Человек чести
Кто-то стонал. Громко и отрывисто, сдавленно и с отпечатками зубов на распухшей губе. Это была я, хотя я даже и не подозревала об этом. Плевать. Удовольствие… Слишком много букв в этом слове, чтобы я могла его простонать. Теперь я и этого не могу. Ни стонать, ни дышать. Он накрыл мой широко распахнутый рот финальным поцелуем. Теперь мой язык был нужен вовсе не для разговоров. Он взбесился так же, как и любая другая часть моего тела, конвульсивно дрожащая от очередного, оглушающего сознание оргазма. Ходж притупил мои стоны, украденные его губами, своим одним, но длинным и больше похожим на животное рычание. Он три голодных раза ворвался в мои бёдра своими и замер, продолжая держать в дерзком плену мои губы. Его руки, сжимающие меня, вероятно, до будущих синяков на талии и ягодицах, наконец, решили меня пожалеть и ослабить хватку. Наше одеяло валялось на полу рядом с двумя подушками, большой и поменьше. Ещё одну подушку сжимала моя рука у изголовья кровати, пока другая рука обвивала мужскую шею. Вернёмся к полу из дорогого дерева. Ходж боготворит дерево настолько сильно, что тут же снял с себя презерватив и бросил его на пол. Сбитое дыхание. Даже кроссфит в академии так не третировал мои дыхательные органы, как утренний секс. Именно утренний. Я, по большей части своей жизни, сова, поэтому ночью мои попытки схватить ртом как можно больше воздуха во время полового акта куда более результативны, нежели утром. Странно, но мне лень вникать в это и искать причину. Сейчас мне всё лень. Даже закрыть рот и облизать губы, даже пошевелиться и намекнуть ему, что его почти сто девяносто восемь фунтов размякшего тела на моих даже не ста десяти выглядят не слишком галантно. Но я не хочу врать и говорить, что мне некомфортно от этого. Очень комфортно и чертовски приятно. Сейчас мне неинтересна никакая галантность. Мне интересно его тело в моём теле и то, что я могу от этого получить… и получила. — Раньше я об этом не задумывалась, но не говори, что их потом убирает Марта, — проговорила я с закрытыми глазами, пока Ходж никак не унимался и продолжал с усталой лаской целовать мою шею, грудь и нагло валяться на мне. Да, именно валяться. — Мне сейчас слишком хорошо, чтобы заливаться краской от стыда. — Вчера ты была не прочь, чтобы она слышала, как ты кричишь от удовольствия, а сегодня стыдишься презерватива на полу. Поверь, меньше, чем за сутки она не забыла, что такое секс. Она знает о нём больше нас, можешь не сомневаться, и её сложно чем-либо удивить. Эти престарелые англичанки… Он хрипло усмехнулся и перевалился с меня на спину. — Тем не менее свой биоматериал я убираю сам, а после надёжно его утилизирую. В этом вопросе я жуткий скептик и никому не верю. Даже Марте. Мало ли кто захочет тайно забеременеть от такого, как я. Ходж подложил под голову обе руки, довольно улыбнулся и потянулся всем телом. Я с титаническим трудом открыла глаза и посмотрела на него… Боже, ну и придурок. Почему раньше я этого не замечала? — Я тот самый миллиард долларов в генетической лотерее. Богатый, красивый, умный и… — Ты что извращенец?! — я перебила его и приподнялась на локтях. — Ты говоришь о развратности Марты, твоей нареченной бабули, в постели со мной? Он недовольно прищурился, отвечая на мой претенциозный взгляд, всё ещё затуманенный медленно отступающим наслаждением. — Ты первая о ней заговорила. И правда, это была я. Ладно. Я быстро поднялась с кровати, продолжая диалог уже на ходу. — Я даже не хочу знать, откуда ты знаешь об этом. — Я зашла в ванную, и стала говорить громче, чтобы он прекрасно меня слышал. — И тайно беременеть от тебя я не собираюсь, можешь не волноваться. Мне никогда не везло в лотерее. Душ зашумел, и напористые капли полились по моим волосам и обнаженным плечам. — Ты моя невеста, ты её уже выиграла, — ответил Ходж, но я этих слов не услышала. Я ждала, что он присоединится ко мне, чтобы выгнать, но он смиренно дождался, пока я закончу. — Марта накрывает завтрак на террасе, — произнёс Ходж и скрылся в ванной. Пока он мылся, я натёрла распаренную кожу молочком для тела, выбрала комплект белья и короткое платье из голубого шифона с белыми цветами. Волосы влажные, слегка непослушные, а белые босоножки с тонкими пряжками и высокой шпилькой оказались удобнее, чем казались. — Доброе утро, Марта, — я приветливо улыбнулась ей и выглянула в сторону открытой террасы. Я была там много раз, несколько красивых ужинов, но до завтраков пока не доходило. Если я и оставалась ночевать у Ходжа, то с первыми лучами солнца убегала домой, чтобы успеть переодеться и не опоздать на работу. Сегодня понедельник, но на работу мне уже не нужно. Я сама так решила. — Доброе утро, дорогая. Какое замечательное платье, хотя на тебе любой кусок ткани выглядит чудесно. Наконец-таки решила позавтракать с нами? В руках у Марты были две тарелки со свеженарезанными овощами. — Да, сегодня взяла выходной. Давай, я помогу тебе, — я взяла со стола ещё две тарелки и направилась на террасу вслед за Мартой. Когда я поставила посуду на большой стеклянный стол Марта поспешила прокомментировать его содержимое. — Ходж вчера попросил кусочек любимой Италии на завтрак. Он редко позволяет себе капризничать, тем не менее… — Марта начала указывать на тарелки, проговаривая названия блюд. — Фритатта с мидиями и овощами, полента, панини с рикоттой и ежевикой, фокачча и бискотти только из духовки, нежнейший маскарпоне и любимый капрезе Ходжа… Ох, совсем забыла про напитки. Марта поспешила назад на кухню, а я застыла на месте. Все было наяву, но почему-то кажется, что… Странно и очень. Мой взгляд переместился на панораму утреннего Манхэттена. Солнце стояло высоко, голубое небо, способное слиться с моим платьем. Весна, и по-летнему тёплый, но по-весеннему свежий воздух. Мелкая дрожь пробежала по всему телу, скапливаясь в моих кистях. Я посмотрела на них и несколько раз сжала напряженные пальцы в кулак. Неожиданно на мою талию легли уверенные руки, и я вздрогнула, резко обернувшись. — Я напугал тебя? — Ходж явно заметил во мне напряжение и растерянность, а я вновь напоролась на его завораживающий взгляд. Такие выразительные и притягательные черты лица… скулы, губы, подбородок, глаза… серые, глубокие, любимые… Снова эти глаза! Как? Почему он? Почему?! — Немного, — я взяла его за руки и слегка отстранилась, — мы после душа, а здесь довольно свежо. — Уже почти лето, но если тебе холодно, можем переместиться в столовую. — Нет, здесь так красиво сегодня. К тому же Марта уже всё накрыла. Думаю, еда и кофе добавят тепла. — У меня есть ещё способ тебя согреть. Марта появилась в дверях с графинами апельсинового фреша и кофе. — Марта, ты подготовила то, что я просил? — В холодильнике, сынок, но не лучше ли сначала позавтракать? — ответила Марта и поставила графины в свободный центр стола. — Кстати, курьер принёс букет. Он на кухне. Гортензии… голубые, сиреневые, розовые. А как пахнут… Такой довольной я Марту никогда не видела. — Марта, ты ведь знаешь, что много времени мне не потребуется, тем более Кэтрин мне поможет. Ходж повёл меня на кухню, а после схватил два поварских фартука из ящика. Один из них тут же повис на его шее, а второй он протянул мне. — Надевай. — Мы будем что-то готовить? На столе вроде бы и так много… — Самого основного нет, — уверенно перебил меня он. Ходж двигался быстро, но чётко. Он явно знал, что делает, как и всегда. Зато я не знала. Первым делом он протянул мне доставленный букет гортензий. Я приняла его, а Ходж взял меня за кисть и, поднеся её к своим губам, поцеловал. — Ты невероятно красива. В этом платье и без него. С этими цветами и без них. Послушная и нет. Строптивая и нет. Любая, Кэтрин. Любая и моя. — Ходж улыбнулся, а затем оглядел мои пальцы, которые не переставал целовать. — Моя… но пока только телом. Последние слова меня насторожили, и я медленно забрала свою руку. — Я обожаю его. Это самое прекрасное тело. Я боготворю наш секс, он лучший. Был и будет. Но его одного мне мало. От тебя мало. С тех пор, как ты узнала, что я обманывал тебя, ты построила между нами стену. Она невидимая, но хорошо ощутимая, а я не слепой идиот, чтобы не замечать её и продолжать тешить себя иллюзиями. Именно поэтому мы будем готовить панна-котту. — Что? — Панна-котту, — повторил Ходж и переместился к холодильнику. Я озадаченно