Королевский гамбит
Вот и пришёл час хвастать любимому своими кулинарными способностями. Правда, ограниченный выбор продуктов в моём холодильнике намеревался превратить моё хвастовство в самый обычный ужин из курицы, сельдерея и стручковой фасоли, который, конечно, утолил бы голод Ходжа, но вряд ли бы впечатлил. Его вообще впечатлить сложно, ведь этот человек был способен угадать сорт сыра по внешнему виду. Я продолжала накручивать себя, стоя у плиты, до тех пор, пока Ходж не зашёл на кухню и с очаровательной улыбкой не сказал: — Кэтрин, не нужно пытаться впечатлить меня, потому что ты уже давно это сделала и не только на кухне. Я вновь подумала о том, что он слишком идеальный мужчина, а после накормила его чем Бог послал… Хотя я зря наговаривала на наш ужин, он оказался довольно сытным, вкусным и при этом полезным. После ужина Ходж наблюдал за тем, как я возилась на кухне: загрузила посудомоечную машину, убрала остатки нашего ужина в холодильник, педантично вытерла электрическую плиту, что я делала после каждой готовки, а затем стала задумчиво исследовать свой сундучок с чаями различных видов. — Что ты подумала, когда впервые встретила меня? — спросил Ходж, когда я разлила нам чай. — Тогда в участке… около кофейного автомата. — Почему ты спрашиваешь? — улыбнувшись ему, я присела напротив. — Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? Я тебе понравился сразу и довольно сильно, ведь так? — Что это? Попытка вытащить для себя комплименты? — моя улыбка расширилась, а глаза заблестели непоседливой игривостью. Ходж рассмеялся, наклоняясь ближе к столу. — Я похож на человека, который испытывает нужду в комплиментах? Его самоуверенная наглость забавляла меня. — Я жду ответ. — Я подумала… — я сделала несколько мелких глотков чая, не отрывая от него таинственного взгляда, — какие же красивые дети родятся от него. Улыбка Ходжа постепенно испарилась с его лица. Сомнительная хмурость заняла её место. — Что? — переспросил он, отклоняясь назад на спинку стула. — Сейчас я убеждена, что они будут не только красивыми, но и… — Ты хотела бы детей от меня? Его глаза, ставшие внезапно грустными, заставили меня пожалеть о своём ответе. — Я хотела бы детей от мужчины, которого люблю… и который любит меня. Разве это неправильно? Он ничего не отвечал, лишь странно смотрел на меня, отчего я даже почувствовала неловкость, которая вынудила меня задать встречный вопрос. — А ты бы не хотел детей? — я смотрела на то, как вожу большими пальцами по контуру керамического белого кролика, нарисованного на моей кружке. — Возможно, не сейчас, а позже… Я набралась смелости и посмотрела на Ходжа. — Это был общий вопрос, так что, возможно… не со мной, а… — Невозможно, — он в очередной раз прервал меня. — Я хочу всего в этой жизни и неважно, что это будет, где, когда и почему. Важно лишь, чтобы… — Чтобы что? — я перестала водить пальцами по кружке и крепко обхватила её обеими руками. — Это всё было только с тобой. Я, наконец, оставила кружку в покое и опустила руки под стол. Туда же устремился мой взгляд, который стал мутным. В считанные секунды я осознала, почему он таким стал, а затем быстро поднялась и стремительно ушла в спальню. Подойдя к кровати, я стащила с неё большой мягкий плед, когда Ходж оказался у меня за спиной. — Я сказал что-то не так? — В том-то и дело, что ты сказал всё так… Слишком так. Когда я ощутила его грудь у себя за спиной, то резко развернулась и схватилась за его шею, приподнимаясь на носочки, чтобы быть как можно ближе к нему. — Мне страшно, Ходж. Страшно, что у нас может ничего не получиться… и я не знаю, как переживу это. Не дожидаясь ответа, я поймала его губы сумбурным поцелуем. Настойчивым, страстным, но коротким. Когда я оторвалась, он потянулся следом. Сковав