Другое чувство
Кровь. Повсюду была кровь. Она лилась по серой стене, она прорывалась сквозь невидимые щели. Багровая стена. Вязкая и соленая. Тошнотворный запах, привкус… Удар, снова и снова. Гадкий злорадный смех разбавлял кровавую бездну и крик… Крик молчания. Невозможно кричать и звать на помощь. Дыхание остановилось, а я почувствовала кровь на своих губах и языке, не способная вымолвить даже единый звук… Я прошла сквозь стену и взвыла от боли. А точнее, от резкого пробуждения. Я дёрнулась, открыла глаза, но тут же зажмурилась от болезненного спазма в голове. К моему завыванию добавился скулеж Призрака, пробудившегося в моих ногах. — Не так резко, Кэтрин, — проговорил Брайан, подходя ко мне, — плохой сон? Я медленно оглядела комнату. Это была спальня Ходжа, или наша спальня. Не важно. Было темно. Горел лишь ночник на противоположной стороне кровати. — Где он? — прошептала я, и мой взгляд упал на графин с водой на прикроватной тумбочке. — Во рту кисло. Брайан помог мне немного приподняться на постели, налил воды в стакан и подал его мне. Я жадно выпила воду за считанные секунды и попросила ещё. — Спасибо, — я отдала стакан назад Брайану и глубоко вздохнула, — где он, и почему ты здесь? — Если бы я знал. Он позвонил мне, рассказал всё в двух словах и попросил приехать, чтобы присмотреть за тобой. Он давно не разговаривал со мной таким взволнованным голосом, поэтому я даже не стал ничего спрашивать. Потом он привез тебя, ты уже спала. Сказал, что ему нужно уехать по делам ненадолго. — Сколько сейчас время? — Полвторого ночи. В висках снова стало стучать. Теперь не от боли, а от волнения. Чёрт возьми, я знаю, куда он поехал! Я всё знаю. Я всё вспомнила. Его слова… я всё поняла. Сейчас, в эту секунду. Нет?! Не так! Так нельзя! Пожалуйста, нет… Я схватилась рукой за обвязанную голову. Слёзы сами захотели скатиться по моему лицу. Не знаю, в чём была причина их появления. Что меня расстроило? Я не хочу задавать эти вопросы. Я не хочу произносить это даже у себя в голове. Я снова не смогу дать ответ, и станет лишь больнее. Я просто всё поняла и закрыла глаза. — Кэтрин? Не нужно волноваться. Он наверняка скоро приедет. У него такая работа, он часто работает ночью, как и его клуб, — начал утешать меня Брайан спокойным голосом, когда увидел мои слёзы. — Я знаю, Брайан, — уже громче произнесла я, кладя голову назад на подушку. — Это не работа такая, это он… Он и его жизнь. Я знаю. Он рассказал мне. Брайан нервно опустил взгляд в пол, очевидно, не понимая, как реагировать на мои слова, и медленно присел на край кровати. Призрак моментально устроился у него под боком как ни в чём не бывало. — Не нужно спрашивать, что именно я знаю. Я совру, если скажу, что знаю всё. — Почему ты… — Не ушла от него? Не возненавидела? Не попыталась убить? Не выполнила свою работу должным образом? Брайан посмотрел на меня, а я на него. По моим векам, будто топталось стадо слонов, заставляя их опуститься, но я старалась держать их и видеть глаза Брайана сквозь небольшую щель. Мои мокрые ресницы делали его образ еще более расплывчатым. — Почему ты покрываешь его, если против, если выбрал совесть, а не семью? — Он мой брат. — Которому ты желаешь сгнить в тюрьме. — Хоть он и заслужил такой участи, это лишь слова. Моё единственное оружие против него. — Порой слова ранят сильнее поступков. — Как бы я не ненавидел его, я не могу. Он мой брат, и он так похож на маму. — Брайан снова склонил голову, упираясь локтями в собственные колени. Растер ладони. — Знаешь почему, он так не любит говорить о ней? Потому что его отражение в зеркале говорит о ней за него каждый раз, когда он смотрится в него. Отец хорошо промыл ему мозги. Семейный долг, «наше дело», человек чести. Он не уставал повторять ему, что он рожден им. Что у него нет никакого выбора, раз он его сын. Что ему нужно просто принять эту жизнь и жить по ее правилам, чтобы защитить себя и свою семью… Ходж любил его не только, как отца, но и как своего наставника, поэтому так близко к сердцу воспринимал его жестокость, его несправедливое отношение к нему. Ему было важно, как отец его оценит. Его волновало уважение, одобрение в отцовских глазах. Отец учил его выживать в том мире, потому что готовил его своим преемником. Он никогда его не бил, а только разговаривал. Они всё время о чём-то долго говорили в стороне ото всех. Это было похоже на разговор по душам отца и сына, но эффект от этих разговоров был… Мама боялась за Ходжа, ей не нравилось вовсе не то, что отец взращивал в своем старшем сыне, а то, что он убивал в нем. Поэтому между мамой и Ходжем была будто особая связь. Нет, она никогда не выделяла нас, а я не чувствовал, что обделен любовью, но почему-то все равно ревновал ее к нему. Конечно, только когда был ребенком, потому что не понимал причину. Потом понял… Она спасала его как человека. Меня спасать было не нужно, я сам себя спас. Она понимала, что оставаться человеком будучи тем, кем ему предстояло стать, больно. Она знала, что Ходжу будет тяжело, но зато он будет жив душой. Больной, израненной, но живой душой… На меня отцу было плевать, и стало плевать еще больше, когда я открыто заявил, что не собираюсь впутываться во все эти грязные дела. — Почему Ходж не отказался так же, как и ты? Почему у него не было выбора, а у тебя он был? Ты спас себя сам, а у него на это не хватило смелости? Он должен был стать преемником, потому что старший сын или потому что был не против им стать? Говоришь, что дело в любви и уважении к отцу… А может, Ходж знал, что если он откажется так же, как и ты, то ваш отец будет продолжать промывать мозги вам обоим, а не только ему, и не успокоится, пока не получит желаемого? Что если после смерти ваших родителей, Ходж не смог так же, как и ты уйти в сторону, потому иначе бы огромная власть, которая повисла в воздухе, раздавила бы вас обоих? Наверняка дело вашего отца быстро бы прибрали к рукам его конкуренты, а вас обоих убили, если бы быстро не нашелся преемник, заявивший свои права на него… Ведь так решаются дела в «том мире», о котором ты говоришь? Ваша мать тоже была рождена… — Брайан уже долго и крайне беспокойно смотрел на меня, а я продолжала, — рождена в том мире. — Он рассказал тебе? — мои слова удивили Брайана. Сильно. — Америка стала её освобождением? Америка и ваш отец? Выходит, она не осуждала его за то, за что ты осуждаешь Ходжа, будучи слепым эгоистом? — Освобождением? — Брайан почему-то усмехнулся, совсем проигнорировав мои слова про осуждение, — а знаешь от чего? Это он тебе не рассказал? — О чём ты? — До знакомства с отцом, мама была влюблена в одного итальянца. Он был из сицилийцев, младшим сыном Дона, который любил её ничуть не меньше, чем она его. Для деда этот союз был более, чем удачным, но вскоре отца парня и двух старших братьев убили, и он возглавил семью. Он стал Доном и сильно изменился. Стал жестоким, безжалостным ко всем… даже к тем, кого любил. Даже к ней. Однажды он избил её до полусмерти из-за ревности к американскому полукровке, который хотел сотрудничать с её отцом и оказывал ей знаки внимания. На