стояла на месте, наблюдая, как он достаёт из холодильника какие-то продукты, а из шкафов - что-то из кухонной утвари. — Ты же говорил, что не умеешь готовить. — Нет, я такого не говорил. Иди сюда. Я отложила цветы на кухонный стол и послушно, но недоуменно переместилась ближе к нему. — Желатин уже готов. Спасибо Марте. — Ходж взял упаковку сливок и вылил их в небольшую кастрюлю. — Сливки должны быть жирные. Он добавил в сливки сахар и ваниль. — Ваниль натуральная. Никаких искусственных заменителей, — Ходж дал ещё одно уточнение и поставил кастрюлю на огонь. — Смесь должна почти закипеть. До кипения доводить нельзя. Вкус будет другой. — Как приготовление десерта связано с тем, что ты мне только что сказал? — спросила я. — Это не просто десерт, Кэт. Его родина - Пьемонт, северный регион Италии. Ещё это родина моего прадеда, который иммигрировал в Америку в начале прошлого века. Марта рассказывала о нём. Мой отец гордился своими итальянскими корнями и грезил о том, чтобы возродить их. Настолько грезил, что связался с итальянской мафией, когда его бизнес начал процветать. Правда, оказалось, что дружить с ними нелегко и одного желания для этого мало. Ещё сложнее было им… дружить с таким человеком, как мой отец тоже задача не из лёгких. В общем, однажды они чуть не поубивали друг друга, что было бы очень невыгодно обеим сторонам. Тогда отец предложил им перемирие, основанное на брачном союзе двух семей. Конечно, на тот момент он уже был знаком с мамой и не просто… Как и говорил, он был одержим ей. Мои глаза расширились, когда я поняла, к чему клонит Ходж, что он хочет мне рассказать. — Помимо её красоты, доброты и характера его подкупил её статус и происхождение. Всё-таки дочь итальянского Дона одной из могущественных семей. Нет, она и её семья не были сицилийцами. Они родом из Пьемонта… а панна-котта была её любимым десертом. Теперь она стала моим любимым, поэтому ты должна уметь правильно её готовить… Ещё несколько секунд. Ходж гипнотизировал кастрюлю, а я его. Казалось, что моя кровь перестала ходить по венам, а он тем временем снял кастрюлю с огня и перелил её содержимое в большую миску с подготовленным желатином. Схватившись за венчик, Ходж протянул его мне. — Взбей до однородной массы и процеди её через сито. Я вновь послушно выполнила его просьбу не проронив ни слова. — Мама полюбила Америку всей душой, она стала её освобождением… Сомнительное освобождение, но ведь всё познаётся в сравнении. Хотя её сердце всегда принадлежало Италии. Так что во мне намного больше итальянского, чем ты думала. Как я уже говорил, теперь любая ложь между нами выводит меня из себя. Конечно, это, скорее, недоговорка, но теперь эти два понятия для меня одно и то же. Между нами не должно быть никаких секретов. Я выбрал тебя, и я верю тебе. Я знаю, что тебе сложно свыкнуться с правдой о том, кто я. Поэтому ты хочешь, чтобы я как можно больше касался твоего тела, лишь бы не касался тебя самой. Боишься, что передумаешь? Боишься, что начнёшь ненавидеть себя за свой выбор вместо того, чтобы принять и отпустить? Боишься своей любви или её последствий? Я понимаю твой страх, но позволить взращивать его вместо того, чтобы бороться, я не могу. Я люблю тебя, и я принимаю всю ответственность за эту любовь, но самое важное, чтобы ты сделала тоже самое. Стену нужно разрушить, чтобы ты могла довериться мне и никогда не жалеть о своём выборе. И я нашёл способ, как это сделать… Достаточно. Венчик в моих руках замер, а затем я схватилась за сито и ещё одну миску. Процедив через него массу, я подвинула ёмкость Ходжу. — Идём завтракать, масса должна остыть. — В официальном источнике указано, что твоя мать - американка. В ответ на это замечание Ходж лишь усмехнулся и сменил тему. — Ты сегодня не спешишь на работу, я правильно понял? Мы вернулись на террасу. Ходж отодвинул для меня стул. Я присела на него, а он налил мне в кружку кофе и опустился напротив. — Я не готова говорить с Еленой снова. Мне нечего ей сказать. Уверена, что от дела она меня отстранит. — То есть остаёшься в стороне в надежде, что проблема решит себя сама? — Зачем ты рассказал мне про маму? Ты ведь не любишь говорить о ней. — Я настойчиво показывала ему, что не хочу обсуждать текущие события нашей жизни. — Мою мать растили, как принцессу, чтобы в один прекрасный день продать, как декоративную зверушку, какому-нибудь ублюдку и назвать это «брачный союз семей». Ей очень повезло, что этим ублюдком стал мой отец. Он был жестоким со всеми, кроме неё. Он даже боялся касаться её, ведь она стала его личным божеством, которому нельзя навредить… Давай поедим. Ходж замолчал и приступил к завтраку. Затем пришла Марта и сообщила, что масса уже остыла. Вскоре мы переместились на кухню и начали разливать массу по красивым порционным формочкам. — Застынет через пять часов, и тогда можно будет украсить малиной и клубничным сиропом, — пояснил Ходж, оставляя формочки в холодильнике. — Мне есть, что ещё тебе рассказать о себе, но ты пока не готова это услышать. — Ты так уверен, что мне нужно это знать? — тихо проговорила я и опёрлась на кухонный стол. — Очень нужно… чтобы довериться. Я подорвал твоё доверие, и теперь ты ищешь повод, чтобы возродить его. Ты поняла, что у меня много тайн, и я держал тебя в стороне от них. Сначала - потому что планировал бросить тебя, а потом - потому что боялся, что ты бросишь меня… Ходж преодолел расстояние между нами и встал строго напротив. Ближе, чем хотелось бы. Я напряглась, а черты моего лица похолодели ещё сильнее. — Ты хочешь найти повод, но пока не можешь. Паршиво от этого? Тебе не по себе ведь поэтому? — Со мной всё хорошо. Мне просто нужно время. — Не лги мне. Ты для меня открытая книга, Кэтрин. Ты не умеешь скрывать любовь. Больную тем более. Не хочешь говорить с Еленой, обсуждать эту тему со мной, потому что боишься, что снова будет больно, если вдруг поймёшь, что отказалась от своих дурацких принципов зря? Если вдруг я тебя разочарую ещё больше, и ты примешь тот факт, что влюблена не в меня настоящего, а лишь в идеализированный тобой образ, лишь в одну из сторон меня, лишь в то, что я захотел тебе показать? — Нет, — я скривилась и покачала головой, отрицая его слова. — Это никакой не факт. Я люблю тебя настоящего. Я отказалась. — Любишь меня настоящего? Тогда верни кольцо на палец, и мы поженимся в ближайшее время. Ты ведь согласилась на это на яхте. Ты станешь моей женой. Женой человека, которого любишь, которому доверяешь и от которого больше не ждёшь болезненного обмана. Готова? — Нет! Я же сказала, что мне нужно время. Я была готова, больше нет. Мне нужно привыкнуть! — Привыкнуть к чему?! К тому, что любишь совсем не того, кого хотела бы? Плохая привычка, очень плохая и дьявольски безнадёжная. А кого бы ты хотела любить, Кэтрин? Кого ты любишь на самом деле? Богатого, красивого, умного, доброго? Твои принципы изуродовали меня, сделали сказочным персонажем в твоей голове, и теперь ты страдаешь. Я не идеальный. Я живой, в отличие от твоих принципов. Они дерьмовые, и в них нет ничего от реальной жизни. Ты говоришь, что переступила через них, тогда какого чёрта с тобой происходит?! — Ты не был идеальным для меня! Ты играл и недоговаривал с самого начала! Потом своими непонятными поступками вынудил меня думать, что я для тебя очередная шлюха, которую можно отталкивать, когда вздумается, а затем покупать её снова и снова! Ты был грубым, моментами невыносимым, командовал, манипулировал мной и обманывал! Всегда обманывал! Так о каком идеале ты говоришь?! Ходж протянул руки ко мне. Коснулся плеч, сделал один шаг и перенёс горячие ладони на мои скулы. — Я говорил, что ломать себя больно, и это не происходит по щелчку пальцев. Совсем недавно я не хотел этого для тебя, а теперь хочу, потому что только так я смогу уберечь тебя от самой себя. Ты должна узнать ради кого это делаешь, а не продолжать убегать и прятаться в пустоте. Не нужно привыкать ко лжи, это разочарует тебя. — Ходж наклонился и коснулся моего лба чувственными губами. — Ломай себя, но больше больно не будет. Я буду рядом. Я заберу твою боль себе. Всегда. Запомни это. Это клятва не тебе, а мне. — Я… — его настойчивость выбила из моей головы любые слова. Он снова давил на меня только теперь не своим телом, а сознанием. Своими холодными до дрожи глазами, своим