Снова
Я мало что помнила, а сейчас перед глазами был черно-белый коридор. Белый от спецформы медицинских работников и чёрный от костюмов парней из охраны Ходжа. Я сидела на небольшом диванчике в одном из углов, неотрывно глядя на вход в операционную. Эти двери могли открываться в обе стороны, но сейчас они были неподвижны. Уже долгое… Нет, невыносимо долгое время. Хотя, по правде говоря, прошло лишь полчаса, а если ещё точнее, то двадцать восемь минут, как Ходжа забрали туда. Двери не открывались, а я пыталась. Пыталась вспомнить всё в мельчайших подробностях, и чем больше я вспоминала, тем ещё медленнее шло время в этом монохромном коридоре. Помню парковку в Сириусе, черную машину и разрывающую слух сигнализацию всех прочих. Она просто остановилась, а вокруг неё на серый бетон попадали осколки выбитых окон. Почему они разбились? Я огляделась, сильнее впиваясь ногтями в собственные ладони. Был странный звук. Очень резкий, словно хлопок, или даже… Взрыв. Да, взрыв. Это был чёртов взрыв, а затем задняя дверь машины, в которую садился Ходж, резко распахнулась, и… Белые пятна в моей памяти изводят меня. Я не могу собрать их в единое пятно. Именно пятно. Иначе происходящее не назвать. Оно навсегда останется страшным и размытым пятном, которое невозможно отмыть, от него невозможно избавиться. Я поднялась с дивана и стала ходить мимо него взад и вперёд, как помешанная. Ходж буквально выпал из машины на всё ещё серый бетон. Его спина и ладони вжались в осколки, а из ушей шла кровь. Она уже успела стечь к нему на белоснежный воротник рубашки. Нет, не так… Ладони болели. Я взглянула на них и увидела полукруглые кровавые следы. Я проткнула ногтями себе кожу. Кровь… она была везде. Не как сейчас на моих руках, а везде. Он был в крови. Его лицо, его костюм… Я не могла пошевелиться. Почему я не побежала к нему? Я просто стояла на месте и смотрела, как он пытался подняться! Я не помню его глаз. Они были открыты или нет? Он был в сознании, поэтому они точно были открыты. Но я не помню их. Я не знала этих глаз… — Мисс? Они так выделялись на фоне окровавленного лица. Ходж сильнее вжимал ладони в осколки, а крови становилось только больше. — Простите, мисс? Охрана? Да, там была его охрана. Несколько мужчин уже успели вооружиться и оттащить его, но почти сразу, как только они это сделали… — Разрешите пройти? Я повернула голову и, наконец, оторвала глаза от двери. Передо мной стояла девушка в белом и хлопала глазами. Она везла каталку, на которой лежал человек. Нет, я его не знала. Это был незнакомый мне мужчина. Нежно-голубая пижама и бежевое покрывало. К нему было подключено много странных трубок, и он был без сознания. Я ничего не сказала и сделала шаг в сторону, уступая девушке дорогу. Она повезла каталку дальше по коридору, а я снова уставилась на дверь. Ходж вдруг оттолкнул их и пошёл сам. Нет, не пошёл. Он побежал. Он кинулся, как ненормальный к водительской двери и открыл её, а потом… Меня хотели увести. Чьи-то наглые руки тянули меня, а я кричала и просила не трогать меня. Но… я не помню свой крик. Я кричала внутри себя. Я слышала другой крик. Это кричал он… Боже. По лицу покатились слёзы, и я судорожно прикрыла его двумя руками. Вот теперь я помню, но было намного лучше, когда я не помнила. Сознание заполонил крик. Такой горький. Такой жалостливый, безумный, напуганный мужской крик. Он рвал мою душу в клочья. Ходж схватился за голову, чуть ли не вырывая свои волосы. Он неотрывно смотрел на водительское сиденье полными ужаса глазами и надрывисто кричал… Тогда я вырвалась и побежала. Но кто-то столь же стремительно нагнал меня и закинул к себе на плечо. Все это происходило под душераздирающие крики. Ходж стал выкрикивать какое-то имя и прочие слова, метаться около машины, а после просто упал на колени. Крови становилось все больше. Она расплылась по его рубашке, и теперь её можно было выжимать, чтобы получить кровавое озеро. Ещё одно озеро крови я увидела около той самой двери. Красная и вязкая она стекала на землю, собираясь в небольшую лужу. Всё. Это всё, что я помню. Потом была машина, люди черном, коридор, люди в белом. И теперь они все здесь. Вместе. А я все ещё там. Стою на парковке и кричу. — Кэтрин, тебе надо попробовать успокоиться, — прозвучал голос у меня за спиной. Я обернулась и увидела Доминика, сидящего на том же диване, где сидела я. Он все это время был здесь? Двери распахнулись. Но не те, которые были передо мной, а другие. В конце коридора, монохром которого разбавили две знакомые фигуры. Они стремительно сокращали расстояние между нами, а я продолжала стоять на месте, вглядываясь в рыжие волосы Кассандры. Бледная кожа выдавала сильно заплаканное лицо. Ее губы дрожали, и даже с ещё далекого расстояния я смогла это разглядеть. Нет. Недалекого. — Это ты виновата! Ты! Сопливая дура! Она налетела на меня с обвинениями, как хищник, который вовсе не планирует давать пощады своей жертве. Мне. Из-за моей спины появился Доминик в попытках сбавить накал её выступления. Зато другой мужчина, будто специально остался в стороне, чтобы понаблюдать за нами и позлорадствовать. — Да отпусти ты! — громче прочего выкрикнула Кассандра в адрес Доминика, который все ещё не терял надежду утихомирить своего делового партнёра. — Это всё её вина! Она запудрила ему мозги, играла в обиженную жизнью девочку, заставляла его распинаться перед ней за то, кто он! Снова крик. Только теперь женский и такой отчаянный. Эмоции переполняли и наполняли пространство коридора до самых верхов. Даже работники больницы просто оглядывались и