Любовь зла

Потрёпанный занавес

      Мой пронзительный крик оглушил меня. В сознании мелькало только одно слово «нет», когда на моих глазах прогремел мощный взрыв.        — Правильный выбор, Кэтрин.       Тут же возникшая суета на улице и нещадное пламя, охватившее автомобиль отразились в моих пустых от шока глазах.       — Я хочу, чтобы ты ненавидела себя за этот выбор. Ненавидела свою любовь. Ненавидела его! Ты убила свою крёстную мамочку из-за него!       Рука отпустила телефон, и тот упал на пол кабинета. А затем всё случилось так быстро, что я не успевала осознавать собственные действия прежде, чем они становились реальностью.       Достав пистолет, я открыла окно и выстрелила в сторону крыши. Выстрелы громом раздались по улице. Их было много, и они продолжались до тех пор, пока моё оружие не издало характерный щелчок. Патроны кончились. Ублюдок скрылся так же быстро, как и появился там. Появился и вновь превратил мою жизнь в кошмар.        Я стояла и смотрела на опустевшую крышу соседнего здания. Внизу были чьи-то крики, вой приближающейся сирены и звук полыхающего пожара. Я стояла. Стояла и шла. Ноги понесли меня куда-то, пока я стояла и смотрела на ту крышу.       Я сделала много шагов прежде, чем покинуть здание Управления через центральный вход. Много людей. Они все, как один. Охрана. Пара человек промчалась мимо меня. Ещё несколько… что-то и где-то. Всё стало так мутно. Лишь пламя и запах гари.        Мои самовольные шаги продолжались, как вдруг кто-то схватил меня за запястье и дёрнул на себя. Чьи-то дрожащие ладони прошлись по моему лицу, а волнительный голос разбавил воцарившийся хаос.       — Кэтрин, в кого ты стреляла?!        Я смотрела на человека перед собой, но не могла понять, что он мне говорил, как и не могла понять, кто он такой.       — Кэтрин?! Ты слышишь меня?! — человек настойчиво перехватил меня за плечи и встряхнул, но эффект оказался совсем не такой, как ожидалось.       Я резко вырвалась и побежала. Побежала к горящей машине. Чем ближе я была, тем быстрее двигались мои ноги, игнорируя убийственный жар, исходящий от высоких языков пламени смерти.       Смерть. Я чувствовала её на своих онемевших и приоткрытых от ужаса губах. Но хотела я только одного – вытащить из этой адской машины человека, которого любила. Человека, который ещё несколько минут назад был жив. Человека, который вероятно уже погиб, потому что я сделала выбор. Он заставил меня его сделать, но он не может заставить меня ненавидеть себя за него. Я сделаю это сама. Всегда делала и сделаю снова. Я ненавижу себя.       Я обежала машину и оказалось в максимальной близости к водительской двери. Салон машины был заполнен огнём. Было безумно жарко, жарко до щемящей боли во всём теле, но я её не ощущала. Я была готова прыгнуть в огонь, и как только я сделала первый шаг к нему навстречу, меня снова кто-то грубо схватил за талию. На этот раз не только схватил, но и…       В глазах потемнело от яркой вспышки и резкого удара, выбившего из меня последний вдох. Это был ещё один взрыв и ударная волна от него. Горящую машину подбросило вверх, а меня откинуло на несколько метров в сторону. Правда, я была не одна. Кто-то обнимал меня и с бешеной силой прижимал к груди. Даже упав на землю, хозяин сильных рук не отпускал меня, пока мой надрывистый кашель не воспрепятствовал каменным объятиям. Руки разомкнулись в тот момент, когда я напряжённо выдохнула, но сделать следующий вдох уже не смогла. Точнее, я не помню, как его сделала, потому что отключилась.       В эту же секунду на съезде с Бруклинского моста, где в подвале бистро эконом-класса находился уже бывший наркосклад Ходжа Бейкера, у входа в то самое бистро стоял молодой парень в джинсах и толстовке, с надетым на голову капюшоном.       — Подними руки и сними капюшон! — прогремел на весь переулок голос Доминика, направляющего оружие на тёмную фигуру.       Фигура молча выполнила команду, и тогда Доминик сразу заметил дрожащие кисти поднятых руках.       — Медленно повернись и без резких движений! — скомандовал Доминик, пока за его спиной уже размножилась его подоспевшая охрана.       Фигура обернулась, рассекречивая свою личность. Доминик усмехнулся, то ли победно, то ли нервно.       — Мистер Бейкер уже едет… и не один, — Доминик смотрел в почти безжизненный взгляд курьера, пока тот совсем не спешил говорить или даже моргать. — Феликс, как ты узнал этот адрес?       Феликс сомкнул веки только на секунду, а затем его глаза заблестели страхом.        — Отвечай, ублюдок… пока по-хорошему. Какого чёрта ты здесь делаешь?! Это очередная уловка? На кого ты работаешь?       Феликс молчал, но слёзы говорили за него. Слёзы и бледные разбитые губы.       — Ладно. Не хочешь отвечать мне, ответишь мистеру Бейкеру. Ребята, свяжите и обыщите его. — Двое из охраны сделали только шаг вперёд к парню, как тот резко дёрнул молнию, расстёгивая толстовку и обнажая свою грудь.       Доминик сразу же побледнел, когда увидел привязанный к обнажённой груди небольшой блок, замотанный в армированный скотч с выпускными проводами. Над блоком был яркий циферблат с отсчётом времени. Оно показывало всего лишь три секунды. Две…       Доминик и охрана молниеносно сорвались с места в сторону бронированного автомобиля.       — Спасите мою сестру, — прокричал курьер, а затем раздался взрыв.

***

      Тиканье часов в кабинете Эндрю – единственное, что я слышала вокруг себя, сидя на мягком диване.        В метре от меня стоял Тейт, а рядом… Я повернула голову и посмотрела на человека рядом. Он был живой и невредимый. Это был Ходж. Он что-то говорил, а его рука лежала на моей, крепко сжимая кисть.       — … Соседнее здание офисное, но охранялось не хуже, чем само Управление. — Произнёс Тейт. Он был точно чем-то расстроен. В его голосе слышалась печаль, та самая, которая вызывает у любого человека сочувствие. У любого, кроме меня в эту самую секунду. Я не понимала, что происходит. — Пронести туда гранатомёт было бы не легче, чем сделать это через само…       Я отвлеклась от разговора, продолжая наблюдать за Ходжем. Он слушал Тейта, но смотрел на меня.        — Нужно дождаться, что она скажет. Она стреляла в него из окна своего кабинета, а значит…       Я смотрела ему в глаза неотрывно. В его тревожные, напряжённые и уставшие глаза. Живые глаза.       — Кэтрин? — обратился ко мне Ходж и ещё сильнее сжал мою кисть.       Мой взгляд упал вниз, на мои ноги. Один из чулок был порван от бедра до стопы.       — Может, ей нужна помощь врача? — спросил Тейт ещё более печальным голосом.       — Он уже осмотрел её и вколол успокоительное ещё до приезда сюда. Сказал, что это шок. — Ходж отпустил мою руку и устало растёр обеими ладонями своё лицо. — Я дам показания внизу и отвезу её домой.       — Где Елена? — скрипучий шёпот сорвался с моих губ.       Ходж и Тейт сразу же переглянулись, оставляя мой вопрос без ответа.       — Он звонил, — снова прошептала я.       — Кто? — Ходж вновь стал внимательно смотреть мне в лицо, которое было словно каменная маска. Сухое, бледное, с опухшими дезориентированными глазами.       — Он позвонил, как ты… тем голосом… и сказал подойти к окну… сказал выбрать, кто будет жить, а кто умрёт.       — Кэтрин, кто он? — Ходж подсел ближе, теперь уже беря меня за обе холодные, будто лёд, кисти.       — Я не знаю. Он пригрозил взорвать обе машины, если я не выберу, и начал считать… и я выбрала.        Ходж заметно изменился в лице, когда до конца понял суть моих слов.       — Где Елена? — повторно спросила я, переводя взгляд с Ходжа на Тейта.       