голосом, приятным для слуха, но неприятным для кожи. Своими нежными губами, будто тисками сдавливающими меня. Я начала глубоко дышать, а внутри меня зрело что-то горькое. — Ходж, к тебе гости, — прокричала Марта из гостиной, и спасла меня. Горечь просочилась мне под кожу, когда я поймала себя на мысли, что хочу спасаться от этого человека. Я повернула голову и увидела этих гостей. Они вальяжно прошли вглубь гостиной и опустились на диван. Ходж отошёл на меня и бросил на них не самый гостеприимный взгляд. — Доброе утро, супруги, — моя бровь резко стала выше другой, а глаза снова закатились сами по себе. Чего он притащился сюда без приглашения утром в понедельник, так ещё и с ней?! — Если пришёл пачкать мой пол ядом, то мне придется попросить тебя уйти. Сегодня Марта работает одна, и я не позволю ей прикасаться к твоим отходам. — Произнёс Ходж и уверенно прошёл в гостиную, а я зачем-то поплелась следом. — Не очень-то и хотелось. Тем более здесь уже всё помечено каким-то другим ядовитым животным, — съязвил Леон и щедро оскалился. — Так, успокойтесь оба. Ходж, мы пришли, потому что волновались… — дипломатично начала Кассандра и бросила на меня недоверчивый взгляд, — из-за того, что произошло в клубе в субботу. Доминик сказал, что сегодня ты будешь работать из дома. Ходж присел в кресло напротив них, посмотрел на меня и пригласил сесть в такое же рядом. Я хотела отказаться и испариться… Ладно, ни черта я не хотела этого! Поэтому охотно приняла его приглашение. — Что именно вы хотите услышать? — Для начала, хотелось бы уточнить роли в нашем спектакле. Они изменились? В частности какую теперь роль играет мисс Хилл? — Мистер Макграт, вам нужно перестать так часто интересоваться театром. Скоро начнёте путать сцену с туалетом, но самое главное не перепутать роли, которые вы играете на этих двух локациях. Неловкости никому не нужны, — произнесла я, мило улыбнувшись нашим гостям. Леон и Кассандра синхронно посмотрели на Ходжа взглядом «Что эта стерва себе позволяет?». Боже, сколько можно заглядывать ему в рот?! Жалкие. Повисла короткая тишина, которая только раззадорила меня. Её нарушил слишком наигранный смех Леона под названием «Задницы не хватило нагрубить в ответ». — Друг, почему твоя… женщина позволяет себе так говорить со мной? — Ходж, почему твой… друг позволяет себе говорить о твоей невесте так, будто её тут нет? — я улыбнулась Ходжу и потянулась к его руке. Мои пальцы легли на его. — Что?! — выдавил из себя Леон слегка писклявым голосом. Видимо, эта новость придавила ему что-то ниже пупка, где-то на уровне его высокомерия. Кассандра же избрала самую верную тактику - наблюдение с заинтересованным видом. — Невеста?! Ты что хочешь жениться на ней? Ходжу явно не понравился этот смысловой поворот в нашем разговоре, как и сам разговор. Это было написано на его лице. Он захотел ответить, но я не сдержалась и сделала это за него. — А что такое? Вы против? Грели местечко для себя? Зря надеялись, — надуваю губы и натягиваю маску сожаления, — крашеные блондины не в его вкусе. — Как странно, я припоминаю очень много крашеных блондинок в его компании. Они всегда весело проводили время в номерах отелей. Кто-то даже веселился в этих стенах. Помню одну милую девушку. Кажется, её звали Лидия. Хорошая шлюха. — Леон развёл руки по сторонам с мерзкой улыбкой. Нет, это слишком идиотские провокации, чтобы поддаваться на них. Даже Ходжу скучно, поэтому он просто устало смотрит то на меня, то на него. — Хочу быть честным с вами, мисс Хилл. Кто ещё, если не я… И кстати, я натуральный блондин. — Неужели? А я уже хотела посоветовать вам сменить краску на менее разъедающую мозг. Леон закипел за доли секунды и захотел плюнуть в меня очередной порцией желчи, но вовсе не от обиды на мои слова, а от того факта, что я могу себе позволить оскорблять его, а он — нет. Вернее, он тоже может, но не столь безнаказанно. Глупо пользоваться этой привилегией, как и вообще провоцировать сейчас Леона на агрессию, но у меня словно отказали тормоза. — Закрой свой… — Хватит! — крикнул Ходж, оборвав Леона, и резко отбросил мою руку. — Это касается всех! Хватит портить мне настроение с самого утра тупой грызнёй. Леон, моя личная жизнь тебя не касается, я уже говорил об этом несчётное количество раз. Кэтрин… Ходж посмотрел на меня и тепло улыбнулся, возвращая мою руку в своё распоряжение. Ещё секунду назад он был очень зол. — Мне нравится твоё чувство юмора, но давай не будем портить этот день негативом. Я остался дома ради тебя и хочу провести время вместе. — Ходж мягко сжал мою кисть и обратился к своим гостям. — Друзья, у нас с Кэтрин сегодня важные дела. Хочу сводить её по магазинам и в SPA-салон. Она много волнуется в последние дни. Потом мы вернёмся домой и будем украшать панна-котту, которую приготовили вместе, а после покормим ею друг друга одной десертной ложкой. Скорее всего, я специально измажу её клубничным сиропом, и мы займемся любовью прямо на кухонном столе. Как видите планов много, и мне совсем не хочется тратить время зря, поэтому быстрее задавайте свои вопросы, чтобы развеять ваше… искреннее волнение за начальника, и оставьте нас наедине. Леон посмотрел на нас лицом под названием «Меня сейчас стошнит». Кажется, именно этого Ходж и добивался. Возможно, чтобы они побыстрее ушли. — Леон, Ходж прав. Не нужно забывать о воспитании и самоуважении. Слава Богу, мы этим не обделены, но не всем так повезло. — Да-да, камень в мой огород. — Ходж, у нас только один вопрос. Как ты планируешь устранять угрозу для нас и нашего дела в лице начальницы Управления? Ты ведь понимаешь, что это не так легко сделать, как… Кассандра замялась, а Леон улыбнулся… Какой противный, я не могу. — Как что?! Как устранять мелких сошек по типу меня? — я снова не смогла сдержать недовольство. — Так сильно боитесь мою крёстную? Правильная позиция. Если она сильно чего-то хочет, то всегда получает это. Сейчас, например, она очень хочет видеть ваши задницы в федеральной тюрьме. — Она продолжит этого хотеть на небесах, если рискнёт не только лаять, но и кусаться, — огрызнулся Леон. — Ничего личного, Ходж. Она первая начала угрожать нам. Я не ожидала, что он начнёт так открыто угрожать Елене при мне. Открыто и прямо. Я застопорилась и посмотрела на Ходжа, который не спешил опровергнуть слова Леона, и это окончательно меня разозлило. Я резко поднялась схватила вазу с гортензиями на столе перед нами и выплеснула её содержимое на Леона. — Ублюдок! Вода и цветы разлетелись в стороны. Основная часть влаги моментально впиталась в его волосы и пиджак. Кассандра в панике подскочила с дивана и отошла в сторону, а Ходж тут же оказался рядом со мной, забрал вазу из рук от греха подальше и встал между нами. — Ходж, твоя девка взбесилась! Её пора усыплять! — Леон тоже поднялся, оглядывая себя и убирая мокрые пряди с лица. — Мерзкая сволочь, если ты тронешь её, я трону тебя! — прокричала я, пытаясь избавиться от руки Ходжа, которая с силой удерживала меня за плечо. — Отпусти меня! Это ты во всём виноват! Это твои подельники! Они выполняют твои собачьи команды! Я одержимо вырывалась, безжалостно била руку Ходжа и продолжала кричать обвинения в адрес Леона. — Кэтрин, успокойся! — крепко схватившись за мои плечи, Ходж сотряс меня, намереваясь привести в чувства. — Не хватает пены изо рта для антуража. — Леон, заткнись и проваливай с глаз моих! — зашипел Ходж. — Марта, пожалуйста, уведи Кэтрин в спальню и помоги прийти в себя. Ошарашенная Марта, наблюдавшая за всем этим безумием со стороны вместе с притихшим Призраком около ног, подошла ко мне и взяла за руку. — Пойдём, детка. Не слушай этих неотёсанных мужланов, — обижать Марту совсем не хотелось, поэтому я подавила свою агрессию и стала послушной. Дверь в спальню хлопнула, а входная дверь открылась. Кассандра молча вышла за пределы пентхауса, а шагающий следом Леон решил добавить напоследок, даже не оборачиваясь: — Было намного лучше, когда она ничего не знала. Была просто дурой, а сейчас бешеная дура! Бейкер, ты у неё под каблуком! — ещё одна дверь хлопнула. Марта усадила меня на кровать, а сама поспешила на кухню заварить успокаивающий чай. Правда, в одиночестве побыть было не суждено. Ходж зашёл в спальню и подошёл ко мне. — Больше не нужно ругаться со мной при них. Дело не в авторитете, не думай. Так нужно. — Обещай, что не тронешь Елену что бы ни было, — проговорила я. — Кэтрин… — Обещай! — я быстро встала и подошла к нему. — Я найду способ решить проблему иначе. — Я тоже. Я направилась в гардеробную, на ходу расстёгивая молнию на платье. — Что ты делаешь? — Решаю проблему иначе, — под пристальным взглядом Ходжа я обнажилась, но сразу же натянула на себя джинсы и белую футболку, которая первой попалась мне под руку. — Куда ты собралась? — На работу. Ты ведь сам говорил не прятаться, — я надела туфли на небольшом каблуке и схватила лёгкий пиджак. — Надеюсь, ты не думаешь делать глупости? — поинтересовался Ходж. — Не знаю, но есть возможность узнать. Ты мне не доверяешь? — ехидно спросила я уже около двери. — Трое моих ребят сопроводят тебя. Они будут ждать на входе в Управление. И не думай возражать, это бесполезно.***
