Любовь зла
Я вновь растерянно оглядела номер, продолжая молчать. Надежда обнаружить в нём ещё кого-то жестоко рушилась, как карточный домик. Ходж тоже молчал, но его взгляд не отрывался от меня. Я улыбнулась, возвращая внимание на него. — Что это значит? — спросила я. — Он позвал встретиться… и тебя? Мои руки начали искать что-то в пустом воздухе вокруг, а из глаз покатились слёзы. Я машинально смахнула их, но это движение оказалось бесполезным. Полились новые. — Зачем? — я снова тепло улыбнулась ему и поправила волосы у виска. — Ч-что… Слов в голове больше не было, поэтому я замолчала и ответила ему на его пронзительный взгляд. Спустя секунду по его лицу тоже спустились капли неизвестной жидкости. Они катились из глаз… красивых и серых, глубоких и моих любимых глаз. Улыбка медленно сошла с моего лица. — Кэтрин… — проговорил он, — это я позвал тебя. Я ничего не ответила, и мы продолжили смотреть друг на друга без единого вдоха, без единой попытки моргнуть или сделать шаг вперёд и назад. Взгляд невольно опустился вниз. Слова вновь заполонили моё сознание. Только теперь они были из прошлого. Это было похоже на молитвенный поток в ушах Господа. Какой-то далёкий шум из недр моей памяти… Уверены, что жизнь состоит только из чёрного и белого?.. Я клянусь, что не сделаю вам больно… Я доверяю тебе… Я хотел быть честным с тобой… Теперь у тебя есть я… и это не изменится… чтобы ни случилось… Я люблю тебя, Кэтрин… Я… Люблю… Тебя… До безумия сильно… Всецело я принадлежу Кэтрин… Я верю, что он никогда не причинит мне вреда… Я люблю его! Он вдохнул в меня жизнь… С ним я чувствую себя живой, и это не изменится… Теперь моя жизнь не имеет смысла, если в ней не будет его… Он подарил мне то, что не смог бы подарить никто другой… Я люблю тебя, и ничто на свете это не изменит, как и то, что это взаимно… Разделишь ли ты её с ним… одну на двоих?.. Конечно, да… Только да… Всегда да…. Люблю и хочу… Люблю… Хочу… … хочу быть с тобой всегда… Всегда, слышишь?! Я хочу…. Я хочу… чтобы каждый из них горел в Аду… … и за исполнение этого желания я готова гореть рядом с ними… Рука дрожала, но это не помешало ей с уверенностью потянуться к оружию. Потребовалось несколько секунд, чтобы достать его и направить на человека передо мной, но на полпути моё инициативное действие встретилось с неизвестным препятствием. Человек резко оказался рядом и, зажав мою руку, выбил из кисти пистолет. Он с силой и грохотом полетел на тёмный деревянный пол. Тогда я попыталась убежать… не знаю куда, но возможно, в сторону выхода. Правда, и здесь меня ждала неудача. Некто обхватил меня и притянул к себе, обнимая крепко, словно заковывая в свои объятия, и лишь тогда я истерично закричала. Его ладонь настойчиво зажала мне рот, но кричать я не переставала. Криком этот звук казался лишь мне. На самом деле это был обречённый вопль. В единстве с безудержным потоком слёз он звучал снова и снова, глухо и сдавленно. Человек позади примкнул обжигающими губами к моей мокрой скуле, смешивая свою солёную влагу с моей. Она неумолимо стекала по его руке, пока он говорил мне что-то шёпотом, но быстро: — Тихо-тихо, Кэт… это всё ерунда, это пройдёт, — после каждого слова он целовал меня, — моя Кэт… моё сердце, моя жизнь… Кэтрин, любимая моя, любовь моя, прости… Он судорожно прижался лбом к моей голове, продолжая пронизывать меня своим одержимым шёпотом: — Прости! Прости! Прости! Прости меня! Прости… Я люблю тебя! Люблю больше жизни… больше этой чёртовой и никчёмной жизни! Мои жалобные возгласы не прекращались, лишь становились ещё более истеричными и прерывистыми. Глаза до мнимой слепоты были сжаты, лицо напряжено, словно сквозь меня проходила тысяча ножей… главный и самый болезненный застрял в груди. — Тшш, не кричи, пожалуйста… Мы же не хотим, чтобы нас кто-то потревожил. — Мои ноги ослабли. Я их больше не чувствовала, поэтому обессиленно обмякла и повисла у него в руках. — Нам ведь хорошо вдвоём, да? Всегда было и будет. Всегда… Все эти слова так и не дошли до меня. Они растворились где-то в пустоте между нами. Мы простояли так несколько минут, а может, и часов. Я этого не знала и не могла знать. Моей реальности больше не существовало. Была другая, не моя. Эта другая жизнь неизбежно шла вперёд, только уже мимо меня… Когда прохлада номера вернулась к исходной, а окружающая тишина не нарушалась даже малейшим всхлипом или тяжёлым вдохом, Ходж подхватил меня на руки и усадил на кровать. Пустые опухшие глаза поблекли и смотрели сквозь все эти экспонаты твёрдой материи. Бесконечные, но уже редкие слёзы не давали лицу высохнуть, а дрожь… дрожь стала мелкой и размеренной, она ушла на задний план вместе со всей прочей физиологией моего тела. Ходж с открытой тревогой оглядел меня и затем отошёл куда-то в сторону, вскоре вернувшись с бокалом спиртного в руке. — Выпей это, — скомандовал он и протянул бокал. Я медленно подняла руку и беспрекословно выполнила указание. После Ходж присел рядом и потрогал мои кисти. Они были безжизненно ледяными. Он поднялся и снял свой пиджак и галстук. Сейчас последний казался ему сдавливающей петлёй на шее. Направившись снова к мини-бару, Ходж повторно налил выпить, но уже для себя. Стоя ко мне спиной, он высыпал в бокал дозу белого порошка и, как только тот растворился в янтарной жидкости, Ходж залпом выпил её. На обратном пути он поднял с пола мой пистолет, разрядил его и вернулся к кровати. — Я не знаю, слышишь ли ты меня сейчас, но если слышишь, кивни. Я кивнула, продолжая гипнотизировать ночной город в окне. Затем Ходж взял стул, стоящий около стола, поставил его напротив кровати и сел. — Я понимаю твоё состояние сейчас, поэтому мне будет достаточно монолога. Ты будешь слушать, а я говорить… Много. Я никак не отреагировала на его слова, а после он порывисто переместился со стула на кровать и аккуратно взял меня за ступни, сбрасывая с них туфли. Я сразу же поджала ноги к груди, сгибая в коленях и совсем неосознанно отстраняясь от него. — Боишься меня? — он нахмурился. — Я заслужил это… как и всё то, что ты начнёшь испытывать ко мне, когда придёшь в себя. Возвращаться на стул он не спешил. — Я столько раз думал о том, что скажу тебе, когда этот момент наступит, — произнёс Ходж, — А затем понял, что хочу сказать правду. Всю правду, Кэтрин… Он отвернулся от меня, сжал руки в замок и склонил голову. — Я так долго обманывал тебя, что теперь меня тошнит даже от малейшей лжи между нами. Даже от самой крохотной и незначительной… Я начну с самой первой. Спустя недолгое затишье он продолжил. — Мой дед не был простым клерком. За время работы в банке он разработал весьма удачную схему нелегального кредитования в обход банковской системы и вскоре стал чёрным ростовщиком. Настолько «чёрным», что дела отца, а тем более мои, меркнут на фоне его дел… Затем был мой отец, который считал своего — безумцем, а его дело — слишком рискованным и ненадёжным. Именно поэтому он отказался от ростовщичества и вместо того, чтобы давать людям деньги в долг под проценты, решил продавать им наркотики. В 80-ые бизнес стремительно пошёл в гору и начал приносить небывалую прибыль. Такую небывалую, что он вдохновился своим успехом и женился на маме. Через пять лет родился я, а ещё через пять — Брайан… Мой отец всегда был очень строг ко мне также сильно, как не строг к моему младшему брату. Этот