Best Friend's Brother/BFB

Регулусу хотелось бы думать, что возвращение Ремуса в его жизнь будет простым переходом, но это не так. В самом деле, как бы ни было унизительно это признавать, он прекрасно понимает, что это решение частично принято из эгоистичных, отчаянных соображений.    Он знает, что не принял Ремуса обратно только потому, что на самом деле простил его. Он простил, но он также не простил. Это также действительно происходит из-за того, что вы нуждаетесь в лучшем друге, потому что иногда, когда вы чувствуете, что ваша жизнь вот-вот рухнет, вам просто нужен этот человек, который поможет вам собрать осколки, даже если это порежет им руки. .    Из-за этого переход не такой плавный, как, вероятно, выглядит со стороны. Это ужасно, нуждаться в ком-то, кого ты не хотел бы иметь. Потому что Регулус смотрит на Ремуса, и иногда ему жаль, что он никогда не встречался с ним. Потому что Регулус смотрит на Ремуса, и иногда ему хочется, чтобы его жизнь не рушилась, просто чтобы он мог отбросить Ремуса в сторону и быть достаточно сильным, чтобы выдержать его потерю. Потому что Регулус смотрит на Ремуса, и ему иногда хочется, чтобы он передумал и снова отослал его, и серьезно...    Потому что иногда Регулус смотрит на Ремуса и ловит себя на мысли о том, что он выбрал Сириуса. Это одна из самых болезненных частей всего этого. Ремус выбрал Сириуса. Какая-то часть Регула не может его даже винить; кажется естественным порядок жизни, что Сириус получает все, даже лучшего друга  Регулуса .   Так что не все гладко у них на старте, обниматься в сторонке.  В этой дружбе Ремус всегда был лучшим человеком, лучшим другом — пока не стал им. До этого Ремус не делал ошибок. Он ни разу не облажался . Он не сделал ничего плохого, и поэтому Регулус стал слишком самодовольным. Но на самом деле, когда Ремус идет на это, он идет на это, не так ли? Иди по-крупному или иди домой, судя по всему. Он сильно обиделся, и Регулус теперь надеется, что ему жаль, что он просто не вернулся домой.    Несмотря на все это, Регулус не может смириться с тем, что Ремус вернулся. После того, что с ним сделал Регулус, Ремус все же вернулся. Регулус думал, что он полностью сжег этот мост, и вот Ремус, изо всех сил пытаясь совершить этот прыжок, не зная, переберется ли он на другую сторону или упадет. Ужасная, жестокая часть Регулуса надеется, что он упадет. Нежная, скрытая часть Регулуса знает, что он протянет руку, чтобы схватить его и перетащить через край, или просто упадет вместе с ним. Эти две части находятся в постоянной войне друг с другом.    Что жалит больше всего, так это то, что они никогда не должны были быть на противоположных сторонах с самого начала.    Регулус не знает, как долго это продлится, но он ненавидит это. Он ненавидит все это. В некотором смысле это хуже. Потому что все не так, как раньше; между ними что-то изменилось. Молчание между ними кажется неправильным и удушающим. Когда они смотрят друг на друга, иногда кажется, что между ними сидит что-то большое, чего никто из них не может видеть. Теперь даже то, как они взаимодействуют, изменилось; чем тише становится Регулус, тем осторожнее Ремус с ним и вокруг него.    Как будто в комнате с ними сидит слон, слишком большой, чтобы его игнорировать, нежный, пока его не спровоцируют, а потом он раздавит их обоих. Они избегают этого, как могут.    Это утомительно.    И все же в течение недели они приложили усилия. Они продолжают видеться, продолжают пытаться, продолжают выяснять, как снова найти свой ритм.  Регулус кормит его и не пытается отравить. Он подходит и засыпает на диване Ремуса и улыбается, когда на следующее утро они устраиваются читать рядом друг с другом. Они играют в шахматы, и Ремус побеждает, а Регулус посмеивается, краснея от своей победы. Иногда они разговаривают; иногда они молчат. Но потихоньку пытаются. Они добираются туда.    Хотя все равно тяжело. Все еще сложно, как никогда раньше, и Регулус учится приспосабливаться. Он не очень хорошо приспосабливается, если честно, поэтому он чаще в проигрыше, чем в проигрыше. Это чертов ад, если честно.    Регулус не может говорить об этом с Пандорой, потому что он точно знает, что она скажет, и не хочет этого слышать. Он не может говорить об этом с Ремусом , потому что это сводит на нет всю цель, и он знает, что восстановленный фундамент, на котором они балансируют, рухнет под ними, как только он это сделает. Это действительно большое количество людей в его жизни, к которым он когда-либо обращался за советом, поэтому он избегает этого вопроса.    Для этого Регулус в конце концов сдается и находит подходящее отвлечение. Что может быть лучше, чтобы избежать его проблем с его лучшим другом, чем сосредоточиться на его проблемах с его братом? По странному стечению обстоятельств Сириус — это способ избежать ада, в который превратилась его жизнь. Ирония не ускользает от него.    Итак, имея это в виду, Регулус идет к своему брату. Они не виделись с момента их первого сеанса терапии, и Регулус удивляется, что с тех пор Сириус больше не вторгается в его жизнь. Он и благодарен за это, и раздражен этим. Конечно, Сириус написал ему, что его раздражает то, что миссис Делби любит его больше, на что Регулус просто ответил ухмыляющимся смайликом. Сириус также прислал ему не менее шести разных ссылок на те видео, где солдаты воссоединяются со своими семьями, потому что он узнал, когда они вместе напивались, что Регулус плачет над каждым — до единого .    (Он ничего не может с этим поделать. По правде говоря, это вызывает у него мгновенный приступ слез, трезвый или пьяный. Он не гордится этим, и он не знает, почему эти видео его задевают, но они это делают. брат удивляет младшего брата .    Регулус, в свою очередь, отправляет Сириусу видео с грустными собаками в отместку, потому что он обнаружил, что они заставляют его плакать, особенно видео, где собак усыпляют. Он послал Сириусу один случай, когда почти одичавшая собака, живущая на улице, была поймана с намерением получить дом, только для того, чтобы у нее было состояние, в результате ,которого его усыпили — после того, как, конечно, собаку вымыли и хорошо относились и, наконец, дали тепло и любовь. После полуночи Сириус послал ему голосовое сообщение с хриплым голосом, очевидно, только что заплакав, чтобы сообщить ему, что он злой и у него нет ни сердца, ни души. Регулус отправил ему голосовое сообщение о тихом смехе.    Как ни странно, Регулус думает, что миссис Помфри гордилась бы их прогрессом.    В любом случае, Регулусу нужен перерыв от мучительных жизненных проблем, поэтому он отправляется на поиски своего брата, чтобы посмотреть, будет ли с ним более или менее мучительно. Взяв страницу из книги Сириуса, он не предупреждает его заранее; он просто идет в свою квартиру, взламывает замок и входит.    "Сириус!" — кричит Регулус, входя. — Что бы ты ни делал, прекрати это делать. Мне нужно напиться, так что ты…    Остаток его фразы замирает на языке Регулуса, когда он резко останавливается, уставившись на Джеймса, который смотрит прямо с дивана широко раскрытыми глазами. Они оба замерли, рот Джеймса открыт, а разум Регулуса жутко пуст.    О, Джеймс. Чертов Джеймс. Конечно, это Джеймс, потому что он единственная проблема, к которой Регулус не стремится и от которой не убегает. Джеймс — это проблема, которая удерживает его на месте, которая сидит прямо в центре его груди, расплавленное солнце стало холодным и твердым. Джеймс — это проблема, которую он несет с собой, с которой он ничего не может поделать, которую он не может избежать или в которую он может погрузиться. Он совершенно уверен, что сейчас застрял, вынужден просто стоять здесь до конца вечности, ни приходить, ни уходить.    Боже, но он прекрасен, не так ли? Это действительно первая мысль, которая приходит в голову Регулусу, и он тут же хочет отбросить ее прочь. Это занимает слишком много места. Не оставляет места для купороса и ненависти, которые, как он должен чувствовать, захлестывают его. Он знает, что это там, это должно быть, потому что он чувствовал это. Он терпел его острые края, постоянно оставляя крошечные порезы на легких. Нельзя просто смотреть на Джеймса и находить его красивым. Он есть, но что, черт возьми ? Он не просто красив; он также человек, который заставляет Регулуса хотеть потерять его. Действительно, действительно потерять его. Кричать так сильно, что у него идет кровь из горла, сползать по стене, рыдая,    О, но он прекрасен . Он такой душераздирающе красивый, на самом деле. Регулус так давно его не видел; он может чувствовать его вид в своих коленях, отчего они дрожат. Волосы Джеймса такие же спутанные, как и всегда, бросающие вызов гравитации, легкие, как будто он только что скатился с кровати. Он выглядит таким невинным, когда испуган, широко распахнутые глаза за круглыми очками и мягкие губы — что Регулусу точно известно — приоткрылись, не произнеся ни слова. Он одет в красное, и единственное, о чем думает Регулус, это о том, что он должен был взять с собой малиновый датский.    А затем Джеймс — это внезапный порыв движения, когда он вскакивает с дивана с декоративной подушкой в ​​руке, которую он держит перед собой, как щит. Он выглядит как испуганный олень, и первое, что он выпаливает, это: «Тебе нельзя здесь находиться».    Мозг Регулуса делает рекордную царапину. Он выгибает бровь и рефлекторно произносит: «Прошу прощения?»    — Тебе нельзя здесь находиться, — повторяет Джеймс, впиваясь пальцами в подушку, белки его глаз видны, как у испуганного животного.    "О? Я не могу? Почему я не могу?" — спрашивает Регулус. «Это квартира моего брата, Джеймс. Вообще-то я думаю, что могу быть здесь».   — Я… ты… — Джеймс сглатывает и резко качает головой, весь напряженный. «Сириуса здесь нет. Ты должен уйти».   "Правда?" Регулус делает шаг вперед, с растущим интересом наблюдая, как Джеймс автоматически делает шаг назад, сохраняя между ними такое же расстояние. Ой. О, Регулус видит, что это такое. «Почему, Джеймс, если бы я не знал ничего лучше, я бы подумал, что ты не был рад меня видеть».    — Сириуса здесь нет, Регулус, — снова говорит Джеймс, явно напрягшись.    — Все в порядке, — спокойно отвечает Регулус, не сводя глаз с Джеймса, который делает еще один шаг вперед. Джеймс снова копирует его, только чтобы врезаться в диван и поспешно сделать шаг влево. «Я уверен, что он скоро вернется. А пока можешь развлекать меня».    