косились на нас, но боялись подойти и сделать замечание. — Он никогда бы раньше не позволил этому случиться! Он всегда был осторожен, а сейчас думал только о том, чтобы защитить свою блаженную Кэтрин! Не себя, не нас, а тебя, долбанная идиотка! И что теперь?! Из-за тебя он потеряет всех, если сам не погибнет из-за твоего набожного эгоизма! Она прокричала много слов, но останавливаться не планировала. Кассандра гневно размахивала руками перед моим лицом, тыкала пальцем чуть ли не в глаза, хватала себя за голову, вытирала мокрое от слез лицо. Все эти слова врезались в мои стеклянные глаза, а я просто стояла на месте и покорно принимала их, не понимая, какие эмоции мне испытывать. — Ты не подходишь ему! Поиграла в любовь?! Прекрасный рыцарь оказался не таким уж и прекрасным?! Так свали куда подальше от нас, хорошенькая девочка! Дай ему вспомнить о том, кто он такой, и размазать этих ублюдков, а не пытаться стать хорошим для тебя без конца оправдываясь за то, что у него дерьмовая жизнь. Наш человек погиб! Она была его другом с самого детства! Он любил её, слышишь?! Она была ему дорога! Он мог бы быть за рулем! Это просто случайность! Он мог быть… Внезапно Кассандра схватилась за горло и немного пошатнулась на месте, замолкая и прикрывая глаза. Слёзы всё ещё стекали по её лицу. — Тихо-тихо, — Доминик подхватил её и помог присесть на диван. — Полностью поддерживаю все вышесказанное и искренне не понимаю, что вы, мисс Хилл, здесь делаете? — Леон решил перейти от наблюдения к действиям. Он встал на место Кассандры строго передо мной. — Если мне правильно передали информацию, то вас должны были отвести к вам домой, ведь вы дали ясно понять моему другу, что в его внимании больше не нуждаетесь. И более того… Он согласился с вами. Я смотрела на его холодное лицо, которое, казалось, вот-вот покроется змеиной чешуей, и все еще не понимала, что мне чувствовать. В груди просто было тяжело. И тревога… Да, было всё ещё очень тревожно, но не обидно, не гневно. Я не злилась на Кассандру или Леона. Почему? Может, потому что они могли быть правы? — Язык проглотила? Леон подошел ко мне еще ближе и перешел на шепот, пока позади нас с Кассандрой возилась медсестра, а Доминик уже говорил с кем-то по телефону. — Тебе нужно уйти из его жизни навсегда. Воспользуйся шансом, ведь он отпустил тебя, а сейчас ему будет не до любовной беготни. Амалия была ему, как сестра, и он перебьет весь Нью-Йорк без разбора, если потребуется, чтобы найти виновного. Как сделал это, когда его родителей убили. Он убийца, был и будет. Прямо или косвенно, какая разница? Для таких, как ты, ее точно нет. И это, насколько я помню, не под стать твоим ангельским перышкам на заднице, поэтому довольно играть роль горюющей любовницы. Пошла вон и больше не забивай ему голову своей лживой любовью. Ему она очень дорого обходится… Как и всем нам. Леон подозвал нескольких мужчин из охраны. — Ребята, помогите мисс Хилл добраться до дома. Один из охранников протянул руку и взял меня за плечо, но я моментально вырвала ее и сделала несколько шагов назад, все еще продолжая молчать. Мое растерянное внимание привлек силуэт за спиной Леона. Он приближался к нам с такой легкой, но при этом тревожной походкой. — Боже мой, Леон, я только сейчас узнала о том, что случилось! К нам подбежала Лидия в своем костюме медсестры. На ее бледном лице застыл ужас. Она не знала, куда деть свои руки, но продолжала говорить немного хриплым от волнения голосом. Самое что ни на есть искреннее волнение. — Лидия? Как же ты вовремя! — наигранно произнес Леон. — Рядом с Ходжем сейчас должны быть люди, которым он не безразличен. Леон приобнял девушку за плечи. — Я спросила ребят со скорой, они сказали, что у него была контузия. Он был в шоке, поэтому не сразу почувствовал, что ранен сам, но его задело только несколько осколков. Здесь первоклассные хирурги, они справятся. Но Амалия… Лидия склонила голову, пряча слезы. — Прости, простите… — она отошла в сторону, чтобы успокоиться. А я все еще молчала, беспристрастно наблюдая. — Видите, мисс Хилл… — Леон указал на Кассандру, затем на Лидию, — как ведут себя женщины, которые горюют по тем, кого любят. Увы, но о вас того же сказать никак нельзя. Тоже устали от лжи? Как же я рад, что наши интересы, наконец, совпали. Леон вновь отдал немую команду охране, а я все еще молчала и на этот раз не думала сопротивляться. Нет?! Почему, я не сопротивляюсь?! Я хочу быть здесь! Хочу дождаться, пока те самые двери откроются, оттуда выйдет хирург и скажет, что все хорошо, все позади… Ничего не позади. Меня взяли под руку и повели к выходу, а Леон довольно смотрел мне вслед. — Новости по поводу взрыва есть? — спросил Леон, подойдя к Доминику, после того, как меня увели. — Пока нет, но ФБР и полиция обложили клуб и парковку. Наши люди там тоже есть, так что все под контролем, но звонила охрана Питера… Придурок решил приготовить себе ужин и устроил в квартире пожар. — Разъяснил Доминик. — Разве он не был на парковке на момент происшествия? — поинтересовался Леон. — Нет, он уехал за пару минут до. Наши люди его сопровождали и ничего странного не заметили, зато заметил я. — Доминик заметно напрягся и взъерошил свои волосы. — Ходж и Амалия только сегодня договорились, что завтра она придет со своими людьми в гости к Питеру, чтобы снять там пальчики или еще чего, и убедиться, что версия про парковку правдивая. Этот псих мог с таким же успехом заявиться к нему домой. А сейчас этот пожар… Но к причине не подкопаться – бытовая неосторожность. — Агент знал об их договоренности? — Хотел