тот момент они не были официально помолвлены, а прочие отношения не признавались как основа для ревности и жестокой расправы над членом другой семьи. Он не имел на неё прав, хотя хотел иметь. Он звал её замуж около тысячи раз, но она ему отказывала, со слезами наблюдая за тем, в какое чудовище он превратился. Вскоре полукровка захотел торговать наркотиками на территории её отца. Для итальянцев это низость и наглость, не то, что просить об этом, но даже помышлять. Это плевок в лицо. Они негативно относятся к наркоторговле, всегда осуждали и наказывали своих людей за попытки промышлять ей. Думаешь, отец не знал об этом? Он специально спровоцировал конфликт, чтобы затем решить его так, как ему хочется, а хотел он маму. Она его тогда не любила, да и потом вряд ли любила так, как обычно любят женщины своих мужчин. Её впечатлило его трепетное отношение к ней. Он поклялся, что никогда не сделает больно, что будет носить на руках, что сделает её своим божеством. Он так сильно её оберегал, что подделал документы, сделав её американкой. Так вероятность покушения на неё стала ниже, ведь официально никто не знал, откуда она, и кто её отец, а значит, не захочет мстить ему через неё… Так что нет, Кэтрин. Она его не осуждала. И да. Это такая жизнь. Она тоже нам так говорила. Вот только каждый сам выбирает, какой она будет. Она выбрала. Ходж выбрал. Я выбрал… и ты. — Я не знаю, — зачем-то произнесла я. — Чего ты не знаешь? — он улыбнулся мне так, словно уже знал, что я скажу. Сейчас, в полумраке спальни, с этой странной улыбкой, он так сильно был похож на того мужчину с семейных фото, которые мне однажды показывала Марта. Только вот глаза у Брайана не такие холодные. В них всегда живет тепло, независимо от времени суток или же его настроения. Тёплые, добрые, карие глаза. Цвет, как у отца, но содержимое совсем другое. Ходж тоже другой, как и его глаза. Они могут меняться каждую секунду. Могут дарить то же самое тепло, которое моментально разливается по всему моему телу, согревая изнутри, но могут так же быстро и жестоко забрать его назад. Они бывают холодными, а глубина этого холода заставляет каждую кость в моем теле болезненно выворачиваться. — Не знаю, смогу ли остаться с ним. Не на его стороне, а с ним. Я боюсь… Потому что не знаю, что он за человек. Больше не знаю. Хотя я просто не знаю. Никогда не знала. — Не знаешь, но любишь? Так бывает? Я молчала. Боже, нет… Мои глаза забегали, мне стало страшно от той мысли, что пришла мне в голову в качестве ответа на его вопрос. — Ты не уверена в том, что всё ещё любишь его? Или вообще любила? Допускаешь, что можешь обманывать себя? И тебе стыдно за то, что ты это допускаешь? — он улыбнулся мне и подсел ближе. — Наступит момент, и ты все поймешь. Это случится, когда он не очарует тебя, а наоборот, по-настоящему разочарует. Видимо, его обмана не хватило. Он сумел облагородить свой поступок в твоих глазах чувствами, которые возникли у него к тебе как раз на почве этого обмана. Он умеет убеждать, Кэтрин. Он манипулятор и психологический насильник. Но он это делает, не потому что подонок, а потому что идет не своей дорогой. Отец очень долго пытался сломать его, но так и не сумел. Мама не позволила… Только по той дороге сломанным шагается намного легче, иначе начинает грызть совесть. — Он хочет отвязаться от наркотиков, Брайан. Он сам сказал мне это. Ради нас. Ради меня. Брайан порывисто поднялся, делая несколько шагов назад. — Что? Отвязаться? — Брайан не сумел сдержать искреннее смятение в ответ на мои слова. Меня это удивило, я ждала, что он либо обрадуется, либо не поверит. — А что взамен? — Не знаю даже… Может быть, свобода и нормальная жизнь, где не нужно бояться угроз от убийц и перспективы угодить в тюрьму на всю оставшуюся жизнь? — я не смогла сдержать усмешку, уж больно странная у Брайана реакция. Брайан заметно поник и о чём-то задумался. — Ты не знаешь, о чём говоришь. Ты ничего не знаешь, Кэтрин. Отдыхай. Я прикрыла веки, потому что больше держать их поднятыми сил не было, а Брайан вышел из спальни. Конечно, его последние слова меня разозлили, оставляя неприятное послевкусие. Меня от него уже тошнило. Вопросов стало только больше.***
Питер из последних сил дёрнул головой в сторону, высвобождая челюсть из кожаных лап и истерично затараторил. — Убийца! Я знаю его! Он нашёл меня! Избил меня, угрожал расправой, если я не буду выполнять его приказы! Он! Это все он! Я клянусь, я могу доказать! Я помогу тебе поймать его! Не убивай меня! Я буду полезен! Я помогу! Ходж безмолвно замер с крысой в руках, которая также внезапно притихла от сказанного Питером. — Я не вру, могу доказать! — Хорошая уловка, ублюдок, но я тебе не верю. Ты сдохнешь. — Ходж кивнул мужчине в перчатках и сделал ещё шаг к Питеру, но тот не хотел сдаваться и начал мотать головой. — Мой телефон! На нем есть доказательства! Видео убийств! Он все снял и показал, как убивал! Я знаю, как он выглядит! Они на моем телефоне! Ходжу от чего-то стало весело, но он всё же отошел на несколько шагов назад. Его люди послушно повторили действия за ним. — И откуда на твоем телефоне эти видео, если их снимал он? Решил поделиться по-родственному, по-ублюдски? — Он запугал меня! Скинул копии видео, велел почаще смотреть их, чтобы не забывать, что он со мной сделает, если я сдам его! На них нет ни его лица, ни его голоса. Он сказал, что если я расскажу или покажу видео кому-нибудь, то все решат, что это моих рук дело, потому что иначе откуда эти видео могли взяться у меня на телефоне! Он запугал меня! Он больной психопат! Я помогу тебе, если защитишь от него! Если не убьёшь и дашь шанс уехать после его поимки! Питер явно нервничал, когда говорил всё это. Его голос дрожал и даже сел от напряжения и испуга. — Что?! Защитить тебя? Дать шанс? — теперь Ходж уже в голос смеялся, с жалкой насмешкой глядя в безумные глаза агента. Но уже в следующую секунду любой намёк на веселье испарился с его лица. — Colpiscilo bene, mi fa arrabbiare. Мужчина в перчатках потоньше внезапно замахнулся и с силой ударил Питера кулаком по лицу. Перед глазами агента потемнело на несколько секунд от мощного удара. — Ты что решил, что можешь ставить мне условия?! — Ходж разозлился и сильно. — Говори всё, что знаешь, и тогда, может быть, я вернусь к лоту с новыми ботинками! Один из подручных Ходжа отошёл куда-то в сторону, пока Питер приходил себя, сплевывая кровавую слюну на пол. — Какой смысл мне сотрудничать с тобой, если ты всё равно меня убьешь? Пообещай, что не сделаешь этого, и тогда смысл появится. Отошедший мужчина вернулся и подошёл к Ходжу с телефоном в руках. Далее последовал просмотр двух видео с жестокими убийствами. От женских душераздирающих криков на одном из видео крыса в руке Ходжа, уже привыкшая к рукавице, вновь запищала. — Occupatene tu, fanne delle copie, — произнёс Ходж, а после резко развернулся и направился к столу. Он вернул животное в клетку, накрыл её чёрной тканью и снял перчатку. Эти действия позволили Питеру воодушевиться. Рук и ног он уже не чувствовал, так хоть шанс выбраться отсюда замаячил на