северус минут как двадцать только выполз из лаборатории, — пили вино, планировали выходные…       Гарри почувствовал, как внутри разрастается нечто темное и обжигающе холодное.       — Нет! — голос Эри, раздавшийся вслед за криком Луны, предшествовал неслабой встряске, от которой Гарри едва удержался на ногах, наконец, отмерев и вспомнив, что сражение вообще-то не закончено. Стену детской комнаты снесло, выбросив вместе с ней в коридор нескольких магов.       Взамен почти осевшего облака пыли взметнулось новое. Взвесь кирпича и штукатурки забивала нос и горло, щекоча рецепторы, но Гарри едва ли обратил на то внимание, уставившись перед собой. Оценивая состояние врагов.       Трое волшебников так и остались на полу, не подавая признаков если не жизни, то наличия сознания. Один — тот, что был вынесен через дверной проем, — пошатываясь, встал. Нетвердой рукой поднял палочку в сторону детской.       — Чертово… кха-кха… отродье! Авада…       — Сектусемпра! — впервые с того случая с Драко и попытки проклясть им убегающего Северуса Гарри использовал это заклятие. В первый раз, увидев, что оно делало с людьми, он испытал страх. Теперь, глядя на почти расчлененного вложенной в проклятье силой мага, не чувствовал ничего.       Гарри шагнул через провал в комнату крестницы. Та сидела на коленях возле тела такой же мертвой — он чувствовал это и без диагностики, — как Северус, как Драко и Нарцисса, Луны, одной рукой бессмысленно пытаясь пережать рану на ее шее. В заклятие вложили столько силы, что то, наискось врезавшись с левой стороны, перебило мышечный тяж, артерию, поранило гортань и пищевод, но, главное, серьезно повредило нервные стволы и позвоночник. Его подруга была мертва скорее, чем ее тело опустилось на пол, теряя кровь. Весь опыт Гарри был бессилен, чтоб помочь — он мог бы удержать Луну на кромке, но не вернуть. Меж тем второй — трясущейся — рукой его крестница направила палочку в сторону мага, впечатанного ее выбросом в противоположенную от входа стену. Тот, ругаясь, пытался отыскать, кажется, выпавшую при падении свою.       — Инсендио! — крикнула Эрида, и одежда на убийце вспыхнула.       — Ступефай, — произнес Гарри, лишив мага подвижности прежде, чем тот успел что-либо сделать с этим или даже закричать. Его голос звучал ровно, безэмоционально. Он смотрел, как глаза убийцы панически бегают из стороны в сторону, хорошо видимые в свете плясавшего по его телу пламени, знал, что тот испытывает сейчас ужасную боль, но все так же ничего не чувствовал. Даже удовлетворения, на которое подспудно надеялся.       — Гарри, они… — всхлипнула Эри, опуская палочку, но закончить не смогла. Вцепилась в мать обеими руками, склонилась ниже, почти уткнувшись лицом в её шелковую сорочку, и зарыдала в голос. Дорогая ткань белела в бьющем в окно лунном свете и всполохах огня, заканчивающих пожирать одежду обездвиженного нападавшего. Только на груди и левом плече расплылось тёмное пятно. Кровь, продолжающая течь из расчертившей шею Луны раны, пачкала подол детской ночнушки, руки Эри и разметавшиеся по груди мертвой матери светлые локоны.       Это выглядело неправильно. Ужасно неправильно. Гарри знал, что ему следовало забрать отсюда Эри, увести.       Но ничего еще не было кончено.       По комнате расплылся запах дыма, оплавленной синтетики и обожженной плоти, заставив Гарри сморщиться. Лет десять или более назад, до работы в Мунго, где доводилось видеть, нюхать, трогать всякое, его бы от этого наверняка стошнило. Теперь он только сделал пасс ладонью, очищая воздух прежде, чем добить еще двух копошившихся в попытках встать убийц. Гарри вновь использовал проклятье Принца, отстраненно понимая: это совсем не то, что должен делать хороший крестный рядом с и так травмированной девочкой-подростком. Но Эри все еще рыдала над Луной и, кажется, не замечала ничего вокруг, а он не мог ничего сделать с холодной злостью, ртутью прожигавшей внутренности.       Из тех волшебников, что вынесло выбросом Эри в коридор, двоим не повезло. Или напротив — как посмотреть. Оба были мертвы: один раскроил череп о стену, у второго оказалась свернутой шея. Третий пока дышал, и, посветив на него зажженным Люмосом, Гарри стиснул зубы так, что скрипнула эмаль. Лицо убийцы было ему хорошо знакомо.       