Секундная тишина, а затем…       — Она погибла, — произнёс Ходж и поднялся с дивана, почему-то отворачиваясь от меня. — Почти сразу. Взрыв был слишком сильный. Когда ты начала стрелять, то моя охрана сразу же определила, откуда был выстрел, и побежала ко входу соседнего здания, но на крыше нашла только гранатомёт.       Ходж безмолвно описал полукруг по кабинету и вернулся ближе ко мне.       — Он был на один заряд. Кэт… Он планировал убить одного.       Опять присев около меня, Ходж обратился к Тейту, стоящему позади него:       — Детектив Маршалл, оставьте нас, пожалуйста.       Тейт тут же отреагировал на просьбу Ходжа и аккуратно прикрыл за собой дверь.       — Кэтрин… — Ходж склонил голову, упираясь глазами в мои колени. — Ты должна собраться и рассказать всё, что он тебе сказал. Сейчас время очень важно. Я ведь говорил, что у нас его нет. Ни на что нет, Кэт. Ты не помнишь, смогла ли ранить его?       — Я выбрала тебя, — я медленно подняла руку и положила ладонь ему на щёку, — сразу же, совсем не задумываясь…        Я улыбнулась ему одними губами, но так широко и так горько, что мои глаза в мгновение заблестели убийственным отчаянием. Хотелось кричать, кричать долго и громко, но вместо этого я просто продолжила говорить тихо и прерывисто:       — Я убила её. Я убила свою… чтобы он не тронул тебя… Я убила человека, который считал меня своей дочерью, а я… Я убила её, потому что тебя люблю сильнее… Он солгал мне, а я поверила… Он сказал, что я сделала правильный выбор. Правильный для того, чтобы я страдала и ненавидела себя за то, что люблю тебя… Я убила её, когда выбрала тебя ещё тогда… в твоём кабинете. Почему кто-то умирает за то, что я выбираю любовь? Я просто хотела счастья с тобой. Оно есть только с тобой, но за это он убивает тех, кто был дорог мне, тебе… Почему? — моя ладонь соскользнула к нему на грудь и сжала пиджак в напряжённый кулак. — Он убил её за то, что она помогала тебе. Нет, ты не виноват в этом. Ты сам говорил, что всех используешь, я это знала. Ты использовал её, чтобы выполнить своё обещание передо мной. А что я? Я убедила её помочь тебе. Я так сильно боролась за тебя, что, как последняя дрянь, решила манипулировать её слабостями. Я назвала её мамой. Никогда не называла. Никогда она не слышала этого слова в свой адрес, но я знала, что она всегда хотела услышать. Она хотела детей, но посвятила себя работе и мне. Она с детства была моей опорой, когда мама болела. Мне, ребёнку, было сложно воспринимать тот факт, что моя мама может умереть, но я… Елена всегда давала мне понять, что я не останусь одна, даже если это случится. Это случилось, я не осталась. Она была рядом, она помогла мне. Она шла на поводу у моих капризов и лживых грёз. Не отговаривала, не вмешивалась… Она вмешалась лишь один раз, потому что испугалась за меня, и то… всё равно всё получилось так, как было угодно мне… и это убило её, Ходж… Я назвала её имя, потому что…        Я вцепилась пальцами обеих рук в обивку дивана и тяжело задышала.       — Я назвала её имя, потому что…       — Кэтрин, перестань… Ты угодила в его ловушку. Он всего этого и добивался. Он хочет, чтобы ты страдала и корила себя. — Ходж попытался взять меня за руки, но я резко дёрнулась, отшатываясь от него сначала на диване, а затем и стоя, вглубь кабинета. — Кэтрин…       Ходж поднялся следом, наблюдая за моими действиями.       — Я назвала её имя, потому что… — я начала истерично смеяться, всматриваясь в его лицо остекленевшим взглядом. — Потому что ты появился в моей жизни и сжёг её до тла! Лучше бы я никогда не была знакома с тобой! Лучше бы я и дальше жила мёртвой и никчёмной жизнью, не узнав любви к тебе! Тогда бы никто не умер из-за неё! Тогда бы мне не пришлось выбирать! Тогда бы я не ненавидела себя за то, за что людям свойственно боготворить эту жизнь!        Я выкрикивала эти слова, пока он молча стоял и пропускал через себя каждое из них.       — Ты использовал её, а я была не против! Я чёрт возьми с ума сошла от любви к тебе! Мне ничего не важно, кроме неё! Ты знаешь, почему я отворачиваюсь от неё?! Да, я боюсь! Я отворачиювась от неё, потому что боюсь её силы! Вот на что она способна! Она убивает! В ту секунду я хотела умереть сама! Я не выбирала! Для меня это был не выбор! Я сошла с ума от тебя! Ты стал моей жизнью, и я не могла даже на секунду задуматься о том, чтобы… Я не выбирала, а просто корила себя за то, что она умрёт из-за меня! Вот что я делала около того окна! — я кричала, захлебываясь в слезах и пытаясь терпеть пожирающую меня заживо боль в груди. Мне было больно. Больно смотреть на него, больно видеть в его глазах отражение моих чувств, больно чувствовать его взаимность, больно… больно любить его.        Напряжение изнутри росло с бешеной скоростью, мой голос сел и превратился в месиво слов, вытекающих из меня без остановки. Вены на висках пульсировали и, казалось, вот-вот были  готовы взорваться, а всё тело сотрясала холодная дрожь. Руки и ноги ломило. Мне хотелось упасть на пол и просто слиться с ним воедино.       — Ты стал всем для меня! Я готова ненавидеть себя всю жизнь и тысячу следующих только ради тебя! Я бы убила каждого! Я не выбирала бы, а убивала! Сотню, тысячу людей, весь земной шар только ради тебя! Я не в порядке, ясно?! Что ты сделал со мной?! Я одержима тобой! Я больна тобой! Что это?!        В горле возник неприятный ком, я больше не могла говорить всё это. Отказавшись от слов, я перешла на жесты и начала заламывать свои руки и метаться по кабинету из стороны в сторону.       — Я убила её. Её больше нет, он убил её… Он всё знает, он всех убьет… Он убьёт всех… — шептала я себе под нос, крепко жмурясь. Но вдруг, широко раскрыла глаза и настойчиво подошла к Ходжу. — В чём был твой план?! Она помогла тебе переправить наркотики со складов?! За это он убил её?! За помощь тебе?! Он всё знал?!       — Кэтрин, ты не в себе, тебе надо…       — Отвечай на мой вопрос! — я сделала быстрый выпад к нему, ударяя обеими руками в грудь, но он даже не шелохнулся. — Отвечай немедленно! В чём состоял ваш уговор?! Ты сказал, что использовал её! Тогда в больнице ты так и сказал! Почему ты так сказал?! Почему ты условился с ней не рассказывать о вашем уговоре мне?!       — Она помогла мне тайно депонировать весь мой товар в надежном месте.       — В каком месте? И депонировать для чего? Что потом? Ты ведь обещал уничтожить всё!       — Это ложь. Я этого не обещал. Видимо, ты разрисовала себе моё обещание на свой наивный манер… по-сказочному, — произнёс Ходж абсолютно спокойно, глядя в моё ошарашенное лицо. — Елена сделала тоже самое, и я уверен, что нарочно, поэтому мне пришлось пустить её по ложному пути, чтобы она не отказалась от сотрудничества со мной.       — Что? Я думала… что ты хочешь избавиться от наркотиков, ты ведь обещал… собрал всё в одном месте, чтобы с помощью Елены незаметно переправить их куда-то… я не знаю, я… Разве всё не так?       — Нет. Всё не так. Всё, куда сложнее, чем ты думаешь. Это производство. Это очень большие деньги, на которых завязана вовсе не моя личная жажда обогащения. Это рабочие места, это люди, которые мне доверяют, и которые могут в любой момент предать меня, если я их доверие не оправдаю. Мой товар – лишь верхушка айсберга, которую я не могу просто смыть в унитаз, как мелкий дилер, и забыть о нём. Мне не дадут забыть, даже если я захочу. Прочая часть айсберга находится вне зоны видимости, но эта часть – это сеть, Кэтрин, и я – одно из её несущих звеньев. Брошу всё на произвол и сеть развалится, а я и все мои люди станут мишенями. Я не единственный, кто занимается в США незаконным бизнесом, поэтому вынужден поддерживать с этими людьми некоторые договорённости. Я часть мировой системы, которая существует по определенным принципам, а выход из неё только в одном направлении, куда я пока совсем не собираюсь. Возможно, Елена это учла, чтобы затем настроить тебя против меня, но меня это мало интересует, потому что я был уверен, что ничего из этого не изменит твоего отношения ко мне. — Ходж подошел к большому письменному столу и присел на его край. — Тем не менее, от своих слов я не отказываюсь. Я действительно планирую отойти от наркоторговли, но мой план заключается совсем не в том, что ты себе нафантазировала. Я хочу передать руководство своему новому партнёру. Он будет контролировать производство и по сути заниматься им, но моя власть на этой территории остаётся при мне, так же, как и положенный процент прибыли. Раньше я делегировал части производства и его реализации на доверенных людей, таких, как Леон, Кассандра, Доминик и прочие, а теперь… Скажем, я перешел на следующий уровень бизнес-пирамиды и хочу начать делегировать весь бизнес, отойдя с руководящей должности на должность просто владельца. К тому же это стало обязательным условием, а точнее даже компромиссом, для моих новых начинаний. Куда более масштабных. Не здесь… не в Америке. Просто продать, отказаться, отдать, отправить по почте. Ответственности это с меня не снимет. Сначала нужно подготовить почву.       Его бесконечные загадки и хитроумные планы окончательно добили меня. Сейчас был явно не подходящий момент для этого разговора, но я сама захотела всё это обсудить. Хотя ответ на главный вопрос я так и не получила.        — Что ты обещал ей? — истерика отошла на задний план. Совсем задний. Дрожь исчезла, а на душе стало так пусто.        — Для неё и некоторых моих приближенных я подписал договор с одним мексиканским Доном. Он был другом моего отца, но тот никогда не имел с ним общего бизнеса. Я не решусь нарушить семейное табу. Договор заключается в продаже ему моего товара и производства в обмен на выгодное место в нефтедобыче на территории Мексики. С Еленой мы условились, что после централизации товара со складов и фабрик, она поможет мне, как можно быстрее и незаметнее, переправить всё через мексиканскую границу. Конечно, я бы переправил ненастоящий товар. Всё это было бы большим спектаклем для Елены. Как ты думаешь, она согласилась бы помогать мне, если бы я сказал правду? Сказал бы, что не планирую переправлять товар, что планирую передать командование бизнесом в руки другого человека, о котором она ничего не знает и вряд ли узнает? Условия не в пользу Управления, не находишь? Но благодаря ей, я очень удачно спрятался от нашего сумасшедшего мстителя. Программа сбыта была взломана твоим покойным другом, но это можно было предвидеть, а значит и риски, которые в связи с этим возникли. Тело Изекила и компьютеры с кодами расшифровки мы с Домиником нашли у него дома в Патерсоне вчера ночью. Если бы товар оставался на складе, или я бы предпринял всё, что предпринял, не имея с Управлением договорённости, то я бы сам себя рассекретил перед полицией и федералами, которые сейчас, как никогда, активизировались. А наш враг, как никогда, был готов использовать мой малейший проступок.        Почему-то всё сказанное им сейчас мне казалось каким-то бредом. Мой эмоционально утомленный мозг отказывался адекватно анализировать смысл каждого его слова, но суть я поняла – Ходж защищал себя, свой бизнес, своих людей, прокладывал себе безопасную дорогу в будущее, и средством для всего этого стали манипуляции и ложь, объектом которых стала Елена. Договор с ней принёс выгоды куда больше, чем моё расположение, или того же Питера. Слишком мелкие сошки, не имеющие необходимых полномочий. Всё верно, это я дура. Чёртова глупая дура! Очередной мужчина использовал мои чувства, чтобы заполучить помощь в лице моей властной крёстной матери. Уверена, что он специально рассказал мне в столь чувственной манере, что хочет бросить наркоторговлю, чтобы дать мне веский аргумент убедить Елену не действовать против него. Он использовал мои чувства к нему, чувства Елены ко мне, он знал и также использовал тот факт, что я открыто предпочла его ей… Он говорил, что ещё рано, что она бы узнала, но позже. Выходит, он готовился к этому! Готовился использовать её! За счёт меня! Он был уверен, что я смогу убедить её помочь ему! Хитрый ублюдок…. Когда он начал помышлять об этом? Возможно, с того самого момента, когда Изекил сумел внести разлад в их непоколебимую систему сбыта наркотиков. Да, Ходж помог ему избежать тюрьмы, а наводка для охотников на хакеров стала лишь попыткой запугать меня. Но факт остается фактом – Изекил мог взломать их программу, а значит, был опасен… Мог взломать, и это «мог» сделало его мишенью для того, кто желает уничтожить Ходжа. Но откуда убийца узнал о причастности Изекила к программе? Об этом знали лишь я, Елена, Эндрю и Тейт, но они бы… Чёрт! Елена ведь подавала рапорт с отчётом о моей работе нашему начальству, чтобы мне разрешили расследовать это дело без руководителя. Что было в этом рапорте? Нужно вспомнить… нужно… Стойте, разве она упоминала о содействии расследованию Изекила? Мы ведь условились, что в рапорте будут фигурировать только IT-специалисты из Управления, которые работали над ID-адресами той программы. Тогда откуда?! Голова сейчас взорвётся…       — Выходит, ты солгал ей… мне… ты продолжишь заниматься этой… — дыхание перехватило, стало тяжело дышать, и я схватилась за ворот рубашки, расстёгивая на ней уже третью по счёту пуговицу. — Ты использовал её… меня… мои чувства…       — Да, использовал. Искренность в наших чувствах нисколько не мешает мне использовать их для дела. Я ведь говорил, что использую людей и отношения с ними, если в них есть выгода для меня. Я и дальше буду использовать и обманывать для того, чтобы выживать, чтобы быть на шаг впереди своих неприятелей. Цель именно в этом, а не в жажде превосходства.       — Я обещала ей. Она взяла с меня обещание… Я обещала, что если ты не бросишь наркоторговлю, я откажусь от тебя. Я пообещала.       Всё. Это осознание стало концом моих переживаний. Моих рассуждений. Я отказываюсь понимать всё это! У меня больше нет сил. Мне больно и стыдно. Я пошатнулась на месте и оперлась на стену, что вынудило Ходжа приподняться со стола и подойти ближе ко мне.       — Что бы ты там ей не обещала, это больше не имеет значения. Он убил её. Он планировал это. Звонок, голос, иллюзия выбора – лишь попытка настроить тебя против меня.       Он подошёл ещё ближе, пока слёзы вновь беззвучно полились из меня. Стало тошнить. Очень сильно, но злость была сильнее. Как же сильно я злилась на себя. За что? За то, что он был прав. Это манипуляция, а я не могу ей противостоять, потому что меня убивает бешеное чувство вины. Оно буквально поглотило меня. Эти смерти. Эти люди… Это будто какой-то сон, а я вот-вот проснусь и облегчённо вздохну, осознавая, что реальность не столь ужасна. Что из-за меня никто не погиб, что я не должна страдать за то, что, наконец, полюбила. Но нет… этот сон никогда не закончится, потому что я никогда не найду в себе силы противостоять самой себе. Сил больше не осталось. Я слабая и готова опустить руки, ибо умрёт ещё кто-то. Готова отказаться. Готова…       — Кэт, мне очень жаль, что ты потеряла ещё одного дорогого человека, но… — он остановился, оглядывая меня как-то странно. Как врач смотрит на своего пациента, чтобы объявить смертельный диагноз. — Я думаю, тебе нужно лечь в клинику, чтобы восстановить своё психическое состояние. Оно мне не нравится. Ты не здорова. Ничего не ешь, плохо спишь, всё время плачешь, похудела и эти истерики…       Он говорил так, будто на всё вышесказанное не было никаких логичных предпосылок. Наша жизнь превратилась в ад. Я теряю близких людей из-за своих же поступков, связалась с беззаконием и окончательно перестала понимать сама себя, запуталась во всём, в чем можно запутаться, но из чего нельзя вот так просто выпутаться.       