контраст ощущали все, и все знали, его причину — я был его наследником, а Брайан… если бы не его внешняя схожесть с ним, то отец бы наверняка подумал, что Брайан вовсе не его сын, а мама… Отец любил её… по крайней мере, мне так всегда казалось. Он до какой-то безумной одержимости оберегал её и буквально боготворил, что как ни странно, не мешало ему ей изменять. Она же почему-то всегда знала об этом, хоть он никогда и не давал даже малейшего повода знать… Своих сыновей он любил не меньше, и мы с Брайаном знали об этом, хотя он также не давал ни единого повода убедиться в этом наверняка. Он всегда был рядом, но на каком-то непонятном для нас расстоянии… и только после его смерти, оно, наконец, стало понятным… Он не хотел, чтобы мы прониклись к нему, чтобы были также близки, как были близки с мамой, потому что когда сильно проникаешься к кому-то, то можешь не менее сильно разочароваться… Он знал, что способен разочаровать, поэтому никогда не переходил черту… ни с мамой, ни с нами… именно поэтому он был хорошим мужем и отцом… именно поэтому я решил оправдать… Ходж вновь остановился и прикрыл лицо ладонями. Спустя несколько секунд он крепко сжал покрасневшие глаза и резко опустил руки вниз. — Решил, но не оправдал. Я не смог стать похожим на него в самом главном. Он рассмеялся с ощутимым сожалением. — Брайан был только рад, что отец никогда не был навязчивым, быстро и с пониманием принимал его нежелание ездить учиться стрелять, драться, а после вникать в детали семейного дела и идти учиться туда же, где учился и он. Мой брат всегда тянулся только к маме, а равнодушие отца воспринимал, как подарок судьбы… Но мама никогда не делала различий в своей любви к нам. Правда, несмотря на это, Брайан всегда ревновал её, потому что ему казалось, что она более внимательна и чувствительна ко мне. Скорее всего, это было так, хоть я и уверен, что мама это даже не осознавала. Она делала это, потому что ощущала, что строгость отца уничтожает во мне доброту, гуманность и способность открывать душу. Между моими родителями всегда шла холодная война за меня. Отец видел меня своим преемником, а мама… своим сыном. Ходж повернулся и посмотрел на моё отвёрнутое к окну лицо. По нему всё ещё медленно бежали слёзы. — Вот она… первая правда — я не стал достойным преемником своего отца ровном счётом, как и достойным сыном своей мамы. В этой войне нет победителей, а проигравший только один, и это не один из них… Правда номер два — после смерти родителей я взял бизнес отца в свои руки, и мой брат возненавидел меня за это. Он хороший и достойный мамин сын, а я плохой — папин. Так думает мой брат… мой родной и единственный брат, который тысячу раз желал мне сгнить в тюрьме. Тем не менее, он оказался не настолько хорошим, ведь несмотря на сказанные со зла слова, он по сей день продолжает покрывать меня. Его поступок в клубе, а затем слова на допросе я счёл за очередную детсадовскую попытку мне напакостить. Он прекрасно знал, что клуб чист, а заказной торговец в нём не имеет ко мне никакого отношения. Выдумывать в той ситуации стало бы решением куда более неразумным. Ведь доказать, что он лжёт, труда бы не составило, а лжёт — значит, кого-то покрывает, не так ли, агент? Кого же ещё, если не своего брата? С мозгами у моего брата намного лучше, чем с эмоциями. Ходж поднялся, и ему захотелось выпить ещё. Уже с наполненным бокалом он возвратился на стул. — Идея назваться масками итальянского театра не моя. Я люблю Италию, люблю театр… в этом я тебя нисколько не обманул, как и во многом другом. Я люблю красивые метафоры везде, но не в работе. А вот Леон… вся его жизнь — это одна сплошная метафора. Мы стали дружить в университете. Мы втроём… Ходж не стал уточнять, кто третий, ведь это было слишком очевидно. — Сначала мы просто дружили, но потом я продолжил дружить только с Леоном… а с ней не только дружить. Подозреваю, что Леону это не очень нравилось. Кому же понравится быть третьим лишним? Поэтому когда всё случилось… после нашего расставания и окончания обучения он предложил ей общий автомобильный бизнес в Европе, и она согласилась. Ходж встал со стула, обошёл кровать и опустился на пол сбоку от неё. Он посмотрел на меня, чего я продолжала не замечать, как и всё прочее, происходящее в этом проклятом номере. — Не можешь посмотреть на меня? — вдруг спросил он. — Ты ведь так хотела взглянуть мне в глаза… Что же изменилось? Мои глаза или твоё желание? Или и то, и другое? Он подсел ещё ближе ко мне, опираясь спиной о деревянную боковину кровати. — Я думал, что любил её… Очень долго думал, но любовь к ней всегда была, будто… — Ходж отвернулся к окну и стал задумчиво смотреть в него вместе со мной, — … будто она имела границы, за которые нельзя было выйти… Разве любовь может иметь их, Кэтрин? Разве, если любишь, то ты способен видеть их? Способен остановиться и не переступать? Когда я понял, как это… любить без каких-либо границ, то всё встало на свои места. Правда, моё отношение к ней мало изменилось, даже тогда, даже сейчас… Я не могу простить ей то, что она сделала, и я ненавижу себя за это. Не только за это, конечно… Он усмехнулся и растёр рукой затёкшую шею. — Такое чувство, будто что-то очень сильное сидит внутри меня и не даёт это сделать… Мне позвонила Марта и сообщила, что родители разбились. Это случилось буквально за неделю до выпускных экзаменов… а за неделю раньше Кассандра узнала, что ждёт моего ребёнка. Его слова сотрясли не только воздух в номере, но и меня. Они стали имитацией электрического разряда, поэтому я невольно перевела взгляд на него. — Я сделал ей предложение… Я был счастлив… Я … рассказал маме, и она… Ходж закрыл глаза, и из них вновь покатились слёзы. — Она расплакалась и благословила нас и своего будущего внука. Сказала, что верит в меня, и что я стану прекрасным мужем и отцом. Тогда мы проговорили по телефону чуть ли не всю ночь, и она рассказала, как радовалась, когда узнала, что беременна мной, затем братом… Это был наш последний разговор… последний и самый лучший. — Ходж игнорировал свои слёзы, словно их совсем и не существовало. — Я улетел домой… сюда, в Нью-Йорк… без неё, но она должна была прилететь следом, на похороны… Должна была, но не сделала этого. Почему? Потому что, как только она сообщила о беременности своим родителям, они тут же примчались на личном самолёте в Калифорнию и хорошенько промыли ей мозги. Они нефтяные магнаты, и всю свою жизнь живут в Австралии, где построили целую энергетическую империю. Конечно, моя кандидатура в качестве мужа для их прелестной дочери устроила. Тем не менее, они всегда были недовольны тем, что я, как им казалось, подавляю индивидуальность Кассандры, её волю, свободу мнения… Она была их многообещающей наследницей, и для них это было важнее всего прочего… Важнее их внука, который решил родиться совсем не вовремя… Как раз тогда, когда Кассандре было суждено закончить образование и начать строить карьеру, принимать своё наследство, а не портить себе жизнь незапланированной беременностью, пелёнками и прогулками с такими же мамашами-неудачницами… «Всему своё время» — сказала миссис Осборн и отвела свою дочь в женскую консультацию. Она сделала аборт, приняв решение за нас двоих. Хотя, если бы было так… Она позволила своим родителям принять его за нас. Она предала меня… себя. Она предала