горизонте. — Ты будешь сотрудничать со мной и с агентом Доусон. ФБР и полиция занимаются этим делом, но им вовсе необязательно знать настоящий источник информации, которую мы получим от тебя. Если ты будешь действительно полезен, и этот псих живым или мертвым окажется в руках ФБР… вместе с его заказчиков, — Ходж поднял указательный палец в воздух, делая акцент на последних словах, — то тогда… Ходж вновь оказался рядом с Питером и придвинул поближе к нему свой высокий стул. — Тогда я дам тебе возможность спастись, — Ходж опустился на стул и закинул ногу на ногу. — Но не всё так просто, агент. Ты меня достал, и я бы уже давно избавился от тебя, если бы… Хм, странно, даже на ум ничего не приходит, почему я до сих пор этого не сделал. Сдаю позиции. В любом случае, теперь это уже неактуально. Повторюсь, ты меня достал, а поэтому будет несколько условий, и я с нетерпением буду ждать, когда ты нарушишь хотя бы одно из них, чтобы Изабелла, наконец, сделала свою работу. Только тогда уже она начнёт с аперитива в виде твоего члена прежде, чем браться за горячее. Итак, условие первое, ты подашь рапорт на отстранение из Управления. Я пообщаюсь с Еленой, и она, на правах крёстной матери моей невесты… Питер резко скривился, не осмеливаясь смотреть на Ходжа. — Она тоже продалась тебе?! — еле слышно зашипел Питер. — Тебе лучше заткнуться и не перебивать меня, пока я не передумал. Так вот, Елена с удовольствием пойдёт мне навстречу и использует все свои связи, чтобы как можно быстрее урегулировать этот вопрос, а пока что Кэтрин возьмет отпуск на восстановление после своего неловкого похода в туалет и будет отдыхать дома, утопая в моей чуткой заботе… Условие второе, после всего ты свалишь не из города, а из страны, и я за этим очень тщательно прослежу. Условие третье, если ты вдруг заскучаешь и решишь вернуться в Штаты или повидаться с нами на территории другой страны, то я убью тебя без лишних слов и каких-либо еще условий. Это уже не угроза, а обещание. Ты больше не приблизишься к ней даже на тысячу километров, иначе я найду тебя, где бы ты ни был. Я найду, агент, можешь не сомневаться, и тогда жестокость этого долбанного психа покажется тебе манной небесной в сравнении с тем, что я сделаю с тобой. Придётся отдать дань уважения пыткам испанской инквизиции. Ты согласен с моими условиями, пока еще старший спецагент Коллинз? — У меня нет другого выбора, — произнес Питер, — я согласен. — Вот и порешили, — Ходж остался довольным, а Питер… живым и с языком во рту, — а теперь рассказывай о своём знакомстве с убийцей младенцев.***
Больно и влажно. Больно в голове, влажно… Боже… Я открыла глаза и увидела мокрый собачий нос и не менее мокрый язык, который облизывал мое лицо. — Призрак? Всё… уходи. Я повернулась на другой бок и слегка привстала, оглядывая всё ту же спальню, всё ещё мрачную из-за массивных закрытых штор, через которые пробивалось несколько утренних лучей. Призрак залез мне под одеяло, оставляя снаружи лишь свой озорной хвост, пока я потянулась к графину с водой. Неприятный привкус во рту действовал на нервы не меньше, чем простреливающая боль в голове. Я налила себе стакан воды и охотно выпила её из него. Так охотно, что тут же осознала, что вода должна не только входить в меня, но и выходить, и сейчас с этим была проблема. Я откинула одеяло в сторону и медленно поднялась с кровати. Слегка шатало, но в туалет хотелось сильнее, поэтому я направилась в ванную в сопровождении Призрака. Надеюсь, с ним уже погуляли, и он не думает, что сейчас я иду за его поводком. Около зеркала я оценила свой ужасно помятый внешний вид и развязала повязку на голове, подмечая аккуратный шов на границе с волосистой частью виска. Я разделась и зашла под душ. Стоять было тяжело, поэтому я опустилась и села, пока мой мозг уже во всю пытался разобраться со всем происходящим… Неужели он его убил? Сам? Что теперь будет? Я прошла в гардеробную за свежими вещами, а когда вернулась обратно в спальню в глаза ударил яркий солнечный свет. Шторы были широко раскрыты, а Марта меняла постельное белье на кровати. — Уже почти полдень, дорогая, — начала Марта, — сон помогает идти на поправку, но вот-вот должна прийти доктор и поставить тебе новую капельницу. — Что? — я недоуменно нахмурилась и снова ничего не поняла. — Какой… Что… Где Ходж? — В спортзале, — я внимательно наблюдала, как пожилая и хрупкая Марта ловко расправлялась с огромным пододеяльником. Все ее движения были чёткими и автоматизированными настолько, что ее ничуть не утруждал параллельный разговор со мной. — Тебе надо поесть. Расправлюсь с бельём и принесу тебе завтрак. Когда Марта закончила говорить, меня в спальне уже не было. Я бесшумно вышла через открытую дверь и направилась в спортзал. Оказавшись около двери, я услышала странные резкие звуки, исходящие изнутри, а затем просто опустила ручку и вошла. Все сомнения исчезли, когда я увидела ринг и то, что на нём происходило. Я ошарашенно остановилась в стороне, не желая привлекать к себе внимание. По крайней мере, пока. Зал наполнился глухим грохотом, когда Ходж неожиданно пропустил удар и упал на пол, принимая поражение от собственного младшего брата. — Сильно не радуйся, — со сбитым дыханием проговорил Ходж, беря брата за протянутую ему руку. — Я сейчас не в лучшей форме, так что просто лови момент. — Это из-за тех таблеток? Ходж хотел что-то ответить, но вместо этого повернул голову именно туда, где стояла я. Брайан последовал его примеру. — Доброе утро, — произнёс Ходж и сошел с ринга. Он был в спортивной одежде, потный и… потный, — тебе нужно быть в постели. — Я хочу поговорить с тобой. Ходж взял полотенце и вытер им свои шею и лицо, наглым образом игнорируя мои слова. — Кто гулял с Призраком? — решила поинтересоваться я. — Я, — ответил Брайан, — он чудо. Мне даже захотелось завести пса. — Я провожу тебя до кровати по дороге в душ. Идем, — проговорил Ходж и зашагал к выходу. Около двери он остановился, открыл её и стал ждать, пока я последую за ним. Я посмотрела на Брайана, и он улыбнулся мне так, будто ничего не происходит. Правда, он вряд ли знает, что именно происходит. Зато знаю я, и мне жизненно необходимо поговорить об этом, но Ходж явно иного мнения. Он не хочет говорить, он холодный и ведёт себя со мной, как надсмотрщик в больнице для душевнобольных. Мы вернулись в спальню. Я присела на идеально заправленную Мартой кровать и начала следить за действиями Ходжа. По дороге в ванную он снял с себя мокрую футболку, зашёл внутрь и не закрыл за собой дверь. Через минуту зашумела вода, а я зачем-то поднялась и зашла в ванную. Остановившись в дверном проеме, я оперлась на раму и стала неотрывно глядеть на душевую кабину. Ходж меня не видел. Он мылся холодной водой, и к тому моменту, когда он закончил, стекло кабины совсем не запотело. Ходж вышел из кабины, наступая мокрыми ногами на мягкий черный коврик. По его телу стекали капли воды, а он взял большое банное полотенце и начал вытирать им себя. Конечно, он знал, что я здесь, что смотрю на него и выжидающе слежу за каждым движением полотенца по его коже, но