С мая обыски в поместье Малфоев, допросы и проверки палочек стали столь часты, что по закону больших чисел хотя бы несколько из них должны были застать Гарри «в гостях семьи подруги». Этот человек присутствовал здесь оба раза, когда подобное случалось, и не пытался соблюдать даже подобия приличий, открыто проявляя к членам семьи и Северусу неприязнь. Что привело, конечно, к их конфликту, пусть и ограничившемуся лишь вербальной перебранкой: Гарри напасть на аврора не позволяли обеты, да и не был он давно несдержанным мальчишкой, страж порядка, вероятно, побоялся что-то предпринять против какого-никакого, но Победителя Волдеморта, к тому же растиражированного в последние годы (не иначе, как по недосмотру Министерства) колдомедика-новатора, светило, на которого молились, как на Мерлина, британские волшебники с детьми и те, кто стать родителями лишь готовился. Это могло вызвать ненужный резонанс.       И вот теперь ублюдок снова здесь. Не его ли Секо лишило Эри матери?       Больше всего Гарри хотелось в тот момент прикончить мага, выйти в коридор к Северусу и, улегшись рядом, тоже сдохнуть. Потому что, кроме холодной злости, твердившей, что он должен расквитаться с теми, кто ее вызвал, и нарастающего равнодушия, он чувствовал лишь боль. Знакомую, острую, будто тупым ножом раздирающую что-то внутри. Гарри наивно надеялся, что никогда больше подобной ей не испытает. Боль потери. Такая сильная на этот раз, что, кажется, исчезнуть проще, чем ее пережить.       Только рядом плакала Эри, о которой нужно было позаботиться. В доме мог находиться кто-нибудь еще. И не было ли у убийц сообщников, что лично не участвовали в нападении, но позже попробовали бы начатое завершить? Тогда Эрида все еще была в опасности. А он дал клятву ее защищать.       Гарри вздохнул, стараясь эмоционально абстрагироваться от происходящего и все же не позволить себе окунуться в заманчивое равнодушие настолько, чтобы даже на Эри ему стало плевать.       — Акцио Веритасерум! — произнес Гарри, отстраненно глядя на лежавшее неподалеку тельце Ньюта. Туловище его было деформировано, изо рта натекла скудная лужица крови, будто кто-то наступил или неудачно отопнул вертевшегося под ногами кролика. Дождавшись влетевшего в ладонь пузырька, чуть не до хруста стиснув его пальцами, Гарри перевел взгляд на бессознательное тело убийцы.       Тяжелое и неглубокое, обрывающееся на вдохе дыхание давало понять, что при падении аврор сломал себе, скорее всего, несколько ребер. Непохоже было, что те повредили легкие, и других тяжелых травм, помимо гарантированного сотрясения, Гарри не видел. Значит, для их разговора страж порядка не нуждался в стабилизации. Сдавив щеки бессознательного мага так, чтоб приоткрылся рот, Гарри накапал внутрь положенную дозу зелья и процедил:       — Энервейт!

***

      Нападавшие и вправду отчасти состояли из авроров. Двое оказались взломщиками проклятий, что участвовали в снятии охранных чар с поместий магов, отказавшихся сотрудничать с аврорами. Остальные были кем угодно — от министерских клерков до торговцев и безработных. Сами себя они называли без изыска — неравнодушными гражданами, решившими, что Министерство слишком мягко обходилось с семьями сторонников Темного Лорда. Эти «граждане» считали, что аристократы (в их сознании те все приравнивались теперь темным магам) выжидают время, усыпляя бдительность обывателей, копят силы и, если их не уничтожить, впоследствии устроят что-нибудь вроде того, что было в мае. Потому решили действовать на опережение.       Драко — носитель метки, освобожденный Министерством, — стал очевидной первой целью. Первой, но не единственной. Также подлежали истреблению по убеждениям «неравнодушных граждан» Паркинсоны, Гойлы, Нотты и еще десятка два фамилий, прямо или косвенно в последней войне поддержавших Волдеморта. Им было плевать, что сестра Грегори Гойла в то время только родилась, что Нотт, не принявший — и никогда не собиравшийся — Темную метку, состоял в браке с маглорожденной Грейнджер, кроме того, и сам серьезно пострадал в мае, вместе с женой отстаивая Министерство перед террористами. «Граждане» хотели радикально устранить угрозу и не гнушались замарать при этом руки даже детской кровью.       В мэнор «неравнодушные» проникли посредством артефакта, сходного с тем, что некогда позволил другим магам — а может, и кому-то из них, ведь преступников тогда так и не поймали — аппарировать в дом Северуса. Малоприметную брошь, напитанную магией, оставил в особняке допрошенный Гарри аврор во время своего последнего служебного визита.       