нас, Кэт. Ходж снова посмотрел на меня, встречая ответный взгляд. — Не смей жалеть меня и не смей врать, что не жалеешь. Я это чувствую… Возможно, ты уже меня ненавидишь, но всё равно жалеешь. Я не жду ни твоей жалости, ни тем более… Он резко отвернулся и продолжил: — Год назад Леон предложил мне разделить и приумножить бизнес. Он всегда грезил об этом, потому что видел во мне вовсе не друга, а бизнес-коммуникатор. Я это знал, и только поэтому согласился. Делить бизнес с друзьями — затея дрянь. Леон хороший управленец, но заключать выгодные сделки и коммуницировать в суровых реалиях предпринимательства — не его сильные стороны. Они мои… А Кассандра… Произошедшее лишило её родителей, потому что она возненавидела их и отказалась от всего, что ей полагалось по праву рождения. Она осознала свою ошибку, что не может не радовать так же, как и не может что-либо изменить. Общий бизнес вновь свёл нас… она была готова встать передо мной на колени и умолять простить её, но я никак не мог позволить ей совершать такие низкие и бесполезные поступки. Правда, когда она предложила мне секс без обязательств, я согласился. Я наслаждался… не сексом, конечно, он был таким же приторно пустым, как и со всеми другими… я наслаждался тем, что было после. Её разочарованием в глазах и осознанием того, что, как прежде, уже никогда не будет. Тем, что она касалась моего тела, но не касалась меня. — Она касалась тебя… — моя способность говорить вернулась, потому что то, что я захотела сказать шло не из моей затуманенной головы, а из израненного сердца, — и до сих пор касается… раз ты не можешь отпустить. Мои слова ему не понравилась, и он нахмурился, напрягая лицо. А уже в следующее мгновение быстро поднялся и подошёл к окну. — В тот вечер в участке, когда я подошёл к тебе… Я не понимал, что происходит, что я чувствую к тебе… Не прямо в тот вечер, конечно, хотя я не стану врать, ты понравилась мне с первого взгляда. Сначала сзади, после — спереди, а затем… изнутри. Такое не может не понравиться. — Он улыбнулся, стоя ко мне спиной. — Не понимал долго… а затем я стал понимать, но собрать всё в единое целое, чтобы осознать каждую грань всех этих чувств, я могу только сейчас… когда достиг их максимума. Вернувшись к кровати, он вновь присел около неё, но уже лицом ко мне. — Сначала это были интерес и вожделение. Сначала, это когда я вбил себе в голову, что они так и останутся интересом и вожделением. Только поэтому я решился на весь этот грязный обман… Я самонадеянный дурак, Кэт… но я рад, что это так. Иначе бы, я не сблизился с тобой и упустил бы самое важное в своей жизни… счастье любить тебя и чувствовать твою любовь в ответ. Его слова грели ему душу, пока моя продолжала разрываться на куски. Меня вновь пронзило, словно острыми иглами, неизвестное чувство, и я отвела взгляд теперь уже в противоположную сторону от окна. — В ту ночь… когда я выгнал тебя, я впервые осознал, что моя влюблённость переросла себя. Это было, словно угрожающее наваждение, сбившее все былые ориентиры в моём сознании. Я испугался и разозлился. На себя, конечно. Только на себя… Какая это по счёту правда? Уже неважно, да? Следующая тебе понравится. Ходж почти нервно засунул руки в карманы, а затем одна из них достала белый порошок в пакете, привлекая моё зрительное внимание. — Я и раньше употреблял свой товар, но очень редко, только когда во мне внезапно просыпалась совесть. После того, как я начал обманывать тебя… Нет, не так… После того, как я начал обманывать женщину, которую люблю, она и не думала засыпать, разъедая мне мозг. Поэтому теперь мой мозг разъедает это. Ходж поднялся и подошёл к столу в центре номера. Высыпав на него некоторую часть содержимого пакета, он достал из кармана мелкое стёклышко и свёрнутую денежную купюру. А затем… От увиденного я зажмурилась и вдавилась затылком в деревянное основание кровати, пока Ходж принял наркотик. — Вот она правда, любовь моя… Ходж Бейкер — не только мерзкий наркоторговец, но ещё и жалкий наркоман… прямо, как твой покойный отец. Слёзы полились с новой силой, а глаза агрессивно сжались пуще прежнего. Истерика возобновилась. Я громко завопила и судорожно прикрыла лицо руками, словно закрытых глаз мне было мало, чтобы всё происходящее стало неправдой. Это был порыв. Мой, а затем и его… Ходж подорвался и кинулся ко мне. Он оказался непозволительно рядом и захотел обнять меня, но я резко отстранилась от него на другой край кровати, а затем и вовсе подскочила с неё и отошла к окну. Я крепко обхватила себя руками, продолжая плакать и без устали смотреть на него, сидящего на кровати и покорно принимающего… всё это. — С мотивами разобрались. — Начал он, разворачиваясь ко мне лицом. — Значит, пора переходить к самому главному. Хуже всё равно уже не будет, так что тянуть не вижу смысла. Он встал и подошёл ко мне. — Дай мне уйти, пожалуйста, — проговорила я тонким жалобным голосом. Я не могла угадать его реакцию на мою просьбу, поэтому, когда он внезапно оказался рядом и взял меня за лицо, я в мгновение перестала плакать и даже дышать, попадая под влияние его глаз. — Просишь меня, чтобы я оставил тебя?! — Прошу, — хриплым шёпотом ответила я. — Прости, любимая… но я не могу. — Ходж с тревожным интересом оглядел моё лицо. — Я поклялся тебе, помнишь? Что бы ни случилось… Его слова взорвали всё внутри меня, и я закричала: — Ты также поклялся не делать мне больно! Но ты сделал! Сделал! Сделал! Ты растоптал меня! Ты вырезал моё сердце из груди и разорвал его в клочья! Ты жестокий ублюдок! Лживый подонок! Мерзавец! Грязный убийца! Ты… Слёзы не давали мне больше говорить, поэтому я тут же жёстко вцепилась руками в его кисти, которые удерживали меня, и попыталась освободиться, но когда у меня это уже почти получилось, Ходж прижал меня к себе с такой силой, что моим крикам совсем не осталось места между нами. Я пыталась оттолкнуть его, впиваясь ногтями в плечи, но он намертво зажал меня, а после заговорил: — Я нарушил одну клятву, поэтому вторую сдержу. — Одна его рука побелела от силы, с которой он держал меня, а вторая трепетно гладила меня по волосам. — Сейчас нам обоим больно, Кэтрин… но это потому что мы любим друг друга. Другой причины не может быть, поэтому... и только поэтому я не отступлюсь. Я терпела. Терпела боль, одолевшую меня с пальцев ног до кончиков волос, пока он обнимал меня. Но когда отпустил, я продолжила стоять рядом, возвращаясь к безжизненной апатии. Ходж взял меня за руку и повёл обратно к кровати, усаживая на неё. — Мы не уйдём отсюда, пока я не получу желаемого, Кэтрин. Мне будет сложно просить прощения и вновь добиться тебя, сидя в тюрьме, поэтому выслушай меня до конца. Он вспомнил о своём стуле и переместил его, садясь строго напротив меня. — Торговец в моём клубе — действительно дело рук Оушена. Зачем? Потому что конкурент, блещущий славой в Управлении, мог в любой момент создать славу и ему. Это было не нужно, поэтому он поступил, как трусливая крыса… Догадаться, что за этим делом стоит он, мне труда не составило. Рик, его дилер, которому тирания босса знатно приелась, отчего переманить его на свою сторону также мне труда не составило… Амалия Доусон — мой давний друг ещё с юношества, а теперь не столько давний, сколько полезный. В ФБР, как и в полиции, должны быть свои люди. Теперь они есть у меня и в УБН, а