Бедный слизняк
— Что ещё за работа в субботу вечером? — Работа, которая упрячет меня за решётку. — Тогда оставайся… Посмотрим Бриджет Джонс. Воображаемый диалог с Лиз за доли секунды возник в голове Доминика, когда за спиной Наоми, открывшей ему дверь, показался хорошо знакомый мужчина… Доминик Уоррен с самого детства был весёлым и крайне позитивным человеком. Эти качества помогали ему справляться со многими трудностями, которые коварно поджидали его на жизненном пути. Что бы ни происходило, улыбка не сходила с лица Доминика… Искренняя, насмешливая, добрая или же натянутая. Она была разная, однако и коварство его судьбы из раза в раз удивляло всё больше. Сейчас же Доминик хотел также ответить на сложившуюся ситуацию улыбкой… горькая вполне бы подошла, но внезапно возникшая перспектива провести остаток жизни в тюрьме не позволила ему действовать согласно своим привычкам. Доминик застыл на пороге, смотря на старшего спецагента Управления по борьбе с наркотиками серьёзными голубыми глазами. Наоми же стала прозрачной не только для Доминика, но и для себя самой. Гадкое подозрение, что она совершила роковую ошибку, лишило девушку дара речи, так же, как и мужчину, стоящего перед ней. Зато мужчина, стоящий позади, прекрасно владел всеми пятью органами чувств. Лидировал, конечно, его нюх, но и язык не хуже выполнял свою функцию, особенно сейчас… особенно на фоне двух других. Каким бы засранцем не был старший специальный агент Питер Коллинз, работу он делал свою хорошо, а порой, даже и сам не подозревал насколько. Порой… но не сейчас. Все события минувших недель с того самого вечера, когда Бейкер младший попался полиции на наркотиках, пролетели перед глазами агента, делая особенный акцент на содержании записки мистера Оушена и на словах Наоми о его непричастности к производству чумной розовой дряни со странным названием. Эта загадка состояла всего из нескольких пазлов, но самый важный, который помог бы соединить все прочие между собой, сейчас стоял в дверном проёме съёмной квартиры мисс Браун. — Мистер Уоррен? Какими судьбами? — настороженно улыбнулся Питер, делая несколько аккуратных шагов ближе к двери. — Мисс Браун, вы знакомы с этим человеком? — Нет, — тут же ответила Наоми. Такое короткое слово, но до краёв наполненное страхом. Говорят, собаки чувствуют человеческий страх. — Нет? — спросил Питер и бросил короткий взгляд на мобильный телефон Наоми, оставленный ею на комоде в прихожей. Питер взял телефон, привлекая своим действием внимание Наоми и Доминика. — Надо же… пароля нет, — усмехнулся Питер и разблокировал телефон девушки. — Выходит, вам нечего скрывать, мисс Браун? — Управление работает сверхурочно? — у Доминика прорезался голос. Он был уверенным и бесстрашным. Наоми опустила обречённый взгляд в пол и прислонилась к стене. — Почему «4М»? Расскажите по секрету… «М4» звучит намного лучше. — Питер провёл пальцами по сенсорному экрану почти не сводя глаз с Доминика. — Или это сделает ваш начальник… который сейчас, скорее всего, трахает мою недалёкую напарницу. Телефон Доминика зазвонил, поставив жирную точку во всей этой детективной истории. Блондин широко улыбнулся, забираясь рукой в карман пиджака, где лежал разрывающийся телефон, но вопреки ожиданиям оттуда показался вовсе не он. Резкое движение, а после ещё одно… ответное. Телефон мисс Браун упал на пол, а сама мисс Браун с испуганным криком отбежала вглубь квартиры. — Опустите оружие, мистер Уоррен, если не хотите сделать свой пожизненный срок ещё более пожизненным, — произнёс Питер, держа на мушке Доминика, так же, как и он его. — Бешеных псов нужно стрелять до того, как они начнут кусаться, — ответил Доминик, изо всех сил пытаясь сохранять самообладание. — Уже успели испугаться за свою задницу? — Питер насмешливо оскалился. — Оправданный страх. Такие смазливые голубоглазки пользуются большим спросом в федеральной тюрьме. Этот никчёмный диалог нужно было заканчивать, и у Доминика уже было несколько