бы я сказать «да», но не могу. Он тогда вышел в туалет. Да и Ходж бы не обсуждал это в его присутствии. Он ему не доверяет, что вполне понятно, а история старшего спецагента про встречу с наемником слишком прозрачная. В любом случае, еще со вчерашнего вечера, он был под нашим пристальным наблюдением. — Наши люди были у него в квартире? — Да, но снова ничего подозрительного. Даже было слишком чисто для такого холостяка-засранца, как агент Коллинз. Видели бы вы, какой урод получился на фотороботе, и если говнюк не лжет, то именно так я и представлял себе убийцу младенцев. — А консьержка? Вы не говорили с ней? — Говорили, какая-то безумная старуха. Два слова не связывает. Как её вообще держат на этой должности. Сказала, что никого и ничего не видела, а Питер, по её словам, самый образцовый житель в доме. Расхваливала его без конца, меня чуть не вырвало. — Камер наблюдения на парковке нет. Консьержка слепая и глухая, квартира – образец чистоты, а соседи… Дай угадаю, они уехали все вместе за город на барбекю, а Питера с собой не взяли, потому что он зануда из УБН? — Не угадали. Дом новый, его сдали полгода назад, многие квартиры до сих пор пустые, но агент въехал туда почти сразу. Камеры видеонаблюдения были, но их регулярно выводят из строя, а причину никто не знает. На площадке с квартирой агента ещё три, и все нежилые. Доминик быстро посмотрел на экран своего телефона. — Брайан и Марта подъехали к госпиталю, — оповестил Доминик. — Нужно быть настороже, но о дальнейших действиях будет решать мистер Бейкер, когда очнется. На телефон пришло еще одно уведомление. — Полиция взялась за камеры видеонаблюдения на парковке. — Доминик усмехнулся. — Мои ребята уже пару часов, как всё проверяет, и не только там, но и в пентхаусе. После экспертизы будут подробности о взрывном устройстве. Два дня спустя… — Самодельное взрывное устройство на радиоуправляемой активации метрического счетчика, который был установлен на показатель «2», приемник нашли под водительским сиденьем. Как раз под ним бомбу и заложили, но, судя по отсутствию возгорания и характеру взрывчатого вещества, расчет был на совсем небольшой радиус поражения. Расстояние до вашего автомобиля измерялось относительно датчика, оставленного под капотом другого автомобиля. Нашего… на котором приехала Кэтрин. Иными словами, некто активировал счётчик в вашей машине по радиосигналу, и он начал считывать расстояние от датчика. Когда показатель превысил два метра, произошла детонация. Доминик сделал паузу в ожидании главного вопроса, но так его и не дождался, поэтому сразу дал ответ. — Все служебные машины планово проверяются ежедневно утром и вечером. Последняя проверка была утром за пару часов до того, как Кэтрин попросила отвезти её в больницу к Габриэль. Вашу машину проверили тогда же. Затем её автомобиль стоял на парковке в больнице довольно продолжительное время, после… Доминик вновь остановился, настороженно глядя на своего начальника, лежащего на больничной койке. Спокойного, молчаливого, но будто пребывающего далеко за пределами этой палаты и этой больницы. — Около одного кафе рядом с больницей… и всё. Затем её привезли в Сириус. Мы проверили все камеры наблюдения в местах, где парковались обе машины. Начнем с вашей. Доминик включил на своем планшете видео и подошел к койке, протягивая Ходжу устройство. — Время: 13.47 после полудня. Камера видеонаблюдения с барбершопа на той улице, где живёт Лидия. Вы оставили свой автомобиль там и проводили её с сыном до дверей квартиры, а тем временем… В кадре отчетливо был виден автомобиль Ходжа, затем к нему медленно подошел невысокий щуплый парень в джинсах, худи и накинутым на голову капюшоном. Лица видно не было, но судя по хаотичности его движений, спокойным назвать его было нельзя. Доминик нагнулся и смахнул текущее видео на следующее. — Время: 15.34 после полудня. Запись с уличной камеры видеонаблюдения того самого кафе, где останавливалась Кэтрин. На видео появился бронированный внедорожник, спустя несколько секунд к нему подбежала маленькая девочка. Она очень быстро и ловко приклеила под машину какое-то устройство и, перебежав через дорогу, покинула видеообзор. — Напротив кафе была детская площадка. Она побежала туда. Девочку мы уже нашли, как и её глупую мамашу, которая отвлеклась на трёп с подружками и не заметила, как к её пятилетней дочери подошел незнакомый человек и предложил сыграть с ним в игру. Главный приз – большая шоколадка. Все, что удалось узнать от девочки, это то, что… цитирую: «Дядя был в кофте на голове». Судя по всему, речь шла о капюшоне. Доминик забрал из рук босса планшет, и уже хотел продолжить, как вдруг Ходж его опередил: — Я хотел сесть за руль, но она увидела, что я выпил виски в кабинете и попросила повести сама. Я согласился и хотел сесть рядом, но потом приехала Кэтрин. Она сказала мне слова, которые сбили меня с мысли, поэтому когда я вернулся к машине, то по привычке, сел на пассажирское кресло сзади. Когда я не за рулем, я всегда сажусь сзади. Это просто привычка… Она не должна была умирать вместо меня. Пустые серые глаза закрылись, и Ходж спустился ниже по спинке кровати. — Я обещал ей бесплатный абонемент в свой новый SPA-центр, Доминик. — Похороны завтра, но вы вряд ли в состоянии поехать. — Я поеду. У неё никого не было. Отец умер от рака вскоре после гибели моих родителей, а мать – ещё когда она училась в школе. В палату постучались, и в дверях показался один из охранников. — К вам посетитель, босс. Кэтрин Хилл. Ходж моментально напрягся, но все же кивнул, переводя взгляд на