не обращал на это никакого внимания. Бронзовая кожа постепенно становилась не мокрой, а просто влажной, а я уже не смотрела, а буквально рассматривала его. Я делала это машинально каждый раз, когда оказывалась в стороне от его обнаженного тела. Красивого настолько, что, спустя долгие минуты любования, оно могло легко показаться безобразным от того, что в нём нет ни единого изъяна. Это пугало. Идеальное тело и его такой неидеальный хозяин. — Ты убил Питера этой ночью? — Нет, — Ходж бросил полотенце в корзину для белья, а затем прошел мимо меня, выходя из ванной. Я вновь направилась за ним, но на этот раз в гардеробную. — Что ты с ним сделал? — Волнуешься за него? — Ходж надел белье, а затем костюмные брюки, пока я думала, как ответить на его вопрос. — В туалете я потеряла сознание, и не знаю, что было дальше. Он мог… — Не мог. Он тебя не тронул. — Ходж надел белоснежную рубашку и заправил её в брюки. — Кристина хорошо осмотрела тебя. — Кто она? — Мой врач. Она работает в том частном госпитале, а ещё на меня, когда мне это требуется. — Ты с ней спал? — спокойно спросила я. Где-то на очень заднем плане меня раздражала головная боль, слабость и солоноватый привкус во рту. Ходж усмехнулся и достал из футляра темно-серый галстук. — Она замужем и ждёт ребёнка. Не моего, если что. Я с ней не спал. Никогда. Она прекрасный специалист, как общего профиля, так и узкого. — Что ты сделал с Питером? — мысли неизбежно возвращались к одному и тому же. Присев на бархатный пуф, Ходж занялся носками и туфлями. Он быстро расправился со шнуровкой и поднялся. Накинув пиджак, он подошёл к столику с парфюмом и прочими средствами. Одно из них он нанес на влажные пряди волос и уложил их назад. — Щетина сильно отросла, — произнёс он, взглянув на себя в зеркало, — тебе не кажется? Ходж подошел ко мне, а я подняла руку и потрогала его колючий подбородок. — Можешь поцеловать меня, так станет понятнее, — он улыбнулся мне, но я резко отдернула руку. — Что ты сделал? — Я не думаю, что тебе сейчас нужен этот разговор. — Что. Ты. Сделал? — я все ещё была невозмутимо спокойной, но при этом чётко знала, чего хотела. Я хотела ответы. Ходж больше не улыбался. Между нами вновь спустилась ледяная лавина. — Ладно… Я хотел убить Питера. Мои люди подкараулили его около дома, оглушили, связали и привезли ко мне. Туда, где нам бы никто не помешал. Затем мы немного поговорили, а после он должен был умереть в адских муках, но случился серьезный форс-мажор… Он сообщил мне информацию, которая поможет поймать нашего киллера. Мы заключили соглашение, и я его отпустил. Довольна моим ответом? Получая ответ на один вопрос, я становлюсь жертвой ещё сотни таких же. Я сделала несколько шагов назад и задела край дверного проема, возвращаясь в спальню. Голова начала нещадно кружиться, и мне срочно нужно было сесть. Край кровати отлично подошел. — Ты говорил, что не убиваешь людей, — сдавленным шепотом произнесла я. — Все верно, людей я не убиваю, — Ходж последовал за мной, — лишь тварей, которые представляют угрозу либо мне и моему делу, либо тем, кто мне дорог. Считаешь, этот ублюдок не входит в их число? — Я не оправдываю его, но подобное правосудие недопустимо, — мой голос начал дрожать. — Он должен ответить перед законом, а не так… Это… это убийство… ты не можешь… — Могу. Если бы я не мог, то уже давно был бы мертв. По долгу службы ты прекрасно знакома с преступным мировоззрением. Рэкет, контрабанда оружия, сутенерство, рабо- и наркоторговля — это все происходит ради денег. В моих руках огромные деньги, а они для человека всегда были весомым поводом для убийства. Я убиваю, чтобы защитить себя и своих людей от мразей, которым моя власть не дает покоя. Не я, так меня. Схема проста и стара как мир. Питер уже давно перешел черту, но вчера он сделал её намного жирнее, и она превратилась в точку. Он мог убить тебя, намеренно или случайно, какая разница? Убить, изнасиловать, нанести увечья, куда более серьезные. Я больше не собираюсь жить с вероятностью, что все это может однажды случиться, а в твое правосудие я не верю, хотя бы потому что такой, как я, может управлять им с помощью денег или угроз. Я молчала. Мне нечего было говорить. Он был прав. По-своему прав. Но его правда не моя! Я не могу… вернее, я… Не могу и не хочу понимать это. Да, есть люди, которые заслуживают смерти, но ни один из нас не наделен правами судить и решать, кому жить, а кому умирать. Защита? Не об этой ли защите говорила я Брайану прошлой ночью в попытках оправдать выбор Ходжа — быть частью этого жестокого мира. Того мира… Я окончательно запуталась, и самое страшное, что я запуталась не в нём, а в себе. Я думала, что не знаю его, но ведь всё, о чём он мне говорит очевидно и логично, и в глубине души я все это знала. Может, мне было предпочтительней думать, что причина в нём, а не во мне. Так всегда проще. Проще смотреть наружу, а не внутрь. Проще находить изъяны и указывать на ошибки других, чем находить их в себе и осознавать, что они часть тебя. Та часть, которую ты не хочешь принимать, продолжая смотреть на неё, как на изъян, а не как на качество, которое делает тебя собой. Не хорошей, не правильной, не лучшей для кого-то, а лучшей для себя. Делает собой, а значит делает счастливой. Как же легко все это выглядит на словах, но сколько же раз нужно их произнести, чтобы они оставили след, который невозможно будет смыть? В груди что-то давило, а ответы… Точные ответы могу дать только я. — Ты отпустил его, а значит уверен, что он больше меня не тронет? — На сегодня вопросов хватит. Тебе нужно отдыхать. Ложись, Марта принесёт тебе завтрак, — утвердительно заключил он. Сразу после этих слов до моего слуха долетел… детский смех? Я нахмурилась, а Ходж вышел из спальни. Когда он открыл дверь, смех стал громче и… реальнее? Откуда тут ребёнок? Я поднялась и пошла следом. В гостиной передо мной развернулась следующая картина: веселая Марта, Брайан, стоящий рядом, и, судя по внешнему виду, тоже только после душа, Ходж с маленьким мальчиком на руках и… она. — Ходж, мне очень неудобно, что пришлось приехать с сыном. В его группе в саду ветрянка, она на карантине, а оставить его дома было не с кем, — неловко оправдывалась Лидия, стоя перед Ходжем, который, казалось, ее совсем не слушал, улыбаясь малышу. Рядом на диване лежал странный бокс с надписью «New York City Clinic» и небольшой пакет с игрушками. — Он не станет проблемой, обещаю. Майк спокойный и послушный ребёнок, и я сама присмотрю за ним. Это всего пара часов. — Не говори ерунды. Во-первых, ты здесь по делу, а во-вторых, ты и твой сын — всегда желанные гости в моем доме. — Произнес Ходж, неотрывно глядя на голубоглазого блондинистого мальчишку примерно двух-двух с половиной лет. — Майк, скажи маме, что ты никогда не был и не будешь проблемой ни для кого, а тем более для меня. С этими словами Ходж поднял руку, намереваясь получить детское «пять». Майк застенчиво рассмеялся и, лепеча какие-то наполовину понятные слова, ударил крохотной ладошкой по большой ладони Ходжа. Детские шелковистые локоны заплясали на плечах от