вариантов, как это сделать: A) Пристрелить Питера… но возможно, придётся сдохнуть и самому. Этот вариант был совсем неверным, потому что его начальник наверняка достанет непутёвого помощника с того света, если он не уладит эту проблему другим способов, поэтому перейдём к следующему: В) Опустить оружие и сдаться. Нет-нет, тогда придётся страдать не только после смерти, но ещё и при жизни. Тогда, может, вариант С: — Старший спецагент, может быть, мы попробуем более дипломатично разобраться в этом недоразумении? — предложил Доминик, показательно опуская оружие и поднимая воображаемый белый флаг. — Попробуем договориться, например… Вы ведь не хотите, чтобы ваша задница была следующей в этом гомопорочном кругу. Питер опускать оружие не спешил, а Доминик сделал шаг вперёд и закрыл за собой дверь. Конечно, делать это всё под прицелом агента УБН было рискованно. Но Доминик поставил на то, что Питер не станет стрелять в безоружного подозреваемого, который нужен ему невредимым, так ещё и при живом свидетеле. — Используете приёмы своего босса? Решили меня снова запугать? — проговорил Питер. — Увы, но долгожданное раскрытие этого дела меня интересует намного больше, чем Кэтрин. — Почему же сразу запугать? — Доминик подошёл совсем близко к Питеру. — Мистер Бейкер — бизнесмен… поэтому обычно решает проблемы совсем иначе.***
— Случилось, — он усмехнулся и скрестил руки на груди. — Мы заканчиваем работать на делом «4М». — Что? — я вопросительно посмотрела на Елену, пытаясь найти удобное положение в кресле. — Что значит заканчиваем? — Не смотри на меня так, я и сама ничего не понимаю, — ответила Елена. — Я больше не хочу тратить время и силы на это дело, тогда как вокруг есть уйма других… более перспективных, агент Хилл. — Выдал Питер и поднялся со своего места. — А также… я складываю полномочия вашего начальника и больше не хочу видеть вас в своём отделе. За полгода совместной работы я сделал вывод, что из вас вышел никудышный оперативник, так как… Питер замолчал совсем ненадолго, будто подбирая в голове правильные слова. — Эмоции мешают вам противостоять трудностям в той мере, которая не стала бы вредить рабочему процессу, поэтому советую сменить отдел, чтобы быть более полезным сотрудников. Я молча хлопала непонимающими глазами в попытках проанализировать услышанное, а Питер вновь обратился к Елене: — Рапорт я уже составил, и вам осталось только подписать его. На этом всё. На этом всё?! Вот же… Что за чудные метаморфозы произошли с Питером за эти выходные? Даже не знаю, что сильнее меня расстроило, его отказ от дела или его совсем нелестная оценка моей работы. Было жутко обидно, так как все эти полгода я работала не покладая рук. Питер был не последним человеком в Управлении, к тому же начальником отдела, поэтому его оценка имела вес, как для меня, так и для моих коллег, хоть и справедливостью она явно была обделена. Несмотря на поддержку Елены, которую она оказала мне после ухода Питера, на душе залёг неприятный осадок… Неприятный настолько, что, еле дотянув до обеда, я пошла в небольшой сквер и, заняв одну из его лавочек, разревелась, как школьница, завалившая экзамены. Конечно, в такие моменты всегда хочется иметь под рукой чью-нибудь жилетку, чтобы мочить её, а не бумажные салфетки, поэтому ещё с утра я позвонила Ходжу и попросила встретиться. Да, возможно, в это время он занимался куда более важными делами: заключал многомиллионные сделки или же решал оставшиеся вопросы по его благотворительному фонду. Чем ещё занимаются такие влиятельные люди в разгар рабочего дня? Но, несмотря на понимание всего этого, сейчас мне нужно было утешиться в объятьях любимого человека. Я засмотрелась на белку, которая пыталась по тонким веткам перебраться с одного дерева на другое, когда Ходж подошёл ко мне. Его внимание сразу же привлекло моё заплаканное лицо и смятые салфетки, аккуратно сложенные в кучу на лавочке около меня. — В чём дело? Тебя кто-то обидел? — поинтересовался