Внутри вновь что-то щёлкнуло, когда его рука заботливо коснулась моей.       — Что?! Я по-твоему рехнулась!? Хочешь упечь меня в психушку?!       — Это не психушка, а специализированная частная клиника-санаторий. Она находится на острове Гардинерс в водах Лонг-Айленд Саунд. Мой нарколог и семейный психотерапевт работают там в центре психологической помощи.       — Мне не нужна никакая психологическая помощь! Я просто хочу, чтобы никто не умирал из-за нас!       — Я помогу Эндрю с похоронами, всё сделают быстро, но я буду рядом с тобой. Всегда. — Он говорил так, будто мои слова ничего не значат, а я уже нахожусь в этой островной психушке в одной из палат. — Главное и ты будь, тогда я обещаю тебе, что этот ублюдок ответит за каждую жизнь, которую забрал.        — Нет! — я оттолкнула его от себя и на этот раз намного сильнее и агрессивнее. В глазах загорелся огонь. Нет, пламя. Пламя ненависти и разочарования. — Это ничего не изменит! Это не воскресит их! Мне не нужна чёртова месть! Я просто хочу, чтобы всё закончилось! Она мертва! Она погибла по моей вине! Я втянула её в это, как и Изекила! Я ненавижу! Ненавижу себя! Я…       Охриплость и заметная опустошенность создали вокруг меня ауру отчаяния. Она ощущалась тактильно. Моей кожей. Его кожей. А он просто стоял и наблюдал за мной. Смотрел, как я схожу с ума. Смотрел, как я убиваю себя. Смотрел и, наверняка, думал о том, что я не извлекла ни один из его уроков. Что я слабая, лживая, что я предаю наши чувства, что я не способна бороться ни за себя, ни за него, ни за нас и наше будущее. Он был прав. Я была права. Нашего будущего нет, потому что мы все умрём, если не физически, так изнутри. Я чувствую дыхание смерти своим холодным затылком. Я чувствую свою немощность и тошноту… эта тошнота. Меня тошнит от себя же, как и его тошнило от меня и моей трусливости. Я жалею себя и ничего не делаю для того, чтобы это прекратилось.        Я схватилась обеими руками за голову, чуть ли не выдирая свои волосы с обречённым воплем, а после перешла на шёпот:       — Я знаю, как всё закончить… Знаю, — медленно произнесла я, глядя ему в глаза, а после моментально развернулась, вылетая из кабинета.        В центральном помещении отделения мне в глаза сразу же бросились Эндрю и Тейт. Эндрю… На его лице застыла скорбь, он был заторможен и явно ещё не до конца осознал то, что произошло. Они с Тейтом о чём-то подавленно беседовали, как вдруг заметили меня, стремительно приближающуюся к ним.       Все текущие обстоятельства отошли на задний план, а перед моими глазами была чёткая установка. Никаких эмоций, ничего из того, что буквально секунду назад разрывало мою душу на куски. Даже лицо высохло, стало совсем кукольным, а кожа холодной и гладкой. Глаза всё ещё горели. Жёлтый огонь вокруг широких зрачков мог бы запросто поджечь весь участок целиком.        — Кэтрин? – промямлил Тейт, явно удивившись моему внешнему виду.       — Лейтенант Филлипс, я хочу выдвинуть публичное обвинение против человека, являющегося центральной фигурой в производстве и владении наркотических веществ, включая «4М», а также организации их сбыта и распространения. — Я говорила громко, поэтому почти все присутствующие в помещении озадаченно отвлеклись от своих дел, застыли на месте, обращая внимание на меня.        — Что? — Эндрю непонимающе потряс головой, видимо пытаясь сосредоточиться на моих словах. Его глаза были опухшими и покрасневшими, а губы подрагивали от попыток сдерживать свои эмоции.       — Этот человек – бизнесмен и индивидуальный предприниматель Ходж Бейкер. Я, как специальный агент Управления по борьбе с наркотиками, предъявляю ему официальное обвинение во владении и незаконном обороте наркотиков согласно 220 и 221 статьям Уголовного кодекса штата Нью-Йорк.       Тейт молча хлопал глазами, переводя взгляд с меня на Ходжа, стоящего в паре метров от нас. Он был более, чем спокоен и даже расслаблен. Всеобщее внимание никогда не вызывало у него чувства дискомфорта, он к нему привык. Даже к такому.       — Вы, как начальник этого отдела, обязаны официально зарегистрировать мои слова и передать подписанное заявление прокурору. — Никто больше не смотрел на меня. Только на Ходжа. — Я готова свидетельствовать и рассказать подробности, связанные с организацией схемы сбыта, лицах участвующих в этой схеме, создании системы программирования. Я готова назвать эти имена прямо сейчас. Я… я – одно из этих имен. Я исключительно из личных интересов некоторое время покрывала его и готова понести за это наказание по всей строгости законодательства, но сейчас требую заключения нас обоих под стражу до момента внесения залога, дачи показаний и прибытия к месту задержания представителей сторон обвинения и защиты.       Я замолчала, а Эндрю глубоко выдохнул с опущенной головой, устало растирая свой лоб. Казалось, что всё сказанное вовсе не облегчало его состояние, а совсем, наоборот – усложняло. Бесполезно усложняло.        — Детектив Маршалл, вы слышали приказ специального агента? Выполняйте его. — Эндрю огляделся и продолжил, но уже командным тоном. — Работать всем, чего уши развесили? Это какое-то небольшое недоразумение.       Недоразумение?! Небольшое?! Ясно, он в курсе всего, Елена предупредила его, а я снова дура.        Сзади послышались шаги. Я узнаю эти шаги из тысячи.       — Что ж, арестуйте меня, детектив. Только не забудьте зачитать права, а то мои адвокаты будут недовольны. — Ходж демонстративно вытянул руки в сторону Тейта, чтобы он надел на них наручники. — Кстати, заранее предупреждаю, что у нас со специальным агентом Хилл адвокаты одни на двоих. Счёт за залог тоже, так что не нужно тратить лишнюю бумагу.       — Думаю, платить залог не потребуется, — заявил Эндрю и ушёл к себе в кабинет.       Что-то странное происходило здесь и сейчас. Что-то похожее на плохо поставленную сценку в театре, а я в этой сценке – старый потрёпанный занавес.       Тейт быстро распорядился, и двое офицеров отделения надели на нас наручники, а затем сопроводили в комнату дознания. Ходжу даже принесли чай. Мне тоже принесли. Зелёный с ромашкой.        Следующий час пролетел в тумане. Адвокаты явились быстро. Отпустили нас обоих ещё быстрее. Ходж полностью отрицал всё сказанное мной в его адрес, а его адвокаты в считанные секунды растоптали моё обвинение, не обнаружив состава преступления. Никаких доказательств предоставлено не было. Моё слово – против его. И его слово звучало куда более правдоподобно и менее психически нестабильно. Я вроде бы специальный агент УБН, но сейчас всем будто резко стало плевать на это. А я… я пребывала в состоянии полного непонимания происходящего. Смерть Елены вообще улетучилась из моего сознания, зато я признала, что действительно не в порядке. Ещё я признала, что дура. Да, я знаю, это уже было, но почему бы не повторять это ежеминутно… Доказательств нет. И вряд ли будут. Программы больше нет. Все данные стёрты. Все вещественные доказательства в одном месте и никто, кроме узкого круга лиц, работающих на Ходжа, не знают в каком именно. А теперь самый главный вопрос – зачем я хочу, чтобы они были?       — Кэтрин, зачем ты это сделала? — тихо спросил Тейт, подойдя ко мне, когда я вышла из уборной. Меня стошнило сразу после допроса. Легче почти не стало, но я умылась, сняла и выбросила негодные чулки, а также заметила, что одна из коленок была с ссадиной и назревающей гематомой.       