талию и шею, Ходж дерзкой хваткой принудил меня к продолжению поцелуя, но всего лишь на несколько секунд, так как я выскользнула из него. — Поклянись, что никогда не оставишь меня. Что бы ни было… Ходж оставил очередь поцелуев на моих скулах. — Даже если ты сама попросишь? — он обездвижил меня полностью, вынуждая посмотреть в свои глаза… серые, холодные, полные любви. Сквозь усилие я пару раз отрицательно покачала головой. — Не попрошу… Наши губы ласкали друг друга нежными краткими прикосновениями. — А если попросишь? — Значит… — я размякла в его руках, — это будет ложь. Моя кожа горела и была готова вот-вот расплавиться и развалиться на кусочки от одержимого жара, царящего под ней. — Клянусь. — Ходж притянул меня к себе и поцеловал. Наш поцелуй продолжался с таким напором и страстью, что я даже не заметила, как он вынужденно прервался, когда Ходж нетерпеливо стащил с меня домашнее трикотажное платье. Столь же нетерпеливо обнажив уже свою грудь, он вновь разорвал поцелуй и обнял меня так, словно это были последние объятия перед долгой и неминуемой разлукой… Объятия со вкусом судорожного отчаяния. Его пальцы зарылись мне в волосы, обхватив голову, а подбородок опустился на плечо, успевшее покрыться мурашками. Моя мягкая грудь была плотно прижата с его торсу, пока мы пытались утолить неутолимую нужду друг в друге. Отстранившись, мы избавились от оставшейся одежды. Я присела на кровать перед его нагим телом и начала мастурбировать ему, не прерывая зрительного контакта. Пока моя рука отдавалась приятной прелюдии, я приблизилась и стала целовать его пресс, оставляя после каждого голодного поцелуя багровый след. Поступательные движения моей ладони продолжались, пока Ходж гладил моё лицо, а после переходил на шею и плечи, сжимая их сильно, но безболезненно. — Иди ко мне, — Ходж быстро потянул меня вверх и начал трепетно целовать. Сделав ещё несколько распаляющих движений языком у меня во рту, Ходж развернул меня к себе спиной, и его кисти легли на мою грудь, крепко сдавливая её. Бережные и чувственные прикосновения вырвали из меня первый стон, после чего я отчаянно захотела снова видеть его лицо. Оставляя на колючем подбородке поцелуй, я взяла его за руку и медленно потянула на постель. На полпути его терпение внезапно дало трещину, и он подхватил меня, заваливая на кровать. Мои волосы, подобно солнечным лучам, разбросались по простыне, а Ходж развёл мои бёдра и грубым толчком вошёл в меня, тут же начав двигаться… чутко, размеренно, но со свойственной ему и уже привычной мне настойчивостью. Наши кисти сомкнулись в замок. Ходж вытянул их и зафиксировал у меня над головой. А далее последовательность его действий стала терять чёткость. Было много поцелуев, очень много… разных: нежных и чувственных, необузданных и страстных, грубых и отнимающих дыхание, отнимающих сознание… Неизменными оставались лишь наша нерушимая связь, которая оставалась таковой, даже когда я не ощущала сладостное распирание от его проникновений, и три заветных слова, олицетворяющих эту связь. Ходж до онемения в пальцах прижимал мои руки к кровати, в том время, как мои напряжённые голени до того же онемения обнимали его поясницу, и, иногда ослабевая, спускались на ягодицы, лаская их ступнями. В один момент он прервал томные поцелуи на моей шее и посмотрел мне в лицо. Мои губы, пропускающие между собой глухие любовные стоны, были приоткрыты, а глаза закрыты. Из-под длинных опущенных ресниц катились слёзы. — Кэт? — до меня дошёл сдавленный от нарастающего удовольствия голос Ходжа. — Почему ты плачешь? Я распахнула глаза, заполненные влагой, молча подняла голову и поцеловала его, проводя языком по губе и слегка прикусывая её. — Я люблю тебя, — я немного напряглась, давая понять Ходжу, что хочу освободить