Я решила не придумывать заранее то, что скажу Елене, потому что я всё равно всё забуду. Поэтому я просто постучала в её кабинет, получила короткое разрешение войти и приняла его, сделав несколько шагов вперёд. Елена, как обычно, сидела за своим рабочим столом, разбираясь в каких-то бумагах. Конечно, она вынужденно отвлеклась от них и начала молча наблюдать за мной, когда я подошла ближе. — Я присяду? — спросила я, указывая на кресло напротив стола. Елена кивнула и положила документы, которые держала в руках, в общую стопку. — Ты опоздала на работу на два часа. Боже, я до последнего верила, что смогу найти слова, когда посмотрю ей в глаза, но этого не случилось. Я по-прежнему не знаю, что ей сказать, но при этом знаю, чего хочу добиться этими словами. Моя голова сейчас лопнет. — Прости меня… — наконец, выдавила я, — за то, что угрожала тебе. Хочу, чтобы ты знала, что я защищала не его, а себя. Защищала свои чувства... Мне больно, Елена. Мне все и всегда делают больно... Папа, мама… Том… Ходж, Лиз, ты. Думаешь, неправильно обвинять других в своих несчастьях? Скажешь, что человек всегда сам в них виноват раз проникается, раз становится чувствительным, чем и позволяет делать себе больно? К слову, Питер ни разу не сделал мне по-настоящему больно, потому что мне плевать на него, и за это я благодарна только себе. Это моя победа, лавры за неё тоже мои. А значит, и вина за проигрыш лежит только на мне... Не подумай, я не оправдываю тебя и Лиз за то, как вы поступили со мной. Почему ты не доверилась мне, почему не вызвала и не поговорила, когда всё узнала? — И что бы было потом? Ты бы не встала на мою сторону всё равно, Кэтрин. Я верю, что ты любишь его, именно поэтому я так и поступила. — Елена поправила свой пиджак, закрыла одну из папок с бумагами и отбросила её на дальний край стола. Ей тяжело говорить, и это невозможно скрыть от меня. Хотя я даже представить не могу, насколько неуверенной в себе выгляжу сейчас в её глазах. — Я подумала и поняла, что больше не должна бороться за тебя. Ты мне не принадлежишь. Сквозь зубы, но я всегда принимала твои решения, хоть и не была от них в восторге. Ты снова приняла одно из таких решений, и это твое право. Да, я обещала Изабель оберегать тебя, и я всегда буду чувствовать ответственность за это обещание, буду чувствовать вину, буду корить себя за то, что не смогла… не смогла уберечь тебя от себя же. Уверена, что если бы ты не любила и отказалась от него, он бы не стал тебя удерживать, но ты сама захотела этого. Это твой выбор, твоя ошибка или твоё спасение... я не знаю... А значит, тебе самой нести ответственность за него... Тебе за него, а мне за тебя. Я бы хотела, чтобы было иначе, но не могу никак влиять на своё отношение к тебе. Сколько бы раз ты не ошибалась, я всегда буду лелеять надежду, что смогу помочь тебе справиться с последствиями этих ошибок. Даже если тебе не нужна моя помощь... Поэтому и ты меня прости. Я не отрицаю, что поступила нечестно, но мне казалось, что я спасаю тебя. Правда, я совсем не учла того, что сама ты себя спасать не хочешь. — Хочу! Поэтому я здесь. Моё спасение в нём. Прошу, поверь мне! Он появился в моей жизни и спас меня. Да, он лгал мне. Его намерения сначала были иными, но сейчас… Всё изменилось, Елена. Я быстро поднялась, обошла стол и под её беспокойным взглядом опустилась на корточки перед ней. — Он любит меня. Тогда в кабинете был дурацкий спектакль, чтобы забрать диктофон. Он бы никогда не навредил мне. Я очень хотела возненавидеть его за то, кто он. Клянусь, что до сих пор этого хочу, потому что теперь мне больно его любить, но не любить ещё больнее! Он решился и сам во всём сознался. Сознался и умолял простить его. Между нами было много лжи, но он никогда не лгал мне о своих чувствах. Не потому что не мог, а потому что не хотел. — Я схватила обе руки Елены и умоляюще их сжала. — Это не просто слова. Он готов на всё, лишь бы сохранить нас. Он сказал… Я опустила лицо в пол, так как мне стало внезапно тяжело говорить все эти слова. — Он сказал, что хочет покончить с наркотиками. Сказал, что готов отказаться от всего лишь бы мне было легче принять его, легче любить его. Он поклялся, что не позволит мне страдать из-за своего выбора и сомневаться в нём. Он не бросает слов на ветер, Елена. Он не бросает… Я качала головой, отрицая. Всё отрицая. А Елена перехватила мои кисти и поднялась, вынуждая встать вслед за ней. — Прошу поверь ему, потому что я верю! Прошу… — на моих глазах выступили слёзы, ведь я просила от всего сердца. Нет, мне не было стыдно. Нет, я не чувствовала, что предаю себя и свою гордость. Я просто борюсь, и мне плевать на способы, которые я выбираю. Мне важен результат. Тот, который я вижу перед своими глазами. — Ты сказала, что все могут жить друг без друга. Наверное, ты права… Но без него моя жизнь никогда не станет такой, какой я хочу… Прошу, дай ему шанс всё исправить, даже если ты думаешь, что это невозможно. Дай мне шанс прожить ту жизнь, которую я хочу прожить. Пусть я ошибаюсь, пусть всё это глупость, но позволь мне использовать этот шанс. Я не хочу жалеть о том, что сдалась без боя. Не хочу жалеть о том, что не попыталась. Позволь мне ошибиться, но не жалеть об этом потом всю жизнь, или позволь стать счастливой. — Значит, он сказал тебе, что хочет покончить с наркотиками? — проговорила Елена и вытерла руками мои слёзы на лице. — Да. — И ты веришь ему? — Верю. — Кэтрин, он преступник и не простой. Наверняка, он сидит на вершине преступного синдиката. Крепко сидит, его корни вросли в него. Есть вещи, которые невозможно изменить, даже если сильно захотеть. Он из другого мира и из него уходят только на тот свет. Он обманывал всех нас и будет продолжать это делать, чтобы спастись. Для него нет другого варианта. Он никогда не сдастся. Такие, как он, не садятся в тюрьму. Он… — Прошу… — я положила свои руки поверх её, и из глаз покатилась новая порция слёз. Я умоляла. Умоляла глазами. — Прошу, мама… Да, я сказала это. Уверена, что в первый и последний раз… Хотя я и раньше была уверена, что единственный человек, кого я называла мамой, уже три года лежит в земле. Да, это жестоко, но на войне все средства хороши. А я воюю за свою любовь. Как и ожидалось, Елена не осталась равнодушной. Она порывисто обняла меня и начала гладить по волосам, а я начала реветь ей в плечо. Так прошло пару минут, а затем она отстранилась и сказала: — Я обещаю оставить всё, как есть, если он выполнит то, о чём говорил. Обещаю не трогать его, дать время отойти от криминального бизнеса и затеряться среди легального. Я закрою это дело в связи с отсутствием новых улик и прекращением распространения наркотиков. Конечно, вышестоящее начальство всё равно будет настаивать на продолжении расследования. Тогда я поставлю в его главе своего человека, который будет долго, нудно и безрезультатно имитировать свой интерес в раскрытии этого дела, пока оно окончательно всем не надоест. Я обещаю, что сделаю всё это… но в обмен на твоё обещание. — Какое? — я знала, что она попросит взамен. Это было слишком очевидно. — Обещай, что если он не отступит, если продолжит вести наркоторговлю и начнёт воевать со мной, ты уйдёшь в сторону. Ты не будешь мне мешать и не будешь подвергать себя опасности. Ты просила шанс? Я его даю. Обещай, что не пойдёшь за ним. Обещай мне это сейчас, а после я встречусь с ним и озвучу свои условия. Если его намерения были чисты и правдивы, он примет их. Он использует свой шанс. Шанс быть счастливым с тобой. Ты обещаешь мне это, Кэтрин? Я не могу дать тебе больше, чем то, что предлагаю. Я застыла на месте, пытаясь вникнуть в услышанное. А затем начала вспоминать слова Ходжа о его желании оставить наркоторговлю, о том, что это такая жизнь, что он хочет этого, но сделать это не так уж и просто, ведь ему придётся чем-то или кем-то жертвовать. Нужны ли мне его жертвы? Разве я не говорила, что он нужен мне любым? Он же нужен мне любым?! Если да, то как тогда я смогу выполнить условие Елены, если вдруг Ходж не отступит по своей воле или же не по своей? Я не смогу предать его. Нет! Никогда! Чёрт возьми, снова эти вопросы, их так много. Они, как черви… медленно, но верно сжирают меня. Они вонзаются острыми пиками в мой мозг, вынуждая кричать от боли внутри. Я посмотрела на Елену пустым взглядом и ответила: — Обещаю.***