Ходж, опускаясь рядом. В его руках была красивая коробочка, а внутри лежали пончики с шоколадной глазурью... те самые, которые я так обожала… Боже, как можно быть таким идеальным? — Ты больше не боишься, что я растолстею? — Я не позволю этому случиться. К тому же я с тобой не из-за того, что ты стройная и красивая. Милость его слов вызвала во мне очередную волну сентиментальности, отчего я тут же подсела к нему ближе. Ходж успел отложить пончики в сторону прежде, чем я уткнулась мокрым лицом ему в грудь и снова стала плакать, начав невнятное объяснение: — П-питер… отк-казался от дела… Ходж тут же крепко обнял меня и стал приглаживать волосы на затылке и вдоль спины. — А потом… ещё… — слова прерывались моим плаксивым хныканьем, которое я невольно издавала, — он сказал… что, я… плохой оперативник и мне не место в его отделе. Я ещё минуту безмолвно проплакала ему в пиджак. Он ничего не говорил, просто слушал, но я и без слов чувствовала его поддержку. Вскоре я подняла голову и посмотрела на него, а Ходж ласково улыбнулся, обхватил руками моё лицо и провёл большими пальцами вдоль скул, убирая с них лишнюю влагу. Хорошо, что сегодня утром я пренебрегла заметным макияжем, иначе сейчас бы была похожа на китайского медведя. — Ты, наверное, рад, что так вышло, — проговорила я, продолжая пребывать в образе обиженного ребёнка, — ты ведь хотел, чтобы я бросила эту работу. — Кэт, я хочу того, что будет лучше для тебя… тем не менее оперативник ты совсем неплохой, но… Ходж шумно выдохнул и вновь сгрёб меня в охапку, прижимая к себе. — Ты такая нежная, хрупкая, ранимая… поэтому я волнуюсь за тебя. Даже слова какого-то недоноска, который не заслуживает и капли уважения, задели и расстроили тебя, что уж говорить обо всём прочем, что подразумевает под собой твоя работа. Он сделал паузу, продолжая ласкать меня в своих утешительных объятиях. — Ты уверена, что она так нужна тебе? Я отстранилась и вытерла лицо очередной салфеткой. — Уверена. — Твёрдо проговорила я. — Уверена, Ходж… потому что для меня это не просто работа, которая мне нравится. Это… Я замолчала и посмотрела на дерево, где сидела белка. Её там уже не было. — Не нужно думать, что я слабая, раз позволяю себе быть слабой с тобой. — Я и не говорил, что ты слабая. — Разве ранимость и хрупкость не составляющие слабости? Ходж, который до этого наблюдал за тем, как я наблюдаю за пустым деревом, тоже отвёл взгляд в сторону, оставляя мой вопрос без ответа. Тогда я вновь вернула ему внимание и взяла за руку, переплетая наши пальцы. — Я позволяю себе быть слабой с тобой, потому что даже сильным женщинам это нужно, чтобы не устать от этого… так говорила моя мама. Говорила, но сама никогда не следовала этому, потому что ей повезло намного меньше, чем мне. Я перевернула его руку тыльной стороной вверх и стала медленно водить пальцами по жилистым венам. У Ходжа были красивые руки… сильные и крепкие кисти с ровными длинными пальцами, с гладкой кожей и ухоженными ногтями. Подобное описание я могла бы дать каждой части его тела… в буквальном смысле каждой, потому что, как я уже и говорила, Ходж Бейкер имел идеальную внешность… но чем больше я его узнавала, тем больше он становился для меня таким и изнутри. «Разве такое возможно?» — спросите вы. «Для меня да» — отвечу я. — Когда мама заболела, отец стал пить. Его уволили с работы, и он окончательно опустил руки… Он стал пропадать и не появляться дома сутками… а позже мы узнали, что он подсел на наркотики и стал выносить из дома всё, что можно было продать и купить очередную дозу этой гадости. Я говорила спокойно и быстро, будто совсем не вникала в смысл своих слов. На лице, которое уже успело побледнеть и высохнуть, застыло равнодушие… потому что все эмоции, которые возможно было испытать касаемо данных событий моей жизни, я уже испытала… и исчерпала. Возвращаться было не к чему. Пустота породила во мне параноидальное чувство долга, которое, словно нагар, выстилало меня