Доминика. — Продолжим позже. — В тот день она была здесь. Ждала пока вас прооперируют, но явились Кассандра с Леоном. Они поругались, и Леон распорядился, чтобы её отвезли домой, но я все же позвонил ей после того, как хирург сообщил, что с вами всё хорошо. — Хорошо, спасибо, Доминик. Можешь идти. В дверях в палату я встретилась с Домиником. Я зашла, а он вышел и закрыл за собой дверь, оставляя нас наедине. Я не помню, что со мной было последние два дня. С того момента, как Леон выставил меня из этого госпиталя до этой самой минуты. Может, поэтому выглядела я совсем не важно: старые джинсы, свободный шифоновый топ, распущенные, слегка взъерошенные волосы и ни грамма косметики. Побои с лица начали сходить, но от этого счастливее моё лицо не выглядело. Они уступили место синякам под глазами. Мы смотрели друг на друга, а я не понимала, хочет ли он видеть меня сейчас. Не понимала могу ли сделать шаг вперёд и подойти ближе. Да, я сказала ему все те слова, перед тем, как весь этот ужас произошел, но это не означает, что я не имею право на сожаление и переживание. Я все же подошла и встала у основания кровати прямо напротив, пока он неотрывно следил за мной. — Как ты себя чувствуешь? — Боже, какой тупой вопрос. — Уже лучше. Зачем ты пришла? — Я волновалась, и я… — Ты же сказала, что не любишь и не хочешь меня. Твоя жалость мне не нужна. Тебя продолжат охранять мои люди, и я бы хотел, чтобы это было единственным, что нас связывает. Горькая усталость в его глазах, сказала о том, что у него совсем не осталось сил на ложь. Казалось, что он хочет побыстрее закончить этот разговор и остаться один. — Я пришла не жалеть тебя, но я не буду… — Прекрасно, и не надо. — Он вновь оборвал меня, с полной серьёзностью продолжая. — Я от тебя больше ничего не жду и хочу, чтобы ты ушла из моей жизни. Я больше не хочу тратить свое время зря, убеждая принять меня таким, какой я есть на самом деле. Я лгал тебе. Я преступник, подлец, мерзавец и убийца. Я убивал людей и буду убивать. Я больше не могла смотреть на него, поэтому мой взгляд стал нервно метаться по постели, по стенам позади кровати… — Я из-под земли достану каждого ублюдка, который причастен к смерти Амалии, и перережу им глотки собственными руками. Я отомстил за своих родителей и лишил жизни каждого, кто был причастен к их смерти. Я сказал Питеру, что отпущу его, если он поможет с поимкой убийцы, но я снова соврал. Я все равно его убью, потому что он уже истратил все шансы, которые я ему давал, а сейчас я его просто использую, и пусть он мне лжет, но я найду способ использовать и это. Я всех использую, Кэтрин… Я ждала, что из глаз покатятся слёзы, но они были сухими. Было просто больно. Где-то внутри, глубоко внутри. — Его, тебя… Я подло играл на твоих чувствах ко мне с самого начала, я специально вызвал их у тебя, сделал сильными и глубокими, чтобы использовать и бросить, словно вещь, которая перестала быть полезной. Да, в один момент они стали взаимными, но теперь они снова не такие. Я планирую использовать Елену, чтобы она помогла мне с тем, что я задумал. Видишь, какой я плохой? Разве ты сможешь полюбить такого подонка? Сможешь войти в его жизнь и строить, а не разрушать? Не сможешь. Поэтому уходи, дай мне забыть тебя и больше не тешиться мечтами о счастливом будущем. Ты была права тогда в отеле, его не существует. Там нет ни нашего дома. Ни наших детей. Ни нас самих. Он замолчал, но я слышала с каким трудом он делает каждый следующий вдох. Его грудь тяжело вздымалась, на лице была пара царапин, а в глазах лишь холод. Тот самый, от которого кровь застывает в венах, сердце замирает, и я перестаю чувствовать, что живу. Я приоткрыла губы, чтобы что-то ответить, но кроме молчания срываться с них было нечему. — Завтра утром все твои вещи перевезут из пентхауса в твою квартиру. Собаку можешь оставить мне, если хочешь. Я верну её заводчику или отдам Брайану, если он согласится. А теперь уходи. Он сказал мне уходить, но я почему-то не могла выполнить его просьбу. — Уходи! — он повысил голос, и только тогда я развернулась и подошла к двери. Я приоткрыла её и немного задержалась в проеме, уткнувшись лбом в дверной косяк. — Я соболезную твоей утрате. Поправляйся и береги себя, — шепотом произнесла я, как вдруг к палате подошла… она. Дверь раскрылась шире и теперь в её проёме стояли я и Лидия. Я смотрела на неё, а она на Ходжа, прося глазами разрешения войти. — Ходж, я зашла узнать, как ты себя чувствуешь, но видимо, не вовремя. Я зайду позже. — Лидия мельком улыбнулась мне и уже хотела развернуться, чтобы уйти, как её остановил… максимально приветливый голос Ходжа. — Лидия, можешь остаться. Мы уже закончили. Кэтрин уходит. Она прошла мимо меня, проходя вглубь палаты. Нет, здесь нужна конкретика… Проходя к его кровати. Она внимательно проверила его капельную систему, затем налила воды из графина в стакан… Ох, Пресвятая Дева Мария мне свидетель, как сильно я хотела вцепиться этой длинноногой выдре в волосы и выдирать их медленно, по одному волоску… Но вместо этого я просто ушла.***