скоро их станет на одного больше… Оушен посмел вторгнуться на мою территорию с наглой провокацией, а в ответ я сделал так, что Управление авансом повесило дело “4М” на него. Разве нечестно? Конечно, его побег не стал неожиданностью для меня. Что ещё делать крысе, как не бежать с тонущего корабля? Ещё один любитель метафор и любовных записок… Они оказывают губительное действие, Кэтрин. Метафоры, конечно, не записки… Ах, как я забыл! Этот ублюдок подослал моему брату свою шлюху, которая его соблазнила и хотела убить моими же розовыми таблетками. Это уже скорее ирония… Спасибо Марте и её мудрой разборчивости в людях. Брайан жив, а значит, очередная попытка насолить мне не увенчалась успехом. К тому же, я и сам прекрасно справляюсь с этой задачей… Я и моя правая рука. Но куда же без твоего скользкого экс-начальника и горе-воздыхателя… Кстати, он до сих пор уверен, что ты захотела быть со мной из-за денег. Какой же идиот. Хотя работал он хорошо, даже вышел на Наоми, ту самую оушеновскую шлюху, которая раздвигала ноги перед моим братом… Я слушала его, старалась слушать… сквозь боль и желание провалиться под землю. Мы были на тридцать втором этаже, поэтому до земли было далековато, зато до Ада буквально полметра. Когда же Ходж произнёс имя девушки, которую я обнаружила убитой всего несколько часов назад, я подняла испуганный взгляд на него. Он это сразу уловил, и задал вопрос: — В чём дело? — Ты убил её? — с дрожащими губами спросила я. — Убил, а затем прислал мне ту дьявольскую шкатулку с адресом, чтобы я полюбовалась? На его лице застыло непонимание. — Наоми мертва? — он заволновался и заметно напрягся. — Когда? — Это ты сделал? — повторила я, пока слёзы вновь начали литься из глаз. — Ответь мне, когда ты узнала об этом? — Несколько часов назад. Я вернулась домой, а на пороге лежала красивая музыкальная шкатулка с фигуркой в маскарадном костюме внутри. Ещё внутри была записка… с адресом Наоми, и я поехала туда и нашла её в луже крови и с пулей в голове. — Шкатулку прислал не я, да и анонимные записки - не совсем мой стиль, если ты заметила. Я больше по анонимным звонкам и прочим техническим фокусам… но почерк мне знаком, как и тебе, уверен. — Я не верю тебе. — Думаешь, я убийца? — Да. — И кого же я по-твоему убил? Кроме Наоми, конечно. — Меня. — Кэт, я не убивал её. Это наверняка сделали люди Оушена, если не он сам… После ситуации с Брайаном, а точнее её проваленного задания, он жестоко избил Наоми. Она хотела тоже сбежать, но я её остановил, сославшись на то, что это привлечёт внимание Управления куда быстрее. Она послушалась, но всё же внимания Питера избежать не смогла. Так уж вышло, что он обо всём узнал. Как бы от Наоми, а как бы и нет. Подробности этой ситуации обсудим позже, она довольно забавная… Затем у нас со старшим спецагентом состоялся ещё один милый разговор, после чего он оставил дело и должен был держаться от тебя подальше… Я бы легко мог убить его, Кэтрин, а не сажать на цепь. Мог, если бы убивать людей было бы частью моего бизнеса, но это не так. Тем более они и сами прекрасно это делают, покупая мой товар. Взгляни на меня… — Ходж усмехнулся и продолжил. — После, сначала на сцену вышло твоё упрямство и подозрительность, которые даже получили награду в виде подслушанного разговора. А затем мне стало так невыносимо лгать тебе, что я решился на этот голосовой маскарад. Вдобавок ты не захотела последовать за мудрым решением своего недобосса, поэтому нужно было что-то делать… Мне нравились наши разговоры. Нравилось, что я могу быть честен с тобой, но вынужденно угрожать тебе мне совсем не нравилось. Как и не нравилось подставлять мистера Вайсмана… очень умного хакера, но не очень умного приятеля мисс Хилл. Помогать тебе было благородно, но глупо. Благо Кассандра, в узких кругах её зовут Бригеллой… в очень узких, успела принять меры. Ради этого я даже не спал всю ночь, пока она работала, а затем позволил ей отоспаться у себя. Я вновь бросила на него очередной презренный взгляд, но когда получила лукавый ответ, быстро отвернулась. — Что? Твоё доверие ко мне вдребезги разбито, и ты думаешь, что я всё-таки изменил тебе с ней в ту ночь? Думаешь, что я могу и хочу спать с кем-то другим? — Ходж ласково рассмеялся, сдержанно и очень по-доброму. — Мне никто не нужен, любимая моя Кэтрин. Ни тогда, ни сейчас. Никто, кроме тебя… Вернёмся к делу. Мистера Вайсмана и впрямь стало жаль, поэтому я охотно откликнулся на твою просьбу о помощи. Да, и мне как-то хотелось реабилитироваться перед тобой в своих глазах. Жалко только, что нужных выводов ты не сделала, так как тут же нафантазировала этот бред с Патерсоном и записью программы на компьютере. К сожалению, не отреагировать на него я мог, поэтому поехал туда, чтобы при необходимости помешать тебе и убедить не делать глупостей… Но ты всё равно нашла способ их сделать, когда начала изводить меня на дороге. Как же мне хотелось тогда остановиться и отшлёпать тебя за такой глупый риск. Когда ты вышла из машины без своего убогого жилета, моё желание усилилось. Сдержаться помог мой каскадёрский трюк… Думаю, ты уже догадалась, что ни в каком Ванкувере я не был. Валялся в постели будучи избитым стихией… Мне так хотелось, чтобы ты приехала и поухаживала за мной, приготовила вкусную еду, посмотрела бы со мной какое-нибудь сопливое кино про счастливых влюблённых. Вдруг, Ходж о чём-то задумался, а спустя минуту обоюдного молчания продолжил: — Питер стал не единственным, кто по воле случайности, узнал суровую правду обо мне. Есть ещё кое-кто… Убедить его молчать мне было намного тяжелее, Кэтрин… В один момент я понял, что однажды мне придётся всё рассказать тебе, конечно, если бы ты не узнала обо всём сама. Чего, к счастью, не случилось. Решиться на эту встречу мне стоило больших сил, но всё же… Я понял, что придётся рассказать и придётся удержать тебя от поспешных решений на почве разрушительных эмоций. Поэтому я кое-что сделал… связал нас между собой ещё сильнее. Хотя, что может быть сильнее взаимной любви? Верно, ничего. Сейчас я непоколебимо верю, что ты никогда не причинишь мне вреда, даже будучи разбитой, обиженной, ненавидящей и презирающей. Я не могу объяснить, почему я так в этом уверен, как и не могу объяснить свою уверенность в том, что ты придёшь сюда одна… без армии оперативников в соседнем номере. Я просто верю, Кэт… без каких-либо причин и доказательств. Поэтому знай, что мои защитные действия стали и станут управой вовсе не на тебя, а на твоих заботливых друзей таких, как Лиз. Ещё одно женское имя, и новая волна тревоги. Новый испуганный взгляд и новый вопрос в глазах. — Доминик невольно помог доктору Тейлор узнать правду, поэтому нас с ней ждал важный разговор, по итогам которого твоя лучшая подруга приняла правильное решение — молчать. Тебе наверняка интересно, как я заставил такого борца за правду и справедливость, как твоя Лиз, лгать лучшей подруге? Он снова замолчал, но не потому что ждал ответ. Было похоже, что он собирается с остатками сил, чтобы продолжить. — Тот IP- адрес, единственный… который выдал ошибку при попытке расшифровать его. Это новый адрес твоего компьютера. Кассандра написала вирусную программу, которая с лёгкостью внесла необходимые коррективы. С него я несколько раз… довольно успешно поработал, на несколько сотен тысяч долларов… Твоя