Джеймс издает дрожащий горловой смешок, звук чистой паники. "Ну, ты не хочешь этого. Я, правда, ужасный хозяин, а ты... ты все равно меня ненавидишь. Помнишь это? Помнишь, как ты меня ненавидишь?"    — О, конечно. Я не забыл, Джеймс, совсем нет, — сообщает ему Регулус, слыша ледяную нотку в собственном голосе. Он наклоняет голову. — Значит, ты вернулся? Сириус простил тебя?    «Э-э, — бормочет Джеймс, — мы над этим работаем».    Регулус мычит. «Стыдно, если что-то разрушит всю эту тяжелую работу, которую ты, я уверен, проделал».    — Регулус, — напряженно произносит Джеймс, сжимая пальцы на подушке. Он немного вздрагивает, когда Регулус подходит к другой стороне дивана, прямо рядом с ним. Мгновенно он снова соскальзывает влево, поворачиваясь лицом к Регулусу и немного приподнимая подушку, чтобы она оставалась между ними.    — В чем дело, Джеймс? — бормочет Регулус, наблюдая за ним, отслеживая каждое его движение. — Ты выглядишь напряженным.    Джеймс никогда не отводит от него взгляда, словно Регулус — это змея, которая нападет, как только его глаза отойдут, и откроется. — Совсем немного. Я… знаешь, мне действительно нужно идти. Я как раз собиралась уходить, прежде чем ты вошел, вообще-то, так что я…    — Не будь грубым, — перебивает Регулус. — Я никогда не видел, чтобы ты был груб. На самом деле, ты всегда был тревожно добр. очень мило с твоей стороны, Джеймс.    — Я… да, я знаю, — слабо говорит Джеймс, чуть не спотыкаясь о собственные ноги, когда отступает еще на шаг, когда Регулус подходит ближе. — Я знаю, и мне очень жаль. Я… я… черт, мне чертовски жаль , Регулус. Если ты поверишь, мои намерения были добрыми, по крайней мере. Я знаю, что это не оправдание. Я знаю. ты ненавидишь меня за это и имеешь на это полное право».    Регулус протягивает руку и спокойно, небрежно стягивает шарф с шеи. Это чертов шарф Джеймса , тот самый, который он дал ему, когда Регулус позвонил ему, будучи пьяным и скучающим, накануне его дня рождения. Конечно, сейчас с этим ничего не поделаешь, и его гораздо больше интересует то, как взгляд Джеймса цепляется за движение. Он ясно узнаёт это, потому что его глаза метнулись к Регулусу, расширенные от удивления, но в конце концов он отвлекается на медленно открывающееся горло Регулуса. Он заметно затаил дыхание, изо всех сил пытаясь оторвать взгляд, снова и снова возвращая взгляд.    — Что ж, если мы будем совершенно честны друг с другом — что я действительно рекомендую, — тогда я должен признаться, что на самом деле я не ненавижу тебя за то, что ты лжешь о Сириусе, — тихо признается Регулус, аккуратно скатывая шарф, чтобы он упал. это на подлокотнике дивана. Его слова заставляют взгляд Джеймса метнуться к его лицу, а брови нахмуриваются в явном замешательстве. - О, не думай, что я этому рад , потому что это не так. На самом деле, я действительно очень на тебя зол. За ложь, за то, что ты притворился, что не знаешь, о ком я говорил, когда брат, моя мать, мой отец. За то, что обманул меня, чтобы мы могли потрахаться».    — Нет, — тут же возражает Джеймс, сжимая челюсти. "Нет, Регулус, не поэтому. Никогда не поэтому. Черт возьми, я сделал все это до того, как мы действительно... сделали много. Дело было не в трахе. знай это».    — Хорошо, я оставлю это, — уступает Регулус, слегка наклонив голову. Часть его уже знала это. Джеймс, несмотря на все, что он сделал, не такой человек. «И я вижу, как вы двое были в сложной ситуации, особенно если учесть, что я уверен, что ни один из вас не хотел выдать меня Сириусу, так что это была совершенно другая проблема вдобавок ко всему остальному».    Джеймс начинает открывать рот, чтобы ответить, но, кажется, застревает, его дыхание слышно сбивается, когда Регулус начинает снимать пальто. К счастью, это не пальто Джеймса, а просто черный бушлат с шестью широко расставленными пуговицами, которые он лениво расстегивает по одной. Джеймс смотрит жадно, беспомощно, сжимая подушку.    «Конечно, если честно, это не сильно поможет вашему делу. Я имею в виду, что ты работал с моим лучшим другом за моей спиной, чтобы лгать, торговать информацией, создавать планы, чтобы выставить меня и моего брата дураками, — продолжает Регулус. «Я говорил тебе кое-что, Джеймс, то, чего никогда никому не говорил. Я доверял тебе настолько, насколько вообще могу доверять кому-либо. Я впустил тебя, я открылся тебе и влюбился — и что я получил? я рискнул для этого?"    — Я знаю, что ошибался, — шепчет Джеймс, снова поднимая взгляд и встречаясь с Регулусом, — но ни на секунду не думай, что я был неискренен в своих чувствах к тебе. Это никогда не было ложью.   «Ты когда-нибудь слышал историю о мальчике, который кричал «волк»?» — сухо спрашивает Регулус, стаскивая пальто с плеч и легко и спокойно вешая его на спинку дивана.    — Я тоже влюбился, — хрипит Джеймс, тяжело сглатывая. — Как ты думаешь, о чем все это было, Регулус?    — Мм, ну, это ни здесь, ни там, — размышляет Регулус, щелкая пальцами, как будто отмахиваясь от вопроса. «На самом деле, часть меня почти… с облегчением, разве это не смешно? Раньше я думал, что худшее, на что ты был способен, все же лучше, чем мое лучшее. Секрет был, скорее всего, в чем-то вроде того, что ты хранишь обертки от закуски под кроватью, потому что тебе лень выносить их в мусорное ведро. Как обыденно. И неправильно, как оказалось. Все это время я думал, что ты слишком хорош, практически идеален. , а я тебя не заслужил — и посмотри на нас теперь».    — Ты так думал? — спрашивает Джеймс, резко останавливаясь и выглядя пораженным такой вещью. "Это-"    — Что ж, любовь слепа, Джеймс, — перебивает Регулус. — До меня дошло, что ты способен совершать ошибки, как и все мы, люди, корчащиеся в грязи. Здесь не так приятно, правда? , вы знаете, по крайней мере, мы хорошо подходим ".    — Я человек, — мягко говорит Джеймс. «Жаль, что ты не ставил меня на пьедестал, Регулус. Мне так же больно, как и тебе, когда я падаю с него. Я никогда не хотел тебя подводить».   — Но ты это сделал. Все в порядке. Так делает большинство людей, — просто говорит ему Регулус. — Но я ненавижу тебя не за это. У тебя, кажется, сложилось впечатление, что причина во всем этом, и хотя это, конечно, не помогает, и я очень расстроен этим, моя ненависть к тебе происходит от чего-то совсем другое».    "Это что?" — бормочет Джеймс, превентивно морщась, но все равно спрашивая, как будто ничего не может с собой поделать. Регулус снова делает шаг вперед и делает еще один шаг назад, только чтобы задеть ногой край дивана и мельком бросить взгляд вниз. Одно отвлечение, одна ошибка, и Регулус сокращает большую часть расстояния между ними, останавливаясь в нескольких дюймах от подушки. Голова Джеймса быстро вскидывается, он резко втягивает воздух и замирает, выпучив глаза.    Регулус протягивает руку и осторожно кладет руки на подушку прямо под пальцы Джеймса, не касаясь, но почти. «Я ненавижу тебя с одиннадцати лет, Джеймс».   "Что?" Джеймс выдыхает, и Регулус выдергивает подушку из его рук в тот момент, когда его пальцы ослабевают от удара. Когда Регулус выбрасывает руку, чтобы бросить ее на край дивана, Джеймс бросает на нее взгляд, явно встревоженный тем, что у него отняли щит.    — Ты украл у меня моего брата, — бормочет Регулус, и лицо Джеймса становится печальным. «Конечно, я ненавидел тебя за это. Новый лучший друг Сириуса. Я даже не знал твоего имени, но о, я ненавидел тебя. Потому что ты забрал его у меня и показал ему мир, частью которого я никогда не был, и он ушел к тебе, и оставил меня. Ты вор, Джеймс Поттер.    — Это было не так. Я никогда не имел в виду… — Джеймс обрывает себя, качая головой. Он выпускает дрожащий вздох. «Это не было соревнованием, Регулус. Ты должен знать, как много Сириус говорил о тебе. Я слышал только о маленьком Реджи. Он так, очень сильно тебя любил. И до сих пор любит».   «О, что сделано, то сделано. Ничего уже не изменить», — говорит Регулус. "Это то, что есть. Ты даже украл меня, и я должен отдать должное, где это должно быть; это нелегкий подвиг. Но ты справился с этим. Когда-то вор, всегда вор. В конце концов, теперь ты крадешь даже Ремуса. , не так ли?"    "Нет!" — выпаливает Джеймс почти в бешенстве. — Конечно нет. Он твой лучший друг. Я не мог…   — Ты можешь. Ты сможешь. Это твой способ, ты так хорош в этом, — говорит Регулус, без предупреждения сокращая расстояние между ними и осторожно запуская пальцы в волосы Джеймса, прежде чем он успевает отползти назад даже дюйм. Изо рта Джеймса вырывается приглушенный звук, и его глаза закрываются. "Вопрос в том, Джеймс, кто крадет тебя?"    — Регулус, пожалуйста, — выдавливает Джеймс. «Сириус, блядь, убьет меня».    — Раньше тебя это так не беспокоило, — размышляет Регулус, подходя ближе и проводя свободной рукой по руке Джеймса. Они безвольно свисают по бокам, но он сгибает пальцы. Все его тело дрожит, Регулус это чувствует .    Джеймс издает слегка истерический смех. — Нет, я был. Я действительно был. Но ты просто… ты такой…    "Что я?" — спрашивает Регулус, наблюдая за ним, изучая его лицо с близкого расстояния. В его сознании сгущается облако, и близость имеет свои последствия, заставляя его сердце сильно стучать в груди. Он теплее, чем когда-либо, весь в тепле, устойчивый жар накапливается под его кожей.    — Ты такой милый, — шепчет Джеймс и открывает глаза. Его зрачки расширились, и Регулус получает удовольствие наблюдать, как они расширяются еще больше, пока Джеймс жадно вглядывается в его лицо, придвигаясь ближе, как будто ничего не может с собой поделать. «Боже, ты такой чертовски милый. Каждая частичка тебя, Регулус. Ты всегда был таким».    "Ты хочешь меня." Регулус говорит откровенно, не спрашивая, потому что уже знает. «Посмотри на себя, Джеймс. Это так много для тебя разрушит, но ты готов рискнуть всем. Ты так сильно хочешь меня, не так ли?» Джеймс просто смотрит на него, готовый сорваться, и Регулус проводит рукой по его волосам, обхватив его щеку, и осторожно проводит большим пальцем по нижней губе Джеймса. Его рот приоткрывается, из него вырывается тихий стон, горячее дыхание вырывается из подушечки большого пальца Регулуса. Регулус поднимает взгляд, чтобы встретиться с глазами Джеймса, не отводя взгляда, и бормочет: «Тогда возьми меня».    — Я должен держаться от тебя подальше, — хрипит Джеймс, трясясь на месте, изо всех сил стараясь не сорваться. Он действительно ... Регулус может уважать это, даже когда он разрывает сдержанность Джеймса на части.    Регулус наклоняется достаточно близко, чтобы их рты были на расстоянии одного дыхания, и шепчет: — Это будет нашим маленьким секретом, дорогая.   — Бля, — говорит Джеймс. Только то. Просто тихий, побежденный трах , означающий, что Регулус победил, и Джеймс огрызается.   Его руки устремляются вверх, чтобы обрамить лицо Регулуса, и именно он сокращает расстояние между ними, стонет в тот момент, когда их рты встречаются. Джеймс целует его глубоко, с дикой страстью, полностью сдаваясь. Регулус сразу же открывается ему, впуская его, увлекая его — в этом весь смысл, так что это история, которой он придерживается. Однако, если он честен, он тоже сдается, так же, как и всегда был втянут в Джеймса, беспомощный, чтобы сделать что-нибудь еще.    Он чертовски благодарен за оправдание.    Рот Джеймса обжигает его рот, согревая его насквозь, вызывая покалывание на каждом дюйме его тела, пока пальцы ног не сгибаются в ботинках. Он не забыл, что Джеймс мог сделать это с ним, мог заставить его чувствовать себя так, мог заставить его гореть. Словно каждая клеточка его тела бешено вибрирует, загорается, горит в лучшем свете. Он вздрагивает, прижимаясь ближе, беззастенчиво стонет и прикусывает нижнюю губу Джеймса.    Регулус хочет его. Господи, он хочет его. Он хочет его с тем же отчаянием и рвением, что и Джеймс, идеально сочетаясь, в чем невозможно не заблудиться.    — О боже, — выдыхает Джеймс, когда они расходятся, оба тяжело дышат, но он никуда не уходит. Он не отстраняется. Он не останавливается. Нет, он наклоняет голову вперед и прижимается губами к челюсти Регулуса, приглушая стон кожей, когда Регулус откидывает голову назад, чтобы дать ему больше места. Он сосет, кусает и скулит: «Боже мой».    — Я знаю, — задыхаясь, соглашается Регулус, сжимая пальцы в волосах Джеймса и дергая его так, чтобы они, спотыкаясь, двинулись к дивану. Джеймс следует за ним, как лошадь на поводке, поднимая голову, чтобы снова поцеловать его, дергая руками за рубашку.    Регулус отстраняется ровно настолько, чтобы поднять руки и позволить Джеймсу стянуть с себя рубашку, и тут же протягивает руку, чтобы задрать и рубашку Джеймса, настойчиво дергая ее. Джеймс просто срывает его и скручивается обратно к нему, обхватывая его затылок, чтобы вовлечь Регулуса в еще один поцелуй, который чуть не сбивает его с ног. Прикосновение кожи к коже заставляет их обоих стонать в поцелуе, и Регулус чувствует, как его контроль все дальше и дальше ускользает от него.    Его движения становятся бешеными, руки бегают по всему Джеймсу, куда только можно дотянуться, пытаясь прикоснуться ко всему сразу. Он сбрасывает туфли, даже не прерывая поцелуя, и Джеймс издает приглушенный звук разочарования, когда пытается сделать то же самое, но чуть не падает.    — Черт возьми, — шипит Джеймс, отшвыривая туфли в тот момент, когда освобождается от них, как будто он обиделся на них. Сразу после этого он начинает тянуться, но Регулус просто упирается руками в его грудь и слегка толкает его, заставляя упасть обратно на диван. Он едва успевает поправить очки, как Регулус забирается прямо ему на колени. Джеймс издает звук, как будто его ударили, руки падают ему на бедра, когда он смотрит на него снизу вверх, выглядя ошеломленным, с выражением благоговения, как будто его ударили. «Боже, Регулус. Ты такой красивый, любимый. Иди сюда. Иди сюда, черт возьми».    — Тебе бы этого хотелось, не так ли? — бормочет Регулус, даже прижимаясь к нему, держась одной рукой за спинку дивана, а другой ероша волосы Джеймса. Голова Джеймса откидывается назад при этом движении, и Регулус нависает над ним, подтягивая себя с платформы бедер, используя колени. Руки Джеймса скользят вокруг его талии, ладони скользят вверх по его спине.    Джеймс, кажется, отвлекся, целуя его плечо с открытым ртом, бормоча: «Я скучал по тебе. Боже, я скучал по тебе все это время. Как я могу… что я собирался сделать? Я думал, что снова заполучу тебя. Ничего не могу поделать. Ничего не могу поделать, Регулус.    — Двигайся осторожно, Джеймс, — предупреждает Регулус, опуская голову и резко кусая Джеймса за челюсть. «Следи за тем, что говоришь».    — Я люблю тебя, — все равно шепчет Джеймс, и Регулус зажмуривается, поворачивая голову и прижимаясь лицом к шее Джеймса, вдыхая его. — Я так тебя люблю.    — Стой, — хрипит Регулус.    — Я не могу, — отвечает Джеймс, притягивая его ближе и удерживая в своих объятиях. «Я отказываюсь».   Регулус вдыхает, выдыхает. Вдох, выдох. И из. Его сердце продолжает разрываться в груди, пытаясь вырваться из тесной клетки и упасть прямо в ожидающие руки Джеймса. Вот где это принадлежит. Это его. Так было всегда, и так есть, и так будет всегда. Джеймс — вор, и он украл его для себя своей солнечной улыбкой и гравитационным притяжением. Регулус ничего не может сделать, чтобы изменить это.    «Одним из моих самых больших страхов было позволить мужчине владеть мной, — мягко говорит Регулус. — А потом появился ты.    «Ты никому не принадлежишь», — говорит ему Джеймс. «Конечно, нет».    — Тогда объясни мне, почему я твой, — шепчет Регулус, отстраняясь, чтобы посмотреть на него, тяжело сглатывая. «Я весь твой, Джеймс. Весь я. Ты можешь сделать со мной что угодно».    «Тогда позволь мне любить тебя», — умоляет Джеймс, поднимая руку, чтобы обхватить его щеку. — Я просто хочу любить тебя, Регулус.    Регулус судорожно выдыхает и признается: «Я хочу, чтобы ты это сделал».    — Знаю. Знаю. Клянусь, люблю, любимый, — клянется Джеймс, притягивая его ближе, чтобы их лбы соприкоснулись. — И… и на самом деле это равноценный обмен. Я тоже твой.    «Ты не весь мой».    «У каждого есть частички себя, которые получают многие другие, что-то вроде подарков. У меня тоже нет всех вас. Мы состоим из очень многого, все мы».    "Ты хочешь сказать, что мы вмещаем множество?" — спрашивает Регулус.    Джеймс нежно целует его губы. "Не так ли? Я думаю, что все хотят. Мы все так много можем дать. В тебе так много меня, любовь моя. Пожалуйста, сохрани это, я не хочу, чтобы это возвращалось. Разве этого недостаточно? мы есть друг у друга, как и прежде, и продолжаем давать друг другу больше? Пожалуйста. Пожалуйста».    — Прекрати болтать, — говорит Регулус и целует его, чтобы заткнуть, потому что, если он будет продолжать умолять, Регулус даст ему все, что он захочет.    Джеймс действительно замолкает. В конце концов, он использует свой рот для других целей, и все это, как заявил бы Регулус, является огромным улучшением. Так легко погрузиться в него, закутавшись в его тепло, и боль от желания его рассеялась. Совсем нетрудно забыть ненависть, гнев или боль, когда Джеймс кладет его на диван и заставляет ни в чем не хотеть; у него есть все, у него есть все, на что он может претендовать прямо сейчас.    Если честно, любая форма секса с Джеймсом немного похожа на магию. Он просто что-то делает с Регулусом. Он согревает его, согревает до тех пор, пока он не становится горячим и не извивается, неустанно знакомя его с концепцией удовольствия, которое может и достигнет пика, восхождением, которое он совершал раньше, но никто — абсолютно никто, никогда — не толкал его за грань. кроме Джеймса. Это чертовски трансцендентный опыт, не для слабонервных, и Регулус всегда думает о la petite mort, что по-французски означает «маленькая смерть», что является эвфемизмом для оргазма.    Он понял. Он действительно, действительно делает. Джеймс убеждается , что он его получит.    — Черт возьми, ты мне никогда не насытишь, — шепчет Джеймс в какой-то момент посреди всех других невнятных обещаний, похвал и сладкого, которые врезались в сердце Регулуса, как пишущая машинка. Джеймс целует внутреннюю часть бедра Регулуса и метафорически дергает рычаг пишущей машинки, чтобы начать новую строку. «Вечности недостаточно, чтобы смаковать каждую частичку тебя. У нас есть только остаток наших жизней, любовь моя. Могу я смаковать тебя до конца своих дней?»    (Иногда Регулус думает, что Джеймсу место в любовном романе. Например, искренне. Иногда он говорит самые умные, сводящие с ума вещи, которые заставляют Регулуса поверить в то, что он посрамит знаменитых сердцеедов. это заставляет Регулуса задаться вопросом, как все в радиусе пяти миль не упали в обморок и не уронили свои чертовы трусики, делая предложение.)    Регулус издает сдавленный звук в глубине горла и неуверенно зарывается рукой в ​​волосы Джеймса, сжимая их в кулаке и направляя его голову, чтобы заставить его снова заткнуться, выгибаясь под ним и ожидая с нарастающим предвкушением очередной маленькой смерти. Оставьте это Джеймсу, чтобы сделать смерть позитивной. Иисус Христос.    Когда Регулус ввязался в это, он очень старался держаться вместе. Он не держал себя в руках, и на самом деле он разваливается так, как может сделать его только Джеймс Поттер, трахаясь или нет. Только когда все вокруг уляжется, он может даже начать перетаскивать себя, чтобы собрать все разбросанные части себя, немного медлительно, все еще подавленный силой, с которой его сдуло.    Джеймс, какой он нелепый, бросил весь свой вес на Регулуса примерно пять минут назад и с тех пор не шевелился. Он лежит на нем комком, голова покоится на его груди, распластанная на нем, как будто если прижать его таким образом, он может остаться там навсегда. Регулус позволяет ему еще немного пожить в этой иллюзии, моргая в потолок и ожидая, когда прерывистая дрожь его ног прекратится настолько, что он действительно сможет уйти, не шатаясь.    — Ну, — в конце концов говорит Регулус, — я не думаю, что Сириус вообще одобрил бы то, как ты развлекал его брата, пока он был в отъезде, Джеймс.   — Нет, — бормочет Джеймс с глубоким вздохом. "Нет, он не будет..."    Регулус гладит его по голове и мычит. — Думаю, он тоже не поверит, что я тебя соблазнил.    — Я знаю, — стонет Джеймс, затем поднимает голову и щурится на Регулуса, откровенно дуясь. «Но ты это сделал. Ты абсолютно сделал».    — В то время ты не жаловался, — замечает Регулус.    