В больнице плакать я не хотела или не могла, но зато стоило мне переступить порог своей квартиры, как на меня нахлынула соленая волна разочарования. Только в ком или в чём? Почему я злюсь? Почему мне больно? Я сама отказалась от него. Сама ушла, он лишь не стал удерживать меня, а сегодня прогнал и сам. Почему… Почему нельзя выключить что-то… Это… Внутри меня. Оно выворачивает меня наизнанку, доставляя мучения. Где кнопка, отключающая их? Я устала… Я сбросила кеды и пошла в спальню. Упав на кровать лицом вниз, я начала плакать. Вернее, начала я ещё у двери, как и сказала, но подушка лишь усилила порыв. Я перешла на откровенные и несдержанные рыдания, и меня одолело чувство ненависти. Сначала на него, затем на эту гребаную Лидию… Хотя причём здесь она?! Наконец, я добралась до ненависти к себе. Да, я дура и, возможно, виновата во всём произошедшем, но это он заставил меня переживать все это. Он обманывал меня! Это всё он! Но я хочу быть рядом сейчас… Он потерял дорогого человека, я хочу быть рядом и поддержать его, но он мне больше этого не позволит… Потому что… Козел! Почему тогда я продолжаю возвращаться к тому, что я хочу биться головой об стену из-за того, что я говорю одно, делаю другое, а чувствую третье. Но самое ужасное, что все эти три явления постоянно меняют свой курс. Одно становится другим, другое - третьи, или одно - третьим… другое… другим… Я уснула вся в слезах, но сон был совсем недолгим – в дверь позвонили. Конечно, я поднялась с кровати лишь после пятого звонка в дверь и третьего на телефон. Его я так и не проверила, а просто пошла открывать. — Кто? — Я, — ответил знакомый мне голос по другую сторону двери. Я не поверила своим ушам. Сон как рукой сняло, и я потянулась к глазку, чтобы убедиться, что мне не показалось. Нет. Не показалось. Я открыла все три дверных замка. Их стало на один больше совсем недавно. Последний пуленепробиваемый и снести петли на двери можно намного быстрее, чем этот замок. Откуда он появился, думаю, уточнять не обязательно. — Привет. — Что ты здесь делаешь? — Выглядишь хреново. Я ничего не ответила и предложила Лиз войти. — Я слышала о том, что произошло, и… — неловко начала она, прикрывая за собой дверь. — Кхм… Охрана у тебя, конечно… — Кто рассказал? — я растерла опухшее от сна и слез лицо, — и что конкретно? — Об этом уже два дня в новостях говорят. Про покушение, про смерть агента ФБР… А про расставание и возвращение домой рассказал Доминик, но ещё про то, что в Сириусе стало меньше гостей, рентабельность упала, и… — Постой-постой… Доминик? Ты общаешься с ним? — я прошла на кухню, приглашая Лиз пойти за собой. — Насколько я помню, ты его ненавидела, как и меня, наверное, после всего, что я наговорила тебе в тот вечер в клубе. — Насколько я помню, ты боготворила Ходжа, а сейчас… Я бросила на неё недовольный взгляд и даже вода из чайника, в который я наливала воду с крана, перелилась. — Ладно, прости. Касаемо слов в клубе, то не думаю, что они были такой уже и неправдой, но хотя тогда я хотела тебя задушить твоими же волосами, а Доминика и его босса лишить хозяйства ножом для нарезки. Я поставила чайник и присела напротив Лиз. — Я рада, что ты пришла, и мы заговорили о том, что я тогда сказала. В общем… Я хотела бы извиниться, но не за содержание, а за стиль подачи. Я была сама не своя тогда, хотя и сейчас мало, что изменилось, и даже стало хуже, судя по опустошению, которое я испытываю, или бесконечного самобичевания за то, что я не знаю, что мне делать и как поступать. Я снова поднялась, решив подготовить чашки для чая. Я не предлагала Лиз чай, не дала шанса выбрать между ним и кофе, но подготовить чашки… Она пила черный чай без сахара и каких-либо добавок. — Прости, что повела себя, как сука, и наговорила всю эту гадость о тебе в присутствии других людей, но я сразу же хочу внести поправки. — Я взяла две белоснежные кружки с блюдцами и насыпала в них сухие и свернутые чайные листья. — Мои извинения ничего не меняют между нами, как подругами. Ты поступила подло, и я больше не могу тебе доверять. Наши былые отношения не вернуть, но можно попробовать построить новые, более нейтральные, без негатива, но и без дружеского доверия. Повторюсь, его я тебе дать не смогу. Чайник щелкнул и выключился, и я залила чай кипятком, пока Лиз непривычно молчала, будто анализируя всю информацию, что я ей сообщила о возможной перспективе нашего общения. — Так что у тебя с Домиником? — Разве неподруги делятся друг с другом подробностями своих отношений? — съязвила Лиз и приняла горячую кружку из моих рук. — Отношений? Желание убить друг друга теперь называется отношениями? — В тот день, когда случился взрыв… Как только я обо всём узнала, то позвонила Доминику, спросила про тебя, про Ходжа, а потом попросила встретиться, чтобы поговорить. В общем, он позвал меня к себе домой, потому что встречаться на посторонних локациях нам сейчас нежелательно. Я приехала к нему. Мы выпили, он извинился за тот случай в кабинете Ходжа и… Я слишком быстро втянула чай и обожгла себе язык, но подозреваю, что эта случайность была обусловлена моим бескрайним удивлением от вероятного продолжения её повествования. — Что?! — Да, а что?! Снова будешь меня судить? Обвиняла меня в том, что сама делаешь сейчас, Кэтрин. — Нет, я не буду тебя судить, но это так… — Как? — И что было потом? — я убрала кружку подальше от себя, пока чай не остынет, или пока Лиз не завершит свой рассказ. — Потом мы поговорили… Долго, но смысл в том, что я поняла, что была неправа по отношению к нему. Конечно, он мерзавец, как и его босс, но… Тот бред про воздух и про грязные руки… В общем, кажется я испытываю к нему что-то раз после долгих раздумий поняла, что в твоих тех словах всё же был смысл, и я… Я слушала и смотрела на неё широко распахнутыми глазами. Мне казалось, что передо мной сидит Лиз, а все, что она говорит – это запись, наложенная на её оригинальную речь о том, что я молодец, раз одумалась и решила бросить Ходжа. Я допила чай, не оставляя ни единого глотка. — А потом случилось кое-что очень странное. Уже после полуночи к