озорного смеха, а Ходж поднял мальчика и шустро усадил к себе на шею. Когда его ножки коснулись груди Ходжа, Лидия стремительно подошла к ним и сняла с сына сандали, оставляя в белых носочках. А ещё весьма заботливо отряхнула пиджак Ходжа в местах, где обувь мальчика успела оставить еле заметные пыльные следы… Могла бы и языком облизать, чтобы наверняка. — Лидия, вы можете заниматься своим делом, а я с удовольствием пригляжу за Майком. Я очень люблю детей, но наслаждаться их обществом, увы, приходится крайне редко. Никто из этих оболтусов не спешит порадовать свою старую и верную экономку потомством. — Проговорила Марта и бросила обиженный взгляд на Брайана, а затем на Ходжа. Слова Марты всех позабавили. Всех, кроме меня. К слову, моё присутствие до сих пор никто не заметил. Настоящую семейную идиллию сложно нарушить такими мелочами. Да, я ревную, и мне плевать, что вы думаете. — Марта, отнеси Кэтрин завтрак, а ты, Лидия, пока можешь подключить капельницу. За Майком присмотрим мы с братом. — Я бы с радостью, но мне уже пора, — Брайан первым заметил меня, молча стоявшую в стороне. — А Кэтрин пришла за завтраком сама. Ходж, Марта и Лидия, как один, обернулись и посмотрели на меня. В этот момент из укрытия показался Призрак и тут же стал объектом внимания Майка. — Мама, абачка! Абачка! — мальчик радостно указывал ручками на Призрака, который сразу же воодушевился, когда почувствовал себя в центре детского внимания. Ходж снял Майка с шеи и опустил на ковёр. В считанные секунды малыш настиг щенка, опасливо, но дружелюбно начиная знакомство. — Как видите, даже Призрак не против взять обязанности нянечки на себя, — проговорила Марта. — Ты завёл собаку, это на тебя не похоже, — заметила Лидия, с умилением наблюдая за игрой сына с животным. — Значит, не одному мне кажется это странным, — сказал Брайан и накинул на плечи свою кожаную куртку. — Не думал, что скажу это, но я был рад повидаться, несмотря на совсем невеселую причину. Кэтрин, выздоравливай и до встречи. Брайан улыбнулся мне, попрощался со всеми присутствующими и покинул нас. — Кэтрин, вчера твой лечащий врач назначил тебе лечение, но приличный объем таблеток я попросил заменить на несколько капельниц. Они более эффективны, а таблетки плохо влияют на желудок. Лидия здесь для этого, — объяснил мне Ходж, наконец, развидев во мне пустое место. — Лидия единственная медсестра на всю клинику? Ты точно уверен, что она самая лучшая в городе? Я подошла ближе. Лидия безмолвно стояла между нами, потупив и опустив взгляд в пол. — Не единственная, но я сам попросил, чтобы прислали именно ее. Мои глаза резко расширились от неожиданного признания. Что, простите?! Я нервно усмехнулась, глядя на довольное лицо Ходжа. — Как это понимать? — Ровно так, как это прозвучало. Ни больше, ни меньше. — То есть ты намеренно попросил прислать ко мне свою бывшую шлюху, которая всегда будет желанным гостем в твоём доме, как и её ребёнок, к которому ты не имеешь никакого отношения, но зато так им увлечен, что даже не заметил моё присутствие в этой комнате?! — Хватит! Мне это надоело. Закрой рот и иди в постель, но сначала извинись перед Лидией. Я побелела буквально на глазах. Зачем-то огляделась, отмечая, что ни Марты, ни ребёнка, ни Призрака в гостиной уже не было. Слегка отшатнувшись назад, я схватилась обессиленной рукой за край дивана. — Ходж, не… — попыталась вставить Лидия, но её тут же оборвали. — То, о чем ты говоришь, её довольно горькое прошлое, о котором она бы предпочла забыть. Она здесь по работе и выполняет распоряжение своего начальства. Мне не нужны чужие люди на территории моего дома, особенно в это время. Лидию я знаю и полностью ей доверяю, она мой человек. Поэтому здесь и сейчас именно она. И она не обязана терпеть твои ревностные и тупые истерики, даже несмотря на то, что ты крепко стукнулась головой накануне. Извинись и иди в спальню. Никогда ранее он не был со мной таким грубым. Холод в его глазах добавлял горечи к сказанному, отчего на душе стало безумно обидно. Даже когда он выгнал меня той ночью из своего дома, я не чувствовала себя так жалко, как сейчас… В голове будто что-то щелкнуло. — Пошёл ты куда подальше вместе со своими шлюхами, — буквально выплюнула я ему в лицо. Хотелось ещё выплюнуть слюной, но во рту снова было мерзко сухо. — Я не собираюсь извиняться за правду, и мне глубоко плевать, что она чувствует, когда слышит её. А свою капельницу засунь себе в задницу! Я резко развернулась и направилась в спальню. Гневно хлопнув дверью, я захотела повернуть замок и закрыться изнутри, но дверь в ту же секунду с силой распахнули. От мощного натиска и бушующего головокружения я не удержалась и упала на ковёр. Голова разрывалась на части от настигнувшего меня негодования. Дверью снова хлопнули. Ходж пылал от злости, глядя на меня, но при этом сделал шаг вперёд, явно чтобы помочь мне подняться. — Нет! Не подходи ко мне и не смей прикасаться, ясно?! — он замер на месте, а я приподнялась и отползла к журнальному столику. — Она дорога тебе?! Ты унижаешь меня перед ней, просишь извиниться за правду… так трепетно относишься к её сыну. Она дорога тебе. — Ты сама себя унижаешь. Это поведение… Оно не достойно тебя. Это не ты, и я это знаю. А Лидия… Я её уважаю и считаю своим другом, поэтому не потерплю, чтобы её унижали. — Уважаешь?! За что?! Что она такого сделала, что заслужила твое уважение?! Раздвигала для тебя ноги за деньги?! Это такой уважаемый труд?! Наверняка требует больших усилий! Может быть, мне тоже стоит подумать о смене деятельности?! Ты ведь так этого хотел! — Думаешь, продавать свое тело легко? Возможно, для кого-то и легко, но не для неё. Несколько лет назад она влюбилась в одного из моих подчиненных. У них завязался роман, и он сделал ей ребёнка. Она понятия не имела, что однажды он сильно облажался и имел большой денежный долг передо мной, а узнала об этом лишь через несколько месяцев, когда он откинулся от передоза в туалете прямо у неё на глазах. Он должен был отработать свой долг сам, но умер. Лидия родила, а затем мы стали думать, как она будет отдавать его долг. Я мог легко убить её или продать вместе с ребёнком на рынке работорговцев, если бы был конченым ублюдком. — Ты и есть конченый ублюдок, раз решил заставить её продавать себя! Считаешь это более гуманным, а себя её ангелом хранителем? — я усмехнулась и медленно поднялась, чтобы больше не смотреть на него снизу вверх… Чёрт, я совсем забыла, что стоя тоже смотрю на него снизу вверх. — Я дал ей выбор. Я один или другие и все сразу. Я платил ей в три раза больше относительно самых высоких цен на шлюх в Нью-Йорке, вызывал раз в неделю, не бил, не извращался, как это делают другие. — Какой примерный сутенер. Мне не нужны твои гадкие подробности. То есть простить женщине с новорожденным ребенком долг, который даже не ее личный, тебе одним из вариантов не казалось? Или хотя бы дать ей другую работу! — Я не мог. О долге этого придурка знали все. Он был не единственным моим должником, а значит, если бы я простил его, то пришлось бы это делать и с остальными или потерять