свои руки. Он моментально отпустил меня, и я взяла его за шею. Дрожь от моих пальцев перешла на него. — Люблю… люблю тебя… Я снова подалась к нему, и снова за поцелуем, глубина которого спровоцировала Ходжа ускориться. — И я… Толчки стали невероятно быстрыми и сильными. — Люблю… Между словами Ходж издавал громкие прерывистые стоны. — Тебя… Я прогнулась в пояснице и стала кричать. — До безумия сильно… Тонкая грань была стёрта. Мы испытали яркий, насыщенный, преисполненный чувствами оргазм. Сбитая дрожь моего тела в ответ на исходящую от Ходжа пронизывающую пульсацию внутри меня продолжалась, пока мы без устали стонали в губы друг другу. Ходж ещё никогда не был настолько обнажённым изнутри во время секса. Возможно, потому что этот волшебный раз необъяснимо лишил нас обоих даже частицы здравого рассудка. Я испытывала эйфорию от собственного наслаждения, и не меньшую — от понимания, что он испытывал в равной доли то же самое. Напряжение сменило полное и обоюдное расслабление. Следующие полчаса мы молча лежали напротив и смотрели друг на друга. С Ходжем я открыла для себя безмолвный способ общения взглядами. Не нужно было нарушать благородную тишину и тратить силы на слова. Это нравилось нам обоим. — Я не брошу дело. — Неожиданно проговорила я и протянула руку к его голове. Несколько бережных прикосновений кончиков пальцев к его взъерошенным волосам. Он молчал и не двигался, а просто смотрел мне в глаза. — Упрошу Елену дать мне возможность заняться им в одиночку. Я переместила руку с волос на его лицо и погладила по щеке. — Хочешь спросить почему? — я придвинулась к нему совсем близко и начала гладить его грудь. — Потому что если бы Питер просто отстранил меня от этого дела, я бы расстроилась и взялась за другую работу, но то, что он сам решил отвязаться от него… это очень странно и совсем на него не похоже. Я легла ещё ближе и подарила ему очередной нежный поцелуй. — За полгода работы с ним он ни разу не бросал дела на полпути… судя по его репутации в Управлении и работе в нём до меня, такая же ситуация обстояла и со всеми прочими делами. А сейчас… Я взяла его за руку и положила её к себе на грудь, продолжая придерживать, пока не почувствовала бы ответную реакцию. Правда, её почему-то не было. — С побега Оушена он так держался за идею, что это дело рано закрывать… Он так хотел найти все склады и фабрики, наконец, этот дурацкий единственный IP-адрес, который мы не смогли расшифровать до сих пор… — его рука продолжала расслабленно касаться моей груди. — Что с тобой? Вдруг Ходж забрал свою руку и перешел из лежачего положения в сидячее. — Я должен возбуждаться от твоих рабочих рассказов? — холодно проговорил Ходж. — Прости, но мои вкусы не столь специфичны. — В какой момент они изменились? — я поднялась следом за ним. — Раньше мы могли заниматься сексом и параллельно обсуждать мою работу. — Видимо, в тот самый момент, когда я понял, что люблю тебя и во время этой самой любви хочу наслаждаться только ей. Стало неловко… Как такое вообще возможно?! Сначала смотреть друг на друга голыми в полной тишине, а потом смутиться от своей наготы и его строгой серьёзности во время разговора. — Прости, — произнесла я и захотела встать, чтобы направиться в ванную. — Ты обиделась? — спросил Ходж и остановил меня, взяв за руку. — Нет… просто, пока что сложно привыкнуть к твоим внезапным сменам настроения. — Договори то, что хотела. — Уже не хочу. — Я хочу, чтобы ты договорила. Его командирская властность в голосе, в глазах, в его руке, державшей мою, мне определённо не нравилась, поэтому я тут же освободилась от него. — Буду говорить, когда хочу я, а не ты. Ясно? Моя бровь упрекающе изогнулась, я несколько раз надменно моргнула и повторила попытку подняться, но Ходж вновь