кредитная карта, привязанная к моему лицевому счёту. Тому самому счёту, через который я отмываю деньги от наркоторговли. Твоя машина и не только… оплачены с этого счёта… Так что, если я и мой бизнес пойдём ко дну… Испуг из моих глаз исчез, уступая место расслаблению сродни отчаянию и унынию. — Ты пойдёшь за мной. Затем… Елена и её ранчо, отстроенное с этих же денег… Затем Лиз, репутация всей больницы и мой фонд, которой частично спонсируется с этих же денег… Я никак не могу допустить всего этого, Кэтрин. Я не хочу этого… ведь это означает разрушить твою жизнь и потерять тебя навсегда. — Ты уже это сделал. — Нет, не говори так. — Ходж пересел со стула на кровать, подсаживаясь ко мне. — Я прошу у тебя лишь время, чтобы всё исправить. Я знаю, как это сделать, Кэтрин. — Исправить? Что? — я повернула голову к нему. — Чтобы ты там не хотел исправить, прошлое в этот список не входит. — А я не смотрю в прошлое. Мне важно лишь будущее, наше будущее, Кэт… где мы вместе, где мы счастливы… Наш дом, наши дети, путешествия по всему миру… Глаза вновь предали меня, позволяя слезам снова бесконтрольно прорваться наружу. — Ходж, этого будущего не существует, — мои слова прозвучали без толики осуждения и ненависти, в них было лишь трепещущее сожаление и страдание по несбыточному. — Почему? — прошептал он и его глаза наполнились слезами. — Потому что… — я подняла руку и коснулась его лица, по которому скатилась первая капля. — Потому что ты — преступник… ты губишь людям жизнь… ты ходишь по лезвию и в любой момент можешь оступиться и лишиться свободы. — Люди сами губят себе жизнь, моя Кэтрин… и в первую очередь, своими ложными идеалами… Я казался тебе идеальным, ты верила в эту глупость так сильно и без оглядки, что принимать правду тебе сейчас невыносимо больно. — Ходж прикрыл глаза и с нескрываемым удовольствием наслаждался теплом, исходящим от моей ладони на его лице. — Кого ты полюбила, Кэтрин? Созданный тобой идеал или меня? Он не успел открыть глаза до того, как я сошла с ума. Да именно так… потому что я с ощутимым желание поддалась неизвестному порыву, пронзившему меня насквозь, и поцеловала его. Наше дыхание в момент сбилось, и даже стало казаться, что мы задыхаемся. Мои солёные губы сминали его губы, которые с каждой секундой дрожали всё сильнее. В нас скопилось слишком много противоречивых чувств, чтобы мы могли поступать иначе… Поступать осознанно, поступать по воле разума, а не… Ходж молниеносно прижал меня к себе, отвечая на поцелуй не менее проникновенным и одержимым желанием. Я чувствовала его… всего. Чувствовала и брала. Неумолимо много брала. Брала так, словно через секунду у меня всё это заберут… заберу я сама. Я разорвала пуговицы на его рубашке и резкими хаотичными движениями продолжила раздевать его. Хаос… безумие и хаос. Он раздевал меня в ответ, не переставая цепляться губами за единый крохотный участок моей кожи. Брюки стали препятствием более серьёзным, чем моя одежда выше пояса. Наконец, отбросив их в сторону, Ходж на ощупь расстегнул свои, сильнее прижимаясь ко мне. Несмотря на череду безумных, грубых и голодных движений, он плавно и очень чувственно оказался во мне. Мои руки обхватили его шею и плечи, а ноги поясницу. Ходж жадно и глубоко целовал меня, а я… его? В ответ? Так отчаянно, так открыто и безгранично… Границы? Какие могут быть границы, когда люди любят друг друга? Осуждаете меня? Его? Нас? Я бы могла поддержать вас, если бы была способна осуждать… сейчас или вообще? За любовь или вообще? Кто-то кричал. Крик отдавался эхом. Он наполнял воздух номера 1247 люксового отеля в центре Манхэттена, а эхо наполняло меня. Крик наслаждения и эхо отчаяния. Крики слились с моим стонами, затем с его стонами. Снова и снова… секунда за секундой, минута за минутой… Наши обнажённые тела, неспособные оторваться друг от друга даже на миллиметр, блуждали по смятой постели. Невыносимый жар и стекающий по моей пояснице пот. Здесь, вне какой-либо реальности, испарина страсти заняла место жгучих слёз, пролившихся на эту же постель там… где-то там, когда-то и зачем-то… Бесконечное удовольствие, наслаждение и чувства… то, что я испытывала на этой кровати своей оголённой и разорванной душой не было похоже ни на что, что было раньше между нами. Зато было похоже на взрыв сверхновой звезды. Дойдя до конца своей звёздной жизни, космическое тело освобождает колоссальную энергию и светит в тысячу раз ярче. Наступает слепота, а после… лишь туманность. Не знаю сколько раз я позволила ему взять себя без остатка, но после каждого ему хотелось всё больше. А ещё больше хотелось мне. Но неизбежно наступил момент, когда хотеть большего было уже невозможно. Его просто не существовало, и тогда полностью обессиленные и опустошённые мы уснули. Оказалось, что это возможно даже вне какой-либо реальности. Я проснулась глубокой ночью от начавшейся грозы. Было тепло, но только телом, потому что рядом лежало его. Спящее и такое безмятежное… беззащитное, дыхание ровное и размеренное. Холод стал сильнее и накрыл меня ледяной лавиной, поэтому я аккуратно освободилась от руки Ходжа, лежащей у меня на талии, и поднялась с постели. За окном сверкало и наполняло весь Нью-Йорк, а заодно и этот номер, ежесекундным светом. Волосы были всё ещё влажными и прилипали к моему телу, когда я быстро подняла с пола все свои вещи и скрылась за дверью ванной, чтобы одеться. Это случилось быстро, а после я подошла к умывальнику и умылась холодной водой. Над ним висело зеркало, в которое я ни разу не взглянула, и вернулась обратно. Мой взгляд упал на стол и лежащий на нём пистолет. Я подошла и забрала его, а затем вспомнила про патроны. Они остались в кармане его брюк. Как только я вернула их на место, то… взглянула на него. Сейчас передо мной была его обнажённая и сильная спина. Не отрывая от него глаз, я вернула оружие на положенное место, посмотрела на его брюки, отброшенные мной только что на постель, и они вмиг оказались в моих руках вновь. После недолгих поисков, я достала из другого кармана пакет с наркотиками, и уже спустя полминуты смыла их в унитаз. Я уже во второй раз вышла из ванной и сразу направилась на выход из номера.***
Новый день всё же наступил, а вместе с ним новая реальность… Была вероятность, что новой она казалась только для меня. Я неплохо выспалась в номере отеля, поэтому оставшуюся часть ночи я занялась более полезным делом — без остановки мочила свою подушку, так и не сомкнув глаза. С самого раннего утра я поехала домой к Лиз. Мне было всё равно, как по этикету выглядел бы мой визит в глазах мистера Тейлора, потому что я хотела, как можно скорее, поговорить с ней. Стоя на пороге двухэтажного дома с белоснежным фасадом, я позвонила в дверь. Вскоре за ней послышался голос папы Лиз: — Рановато для почтальона. Он открыл мне и улыбнулся с пока ещё сонными, но удивлёнными глазами. Не знаю, что больше его удивило: мой столь ранний визит или мой внешний вид. Наверняка после выплаканного океана слёз и бессонной ночи он был не самым лучшим. — Кэтрин?.. Доброе утро, — он сделал паузу, мельком оглядывая меня, — что-то стряслось? — Доброе утро, мистер Тейлор. Нет, не волнуйтесь, у меня аллергия на цветение. А Лиз сегодня не на дежурстве? — спросила я. — Нет, она наверху, недавно проснулась. Проходи. Я зашла в дом, а Гарри сделал несколько шагов в сторону