изнутри. — Пока мы искали деньги маме на лечение, мой отец продавал её украшения, которые сам же однажды ей и подарил, чтобы… Я невольно сжала руку Ходжа заметно сильнее. Он опустил взгляд на неё, а затем перехватил мою кисть, сжимая в ответ, но аккуратно и заботливо. — Вскоре он совсем пропал… наверное, выносить больше было нечего, да и мама тяжело переносила химиотерапию. Мы не искали его… я… а мама… Мой голос снова изменился, а глаза покраснели. — Она никогда не говорила о нём со мной, но я знала, что до самой последней минуты она верила, что он вернётся к нам… и она оказалась права. Слёзы хлынули, но моё лицо оставалось таким же равнодушным, с холодным и пустым взглядом. — Правда, было уже поздно. Поздно не для неё… потому что я уверена, что она простила его… до того, как умерла или после… не суть. Она была милосердной… может, потому что милосердие исходит из самой сути любви. Слёзы не переставали литься. Они были непонятны мне, были просто солёной водой, которая почему-то решила выйти из меня в безудержном количестве именно сейчас. — Через месяц после похорон я продала наш дом в Патерсоне и сняла квартиру здесь. Елена помогла и с продажей, а после и с покупкой… Он нашёл меня… и стал умолять простить его и помочь отвязаться от зависимости… Я даже не узнала его. Он стал другим человеком, как снаружи, так и изнутри. Моё сознание запомнило его таким, каким он был, когда мне было десять… Тогда же передо мной стоял незнакомый человек, который упал передо мной на колени и без устали повторял лишь два слова «прости» и «помоги». Мне стало тяжело дышать от количества необъяснимой влажности, от которой столь же необъяснимо возник болезненный ком в горле. Руки задрожали, сейчас или уже давно… я никак не могла этого знать. Я сделала глубокий вдох, чтобы продолжить, но Ходж помешал мне. — Хватит. Зачем ты так мучаешь себя? Немного грубо выдернув свою дрожащую руку из его, я взялась за своё горло и стала медленно растирать его, полностью игнорируя вопрос Ходжа и продолжая говорить. — Когда появилось третье… Я резко поднялась и стала нервно ходить вперёд и назад мимо нашей лавочки и напряжённого Ходжа, сидящего на ней и следящего за каждым моим движением. — Он сказал… Ходж поднялся следом и настойчиво остановил меня. — Что он сказал? — спросил он, крепко держа меня обеими руками за лицо. — Он сказал: «Прости и помоги мне… дочка». Я застыла в руках Ходжа, и слова полились сами собой: — Я больше не стала слушать его и выставила за дверь. Он ещё долго стучал, звонил и кричал мне, повторяя свою последнюю фразу, сказанную мне в лицо. Не знаю, сколько он пробыл за дверью, но утром его уже не было, а через три дня мне сообщили, что он наложил на себя руки в одном из грязных притонов. Ходж ослабил хватку, а затем медленно опустил руки. — Я не смогла простить его тогда и не могу простить до сих пор… не могу… — Может… ты не можешь простить себя? Я молча посмотрела ему в глаза, глубоко и внимательно. Стало тихо, отчего слух сосредоточился на далёком пении птиц, исходящего откуда-то сверху. — Я уверена, что мне нужна эта работа, потому что я всей душой ненавижу каждого ублюдка, который с целью алчной наживы толкает отчаявшегося человека в пропасть, на краю которой он стоит. Я хочу, чтобы каждый из них горел в Аду… рядом с моим отцом… и за исполнение этого желания я готова гореть рядом с ними. Порывистый ветер прошёлся через тело Ходжа от открытой и безнадёжной воинственности в моём взгляде. Он был совсем не тёплым, не весенним, не майским. Это был холодный и пронизывающий порыв, повсюду рассеивающий острые ледяные кинжалы. Они болезненно и кровожадно врезались в мужчину, пока он смотрел мне в глаза. Всё это я не знала и не могла знать… ни о холоде, ни о боли, ни тем более, почему он испытал нечто подобное. — Прости, что выдернула тебя посреди дня, чтобы… испортить настроение. — Я попыталась привести себя в порядок, настраиваясь на продолжение рабочего дня. — Я совсем этого не