— Нет, я не буду тебе этого обещать, понял?! Я не буду совершать ту же ошибку, что и мой отец. — Брось, Амалия. Это же здорово. Твой отец пошёл в ФБР, чтобы работать на моего отца. Он дал ему клятву, что ты пойдёшь в ФБР, чтобы работать на меня. А ты… — Я на тебя работаю?! — удивлённая наглостью друга, возмутилась агент Доусон, лёжа на шезлонге в строгом закрытом купальнике. — Это симбиотические отношения, Бейкер. — Ты на меня работаешь, агент, а так как я честный и совестливый работодатель, то ты получаешь от меня выгодную услугу в ответ. — Спорить с сумасшедшим бесполезно. Я иду плавать. Не хочу терять время, раз уж ты притащил меня в этот SPA-салон. — Агент поднялась и вопросительно посмотрела на Ходжа, спокойно лежащего на соседнем шезлонге в белом махровом халате. — Что? Хочешь ещё раз проиграть мне? — спросил Ходж, отвечая на взывающий взгляд женщины. — И это при том, что моё плечо ещё не полностью восстановилось. — Ты что гордишься своей победой над женщиной? — Ты не женщина, а агент ФБР. С женщинами я сразу иду в сауну или джакузи, а не устраиваю соревнования в бассейне, — ответил Ходж, стараясь усиленно подавить наглую улыбку на лице. — Иди в задницу, козёл! — агент гневно развернулась и под хохот Ходжа направилась к бассейну. Стоя на исходной, Амалия надела шапочку и очки, улыбнулась другу и показала ему средний палец. — Давай по короткой программе, у меня есть разговор, — крикнул Ходж. Полчаса спустя… — Я чуть не уснул и не утонул здесь, пока ты плавала в Индию, — недовольно проговорил Ходж, размокая в гидромассаже с закрытыми глазами. — Я бы хотела озвучить причины, почему ты не можешь утонуть, но боюсь, ты обидешься, — Амалия опустилась в бурлящую воду напротив Ходжа и позволила неугомонным пузырькам размять напряженные после заплыва мышцы. — Боги не могут умереть? — надменно предположил Ходж, — не вижу здесь ничего обидного. — Где там на тебе кнопка, отключающая твоё эго? — Хочешь полапать меня, значит, чтобы найти то, чего не существует? Прости, но меня уже лапает другая, а я очень верный и образцовый мужчина. — А она знает, где ты сейчас, с кем и как? — Нет, но она приедет ко мне сюда через пару часов, и мы пойдём в SPA-зону. Я сделаю ей аюрведический массаж Абхьянга с тёплым кокосовым маслом, которому обучился у гуру на Шри-Ланке. — Давай без подробностей. Хотелось бы побыстрее перейти к сути нашей встречи. Ты сказал, у тебя разговор ко мне. — Ты что ревнуешь? До сих пор? — Что значит «до сих пор»? — Ладно тебе, Амалия. Мы оба знаем, что ты была влюблена в меня с детства и ревновала ко всем моим девушкам, выдавая это за дружеское волнение. Агент Доусон заливисто рассмеялась и, не удержавшись руками за края джакузи, чуть не провалилась под воду с головой. — Надо сказать Кристине, чтобы показала тебя своему коллеге из психиатрической больницы. — Ты ведь поэтому ненавидела Кассандру? — Захотелось срочно сделать тебе подарок без повода. Учебник про космос, где написано, что Земля вращается вокруг Солнца и собственной оси, а не вокруг твоего члена. — Вот, видишь… Твои агрессивные попытки шутить лишь доказывают мою правоту. — Боже мой, заткнись уже, а то мне придётся проверить твои божественные способности! — женщина гневно махнула рукой по воде в сторону Ходжа. — Ты неделю назад сказала, что Оушен на территории США, — произнёс Ходж, слишком внезапно меняя тему разговора и повышая его напряжение, — но мои люди до сих пор не сообщили мне об этом, представляешь? — И? Что именно тебя удивляет? — У меня везде есть глаза, Амалия, а руки намного длиннее, чем у тебя и твоего ФБР вместе взятых… И я уверен, что сейчас мои глаза завязаны, а руки связаны, что под силу сделать только тем, кому я доверяю. А таких людей очень и очень немного, насколько ты знаешь. — Думаешь, что среди твоих людей завелась крыса? — Это не крыса. Это наглая тварь. Крыс я люблю, они умные, а этот некто - полный идиот, раз возомнил себя бессмертным. — То есть возомнил себя тобой? — Когда Оушен сбежал, я связался со старым другом моего отца из мексиканского картеля и попросил отслеживать передвижения этой вонючей старой псины. Информацию от него должны были передавать мои люди, и всё было прекрасно, правда, почти никак. Ублюдок неплохо умеет прятаться в песках. У него всегда было много друзей в Мексике. Он поставлял туда своих шлюх для работорговли с Колумбией. И вот он засветился в Техасе, о чём в первую очередь узнают твои люди? Не обижайся, но это звучит хреново и крайне неправдоподобно, поэтому я велел тебе не орать об этом, а сам связался с Доном напрямую. Делать это было опасно, но ситуация того требовала. Так вот, он рассказал мне, что его люди засекли Оушена ещё в Матаморосе на границе за два дня до того, как ты сообщила мне о Техасе. Его покровители защищали его задницу, в итоге там началась перестрелка, но псине Терри удалось улизнуть. Кто-то из моих людей, забыл передать мне эту информацию, и память ему или им не вернулась до сих пор. Но какая уже разница, ведь я уже разозлился, а значит, кому-то скоро будет очень плохо. — Есть какие-то догадки? — Никогда не верил гадалкам, — Ходж прервался на секунду и внезапно задумался, — хотя есть одна… она вроде что-то может, и мне надо будет к ней наведаться. — Чего-чего? — агент усмехнулась, не воспринимая слова друга всерьез. — Сейчас не об этом. В общем, я не планирую тратить время на догадки. Предпочитаю сразу брать отгадки, и они сами придут ко мне очень скоро. Я говорил, что продаю наркобизнес? — Что?! — агент снова чуть не свалилась под воду. — Чёрт, Амалия, что с твоими руками?! Они, как сосиски. — Продаёшь?! — Да, я устал от наркотиков, но если точнее, то не продаю, а обмениваю. — Ты ведь мне не скажешь, да? — Нет, но мои люди думают, что я обмениваю его на перспективную возможность заняться нефтедобычей на территории Мексики. — Что?! — У тебя заело? Смени пластинку, агент. — Ты и нефть? Смешно. — Я тоже посмеялся, но я могу быть очень убедительным, ты ведь в курсе? — Ходж улыбнулся и в его руках появился какой-то специальный пульт. Он сделал пару нажатий, наблюдая за подругой. — Ого, что это?! — Амалия заметалась на месте, ощущая пузыри и вихри воды в джакузи, которые стали двигаться ещё более приятно. — Я долго выбирал джакузи для своего нового приобретения. — Ты купил этот салон?! — Нет, выиграл в покер три месяца назад у одного азартного ублюдка. Мы играли на его жизнь… Он очень азартный ублюдок. Но его толстая старая задница мне и даром не сдалась, поэтому я предложил рассчитаться приятным имуществом. Первое, что я сделал, это заменил его дешевые джакузи на эти. — Ты что оценил его жизнь стоимостью в SPA-салон? — Согласен, слишком дорого, но я наглый, поэтому потребовал ещё оплатить здесь ремонт на мой вкус и новые ванны. Амалия прикрыла глаза, всецело отдаваясь наслаждению, которое дарил этот волшебный гидрорежим. — Эй! — возмутился Ходж, привлекая внимание агента, — не увлекайся, а то привыкнешь и замуж так и не выйдешь. Мы отвлеклись от дела. — Да-да, я слушаю, — Амалия открыла глаза, лишь наполовину возвращаясь в реальность. — Если я захочу влезть в дерьмо, то оно точно не будет чёрным и вязким. Нефтяной бизнес — это клоака для таких примерных бизнесменов, как я, сродни самоубийству. К тому же, так уж случилось, что я принял это решение, чтобы сохранить свою любовь. Я же такой чувствительный романтик, который готов так по-идиотски сдохнуть сам, а заодно подставить своих людей. Неплохо так я подрываю свой