авторитет. А по правилам, по которым я живу, эти причина быть убитым. Она мне понравилась, это очевидно, я не собираюсь это отрицать. Я дал ей выбор, и Лидия его сделала. Никакой другой из ее навыков мне полезен не был, но ко всему привыкаешь. Ей нужно было обеспечивать своего ребёнка, поэтому выплатив долг, она продолжила свою работу. Я не был против. Для неё это была просто работа, для меня — удовлетворение своих физических потребностей. Но после закрытия долга, который я, к слову, сократил с три раза, она могла уйти в любой момент, и она ушла. Она ушла не ради себя, а ради своего сына. — Конечно, не ради себя. Ради себя она прыгала на твоем члене и получала не только деньги, но и удовольствие! Боже, Ходж, открой глаза, она неравнодушна к тебе. Её взгляд, внимание, забота, то, как она говорит с тобой. — Ты несешь бред, и сотрясение, видимо, вовсе не легкое. Возможно, она испытывает ко мне тёплые чувства, хоть я и не понимаю причин, я испытываю их в ответ, но это совсем не то, что тебе привиделось. Она чуткая, добрая и всегда остаётся верной себе. Вот за что я её уважаю. Но сейчас речь не о ней, а о тебе. Ты обесцениваешь Лидию, как личность, потому что она торговала своим телом, сначала, чтобы рассчитаться со мной, затем, чтобы заработать на жизнь, но душу она приберегла для себя. Так поступают все проститутки, чтобы выжить. А что делаешь ты? Он сверлил меня своим острым и безжалостным взглядом, а я искренне не понимала, что за человек стоит передо мной. От всего этого я почувствовала странную слабость и апатичное расслабление внутри. Агрессия сошла на нет. Оказавшись около кровати, я присела на неё, возвращая стеклянный взгляд на него. — А что делаю я? — Это всё иллюзия, Кэтрин. Я больше не чувствую тебя, как чувствовал раньше. Ты закрыла мне доступ к себе, и даже сама этого не поняла. Ты спишь со мной, позволяешь пользоваться своим телом, но я больше не узнаю свою Кэтрин. Она больше не смотрит на меня, как раньше. Она целует меня без былой ласки и чувственности. Она трахается со мной, а не занимается любовью. От этого секса я чувствую не больше, чем от любого другого, который у меня был до тебя. Теперь он просто хороший, а не самый лучший. Чувствуешь разницу? Думаешь, мне приятно чувствовать все это от женщины, которую я люблю. Я могу уверенно сказать, что люблю тебя. Я узнал тебя настоящую, а ты меня — нет, поэтому ты не можешь любить меня всего и со всех сторон. Ты любишь долбанную икону в своей голове, а сейчас с болезненным страхом не можешь поверить и тем более принять то, что на ней нарисован я, а не Пресвятая Мадонна. Ты тоже торгуешь своим телом, только твоя валюта не деньги, а спокойствие и пустота, которая дает тебе возможность не чувствовать разочарование, доставляющее тебе боль. Ты ненавидишь себя за эти чувства, потому что хочешь чувствовать совсем иное. Я тоже хочу, и ради этого я даже готов отказаться от любой связи, отказаться от секса, отказаться от совместных завтраков, от пончиков в шоколаде. Все это больше не имеет былого смысла. Лучше бы ты просто отказалась от меня и ушла, а не делала то, что делаешь. Я бы завоевал тебя заново. Я, настоящий. Я говорил, что знаю, как сломать стену, и я уже это делаю. Я хочу, чтобы ты узнала меня настоящего. Без малейшей лжи. Если после этого ты начнёшь меня ненавидеть, пусть будет так. Искренность и честность, Кэтрин. Вот, что есть любовь для меня. Как только я поймаю этого больного детоубийцу и его начальство, ты вернёшься жить к себе. Так тебе будет проще разобраться в том дерьме, что творится в твоей голове. — Я хотела уйти. Я отказалась от тебя, но ты… — Хотела? Правда? В то утро на кухне я дал тебе возможность отказать мне, но ты сама не захотела останавливаться. Затем твои слова в кабинете, слова Елене, в спальне после вечера в Сириусе. Я сказал, что если ты не захочешь меня, я уйду, но ты снова захотела. Я всегда давал возможность отказаться от себя. Давал возможность сказать мне «нет». Ты не умеешь говорить мне «нет», потому что, как же можно говорить «нет» кому-то столь идеальному? Ты слишком много раз говорила «нет» людям, которые делали тебе больно, и это не сделало тебя счастливой. Ищешь секрет счастья? Думаешь, что он заключается в самообмане? И как? Ты счастлива? Ты больше не говоришь «нет» тому, кто делает тебе больно. Ты счастлива, Кэтрин?! Может, пора уже понять, что ты ищешь счастье совсем не там, где надо. — И где же… надо искать? — мои губы дрожали, пока он говорил мне все это. — Тут. Ходж тыкнул пальцем себе в левую половину груди. — А не тут. Пальцем переместился с груди на висок, а я снова начала плакать. Ненавижу эти слёзы. Ненавижу себя за них, но я уже привыкла к ним. Я даже перестала их замечать, а моё лицо разучилось напрягаться в попытках их сдержать. — Ты хочешь, чтобы я бросила тебя? — Да. Если это поможет тебе разобраться в себе и увидеть меня не в черно-белом цвете… Если поможет быть честной с нами обоими. Пусть будет больно мне, но не тебе. Я поднялась и прошла в гардеробную. Открыв мой шкаф, я сняла с одной из вешалок лёгкую джинсовую куртку, а затем подошла к зеркалу, расчесала волосы и заплела нетугую косу. Возвратившись в спальню, я заметила, что Ходж до сих пор стоял на том же самом месте. Теперь настала его очередь следить за моими действиями. — Куда ты собралась? Я ничего не ответила и оказалась в ванной. На одной из полок лежала небольшая аптечка. Я достала пару таблеток обезболивающего и, вернувшись в спальню к графину с водой, быстро выпила их. — У меня болит голова, я хочу прогуляться и побыть одна. — Ты не здорова, и тебе нужно лежать. Я снова ничего не ответила, обошла его и покинула спальню. Лидия сидела на диване в гостиной и радушно беседовала с Мартой, пока ее сын уже играл на ковре со своими игрушками. Я подошла к ним и сразу же встретилась с растерянным голубыми глазами Лидии. Она медленно поднялась, понимая, что я хочу обратиться к ней. — Я прошу прощения за свои грубые слова. Сначала в больнице, и здесь… Я отнеслась к тебе предвзято в силу ревности, и это было… глупо и нечестно по отношению к тебе. Спасибо за то, что ты сегодня здесь, чтобы оказать мне помощь, но она мне не требуется. Я опустила глаза в пол, а одна из рук коснулась травмированного виска. Я искала слова, а затем взгляд сам упал на Майка. Он играл с небольшим трактором, иногда поглядывая на меня и улыбаясь. — У тебя чудесный мальчик. Тебе очень повезло с ним. С этими словами я пошла на выход. Мне было трудно дышать, и я хотела на воздух. В пентхаусе была большая терраса и вместе с ней возможность подышать, но сейчас на территории этой необъятной квартиры мне было бесконечно тесно и душно. Около двери меня настиг Ходж, придержав за локоть. — Кажется, ты восприняла мои слова слишком буквально. Я не торопилась сбрасывать его руку. Мне было все равно. — Мне нужно. Твоя охрана сопроводит меня, можешь не переживать. — Вчера они тоже тебя сопровождали, а вечером ты оказалась на больничной койке. — И теперь я твоя пленница? — я развернулась к нему лицом, устало поднимая глаза. — Я пойду с тобой. — У тебя разве нет рабочих дел? — Есть, но они могут подождать, если я этого захочу. — Прошу, оставь меня. Ходж нехотя, но убрал руку, оставляя мои последние слова без какого-либо ответа.***