Гарри вызвал Кингсли. Как бы он ни относился к бывшему соратнику, тогда в 98-м выбравшему сторону новой верхушки Министерства, не его, был вынужден признать: чернокожий фениксовец не был магом, способным прибегнуть к массовой расправе. Подавно — превентивно. Даже ради лелеемого нынешним правительством «идеально светлого» мира. Тем более, что в «расстрельном» списке «граждан» упоминались семьи, не связанные с Лордом вовсе. Попавшие туда по одному лишь признаку — фамилии их были из тех самых «Священных двадцати восьми».       Кингсли с годами стал довольно радикален. Но не настолько. И, несмотря на личную неприязнь Гарри к нему, как и ко всем, кто был причастен к опоясавшим его правую руку обетам, он понимал, что бывший фениксовец и нынешний и.о. министра — умный человек. И должен был осознавать: подобная агрессия — не то, что аристократия стерпит. Старые семьи мирились со все туже затягивающейся на шее удавкой новых законов и постановлений, попиравших все, во что с рождения верили, лишь потому, что точно знали — их слишком мало, чтобы всерьез надеяться переломить ситуацию. Активное сопротивление только усугубило бы их нынешнее положение. Но одно дело — угроза репутации, положению и благосостоянию, качеству существования, другое — жизни, сохранению рода. Крыса, загнанная в угол, была способна на многое. Аристократия не стала бы терпеть, ответила бы. Это была бы новая война, в которой древние рода навряд ли победили бы, но сторонников света потрепали бы знатно. Страну пришлось бы снова восстанавливать из руин…       Недавно занявшему пост и. о. министра Кингсли, вероятнее всего, на выборах лишившемуся бы приставки и. о., все это было попросту невыгодно.       А о случившемся кому-то следовало сообщить. И точно не аврорам, покуда не было известно, кто из них замешен.       Явно поднятый с постели, невыспавшийся Кингсли Бруствер долго и красочно ругался, прохаживаясь между трупами. Личная охрана, положенная ему ввиду изменившегося положения, молча следовала за ним. Наверняка многих убитых Бруствер знал лично. В конце концов, больше десятка лет являлся их непосредственным начальником. Гарри прекрасно понимал: прямо сейчас бывший соратник находился в затруднительном положении.       Вот только понимание это не смягчало злости, которую он испытал, услышав о принятом Кингсли в связи со всем случившимся решении.       — Никто не должен знать, что в этом были замешаны авроры, Гарри, — решительно заявил и. о. министра, входя широким шагом в гостевую комнату, куда Гарри увел крестницу, отправив Брустверу патронус. Сейчас он сидел, обутый, с ногами на кровати, прислонившись к обитой бархатом спинке. Эри, поджав ноги к животу, спала рядом со своим крестным, головой на его бедре. Одной рукой девочка прижимала к себе плавно шевелившего наростами на спине растопырника. Одноглазый кот спал у нее в ногах. Разбуженный шагами Кингсли, он поднял голову и сердито зашипел на постороннего, на что взволнованный маг не обратил внимания. — Для общественности на Малфоев напала просто группа радикально настроенных магов. Ты понял меня?       Рука Гарри, поглаживавшая до этого крестницу по светлым волосам, мгновенно замерла. Он поднял на бывшего соратника заледеневший взгляд и процедил:       — С чего бы это?       — Мерлин! Ты хоть понимаешь, что начнется, если это выйдет наружу? Да, жалко девочку, и Снейпа тоже — он был неплохим специалистом. Но сказать людям, что авроры — стражи порядка, которым должно магов защищать, участвовали в убийстве целой семьи? Это паника, Гарри. Беспорядки. Новые восстания. Страна только-только оправилась от этого. Как там говорят маглы? Не надо бросать дерьмо в вентилятор.       Палочка Гарри заискрила зеленым, сердито зашипела, стиснутая пальцами второй руки до побеления костяшек.       — Гарри? — спросил Кингсли с опаской. Взгляд его нервно метнулся от кончика вспыхивающей тревожным цветом палочки на лицо Гарри и обратно. Кажется, он только что вспомнил, с кем именно говорит.       — Неплохой специалист… — усмехнулся Победитель Волдеморта, испытывая острое, почти императивное желание применить к и.о. министра второе Непростительное. Он был уверен: прямо сейчас его злости для этого хватит. А что хорошо, что плохо в послевоенной Британии… Гарри уже не понимал. Все смешалось. Не было добра, не было зла, как сказал однажды им убитый враг, была лишь сила. Светлые маги, наделенные ей, вели себя немногим лучше Пожирателей. Но если раньше Гарри удерживала в рамках привитых с детства идеалов внутренняя мораль, сейчас ему было плевать. Он чувствовал боль и хотел сделать больно другим.       