нему заявилась эта рыжая. — Кассандра? — Я помню, как её зовут, но называть её рыжей, мне нравится больше. — И что? Зачем она приходила? — Когда я открыла ей дверь, то она стала ещё бледнее, чем есть на самом деле. Потом я позвала Доминика и оставила их наедине. Они о чем-то говорили, но быстро… Мне показалось это странным. Неужели рабочие проблемы нельзя решать днём или хотя бы по телефону, а не заявляться в гости без приглашения. — А что потом? — Ничего, она ушла. — А что Доминик? — А что Доминик? Вернулся ко мне. Я не стала докапываться до него, расспрашивая, о чем они говорили. — Почему не подслушала? Ты же это так любишь. Лиз громко цокнула, явно недовольная моим замечанием. — Давай не будем об этом. — И какое будущее ты планируешь с ним? — я не знаю, почему задавала все эти вопросы, но мне было безумно интересно получить именно ее ответы. — Никакое. Я не хочу ничего планировать. Я устала, Кэтрин. Я всю жизнь все планировала, а что в итоге? В итоге ни черта о ней не знаю. У меня есть отец, дом, любимая работа… была подруга, но… — Лиз, давай не будем об этом тоже. — Хорошо, как скажешь, но если вдруг тебе нужно поговорить с кем-то или просто высказаться, то… Знаю, что ты считаешь, что я не смогу тебя понять, не доверяешь мне, но я все равно волнуюсь за тебя. Я испугалась, Кэтрин. Он пришел ко мне и стал шантажировать всем хорошим, что у меня есть. Я просто дура и трусиха. Я испугалась и поэтому пошла к Елене и всё ей рассказала. Я не оправдываюсь, но признаю, что была неправа и мне жаль, что все так вышло. Жаль, что ты все равно несчастна. Жаль, что ты варишься во всём этом. Жаль, что вы расстались, если эти доставляет тебе боль. И не говори, что это не так, у тебя на лице все написано. — Не нужно меня жалеть. Это мой выбор, а он лишь позволил мне его сделать. Я сама ушла, ясно? Сегодня он поставил точку в наших отношениях, а завтра привезут мои вещи и всё… Я больше не хочу думать об этом и тем более говорить, хорошо? — Ладно. Спасибо за чай, но мне уже пора обратно в больницу. — Лиз поднялась со стула, а следом за ней и я. — Я рада, чтобы мы, наконец, поговорили. Мне стало легче, надеюсь, что и тебе… хотя бы немного. Лиз потянулась, чтобы обнять меня, но я и не думала отвечать ей взаимностью. Она неловко обхватила меня за плечи, прислонившись всего на секунду, а затем ушла.***
Вещи привезли ровно в восемь утра. Все. Буквально все. Я до мелочей помнила, что именно моего было в пентхаусе, и теперь все эти мелочи лежали передо мной. Наряды в чехлах, белье и обувь в коробках, аксессуары в шкатулках, даже моя зубная щетка и вся банная косметика, включая скраб для стоп. Он был в крошечном тюбике и уже почти закончился. Вот как нужно избавляться от человека, которого больше не хочешь видеть в своей жизни. Только зачем мне теперь все эти вещи? Им нет и не будет места в этой квартире. Эти вещи из той жизни, а эта квартира – из этой… Я прошла по захламленной прибывшими вещами гостиной и села. На пол… около двери. Продолжая смотреть на вещи, я совсем не заметила, сколько прошло времени прежде, чем мне на телефон пришло сообщение. Он лежал на диване, поэтому я поднялась, подошла к нему и прочла текст на светящемся экране. Это была очередная заискивающая благодарность от того самого банка, который обслуживал Ходжа и его счёт, к которому была привязана моя золотая карта. Странно, что она до сих пор активная, и он её не заблокировал. В любом случае, я не собираюсь ей пользоваться. Я прошла в спальню, достала из сумочки банковскую карту и сломала её. Через минуту обе её половинки уже валялись в мусорном ведре на кухне. И снова звонок в дверь. Девять утра, а значит… Ещё одна странность – вчера букета уже не было. — Доброе утро, мисс Хилл. Сегодня сиреневые гипсофилы, — произнёс Феликс, мой курьер, который уже стал моим постоянным гостем. Я звала его Фил. Он был студентом и работал на Ходжа. Это все, что я знала, о нём. — Разве тебя не оповестили, что букеты больше не нужны? — Оповестили. Это последний букет из оплаченных. — Вчера доставки ведь не было. Почему тогда есть сегодня? Я стояла с букетом около двери, а вопросы не переставали возникать в моей голове. — Кхм… — Фил лишь на секунду задумался, и только тогда я оглядела его с ног до головы. Выглядел он совсем не важно, хотя на себя я тоже уже больше суток в зеркало не смотрела. — Вчерашний букет я отвез в пентхаус мистера Бейкера, как и предыдущие два. Меня только сегодня уведомили об изменениях и о том, что данная услуга заказчику больше не требуется. А ещё… Он как-то странно склонил голову, разминая пальцы с неприятным хрустом. Эту дурацкую привычку у него я заметила только сейчас. — Фил, говори по делу, пожалуйста. — Мистер Бейкер попросил вернуть ему все подаренные вам украшения. Сказать, что я обомлела от удивления, ничего не сказать. — Он велел мне доставить все подаренные вам… — Я услышала с первого раза, не нужно повторять, просто… Черт, я совсем забыла про них! Я не привыкла возвращать подаренное. Мама учила меня, что это дурной тон, а украшения… Возможно, я бы со временем продала их и отдала вырученные деньги в больничный фонд Ходжа, там они были бы намного нужнее, но чтобы… Все слова и мысли будто смыло. — Да, я поняла. Сейчас. Можешь зайти, не стой в дверях. Я поплелась в спальню, чтобы собрать украшения. Что же там было… Не могу вспомнить… Ролекс, несколько пар серег, колье, браслеты, кольца, включая… Я дрожащими пальцами укладывала украшения по футлярам, не понимая, почему я так реагирую на его просьбу. Все правильно, эти украшения стоят немеренно, чтобы вот так просто отдать их женщине, которая от тебя отказалась. Взяв в руки кольцо, которое он подарил мне на яхте, я… На чёрный футляр упали несколько капель и моментально впитались в нежный бархат. Я быстро убрала кольцо и уже намеревалась закончить сборы, как мой взгляд упал на кулон. Я открыла его и прочла гравировку внутри: «Ходж и Кэтрин вместе навсегда» Ложь. Всё ложь. Эта гравировка и он сам! Я смахнула слёзы с лица и вернулась к Филу. — Вот. Парень положил украшения в свой рюкзак и начал застегивать его, но вредная молния не хотела поддаваться нетерпеливым мужским рукам. Фил малость занервничал и чуть было не сорвал собачку с молнии. Тогда я предложила свою помощь и аккуратно расправилась с замком. Он кивнул мне, забрал рюкзак из рук и покинул квартиру.***