воспрепятствовал мне. Обвив рукой мою талию, он потянул меня на себя, возвращая в положение «лёжа». — Не ясно. — Ходж захватил меня властным и беспощадным поцелуем. Ласковая минута стала вечностью, а после он оставил мои истерзанные губы и произнёс: — Кэтрин, я прошу тебя рассказать мне всё. Эта тема интересна мне не меньше, чем тебе… Она стала причиной нашего знакомства, а сейчас я хочу быть в курсе всего, чтобы при необходимости помочь тебе. — Ходж, мне пока нечего рассказывать. Я просто чувствую, что Питер не мог ни с того ни с чего отказаться от этого дела. Что-то повлияло на него… В пятницу он сказал, что не остановится, пока не переговорит со всеми работниками стриптиз-клуба Оушена, а сегодня… — Может, он потратил все выходные на очередную бесполезную работу, и это натолкнуло его на мысль, что искать действительно больше нечего. — Нет-нет… — я мягко отстранила его от себя, приподнимаясь на локти. — Мне кажется, он что-то нашёл. — Где ваша логика, агент Хилл? — Ходж усмехнулся и встал с кровати. — Если бы он что-то нашёл, то отказ от дела стоял бы последним пунктов в бесконечном списке его важных дел. — Или это «что-то» вынудило его так поступить, — я задумчиво посмотрела сквозь Ходжа, а он тут же притянул меня к себе за ногу и взял на руки. — Идём в душ.***
— Конь на A6. — Ходж переставил своего чёрного коня на озвученную им позицию. Его противник задумался лишь на секунду, откинув чёрную косичку за спину. — Конь на G7. — Габриэль поставила белого коня на место чёрной пешки. — Шах. Ходж же задумываться не собирался, поэтому тут же переставил своего короля на соседнее поле линии D. — Король уходит на D8. — Королева на F6. — Выдала Габриэль, подставив ценную фигуру под удар чёрному коню Ходжа. — Не жалко ферзя? — поинтересовался Ходж, не сводя взгляда с шахматной доски. — У тебя и так фигур осталось всего-ничего. — Вынужденные жертвы могут быть не только в гамбите. Ведь так, мистер Бейкер? — Может, будешь звать меня по имени? — улыбчиво предложил Ходж и забрал предложенного ферзя. — Конь на F6. Габриэль посмотрела на Ходжа своими большими карими глазами и улыбнулась в ответ. — Вы старше меня в шесть целых и шесть десятых раза, — девочка вернула внимание игре и взяла левой рукой своего слона, — и этот факт обесценится, только если я выиграю у вас эту партию. — Всегда дебютируешь с Королевского гамбита? — Ходж проследил за действиями Габриэль. — А вы всегда отвечаете на него? Есть же ещё контргамбит Фалькбеера. — Произнесла пятилетний гроссмейстер. — Или вам как любителю подобное понятие не знакомо? — Жертва материала на ранней стадии игры считается признаком хорошего вкуса, а её отклонение - дурным тоном. — Проговорил Ходж. — Подобным не страдаю, а желанием ответно бросить вызов маленькой леди - тем более. — Выходит, вы не только богач, но ещё и джентельмен? — Габриэль коварно прищурилась и поставила слона на роковую клетку. — Слон на Е7… Тебе шах и мат, Ходж. Ходж нахмурился и внимательно осмотрел их игровую «арену». — Что ж… Внимательность исчезла с лица мужчины, уступая восторженной улыбке. — Поздравляю с победой. — Ходж протянул Габриэль руку, соблюдая шахматный этикет. — И часто ты так нагло врёшь людям? — спросила Габриэль, пожимая крепкую мужскую ручищу. — Человек, цитирующий великого гроссмейстера, не может не знать о бессмертной партии Андерсена и Кизирицкого. Ты специально разыграл со мной её. — Даже если часто, то в основном в благих целях. — Мне бы было намного приятнее обыграть тебя честно. — Габриэль начала собирать шахматы в коробку. — Уверен, что тебе ещё удастся это сделать, — Ходж помог девочке расправиться с фигурками, разбросанными по её больничной кровати. — За любую победу полагается награда. Мужчина поднялся и подошёл к небольшому креслу, на