— Может остаться шрам, но он будет совсем маленький, так что не переживай. — Габриэль по-врачебному рассматривала мой подбитый висок. — Мой, после операции, будет намного больше, но доктор Уайт пообещал, что сделает его красивым. Мы с Габриэль гуляли по новому внутреннему дворику больницы и медленно шли по одной из узких пешеходных дорожек. Где-то в стороне среди живописной зелени и распустившихся цветочных бутонов шумел фонтан. — Интересно, как это, да? Я попросила его дать мне умные книжки, которые читает он, чтобы лечить людей. — И как? Узнала что-нибудь полезное? — поинтересовалась я, ощущая дивный запах жасмина в воздухе. — Да, я читала про сердце. Там написано много интересного. Например, ты знала, что сердце стучит само по себе? У него есть особые клетки, — Габриэль немного застопорилась, напряженно что-то вспоминая. — Я даже запомнила их название… А… Ата… Ати… Точно! Атипичные кардиомиоциты! Они сами по себе создают импульсы, которые проводятся по всему сердцу, отчего оно непрерывно сокращается. Они особенные, не такие, как все другие в нашем теле. Странно да? Габриэль подошла, взяла меня за руку, поднимая заинтересованный взгляд. Она немного щурилась от солнца. Оно светило прямо на нас, но не знойно. Ласково. — Да, странно, — я улыбнулась ей, про себя поражаясь одаренности ещё столь юного создания. — Им не нужна команда из мозга, чтобы делать это. Может, поэтому в книжках написано, что любовь рождается в сердце? Ей ведь невозможно управлять, да? — Может, — я кивнула ей сквозь лёгкую задумчивость. Конечно, Ходж отпустил меня, но не без бронированного внедорожника и пятерых охранников. Ставки росли, как и его паранойя. Сейчас же один из них шёл перед нами, другой - позади, ещё двое рассредоточились по территории, а последний остался у большого арочного выхода из больницы во двор. — Эти дядьки такие серьезные. Ходж прислал их с тобой? Они охраняют тебя? Я снова кивнула, смотря на охранника, строго шагающего в паре метров от нас. — Он оберегает тебя, как свое сокровище. Жаль, что он не пришел с тобой. Я бы хотела с ним кое-что обсудить, — деловой тон Габриэль позабавил меня. — Он обязательно навестит тебя в ближайшее время, но если хочешь, можешь обсудить это со мной, — дружелюбно предложила я. Мы остановились около фонтана. Отсюда был виден почти весь фасад больницы. — Ты женщина, — произнесла она. — Однако, ты наблюдательна. Габриэль рассмеялась и подошла к краю фонтана. Он был низким, широким и теплым от солнца, поэтому позволял нам обеим сесть на него. — Моя мама тоже женщина, а ещё она… Как это? Чересчур романтична, — девочка начала задумчиво глядеть на бурлящую воду. — Мы говорили про тот роман, про графа и про его невесту, и она сказала, что была бы счастлива, если бы в финале они вновь воссоединились. — Ты с ней не согласна? Ведь герои любили друг друга с самого начала. — Да, но… Это было ещё до того как… Как они стали другими людьми друг для друга. Жизнь и испытания, которые они прошли, изменили их. Любили друг друга моряк Эдмон Дантес и рыбачка Мерседес, а не граф Монте-Кристо и графиня де Морсер. На входе в детскую кардиологию, куда я проводила Габриэль после нашей прогулки, мы встретились с Хантером. Рядом с ним крутилась медсестра, беседуя о чем-то таком, что, очевидно, мало его интересовало. Именно поэтому он заметил нас сразу, как только мы оказались в зоне видимости. Ещё больше его заинтересовали две персоны из моей охраны. На фоне больничного интерьера двое габаритных мужчин в строгих костюмах выглядели отнюдь не прозаично. Хантер с помощью пары слов отвязался от медсестры и подошел к нам. Странно… но он просто кивнул мне и сухо поздоровался, переводя все внимание на Габриэль. — Думаю, на сегодня прогулок достаточно. Тебе нужно отдыхать, а через час у нас кровь. Ты же не забыла? — Помню, док. Иду, док, — Габриэль обняла меня на прощанье и поплелась к себе в палату. Доктор неловко помялся передо мной. Это выглядело… смешно. Да, именно смешно. И уже хотел попрощаться, как я его опередила и произнесла: — У тебя есть несколько минут? — Да… думаю, что есть. — Я была хотела поговорить с тобой, если ты не против. — Ты уже обедала? — спросил Хантер и улыбнулся. — Если честно, я даже не завтракала, — заметила я, ощущая себя нашкодившим ребёнком, который признается родителям в содеянном. — Тогда я предлагаю спуститься в кафе и подкрепиться. Он предложил, а я согласилась. Желудок болел, но заметила я это почему-то только сейчас. — Отличный салат, спасибо за совет. Грейпфрут и свежий тунец отлично сочетаются с красными оливками, — проговорила я, распробовав блюдо, которое заказала. — Да, только не уверен, что ты им наешься. Может, закажешь что-нибудь мясное? — Аппетита особо нет, да и тунца не пожалели… Хантер, я… Я замялась и начала гонять большую оливку по тарелке. Он молчал и даже не задавал мне наводящих вопросов. В один момент я подняла на него глаза и заметила, что он до сих пор совсем не притронулся к своей еде. Лишь чашка с чёрным кофе изменила количество своего содержимого. — Я хотела извиниться за свое поведение на вечеринке. Думаю, что повела себя некрасиво. — Всё хорошо и тебе не стоит волноваться. Конечно, я сразу понял модель нашего общения на том вечере, что меня нисколько не устроило. Сейчас же я понимаю, что изначально не имел права на что-либо надеяться. — И на что же ты надеялся? — Кэтрин, мы ведь взрослые люди, и я уверен, что ты сразу прекрасно поняла, на что я надеялся относительно тебя. Я опустила глаза и, казалось, даже покраснела. — Что с тобой случилось, не расскажешь? — Хантер жестом намекнул на заметные изменения у меня на голове и лице. — Надеюсь, это никак не связано… Голос Хантера стал тише и неувереннее. — С чем? — Он ведь не… не вымещает на тебе злость из-за того, что вы больше не вместе? — Что?! Господи, неужели со стороны возможно подумать о таком?! Неужели со стороны наши отношения могут выглядеть именно так?! Ходж похож на мужчину, который может прибегнуть к насилию по отношению к своей женщине?! А я?! Похожа на женщину, которая будет терпеть подобное?! Мои глаза стали больше в несколько раз от нешуточного возмущения. — Прости, если… — Нет! Нет, конечно! Он никогда… Он на такое не способен. Ходж меня и пальцем не тронет. Боже, Хантер… Я упала в обморок и ушиблась. — А этих парней он приставил, чтобы больше такого не повторилось? — произнёс он, указывая на двух охранников, расположившихся на другом конце помещения. — Я не хотел никого обидеть, но я не идиот и могу легко понять, что… упасть тебе помогли. Остальное меня не касается. Прости, что, поддавшись переживаниям, я нарушил твои личные границы. — Так. Мне кажется настало время разъяснить всю эту ситуацию между нами. — Если ты считаешь, что это необходимо. — У нас с Ходжем сейчас трудное время, ровном счётом, как и в моей жизни в целом, но он никакого отношения не имеет к побоям на моем лице. Это всё, что