планировала. Вернувшись к лавочке, я стала собирать свои салфетки, пока Ходж, словно в оцепенении, стоял на прежнем месте. Закралось ощущение, что он хотел сказать мне что-то ещё, но по неизвестной причине не мог, а возможно, не хотел. — Кэтрин, — Ходж окликнул меня, когда я уже собрала все свои вещи, включая коробочку с пончиками. Я обернулась на зов, успев вернуть своё обычное настроение, а точнее, не настроение. — Я бы хотел провести остаток дня вместе с тобой. — У тебя разве нет дел? — Есть, но я их перенесу, — Ходж подошёл ко мне. — Я позвоню Елене и договорюсь о твоём отгуле, уверен, что она не будет против в связи с последними событиями. Теперь ведь она твой единственный босс? — Да… но почему? — Спасибо тебе, — проговорил Ходж. — За что? — я постаралась нежно улыбнуться ему. — За то, что поделилась со мной этим. Это важнее любого признания… Именно поэтому я хочу быть рядом, когда тебе тяжело. Я сделала к нему шаг и подняла голову, давая понять, что хочу поцеловать его. Подобные намёки, к счастью, Ходж понимал с пол-оборота и повторять никогда не приходилось, ни жестами, ни тем более словами. Редкий дар для мужчины. Ходж нагнулся и мягко коснулся моих приоткрытых губ. — Прости, я совсем забыла спросить про твои рабочие проблемы, резко возникшие вчера? — я взяла его под руку и мы пошли по цветущей аллее. — Уже всё нормально? — Да, я всё уладил, — он снова улыбнулся мне, обнимая за талию, пока перед глазами мужчины пролетало всё то, что он уладил… а именно: « — Да, я обещал ему деньги! Большие деньги! Деньги, которые в считанные секунды способны усыпить честь и гордость любого человека! Этот сукин сын, как и ожидалось, вошёл в их число! Считаешь, наша свобода этого не стоит?! Тогда какова была альтернатива?! Пристрелить его или угрожать воздушными пузырьками?! — безумный Леон чуть ли не с пеной у рта кричал на весь кабинет. — Ты взял свою… ДЕВУШКУ и решил устроить себе французскую романтику, а я должен был сидеть и ждать, пока самолет Вашего Святейшества приземлится в Нью-Йорке, чтобы действовать?! Боюсь, к тому времени тебя бы сразу с аэропорта сопроводили за решётку! — Хватит орать! Ты действительно не понимаешь, что ты сделал?! Леон подскочил к не менее раздражённому Ходжу и был готов буквально наброситься на него. Притихшие Доминик и Кассандра тем временем сидели на диване, наблюдая за происходящим. — Я сделал?! Я?! — Леон припадочно расхохотался прямо Ходжу в лицо. — ТЫ не способен думать головой, а не тем, что у тебя между ног, а теперь во всём виноват я?! Всё, что произошло с самого начала, результат твоих легкомысленных решений! Это ТЫ решил уп-рав-лять УБН изнутри! Леон поднял руку и стал тыкать указательным пальцем в Ходжа при каждом новом «ты». — Это ТЫ оставил эту долбанную шлюху, во-первых, в живых, а во-вторых, без присмотра! Леон задержал напряжённый палец в воздухе, решаясь произнести следующий ядовитый упрёк. — Это ТЫ решил играть в Ромео, влюбился, как сопливый студент, а теперь боишься, что твоя ненаглядная узнает правду и возненавидит тебя… ТЫ размяк, Ходж Бейкер! Таким людям, как ТЫ, противопоказано любить… потому что они становятся слабыми и теряют самих себя. — Леон… — Кассандра подскочила к мужчинам, аккуратно кладя руку на плечо Леона. — Эмоции не решат нашу проблему. Нам нужно собраться с мыслями и хорошенько обдумать, что делать дальше. Леон не спускал с Ходжа испепеляющего обвинительного взгляда. — Ты права, Кассандра. Эмоции превращают мозги в кисель… и перед нами прямое доказательство этого парадоксального явления. — Ты закончил со своим ребячеством? — А ты?! — Леон снова нагло рассмеялся, но сейчас уже совсем не думал о последствиях того, что планировал сказать. — Скажи мне, Ходж… ты правда веришь в то, что когда она узнает, кто ты, то продолжит и дальше держать твой член у себя во рту?! Не прошло и секунды, как Ходж замахнулся и исполнил обещание, данное им Леону. За свои слова пришлось отвечать… Кассандра тут же