котором оставил презенты для своего нового юного друга. Среди них был красивый нежно-лавандовый пакет, большая корзина с фруктами и не менее большая коробка с зефиром в шоколаде, о любви к которому Габриэль вскользь обмолвилась в их первую встречу. Ходж взял пакет и подошёл к Габриэль, которая заинтересованно ждала его на полпути от кровати до кресла. Он присел, чтобы быть на одном уровне с девочкой, и протянул ей подарок. — На минувших выходных у меня была рабочая поездка во Францию, и я никак не смог оставить без внимания твою заинтересованность во французской литературе. Габриэль достала из пакета безумно красивую книгу. Очевидно, она была из дорогого коллекционного издания с шедевральными иллюстрациями на позолоченных страницах. На обложке большими резными буквами было написано название книги:Le Comte de Monte-Cristo
— Это оригинал моей книги? — блестящие девичьи глазки рассматривали диковинный подарок, — на французском? — Если возникнут трудности, можем почитать вместе… или с мамой. Ты говорила, она учит тебя французскому. Только Ходж договорил, как Габриэль быстро отложила книгу в сторону и в неловком порыве обняла его, отчаянно пытаясь обхватить его широкие плечи. — Спасибо. — Объятие продлилось всего несколько секунд, а после Габриэль отстранилась. — Почему ты несчастливый, если ты такой хороший? — Может, потому что я вовсе не такой уж и хороший. — Папа учил меня, что плохих людей нет. — Габриэль взяла книгу и пакет и понесла к своему учебному столику в углу. — Есть только сбившиеся с праведного пути. — Твой папа очень умный человек. — Как и ты. — Габриэль села за стол и открыла книгу. — Мы с тобой, как Эдмон Дантес и аббат Фариа, а эта больница — наш замок Иф. — И кто же из нас Дантес, а кто аббат? — поинтересовался Ходж. — Когда как… Аббат был для Дантеса собеседником и учителем… уверена нам обоим есть чему поучиться друг у друга. Ходж беззвучно усмехнулся и подошёл к большому светлому окну. — Но аббат также стал для Эдмона шансом на освобождение, — продолжила рассуждение Габриэль, аккуратно перелистывая страницы, — как и ты для меня… Ходж задумался о чём-то и произнёс: — Ты думаешь, что эта книга о любви? — О любви, конечно… О чём же ещё, если не о любви? — О мести, например. — Эдмон мстил, потому что у него забрали всё, что он любил. — Ты о его возлюбленной? — Да, о ней… О ком же ещё, если не о ней? — Габриэль отвлеклась от книги и посмотрела на Ходжа. — А у тебя нет возлюбленной? Дверь в палату аккуратно открылась, и в неё вошла мама Габриэль, произнося: — Я договорилась с медсестрой. Она принесёт нам чай. Чай был замечательным, особенно с зефиром в шоколаде, но после Ходжа ждал менее приятный разговор… — Надо было отдать приказ нашим людям, и они бы чисто, но верно расправились с этим червяком в собачьем костюме. — Проговорил Леон. — Давно ты стал таким кровожадным? — спросил Ходж, сидя в своём кресле в кабинете. — Почему тогда сразу действовал не так, а решил купить его? — А ты, я так понял, готовишься дать обет безбрачия и принять сан. Любимая уже в курсе? — злобный сарказм бесконечным потоком выливался из Леона. — Для тюрьмы то, что нужно, хотя бы не будет так обидно. — Боже, Леон, хватит уже нести бред! — возмутилась Кассандра, продолжая возиться с компьютером на столе Ходжа. Рядом лежали какие-то устройства и наушный микрофон. — Бред - это то, что ты сейчас делаешь… В женских тюрьмах ещё хуже, чем в мужских, Кассандра… потому что мужчины хотя бы способны дружить друг с другом. — Ты так много говоришь о тюрьме? Хочешь, я свожу тебя на экскурсию? — предложил Ходж. — Как бы твоя Кэтрин не организовала её для нас. Бесплатно и на куда более продолжительный срок. — Я уже устал повторять тебе, что Кэтрин не опасна для нас! — Всё готово. Я подключила