Люди, которых было намного больше, чем ожидалось, уже давно разошлись, но Ходж продолжал стоять около могилы своего друга. Он что-то говорил. Медленно, тихо, спокойно… Иногда переводил взгляд на два соседних памятника, на которых были имена родителей Амалии – Джордана и Клариссы Доусон. — Мои соболезнования, — раздался женский голос позади, — служба делает нас мишенями, но привыкнуть в подобному невозможно. Ходж немного резко обернулся, отчего почувствовал боль в груди. Послеоперационные раны были ещё свежие, спасала приличная дозировка обезболивающего. — Добрый день. Спасибо, что пришли. Так нагляднее. — Елена поравнялась с Ходжем, вставая рядом. — Видите, Елена… что ждёт тех, кто мне дорог. — Ты поэтому прогнал её? — Не совсем, но чтобы уберечь её, мы должны быть единым целым. Пока что я дал ей возможность самой решить, так это или нет. — Я получила сообщение от твоего связного. Твоя просьба мне понятна, но условия хотелось бы уточнить лично. — Я поэтому вас и позвал. Обсуждать это по мобильной связи я не могу, да и от связных хочу отказаться. Я больше никому не верю. — Ходж посмотрел на Елену и спросил. — Что конкретно вас интересует? — Я помогу тебе переправить весь товар с твоих складов туда, куда ты сказал, а взамен… — Я сдержу свое слово, можете не переживать на этот счёт. Я мерзавец, вы были правы, но честный с теми, кто этого заслуживает. Вы в этом списке, агент Миллер. — И бросишь её? Вот так просто. — Уговор был другой. Я обещал не убеждать. Обещание работает в обе стороны. Не убеждать быть со мной, как и не убеждать не быть, если она сама того захочет, если вновь полюбит меня по-настоящему. — Думаешь, что полюбит? — Агент Миллер, — Ходж отошел в сторону, предлагая Елене пройтись, — давайте лучше обсудим детали нашего дела?***
К вечеру я твердо решила забрать Призрака себе. Это моя собака! И это живое существо, а не какая-та бриллиантовая побрякушка. Но вот машину, о которой я тоже совсем забыла… Нет, не верну. Сама не верну. Просто продам, если он тоже не потребует ее назад. Жмот. На улице похолодало, и даже поднялся пронизывающий ветер. Лето шагнуло очевидно не с той ноги. Легкий плащ лишним не будет, а на остальное плевать. Я быстро, туда и назад. И поеду сама, все равно охрана будет меня сопровождать. После недолгого спора с охранниками, я все же села за руль своей машины, а они обмолвились, что Ходжа выписали из больницы уже сегодня утром и перевели долечиваться дома по его прихоти. Путь был недолгим и довольно спокойным, а дороги свободными, но в моей машине чем-то странно пахло и даже ароматизатор со вкусом лаванды не справлялся. Я взглянула на часы и поняла, что уже десять часов вечера. Визит поздний, но мне плевать. Я хочу свою собаку! Дэвид не сразу пропустил меня, но зато сразу же связался с главой персональной охраны Ходжа, дежурившей у его дверей. Я не злилась на него, ведь он просто исполняет приказ. Приказ не впускать меня без разрешения своего босса. Мда… Спустя минуту мне все же разрешили подняться наверх, а я тем временем заняла четкую позицию – составила в голове план действий, чтобы как можно быстрее забрать все, что нужно, и вернуться домой. Я позвонила, и дверь открылась. — Вечер добрый, Кэтрин, — проговорил Ходж, натянуто улыбнувшись мне. — Правда, он ещё поздний, а этикету в полицейской академии тебя научить, видимо, забыли. Проходи. Я ничего не ответила на его ядовитое замечание и зашла. — Моё пребывание здесь не будет долгим. Я лишь соберу корм и игрушки Призрака и уйду, — произнесла я и застыла на месте, ведь я снова услышала детский смех. Видимо, у меня на лице было все написано, раз Ходж тут же произнёс: — Это Майк, сын Лидии. Играет в гостиной. Ладно… меня это больше не касается. Ни Лидия, ни её сын, ни гостиная, в которой он почему-то играет. Я повернулась и прошла на кухню, но снова застыла на месте от увиденной картины: Лидия в домашней одежде стояла у плиты и что-то помешивала в небольшой кастрюле, напевая себе под нос какой-то знакомый мотив. Когда она увидела меня, то развернулась и улыбнувшись, поздоровалась: — Добрый вечер. На кухонном столе была поварская суета, а в центре стояло большое блюдо для запекания. Его содержимое уж очень сильно напоминало… лазанью?! Ах, ты ж сукин сын! Но сверху чего-то не хватало… — Ходж, я натру сыр и поставлю блюдо в духовку, — произнесла девушка и взялась за готовку. Он кивнул ей и улыбнулся, а затем перевёл взгляд на меня. — Ты забыла, где лежит корм? — крайне невозмутимо спросил Ходж. Сейчас он стоял передо мной в брюках и в одной рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротом. Я задержала взгляд на небольшом участке оголенной груди и увидела край медицинской повязки, но, когда Ходж понял, куда я смотрю, то резко перевела внимание на играющего в