испуганно отпрыгнула в сторону, а Леон попятился и свалился на пол. Бледная губа была разбита, но нервозная забава Леона никуда не делась. — Что тебя так обидело? — Леон опёрся на стеклянный журнальный стол и поднялся. — Я ведь сказал «твой член». — Хватит! Может, ещё поубиваете друг друга, чёрт возьми?! — женский испуг в момент превратился в агрессию. — Я принесу лёд! Кассандра сделала шаг к двери, но Ходж тут же остановил её: — Стоять! — он прошёл к своему столу и опустился в кресло. — Я никого не отпускал. Приказной тон мистера Бейкера одновременно смутил всех присутствующих. — Я не думал, что мне придётся указывать кому-нибудь из вас на своё место, тем не менее… раз уж вы посмели забыть, благодаря кому вы имеете всё, что имеете на данный момент, то иного выхода нет. Успех нашего дела, а также каждого из вас по отдельности — это результат исключительно моих стараний, моих действий, моей власти и, наконец, моих вложенных финансов. Собака не должна кусать руку, которая её кормит. — Ходж задержал взгляд на Леоне, который молча пытался остановить кровь из губы. Очевидно, возразить ему было нечего. — Если мы дадим ему обещанных денег, то автоматически посадим себя на его крючок. Он не остановится и продолжит шантажировать нас своим сотрудничеством, вымогая деньги. Такие ублюдки, как он, понимают лишь язык угроз. Ходж поднялся и подошёл к своему мини-бару. Отодвинув на встроенных в стену рельсах один из блоков со спиртным, он открыл свой сейф. — Сотрудничать с ним — это прямая дорога в тюрьму. В руках мужчины тут же появился пистолет. — Доминик и Кассандра, вам придётся поработать. — Проговорил Ходж и поставил глушитель на оружие. Довольно убедительная речь начальника взбодрила, как Кассандру, так и Доминика, настраивая на работу. Они сработали оперативно, поэтому, когда воскресным вечером Питеру Коллинзу позвонила консьержка, сообщая о том, что его машина уже десять минут без устали сигнализирует на парковке, хозяину пришлось спуститься, чтобы успокоить бушующий автомобиль. Питер не стал подходить к машине близко. Щёлкнув кнопку автомобильного пульта сигнализации, он развернулся, чтобы поскорее убраться назад в своё уютное холостяцкое гнездо. — Место встречи изменить нельзя, — произнёс Ходж, когда Питер за малым не врезался в него. — Чёрт! — Питер резко отшатнулся ближе к своей машине. — Не совсем, но интересы у меня те же. — Ходж широко улыбнулся Питеру и сделал шаг вперёд, затем ещё один, и ещё… После каждого его шага, Питер делал ответный, только в противоположную сторону. — Я такой страшный? — Ходж усмехнулся и ускорился. — Чего ты хочешь?! — Пришёл отдать обещанное. Я — человек слова… Хотя, если придираться, я ведь тебе ничего не обещал… кроме срока в тюрьме, если ты осмелишься вновь перейти мне дорогу. — Твои блондинистые шестёрки оказались куда более дипломатичными, чем ты… Мистер Бейкер — бизнесмен… поэтому обычно решает проблемы совсем иначе. — Всё так… Проблемы я решаю совсем иначе, но ты больше похож на крохотное недоразумение… Тем не менее, ты тоже заслуживаешь награды… Она в твоём багажнике. Ключи в руках, так что вперёд. Питер покосился на закрытый багажник своего автомобиля. — Какие-то проблемы? От страха забыл что и куда нужно засунуть? — Ходж сделал ещё несколько шагов, вынуждая Питера, наконец, развернуться к машине. — Теперь понятно, почему девушки пренебрегают твоим вниманием. — Всё ещё веришь, что она с тобой не из-за денег? — Питер вставил ключ в замок и повернул его, поднимая крышку багажника. На бетонный пол парковки тут же с шумом посыпалось что-то мелкое и розовое. — Какого хрена?! Багажник Питера был полностью набит, вероятно, не одним десятком килограммов «4М». — Ничего себе, агент! Ваши поиски увенчались успехом… Вот один из складов, который вы так одержимо искали. Он был ближе, чем вы думали. — Ходж опёрся спиной на дверь авто, наблюдая за Питером. — Извините, но фабрика туда не поместилась. — Что это значит?! — Всего лишь