микрофон и переадресацию телефона с компьютером. Ни тот, ни другой отследить будет невозможно. Все характеристики голоса изменятся так, что ни один распознаватель не сможет определить, кому он принадлежит. — Уверенно проговорила Кассандра, прервав эмоциональную полемику мужчин. — А теперь, если вы не против, я покину вас, потому что меня уже тошнит от вашей ругани. Не дождавшись ответа, женщина направилась на выход, напоследок громко хлопнув дверью. — Если она не опасна для нас, тогда зачем ты делаешь всё это?! — Леон указал на скромную аппаратуру, стоящую перед Ходжем. — Если подозрительная мисс Хилл так хочет докопаться до истины, то позволь ей, наконец, это сделать! Пусть пытает своего бывшего начальника, который наверняка не выдержит и ляпнет что-нибудь по типу «опасность затаилась между твоих ног, агент Хилл». Пусть узнает правду и сядет к нам на крючок так же, как и он. Я не вижу проблемы, Ходж! Леон поднялся и подошёл к столу, упираясь в него обеими руками. — А хотя, стойте… так лучше видно. — Леон поймал серьёзный взгляд Ходжа и проговорил гневным полушёпотом. — Ты любишь её, лживый ты ублюдок. — Люблю! — Ходж неожиданно сорвался на крик. — Доволен?! Теперь ты отвяжешься от меня со своими идиотскими вопросами?! Леон выпрямился и с довольным видом поправил рукава на пиджаке. — Кэтрин не может узнать правду! Иначе я потеряю её! — Даже мысли о подобном наводили на мужчину странную дурноту. Он растёр переносицу, а после ослабил свой галстук. — Я знаю это наверняка. — Ты жалкий кусок дерьма, Бейкер, — приговорным тоном произнёс Леон, — и не потому что влюбился, а потому что был уверен, что подобное тебе не грозит. — Если ты закончил, то оставь меня. Я буду разговаривать один. — Обиженная женщина готова на многое… не забывай об этом, — произнёс Леон и выполнил просьбу друга.***
Просить Елену дать мне возможность возглавить расследование я решила во время нашего с Ходжем визита к ней на ранчо. Он был запланирован на будущие выходные, а пока что я загорелась безумной идеей. Не знаю, что это было, но мне не давало покоя внезапное и странное решение Питера отказаться от дела, поэтому я приняла не менее внезапное и странное решение — попробовать найти с Питером общий язык и выведать у него причину его поступка. С учётом моей неприязни к этому человеку для меня это было большой жертвой, но жертвой оправданной, способной дать мне оперативное преимущество во всей этой ситуации. Правда, после всего произошедшего между нами это решение выглядело, как бред. Почему выглядело? Оказавшись около его кабинета, я увидела, что дверь в него была немного приоткрыта. Что не так с дверьми в Управлении? Нужно вызвать плотника… Мои мысли прервались потоком информации, которая доносилась до меня из кабинета. Питер с кем-то говорил и, судя по тому, что слышен был только его голос, разговор был телефонным. Я напрягла слух и решила, что в этот раз продолжу подслушивать, стоя за дверью. — Чего ты ещё хочешь от меня?! — Питер явно злился, но от его надрывистого шёпота разило жалобным страхом. Я ощущала его даже через дверь. — Я сделал всё, что ты сказал. Это дело меня больше не интересует. Я почувствовала внутренний триумф, когда осознала, что моя интуитивная догадка оказалась правдивой. Питер вдруг замолчал, очевидно выслушивая своего собеседника, а после вновь заговорил, но на несколько порядков тише: — … она молодой агент и не сможет… Фразы долетали до меня невнятными обрывками. — …я ничего ей не скажу… Плохая слышимость стала меня сильно нервировать. — …теперь, когда я знаю правду… Будь проклят тот, кто придумал эти чёртовы двери! — …как ты дурачишь… Питер окончательно заглох. За дверью стали слышны стремительные шаги, и я не успела ничего понять прежде, чем дверь захлопнулась.