Я оглядела помещение. Рабочий день закончился и людей в отделении почти не осталось. Зато около выхода стоял Ходж и Эндрю. Они что-то обсуждали, а Эндрю… Он держался за глаза и качал головой. Я всё ещё не могла осознать, что произошло сегодня вечером и, только глядя на Эндрю, я предпринимала попытки, наконец, сделать это, правда пока безрезультатно. Но мне было знакомо это чувство. Когда умерла мама, я тоже не сразу приняла это. Мне казалось, что это всё неправда. Казалось до тех пор, пока я не увидела, как гроб с её телом опускают в глубокую яму, а священник стоит рядом и читает молитву.       — Я не знаю, Тейт. Я ничего не знаю, кроме то, что люди умирают из-за меня, — проговорила я, не отрывая глаз от Ходжа. Он утешал Эндрю. Теперь это было заметно, но вдруг, его взгляд оказался на мне. Он стоял там и смотрел на меня. Так пристально и проникновенно. А моё сознание почему-то вновь решило остановиться на том факте, что Ходж очень красив. Сейчас. В этом помещении. В этом свете. С этими глубокими серыми глазами, острыми скулами, выразительным контуром на губах, аккуратной щетиной, даже с небрежной прической и немного вымазанным сажей воротником белой рубашки. Красивый потрёпанный мерзавец.        — Мы все знаем, кто он, Кэтрин, — продолжил Тейт. — Все – это я и Эндрю. Елена рассказала ему об их договоренности. Она – ему, а он – мне. Она попросила покрывать его, если вдруг что-то всплывёт, или убийца захочет воткнуть ему палки в колёса. Попросила ради тебя. Сказала, что ты пойдёшь за ним по собственной воле вопреки всему и испортишь себе жизнь.        — Пусть лучше я испорчу её себе, чем заберу у других, — я отвела взгляд, осознавая, что мне больно смотреть на Ходжа. Нет… не смотреть. Мне почему-то больно испытывать к нему искренность и тепло, которые несмотря на всё исходят из моего сердца. Странное чувство, словно я не достойна испытывать всего этого так же, как и другие не достойны страдать из-за всего этого. Я достойна лишь плакать, а другие… жить.       — Я не завёл дело и не оповестил Управление… Прокурору тоже ничего не отправлял. Пусть для всех это станет недоразумением, как сказал лейтенант.        — Твоё фото случайно не висит в рамке «работник месяца»? — Боже, я что же… ещё способна шутить сейчас?!        Волна внутреннего смеха одолела меня. Не уж то я правда схожу с ума?       У входа в участок я увидела Лиз. Она плакала, глядя на меня. Сделав шаг ко мне, она почему-то резко застопорилась, а её лицо изменилось. Я обернулась и поняла причину.       — После этого ты снова скажешь, что тебе не нужна помощь? — Ходж шёл прямо за мной, чего я почему-то совсем не заметила. — Кэтрин, ты в отчаянии, и подобные глупости тому подтверждение, но не каждая из них будет заканчиваться так, как эта.       — Я обещала ей, а ты солгал. Опять. Ты снова сделал это. Ты постоянно лжёшь. Ты солгал, она поверила и согласилась помочь, за что этот чокнутый сукин сын решил её убить. Ты солгал.       — Да, чтобы выжить. Таковы правила этой жизни.       — Если в этой жизни людям нужно расплачиваться за мой выбор своими жизнями, то она мне не подходит. Мы не можем быть вместе.       — Чёрт, ты снова начинаешь этот бесполезный разговор?! — Ходж начал злиться.       — Как раз-таки я хочу всё это закончить, — я повернулась к нему лицом, делая несколько мелких шагов навстречу, — он мучает нас за то, что мы вместе. Он сказал, что я буду жалеть о своём выборе. Буду жалеть, что выбрала тебя, что покрываю тебя. За это он убил Елену. За помощь тебе!        Последнюю фразу я громко выплюнула ему в лицо.        — Какой же выход? Мы не можем поймать его. У нас нет никаких зацепок. Кто он? Чего хочет? Почему бы ему просто не убить нас? Почему он не убил тебя сегодня? Он ведь мог это сделать, но не сделал. Он выбрал другой путь, Ходж. Он… Кто он вообще такой?! Ты уверен, что он наёмник Оушена? Оушену нужно бы было всё это? Хорошо, он хочет дать тебе сдачи и подставить так же, как и ты его. Действия с Изекилом и взломом программы ясны, но ты его опередил. Программа удалена, адреса пустые, ни складов, ни фабрик. История «4М» мертва, а вместе с ней все, кто связался с тобой так или иначе. Елена… Она наверняка знала, что ты не сдержишь слово, поэтому взяла с меня обещание. Она всегда была умной, а я всегда была идиоткой.       —  Я отхожу от наркоторговли. Ей теперь будет заниматься другой человек. Да, это мой человек. Это мои деньги, и я всё ещё владелец, но я объяснил, почему не может быть иначе… пока не может. Остальное вы надумали себе сами. Я не обещал, что буду честным всегда и во всём. Это не та ситуация.       — Она говорила мне, кто ты. Что ты не сможешь отказаться от всего. Ни ради меня, ни ради нашего будущего.       — Кэтрин, всё не так, — он утомленно схватился за переносицу и зажмурил глаза всего на секунду.       — А как? Я ведь сказала «не сможешь», а не «не захочешь». Где же ошибка? Елена была права с самого начала. Всё, что она говорила про тебя, оказалось правдой. Включая нашу любовь. Любовь зла… такая непостоянная. Всё потому, что ты лжёшь, чтобы выжить, а я буду лгать, чтобы выжили остальные.        — Ты снова хочешь это сделать? Так ты думаешь бороться с ним?! Трусостью и слабостью? Будешь идти у него на поводу в надежде, что он передумает доводить дело до конца и пожалеет тебя, потому что ты отказалась от меня?       — Я обещала ей! — я перешла на сдавленный крик, и ожидающая меня Лиз обернулась в нашу сторону. — Я обещала! Я умоляла её помочь тебе! Она пошла на это только из-за меня! Ты солгал, а она погибла! ПОГИБЛА! Из-за моего выбора! Из-за моей любви! Из-за меня!       — Да! Она погибла! Елена мертва, ясно?! Ей уже всё равно! — выкрикнул он в ответ, вынуждая меня остолбенеть и совсем внезапно вникнуть в его слова. Почему-то из его уст они звучали совсем не так, как из моих. — Она мертва, а мы живы, чёрт возьми!       — Ты жестокий лжец! — слёзы вновь полились сами по себе. Этот процесс давно вышел из-под контроля, но я уже успела привыкнуть к маске из соли на лице. — Я отправлю тебя за решётку, тебе там самое место!       Ходж рассмеялся прямо мне в лицо. Так нагло и открыто, что я чуть ли не ослепла от его белоснежных клыков.       — Я отправлю тебя в ту клинику, тебе там самое место, — произнёс он.        Я ничего не ответила, а только отошла на пару шагов назад.       — Тебя тошнило в туалете, я знаю. Ты сломлена, и я больше не хочу давить на тебя. Я был жесток с тобой, сказал, что не буду жалеть, но ты явно не в порядке. Правда, моя жалость и утешения тебе больше не нужны, ты ведь уже вбила себе в голову, что мы не можем быть вместе, чтобы больше никто не умер. Конечно же, это поможет!       — Я чувствую вину! Мне больно любить тебя. Больно… Больно смотреть на тебя и понимать, что чем больше я люблю тебя, тем больше ненавижу себя. Разве человек должен ненавидеть себя за то, что любит?! Это неправильно!       — Если бы я умер вместо неё, тебе было бы легче? Не так больно?!       — Замолчи… — я быстро отвернулась от него, вытирая лицо от слёз и начиная заикаться, — п-прошу… перестань мучать меня. Откажись от меня! З-зачем я тебе?! Слабая, жалкая, трусливая. Т-так ты говорил?! Мы оба. Я не могу выносить всё это! Это слишком для меня! Все люди… р-разные, но это… Кто вынесет это?! Я хотела умереть у того окна! Я б-была готова убить себя, лишь бы не выбирать! Я бы прямо сейчас с-сделала это, если бы… это могло всё изменить! Я…       Мои слова утонули в слезах и стали совсем невнятными, отрывистыми и истеричными. Тело вновь задрожало, а пальцы зацепились за пиджак, когда я с силой обхватила себя двумя руками.       — Хватит, перестань, — Ходж подошёл ко мне и положил обе ладони на мои плечи. Еле касаясь, так бережно и аккуратно, но не для меня. Для меня это касание стало жестокой хваткой, вызывающей новую волну боли.       — Нет, не трогай меня, — я порывисто отстранилась от него, почти отпрыгивая в сторону, — мне больно, я не могу… Оставь меня. Не приходи больше… не приходи на похороны, тебе не нужно там быть… не нужно быть рядом.       Ходж ничего не ответил, а только поднял руку и жестом подозвал к нам Лиз. Она тут же откликнулась.        — Тебя ждут. Ты не останешься сегодня одна, а моя охрана отвезёт вас домой.       Подошедшая Лиз сразу же обняла меня. Она молчала и больше не плакала, это делала только я, но даже без слов я ощущала, как сильно она сожалеет. Она хотела мне помочь, разделить мою скорбь. Я же… Всё былое между нами, будто стёрлось из моей памяти. Остались лишь мутные пятна, чего мне более, чем хватало.       Нас привезли ко мне домой, и Лиз помогла мне раздеться, а затем отвела под душ. Она заботилась обо мне абсолютно искренне и бескорыстно. После душа она занялась ссадиной на моей коленке, а затем дала выпить снотворное и уложила в кровать. Я позволяла ей всё. Была послушной и даже безвольной.       Лиз укрыла меня одеялом и произнесла:       — Я могу остаться, если хочешь, но лекарство скоро подействует, и ты сможешь поспать.       — Спасибо.       Лиз опустилась на ковёр и опёрлась спиной об боковину кровати. Она молчала. Как же было непривычно видеть её такой молчаливой. Её будто подменили, но на то была причина. Она старалась сдерживать свои собственные эмоции, чтобы не травмировать ими меня ещё больше.       — Как дела в больнице? — произнесла я.       Лиз посмотрела на меня и поджала губы, выражая полное понимание моего желания говорить о чём-то отстранённом.       — Всё хорошо настолько, насколько может быть хорошо в больнице.       — Хорошо, — сухо ответила я, прикрывая глаза в ожидании действия лекарства. — Как у тебя дела с Домиником?       — Сама бы хотела знать, но он вот уже как несколько дней будто сквозь землю провалился. Думаю, много работы, да и я не сижу целый день дома, поэтому… — Лиз вновь окинула меня взглядом, фиксируя внимание на моих закрытых глазах и стекающих по лицу слезах, — ладно, не будем об этом.       Я шмыгнула носом и протянула Лиз руку с раскрытой кверху ладонью. Она сразу же вложила в неё свою руку и подсела ближе.       — Лиз, мне страшно… Я боюсь, боюсь… — я оставила фразу недосказанной и вновь шмыгнула носом.       — Боишься чего? Кэтрин, у тебя ещё остались люди, которые любят тебя и никогда не бросят. Не нужно бояться.       — Как раз этого я и боюсь. Боюсь, что они все погибнут из-за меня… Это был лишь мой выбор, и я не хочу, чтобы они отвечали за него. Только я. Только я, Лиз. Я боюсь… Боюсь будущего с ним, но ещё больше боюсь, что его и правда не будет. Не будет, потому что я сама… я не позволю ему быть.       Я ещё говорила и говорила, а Лиз слушала, уже лёжа рядом со мной, пока мы обе не уснули.       Проснувшись, я ощутила ещё одно странное чувство – разочарование. Мой кошмар продолжается. Всё это был не сон, а реальность, от которой я могу спастись лишь сном. Теперь лишь сном. Может поэтому все последующие три дня перед похоронами я почти полностью проспала. Чем больше я спала, тем больше мне хотелось. Даже снотворные были не нужны. Лиз была рядом каждую свободную секунду, но я чувствовала, что в моей квартире был ещё кто-то. Чьи-то голоса я слышала сквозь дрёму. Сколько их было, сказать сложно, да и вовсе не нужно. Мне было неинтересно знать это, а если точнее, то абсолютно плевать.       Облачиться в чёрные брюки и водолазку труда не составило. Начался июнь, но погода совсем не радовала. Утром прошла гневная гроза, оставляя после себя мелкий моросящий, совсем не летний дождь, огромные лужи и пасмурное небо, затянутое тучами до самого горизонта.       Лиз снова была рядом, а ещё Лидия. Я понятия не имела, что она делала рядом со мной, в моей квартире, да и ладно… Какая разница. Она настойчиво впихнула мне на завтрак овсянку, приправленную малиной и голубикой. Было вкусно, а потом началась череда событий, до которых мне совсем не было дела. По крайней мере я ощущала именно это. Я так устала эмоционально, что у меня больше не осталось ни малейших чувств по типу горести, сожаления или чувства вины. Даже боль ушла куда-то на задний план. Оттуда она просто невзрачно подвывала, как престарелая собака, пока я, словно на автомате, делала все эти движения, принимала и говорила в ответ все эти слова, которые уже принимала и говорила три года назад на похоронах мамы. Правда, на них было намного меньше людей. На эти пришло… Я не знаю сколько, но очень много людей. Всё Управление, сотрудники смежных федеральных служб, прокуроры, судьи, адвокаты, полиция чуть ли не всего Нью-Йорка. Одна сплошная чернота. Она заполнила всю часовню так, что мне стало тяжело дышать. Около вырытой могилы на кладбище дышалось не легче. Воздуха было много, но будто не для меня. Овсянка застряла в горле. Её привкус я до сих пор ощущала. Хотелось пить, даже несмотря на дождь. Он усилился, поэтому похоронную процессию ускорили, что нисколько не помешало мне наблюдать за падающими на дубовую крышку гроба комьями мокрой земли. Она стучала почти в такт крупным каплям дождя, а я кажется даже смогла уловить их ритм. Получалось довольно музыкально, но мелодия неожиданно стихла, когда я взглянула на надгробную плиту с ещё одной странной надписью. Плита была из белого камня, хотя сейчас он был серым, с дождевыми подтеками. Но буквы на ней читались ничуть не хуже, чем в солнечные дни. И я прочла их, пока кто-то держал меня за руку. Лиз? Нет. Это была не Лиз. Рука была мужской. Это был Эндрю. Он плакал, а я нет. Я оглядела людей вокруг, обнаруживая, что многие из них не могут сдержать слёз. Таких искренних и…       Я подняла голову и увидела просвет голубого неба между тучами. Просвет был, но дождь всё равно шел. Мою руку отпустили, а люди начали кидать на могилу цветы, постепенно покидая кладбище. В моей руке тоже был цветок – китайская роза тёмно-бордового цвета. Я провела пальцами по её нежным лепесткам, а затем понюхала, замечая в центре ещё не до конца раскрывшегося бутона капли дождя. Возможно, это была роса, ведь роза была свежесрезанной.       Дождь закончился, и я поняла, что единственная до сих пор не подошла и не положила цветок на могилу. Около неё стояли Эндрю, Тейт и Ходж. Он наклонился и положил у надгробия точно такую же розу, какую держала и я. Поднимаясь, его ладонь коснулась края плиты, затем она легла на плечо Эндрю. Пиджак немного прогнулся под мужской рукой, а я подошла к изголовью могилы, полностью игнорируя присутствия мужчин.       Рука потянулась к шее. Одно резкое движение, и я сорвала с себя золотую цепь с небольшим угловатым крестом. Присев, я дотронулась пальцами до сырой тёмной земли, на которой уже летом вырастет газон. Грязь моментально залезла мне под ногти, пока я зарывала в землю символ моей связи с Еленой. Однажды она взяла перед Господом ответственность за меня, а я… Я больше не достойна носить этот крест. Он принадлежит ей. Я поднялась и, уходя, бросила на все прочие розы свою.       Всё это время за мной наблюдали. Молча и будто без малейшего вдоха. Может, они ждали, что я начну плакать, но видимо мои запасы, наконец, иссякли, оставляя место лишь дикой усталости и желанию как можно скорее лечь спать.       