я могу рассказать тебе. И да, ты прав. Тебе не стоит ни на что надеяться… по крайней мере пока. — Я зачем-то дала это уточнение. — Я тебя не знаю, и понятия не имею, как воспринимать. Я слишком много раз ошибалась в людях, чтобы продолжать бесстрашно впускать новых в свою жизнь. Но при этом я чувствую, что ты неплохой человек, и против дружеского общения ничего не имею, чтобы узнать это наверняка. Порой, оно мне нужно, как и тебе, возможно. Знаю, что ты надеялся совсем на другое, но сейчас я не могу воспринимать эти надежды как что-то реальное. Прошу, пойми меня и не обижайся. Ты очень видный мужчина и наверняка о тебе мечтают многие другие женщины, но… — Кэтрин, я все понял, и я не обижаюсь. Тебе не нужно объяснять мне всё это. Единственное, что я прошу тебя не делать, так это не превращать меня в промежуточное звено в ваших с ним отношениях, которое либо поможет решить какие-то проблемы, либо, наоборот, приумножит их. А общение нужно всем людям, это нормально. Я облегченно выдохнула и доела свой салат. Наша встреча с Хантером закончилась так же невнятно, как и началась. Мы попрощались сдержанно, но с надеждой на дальнейшее общение.***
— Лоб шире. На фоне лысины он кажется огромным. — Так? — Да, может ещё… подбородок длиннее, а глаза… Питер резко дёрнулся, бросая недоверчивый взгляд на Ходжа, стоявшего позади него. — Агент Доусон, думаю, мы закончили. Больше добавить нечего. — Подумай ещё, Питер. Хорошо подумай… Агент, на пару слов, — произнёс Ходж, глядя на подругу. — Дом, присмотри за ним. Питер смотрел им вслед, а когда дверь закрылась, перевёл взгляд на Доминика, развалившегося на диване и спокойно собирающего кубик Рубика. Почему-то это вызвало у Питера лёгкую ухмылку. — Тебе не кажется все это странным? — полушёпотом спросила Амалия. — Я, агент ФБР, составляющая фоторобот убийцы в твоём кабинете в ночном клубе. Да и всё, что он рассказал… То есть убийца просто подкараулил его на парковке, на которой с какой-то стати нет видеонаблюдения. Избил, показал видео своих убийств, признался, что работает на Оушена и заставил тоже работать на него, а старший спецагент УБН тут же поджал хвост и что? Ничего? Тебе не кажется, что в этой истории слишком много сюжетных дыр? — Как раз то, что он поджал хвост нисколько меня не удивляет. Он трусливая псина, а касаемо всего остального… Амалия, я когда-нибудь давал тебе повод думать, что я идиот? — Дай-ка подумать, — агент действительно задумалась над вопросом Ходжа, — возможно, когда решил жениться на агенте Управления по борьбе с наркотиками будучи наркоторговцем. — Кхм, Амалия… Я всё проверяю, а ты пока что подумай, как объяснить своим коллегам и полиции, откуда взялся фоторобот, не упоминая Питера. — Я? — Ну, не я же. Это ты агент ФБР, а я, как ты уже успела заметить, наркоторговец. — Я не понимаю, почему ты хочешь, чтобы агент остался в тени? Или почему нельзя прямо сейчас создать ориентировку и распустить её по всему Нью-Йорку? — Отвечу только на второй вопрос. Это может спугнуть. Ублюдок поймёт, что Питер его сдал, а значит, его могли использовать как приманку. По этой же причине мы встретились здесь, а не в полицейском участке, на случай, если он следит за ним. — А то, что этот клуб принадлежит тебе, тебя нисколько не смущает, Шерлок? — И что? Питер может сказать, что вынюхивал обо мне информацию для него, или просто решил расслабиться в лучшем ночном клубе города. — Ты серьезно?! Какого чёрта ты уверен, что Питер так быстро переобулся и начал честно сотрудничать с тобой? Почему ты быстро поверил его словам? Только из-за видео и шанса быть съеденным крысой-убийцей? Он тебя ненавидит. Ты забыл? Что если все это манипуляция, с помощью которой киллер хочет подобраться к тебе? Ты обложился чуть ли не танками. Ему придётся изменить тактику, чтобы достичь цели. А кто его следующая цель? Нам остается гадать дальше. — Чуточку терпения, агент. Я уже сказал, что всё проверяю. — Так что там с первым вопросом? — Угадай, — Ходж таинственно улыбнулся и скрестил руки на груди. — Если это то, о чем я подумала, то тебе не кажется, что это не очень честно? — Я не веду дела честно с такими, как он. Уверен, что он тоже не собирается этого делать. Пока что я использую его, а он пусть думает, что использует меня. Глядишь, снова осмелеет и сделает очередную глупость. Хотя это лишь вопрос времени, Амалия. Они вернулись в кабинет, а после завершения встречи отправились на парковку. Питер сразу безмолвно пошёл к своей машине. — Ты сказала, что твоя машина на техническом обслуживании. Я могу довести тебя до дома, — предложил Ходж, глядя вслед Питеру. — Ходж Бейкер всегда внимателен к мелочам. Было бы здорово, но поведу я. Ты пил, и, как видишь, я тоже внимательна к мелочам. Ходж без возмущения сунул ключи Амалии в руки. Когда он подошел к машинной двери, то на парковку заехал один из его бронированных внедорожников. — Садись, я сейчас, — скомандовал Ходж и направился к подъехавшему автомобилю, из которого вышла… я. — Зачем ты здесь? — Приехала к тебе. Хочу поговорить. — Могла подождать меня дома, я как раз… — Это твой дом. Ходж закатил глаза, шумно выдыхая. — Это не займёт много времени, а ехать к тебе домой я не собираюсь, поэтому приехала сюда. — Кэтрин, что за очередные глупости? — Мы расстаёмся, — быстро произнесла я, встречая уставший упрек в его глазах. — Ты был прав. Я тебя не люблю. Не могу любить, так как теперь вижу в тебе человека, которого не знаю. Мне тяжело находиться рядом, и уже сегодня ночью я буду спать у себя в квартире, хочешь ты этого или нет. Можешь насильно отвезти меня и посадить на цепь, но это лишь усугубит нашу проблему. А можешь прислать на крышу моего дома вертолет с огнеметом и охрану из спецназа, я не против и даже буду благодарна. Собственно… это всё, что я хотела тебе сказать. Пока что говорить больше нечего. По сути ты мне никто, а я взрослый человек и имею право сама решать, где и с кем мне жить. Надеюсь, ты примешь моё решение. Ходж неотрывно смотрел мне в глаза, пока слушал все эти слова. Он даже ни разу не моргнул, но лицо его было расслаблено, хоть и сосредоточено локально. Локально на моих глазах. Он будто сканировал меня и считывал эмоциональную шкалу, чтобы правильно проанализировать услышанное. — Приму, — холодно ответил он, и перевёл взгляд на свою охрану, сопровождающую меня весь день. — Тебя отвезут, а квартиру и дом будут охранять. Хорошего вечера. Он развернулся и пошёл к своей машине, а я… Я не знала, что мне чувствовать. Облегчение от того, что он, наконец, услышал меня? Возмущение в ответ на то, что он так легко и быстро отпустил меня? Никакому из этих чувств не нашлось места. Снова пустота. Почему-то он сел в машину со стороны заднего пассажирского кресла, и она тронулась с места под моим внимательным взглядом, но не прошло и пяти секунд, как… Меня будто оглушило, а на смену этому чувству тут же пришел раздирающие стены парковки вой множественных сигнализаций. Автомобиль Ходжа больше не ехал, стекла были выбиты, а ненавистную пустоту внутри меня снесла безжалостная волна другого чувства. Это был страх.