лестницы и прокричал: — Лиз, у тебя гость! — Мистер Тейлор, я бы хотела сама подняться к ней, если вы не против. Гарри ничего мне не ответил, но продолжил вести свой крикливый монолог: — Он поднимается к тебе! Я поднялась на второй этаж и постучала в комнату Лиз. Ответа не было, поэтому я на правах лучшей подруги, опустила ручку и зашла в комнату без приглашения. — Лиз? Кровать была пустой, но развороченной. Я подошла к ней и села на край, повторяя: — Лиз?! Дверь ванной комнаты распахнулась с заметной агрессией. — Что ты здесь делаешь? — Лиз посмотрела на меня, и в её глазах отразился ответ на этот вопрос. — Хочу поговорить, — я поднялась и подошла к ней, она была всё ещё в пижаме. — Я всё знаю. Он рассказал мне. Лиз не смогла скрыть удивления, настолько сильного, что я снова не сдержала слёз, а она снова не сдержала желания наброситься на меня с объятиями. Она обнимала меня молча и крепко. Так прошло не меньше минуты, а после Лиз отстранилась, быстро вытирая своё лицо от слёз. — Прости меня, — проговорила она, но поднимать на меня глаз не решалась. — Я испугалась. Мне было страшно, Кэтрин... И мне всё ещё страшно, потому что… — Ты рассказывала об этом кому-нибудь другому? — спросила я. — Что? Нет, конечно. Кому бы я рассказала? — Например, Елене… Ты не рассказала мне, потому что боялась, что я из-за ненависти пойду на всё, чтобы… сделать свою работу, и это будет иметь плохие последствия? Я говорила с ощутимой прохладой в голосе. Тихо и отрешённо, будто всё это касалось вовсе не меня. — Или потому что не хотела сделать мне больно? — Я не понимаю тебя. Лиз прошла мимо меня, оставляя за собой открытую дверь в ванную, и начала заправлять постель. — Но теперь, когда ты всё знаешь, нужно поставить её в известность, чтобы она помогла нам выпутаться из этой ситуации. Она умная женщина и настоящий профессионал. Она поможет, Кэтрин… Поможет взять этого ублюдка за яйца, как и тех, которые её силами уже остались без них. А ещё она твоя крёстная, которая не допустит, чтобы все эти плохие последствия осуществились. Он должен ответить за то, что сделал и делает. Он и все шестёрки из его наркокартеля… Не знаю сколько их у него, знаю только об одной, но уверена, что этот его патлатый дружок и та рыжая стерва — его подельники. Осталось найти доказательства и способ отвязаться от этой противозаконной грязи. Мы с тобой столько учились, потратили столько сил и времени, чтобы добиться высот, Кэтрин, не для того, чтобы сесть в тюрьму из-за каких-то… Я слушала, но никак не комментировала её слова, задумчиво глядя в большое светлое окно с полукруглой рамой, покрытой белой матовой краской с мелкими вкраплениями. Лиз нервно отбросила плюшевую подушку в сторону и повернулась ко мне. — Кэтрин, почему ты молчишь? Её тон был настойчивым, поэтому я моментально посмотрела на неё и одобрительно кивнула, решив, наконец, оставить отзыв: — Да… я как раз хотела переговорить с Еленой об этом. Только… Я подошла к Лиз и с вымученной улыбкой взяла её за руки. Свет из окна стал ещё лучше освещать мои красные и блестящие глаза, в которых большими кровавыми буквами читалось всё, что я чувствовала. Правда, далеко не каждый знал этот алфавит и умел складывать буквы в слова. — Давай ты не будешь ни во что вмешиваться, хорошо? Мы с Еленой занимаемся своим делом — ловим бандитов, а ты… Я подняла руку и аккуратно заправила длинную вьющуюся прядь её чёрных волос за ухо. — Лечишь людей, ладно? — Кэтрин, не нужно так страдать из-за него. Сколько бы хорошего у него не было, его пороки всё это уничтожают и ставят огромный крест. Он с самого начала нагло лгал тебе, а затем сделал так, что ты рискуешь разделить его участь в случае его провала, который случится рано или поздно… Разве он поступил бы так, если бы и правда любил тебя? Любящие люди оберегают своих любимых, а не толкают их в пропасть вслед за собой. Я опустила свои руки и улыбнулась. Слёзы снова покатились из глаз, и теперь мне стало казаться, что этот процесс окончательно вышел из-под моего контроля. — Да… я… Лиз обняла меня, но тут же отстранилась, вновь заглядывая мне в глаза, но уже на куда близком расстоянии. — Если ты вздумаешь поддаться сентиментальности и вдруг передумаешь, то вспомни, что из-за таких, как он… Я знала, что она хотела сказать дальше, но слушать это мне совсем не хотелось, поэтому я намеренно перебила её: — Да, я помню, Лиз... и никогда не забывала об этом. Лиз гордо расплылась в широкой улыбке, и перевела тему: — Отлично! Вот это моя Кэтрин. А я помогу тебе отвлечься от всех этих глупостей. Скоро больница будет отмечать десятилетие со дня открытия. Будет большая вечеринка, и мы могли бы как следует оторваться. Что скажешь?***
Я быстро и избегая любого социального контакта пробралась в свой кабинет и закрыла дверь изнутри. — Я оценил твою наскальную живопись, агент, — раздался мерзкий голос Питера у меня да спиной. Я резко обернулась, а в ответ это сделал и он, сидя в моём кресле. — Красиво получилось, — он кивнул в сторону моей карты расследования. — Какого чёрта ты забыл в моём кабинете?! — контроль этим утром потеряли не только слёзы, но и взявшаяся ниоткуда агрессия. — Я начальник этого отдела и у меня есть ключ, но что за тон, агент? — он недовольно оглядел меня, — и что за видок? Твой миллионер тебя так сильно утомляет? Его слова вызвали у меня улыбку. Я и сама не поняла почему. — Я всё знаю, Питер, — произнесла я и подошла к столу. — Так что поднимай свою задницу и вали отсюда. Твои функции шакала-шпиона больше не востребованны. Питер перестал моргать, абсолютно не скрывая своего удивления в глазах. — Знаешь? — он поднялся и истерично усмехнулся. — Он мне сам всё рассказал. Теперь Питер рассмеялся прямо мне в лицо. Громко и от всей души. — Неужели? И как тебе жестокая правда о твоём идеальном женишке? — он медленно вышел из-за стола и подошёл ко мне ближе, чем мне бы того хотелось… то есть ближе, чем на сотню километров. — Всё ещё чувствуешь себя живой? Может, даже живее живых? Его провокации для меня, как и он сам, валялись где-то под моим столом. Уборщица приходит после обеда. — Чувствую себя намного лучше, чем ты. У меня есть причины быть уверенной в этом, старший спецагент. Я посмотрела на его помятую рубашку и на сальные волосы, но уборщица придёт всё ещё только после обеда, поэтому блевать в собственном кабинете желания не было. — И какие же? Так понравилось трахаться с богачом, и тебе совсем не важно, что в свободное время он ещё и наркодилер? Теперь уже смех не смогла сдержать я. — Да, понравилось. Я бы даже сейчас выбрала делать это с ним… — я подошла к нему ближе, — чем с тобой… или вообще не делать. Его глаза загорелись одержимой яростью, как в тот вечер, когда он ударил меня, но мне снова было мало. Жизнь ничему не научила, или её уроки сейчас отошли на задний план. — Ты спрашивал, почему он, а не ты? Я, наконец, отвечу тебе… Обожаю его член. Он такой большой, красивый и может легко свести меня с ума. Обожаю кричать от райского удовольствия, когда он во мне. Обожаю брать его в рот и с наслаждением ждать, пока он кончит мне в него… И в моём обожании нет ничего мерзкого, ведь этот член принадлежит мужчине, которого я люблю. Я позволила поиметь себя, потому что полюбила, а ты позволил поиметь себя, потому что испугался. Вот что и правда мерзко, Питер. Гетеро, подставляющий