Best Friend's Brother/BFB

Джеймс впервые усаживается в смехотворно удобное кресло в кабинете Филиуса Флитвика. Он неловко вертит руками и пальцами на коленях, одержимо подпрыгивая ногой. У Филиуса на столе есть маятник, который щелкает взад-вперед, пять мраморных шариков ударяются друг о друга в успокаивающем ритме, который помогает Джеймсу постепенно, постепенно, снять напряжение с плеч.    «Я вижу, что ты нервничаешь, Джеймс, — тепло говорит мистер Флитвик. Насколько Джеймс может судить, он очень теплый человек, у него улыбки и добрые глаза. «В этом нет необходимости. Терапия — это не то, в чем ты можешь потерпеть неудачу, и при этом тебе не нужно преуспевать в этом. Думай об этом как о визите к другу, если это поможет».    — Спасибо, мистер Флитвик, — бормочет Джеймс.    Мистер Флитвик усмехается. «Филиус, пожалуйста. Это комфортнее, мы можем удобно обращаться друг к другу».   «Все терапевты так делают?» — с любопытством спрашивает Джеймс. Он никогда не слышал, чтобы Сириус или Регулус обращались к миссис Помфри по имени.   «Нет, я так не думаю, но я думаю, что некоторые думают так. Мне нравится, если тебе это удобно. Я всегда стремлюсь продвигать среду, в которой мы можем быть полностью самими собой», — говорит ему Филиус. . «Это всего лишь наша первая сессия, и обычно я предпочитаю узнавать друг друга с самого начала. Обсуждать наши симпатии и антипатии, людей в нашей жизни, которые важны для нас, наши занятия и тому подобное».    Джеймс моргает. — О. Так, э-э, тогда никаких разговоров «что со мной не так» пока нет?    «Я не думаю, что с кем-то что-то не так», — бодро заявляет Филиус. «Мне нравится называть это работой, потому что, как я это вижу, у всех нас есть возможности для улучшения!»    «Ну, это… мило», — размышляет Джеймс. «Да, мне это нравится».    "Это приятно , не так ли?" Филиус с улыбкой наклоняется вперед. — А теперь давай познакомимся, ладно?    Знакомство с Филиусом на самом деле оказывается забавным. У него шестеро приемных детей, младший из которых только в прошлом году поступил в университет, и он показывает Джеймсу фотографию своей жены, которая стоит у него на столе. Они составляют прекрасную пару, и на его столе есть еще одна фотография, на которой они окружены своими детьми, все шестеро стоят на коленях или приседают рядом со своими приемными родителями, чтобы сиять в камеру. Это самая разнообразная семейная фотография, которую Джеймс когда-либо видел, и его согревает то, как счастливы они все выглядят, объединившись во всех своих различиях.    У Филиуса есть две собаки и действительно широкий спектр увлечений, и он двенадцать лет был профессором в университете, прежде чем обнаружил, что ему не хватает острых ощущений от изучения новой области, и переключился на терапевта, которым он занимается уже шесть лет. . Ему всего пятьдесят семь. Он рад услышать, что Джеймс учился в Хогвартсе, как и он тоже учился в Хогвартсе, к их общему волнению.    Джеймс рассказывает Филиусу и о себе, более чем счастлив болтать о своих родителях, друзьях и парне. Джеймсу требуется мягкое руководство, чтобы рассказать о себе, о том, что ему нравится, а что нет, чем он занимается на работе и в школе. Он настолько увлечен разговором, что к концу сеанса чувствует себя совершенно непринужденно, даже немного разочарован тем, что он закончился. Да, думает он. Да, это будет хорошо для меня.    «Я с нетерпением жду встречи с тобой на следующей неделе, Джеймс», — искренне говорит ему Филиус, провожая его до двери.    Джеймс улыбается  ему. — И тебе того же, Филиус.   После сеанса Джеймс идет на встречу с Сириусом и Питером, так как у Питера есть время на обед, а Сириус составляет свое собственное расписание.    — Добрый день, Сохатый? — весело спрашивает Питер, садясь на свое место. Сириус уже стоит в очереди, заказывает для всех.    «Да, на самом деле», — признается Джеймс. «Я… я сегодня пошел на свой первый сеанс терапии. Потому что я сейчас на терапии».    Питер моргает, что справедливо, учитывая, что Джеймс еще никому не сказал. Затем все, что он говорит, это: «О, молодец, приятель».    «Хвост, ты всегда знаешь, что сказать», — говорит Джеймс, и его лицо смягчается. "Твое здоровье."    — В любое время, — легко уверяет его Питер.    Джеймс хлопает подбородок рукой. — А ты? Добрый день?    «Скучно, в основном. С нетерпением жду выходных».    "Все еще идешь на тот концерт с Айко?"    — Ага, — говорит Питер, и его лицо тут же краснеет. Его нос дергается, как это бывает, когда он собирается улыбнуться, и, конечно же, он расцветает на его лице, как будто он ничего не может с собой поделать.    «Как ты перешел от того, чтобы пригласить ее на свидание и не передать, что хочешь, чтобы это было свидание, к тому, чтобы ходить с ней на свидание, не приглашая ее на свидание?» — спрашивает Джеймс, поднимая брови.    Питер швыряет в него соломенной бумагой. «Это не свидание».    "Это так! Это абсолютно так, Пит!"    — Нет, я…    — Он прав, — вмешивается Сириус, бросая им еду, и плюхается на стул рядом с Питером, который смотрит на него с предательством. «О, не смотри на меня, как на предателя. Единственный предатель за этим столом — ты».    "Как я предатель?" — раздраженно спрашивает Питер.    Сириус машет пластиковой вилкой перед носом. — Потому что ты из страха саботируешь собственное счастье. Черт тебя подери, Хвост, ты уже давно любишь девушку , а это свидание! Знаешь, что ты делаешь? музыка набухает, ты просто хватаешь ее и целуешь, как будто от этого зависит ее жизнь».    — Э-э, может.., не делай этого, — осторожно возражает Джеймс. «Жизнь — это не кино, Бродяга. Ты не можешь просто целовать людей, когда тебе нравится. По крайней мере , спроси, Питер».    «Как будто она не настолько увлеклась его ожиданием, что почувствовала бы что-то иное, кроме облегчения. В этот момент, я думаю, она собирается его поцеловать», — фыркнул Сириус.    Питер вздыхает. «Теперь это решит все мои проблемы».    «Ты мог бы решить все свои проблемы, — настаивает Джеймс. «Это то, что ты делаешь, да? Ты идешь на свое маленькое свидание, а потом вы оба возвращаетесь в свой дом, и, прежде чем расстаться на ночь… вы просто говорите ей, что хотели бы поцеловать ее. с ней все в порядке, вот и все».    — А если нет? — бормочет Питер.    — Ой, проваливай, — усмехается Сириус, закатывая глаза. «Нет мира, в котором ее это не устраивает . Ты этого не видишь, но она абсолютно влюблена в тебя».    — Он прав, — соглашается Джеймс. «Она буквально думает, что ты самый смешной человек в любой комнате».    «Что на самом деле не соответствует действительности, — заявляет Сириус, прижимая руку к груди, — потому что эта честь принадлежит мне».    Джеймс закатывает глаза. «Не слушай его, приятель. Ты очень веселый, просто я немного тебя обыграл. Очевидно, Сириус совсем не смешной».    — Возьми это обратно прямо сейчас, — фальшиво вздохнул Сириус.    — Я… знаешь, знаю. Я попробовал, и сразу понял, что это неправильно. Ты очень забавный, и я люблю тебя.    "Я тоже тебя люблю."    — Никто из вас не смешной, — прямо говорит Питер.    "Пит?" — спрашивает раненый Джеймс.    Сириус грустно смотрит на него. — Ты не это имеешь в виду.    «Мы родились в этом мире, чтобы быть источником развлечения только для вас, — серьезно бормочет Джеймс, — и вы говорите, что мы не выполнили свою задачу?»    "Тогда какой смысл?!" — кричит Сириус, хлопая рукой по столу, заставляя множество людей смотреть на них. Он, конечно, не обращает на них внимания. «Какой смысл жить, существовать, если не для того, чтобы рассмешить тебя, Питер Петтигрю?»    — Подожди, подожди, Сириус. Ты это видишь? Джеймс делает большое шоу, щурясь и наклоняясь, указывая на лицо Питера. — Я думаю… Это улыбка, то есть.    — Прекрати, — шипит Питер сквозь тихий смешок, его плечи трясутся, когда он тянется вверх, чтобы попытаться скрыть то, что он опасно близок к тому, чтобы потерять его.    — Никогда, — радостно заявляет Сириус. Он протягивает руку и засовывает палец Питеру в ухо, заставляя того извиваться и, наконец, ломаться, заливаясь смехом. "Ах, успех. Что смешного, Питер? Хм? Это мы? Это то, что заставляет тебя смеяться?"    Джеймс поднимает руку, и Сириус тут же шлепает по ней свою, а Питер хрипит, как будто никогда не видел ничего смешнее. — Да, у нас еще есть.    Обед проходит хорошо, втроем они болтают легко, всегда легко и с усилием вместе, как три капли воды. Это ленивая смесь текущих событий и воспоминаний, стол, полный смеха и хорошей компании. У Джеймса очень хороший день.    Когда он возвращается домой, его день становится еще лучше, потому что заказанная им посылка уже ждет его. Сириус очень любопытен, но Джеймс копит его, как дракон сокровища, до смешного головокружительный, как маленький ребенок. Он мчится в свою комнату, чтобы открыть ее, и не удивляется, что Сириус забредает менее чем через пять минут. Он плюхается на кровать, выжидающе глядя на него.    «Они выглядят продвинутыми», — комментирует Сириус. "Кто они такие?"   «Контактные браслеты», — объясняет Джеймс, глядя на черный ящик в своих руках. Он имеет белый контур двух рук, тянущихся друг к другу, пальцы почти соприкасаются - в частности, дизайн Микеланджело для «Сотворения Адама» . — Это для Регулуса. Точнее, для нас. Потому что, когда мы не вместе, мы можем просто коснуться вот этой части, и она загорится, чтобы другой знал, что у нас есть. Так что, когда я думаю о нем, Я могу сообщить ему».    Сириус поднимает брови. "Действительно?"    «Есть порты для зарядных устройств, так что мы можем держать их заряженными, пока спим», — продолжает Джеймс, вытаскивая один из браслетов, чтобы держать его. «Мы также можем нажимать на него несколько раз, чтобы мы могли придумать небольшие закодированные сообщения. Я подумал, что ему это понравится, такой скрытный, как он. О! О, и смотри, я смог настроить дизайн для группа. У меня маленькая грозовая туча с дождем, а у него солнце. Разве это не мило?"   — Это… честно говоря, приятель, — говорит ему Сириус, но его губы кривятся. «Очень мило. Знаешь, ему это понравится, особенно учитывая все его проблемы с отказом и все такое».    Джеймс мычит. — Ну, теперь я всегда буду с ним.    — Ты дашь ему это сегодня? — спрашивает Сириус.    — Да, если он свободен. Я… я планирую рассказать ему о терапии. Как вы думаете, он захочет полететь сегодня после работы?   — Откуда мне знать, Сохатый?   — Не уверен, правда. Полагаю, какая-то братская связь, — размышляет Джеймс с кривой ухмылкой.    Сириус фыркает. «Это не так. У него не было бы проблем с отказом, если бы это было так, не так ли? Это было бы удобно».   "Не так ли? Это было бы здорово. Позор. Вы видели его сегодня?"    "Да. Я зашел и немного приставал к нему. Он действительно очаровал мисс Делби, знаете ли, этот ублюдок. Но он, похоже, сегодня был в хорошем настроении, как всегда".   «Черт. Если бы у нас была связь, ты бы мог проверить меня тогда».    «Ну, знаешь, в современном мире есть такая замечательная вещь, когда ты можешь отправлять сообщения людям, ты знал об этом? Итак, что ты делаешь, так это открываешь свой…»   Джеймс протягивает руку и мягко отталкивает лицо Сириуса, пока тот смеется. "О, отвали. Оставь меня в покое, да?"    «Хорошо, да, хорошо». Сириус поднимает руки в знак капитуляции и поднимается с кровати, взъерошивая волосы Джеймса, прежде чем уйти в душ.    Могу я пригласить тебя на свидание? Джеймс пишет Регулусу даже через пять минут, потому что да, возможно, Сириус прав.    Регулус какое-то время не отвечает — он работает, — так что Джеймс проводит несколько часов, занимаясь скучными, но необходимыми взрослыми делами. По общему признанию, он застрял, поэтому пропускает ответ Регулуса на двадцать минут, что заставляет его хмуриться. Вот почему браслеты блестят; этого не пропустить. И это просто… Джеймс не уверен, почему, но в каком-то смысле это более интимно.    — Как хочешь, — отвечает Регулус, и Джеймс тут же расплывается в широкой ухмылке.    "Отправляетшься?" — с явным удовольствием спрашивает Сириус полтора часа спустя, когда Джеймс вприпрыжку бежит по квартире с сумкой на руке.   «Ага», — отвечает Джеймс. — Я удивлен, что ты не собираешься приставать к Муни.   Сириус мычит. «У него были планы после работы. Он мало о них говорил, но он придет сюда, когда закончит».    — Ах, в таком случае, я мог бы просто остаться сегодня с Регулусом.    «Честно? Наверное, к лучшему».    Джеймс с улыбкой качает головой и продолжает, крича через плечо: «Не кричи на крышу, Бродяга!»    "Не обещаю!" — кричит в ответ Сириус. "Обнимаю, люблю и целую!"    "Мва!" — говорит Джеймс, причмокивая ртом прямо перед тем, как закрыть за собой дверь и запереть ее.    Менее чем через два часа солнце висит низко в небе, заливая горизонт туманным оранжевым цветом. Это особенно красиво с точки зрения вершины особенно высокого здания, которое Джеймс может увидеть воочию, когда он с радостью тащит Регулуса на крышу, с которой они уже хорошо знакомы. Прошло слишком много времени с тех пор, как они это сделали.    «Удачный день для этого», — комментирует Регулус, поднимаясь вслед за Джеймсом на платформу, и не ошибается. Это действительно, действительно хороший день, достаточно шокирующий.    "Не так ли?" Джеймс соглашается, довольный этим. Он осторожно садит свою сумку и идет собирать сбрую. «Боже, я пропустил это с тобой. Почему мы не сделали это раньше?»   — Ну, мы много трахались, — весело напоминает ему Регулус, и Джеймс одобрительно хмыкает.    На самом деле, они много трахались. Прошло всего две с половиной недели с тех пор, как Регулус приготовил ему кашу, и за эти две с половиной недели они были совершенно ненасытны. Они так много трахались, что Джеймс открыл для себя новые и захватывающие способы трахаться , включая самый большой, уже покоренный член, которого он раньше опасался. Как оказалось, он может справиться с этим, на самом деле. О, и они обнаружили, что пьянство и небрежность намеренно могут быть для них очень забавными, особенно в отделе секса.    Другими словами, Джеймс отлично проводит время . Это выходит за рамки только секса. Они проводят много времени вместе другими способами — в основном, как могут, на самом деле. После смерти Ориона Регулус стал заметно более эмоциональным, а также отстраненным, а также цепким, а также какое-то время вездесущим. Но, что ж, со временем и при поддержке Джеймса, Ремуса и особенно Сириуса он снова освоился. На протяжении всего этого он был рядом с Джеймсом столько, сколько мог, столько, сколько Джеймс позволял ему, и Джеймс никогда его не остановит, так что это срабатывает. За последние две с половиной недели было всего около пяти ночей, когда они не спали вместе ни в одной из своих кроватей.   Так что, да, Джеймс процветает. Он знает, что ему суждено принять грусть в свою жизнь, но он также чертовски счастлив  .   — Мы могли бы… знаешь, — с намеком говорит Джеймс, в сочетании с тем, что он встает на колени перед Регулусом и начинает пристегивать ремни вокруг его бедер. Он поднимает брови и целеустремленно проводит рукой по внутренней стороне бедра Регулуса.    Брови Регулуса взлетают вверх. — Пока мы летим..?    "Я не уверен, что это возможно, если честно, но когда мы доберемся до другой стороны?" — бормочет Джеймс. "Сразу после?"   — Я имею в виду… — Регулус прикусывает губу, его лицо уже раскраснелось. Он откашливается. — Как хочешь, Джеймс.   Джеймс усмехается и начинает резать быстрее.    Полет — это всегда прилив чистого адреналина. Ничто не сравнится с падением с платформы и полетом зиплайна по небу, за исключением, пожалуй, прикосновения Регулуса Блэка. Полеты с Регулусом каждый раз почти перегружают мозг Джеймса. Он такой чертовски милый, это просто безумие, и у Джеймса кружится голова от одного взгляда на него. Он всегда смотрит на него, когда они летят вместе, потому что никакое другое зрелище не может сравниться.    Секс после полета — это… Что ж, Джеймс твердо решил , что это должно стать традицией, черт возьми. Это яркое столкновение трели полета с вихрем Регулуса. Джеймс чертовски стерт с лица земли, а затем какое-то время он действительно бесполезен, ошеломленный, когда растянулся на одеялах, которые они всегда хранят здесь. Джеймс с удовлетворением отмечает, что Регулус в равной степени поражен.    «Это действительно была одна из самых блестящих моих идей», — наконец заявляет Джеймс, как только снова обретает голос.    — Да, — тут же соглашается Регулус. «Да, это было. Абсолютно чертовски гениально, Джеймс. Ты такой умный».    «Спасибо, любовь моя», — говорит Джеймс, глупо улыбаясь небу.    Регулус издает вздох чистого удовлетворения. «Мы собираемся сделать это снова».    — Ммм, — подтверждает Джеймс. Он приподнимается на локтях, выбрасывает руку и подтягивает сумку поближе, радуясь, что не забыл ее на другой крыше. «Голоден? Я зашел купить нам перекусить, чтобы мы не голодали, пока не поужинаем».   "Что ты купил?" — спрашивает Регулус, тоже поворачиваясь, чтобы приподняться, все еще прислонившись к Джеймсу.    — В основном чипсы. Немного шоколада. О, и я принес нам один из тех маленьких контейнеров с фруктами, чтобы поделиться. Это просто нарезанная клубника и яблоки, — говорит ему Джеймс, рисуя все это.    — Сбалансированное питание, — поддразнивает Регулус, хватая одной рукой пакет с чипсами и снова вытягиваясь.    «Не каждый может быть поваром», — бормочет Джеймс.    "Не повар. Пока."    "Точно. Тем не менее. Через два года у тебя будет свой собственный ресторан, знаешь ли. Я, очевидно, буду получать бесплатную еду".    — Мм, нет, — говорит Регулус.    Джеймс открывает фрукт, хмурится. "Нет?"   — Извини, но нет. Ты будешь платить так же, как и все остальные. Ну, кроме Ремуса. Он всегда будет есть бесплатно.   — Потому что ты притворился…    — Да, потому что я притворился, что отравил его, — со вздохом признается Регулус, и губы Джеймса кривятся.    — Он это знает?   «Я не упоминал об этом, но я полагаю, он узнает, когда я на самом деле соберусь открыть свое заведение».   «Мне это нравится», — решает Джеймс. «Это хороший поступок».    Регулус улыбается ему, такая мягкая, такая милая. «Я полагаю, что да. Ты меня вдохновил, знаешь ли».    "Я? Как так?"    «У меня есть план для гостей, которые не знают точно, что они хотят из меню. Специальное предложение, которое они могут заказать, где они получат блюдо в зависимости от цвета, который они носят — очевидно, с учетом аллергии и личных вкусов. , конечно."   — Подожди, правда? — выпаливает Джеймс, расширив глаза. «Регулус, это… это чертовски потрясающе! Так много людей ходят за едой и не знают, чего хотят. Это гениально».    — Технически ты сделал это первым, — указывает Регулус. «Конечно, я тебе доверяю. Назови это The Sun Special».    Джеймс почти тает. «О, это так мило. Ты такой милый. Мне это нравится, я люблю тебя, иди сюда».    Регулус улыбается и поднимает голову, чтобы Джеймс мог поцеловать его, чем они, по общему признанию, немного увлекаются. Вместо этого чипсы и фрукты забываются друг для друга, и это даже к лучшему. У Джеймса лучший день.    "Ты?" Регулус что-то бормочет ему в рот, тихо смеясь, и о, Джеймс, должно быть, сказал это вслух.    — Да, — признается Джеймс, отстраняясь. Он долго смотрит на Регулуса, затем делает глубокий вдох. — Я… но не всегда. Я имею в виду, удачного дня. Иногда…    "Джеймс?" — спрашивает Регулус, хмуря брови и глядя на него, явно замечая изменение тона.    «Я не всегда счастлив», — выпаливает Джеймс и тут же морщится. «Я имею в виду, я счастлив . Я так счастлив, любовь моя. Я просто… Просто я не всегда счастливый человек, как я притворяюсь, я полагаю. Я думаю, что никто этого не делает, но я никогда не... я действительно не позволяю себе грустить. Как будто я должен быть счастливым, знаете ли. Я должен смешить людей, делать их дни ярче, будь то источник постоянной поддержки и позитива, но… Но иногда мне просто грустно».    Регулус кладет руку на его щеку, хмурясь. «Все в порядке, Джеймс. Видит Бог, я был бы последним человеком в мире, который осудил бы тебя за то, что ты грустишь. Ты можешь быть таким . быть. Ты больше, чем то, что ты делаешь для других».    — Я говорил об этом с Сириусом. Немного поплакал, — бормочет Джеймс с застенчивой улыбкой. — Знаешь, он был хорош в этом. Действительно очень хорош. И он… он предложил мне с кем-нибудь встретиться. Профессионально.    «Мм, ну, как бы это ни было шокирующе, в последнее время я сам в некотором роде сторонник терапии».    «Я обнаружил, что не зря. Сириус получил рекомендацию от мисс Помфри, и сегодня у меня был мой первый сеанс. Его зовут Филиус Флитвик. Я уже обожаю его».    — Меня это не удивляет, — весело говорит Регулус. Его лицо смягчается. - Тогда я рад. Ты можешь... ну, очевидно, тебе не нужно, но ты всегда можешь поговорить со мной об этом. О чем угодно, правда. И, когда тебе грустно, я здесь для этого."    «Я просто… я не хочу, чтобы ты думал, что я не счастлив с тобой. Я счастлив. Я чертовски счастлив с тобой, любовь моя. Никогда не сомневайся в этом. Никогда не сомневайся, что я…»    «Джеймс, Джеймс, я не люблю... Послушай меня, я не люблю... Мое место в твоей жизни не зависит от твоего эмоционального состояния или того, что ты можешь для меня сделать. вы счастливы или подавлены, есть ли у вас силы, чтобы пробежать круги по всему миру, или вы не можете заставить себя встать с постели. быть со мной, и это не был какой-то трюк? Я именно так и чувствую. Тебе никогда не нужно быть кем-то другим, кроме тебя, в хорошие и плохие дни и все такое.    Джеймс тяжело сглатывает. — Что ж, по иронии судьбы, я очень рад, что ты только что это сказал.    — Я это вижу, — ласково говорит Регулус, поднимаясь, чтобы нежно поцеловать его в губы. Он со вздохом отстраняется. «Возможно, во время терапии ты научишься быть немного более эгоистичным. Я думаю, ты можешь время от времени быть более эгоистичным. будь чем-то, в чем ты немного эгоистичен».    "Мм, это правда?" — бормочет Джеймс, наклоняясь, чтобы встряхнуть волосами перед лицом Регулуса и потереться головой о его шею и щеку, как кошка, слушая смех Регулуса. Джеймс записывает этот звук в память, чтобы хранить его вечно, только для себя и ни для кого больше, что-то эгоистичное.    Регулус поднимает голову и снова целует его, быстро сжимая губы, прежде чем пробормотать: «Ты нелеп».    "Я знаю." Джеймс ухмыляется ему и отстраняется, снова беря свою сумку. «У меня есть кое-что для тебя. Ну, технически для нас обоих».   "Ой?" Регулус щурится и садится, с любопытством наблюдая за ним.    Джеймс, возможно, немного взволнован, поэтому в основном просто болтает, доставая браслеты и объясняя их назначение. Сначала он надевает Регулуса, отвлекаясь на непрерывный поток слов, а затем надевает свои, чтобы продемонстрировать, как они работают. Он трижды прижимает палец к браслету, наблюдая, как Регулус тут же загорается в ответ. Раз два три. Я .люблю. тебя.    Ухмыляясь, Джеймс поднимает взгляд, довольный собой, но Регулус смотрит на браслет, который до сих пор висит прямо над браслетом с транс-флагом. Его глаза широко раскрыты и немного остекленели, но от его выражения у Джеймса действительно сжимается живот. Он весь оттаял, раскололся, словно свет, струящийся сквозь расступающиеся облака дождя, сочетание эмоций, от которого сердце Джеймса грозит выскочить из груди.    Регул настолько неподвижен, что кажется, что он изображает из себя статую, но вырезанную и застывшую в состоянии сильных эмоций. Там есть преданность, врезающаяся в морщинки на его бровях и впадины на его щеках, его рот приоткрыт. Он красивый. Он такой, такой душераздирающе красивый , что на него тяжело смотреть, а еще тяжелее отвести взгляд.    Если бы Регулус был на самом деле статуей, одной из тех, что точно выточены и выставлены на обозрение, Джеймс знает, что это была бы знаменитая достопримечательность. Люди путешествовали бы повсюду, чтобы просто упасть на колени перед мрамором, готовые пролить на него кровь, если бы они думали, что это оживит его, настолько в благоговении, что поклонялись бы ему, формировали религии вокруг него и убивали любого, кто когда-либо осмелился предложить его свергнуть.    Но Джеймс? О, Джеймс видит дальше этого. Далеко прошлое. Он видит за пределами идеала, что Регул - статуя мраморной разновидности, неприкасаемая, легко ломаемая, если с ней не обращаться осторожно. Нет, Регулус другой. Он из бронзы — из тех статуй, которые становятся золотыми, чем больше к нему прикасаются, амулет на удачу для людей, которые проходят мимо него каждый день. Прочный и надежный. Памятник.    Правда в том, настоящая правда в том, что Регулус — это дождь и хлесткие ветры, тайна и фамильяр, ангел и человек. Он сделан из звездной пыли и чего-то космического, но он также и дом.   — Ты подарил мне солнце, — выдыхает Регулус, нежно проводя большим пальцем по маленькому изображению солнца на браслете. «Ты дал мне солнце, чтобы носить его каждый день. Я всегда был в состоянии протянуть руку и прикоснуться к нему. Прикоснуться к тебе».    Джеймс смягчается. "Да, любовь моя, я сделал."    — О, — шепчет Регулус, и затем его голова вскидывается за секунды до того, как он карабкается вперед, чтобы практически взобраться на Джеймса, целуя его с силой надвигающегося урагана.    Кряхтя, Джеймс приземляется на спину, автоматически цепляясь за него, инстинктивно притягивая его ближе, всегда желая, чтобы он был ближе, как можно ближе. Регулус долго не отпускает его, но Джеймс и не пытается никуда уйти. Как всегда, он счастлив попасть в шторм Регулуса.      Ремус собирается забрать все плохое, что он когда-либо говорил, думал или предполагал о терапии абстрактно.    