гостиной Майка… Стойте, нет… Я посмотрела на открытую бутылку вина на столе. Рядом стояли два бокала. Один был почти пустой, а второй наполовину полный, Лидия натирала сыр, а Ходж следил за мной… Спокойно, Кэтрин…. — Нет. Я помню, — я быстро достала из ящика большой пакет с сухим собачьим кормом и забрала миску Призрака. Лидия заложила блюдо в духовку и переместилась в гостиную к сыну. Я ничего не спрашивала, но Ходжу это было и не нужно. — Я пожелал выписаться из больницы раньше времени. Лидия – моя медсестра, поэтому будет помогать мне с назначенным лечением, но чтобы не ездить туда-сюда и не бросать Майка, я предложил ей погостить у меня, пока мне необходима её помощь. Я слушала, но молчала, продолжая собираться, а он подошел к духовке и заглянул внутрь через большое стекло. — Решил научить Лидию готовить настоящую лазанью. В Америке мало, кто умеет готовить её правильно, — продолжал разговаривать сам с собой Ходж. — Здорово, приятного ужина, — радушно произнесла я и прошла в гостиную за собачьими игрушками. Игрушек было всего ничего: пара мячиков разного размера и специальная косточка, которую призрак грыз, поэтому меньше, чем через минуту, я зацепила к его ошейнику поводок и направилась на выход, чего так безумно жаждала. Конечно же, Ходж решил меня проводить. — Почему решила забрать его? — уже на выходе спросил он, — Разве щенок не напоминает тебе обо мне? — Напоминает. О том, какой ты подонок. Так я не буду об этом забывать и жалеть о своем выборе. — Почему же я подонок? Разве я не принял твое решение, как ты того и хотела? — он оперся об стену плечом и стал выжидающе глядеть на меня. — Принял, а заодно решил отравить остатки моего хорошего отношения к тебе. Машину можешь тоже забрать, если у тебя в чести требовать подаренное назад. Я все равно её продам. — Тоже? О чем ты говоришь? — на его лице застыло недоумение, но я этого не видела, так как смотрела на дверь. Я усмехнулась, поражаясь его цинизму. Хочет, чтобы я унизилась ещё больше, напомнив ему о его поступке не косвенно, а прямо. Нет, я и так не должна была упрекать его в этом. Не сдержалась, но ещё больше унижаться не буду. Не дождется. — Кажется, ты сильно отвлёкся от лазаньи и от своей… гостьи. — Снова ревнуешь? Ты больше не имеешь на это право. Мы расстались, и я могу жить и спать, с кем хочу. — Согласна, как и я. — Нет, — чётко произнёс он, словно это был не просто ответ, а приказ. — Ты не можешь. Пока наш общий неприятель на свободе, новых людей рядом с тобой не будет. Лидия – не такой человек, поэтому именно она рядом со мной. — Как удобно, свой человек, можно и жить с ней, и трахать. Не жизнь, а сказка, — эти слова сами сорвались с моего неугомонного языка… Кэтрин, заткнись! Заткнись и уходи отсюда! — Да, трахается она прекрасно. Намного лучше, чем ты, когда стала бесчувственной ко мне, но повторюсь, тебя это больше не касается. После этих слов я не выдержала. Я сдалась и вся напускная спесь сошла с меня в одно мгновение. Мне стало обидно, но я даже не поняла, за что именно, просто обидно. Я опустила голову и посмотрела на Призрака, смирно притихшего у моих ног, а после на его мордочку упали мои слезы, и он заскулил, протестующе тряхнув головой. — Ты плачешь? — произнес Ходж, наклоняясь, чтобы разглядеть мои слёзы. — Нет, я ухожу. Мне плевать на тебя. Я попыталась открыть дверь, но Ходж мне помешал, схватив за плечо. — Почему ты плачешь, если тебе плевать? — не дождавшись ответа, он отпустил меня и ответил сам, открывая передо мной дверь. — Потому что вы слабая и жалкая, агент Хилл. Если вам нравится быть такой, то это ваше право. Вам далеко до вашей матери. Видимо, вы все же пошли в своего не менее жалкого отца. Больше не смею задерживать, я не говорил раньше, но меня тошнит от твоих постоянных слез и истерик, не хочется и дальше портить аппетит перед прекрасным ужином в прекрасной компании. Мои губы дрожали, а ноги шли. Да, я просто ушла, а за моей спиной захлопнулась дверь. Кусочек жизни вновь выпал из моей памяти. Не помню лифта, не помню дверей на парковку, не помню, плетущегося за мной Призрака. Я просто не переставала задавать себе один и тот же вопрос – как он посмел сказать мне это? Как? Он буквально вытер об меня ноги, упомянув моих родителей, заявив о моей слабости. Но почему? Разве я одна виновата в этом? А в чем конкретно? В том, что влюбилась не в того человека? Вот передо мной уже моя машина, а в руках два пакета, мягкий коврик Призрака и его поводок. Пакет с кормом был увесистым, и, видимо, настолько, что я решила бросить его не на заднее сиденье, а в багажник. Я обошла машину, обмакнула глаза об рукав левой руки, в которой держала поводок, ведь перед глазами была одна большая клякса, а затем я открыла багажник. И снова… Это случилось снова… Все из моих рук разом повалилось на землю, мячики из пакета закатились под машину, а я резко отскочила от багажника и истошно закричала, вынуждая Призрака испуганно повторить мои действия и начать лаять. Я снова не буду помнить того, что произошло. Это случилось снова. Мне придётся снова все вспоминать, но когда я вспомню, то снова… снова не смогу никогда забыть то, что увидела перед собой. Снова она… записка на розовой бумаге. Охрана тут же оказалась около меня, но я уже успела тысячу раз прочесть эти буквы:«Не надо было впутывать меня, Кэтрин»
Перед глазами потемнело, и я начала падать, но один из телохранителей успел подхватить меня. Сознание покинуло меня ровно в тот момент, когда до него дошло, что записка была приклеена на отрубленной голове человека, которого я хорошо знала.