авторитет среди подчинённых, да? — Ходж, что ты несёшь? — Согласен, это полный бред, заодно веская причина, чтобы предатель поверил в себя и решил использовать уязвимость босса. Для всех сделка с Доном Герреро уже заключена, а дальше лишь остаётся ждать, кто не выдержит и трусливо побежит с тонущего корабля в мои распахнутые объятия. — Ты прости, но я так расслабилась здесь, что ничего не понимаю из того, что ты говоришь. — Ещё лучше. Тебе нужно лишь знать, что настоящую сделку я заключил ещё несколько недель назад, и о ней знают только три человека. Это я, мой посредник и другая сторона. Среди них предателей быть не может. Я им слишком нужен. Намного больше, чем они мне. И я, конечно же, это использую. Хотя мне просто хочется сменить курс на тот, которому принадлежит моё сердце. Я ведь человек чести. Я был рождён им. — Бейкер, тебе пора вылезать отсюда. Твои мозги окончательно поплавились. — Начальница УБН в курсе моих дел. — Что?! — Амалия в очередной раз чуть не свалилась в объятия релаксирующих пузырьков. Ходж рассмеялся и вернул предыдущий режим гидромассажа. — Нет! Верни, как было! — завопила Амалия, как ребёнок, которому не купили любимую игрушку. — Хватит с тебя, пузырьковая наркоманка. — Ты говоришь о Елене Миллер? Начальнице Управления? — Для меня она крёстная маман моей невесты. — Что?! — Ещё раз скажешь «что», и я запрещу работникам салона пускать тебя сюда бесплатно. — Ты знаешь, что она не успокоится, пока не посадит тебя? — Такие умники, как я, в тюрьму не садятся. Это бесполезная трата божьего дара. К тому же, Кэтрин решит эту проблему. Может, уже решила. — Откуда такая уверенность? Кстати, ты вообще ничего не рассказал мне о том, как она отреагировала на весь твой обман. Хотя раз она до сих пор с тобой, а ты уверен, что она поможет тебе разобраться с её крёстной, то… — Мы любим друг друга. Это всё, что тебе нужно знать. Елена узнала обо всём не совсем вовремя. Под её контролем мне будет сложнее провернуть то, что я запланировал. Но она меня явно недооценивает, что мне только на руку. В общем, когда я понял, что случился такой неприятный конфуз, то сразу же сказал Кэтрин, что хочу покончить с наркоторговлей, и я больше, чем уверен, что она попробует оперировать этим, чтобы убедить Елену оставить меня в покое. — Ты думаешь, она поверит, что ты… — Конечно, нет. Она не дура, и она хитрая не дура. Она не откажет, Кэтрин, чтобы не отталкивать её и иметь связь со мной через неё. Она согласится, но с каким-то выгодным для неё «но». Но моё «но» куда сильнее, потому что Ходж Бейкер проиграет лишь один раз, и это точно не этот раз. — Ты меня уже достал со своими загадками, о Великий Бог пузырьков. — Что там с этим психопатом? — поинтересовался Ходж. — Затишье. Боюсь, это недобрый знак. — Если он убивает по команде Оушена, то всё легко объясняется. Они все работали на него, затем предали его, и он их убил. Только причём здесь эти записочки со слоганами, взывающими к справедливости. Шкатулками он явно хочет спихнуть вину за убийства на меня, но ведь тематика моего наркотрафика известна очень узкому кругу лиц. Кому и что он хочет показать? Откуда вообще он знает об этом? — Откуда ты знаешь то, что знаешь? Ты сам сказал, что у него есть крыша, и руки тоже есть. Говоришь, что тебя недооценивают, и это тебе на руку, поэтому заканчивай недооценивать своих врагов, чтобы это не сыграло на руку им. — Я знаю, кто предатель, Амалия, — слегка тихим, но холодным голосом проговорил Ходж. От этой фразы агент Доусон ощутила странный холодок, сидя в тёплой бурлящей воде. — К-кто? — Ты. — Что?! — пузырьки отошли на задний план, в глазах агента возник испуг. — Я пошутил, — Ходж громко рассмеялся, а затем ему в лицо прилетела маленькая, но злая волна воды из джакузи. — Козёл!***
Странная дрожь в руках появилась после субботнего инцидента в Сириусе. Я уже три раза помыла руки в туалете. Сначала холодной водой, потом тёплой и, наконец, почти горячей. Всё же разговор с Еленой застрял в моих мыслях на весь день. Даже сейчас, стоя перед раковиной с включённой водой, я вспоминала фразы, которые я говорила ей. Почему я вспоминаю именно их? Почему не те, которые Елена говорила мне в ответ? Да, хватит уже задавать эти вопросы! Из крана бежал уже чуть ли не кипяток. Почему вода такая горячая? Уже почти лето. Зачем я пообещала, что не предам? Зачем Ходж хочет открыть мне все свои тайны? Да чтоб меня! Я резко ударила по крану, закрывая воду, и схватилась двумя руками за края раковины, склонив голову. Зеркало уже успело запотеть, ведь горячая вода текла долго. Я подняла руку и провела ладонью по нему. — Чёрт! — выкрикнула я и быстро обернулась, чуть не свалившись на месте. — Я напугал тебя? — Что тебе нужно, Питер? Это женский туалет. Уходи и больше не смей подходить ко мне. — Почему? Ты меня боишься? — Питер улыбнулся со странной добротой на лице. Такого лица я на нём никогда не видела. Это была маска, и я это знала. Хотелось взять нож и вырезать её. — Нет. Не мечтай. Не хочу больше иметь ничего общего с тобой. Ни плохого, ни хорошего. Оставь меня, или я начну кричать и звать на помощь. Тебя тут быть не должно. — Я просто хочу извиниться. В прошлый раз нам помешали, — слишком вежливо проговорил Питер и сделал один аккуратный шаг ко мне. Я моментально напряглась и сильнее вжалась в раковину. Я что боюсь его?! — Мне не нужны твои извинения. Мне только нужно, чтобы ты не приближался ко мне, потому что больше я не буду ждать, пока ты ударишь первым. — Я больше не трону тебя, Кэтрин. Я не хочу причинять тебе боль, я хочу только любить тебя. Помнишь, как тогда в кафе ты улыбалась мне? Касалась моей руки? Ты села ко мне в машину сама? Что он несёт?! Меня сейчас стошнит. — Я лишь хочу знать, что ты простила меня. Что больше не злишься и не считаешь слабаком, — он сделал ещё один шаг, и тогда я боком отошла к соседней раковине. — Питер, я не могу простить тебе насилие надо мной. Да, оба раза я сама спровоцировала тебя неприятными словами, но это не значит, что ты имеешь право бить меня. Это поступок слабого человека. — Ты боишься меня? — он снова улыбнулся, а его глаза… Боже... Да, чёрт возьми, я его боюсь! Его глаза только что были пустыми, а сейчас в них возникло что-то ещё. Что-то жуткое и до дрожи неприятное. Руки стали трястись сильнее, пока Питер сделал ещё один шаг, а затем… — Бу! — он дёрнулся на месте в мою сторону, и я тут же отскочила от него на метр, словно африканская антилопа от хищника, а он рассмеялся... Смейся, ублюдок. Я посмеюсь после тебя. — Мне нравится, что ты боишься меня. Значит, больше не будешь распускать свой гадкий язык и провоцировать меня бить твоё красивое личико. Я хочу целовать его, а не бить. От его слов мне окончательно поплохело. Я отошла к кабинкам, умоляя про себя, чтобы кому-то из моих коллег захотелось в туалет. Или не стоит умолять, а просто начать звать на помощь? — Если ты снова тронешь меня, он убьет тебя, и в этот раз я не стану его отговаривать. — Недолго ты была послушной. Снова распускаешь свой поганый язык? — Питер продолжал сокращать расстояние между нами, пока я уже дошла до стены и почувствовала затылком холодный кафель. Кажется, мои молитвы не были услышаны. — Помо… Я начала кричать, но мгновенно закончила. Питер сверхъестественно быстро налетел на меня, закрывая мой рот ладонью. Я же не стала дожидаться очередного удара по лицу или ещё куда-то, поэтому разомкнула челюсти и укусила его за руку, больно сжимающую моё лицо. — На помо… Он замахнулся и резко ударил меня кулаком по лицу, снося с ног. Я повалилась по стене вниз, шумно вздыхая от накатившей боли в челюсти и возникшей дымке перед глазами. — Сука! — злобно прошипел он и опустился ко мне. Я попыталась снова начать кричать, но сознание будто поблекло. Питер схватил меня за ворот рубашки и насильно поднял. Тело стало ватным и почти не слушалось, а из моего рта шла кровь. В нём стало слишком влажно и мерзко от странного кровавого вкуса. — Кто теперь слабак?! Я не боюсь ни тебя, тупая шлюха, ни твоего ублюдка с чудо-членом! И вот... ещё одна попытка издать крик, но вместо этого я почему-то выплюнула ему в лицо скопившуюся во рту кровь. Это было специально. Я это поняла, когда ощутила удовольствие, глядя на свою кровь у него на лице, изуродованном яростью. — Грязная стерва! Питер схватил меня за шею, повернул