К сожалению, нынешний и.о. министра был одним из тех, кого касались данные им много лет назад обеты. Стоило подумать о применении Круцио, запястье обожгло в контрасте с мертвенным холодом невидимого Кингсли медного браслета. Не то чтобы Гарри боялся прямо сейчас смерти от отката. Только вот у Эри кроме него, Ксенофилиуса и двоюродной бабушки, никого не осталось. И Гарри не был уверен, что мистер Лавгуд или Андромеда смогут ее защитить, возникни в том нужда.       — Что насчёт тех из них, кто не участвовал в нападении? — спросил он, отвернувшись в сторону окна.       — Проведем внутреннее расследование, найдем сообщников, — немного успокоившись, но все еще косясь на палочку Гарри, ответил Кингсли и вздохнул. — Не нужно, чтобы это коснулось их семей. Я знаю этих парней. У многих в мае пострадали родственники. У одного из взломщиков во время нападения оборотней погибла вся семья…       — Кингсли.       И.о. министра замолчал, подняв взгляд на лицо — левую его сторону — так и не повернувшегося к нему Гарри.       — Заткнись. Пусть твои люди забирают трупы «хороших парней», и убирайтесь отсюда. Снейпа и Малфоев не трогайте.       Кингсли поджал губы, вероятно, отвыкнув от того, что кто-то с ним общался без какого бы то ни было пиетета.       — Послушай, Гарри, есть определенные процедуры. Я понимаю, что Малфои тебе в некоторой степени семья через крестничество, но Снейпу ты никто, так что его тело нужно…       Договорить Кингсли не успел. Все бьющееся, что было в комнате, — от стакана на прикроватном столике до оконных стекол — вдруг разлетелось на осколки, миниатюрными снарядами рассекая ткань, впиваясь в дерево, кожу. И.о. министра вскрикнул, закрывая вмиг оказавшимися посеченными руками лицо. Не тронули осколки лишь кровать, на которой находились Гарри, его крестница и оба проснувшихся от шума животных. Растопырник боязливо запищал, глубже зарываясь под бок девочки. Кот вскочил на лапы, вздыбив шерсть и выгнув спину, вновь зашипел. Эри не шелохнулась. Гарри наложил на крестницу Сонные чары еще прежде, чем в комнату вошел бывший соратник.       — Ты оставишь Снейпа там, где он есть, — процедил Гарри. — И уберешься вон из этого дома!       — Мерлин! Поттер, ты больной! — заорал Кингсли. — Успокойся! Нужен тебе труп Снейпа, прекрасно, забирай! Делай с ним, что хочешь, хоть мумифицируй и молись. Ты, помнится, был близок после войны к тому, чтоб сделать из него идола. Но имей в виду, о том, что авроры замешаны в убийствах, я тебе рассказывать кому-либо запрещаю. Это дело Министерства.       Гарри прикрыл глаза, борясь с искушением ещё разок использовать придуманное Принцем-Полукровкой давным-давно проклятие «для врагов». Он дождался, пока удаляющиеся шаги не сообщили о том, что Кингсли покинул комнату, еще немного посидел так и лишь затем медленно поднял веки.       Уставившись перед собой, Гарри пытался утихомирить злого монстра внутри, рвущегося из тела, чтобы поквитаться со всеми теми, кто был виноват в том, что ему больно. Чудовище хотело крови. Гарри хотел. В нем не было давно ничьих крестражей, на которые можно свалить все темные чувства. Да он и не хотел.       Гарри досадливо выдохнул, вновь стискивая палочку едва не до хруста, и шкаф из цельного массива дерева прямо напротив взорвался, усеяв все горизонтальные поверхности, кроме кровати, мелкой щепой. Бездумно выставленный еще во время первой вспышки злости щит мерцал, принимая на себя урон легких, но острых «снарядов».       Как жаль, что он не мог сейчас подобного сделать с людьми — всеми причастными к случившемуся. Сейчас нет. Но однажды… Однажды они все поплатятся.       Гарри откинул голову на спинку кровати и прикрыл глаза, выжидая, пока люди министра разберутся с телами убийц и покинут поместье. Ему предстояла долгая, трудная ночь. Нужно было позаботиться о Нарциссе, Драко, Луне… Северусе. Под веками пекло, но когда Гарри, зажмурившись на мгновение, открыл их, глаза, уставившиеся в потолок, были сухими. Слез не было. Хотелось выть и убивать. Еще больше — проснуться и понять, что все случившееся просто глупый кошмар…       Гарри вздохнул. Северус отучил его обманывать себя.       Он опустил глаза на Эри. Прошелся вновь рукой по светлым волосам. Определенно — сдохнуть сейчас было проще. Не так больно, как продолжать существование. Но Гарри должен был быть лучше собственного крестного…