Ньют Саламандер проводит сеансы терапии со щенками. Милые, пушистые щенки. Четыре, если быть точным. Двое из них коричневые, один златовласый, а последний полностью черный с крошечным белым пятном на лбу. Все они женщины по имени Инки, Блинки, Пинки и Клайд — четыре призрака из Pac-Man, сообщает ему мистер Саламандер. Ремус влюблен.    Ремусу также трудно чувствовать себя некомфортно, злиться или быть уязвимым, когда у него на коленях падают четыре щенка. Они такие маленькие . В глубине души он понимает, что это какая-то тактика, но его это мало волнует, потому что она работает. Все дело в том, чтобы положить перед ним что-то мягкое и крошечное, чтобы вызвать одновременно чувство защиты и нежности; идеальный парадокс, чтобы взломать код и найти то безопасное место, где он может чувствовать себя сильным и нежным одновременно без каких-либо недостатков.    Короче говоря, мистер Саламандер — чертов гений.    «И ты мог бы сказать, что это помогает тебе сузить свои чувства по этому поводу?» — тихо спрашивает мистер Саламандер, потому что они уже разговаривали. О, они действительно разговаривали.    Так странно, как это действительно работает на Ремуса. Он сидит на полу рядом с мужчиной, с которым только сегодня познакомился, по нему ползают четыре щенка, и он никогда не чувствовал себя таким открытым и счастливым , как сейчас. Может быть, это просто магия щенков; может быть, дело в том, что у мистера Скамандера такое отношение к себе, что Ремусу кажется, что он пишет письмо, которое никто никогда не прочитает. В самом мягком смысле, который Ремус мог иметь в виду, мистер Скамандер похож на дневник.    — Наверное, нет, — признает Ремус, помогая одному из щенков — Инки, как он думает, — вернуться к себе на колени. Она вывалилась и тут же начала подниматься обратно. Ремусу очень нравится, что ему не нужно смотреть на мистера Саламандера, когда он говорит, и что он может отвлечься щенками, пока открывает и показывает что-то на заднем плане.    «Ты сказал, что у тебя ненасытная жажда большего от жизни», — бормочет мистер Саламандер. «Задумывался ли ты над тем, что чем больше ты ищешь, тем больше ты подавляешь в себе..?»   «Как будто я не чувствую себя целым, потому что не позволяю себе быть целым?» — размышляет Ремус, скривив губы, несмотря на эту тему, потому что Клайд набрасывается на его руку и начинает жевать один из его пальцев, яростно виляя хвостом.    «Мы больше, чем сумма наших частей, Рем, но мы ничего не выиграем , если позволим этим частям остаться разрозненными и непрочувствованными. совсем не позволять себе чувствовать хуже, чем чувствовать слишком много. Для меня нет ничего более трагичного, чем те, кто пытается замолчать, будьте громко собой».   «Мой диапазон громкости меня пугает».    Мистер Саламандер мычит. «Ты боишься силы самого себя, но все равно жаждешь ее. Она пузырится, я думаю. Подавлять ее, подавлять — это всего лишь защитные механизмы. Но, позвольте спросить, от чего вы защищаете себя?»    — Я… — Ремус хмурит брови, но его обычный дискомфорт из-за чего-то подобного не может существовать, потому что Блинки пытается залезть ему на грудь и засунуть свой нос ему под подбородок, что очень напоминает Сириуса. Он слегка подталкивает ее, чтобы она могла устроиться на изгибе его шеи, а хвост развевался, когда она облизывала его волосы. «Я… я, честно говоря, не знаю. Просто так было всегда. Я такой, какой я есть».    "Ты не можешь придумать причину?"    «Я имею в виду… ну, я полагаю, я… начал, когда был маленьким. Я имею в виду, будучи таким. Я рассказывал тебе о том, что был очень болен и как мои родители справились с этим. Может быть, оттуда?»    «Нелегко испытать такое, особенно ребенку. Чувство отверженности, когда ты не сделал ничего плохого. Одиночество сдирает с души душу, не так ли? как будто уже нечего терять, и в некотором смысле достижение этой точки может показаться облегчением».    — Ага, — бормочет Ремус, нежно поглаживая Пинки по голове. Она спит на сгибе его ног, а Клайд и Инки ползают по ней. Так что, возможно, я… Возможно, это просто страх быть отвергнутым. Потому что я… меня отвергли, когда я был еще ребенком, люди, которые никогда не должны были этого делать, и это не… они никогда не обращались со мной плохо, на самом деле, но… "    — Пренебрежение — это жестокое обращение, Ремус, — мягко говорит мистер Саламандер.   Ремус хмурится. — Я… да, но я имею в виду, что они никогда не оскорбляли меня. Знаете, мама старалась изо всех сил. Она старалась. Мне просто нужно было больше.   «Больше ее или больше себя, чтобы она могла попробовать со всеми вами?» — спрашивает мистер Саламандер.    — Я испугался, — шепчет Ремус, поворачивая голову, чтобы зарыться лицом в мех Блинки. Она лижет его висок, и это единственная причина, по которой он не плачет. Через мгновение он снова поднимает голову. «Я боялся, что покажу всю себя, а она не попытается. Потому что… потому что я думаю, что разрыв между нами был отчасти и по моей вине, и уже слишком поздно что-либо с этим делать. Она уже ушла».   «Тебе не нужно винить себя. Ты был ребенком, и ошибки, которые она совершала , были ошибками. Я хочу переформулировать это таким образом, чтобы, я думаю, помочь тебе исцелиться. Ты говоришь, что она пыталась, что она любила тебя в по-своему, хотя ты нуждался — и заслуживал — большего; также верно, что ты не позволял себе быть всем собой. Мы можем сделать вывод, что она любила каждую часть тебя, которую ты ей даровал, и это остается думать, что она полюбит каждую часть тебя, которую ты боялся», — говорит ему мистер Саламандер. «Еще не поздно поверить в это».    — О, — тихо говорит Ремус, чувствуя, как будто мистер Саламандер только что протянул руку и перелистал страницы, нашел слипшиеся и осторожно разъединил их. Скрипят вдоль позвоночника, болят. Это больно. Это ужасно хорошо.    Ремус, наверное, расплакался бы в этот момент, но Инки вскакивает и пытается засунуть язык ему в нос, что вызывает у него сдавленный смех. Он наклоняет голову и позволяет ей обнюхать все свое лицо, и Клайд быстро перебирается и засовывает ее нос ему в волосы. Блинки кажется расстроенной тем, что ее сестры отвлекают его внимание, поэтому она соскальзывает с его плеча и пытается встать между ними и им. С любовью он думает о ней как о Сириусе-младшем.    Мистер Саламандер позволяет ему молчать, сидеть на всем, о чем они говорили, играть со щенками и чувствовать себя от этого намного лучше. А потом он говорит: «Мы немного перебежали, так что нам придется продолжить это на следующей неделе. Мне в любом случае нужно вернуть этих девочек домой».    "Они твои?" — спрашивает Ремус.    «Нет, не мои». Мистер Саламандер стонет, поднимаясь с пола. Ремусу показалось странным, что они сидели на толстом ковре во время сеанса терапии, но теперь он понимает, что благодарен за это. Это казалось более случайным, а также скрытым, как будто ниже к земле безопаснее всего раскрывать секреты. Кроме того, здесь внизу щенки. «Я сотрудничаю с приютом, так как я сторонник терапии в паре с животными. Знаете, они действительно делают все лучше».   Ремус тихо смеется и начинает отдавать щенков одного за другим, а мистер Саламандер раскладывает их по ящикам. «На самом деле я не могу с вами спорить. А как насчет людей, которые не любят собак или у них аллергия? Вы спрашивали меня, но…»   «О, у меня много разных животных, которых я использую. Птицы, кошки, ящерицы, даже случайные змеи или две, если ты поверишь. Однажды я даже использовал паука. утешиться, — с удивлением признается мистер Саламандер.    — Я не против щенков, — быстро выпаливает Ремус, вскакивая на ноги и отряхивая руки.    Мистер Скамандер дарит ему теплую улыбку. «Да, я заметил. Ты снова увидишь их на следующей неделе».   «О, теперь я должен вернуться», — шутит Ремус, и мистер Саламандер хихикает. «Честно говоря, если бы я мог, я бы просто взял их всех с собой».    "Никаких домашних животных?"   — Нет, сэр. У меня… на самом деле нет времени между работой, школой и прочим.    «Ах, это прискорбно. Я настоятельно рекомендую заводить домашних животных, если есть способ завести их и должным образом о них заботиться. Я считаю, что помогает, когда в семье больше одного, но ты живешь один?» — размышляет мистер Саламандер, поворачиваясь, чтобы вести его к двери.    — На данный момент да. Я… ну, я подозреваю, что со временем перееду к своему парню, так что я не знаю, — говорит Ремус.    "Не любитель домашних животных, не так ли?"   — Я никогда не спрашивал.    "Ты мог бы," г-н Саламандер указывает.    — Не больно, — бормочет Ремус, бросая взгляд на ящики, чтобы еще раз увидеть щенков. Сириус взял бы с собой собаку, не так ли? Вероятно.    Мистер Саламандер провожает его, и Ремус ошеломлен тем, как не ужасно это было. Господи, щенки действительно все делают лучше, не так ли? Ему нужен один.    Тебе нравятся щенки? Ремус сообщает Сириусу.    Я чертов монстр? Конечно, я люблю щенков. Кому НЕ нравятся щенки, Ремус? Сириус отвечает.    Что ж, это хорошо знать. Ему кажется, что он уже знал это, если честно, но подтверждение не помешает.   Может быть, это откровение, которое дал ему мистер Саламандер, часть его матери, которую он вернул Ремусу, но его день кажется искаженным и не в фокусе — но в хорошем смысле. Открытым. Больше. Более дышащий, как будто он может вдохнуть в него самого себя, и легкие мира будут просто вдыхать, вдыхать, вдыхать его с легкостью, прежде чем один большой выдох сотрясет все его тело.    Потому что на самом деле все сводится к простоте сделанного им заявления. Он не чувствует себя целым, потому что не позволяет себе быть целым. Что еще он может найти, если он не будет больше самим собой, если он даже не попытается? Кто теперь откажется от него? Не Сириус. Ни Регулус, ни Джеймс, ни Питер, ни Лили. Он знает это лучше, чем он сам.    Ремус хотел бы узнать себя, думает он. Это такая добрая мысль, которую он предлагает о себе, что он едва знает, что с ней делать; он редко бывает так добр к себе, как сейчас. Но он не может не думать об этом ребенке — о том, что боялся большего и все еще так отчаянно нуждался в нем, — и он чувствует, что в нем есть что-то нежное, такое же чувство, которое он испытывал к щенкам, потребность защищать и нужно быть нежным. Что такое гордость перед лицом вашего внутреннего ребенка?    Не нужно много времени, чтобы добраться до квартиры Сириуса и Джеймса. Он берет трубку, а оставшуюся часть пути просто идет пешком, отвлекаясь от времени, проведенного с мистером Саламандером. Прошедший день привел его в задумчивое настроение, не торжественное и не радостное. В основном просто на удивление спокойный. Он думает, что терапия в конечном итоге будет очень полезна для него.    Как только Сириус открывает дверь, он усмехается. «Ну, привет, Лунатик. Ты красивый ублюдок, ты только посмотри на себя. Привет, я люблю тебя».    Ремус чувствует, как расплывается в мягкой улыбке, беспомощный, чтобы сделать что-нибудь еще, когда Сириус является... Сириусом. Ремус находит трагедией, что Сириус не может познать себя так, как Ремус познал его. Он хотел бы отразить это на Сириусе, то же самое чувство, но он не знает, как это сделать.   Он знает, что он замкнутый человек. Тихий в своей привязанности, осторожный с тем, кому он открывается, иногда даже неловко делиться своими чувствами. Что касается Сириуса, то он изо всех сил старается отдать все, что у него есть, и он думает, что по большей части у него все хорошо, особенно в уединении. Сириус в некотором смысле не замкнутый человек; он шумен в своей привязанности, и он расцветает, как цветок весной, вокруг некоторых частей себя. Тем не менее, в других отношениях он сдержанный человек; он держит некоторые вещи взаперти и иногда скрывает даже от самого себя, и он часто не может выразить свои чувства просто потому, что не может понять, что он на самом деле чувствует.    Они нашли свои способы заставить эти вещи работать, приспосабливаться к потребностям друг друга и к своим собственным, осознавать, что они дают и берут друг у друга.    Дело в том, что у Сириуса есть одна вещь, которую он делает с легкостью — это любовь к Ремусу. Он делает это громко и тихо. Он делает это там, где люди могут видеть, и когда никто не смотрит. Он любит Ремуса так открыто, так бесстыдно, так целеустремленно , что невозможно отрицать то, что он чувствует. Это легко, как Сириус любит его, и он все еще очень старается. Ремус иногда чувствует себя сытым от этого, настолько удовлетворенным любовью Сириуса, что ему почти не нужно даже есть. Он мог бы на этом выжить, он знает; может быть, поэтому он выжил, когда был молод и так близок к смерти, потому что это то, что его ждало.    В конце концов, Сириус любит Ремуса всеми возможными способами. Он говорит ему все время. Он называет его красивым, рисует его просто для того, чтобы рисовать, прикасается к нему, просто чтобы знать, что он здесь. Он загорается каждый раз, когда Ремус входит в комнату, его тянет к нему, как стрелка компаса указывает на север. Он делает это так, как будто это естественно, хотя Ремус знает, что он не самый простой человек в мире, которого можно любить, как бы легко это ни выглядело в глазах Сириуса.    — Я тоже тебя люблю, — тихо говорит Ремус, а затем входит в квартиру, берет лицо Сириуса в свои руки и вовлекает его в поцелуй.    Сириус жадно наклоняется в поцелуе с искренним звуком восторга, который может иметь какое-то отношение к тому факту, что Ремус целует его не совсем уместным образом, с намерением, как будто он собирается трахнуть Сириуса прямо здесь. и сейчас. Честно говоря, это помогает укрепить его уверенность, потому что Сириус прижимается к нему с приглушенными ободряющими возгласами.   Как только они расходятся, Сириус выдыхает: «Черт возьми, Ремус, зачем это было ? »    «Потому что я обожаю тебя. Потому что я могу иметь тебя всеми возможными способами, в каждой возможной жизни, и я все равно хотел бы большего. Потому что ты электрический; ты поток энергии, который потряс меня до жизни», — говорит ему Ремус, держит твердую руку на его голове, чтобы он не мог отстраниться. Не то, чтобы Сириус пытался увеличить расстояние между ними, заметьте. Он выглядит чертовски довольнымбыть здесь, ловить каждое слово, которое Ремус говорит ему. «Я люблю тебя, Сириус. Просто и со всеми нашими специфическими сложностями, я люблю тебя. Я даже не могу объяснить, как я счастлив, как я благодарен, что в тот день ты обернулся в книжном магазине и решил чтобы поговорить со мной. Я был мгновенно очарован вами, очарован этой вашей улыбкой, любопытен ко всем мыслям в вашей голове, и я нашел необъяснимо необходимым знать вас и иметь вас ".    — Я знал, что буду глуп насчет тебя, уже с первого взгляда, и я подумал… я знал , что это того стоит, — шепчет Сириус, кусая нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку. «Я был прав. Боже, это того стоило».    Ремусу приходится снова его поцеловать, на этот раз не так глубоко, быстрее, чем он отстраняется. Сириус качается в него, его дыхание сбивается, и Ремус раскачивает его обратно, чтобы посмотреть ему в глаза. На мгновение это все, что они делают, глядя друг на друга, и ничего не существует. Это навсегда заключено в янтаре, одно мгновение застыло на месте без постороннего вмешательства, вечность, которую они поймали между собой.    — Знаешь, ты прекрасен, — шепчет Ремус, наблюдая, как глаза Сириуса загораются, влажные от восторга.    — Продолжай говорить мне приятные вещи, — шепчет в ответ Сириус.    — Я попытаюсь, но не думаю, что знаю, как это сделать, — признается Ремус, лаская большим пальцем щеку Сириуса. «Лично я не очень много знаю наверняка, но из немногих вещей, которые я знаю, одна из них состоит в том, что я люблю тебя, и я всегда любил тебя, вероятно, в бесчисленных жизнях мы не знаем подробностей. и, несомненно, во многих других, в которых мы еще не жили, — но я не тороплюсь добраться до тех, потому что я счастлив жить и любить каждое мгновение с тобой в этом».    Сириус закусывает губу, ерзая, а затем сжимает кулаком свитер Ремуса, прежде чем полностью утащить Ремуса подальше в квартиру. У него перехватывает дыхание, когда он тащит Ремуса в свою комнату и объявляет: «О боже, я должен отсосать твой член прямо сейчас. Я обязательно должен отсосать твой член прямо сейчас».   — Логично, — говорит Ремус, дергая губами, и Сириус издает стон, словно умирает, прежде чем тут же удариться о колени. Честно говоря, это один из самых драматичных моментов, но вы знаете, Ремус его полностью поддерживает.    — Ремус, я хочу новую татуировку, — сообщает ему Сириус чуть меньше часа спустя, когда они вместе растянулись в постели, лениво прикасаясь друг к другу, просто чтобы прикоснуться.    "Мм, ты должен... Что ты хочешь и где?"   «Все фазы луны по моему позвоночнику».   Ремус приоткрывает один глаз. Его сердце трепещет в груди, чуть-чуть скачет. «Бродяга…»    "Ты ненавидишь эту идею?" — тихо спрашивает Сириус. «Ты сказал мне, что я не могу начертить твое имя у себя на груди, поэтому я хочу, чтобы на моей спине было то, что представляет тебя. Потому что ты, должно быть, думаешь, что это безрассудно и глупо, но ты и так у меня под кожей, и ты всегда будет, так что плохого в том, что ты тоже на нем?   «Татуировки необратимы. Ну, в основном».    «Нет, нет, я знаю. Но татуировки… Я начал делать их как доказательство контроля над своей жизнью, вновь обретенной свободы, которая у меня была, когда я оставил свою семью. Это был не просто безрассудный бунт, знаете ли; ну , немного, но не только это. Это… это я, на самом деле. Чувство собственности на себя и свое тело, и я хочу, чтобы ты был там. Ты принадлежишь этому».   Сердце Ремуса совершает какой-то переворот, бросающий вызов гравитации, когда он смотрит на Сириуса Блэка и понимает, что видит эту часть себя, человека за занавеской, скрытую причину, которую он так редко позволяет кому-либо узнать. Они сочтут его безрассудным, сочтут его дураком, носящимся по миру без всякого чувства осторожности, но все, что он делает, имеет смысл.    — Мило, теперь я должен отсосать тебе , — бормочет Ремус, переворачиваясь, чтобы начать делать именно это.    — Значит, я так понимаю, да? — спрашивает Сириус, у него перехватывает дыхание, когда Ремус начинает целовать дорожку на его груди. Его руки погружаются в волосы Ремуса. «Потому что я просто подумал — я имею в виду, что ты принадлежишь мне, и тогда ты всегда будешь, и я — я хочу, чтобы ты был со мной. Я действительно — я — о, о, это да. Это определенно да. "    После этого Сириус какое-то время не совсем спокоен.   Еще через час они обнаруживают, что они свернуты друг к другу, как противоположные скобки. Волосы Сириуса в беспорядке, лицо все еще раскрасневшееся, глаза блестят и затуманиваются от удовлетворения. Он лениво улыбается, положив одну руку под щеку, а другой нежно проводя рукой по лицу Ремуса, лежащего напротив него. Мягкое прикосновение к изгибу его брови, к линии носа, к дуге купидона на губе, затем снова и снова.    Ремус кладет обе руки себе под щеку, и он более чем доволен тем, что лежит здесь и наслаждается простым совершенством прикосновения Сириуса. Он чувствует удовлетворение, просто глядя на него, и в то же время он не может насытиться этим.    Это ментально, правда. Это заряд между ними. Ремус иногда клянется, что может просто протянуть руку и коснуться его. Он искренне чувствует, как Сириус влияет на него, ту необъяснимую вещь , которая сближает их. Как магниты, как гравитация, как луна контролирует приливы и отливы, а молния раскалывает небо ослепительной вспышкой энергии.    — Я видел сегодня щенков, — бормочет Ремус, говоря тихо и мягко, потому что кажется, будто они в пузыре, в кармане вечности, созданном ими специально для них. «Четверо из них назвали Инки, Блинки, Пинки и Клайда в честь призраков Pac-Man».    — О, это гениально, — вздрагивает Сириус. «Мне это нравится. Где ты их видел?»   Ремус колеблется, затем делает глубокий вдох. «Регулус указал мне на то, что у меня есть некоторые вещи, с которыми я… борюсь, несмотря на все хорошее в моей жизни. Гордость, подавленность и другие подобные вещи. сопротивлялся, но он был прав. Я сказал ему, что попытаюсь, поэтому он получил рекомендацию от миссис Помфри, которая привела меня сегодня к моему первому сеансу с Ньютом Саламандером, который верит в парную терапию с животными».    — Повезло, — шипит Сириус, опуская руку, чтобы приподняться на локте и надуться. "Я хочу играть со щенками во время терапии!"    — Я… — Ремус замолкает и фыркает. — Это все, что ты хочешь сказать, Сириус?    Сириус моргает, затем хмурится. "О, точно. Очевидно, я рад за тебя, милый. Все прошло хорошо?"    «Я имею в виду, я думаю, что все прошло очень хорошо, шокирующе».    «Мм, полагаю, так и должно быть. Трудно ошибиться, когда есть щенки, я думаю».    «Так стало намного проще», — признается Ремус, и Сириус улыбается ему. — Ты не расстроен, что я тебе не сказал?   — Нет? Конечно, нет, — говорит Сириус, как будто это должно быть очевидно. Он снова моргает. «Почему я должен расстраиваться из-за того, что ты ищешь помощи, если она тебе нужна? Кроме того, это было бы очень лицемерно с моей стороны, не так ли ? , особенно в начале».    Ремус чувствует, как его лицо смягчается. «Я чувствую себя немного придурком, раз выдаю себя за то, что это… это плохо или слабость, потому что я не думаю так о вас с Реджем. Я на самом деле очень горжусь вами обоими за это».    — Ты тоже должен собой гордиться, — говорит ему Сириус, протягивая руку, чтобы ткнуть Ремуса в кончик носа. «Я знаю, что это не всегда легко. Но я думаю… Ну, я думаю, это того стоит. В любом случае, я нашел это полезным».   «Мистер Саламандер заставил меня чувствовать себя лучше по отношению к маме», — бормочет Ремус, тяжело сглатывая.    Сириус мычит. "Это хорошо. Я рад. Что-нибудь еще?"    «Он сказал, что одиночество изнуряет душу до тех пор, пока не начинает казаться, что ничего не осталось, и что ничто иногда не может быть облегчением».    "Ты так думаешь?"   — Ага, — медленно, задумчиво говорит Ремус. «Он сказал что-то еще, что-то, что, я думаю, тебе понравится. Быть громче».    — Мне это нравится, — с ухмылкой подтверждает Сириус.    Губы Ремуса кривятся. «Я знал, что это так . Я не могу сказать, как терапия пойдет для меня в будущем, но я… я думаю, что это будет хорошо. И, ну, щенки».    — Я так ревную, — бормочет Сириус, но в его глазах появляется веселье, и он наклоняется вперед, чтобы нежно поцеловать Ремуса. Он все еще делает это, когда бормочет себе в рот. «У тебя все отлично, Лунатик. Я горжусь тобой».    — Спасибо, — бормочет в ответ Ремус, затем просовывает язык между складками губ Сириуса, чтобы услышать его стон.    Когда через несколько минут Сириус отстраняется, дыша тяжелее, чем раньше, он выдыхает: «Черт возьми, Ремус, твой рот».    "Что насчет этого?"   «Я одержим этим. Я хочу, чтобы ты проглотил меня целиком. Я хочу свернуться калачиком в твоих коренных зубах. Ты сведешь меня с ума, прежде чем проклятие моей семьи когда-либо сойдет с ума».   — Нет никакого семейного проклятия, — раздраженно говорит Ремус. — Это просто психическое заболевание, Сириус.    — Я… ну, Господи, не сдерживай себя, — ворчит Сириус.    Ремус усмехается и наклоняется, чтобы поцеловать морщинку между бровями Сириуса. «Извини. Я не хотел, чтобы это прозвучало плохо. С тобой все в порядке».   «Просто мои многочисленные недостатки», — говорит Сириус.    — Мне нравятся твои несовершенства, — уверяет его Ремус, и лицо Сириуса дергается, медленно превращаясь в улыбку, а его щеки краснеют. Он поворачивается и зарывается лицом в подушку, что на самом деле довольно мило с его стороны. Приглушенный крик, который следует за этим, не менее забавен. — Понравилось, а?   — Ты меня убьешь, — заявляет Сириус, поднимая голову и мягко глядя на него. «Мое сердце так сильно борется, чтобы вырваться из груди. Оставь его, Ремус, пожалуйста».    — Нет, — с легкой улыбкой отвечает Ремус.    Сириус усмехается, а затем шаркает, чтобы практически броситься на Ремуса, свернувшись калачиком. «Это хорошая жизнь для нас, не так ли? Не знаю, как все остальные, но эта мне больше всего нравится. Мы живем долго и счастливо».    "Мы?" — ласково спрашивает Ремус, поднимая руку и поворачиваясь, чтобы аккуратно провести пальцами по волосам Сириуса, стараясь распутать колтуны. «Никто на самом деле не вдается в подробности о том, что такое долго и счастливо. Нам просто предназначено знать. Я не знал до тебя. Я знаю сейчас.    — Да, я бы сказал так, — соглашается Сириус.    Ремус закрывает глаза и выдыхает: — Мне больше не нужно по тебе скучать.    — Конечно нет, — шепчет Сириус. "Я прямо здесь."    "Я люблю тебя, ты знаешь."    «Я тоже тебя люблю. Я даже не могу правильно выразить это, потому что в любом языке не хватает слов, но я действительно люблю».    "Ты собираешься делать это в течение длительного времени?" — дразнит Ремус.    Сириус целует его в щеку. "Что?"   "Люби меня."    «О. О, Лунатик, я буду делать это вечно».   " Ты?" — спрашивает Ремус с тихим смешком, покорно запрокидывая голову назад, потому что Сириус ищет то место, куда он всегда стремится попасть. "Я буду держать тебя к этому."    — Хорошо. Впрочем, вряд ли это нужно. Как я и сказал. Сириус придвигается ближе, его слова заглушаются кожей Ремуса на изгибе его горла, и он испускает тихий вздох чистого удовлетворения. «Мы вечность, ты и я».    Ремус мычит и прижимается щекой к макушке Сириуса, все еще проводя пальцами по его волосам с нежной любовью. «Так мы есть, и так мы есть, и такими мы будем».    "Сопливый мерзавец".    «Прилипчивый ублюдок».    Ремус чувствует ухмылку Сириуса на своей шее, и с такой же нежностью он прячет ответную ухмылку в волосы Сириуса. Они держатся друг за друга просто так, и это по-своему вечность. Они колышут его между собой, друг в друге и хранят его.