лицом к стене и с неконтролируемой силой ударил моей головой об кафель. Ещё секунду назад он был серым и холодным, а теперь по нему стекала моя кровь из разбитого виска. Перед глазами стало темно. Разрывающая боль даже не успела добраться до моего сознания и разлиться по всему телу. Мне повезло. Я потеряла сознание, а моё тело повалилось назад, прямо в руки Питера. Он застыл лишь на секунду. Затем посмотрел на окровавленный кафель, осознал, что на его лице тоже кровь. И она моя. Мы оба агенты Управления и находимся в женском туалете оперативного отдела. На улице всё ещё почти лето, а закатное небо уступило место сумеречному. Питер быстро оттащил меня к раковине и положил на пол. Обмазал одну из них моей кровью и метнулся к диспенсеру с салфетками. Быстро намотав на руку бумагу, он избавился от крови на стене, вытер своё лицо и смыл салфетку в унитаз. Бросив на меня вновь пустой взгляд, он подбежал ко мне, глядя на закрытую дверь, присел рядом и схватился обеими руками за мою грудь. Он с силой сжимал её сквозь тонкую блузку, измазанную моей кровью, и бюстгальтер под ней. Питер сжимал её и получал от этого удовольствие сродни оргазму... Через доли секунды он покинул помещение также незаметно, как и появился в нём. Я всего этого не знала, конечно, и первое, что я помню после всего - это какие-то голоса. Сначала, я подумала, что они из моей головы. Такие раздражающие и резкие. В темноте любой звук кажется громче, а это просто какой-то чёртов ор. Вскоре они стали приближаться, и я уже больше не могла выносить это издевательство, поэтому не без усилия сдавленно застонала. — Она пришла в себя, — проговорил уверенный женский голос, — Лидия, капельницу снимешь через пару часов. — Поняла, тогда зайду позже, — второй женский голос, слишком робкий и тихий, — Ходж, мне жаль. Если я буду нужна, нажми на кнопку вызова. — Хорошо, спасибо, — сухо произнёс мужской голос… Люблю этот голос. Стойте! Лидия? Где-то я слышала это имя. Чёрт, не могу вспомнить. Ничего не помню. Внутри меня зрел протест, и единственный способ проявить его - это издать ещё один невнятный и жалобный стон. — Я тоже пойду. У меня ещё три пациента. Моих пациента. А Патрик опишет МРТ и сам всё расскажет, — первый женский голос вновь дал о себе знать, — если сотрясения нет, оставаться на ночь здесь не обязательно, а если есть, то это уже под твою ответственность. Могут быть рвота и обмороки. — Спасибо, Кристина. Я всё понял, но, думаю, что дома ей будет лучше. Я присмотрю за ней, — всё-таки какой приятный мужской голос. Кристина? Ещё какая-та Кристина… Что за бордель он развёл?! Так ещё рядом со мной. Кобель! — Повезло, что зубы на месте, — усмехнулась женщина, — с ними бывает много проблем. Я приоткрыла глаза. Голова кружилась, но лёжа это было терпимо. — Ты кто? — промямлила я, глядя на расплывчатую фигуру, от которой исходил первый голос, — четвертая любовница? Женщина рассмеялась. Она, что же, смеётся надо мной?! Зрение стало лучше, и я поняла, что она в белой одежде. — Почему ты в белом, если я его невеста? — Не волнуйся, это пройдёт. Вероятно, посттравма и действие лекарств, — проговорила Кристина. Дверь хлопнула, и мои виски болезненно задрожали. Обязательно хлопать дверями?! Где её воспитание?! Ещё и белое нацепила. Я огляделась и поняла, где нахожусь. А если точнее, то вообще ничего не поняла. Только ещё одна фигура, судя по всему мужская, молча приближалась ко мне, а затем по одной моей руке пробежала волна тепла. Кто-то держал меня за неё. — Кэтрин, это я, — проговорил мужчина, глядя на меня. Я поняла, что лежу на больничной койке. Сознание медленно, но верно становилось яснее. Больно не было, но терзало лёгкое распирание в голове. Я захотела пошевелить ей, но тут же поняла, что распирание вовсе не лёгкое, и это и есть боль. Вернув взгляд на мужчину, теперь я его видела очень хорошо, я мгновенно всё вспомнила и резко дёрнулась. Боль в висках застучала ещё сильнее, словно в барабаны, и я зашипела, сдавливая мужскую руку. — Тихо, не нужно дёргаться. Всё хорошо, тебя больше никто не тронет. На мне была надета больничная сорочка, а голова крепко перевязана. — Ты упала в обморок в туалете Управления. Вскоре тебя нашла твоя коллега. Тебя забрала скорая, но вмешался я, и тебя привезли сюда. Это частная клиника, лучшая на Манхэттене. Мы в стационарном блоке. У тебя ушиб челюсти и травма головы. Рассечен висок и, возможно, сотрясение. Тебе сделали МРТ, наложили пару швов на голове и подключили капельницу с необходимыми лекарствами. Сейчас я жду заключение от специалиста. — Ходж, нет… — Да, Кэтрин. Всё было именно так, — медленно проговорил Ходж не сводя с меня глаз. — Всё было… — Тихо-тихо, — он погладил мою руку, затем плечо, не позволяя мне говорить, — ты должна слушать меня и верить в то, что я сказал. Поняла меня? Я ничего не поняла, и просто кивнула. У меня не было сил и здоровья анализировать то, что он сказал, а главное, зачем. К тому же, дверь в палату снова открылась, и в неё зашёл незнакомый мужчина в одежде медицинского работника с распечатками МРТ и белыми листами бумаги в руках. Он много говорил с Ходжем и светил гадким фонарём мне в глаза, вынуждая щуриться, как только что вылезший из земли крот-интроверт. Себе посвети в задницу, идиот! И да, я снова ничего не поняла и задремала под его профессиональный сленг. Глаза открылись сами, когда я услышала второй женский голос. — Ты Лидия? — спросила я, привлекая внимание красивой девушки-блондинки. Ходж сидел в кресле и спокойно наблюдал за нами. — Да, — она освобождала меня от капельницы, пока я не стеснялась разглядывать её. Высокая, худая, но с хорошей фигурой. Кожа почти белая, как и волосы, а глаза большие, голубые и грустные. — Это ты его бывшая шлюха? — внезапно вырвалось между моих губ. Я не знаю почему я это спросила. Оно само. — Кэтрин, не стоит, — быстро встрял Ходж. В руке неприятно кольнуло, когда Лидия слегка грубо вытащила иглу из моей вены. — Ауч, понежнее нельзя?! — огрызнулась я, — или это платная услуга? — Прости, Ходж, — извинилась Лидия. Перед ним?! Вот же! — Не знала, что шлюхи по совместительству бывают медсёстрами, — я усмехнулась, но аккуратно, чтобы не двигать головой лишний раз, — здесь так мало платят? — Тебе лучше помолчать, — резко обрубил меня Ходж. Лидия наклеила мне на локтевой сгиб пластырь и поднялась, полностью игнорируя мои слова. — Лидия, ты можешь идти. Спасибо. Они улыбнулись друг другу, а Ходж даже поднялся и проводил её к выходу из палаты, чем-то очень тихо интересуясь у нее. А она всё улыбалась. Стерва. — Мы едем домой. Сотрясение совсем лёгкое, наблюдение в клинике не требуется. Я тебе помогу. Я хотела его ударить и сильно, но моё положение сейчас было явно не лучшим, поэтому расплату я решила отложить до лучших времен. Забрав у врача план лечения и рекомендации, Ходж вернулся ко мне, помог переодеться в чистые вещи, которые появились у него, не пойми откуда, а затем взял на руки и понёс на выход. В ответ на каждый его шаг, голова гремела, как старая погремушка младенца. Затем тоже самое я ощутила в машине, где снова заснула. — Сказал бы раньше, что завёл собаку. Я бы навещал тебя чаще, — плавно переходя на шёпот, произнёс Брайан. Он сидел в гостиной пентхауса вместе с Мартой, которая крайне беспокойно смотрела на меня, побитую и спящую на руках у Ходжа. — Спасибо, что приехал. Мне нужно будет отъехать ненадолго. Буду благодарен, если ты присмотришь за ней. И отправь Марту домой через час. Она на ногах с самого утра. — Брось, я не могу устать от заботы о тех, кого люблю. За столько лет не устала, а сейчас что?! — возмутилась Марта и получила в ответ улыбки братьев. Ходж понёс меня в спальню. Уложив в кровать, он стянул с меня брюки, оставляя в футболке под одеялом. Марта последовала за нами, и чуть ли не охая, приглушила свет и поправила одеяло около моих ног, пока Призрак прорвался через прикрытую дверь и, немного скуля, пристроился у меня в ногах.***