небольшая репетиция возможного концерта, который может случиться где угодно и когда угодно… например, на парковке Управления, где камеры наблюдения будут работать… в отличие от этого места… Сколько здесь? Уверен, что даже смягчающие обстоятельства в виде твоих служебных заслуг не подарят тебе надежду встретить старость на свободе. — И что? Считаешь, этого достаточно, чтобы я испугался. — Успех в наигранной храбрости требовал актёрского мастерства, которого у Питера было достаточно, но не для такого требовательного зрителя, как Ходж Бейкер. — Согласен. У меня тоже нет никакого желания приглядывать за тобой, как за псиной, которая может в любую секунду нагадить мне на ковёр. Договорив последнее слово, Ходж быстро вытащил свой пистолет, направляя его на Питера. — Легче просто убить тебя. Питер попятился к стене, пока его лицо тут же покинули любые намёки на храбрость… даже театрализованную. Ходж подошёл совсем близко и уткнулся глушителем в лоб агента. — Теперь страшно? Конечно… намного легче выходит храбриться, поднимая руку на девушку, которая слабее тебя, только потому что так задумала природа… У тебя есть три секунды прежде, чем я нажму на курок и вынесу тебе мозги. Раз… — Чего ты хочешь?! — истерика взяла верх. — Два… — Я сделаю всё, что скажешь! Не нужна мне твоя Кэтрин и твои чёртовы таблетки! — Три. Ходж нажал на спусковой крючок. Питер зажмурился и дёрнулся, но, когда спустя секунду услышал смех Ходжа, открыл глаза. — Я же сказал, что это репетиция. Патроны я решил не брать… — Ходж сомнительно нахмурился, — или всё же взял? Проверять не советую, старший спецагент… но сразу предупреждаю, что на представлении актёры сменятся. Я ведь уже говорил, что не хочу пачкать руки ничем столь мерзким. Ходж упёрся свободной рукой в стену, кладя кисть с оружием на плечо Питера. — Я только сейчас понял, почему вариант с внушительной взяткой тебя устроил. Решил, что обогатишься, и девушки начнут обращать на тебя внимание? Ты ведь уверен, что секрет моего успеха именно в моём состоянии… Я же уверен, что никакие деньги мира не помогут тебе решить твою маленькую проблему, ведь для начала надо перестать быть таким скользким слизняком… Многим женщинам они неприятны. Они могут кричать от отвращения, но кричать от удовольствия они никогда не будут… будь ты богатый слизняк или бедный…Перейдём от унизительных метафор к делу. Завтра ты объявишь на работе, что…». Ходж предложил остаток дня провести у меня дома за просмотром… бондианы? Этот день начался совсем паршиво, но имел все шансы закончиться прекрасно. Что может быть лучше, чем часы напролёт валяться с любимым мужчиной в постели… одетыми и смотреть свой любимый фильм… Один за одним. Я была уверена, что Ходжа хватит максимум на три, но он удивил меня своей выдержкой, когда мы без долгих перерывов добрались до пятого фильма, «Живёшь только дважды». В немного скучный момент я отвлеклась от белой стены… Да, именно от стены, потому что мой домашний кинотеатр представлял собой мой ноутбук, видеопроектор и белую стену в спальне напротив кровати. Неземная романтика… она-то и заставила меня отвлечься от фильма на Ходжа, который заботливо обнимал меня и внимательно следил за сюжетом. Я смотрела на него дольше секунды, поэтому он почувствовал это и посмотрел на меня в ответ. — Что? — улыбнувшись, спросил он. — Я люблю тебя, — ответила я и потянулась за поцелуем. Несколько нежных прикосновений… а после фильм кончился, и Ходж сказал, что хочет есть. Морить своего любимого мужчину голодом у меня в планах не было, поэтому я отправилась на кухню, чтобы состряпать нам ужин, пока Ходж задержался в спальне, чтобы отключить аппаратуру. Я покинула спальню, а Ходж, убедившись, что я не намерена возвращаться, приблизился к ноутбуку, достал из кармана своего пиджака какой-то маленький предмет и подключил его к компьютеру. Несколько нажатий по клавиатуре… несколько секунд ожидания, и мужчина также легко и быстро снял подключённое устройство…