задницу другому гетеро. Или я чего-то не знаю, и тебе было приятно? Мои гадкие старания вновь оправдались. Питер гневно оттолкнул меня и ударил по лицу. Нижняя губа не выдержала такого неожиданного натиска и закровила. Я не удержалась на ногах и, чтобы не свалиться на пол, схватилась за стол. — Грязная! Продажная! Шлюха! — крикнул он и направился к двери, бросая мне напоследок. — Твой чудо-член сгниёт в федеральной тюрьме! Я вытерла рукавом кровь, переводя взгляд с хлопнувшей двери на доску. Слёзы и агрессия стали единым целым. Я подбежала к ней и в глубокой истерике начала отчаянно ломать всё то, что я так старательно создала. Когда карта расследования в виде отдельных деталей была разбросана по полу моего кабинета, я остановилась в его середине, вновь впадая в апатичный транс. Глаза нашли на полу ту самую фотографию, которая стала первым пунктом. Я подошла и подняла её. На ней всё ещё был мужчина, который меня не любит, а за моей спиной вновь белая и пустая доска. За последующие рабочие полчаса я навела порядок в кабинете, затем на своём лице, насколько это было возможно, а после напечатала на компьютере важный документ и распечатала его на дурацком принтере в коридоре. Взяв бумагу, я направилась в кабинет к Елене… — Департамент полиции Сиэтла? — Елена максимально высоко приподняла брови от удивления, пока в глазах уверенно зрела тревога. — У меня много вопросов, Кэтрин, но самый главный — связано ли твоё желание вернуться на службу в полицию… в другом городе и твоя разбитая губа? — Я поскользнулась в ванной сегодня утром и ударилась об кафель. Желание вернуться в полицию связано с моим осознание, что там я чувствовала себя на своём месте, а здесь этого нет. Решение уехать в Сиэтл… — На другой конец страны, — уточнила Елена и отложила мой рапорт в сторону. — Мы с Ходжем расстались, и я больше не хочу жить в городе, где живёт он. А департамент в Сиэтле имеет неплохую славу по всей стране. — Департамент в Бостоне, Чикаго или же в Майами имеет славу не хуже… это во-первых, Кэтрин. А во-вторых, я вновь не узнаю тебя! — Елена неосознанно повысила голос. — С каких пор расставание с мужчиной стало для тебя причиной для бегства? — Я бы не хотела сейчас обсуждать эту тему. Я ещё не готова к этому. — Строго, но спокойно ответила я. — К разговору не готова, а принимать поспешные и кардинальные решения готова?! — Елена нахмурилась, замечая моё безразличие к её небезразличию. — Мне казалось, между вами всё прекрасно. Почему вы расстались? — Вчера прекрасно, а сегодня… — Кэтрин! — Елена настойчиво прервала мою очередную поверхностную отговорку. — Результат лабораторного анализа из машины до сих мне не пришёл. — Я слишком внезапно сменила тему нашего разговора. — Разве группа криминалистов не обещала его к понедельнику? Сегодня уже вторник. — Вчера некто преподнёс тебе музыкальный «подарок» с адресом убитой девушки, работающей у Оушена. Ты находишь её труп. С утра приходишь ко мне с разбитой губой и подсовываешь под нос рапорт на перевод, а причина всему — кафель в ванной, неуверенность в себе и любовное расставание? Кэтрин, я похожа на идиотку? — Убийством занимается ФБР и полиция, — проговорила я, продолжая уходить от этого проклятого разговора, ведь у меня не было логичных ответов на её вопросы. — Шкатулку прислал он, разве нет? — Я бы спросила у него, если бы он снова позвонил мне, — я пожала плечами. — Выходит, тот разговор до его олимпийского прыжка пока был последним? — спросила Елена. — Да. — Криминалисты ничего не нашли. — Елена, наконец, решила ответить на мой вопрос. — Это он ударил тебя? — Кто? — Ходж. — Он бы никогда этого не сделал. — А что же он такого сделал? — Ничего… Мы поняли, что слишком разные люди, и это стало для нас непреодолимым препятствием. Я всё сильнее и заметнее стала ёрзать на стуле и впиваться пальцами в его кожаные подлокотники. Моя нервозность не ускользнула от внимания моей крёстной, поэтому уже в следующую секунду он произнесла: — Можешь идти. Поезжай домой и отдохни. Рапорт я подпишу и свяжусь с Сиэтлом, но перевод займёт время, имей в виду.***
Держа в руках большой подарочный пакет с жёлтым блестящим полумесяцем, Ходж прошёл к палате Габриэль и уже хотел постучать в дверь, как сзади его окликнул мужской голос: — Габриэль в реанимации. Ходж развернулся и встретился с мистером Гамильтоном, отцом девочки. — Добрый день, мистер Бейкер. Рад видеть вас. — Фрэнк с заметным унынием протянул Ходжу руку. — Что? — всё, что смог ответить Ходж и машинально принял приветственный жест. — Почему? Что случилось? — Ночью ей снова стало плохо, и доктор Уайт решил подержать её некоторое время там. Сейчас она спит… с ночи ещё не просыпалась. — Что ещё сказал доктор? — А что он мог сказать? Всё то, что и прежде. Нужна операция, а приступы… — Почему её до сих пор не сделали?! — Ходж поставил подарок на сиденье и волнительно зашагал вдоль него. — Деньги есть уже давно! Если этого мало, я дам ещё, чтобы сердце для Габриэль нашли быстрее. — Деньги здесь не причём, как и во многих других ситуациях, — проговорил доктор Уайт, подходя и вступая в диалог. — Нет донора — нет сердца. В штате Нью-Йорк не каждый день умирают дети дошкольного возраста, и далеко не все родители умершего ребёнка готовы подписать согласие на донорство, а из тех кто готов, успеть сделать это вовремя, пока орган отвечает всем требованиям донорства, также могут не все, мистер Бейкер. — Значит, пусть везут сердце из другого штата или даже из другой страны! — несдержанно ответил Ходж и, вмиг осознавая нелепость своей грубости, подошёл к Хантеру. — Простите, доктор. Я очень переживаю за неё, поэтому хочу помочь всеми способами. — Всё нормально, я прекрасно понимаю вас, — ответил доктор. — Я подключу все свои связи и заплачу любые деньги, чтобы сердце было, как можно скорее. Можете, начинать мыть свои руки в предоперационной. Телефон Ходжа зазвонил, и он достал его из кармана. — Фрэнк, в пакете подарок. Полное собрание сочинений Шекспира, которое Габриэль очень хотела. Дайте знать, когда она придёт в себя. Обменявшись с мужчинами одобрительными взглядами, Ходж отошёл и ответил на звонок, который вот-вот бы и разорвал его телефон. — Я же сказал, где я буду, и что меня не нужно беспокоить. — Мистер Бейкер, — в трубке раздался непривычно тревожный голос Доминика. — Рик и тот парень, торговец… его жена и… их всех убили.***