Джеймс мычит, и в его груди раздается глухой гул, заставляющий Регулуса автоматически попытаться сжать его колени вместе, но Джеймс лежит между ними, так что все, что ему действительно удается, — это сжимать бедра Джеймса своими бедрами. На лице Джеймса появляется медленная улыбка, когда он приподнимается и наклоняется, чтобы тихо пробормотать: «Нет, я не был. Сделай это снова».   — Лучше не надо, — небрежно говорит Регулус. — Ты же не хочешь снова осквернить младшего брата Сириуса , не так ли?    — Я не осквернял тебя, — слабо протестует Джеймс, немного сдувшись, когда Регулус выгибает бровь. — О, отвали. В любом случае, ты был очень доволен всем этим осквернением.    «Обязательно расскажи об этом Сириусу. Уверен, так тебе будет легче», — размышляет Регулус.    «Думаю, я опущу подробности, если ты не возражаешь», — сухо бормочет Джеймс.    Регулус щурится на него. — А ты не собираешься утаить от меня нашу маленькую тайну?   — Я ему скажу, — твердо настаивает Джеймс, не отводя взгляда и не отступая ни на дюйм. «Я больше никому не лгу».    — Ты собираешься сказать Сириусу , что снова трахнул его младшего брата? — недоверчиво спрашивает Регулус, удивленный этим, хотя какая-то часть его не удивляется. Но это Джеймс. Самый неожиданный и предсказуемый человек, которого он когда-либо знал.    Джеймс кивает, вовсе не шутя. "Да."    — Жду приглашение на похороны, — говорит Регулус, похлопывая его по щеке, прежде чем повернуться и выскользнуть прямо из-под Джеймса, вскакивая с дивана. Он восстанавливает равновесие (ноги не трясутся, как он рад отметить) и сразу же начинает шаркать, чтобы собрать свою одежду и одеться.    "Куда ты идешь?" — осторожно спрашивает Джеймс, осторожно подтягиваясь, чтобы хотя бы найти свои штаны и натянуть их, но, кажется, ему больше интересно наблюдать, как Регулус передвигается, а угасающий свет надежды сменяется страхом в его глазах.    Регулус ничего не говорит, пока не надевает пальто, собрав все части себя и засунув их где-нибудь в тайнике. Он поворачивается, чтобы посмотреть Джеймсу прямо в глаза, и говорит: «Прочь от тебя. Я думал, что это было довольно очевидно. Конечно, ты не думал, что это что-то значит».    — Не делай этого со мной, — тут же шепчет Джеймс.    — Я, — отвечает Регулус. — Что ты думаешь было…    — Нет, — резко перебивает Джеймс, качая головой. «Нет, абсолютно нет. Ты хочешь быть жестоким, Регулус? Лучше бы тебе сделать это с кем-то, кто поверит тому дерьму, которое ты плюешь, как яд, потому что я не верю. Люди не трахаются так, как мы только что сделали . — люди не чувствуют того, что чувствуем мы, — если это ничего не значит. Итак, знаешь, чего ты не собираешься делать? К черту  это.   — О нет, это уже сделано, — холодно отвечает Регулус. «Ты хочешь разрушить мою жизнь, Джеймс? Входить и выходить из нее, когда тебе угодно, брать то, что тебе нравится, и при этом требовать большего? Я тоже знаю, как разрушить жизнь, и твою? Я давно хотел это сделать. с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать. Итак…    Джеймс усмехается — буквально усмехается, как будто обиженный, — и без колебаний бросается вперед, захватывая лицо Регулуса ладонями и целуя его, прежде чем он успевает закончить. Регулус, честно говоря, немного потрясен таким ответом (большинство людей не реагируют на его жестокость, отмахиваясь от него, но, конечно же, Джеймс «Дерзкий» Поттер не получил эту записку), и все же он беспомощно растворяется в ней. Он очень старается этого не делать, правда старается, но… ну, это же Джеймс.    Несмотря ни на что, поцелуй мягкий и медленный, и Джеймс отстраняется, чтобы пробормотать: — Продолжай, дорогой. Ты говорил?    — Я ненавижу тебя, — шепчет Регулус, и его голос ломается.    «Нет, это не так », — говорит ему Джеймс, затем целует его снова, и снова, и снова. Только быстрые, теплые поцелуи, которые постепенно снимают напряжение с тела Регулуса.    — Ты гребаный вор, — говорит Регулус между поцелуями и обнимает Джеймса за плечи, чтобы прижаться к нему, потягивается, чтобы поцеловать его глубже, чувствуя, как триумфальный гул Джеймса эхом отдается в нем.    "Мы можем понять это, не так ли?" — с надеждой спрашивает Джеймс, когда поцелуй прерывается. Он отстраняется и смотрит на Регулуса теми большими искренними глазами, которые вызывают у Регулуса желание дать ему абсолютно все, что он хочет.    Регулус не может дать ему это. — Может, ты и прав. Может быть, я не ненавижу тебя. Я не могу, правда. Но это… Джеймс, этого нет . Здесь нечего выяснять.    — Ты просто думаешь…    — Нет. Нет, послушай меня. Я… я не могу.    Джеймс тяжело сглатывает и откидывается назад, глядя на него. Медленно они расходятся. Они расходятся. «Регулус…»    «Это была ошибка», — шепчет Регулус, потому что так оно и было. Это действительно было. Он просто… он так увлекся и собирался быть жестоким, но все, что ему удалось сделать, это причинить им обоим боль. — Мы были ошибкой, Джеймс.    — Если это о Сириусе…    «Конечно , это о Сириусе, и о тебе, и обо мне, и о Ремусе. Это обо всех нас. Никто из нас не находится в таком положении, когда это может быть чем -то иным , кроме как ошибкой».    — Тогда… тогда в чем был смысл? Джеймс выдыхает. — Если ты даже не собираешься пытаться, то зачем тебе… — Его лицо искажается, и сердце Регулуса бунтует. Он никогда не видел, чтобы Джеймс так плакал. Это, без сомнения, одна из самых трагических вещей, которые Регулус когда-либо видел в своей жизни. Это взрыв солнца. — Я не понимаю. Зачем тебе…    "Джеймс-"    — Я знаю, что напортачил, хорошо? Я… я знаю, дорогая, но я клянусь , что никогда больше не буду. Я не буду… я…    — Прекрати, — говорит Регулус, его руки трясутся. «Джеймс, просто остановись. Не усложняй задачу, ладно?»    "Я?" Джеймс бросает вызов, его голос теперь дрожит и громко, он полностью теряет нить, когда начинает не на шутку плакать. «Я не заставлял тебя делать это! Я не заставлял тебя приходить сюда и… и выбирать дать мне любовь, только чтобы забрать ее. Если мы такая гребаная ошибка, то почему ты продолжаешь это делать? !"   Регулус судорожно вздыхает, его пальцы дергаются от желания протянуть руку и прикоснуться к Джеймсу, заключить его в свои объятия и удерживать, пока он не перестанет дрожать. "Я-"    «Ты не можешь сделать это со мной. Ты не можешь… Регулус, пожалуйста , пожалуйста, не делай этого со мной . Я не сделаю это снова, — говорит Джеймс, практически выдыхая слова. «Пожалуйста. Я люблю тебя. Боже, я люблю тебя так сильно, что даже не могу, блядь, дышать. Пожалуйста, не…»    А Регулус просто… пещеры. Что еще он должен делать? Как он может смотреть на Джеймса, плачущего и умоляющего перед ним, и отказывать ему в чем-либо? Регулус не может. В нем нет желания быть жестоким с Джеймсом, не так.    Что он может сделать? Когда солнце разрывает себя на части, что он может сделать? Это просто легкие трещины и переливы неровными золотыми ручейками. Как он может делать что-либо, кроме как пытаться изо всех сил собрать все это золото в свои ладони, которые даже не знают, как быть нежными и изо всех сил стараться удержать все это вместе? Он бы сгорел за это. Он бы сжег себя заживо в пламени Джеймса Поттера, если бы это его спасло.    — Тсс, ладно, ладно, — шепчет Регулус, шаркая ногами, чтобы протянуть руку, и в тот же момент Джеймс издает задыхающийся звук и практически рассыпается на него. Джеймс цепляется за него, на самом деле, сгорбившись, плача и категорически отказываясь оставлять между ними какое-либо пространство. Регулус тихо вздыхает и успокаивающе проводит рукой вверх и вниз по спине Джеймса, внутренне задаваясь вопросом, как он влюбился в одного из самых эмоциональных мужчин, которых он когда-либо встречал. «Пожалуйста, перестань плакать, Джеймс. Мне хочется поджечь то, что расстроило тебя, что в данный момент проблематично, потому что я думаю, что ты расстроишься еще больше, если увидишь, как я горю».   Джеймс ничего не говорит, но его плач постепенно становится тише, пока не стихает. Это заставляет его икать прерывисто, заикаясь, как ребенок, который плакал так сильно, что заставил себя гипервентиляцию (Регулус был тем ребенком), и он сжимает кулаками пальто Регулуса, как будто он просто сорвет его, прежде чем он когда-либо позволит. идти. Регулус проводит пальцами по волосам Джеймса и держит его. Держит его.    — Прости, — шепчет Регулус. — Мне жаль, что я когда-либо пытался быть с тобой таким жестоким.   «Просто выбери любовь ко мне», — наконец хрипит Джеймс.    — Джеймс, — бормочет Регулус, обхватывая его лицо ладонями и мягко отталкивая его назад, чтобы они могли смотреть друг на друга, — я собираюсь сделать что-то невероятно эгоистичное, потому что влюбиться в тебя никогда не было выбором, но любить тебя это выбор, который я хотел бы продолжать делать».    «Это совсем не звучит эгоистично», — говорит Джеймс, всхлипывая, и кажется, что он немного тает , его глаза загораются.    Это совсем не то, чего хотел Регулус. Он не делает того, чего не хочет, и все же он здесь, в ужасе, что вот-вот разобьет сердце Джеймса. Потому что Регулус не может дать ему то, что он хочет или заслуживает. Не сейчас. Боже, никто из них не находится в том месте, где они могут даже попытаться. Не было достаточно времени. Они еще не зажили.    Это было ошибкой, просто потому, что из этого ничего не может получиться. Может быть, если бы это не случилось так скоро. Может быть, если бы Регулус не хотел этого так же сильно — все еще хочет этого так же сильно — и нашел в себе силы остановиться, сказать, что сейчас не время, отступить, прежде чем они оба разобьются, столкнувшись друг с другом. Может быть, это не имеет значения, в конце концов, потому что они все равно здесь, возможно, вот-вот останутся в осколках и истекут кровью из-за плохой идеи, которой они всегда были.    — Я еще этого не сделал, — признается Регулус, и его сердце колотится, как синяк в груди. Он нервничает. Он напуган. «Я этого не заслуживаю, я не заслуживаю тебя — никогда не заслуживал, — но я прошу. Я знаю, что это несправедливо, не совсем, но я прошу тебя дать мне немного времени. Сириус, потому что я не... мне не хватило, чтобы быть уверенным в... в чем-то, на самом деле... Все еще не в порядке, даже если это всегда кажется тебе правильным, и я должен... мне нужно работать над этим. ...