Было холодно и сыро. Вонючая влажность впиталась в футболку и даже в кожаную куртку. Где-то вдалеке что-то жидкое капало на что-то твёрдое и металлическое. Эхо от падающих капель разносилось до большому и темному помещению. Питер ощутил колючую ткань, которая касалась его лица. Глаза распахнулись, и он стал судорожно дёргаться, сидя на стуле. Будучи привязанным к нему за ноги и руки даже не верёвкой, а леской, Питер сразу почувствовал дикую боль. Встать было нельзя, можно было только кричать, что он и сделал, когда вспомнил, что у него есть рот. В нём было сухо. Слюны совсем не было, отчего хотелось добраться языком до той самой влажной поверхности, на которую падали надоедливые капли. Возможно, это была вода. Через секунду Питер заскулил от сильного удара по голове, а после некто одним резким движением стащил с нее мешок, позволяя Питеру сделать жадный вдох сквозь свой молящий крик. Стало немного светлее, но страшнее от единственной грязной лампочки, повисшей на железной балке. — Нет! Нет, прошу! Я ни в чём не виноват! — кричал Питер, заглатывая затхлый, но солёный воздух. — Не нужно кричать. Это бесполезно, тебя могут услышать только рыбы, но помогать они тебе не будут. Питер прищурился и увидел Ходжа, сидящего в паре метров от него на высоком стуле. — Я не хотел! Она снова вывела меня! — Не понимаю, о чём ты, агент, — в почти натуральном смятении ответил Ходж и расстегнул свой пиджак. — Как думаешь, где мы? — Иди к чёрту! Я тебя не боюсь, не думай. — Здорово. Я люблю возрождать угасающий страх. Это животный азарт для меня. — Она сама! Я ничего не делал! — О ком ты говоришь, старший спецагент?! Неужели о Кэтрин, которая в полном одиночестве свалилась в обморок в женском туалете, где тебя никак не могло быть, и по неловкости своей встретилась головой с умывальником? Пот градом стекал с лица Питера. Ворот футболки уже был насквозь мокрый. Челюсть дрожала, а зубы стучали друг о друга. — Ладно. Раз не хочешь угадывать, где мы, то я скажу сам. Это заброшенное портовое помещение на западе Бруклина. Оно находится на моей территории, а ещё в двух шагах отсюда океан, поэтому здесь так по-морскому влажно. — Хочешь убить меня?! Она сама, ясно?! Она расскажет всем, и они поймут, что ты мстил мне за неё! Меня найдут! — почти скулил Питер, не отпуская надежду освободиться от жестоких пут. — Меня найдут! Найдут! — Кэтрин очнулась, но ничего не помнит. Не знаю, долго ли она будет не помнить, что упала в обморок и ударилась об раковину, но я очень хорошо умею убеждать, не сомневайся. Она поверит во всё, что я ей скажу, не говоря уже об остальных. — Ходж поднялся и ушёл куда-то в темноту, продолжая говорить. — А разве могло быть иначе? Она вдруг свалилась без сознания в туалете, ударилась челюстью слева и виском справа. Поразительно, да? Чудеса динамики, не иначе. Но ведь в жизни случается и не такая чушь. Например, ты. Очень яркий пример, подтверждающий мои слова. Ходж нажал на какую-то кнопку, и над ним загорелась ещё одна грязная лампочка. Она очень хорошо освещала его руки и низкий металлический стол перед ним. Лицо оставалось в тени. — У меня для тебя две новости, старший спецагент, и они обе хорошие. Питер старательно пытался рассмотреть содержимое стола, но по глазам плыла раздражающая пелена, поэтому сделать это было сложно. А затем он просто сдался, склонил голову на мокрую футболку и хрипло рассмеялся. — Надо было трахнуть её в долбанном туалете. Сиськи у неё, что надо. Я даже не удержался и потискал их своими нежными руками, — Питер говорил и не переставал смеяться. — Ты сдохнешь, мразь, как и твоя тупая шлюха. Можешь не сомневаться в этом. В ответ Ходж заинтересованно улыбнулся и произнёс: — Ну вот, а говоришь, что не боишься. Я даже расстроился, но давай перейдём к приятному. Итак, первая хорошая новость - тебя не найдут. Как ты уже догадался, эта новость хороша для меня, а не для тебя, потому что сегодня ты умрешь. Но не мечтай, я свои правила нарушать не собираюсь, поэтому пачкать свои руки об тебя не буду, как и говорил ранее. Это вторая хорошая новость и снова для меня, но я готов немного скрасить твой предсмертный досуг. Ходж подошёл к началу стола и взял в руки какой-то странный предмет, состоящий из двух чёрных ручек и небольшой струны между ними. — Лот первый - гаррота. Ей можно единовременно задушить, перерезать глотку и заставить глаза лопнуть или вывалиться из глазниц. Не хочу, тебя расстраивать, но этот лот ты проиграл без права на борьбу, потому что по традиции так я могу убить только члена своей семьи или уважаемого мной человека, который предал меня. Ты ни к первым, ни ко вторым не относишься. К тому же, так мне всё-таки придётся запачкать свои руки. — Ходж одним быстрым движением растянул за ручки струну, и её колебания произвели по-настоящему музыкальное звучание. — Моя бабуля однажды так задушила свою подружку из театра, которая за её спиной пыталась украсть у неё роль Офелии в Гамлете… Эту роскошь ты не заслужил, но я не мог не показать тебе, какого шанса на лёгкую смерть ты лишаешься. Ходж вернул гарроту на место и сдвинулся влево вдоль стола. Питер молча наблюдал за ним, всё ещё ерзая на стуле. — Вернёмся к рыбам. Я бы мог отдать тебя им на корм, но не хочу забрасывать дерьмом океан и травить его обитателей. Я люблю природу. Каждый год я перевожу сто тысяч долларов во Всемирный фонд дикой природы для восстановления популяции переднеазиатских леопардов. Их осталось совсем мало. — Ходж стоял перед большим металлическим ведром. — Твои туфли жуткие, агент, поэтому я бы хотел подобрать тебе обувь получше. Что скажешь насчёт цементных ботинок? Уверен, они отлично сядут на твоих ногах, вонючих от трусливого пота. Подождём, пока они засохнут, а потом отравим тобой океан. Хотя так ты всего лишь обделаешься от страха и просто захлебнёшься солёной водой. По-настоящему плохо от этого будет только экосистеме нашей планеты, поэтому нет. Этот лот ты тоже проигрываешь и снова без права на борьбу. Но тогда у нас остаётся только третий вариант. Ходж сделал ещё несколько шагов влево. На столе находился какой-то квадратный предмет, накрытый сверху чёрной тканью. Рядом лежал армированный скотч и большая плотная рукавица, обтянутая рогожей. Питер гипнотизировал чёрный квадрат, стараясь унять дрожь и боль по всему телу. — Хочу тебя кое с кем познакомить. Ты ведь уже понял, что я люблю животных? Что ты знаешь о слизнях-убийцах? Например, Arion vulgaris. Класс - брюхоногие моллюски, отряд - лёгочные улитки, род - арионы. Эти ребята любят покушать птенцов мелких птичек. Думаю, они бы не отказались и от тебя. Но и тут проблема, агент. Я категорически против употребления в пищу себе подобных. Это против моих моральных принципов, поэтому больше никаких слизней. Мне хватает и тебя. — Ходж стащил ткань с квадратного предмета, рассеивая всю интригу. — Знакомься, старший спецагент, это Изабелла. Лучшая из лучших в своём деле. Питер смотрел на небольшую клетку, в которой что-то медленно и бесшумно шевелилось. Ходж надел рукавицу, открыл клетку и достал из неё лысую крысу. Она была небольшая, но от того не менее гадкая. У неё был длинный и волосатый хвост, а сама она явно была против того, что её покой потревожили. Она истошно визжала, пыталась освободиться и прокусить рукавицу. — Так хочется её погладить и успокоить, но тогда она станет доброй и не выполнит свою работу так, как я того хочу. — Ходж вышел из-за стола, прихватив скотч, и подошёл к Питеру. — Нет! Нет! Ты не сделаешь этого! Нет! — Этот лот твой, Питер. Ты его заслужил. Крыса во рту - чудесная старинная казнь как раз для такого жалкого сукиного сына, как ты. Изабелла будет рада сожрать твой язык, а ты сдохнешь от болевого шока. Она живучая и очень злопамятная, поэтому даже не пытайся укусить её в ответ, тем более с заклеенным ртом сделать это трудно, да и я своих друзей в обиду не дам. Бьющийся в панике Питер даже не заметил, как к нему сзади подошли двое незнакомых мужчин. — Нет! Не трогайте меня! Нет! Я не хотел! Это всё он! Нет! Один мужчина схватил Питера за волосы, удерживая голову в одном положении, а второй, в плотных кожаных перчатках, развёл челюсти, крепко удерживая нижнюю и не позволяя Питеру закрыть рот. Питер надрывисто кричал, по глазам катились слёзы, запястья от лески стёрлись почти до крови, а в глазах бушевало безумие. Крыса визжала в руках Ходжа, что совсем не мешало ему говорить. — Ты сполна ответишь за то, что причинил боль той, кого я люблю. Ты ударил не Кэтрин, а меня, ублюдок. Каждый раз - это был удар по мне. Я бы и сам собственными зубами перегрыз тебе глотку за неё, будь ты менее труслив и омерзителен, поэтому сегодня это сделает Изабелла, моя любимая крыса.