Покорно последовав совету Елены, я поехала домой и, выпив чай с ромашкой, попробовала уснуть. К счастью, у меня это получилось, но уже после заката мой сон нарушил чересчур настырный и бесконечный звонок в дверь. Пока я ворочалась в кровати, пробуждаясь, он уже чуть было не разорвал её. Принимая постзакатную головную боль, боль в распухшей губе и до ужаса раздражающий звон в ушах, я поднялась с кровати и поплелась открывать. Перед моими сонными глаза возник образ… — Почему ты не отвечаешь мне на звонки?! — внезапная и громкая претензия Ходжа в момент пробудила меня. В тот же самый момент он успел сфокусировать свой взгляд на ссадине на моей губе. — Что это? — Я спала, а телефон… — я по идиотской привычке начала оправдываться перед ним… Что, простите?! — Что ты здесь делаешь? Уходи и забудь этот адрес. Я попыталась закрыть дверь, но он мне не позволил. А в следующую секунду зашёл в квартиру и закрыл её уже за собой. Его рука держала меня за плечо, что возмутило меня ещё больше, поэтому я тут же вырвалась. — Не прикасайся ко мне и убирайся! Мы расстались! Разве не ясно?! — Что у тебя с лицом? — мои гневные слова абсолютно безрезультатно прошли сквозь него. — Упала в ванной, — произнесла я и потянулась к ручке двери… но он снова не позволил мне коснуться её. — Кэт, не лги мне. — Почему? Это можно делать только тебе? — я устало выдохнула, выражая нежелание развивать эту тему дальше. — У меня болит голова, поэтому, пожалуйста, оставь меня. — Это он сделал?! Этот скользкий таракан снова осмелился… — Ходж буквально пылал от гнева, но, прикрыв глаза, попытался взять его под контроль. — Я убью его. — Как убил Наоми? — эти слова глупо вырвались из меня. Сейчас мне было совсем неважно, как его зацепить, но бороться с желанием сделать это, у меня не было сил. — Кэтрин, приди в себя! Я никого не убивал, и ты это прекрасно знаешь! А Наоми теперь не единственная жертва бытового огнестрела в голову. — Я невольно прислушалась к его рекомендации, и моя внимательность возросла в несколько раз. — Сегодня за ней последовал Рик и нанятый им торговец… Доминик позвонил мне днём и сказал, что их всех застрелили у них же дома… Кэтрин, я испугался за тебя, за Брайана. К нему я направил своих людей. Но ты не отвечала мне! — Ко мне приехал лично, а родного брата доверил другим людям? — Мой брат — мужчина, который может постоять за себя намного лучше тебя, и, несмотря на всю его нелюбовь к оружию, у него есть парочка папиных пистолетов наготове. — У меня тоже есть пистолет, а этим делом будут заниматься полиция и ФБР. Я отошла от него на несколько шагов вглубь квартиры и, встав спиной, проговорила: — Я решила послушать тебя и вернуться в полицию. Только... не в этом городе, а в другом. Елена подписала мой рапорт и уже наверняка подала заявку на отстранение и перевод. Этот процесс займёт несколько недель. — Да, я вновь начала плакать. — Между нами всё кончено. Я хочу уехать и забыть тебя. Я не слышала, но почувствовала, как он подошёл ко мне сзади. — Сбегаешь от меня? — Сбегаю от себя. — Это ведь невозможно. — Да, но я попробую. Хочу верить в лучшее, а делать это подальше от тебя намного проще. — Я верю в нас, а это и есть лучшее. Он сделал ещё несколько шагов, и теперь я слышала его дыхание около своего уха. — Ладно, если ты так хочешь… Только я ведь сказал, что не отступлюсь. Я повернулась к нему и обхватила себя двумя руками, сминая пальцами кожу на плечах. — Ты любишь меня? — вдруг, спросила я, посмотрев ему в глаза. Он ничего не ответил… Но разве нужно было что-то отвечать? — Тогда… Я захотела вновь попросить его оставить меня в покое, поэтому проговорила: — Тогда останься живым и свободным, ладно? — я быстро смахнула с лица слёзы и захотела убежать в спальню, но этим вечером все мои порывистые желания были обречены на провал. Он настойчиво взял меня за шею и талию, притягивая к себе. Но это действие вызвало у меня вовсе не приступ агрессии, а очередной крик души. Я заплакала сильнее и надрывнее, прямо в его грудь. Спустя какое-то время я всё же успокоилась и отстранилась. — Кэтрин, позволь мне остаться сегодня здесь. Я боюсь за тебя и сойду с ума, если буду не рядом… Я переночую в гостиной и обещаю, что не потревожу тебя. Я ничего не ответила и, наконец, добравшись до спальни, скрылась в ней, не забыв щёлкнуть дверным замком.***
Питер ждал гостей этим вечером, и у него на это была причина, но на автомобильную сигнализацию он больше не поведётся, даже если она будет нарушать покой парковки всю ночь. Когда в дверь постучали. Сначала один раз, потом второй, а после ещё несколько. Стуки были тихими, напоминающими тюремное перестукивание. Питер тихо стоял за углом стены, держа наготове своё оружие, но после глухого выстрела в дверь вдруг закричал: — Это тебе с рук точно не сойдёт, Бейкер! — Питер испуганно отшатнулся от стены, направляя оружие в пока ещё пустой дверной проём. Как только это случилось... случилось и следующее: некто сильно ударил Питера сначала по рукам, держащим пистолет, затем ногой в живот, а напоследок кулаком по лицу. В полной дезориентации старший спецагент отлетел вглубь комнаты и повалился на пол, превозмогая почти удушающую боль. Нападавший быстро оказался рядом с ним, взял за шкирку и потащил Питера к гостиному креслу в центре комнаты. Им оказался вовсе не Ходж Бейкер, и даже ни один из его способных людей. Это был высокий мужчина атлетичного телосложения, на голове был надет капюшон толстовки цвета хаки, армейские штаны и кожаная куртка. В одной из рук по-прежнему был пистолет с глушителем. Мужчина снял капюшон, демонстрируя своё лицо. На нём отражалась жажда насилия и полное безразличие к его последствиям. Налысо выбритая голова и почти белоснежные брови добавляли его образу холодной кровожадности. — Кто… — завопил Питер, всё ещё держась за свой избитый живот. — Кто ты… такой?! Ты от Бейкера?! Вместо ответа мужчина достал из кармана брюк телефон и включил на нём какую-то запись, впихивая устройство в руки хозяина квартиры. Видео началось с оглушительного женского крика и последующего за ним детского плача, на фоне которых кричал мужской голос. Он умолял не убивать его семью, но уже спустя секунду раздался первый выстрел, а после ещё два. Увиденное потрясло Питера, и он напрочь забыл о своей боли. В убитом мужчине он узнал последнего допрашиваемого наркоторговца по делу “4М”. Запись кончилась, а затем включилась следующая. Сюжет был тот же, только теперь жертва была. Это был бывший дилер Терри Оушена — Рик Хоуп. — Насколько меня успели проинформировать, твой Бейкер на подобное не способен, агент. — Наконец, убийца заговорил тихим, но угрожающим голосом. — Я работаю на Оушена, и это всё - его пламенный привет из отпуска. — Ч-что тебе нужно?! — Не трясись так… если бы моей целью было убить тебя, ты бы уже сидел в этом кресле с пулей в голове… Немного поработаешь на меня, а если откажешься, мои цели быстро изменятся. Пока что они преследуют Ходжа Бейкера и всех, кто имеет отношение к его бизнесу, и не только… — Я не имею к нему никакого отношения! — прокричал Питер. — Верно, но ты поможешь мне достать тех, кто имеет. Сделать это будет сложнее, чем со всеми предыдущими моими целями. Моё предложение до безумия простое, агент — ты мне помогаешь, а я тебя не убью. Как тебе? Серьёзность моих намерений видна на этих видео. — Кто тебе нужен? — Питер больше не кричал. Мужчина довольно улыбнулся и присел на диван напротив. — Думал, ты мне подскажешь, с кого стоит начать. Я знаю, что у него есть младший брат и несколько сообщников. — Нет, сначала лучше займись его тупой шлюхой… Кэтрин Хилл.***
Сегодня Елена задержалась на работе, а сейчас, сидя в своём рабочем кресле, в полной тишине говорила по телефону: — Нет, действовать нужно аккуратно. Она покрывает его… он заморочил ей голову, и она влюбилась в него по уши, ты ведь и сам знаешь? Голос в трубке что-то ответил, на что Елена произнесла: — Ты считаешь, это важнее того, что он… Голос перебил её, а затем и она его. — Давай закроем эту тему. У меня есть способ вывести его на чистую воду. Я возьмусь за это дело, и оно, наконец, будет закрыто. Разговор закончился, а Елена с бумажным скрипом разорвала рапорт своей крестницы, не менее громко скомкала его и отправила в мусорную урну под столом.