много всего. Итак, я прошу вас… — Он тяжело сглатывает. — Я прошу тебя подождать, Джеймс.   Джеймс моргает. "Ждать..."    — Я знаю, что это эгоистично, — торопливо выдыхает Регулус. «Я просто не могу дать тебе то, что ты хочешь прямо сейчас, как бы сильно я этого ни хотела. С Сириусом все так хрупко, а с Ремусом все только налаживается, и это еще не считая вещей , с которыми нам приходится справляться . Просто... для меня сейчас это слишком, и я... извините, но я...    — Регулус, — перебивает Джеймс, — это не эгоистично. Боже, ты же человек, милый. Тебе позволено нуждаться во времени. Честно говоря, это реалистично, потому что, наверное, к лучшему, что я тоже возьму немного времени. Ты не… ты не ошибаешься».    Регулус зажмурил глаза. — Но просить тебя подождать…    «Не начинай». Губы Джеймса касаются его, мягкое, легкое прикосновение, которое тут же исчезло. Ему удается заставить Регулуса открыть глаза, и Джеймс смотрит на него с теплотой, на его лице расцветает милая солнечная улыбка. Он тихо смеется и шепчет: «Я буду ждать тебя целую вечность».    — Не стоит, — шепчет в ответ Регулус.    «Ты не можешь остановить меня», — отвечает Джеймс, затем снова целует его. Он приходит с нотой завершения, не до свидания, а до встречи позже. Когда он отстраняется, он полностью отступает, создавая между ними реальное пространство с глубоким вдохом. — Я рад, что ты спросил, Регулус. Если бы ты этого не сделал, мое сердце разбилось бы.    — О, — говорит Регулус, пораженный этим, не подозревая, что спрашивать — наименее эгоистичный вариант. Он полагает, что да, если они оба хотят одного и того же.    Джеймс делает глубокий вдох, затем выдыхает. «Вы правы. У всех нас есть вещи, над которыми нам нужно поработать. Так что не торопитесь, а я возьму свое. Когда мы будем готовы…»    — Ага, — бормочет Регулус, вздыхая с торжественным облегчением.    «Я люблю тебя», — говорит ему Джеймс.    Регулус чувствует комок в горле, но проглатывает его и обязательно говорит в ответ, потому что Джеймс заслуживает это услышать. Он заслуживает знать. "Я тоже тебя люблю."    — Продолжай, — мягко говорит Джеймс, дергая головой в сторону двери и кривя губы.    — Я не уйду без шарфа, — бормочет Регулус, как капризный ребенок, упрямый в разгар истерики, и Джеймс расплывается в ухмылке, когда лицо Регулуса горит.   Посмеиваясь, Джеймс подскакивает к дивану, чтобы схватить шарф, затем снова становится перед Регулусом, чтобы протянуть руку и осторожно намотать его на шею, как он сделал это в первый раз. Регулус беспомощно смотрит на него снизу вверх, так нелепо влюбленный, что на самом деле слаб от этого. Он думает, что сделает все для Джеймса.    Джеймс смотрит на него с безудержной любовью, нежно проводит завитком пальца по щеке Регулуса, а затем наклоняется и прижимает его к лбу нежным, долгим поцелуем. Регулус качается в него с тихим вздохом, его веки захлопываются, и он хочет остаться здесь навсегда.    Но когда Джеймс отстраняется, Регулус заставляет себя сделать то же самое. Он уходит, крепко держась за шарф всю дорогу до двери.      Сохатый, у тебя должно быть чертовски хорошее оправдание тому, почему ты опоздал, хмуро думает Сириус, постукивая уголком телефона по столу и подпрыгивая под ним ногой.    Как будто ему нужна еще одна причина, чтобы злиться в эти дни. Потому что он. Большую часть времени он проводит в постоянном возбуждении, и, кажется, ничто не приносит ему облегчения. Проще говоря, он постоянно на взводе, постоянно взвинчен, и он ни хрена не может это остановить.    У него сложилось впечатление, что с возвращением Джеймса дела пойдут лучше, и они добиваются этого, но это не так просто, как большинство вещей для них. Прощение, объятия и слезы в сторону — один разговор ничего между ними, как оказалось, не решил.    Или, может быть, так оно и было. Сириус не совсем уверен. Теперь между ними все так странно, что он на самом деле не знает, что происходит в половине случаев. Он просто знает, что все не так, как раньше.    Во-первых, Сириус знает, как выглядит Джеймс, когда тоскует по кому-то. Он видел это раньше с Лили, и до их отношений, и после того, как они развалились. Он бы не промахнулся, даже если бы попытался, а он пытался. Потому что Джеймс сейчас тоскует по младшему брату Сириуса, а это, возможно, самое далекое от нормального, что он когда-либо видел.    Он увидит, как Джеймс смотрит вдаль, тихая торжественность нависает над ним, как плотное облако, взгляд расфокусирован, словно погруженный в воспоминания. Иногда он выглядит таким чертовски грустным, что сердце Сириуса сжимается от рефлекторного сочувствия, прежде чем он вспоминает , о ком грустит Джеймс, и все сочувствие испаряется из него одним махом. Обычное яркое поведение, которое Джеймс всегда носил с собой, теперь постоянно тускнеет, как будто кто-то повернул его шкалу вниз. Но не просто кто-то. Нет, не просто кто-то; Регул.    Джеймс всегда носил свое сердце на рукаве, и Сириусу надоело смотреть на то, как оно разбито из-за его младшего брата. Это чертовски сложно.    Что еще хуже, уберите Регулуса из уравнения, и между ними все еще не все так просто, и Сириус знает, что в основном виноват он. Он всегда в плохом настроении в эти дни, все время огрызается, не хочет ни говорить, ни выходить, ни вообще что-либо делать. Просто его жизнь все еще кажется дерьмом, поэтому он чувствует себя дерьмом, поэтому он ведет себя как дерьмо, чтобы придерживаться темы. Джеймс, который живет с ним, видит большую часть вышеупомянутого дерьма.    Сириус скорее сломает себе пальцы один за другим, чем когда-либо снова поднимет руку на Джеймса по какой-либо причине, но есть много способов причинить кому-то боль, даже не ударив его. Он это хорошо знает; в конце концов, самая ужасная боль, которую когда-либо причиняли его мать, отец и брат, исходила от того, что они говорили, а не от удара. Не ударить Джеймса легко, настолько легко, что он задается вопросом, как он вообще это делал. Не ранить его тем, что он говорит? Ну, это сложнее.    В последнее время Сириус очень хорошо осознавал, каким мудаком он может быть на самом деле, даже не пытаясь. Но он  пытается  . Он так внимательно следит за всем, что говорит Джеймсу, за каждым движением, которое делает вокруг него, заставляя себя долго и упорно думать, прежде чем открыть рот или шевельнуть хотя бы одним пальцем. Он ходит на цыпочках с Джеймсом, и это усложняет им задачу, потому что никому из них раньше не приходилось делать ничего подобного.   Иногда один вид Джеймса заставляет его чувствовать, что его вот-вот вырвет. Не потому, что Джеймс трахнул Регулуса. Не потому, что Джеймс солгал ему, предал его и разбил ему сердце в то же время, что и его парень и брат, прямо там, вместе с ними, когда он должен был быть единственным человеком, который никогда не станет.    Нет, это из-за того, что Сириус сделал с Джеймсом; вот что мешает смотреть на него. Итак, он извиняется. Он много плачет. Он мысленно корит себя и разговаривает с Джеймсом, пока тот не охрипнет, и находит способы стать лучше и компенсировать это. Он делает все возможное, и это не всегда хорошо, но к концу недели стало намного лучше, чем в начале. Это чертовски сложно.    Однако Сириус пытается. Он пытается . Когда он чувствует себя хуже всего, он просто уединяется от Джеймса, отказываясь иметь с ним какое-либо дело, как какая-то форма защиты. Когда он чувствует себя лучше всего, он ложится на Джеймса и отпускает шутки, как будто между ними вообще ничего не изменилось, стараясь не думать о том, как это делает Джеймса счастливым (даже ненадолго). Он хотел бы, чтобы он мог сделать лучше. Он хотел бы, чтобы он был лучше.    Если честно, его бы не удивило, если бы Джеймс просто решил не появляться. Утром они договорились встретиться в баре ближе к вечеру, после того как Сириус весь день провел в студии (он просунул голову в соседнюю дверь, но Регулус не работал, они до сих пор там не встречались). пока еще), и Джеймс провел свой день, наверстывая упущенное на работе и занятиях, которые он бездельничал с... всего.    Ходом, который Сириус считает одним из самых разумных своих решений, он выбрал бар, который они с Ремусом не посещали, тот, в который они даже никогда не ходили, тот, о котором он знает, поскольку несколько раз встречал здесь Фабиана и Гидеона. Это значительно снижает шансы увидеть Ремуса, думает он, и в этом его цель.    Сириус проводит много времени, не думая о Ремусе. Нарочно. Например, прилагая искренние усилия, чтобы этого не произошло. Что ж, по общему признанию, в этом есть загадка, потому что он обнаружит, что потерялся в воспоминаниях, или задается вопросом, что делает Ремус, или ходит туда-сюда, спрашивая Джеймса, пишет ли он Римусу, когда видит Джеймса на своем телефоне (еще одна вещь). что Сириусу нужно быть крайне осторожным с Джеймсом — его продолжающаяся дружба с Ремусом, черт возьми, Люпином). Но затем Сириус отбрасывает эти мысли и принимает решение не думать о Ремусе, так что это вряд ли считается, не так ли?    Сириус усмехается себе под нос и вскакивает на ноги, запихивая мобильник в карман. Он идет домой. Когда он доберется туда, Джеймс сможет объяснить, почему он так и не появился, этот мерзавец. Лучше бы это было по уважительной причине, иначе Сириус может просто потерять ее.    Перед уходом он останавливается у туалета, а когда выходит, чуть не врезается лицом в перегородку в задней части кабинки прямо напротив входа в туалет. Он замирает на месте, как только слышит голос Ремуса, внезапно не в силах сделать больше ни шагу, все его тело немедленно бунтует в тот момент, когда этот голос — этот прекрасный, прекрасный голос — достигает его ушей.    — Ты безжалостен, ты знаешь это? — говорит Ремус, и в его голосе звучит раздражение, раздражение и немного веселье одновременно.    Сердцебиение Сириуса подскакивает и застревает в горле, и он разворачивается, прижимаясь спиной к разделительной перегородке, широко раскрытыми глазами глядя на дверь мужского туалета. Разделитель высокий, даже выше Сириуса, с открытым верхом, на котором прорезаны виноградные лозы. Ребенок мог встать в кабинке и проткнуть ее пальцами, в зависимости от роста ребенка. На самом деле это блестящая резьба по дереву, думает Сириус. Что еще более важно, это единственное, что стоит между ним и его Муни, который, по-видимому, сидит в кабинке прямо с другой стороны — и он не один?    «Ну, я должен быть таковым. Я пытался уговорить тебя, по крайней мере, позволить нам быть друзьями буквально больше месяца, Ремус, и мне никогда не требовалось так много времени ни для кого», — приходит ответ от еще одного фамильяра. голос, хотя Сириусу потребовалось на три секунды больше времени, чтобы произнести его, прежде чем узнать Ремуса, что он и сделал немедленно. Гидеон. Какого хрена Гидеон делает с Ремусом? Что случилось?   — Возможно, если бы ты не тратил большую часть времени на то, чтобы трахнуть меня, это бы не заняло так много времени, — сухо отвечает Ремус.    Сириус напрягается, чувствуя, как его коренные зубы сталкиваются с растущим давлением, когда он пытается стереть зубы в пыль. О, Гидеон. Не этот. Сириусу нравится Гидеон, а теперь… Господи, Сириусу придется убить друга. Это ужасно.    — Кто сказал, что я остановился? — поддразнивает Гидеон, и Сириус чувствует себя менее расстроенным из-за самой идеи внезапного убийства друга. На самом деле, он чувствует себя вполне оправданным. «Однажды, Ремус, мы с тобой станем настоящими друзьями, забавными, которые иногда трахаются. Разве это не звучит весело?»    — Гид, — со вздохом говорит Ремус.    Цокнув языком, Гидеон говорит: «О, не смотри так. Ты такой угрюмый. Что это такое? Скажи мне, что это такое, или дай мне угадать — есть кто-то, к кому твое сердце уже привязано».   Сириус задерживает дыхание, сердце бешено колотится. Долгая, длинная пауза тишины, которая имеет вес, существенная и натянутая, и он не может не задаться вопросом, а не он ли это. Если это его имя приходит на ум Ремусу. Если это его лицо, то Ремус рисует. Если это воспоминания о нем, в которые вцепился Ремус. Тишина полна, почти переполнена, пульсируя невысказанным ответом, который Сириус чувствует в том же ритме, что и его сердце. Сириус, Сириус, Сириус. Это все, что может быть, верно? Должно быть-    — Нет, — мягко отвечает Ремус. «Нет, никого нет».    Никто, думает Сириус. Так что я никто. Его сердце почти яростно сжимается в груди, прежде чем полностью опуститься. Как оказалось, он никого не трахает. Действительно? Великолепно, приятно знать, он так чертовски рад , что это так. Не то чтобы он уже не знал об этом; в конце концов, Вальбурга говорила то же самое в течение многих лет, так что не то чтобы он никогда этого не слышал.    Однако он впервые в это по-настоящему верит. Действительно, искренне верит в это без борьбы, без аргументов, без каких-либо доказательств, подтверждающих обратное. Когда оно исходит от Ремуса, оно без сопротивления скользит к Сириусу, как нож, находящий легкое место между ребрами, чтобы пронзить сердце.   — Ну, а как насчет… — Гидеон замолкает, когда Сириус резко отталкивается от перегородки и небрежно обходит ее. Ремус сидит спиной к нему, так что первым его видит Гидеон, который тут же выпрямляется и выпаливает: «Сириус!»    Ремус выплевывает полный рот напитка и тут же начинает хрипеть и кашлять, а Сириус хлопает его по спине, когда он проходит мимо, с притворным беспокойством наблюдая за тем, как его голова резко поворачивается к нему, выпучив глаза. «Все в порядке, приятель? Не задыхайся».   «Сириус, что ты здесь делаешь? Прошла целая вечность», — заявляет Гидеон с ухмылкой, его глаза сверкают, когда он пробирается дальше в кабинку, чтобы Сириус мог легко устроиться рядом с ним.    — О, я ждал кое-кого, но они так и не появились. Оставили меня одиноким, — жалуется Сириус, небрежно откидываясь назад и кладя руку вдоль спинки кабинки, чтобы встретиться взглядом с Гидеоном, удерживая его. «Тогда я увидел тебя и подумал про себя, что ж, теперь мой день наладится».    "Правда?" Гидеон выгибает бровь, но это не скрывает того, как он бросает взгляд на Сириуса с явным интересом. Гидеон не сильно изменился с тех пор, как Сириус видел его в последний раз, но у него неряшливая стрижка типа маллет, которая ему идет, и он носит аскот, который — на ком-то другом — обычно выглядел бы нелепо, но ему идет. , потому что, конечно, это так. Гидеон быстро улыбается ему и наклоняет голову к Ремусу. — Сириус, это Ремус.    "Это?" — спрашивает Сириус, лениво поворачивая голову, чтобы бросить взгляд на Ремуса с притворным безразличием. Ремус бледен, губы приоткрыты, глаза широко раскрыты. Он чертовски красив, и Сириусу хочется смотреть на него вечно. Его сердцебиение ускоряется, когда их взгляды встречаются, короткий момент, который Сириус поспешно прерывает, небрежно отводя взгляд. — Твой друг?    «Я работаю с ним в кофейне, — говорит Гидеон.   «Что ты делаешь, работая в кофейне, Гид?»    «Молли сказала, что им нужна помощь; какой-то придурок уволился, видимо, без предупреждения, так что я действительно делаю ей одолжение».    Ремус кашляет и, кажется, достаточно оправился, чтобы пробормотать: — Этот придурок , о котором ты говоришь, — мой лучший друг, Гидеон, так что, может быть, лучше следить за тем, что ты говоришь, да?    «Ты хороший парень, Ремус, защищаешь его, даже когда его нет рядом. Видишь ли, именно поэтому мы должны быть друзьями. Я думаю, из тебя получится замечательный друг», — настойчиво говорит Гидеон, как будто у него уже много раз был этот аргумент. раз раньше.    — Вы двое друзей? — тихо спрашивает Ремус, почти беспомощно переводя взгляд с Сириуса на Гидеона.    — О, мы настоящие друзья, да, — небрежно отвечает Сириус, ослепляя его улыбкой, внутренне прихорашиваясь, когда Ремус не выглядит иначе, как влюбленным в него. Никто. Пфф, хорошо. — Разве ты не скажешь, Гидеон? Всегда предпочитал тебя Фабу, но ты не можешь ему сказать это.    — Наш секрет, приятель, — посмеиваясь, говорит Гидеон и хлопает Сириуса по плечу. Он немного трясет его, и Сириус течет вместе с движением, но все это время он просто смотрит на Ремуса, который все время смотрит в ответ.    — Хотя, — бормочет Сириус, глядя на Ремуса как вызов, — это могло быть только потому, что ты трахнул меня, а Фаб никогда бы этого не сделал.    Плечи Ремуса напрягаются, пальцы на крышке стола дергаются, но выражение его лица становится невыносимо нейтральным. Он внезапно выглядит самым вежливым человеком в комнате.    "Ну ,а зачем еще друзья?" — легкомысленно спрашивает Гидеон, подталкивая колено Сириуса своим. Сириус отводит взгляд от Ремуса и обязательно одарит Гидеона долгим, долгим взглядом и медленной улыбкой, на что Гидеон в ответ выпрямится на своем месте. Сириус чувствует, как взгляд Ремуса прикован к его голове. «Ты сказал, что ждешь кого-то, но они так и не пришли? Извини за свидание, приятель».    Ремус, кажется, немного сжался в себе, выглядя пораженным. Сириусу необъяснимо хочется его укусить . Вонзить зубы в Ремуса и прожевать его, а затем снова выплюнуть. Он также хочет забраться на сиденье рядом с Ремусом и баюкать его, держать его, запускать пальцы в волосы Ремуса и сохранять неподвижность, пока Ремус сворачивается в плотный клубок, который каким-то образом не поддается никакой логике и умещается в его руках. Сириус хочет разорвать Ремуса на части и держать его в безопасности.    — Хм, я не расстраиваюсь, что мой день пока не идет хорошо, — размышляет Сириус, подмигивая Гидеону.   "О, это ?" — спрашивает Гидеон, ухмыляясь.    Сириус тянется, чтобы лениво перекинуть волосы через плечо, обнажая горло, чтобы почувствовать, как взгляд Ремуса оставляет на нем огненный след. — Ты мне скажи, Гид.    — Извините, — бормочет Ремус, начиная выскальзывать из кабинки и выглядя немного больным.   — О, никуда не уходи, — резко говорит Сириус, хватая Ремуса за запястье. Контакт заставляет Ремуса замереть, как будто кто-то только что нашел его кнопку выключения. — Я не хочу тебя прогонять. Очевидно , Гидеон хочет быть твоим другом.   — Сириус, — шепчет Ремус, тяжело сглатывая.    — Не хотел бы я разрушить это для него, не так ли? — спрашивает Сириус, его голос дрожит от гнева, становясь все резче и резче. — А кто я такой, чтобы его останавливать? Никто. Вообще никто.   Ремус делает быстрый вдох, затем выдыхает, слегка качая головой. — Я должен идти. Уверен, вам с Гидеоном нужно многое наверстать. Я не хочу вмешиваться.   — Не так ли, Ремус? — возражает Сириус.    — Знаешь, — медленно говорит Гидеон, — мне начинает казаться, что вы двое знаете друг друга.   Сириус хрипло смеется. «О нет, я его не знаю. Ни черта о нем не знаю».    — Я ни хрена этим не занимаюсь, — шипит Ремус, вырывая свое запястье из хватки Сириуса, его лицо раскраснелось, глаза сверкали. «Я не буду этого делать, Сириус. В какую бы игру ты ни хотел играть, меня это не интересует, ясно?»    "Действительно?" — рявкает Сириус. «Потому что ты был так заинтересован в том, чтобы играть в свои собственные игры, не так ли? Не можешь это переварить, когда ты не контролируешь правила, не так ли?»    — Хорошо, — устало бормочет Гидеон, — я вижу, вы двое очень хорошо знаете друг друга. Эм…    — Я не играл с тобой в гребаную игру, — сообщает ему Ремус низким голосом, щека дергается из-за того, что он явно сжимает челюсть. На нем свитер, который он надел на Сириуса в первую ночь, когда снова увидел Регулуса. Сириус помнит, каким мягким и теплым оно было. Он хочет прикоснуться к нему, и он хочет сжечь его. «Я никогда не делал ничего с намерением причинить тебе боль. Я знаю, что то, что я сделал, то, что мы сделали, было неправильным. Я это знаю .    — И ты скажешь, что тебе это удалось? — саркастически спрашивает Сириус, а затем усмехается, когда Ремус вздыхает и отводит взгляд, его плечи ссутулились, как будто он устал. «Да, как тебе это понравилось, Ремус? Ты проделал отличную работу, милый».    — Прости, — хрипит Ремус, а затем едва не вскакивает со своего места, направляясь прямо к двери.    — О, он, должно быть, шутит, — шипит Сириус, тоже вскакивая со своего места и следуя за Ремусом через стойку к двери. Он топает сзади, хватает его за руку чуть выше локтя и дергает. «Ты сожалеешь? Все это, и ты просто приносишь одно паршивое извинение, и все?»    — Прости , Сириус, — тихо говорит Ремус, наклонив голову вперед и сдвинув брови, в его взгляде светится столько искренности, что у Сириуса сжимается грудь. «Мне жаль, что я солгал тебе и обманул тебя, и мне жаль, что я работал с Джеймсом, чтобы сделать это наилучшим образом. Но…»   Ноздри Сириуса раздуваются. — Но? Нет никаких но, Ремус! Нет ни хрена оправдания…    — Но, — твердо продолжает Ремус, — я не сожалею о том, что люблю тебя. Я не извиняюсь за это, только за то, что так отчаянно нуждался в большем, во всем, во всем , что помог каждому из нас потерять это. "   — Ты сделал. Ты сделал это с нами, — настойчиво говорит ему Сириус, отрывая руку от руки Ремуса, потому что хочет крепче сжать, хочет сжать, хочет удержать так сильно, что Ремус почувствует давление его пальцев. на него на всю оставшуюся жизнь. «Ты сделал это, чтобы ты не мог просто извиниться и продолжать свой день, как будто это даже не имеет значения».    "Сириус-"    — Это не то. Этого недостаточно. Должен быть  …   "Недостаточно?" — тихо предлагает Ремус, и Сириус захлопывает рот, его сердце громко стучит в ушах. "Что еще я мог сделать? Что ты хочешь от меня?"    — Мне от тебя ни хрена не нужно, Ремус, — холодно говорит Сириус. «Когда дело доходит до тебя, я ничего не хочу».    Ремус сглатывает и сухо кивает. — Да, я так и предполагал. Это твое право. Тогда я пойду.    "Просто так?" — спрашивает Сириус одновременно и в ярости, и в недоумении. Ремус делает шаг назад, наблюдая за ним. — Ты же понимаешь, что я собираюсь трахнуть Гидеона, не так ли?    — Я понял, что это твоя цель, — бормочет Ремус.    Сириусу приходится сжать руки в кулаки, чтобы он не протянул руку, не схватил Ремуса и не встряхнул его. «Это все, что ты собираешься сказать? Ты просто собираешься… оставить меня в покое?»    — В отличие от чего, Сириус?    — О, не знаю, может быть, ревность какая-то, дуться какая-то и тому подобное. Ты даже драться не собираешься?    "Для чего?" — спрашивает Ремус, вытянув руки по бокам, прежде чем позволить им опуститься. Как будто вся борьба вышла из него. «За что именно я сражаюсь ? Какое право я имею сражаться? Ты покончил со мной, и я… я…» На мгновение возникает явная борьба, а затем он опускает взгляд, закрывая глаза. «Мы закончили. Все кончено».    "Ты такое ебаное дерьмо, ты знаешь это?" — рычит Сириус, делая шаг вперед, так что их ботинки почти соприкасаются. Глаза Ремуса открываются, и он выглядит очень усталым. «Ты не можешь этого делать. Ты не можешь вести себя так, будто тебе все равно. Ты понимаешь, что я тебе говорю? Я собираюсь трахнуть его. Улыбнись мне дважды. Я собираюсь отвести людей в свою постель, ту же самую кровать, в которой ты спал, и трахаться. И трахаться. И трахаться. Но я никогда больше не прикоснусь к тебе».    — Хорошо, Сириус, — бормочет Ремус.    "Хорошо? Хорошо? Это нормально для тебя?" — спрашивает Сириус, и издалека он может распознать нотку истерии, которая прокрадывается в его голос, безумный и шаткий.    "Сириус-"    — Ремус, ты не против, что меня будут держать в чужих руках? Ничего, что мои руки будут касаться чужой кожи?    "Сириус-"    — Итак, это нормально, что меня поцелует кто-то другой? Это нормально, что я буду стонать имя, которое не принадлежит тебе, и прижиматься к телу, кроме твоего, и…    "Сириус!" — кричит Ремус, пристально вглядываясь. «Стой. Просто остановись. Просто…»   — Как это может быть нормально, Ремус? Потому что это не нормально для меня, — выдавливает Сириус, и в тот момент, когда его глаза начинают щипать, его охватывает немедленная ярость. Ремус какое-то время смотрит на него, затем его лицо смягчается, и Сириус больше не может этого терпеть. Он протягивает руку и отталкивает Ремуса на шаг, толкая его в грудь. — Я не никто! Я был… я был для тебя кем-то!    — Да, — шепчет Ремус. "Да, я знаю."    — Итак, не… не делай вид, что это не разрывает тебя изнутри. Не притворяйся, что ты не ревнуешь, не расстраиваешься или… или… — Сириус опускает руки по бокам, тяжело дыша, пальцы трясутся. . Он чувствует себя измотанным. Все не в порядке. «Ты любил меня».    — До сих пор люблю, — признается Ремус.    «Тогда, черт возьми , не веди себя так!» — вырывается Сириус. «Ты хочешь еще, Лунатик? Ты хочешь меня? Тогда давай!»    — Я не могу этого допустить, — выдавливает Ремус с каким-то беспомощным разочарованием, протягивая руки к груди, словно пытаясь вырвать собственное сердце.    «Нет, ты не можешь, и мне все равно. Иди за ним в любом случае, чтобы я мог сказать тебе, что ты не можешь его получить. Проси об этом, умоляй об этом, просто чтобы я мог сказать тебе нет», — в спешке говорит Сириус, все внутри него движется быстро и дрожит, заставляя его нервничать. Разошлись по швам. Дергают за нить, чтобы он распутался. Он не знает, что у него в центре, но чем больше он расстраивается, тем ближе он к этому. «Сражайся в битве, в которой ты не можешь победить. Прими, черт возьми, побои, Ремус».    "Сириус-"    «Будь обижен. будь обижен. Добровольно иди в другую ловушку, которая сулит еще большую боль, только для меня. Надейся, зная, что они будут раздавлены. Просто… просто, черт возьми , попробуй, Ремус. , даже если это никуда не приведет».    Ремус грустно смотрит на него и тихо говорит: «Сириус…»   «Пожалуйста. Пожалуйста» , — хрипит Сириус, все его тело трясется, пока он продолжает разворачиваться. "Потому что это не могу быть только я. Это несправедливо. Это несправедливо, Лунатик. Я не могу быть единственным, кто чувствует это. чтобы погубить меня и просто... просто будь в порядке потом; ты не можешь стоять там, как будто ты не хочешь меня, когда все, что я хочу, это ты. Я кое-что для тебя значу. Я не просто никто. Я стою больше, чем это, и мне достаточно — мне было достаточно, Ремус — и это была не моя вина. На этот раз это была не моя вина. Ты любил меня. Ты сделал это, и должен просить на коленях, так почему же ты не ? Вы? Почему, когда все, что тебе нужно сделать, это произнести мое имя и прикоснуться ко мне, и я растаю. Я бы, блять , растаял, и это нечестно. Это не может быть только я, потому что я не был для тебя никем. Я был-"    — Ладно, Сириус, привет, — перебивает Ремус, и только тогда Сириус действительно понимает, что он бормочет, что где-то там он начал плакать. «Ш-ш, я знаю, мне очень жаль. Иди сюда. Мне так жаль». Он шаркает вперед и обнимает его, и, конечно же, Сириус мгновенно растворяется в нем с тихим, приглушенным всхлипом. «Ты не никто, Сириус, и этого достаточно. Тебя более чем достаточно, ты всегда был таким. Я знаю, что это несправедливо. Я знаю».    — Это так больно, — признается Сириус почти всхлипывая и уткнувшись лицом в это место на изгибе шеи Ремуса. Это теплое, прекрасное место под его челюстью, которое пахнет печеньем с корицей, пряностями, медом и пачули, домом и землей. Он чертовски хорошо пахнет. Так было всегда, и это своего рода реакция Павлова на его запах, который постепенно заставляет Сириуса расслабиться и успокоиться.    Постепенно Сириус приходит к выводу, что у него просто небольшой нервный срыв. Ну, это далеко не идеально. Скорее всего, это реакция на то, что он неоднократно избегал своих проблем и притворялся, что ничего не чувствует по поводу того, что его сердце разбито из-за человека, в которого он влюблен. Но, ну, слишком поздно, чтобы остановить себя от такой реакции , так что он просто будет избегать и этого. Что еще за вещь, верно? У него это под контролем.    За исключением того, что он этого не делает. Ремус заставляет его потерять голову. Он чертова луна, управляющая приливом, посылающая волну за волной, обрушивающуюся на Сириус, прежде чем он успевает как следует отдышаться. Он опасен, очень опасен, и Сириусу всю жизнь снились кошмары, но Ремус, несомненно, самый красивый из тех, кто когда-либо преследовал Сириуса.    Он был мечтой, а потом стал реальностью, а теперь без него просто кошмар.    Сириус прижимается к нему, тихонько выдыхая, когда Ремус крепче обнимает его, прижимая к себе так, будто не хочет отпускать. Этого хочет Сириус. Он хочет, чтобы Ремус не отпускал его, потому что он не может отпустить.   — Я скучаю по тебе, — шепчет Ремус.    — Я здесь, — шепчет в ответ Сириус, поднимая голову и касаясь губами подбородка Ремуса. Ремус резко вдыхает, и Сириус делает это снова, и снова, и снова. Он делает это с каждым разом все сильнее, чувствуя, как пальцы Ремуса сгибаются на его спине, и в конце концов просто проводит ртом по коже Ремуса, пока тот совсем не оказывается далеко от его губ.    «Я так сильно хочу тебя, Сириус, а я уже разорен. Это меня сломает», — признается Ремус.    — Хорошо, — говорит Сириус, затем нарочно оставляет легкий поцелуй на губах Ремуса, что-то поет в приливе его крови, когда рот Ремуса приоткрывается с тихим вздохом.    Сириус отстраняется ровно настолько, чтобы можно было правдоподобно отрицать это, затем ждет, находя время, чтобы просмотреть лицо Ремуса сквозь полуприкрытые глаза. Ремус заметно колеблется, и ему требуется всего четыре секунды, чтобы протянуть руку и обхватить щеку Сириуса одной рукой, затем пригнуться и поцеловать его крепче. Глаза Сириуса закрываются, когда он тоже растворяется в этом.    Это мило. Очень мило. Почти невиновен, правда. В меньшей степени в технике, но в большей степени в том, насколько они осторожны друг с другом. Ремус целует его нежно, интимно, с полной готовностью наслаждаться каждой секундой. Этот поцелуй медленный, мягкий и такой долгий, что Сириус чувствует, как мир тает. На самом деле, это такой поцелуй, который уносит его прочь, оставляя настолько увлеченным, что он забывает, что в жизни есть и другие моменты, помимо этого.    Сириус не хотел этого, но он приглушает прерывистый звук, исходящий изо рта Ремуса, который, кажется, исходит из самой глубины его души. Скрытые темные уголки, которые заперты там, где находятся самые уязвимые части его самого, и все они кричат ​​одновременно. Ремус отстраняется ровно настолько, чтобы успокаивающе мягко шикнуть на него, мягко: «Шшш, я тебя понял», и он нежно проводит большим пальцем по щеке Сириуса, прежде чем снова наклониться, чтобы поцеловать его снова, и продолжает целовать. его, не останавливаясь.    Если бы это было возможно, Сириус — в этот момент — сшил бы их вместе или расплавил их обоих, чтобы, когда они снова затвердеют, они образовались как одно целое. Тогда куда пойдет Ремус? Что мог сделать любой из них, кроме как остаться таким? Сириусу так хочется, чтобы они остались такими же.    «Пожалуйста», — выпадает между ними, и у Сириуса так кружится голова, что он сначала думает, что это он говорит это. Но потом Ремус чуть ли не цепляется за него, когда он говорит это снова. "Пожалуйста."   "Что?" Сириус выдыхает, поворачивая голову и упираясь ею в висок Ремуса, зажмурив глаза. Его сердце колотится, но он чувствует себя спокойнее, чем когда-либо. Одна рука Ремуса зарылась в его волосы, не дергая их, а просто отдыхая там.    «Не трахайся с Гидеоном. Не трахайся ни с кем. Ты действительно снова встречаешься с ним?» Ремус выпаливает в шатком порыве. «Пожалуйста, не надо. Я не готов; я не знаю, буду ли когда-нибудь готов. Это нехорошо. Это так далеко от того, что я… я…»    — Продолжай, — мягко подбадривает Сириус.    Ремус выдыхает: «Я не могу этого сделать. Я не могу понять, как я должен продолжать, как будто я все еще не жду тебя, как будто я не отчаянно хочу вернуться к тебе. Я люблю тебя , Сириус. Я не знаю, как оставить тебя в покое. Я не хочу .    Вот, думает Сириус, и его наполняет облегчение, когда он смотрит в глаза Ремусу и, наконец, наконец видит в них панику и опустошение, которые сам Сириус так отчетливо ощущает. Он не одинок в этом; Ремус просто ненавидит чувствовать себя слабым. Но для этого ему придется, потому что Сириус… Сириус вот-вот его сломает.    Это внезапное, сокрушительное осознание; тот, на который слишком поздно не наткнуться. Потому что они не могут. Сириус стоит и смотрит на Ремуса, внезапно поражённый осознанием того, что они не могут. Он поднимает руку, его глаза щиплет, и он кладет ладонь на щеку Ремуса. Поглаживает его кожу, легкий шелест щетины, чувствуя, как она шепчет о подушечку большого пальца. Он создает прекрасную картину в полуденном свете, самый яркий маяк в мире, как будто он все еще сияет луной, когда еще даже не ночь.   — О, это было так глупо с моей стороны, — шепчет Сириус, чувствуя, как его плечи поникли. «Я снова был безрассудным».    — Сириус, — выдыхает Ремус, красный румянец заливает переносицу и под глазами. Образуются слезы.    — Ты мне не поверишь, Лунатик, — хрипит Сириус, — но на этот раз я не хотел.    Ремус тяжело сглатывает. «Ты прав. Я тебе не верю. Это то, чего ты хотел, не так ли? Чтобы я принял побои». Он резко отстраняется и принюхивается. «Иногда мне кажется, что все, что делает жизнь, — это избивает меня. Мне это тоже было не нужно».    — Ремус, — бормочет Сириус, — я…    "Где мне теперь место? Скажи мне, Сириус, если это не с тобой, то где, черт возьми, оно? Ты обещал мне все, и я умоляю. Я никогда ни у кого ничего не просил за всю свою жизнь, но Я умоляю тебя». Ремус закусывает нижнюю губу и издает слабый звук. «Блять, мне тоже нужно встать на колени? Я сделаю это. Ради тебя я сделаю это».    Сириус качает головой и выдыхает: «Не надо. Боже, не делай этого. Я просто… я только хотел…»    — Ты хотел сделать мне больно, потому что тебе больно, — говорит ему Ремус. «Вот что ты делаешь».    — Милый, — говорит Сириус почти хныканьем.    — Я, блять , сказал тебе, что не могу этого получить. Ты думаешь, я не знаю? И ты все еще… — Ремус закрывает глаза и вдыхает, прежде чем медленно выдохнуть, наклонив голову вперед и отступив на шаг назад. Когда он снова поднимает глаза, слезы катятся. «Достаточно ли этого для тебя, Сириус? Ты искал большего?»   «Нет, я… это не…» Сириус спотыкается на словах, его дыхание короткое и прерывистое, когда он чувствует, как начинает нарастать паника, потому что это не то, чего он хотел. Не совсем. Что бы он ни говорил на пике своих эмоций, когда ломался, это последнее, что он собирался сделать. Если быть честным с самим собой, он хотел, чтобы Ремус сражался, чтобы он мог сдаться.    Вот только он не может, потому что это… это неправильно. Никто из них не готов. Не было достаточно времени. Сириус и Регулус еще даже не в безопасности, и это просто… Сейчас не время для кого-либо из них. Может быть, это просто не та жизнь, в которой они могут быть вместе, и эта мысль сводит Сириуса с ума. Это нечестно. Ничто из этого не справедливо.    — Просто иди, — устало говорит Ремус.    — Я влюблен в тебя, — выпаливает Сириус, и Ремус моргает, выглядя искренне пораженным таким резким поворотом, но Сириусу нужно, чтобы он понял. «Я не хочу уходить. Я так безумно влюблен в тебя, что чувствую, будто ты в моих гребаных легких, в моей крови, я хотел бы отделить себя от тебя, я должен был бы быть только пеплом, но ты был бы и в этом, И тогда ты был бы на ветру, когда он уносит мой прах, И в мире, во всем мире, потому что ты уже есть. Я люблю тебя везде, здесь и там, места, где я никогда не был, и жизни, в которых я еще даже не жил».    Ремус сглатывает. "Сириус…"    «Ты действительно принадлежишь мне. Ты просто принадлежишь, и я хочу дать тебе все, Лунатик. Больше никого нет. Для меня это только ты, и я не могу — я едва сдерживаюсь», — признается Сириус. в спешке. «Я люблю тебя. Я люблю тебя, и я скучаю по тебе, и я хочу тебя. Пожалуйста, поверь в это. Пожалуйста, поверь мне».    — Хорошо, — мягко говорит Ремус. «Я верю тебе, Сириус. Я просто не уверен, что это нас оставит».    Сириус встряхивает руками, медленно выдыхая. «Очень долго я ставил Регулуса выше всего остального, даже собственного благополучия. А потом, в течение восьми лет, я этого не сделал. Я пока не знаю, как найти здоровую середину между этим, но я знаю, что должен. Я должен... сделать много вещей. Работать над многими вещами. Это не только он, это также Джеймс, это также только я. Мне нужно время, Ремус. Я уже говорил тебе, что я Мне было жаль, что я заставил тебя так долго ждать меня, но, милый, я думаю, мне нужно, чтобы ты подождал еще немного. Сможешь?   "Я не одинок в этом, не так ли?" — спрашивает его Ремус, его лицо смягчается, когда он смотрит на Сириуса, и вдруг становится грустным. "Ты будешь ждать со мной, не так ли?"    — По крайней мере, мы будем вместе, — говорит Сириус, и его голос ломается.    — За исключением того, что мы не будем, не совсем, — шепчет Ремус.    — Прости, — хрипит Сириус, снова готовый расплакаться.    Ремус качает головой и снова делает шаг вперед, протягивая руку, чтобы нежно провести пальцами по волосам Сириуса, позволяя Сириусу свернуться в нем. Он целует Сириуса в висок и уткнется носом в его волосы, бормоча: «Не смей извиняться, Сириус. Не за это. Я честный. Ты не единственный, у кого есть над чем работать, хорошо? Ты не делаешь ничего плохого, признавая, что нам нужно время. На самом деле, ты, вероятно, спасаешь нас от целого мира боли, не игнорируя его. ."    — Я не хочу причинять тебе боль, Ремус, и я не хочу больше причинять тебе боль, — признается Сириус хриплым голосом, его горло забито слезами, которые он изо всех сил пытается сдержать.    — Я знаю, — говорит Ремус, целуя его волосы. "Я знаю."    — Я не хочу ждать, надеясь что ты будешь в моей следующей жизни. Я хочу, чтобы ты был в этой, — бормочет Сириус.    — У тебя есть я, — уверяет его Ремус. «Боже, конечно, знаешь. Я твой. Я прямо здесь».    — Но ты собираешься уйти.    «Потому что сейчас это лучше для нас обоих, но я вернусь. Я всегда возвращаюсь, не так ли?»   Сириус издает тихий звук жалобы, а также согласия, недовольного, но зная, что это необходимо. Он поднимает подбородок и быстро и крепко целует Ремуса в губы, затем заставляет себя отстраниться. "Тебе лучше. Я серьезно, Лунатик. Как только мы все соберемся вместе, тебе лучше вернуться. И я никогда больше не позволю тебе уйти, ты понимаешь? Мы собираемся пожениться, и у нас будет целое выводок детей и состариться и поседеть вместе, а затем умереть на руках друг у друга. Мы даже не переживем друг друга».    "Правда? Это правда?" Губы Ремуса дергаются, а в его глазах светится нежность, говорящая о еще большей глубине; чем глубже человек идет, тем больше любви можно найти. Сириус хочет утонуть в нем. — Да, хорошо, я тебе верю.   — Хорошо, — твердо говорит Сириус. «Теперь уходи, пока я не утащил тебя и не трахнул тебя, что было бы очень контрпродуктивно».    — Да, действительно, — соглашается Ремус, задерживаясь на мгновение, между ними проносится долгий взгляд, и они явно обдумывают это. Однако в конце концов Ремус делает шаг назад и качает головой. — Ты прав. И снова. Действительно, Бродяга, ты сегодня превзошел сам себя.    — Спасибо, — шепчет Сириус. А потом: «Я люблю тебя».    Лицо Ремуса смягчается. "Я тоже тебя люблю."    Когда он уходит, он снова и снова оглядывается, и Сириус смотрит ему вслед с беспомощной смесью тоски и принятия. Он смутно задается вопросом, значит ли это быть хорошим человеком, не действовать так глупо и безрассудно, делать трудный выбор, чтобы уменьшить боль, которую это причинит всем. Если он честен, Сириус может признаться себе, что он немного ненавидит это, но гордость, которую он получает от этого, слишком хороша, чтобы отказываться от нее.    Проходит некоторое время, прежде чем Сириус поворачивается и идет обратно в бар, последнее, что ему нужно сделать. Гидеон все еще сидит там, посасывая свой напиток и играя на своем телефоне. Он выглядит пораженным, когда Сириус подходит достаточно близко, чтобы заметить его. — О, Сириус, я думал, ты ушел с Ремусом, приятель. Видел, как ты целуешься с ним снаружи. Вы двое…    Сириус игнорирует его, пока копается в поисках денег, чтобы бросить на стол. «Это должно покрыть напитки и дать вам еще один».    — Ура. Итак, вы с Ремусом вместе? Обычно это не в твоем стиле. Он свободен? Гидеон проверяет.    Сириус упирается рукой в ​​стол и наклоняется, поднимая брови, глядя на Гидеона. Его голос становится тише, твердым, как сталь, когда он говорит: «О, Гид, возможно, ты захочешь оставить Ремуса в покое».    "Почему это?" — спрашивает Гидеон, выгибая бровь.    Сириус улыбается ему во все зубы. «Потому что я чертовски без ума от него, и я имею в виду это буквально, так что даже не пытайся. Если я узнаю, что ты пытаешься …»    «Планируешь покончить с этой угрозой, Блэк?» — сухо говорит Гидеон, но в его взгляде мелькает настороженность. Он тоже учился в Хогвартсе с Сириусом, хотя и был на два года раньше, так что ему знаком безрассудный гнев Сириуса Блэка.    — Нет, на самом деле. Я позволю тебе подумать о том, что я мог бы сделать, и я обещаю тебе, что то, что я на самом деле сделаю, будет намного хуже, — просто отвечает Сириус, выпрямляясь. Он кивает и больше ничего не говорит. Не обязательно. Сириус не бросает пустых угроз; это знают все, кто его знает.    С этими словами он разворачивается и идет домой.