Водитель отвёз меня в дом Елены и Эндрю. Они жили в большой квартире на Манхэттене. Она занимала почти весь первый этаж. Пять комнат: гостиная, кухня-столовая, две спальни и… оранжерея Елены. Она любила флору и собирала коллекцию всевозможной растительности в своем зеленом уголке. Некий кусочек её ранчо.       В гостиной я нашла бар и взяла оттуда минеральную воду в стеклянной бутылке. Со мной кто-то говорил, пока я наливала воду в такой же стеклянный стакан, а когда сделала первый глоток, то заметила завившиеся от влажности в воздухе концы своих волос. Они немного непослушно спадали по чёрной водолазке. Тот голос исчез, но появился другой. Из моего телефона, который зазвенел у меня в сумочке, а после минутного вызова, я всё же ответила на звонок.       — Прими мои соболезнования, Кэтрин. Как же жаль терять близких людей, особенно, когда этот был последним из них. Или не последним? Кто ещё тебе близок? Хочу занести их в список, чтобы спланировать следующие убийства.       Я не двигалась и молчала, а он дышал мне в трубку.       — Так скорбишь, что разучилась говорить? Столько людей пришло на похороны. На похороны твоей подружки придёт намного меньше, уверен, но вот Эндрю… думаю, он сможет составить конкуренцию своей покойной жёнушке.       Я слушала, делая ещё один глоток из своего стакана. Всё ещё без единой эмоции.       — Запиваешь горе? Зачем же так резко. Сопьёшься и потеряешь всю свою красоту. Нужна ли ты будешь ему тогда такая? Хотя, возможно, ты уже ему не нужна. Что ты можешь, кроме того, что быть проблемой для всех. А если точнее… быть причиной их смерти. Косвенной, конечно, но ведь смысл как раз в этом. На что ты ещё годна? Личико и задница у тебя класс. Ах, точно! Ты ещё можешь быть прекрасной марионеткой в руках чокнутого убийцы или шлюхой наркоторговца, который, к слову, тоже убийца. Он не рассказывал тебе, как убивает? Интересно, он лучше убивает или трахается? Я не знаю, как обстоят дела со вторым, а ты - с первым. Забавно, да? Будешь и дальше засовывать в себя его член, пока из-за него гибнут твои близкие люди? Как бы всё было просто, если бы ты назвала его имя. Твоя крёстная была бы жива, и больше бы никто не умер. Эта похоронная атмосфера может очень скоро наскучить. Впереди лето, хочется чего-то иного, не так ли?       — Ты сдохнешь. — Приятная на вкус минералка. — Я убью тебя. Запомни это. Если понадобится, я собственными зубами перегрызу тебе глотку, лишь бы твоей заднице не нашлось места в тюрьме, ведь в штате Нью-Йорк смертная казнь запрещена. Хотя тебе скорее место в психушке. Там тоже решетки, но стены помягче, одежда потеснее, электричество может вылечить тебя. Но это не точно, ублюдок. Ты слишком безнадёжен.       Не дождавшись ответа, я отключилась, поставила стакан с минералкой на стол и бросила в него свой телефон. Как ни в чём не бывало, я пошла дальше. Возможно, в поисках гостевой спальни.       — Кэтрин! — в почти пустой кухне меня окликнул очень знакомый голос. К себе домой Эндрю пригласил лишь немногих из тех, кто был на похоронах. Странно, что этот человек стал одним из них. — Кэтрин, прошу тебя не убегай.       Я обернулась и увидела, шедшего ко мне Питера. Не знаю, куда делся мой страх и чувство самосохранения, которые должны были заработать при виде этого человека, но я продолжала стоять и ждать, когда он подойдёт ко мне. Может, причиной была парочка гостей, сидевшая в столовой, а ещё я зачем-то отметила для себя, что Питер выглядел совсем не так, как обычно. Он был ухожен, в идеальном костюме и с чистыми уложенными волосами.       Он встал напротив, оглядывая меня, пока я смотрела прямо ему в глаза в ожидании его следующих слов.       — Прими мои соболезнования. Мне жаль, что всё так случилось. Надеюсь, что ФБР и полиция как можно скорее поймают убийцу. — Питер говорил все эти слова, а у меня складывалось впечатление, что для него будто совсем не было того, что произошло между нами в туалете Управления. — Он безумный. Я общался с ним, Кэтрин. Ты наверняка уже знаешь, что он приходил ко мне и пытался заставить работать на себя, но я вовремя всё рассказал мистеру Бейкеру, и теперь его люди охраняют меня. Он больше не приходил ко мне именно поэтому. Я помог составить фоторобот. Хотя странно, что его до сих пор не использует полиция, чтобы обвесить им каждый фонарный столб в Нью-Йорке. Видела бы ты его рожу… он безумец, Кэтрин. Он чуть меня не…       — Было мало в прошлый раз? — перебила я Питера. — Разве тебе не запретили подходить ко мне?       — Знаешь, что Ходж хотел сделать со мной? — Питер странно улыбнулся. Широко, но всё ещё мерзко. Иначе я его не воспринимала. Его реакция озадачила меня, и я бросила мимолетный взгляд на подставку для ножей на кухонном столе за его спиной.       — Не знаю. Знаю только то, что никаких уроков из этого извлечено не было. Свали от меня. Для меня ты ничуть не лучше, чем эта оушеновская псина.       Питер снова улыбнулся, а меня чуть ли не передёрнуло от отвращения.       — Какой-то парень подорвал себя у Бруклинского моста, как раз в тот момент, когда убили Елену. Потом выяснилось, что он работал курьером у мистера Бейкера. Знакомые ребята из полиции рассказали, как их бригада собирала его кишки по всей улице. Ты ведь уже знаешь об этом, да? Мне показалось это странным.       Мне резко стало дурно, и я схватилась одной рукой за край стола, но это слабо помогало. Я начала оседать, поэтому Питер сделал быстрый шаг вперёд, придерживая меня за плечи.       — Кэтрин, спокойно! Я думал, ты курсе. — Питер прижал меня к себе сильнее, а его руки обхватили мою талию. Я вновь почувствовала тошноту, но вовсе не от дурноты, а потом резкий толчок.       — Отвали от неё! — возникший из ниоткуда Ходж одним агрессивным движением отодрал от меня Питера, словно присосавшуюся пиявку.       Питер отлетел на пару метров и ударился спиной об стену, на которой висело совместной фото Елены и Эндрю с ранчо. Фото упало, а стекло рамки тут же разбилось. Сидевшая в столовой парочка покосилась на нас, а затем вернулась в гостиную, пока Ходж уже настиг Питера вновь, хватая его за воротник выглаженной рубашки.       — Как же ты меня достал, — Ходж приподнял Питера за шиворот так, что тот касался пола только носами своих лаковых туфель, — что тебе нужно отрезать, чтобы ты, наконец, понял, что тебе нельзя даже дышать рядом с ней?       — Ей стало плохо! Я всего лишь помог! — оправдывался Питер с крайне испуганным видом.       От всего этого зрелища лучше совсем не стало, поэтому я отошла к стене, опираясь на неё спиной. Ходж моментально проследил за моими движениями и небрежно отпустил Питера.       — Мы поговорим позже, бывший агент, а сейчас исчезни отсюда. Не из кухни, а из квартиры.       Указание было выполнено безукоризненно, а Ходж подошёл ко мне.       — Что с тобой? Зачем ты утопила свой телефон?       — Он снова звонил мне, — я уставилась пустым взглядом сквозь Ходжа.       Только сквозь я могу смотреть на него. А как иначе? Как? Когда я смотрю на него, то люблю, а когда я его люблю, мне больно за это. Боль вызывает ненависть к себе, и я хочу умереть от осознания, что беспомощна, слаба, что не могу противостоять всему этому.       — Говорил, что убьет снова. Убьет Лиз, Эндрю… Всех. Говорил, что я тому виной, потому что с тобой.       — Посмотри на меня, — потребовал Ходж, но я не собиралась этого делать. Оттолкнувшись от стены, я попыталась уйти, но он схватил меня за плечо, останавливая.       — Нет! — закричала я так отчаянно и громко, с пронизывающей болью. Закричала и дёрнула плечом, чтобы он отпустил меня.       — Кэтрин, я беспокоюсь о тебе, позволь мне помочь, — он прижал меня к себе, и я уткнулась лицом ему в грудь. Бороться сил больше не было. Ни с ним, ни с его бархатистым шёпотом около моего уха. — Я люблю тебя. Я бы тоже выбрал тебя, но я не позволил бы себе страдать из-за этого выбора. Я бы не жалел. Только вместе мы справимся со всем. Перестань отворачиваться от меня, перестань предавать нас и идти у него на поводу, он только этого и ждёт. Перестань сдаваться, я прошу тебя. Будь сильнее. Не лги из-за боли, не убегай от неё. Иди туда, где больно, иди ко мне, будь со мной, и боль пройдёт.       — Я просила не приходить на похороны, — полушёпотом произнесла я, пока он гладил меня по голове, по волосам, наклонялся и целовал мой висок.       Мы с Ходжем отстранились друг от друга, и я, наконец, смогла поднять на него глаза.       — Думаешь, я жалею? Жалею, что ты жив?       — Кэтрин, в чём дело?! Почему ты кричала? — внезапно на кухню ворвалась Лиз, но не одна. За её спиной стоял доктор Уайт.       — Хантер, ты тоже здесь? Спасибо, что пришёл, — я слишком натянуто улыбнулась ему, и мои глаза забегали по всей кухне, а руки попытались найти себе занятие.       — Кэтрин, у вас точно всё в порядке? — поинтересовался мужчина, скептично оглядывая нас с Ходжем.       — Мы разговаривали, а вы нам помешали, — Ходж испепеляюще посмотрел на Лиз и Хантера.       — Нет, не в порядке, а разговор окончен. Мистер Бейкер уже уходит, ведь он здесь быть вовсе не должен, — произнесла я.       — Мистер Бейкер – гость в этом доме, а он принадлежит не вам, мисс Хилл. Разговор не окончен, и я бы хотел закончить его наедине, — Ходж не отступал.       — Она же сказала, что не хочет говорить с тобой, — Хантер уверенно подошел ко мне, всем своим видом выражая желание защитить от кого-то. От кого? От Ходжа?       — Всех врачей учат совать свой нос туда, где его быть совсем не должно? — усмехнулся Ходж. — Например, в чужие отношения.       — У нас нет никаких отношений, — грубо отрезала я, — мы расстались, и тебе стоит уйти.       Не дожидаясь ничьих комментариев, я покинула кухню.       — Кэтрин, извини, что мы выясняем отношения в такой день, — Хантер пошёл за мной, — но если он не принимает твоего отказа, то ты можешь попросить помощи у тех, кому не всё равно.       Я резко развернулась, вынуждая Хантера не менее резко остановиться передо мной.       — Хантер, — я подняла руку и коснулась ладонью его груди, — я благодарна за заботу, внимание, а также за то, что ты нашел время и пришёл сегодня сюда, наверняка, поддержать меня, но поверь мне, тебе не стоит сближаться со мной. Какой-то псих безжалостно убивает дорогих мне людей, понимаешь? Я не тот человек, с которым стоит строить общение, какими бы мотивами ты не руководствовался.       Хантер положил на мою руку свою, и я ощутила исходящее от него тепло. Такое надёжное и… желанное? Мне не хотелось отрывать руку, но он и не позволял мне этого.       — Кэтрин, я уже взрослый мальчик, и могу сам решать, с кем мне поддерживать общение, а с кем нет. Если оно тебе не нужно, то это уже другой вопрос.       Он отпустил мою руку, и я неловко забрала её, ощущая на себе не только взгляд Хантера. Я странно огляделась, но никого не увидела. Точнее, увидела компанию людей в чёрном в гостиной. Ещё по две-три фигуры в коридоре между кухней и коридором. Людей в этом доме было много, но ощущение складывалось совсем противоположное. Не хватало мне ещё и мании преследования.       — Идём, — я взяла Хантера за руку и уверенно повела его в сторону той самой спальни, до которой так хотела дойти. Он покорно шёл следом, крепко держа меня за руку. Дверь захлопнулась за нами, когда мы оказались внутри.       — Я совсем не хочу вмешиваться в ваши отношения. Я уже говорил об этом, но я также не буду стоять в стороне и смотреть, как он принуждает тебя быть с ним. — Хантер прошёл вглубь спальни вслед за мной, оглядывая её и меня, сбрасывающую с себя туфли. Сев на кровать, я продолжила его слушать. — Скажи, что ты не хочешь быть с ним, что разлюбила его, если вообще любила, что это не какие-то идиотские качели с пометкой «всё сложно», которые так часто бывают в отношениях, и только тогда я позволю себе и дальше заступаться за тебя. Если нет, то…       На этих словах я резко подскочила с места и ворвалась в ванную.       — Кэтрин?       Даже не успев прикрыть за собой дверь, я добралась до унитаза, опустилась перед ним на колени и, собрав рукой волосы, очистила без того чистый желудок. Приступ был недолгим, поэтому я быстро умылась и вернулась в спальню.       — Прости, что ты сказал? В последнее время чувствую себя неважно, — оправдываясь совсем безынициативно, я вновь опустилась на постель, — стресс.       Хантер посмотрел на меня… так странно, что мне даже стало как-то неудобно за то, что он слышал, как меня тошнило, но он же доктор.       — Ты беременна? — произнёс он, несколько раз медленно моргнув.       Я недоуменно моргнула в ответ, кажется, даже со звуком. Что?!       — Что? — его вопрос показался мне настолько абсурдным, что я даже внезапно почувствовала себя лучше от удивления. — Нет… Нет, конечно. Нет. С чего ты взял? Меня просто стошнило из-за нервов. Они у меня, мягко говоря, ни к чёрту.       — Не знаю, ты… Ты как-то изменилась. Мне вдруг резко показалось, что… — Хантер неуверенно размахивал руками. Крайне не по-врачебному. — Ты ведь сама сказала, что чувствуешь себя не важно в последнее время, и…       — И? Я озвучила причину, — я замолчала, он тоже, но он также совсем не думал переставать терроризировать меня недоверчивым взглядом. — Не смотри на меня так. Я не могу быть беременной. Не сейчас… Сейчас совсем неподходящий момент.       Почему-то внутри меня, где-то глубоко-глубоко, раздался саркастический смешок. Но я его полностью проигнорировала.       — Это работает немного не так, но ладно, прости, если вновь лезу не в своё дело. Тебе виднее, и… — Хантер, будто по щелчку пальцев, изменился в поведении, — я, наверное, пойду. Прими мои соболезнования.       Он развернулся к двери, чтобы уйти.       — Останься со мной, — произнесла я, — я бы хотела поддерживать общение с тобой, ты очень приятный человек, но сейчас в моей жизни происходит самый настоящий кошмар, поэтому я бы не хотела взваливать на тебя его.       Он развернулся, и я указала ему глазами на уютное кресло рядом с кроватью. Сама же я легла, касаясь головой подушки и поджимая ноги на голубом мягком пледе. Хантер расстегнул свой чёрный пиджак и опустился в кресло.       — Поговори со мной о чём-то… обычном, нормальном. Расскажи о себе. Я так соскучилась по простому общению. Без ссор, слез, страха.       Хантер рассказал о своих трёх кошках, которых подобрал с улицы ещё котятами. Рассказал, что с детства хотел кошку, но у отца была на них аллергия, а мать была категорически против египетского сфинкса. Рассказал, что хочет взять из приюта одного из них и пригласить в гости маму. Не из вредности, а ради забавы. Они с отцом живут в Бостоне, и оба врачи. Отец – ещё практикующий нейрохирург, а мать составляет медицинскую профессорскую элиту в Бостонском университете. Хантер рассказывал о себе и своей жизни так легко, так открыто. Даже о грустных вещах он говорил с улыбкой на лице. Его голос был спокойным и таким… уютным, что ли? Может поэтому я вновь уснула.       Разбудил меня звук дождя. Пошёл ливень, на этот раз с грозой, молния которой освещала полусумрак комнаты. Уже вечерело. Кресло рядом с кроватью было пустым, а я была накрыта ещё одним пледом, в бежевую и коричневую клетку. В последний раз я видела его сложенным на противоположном крае кровати.       Поднявшись и совсем позабыв про туфли, я прошла на выход и попыталась открыть дверь, но её будто кто-то забаррикадировал с наружной стороны. Правда, баррикада тут же сломалась под моим натиском. Сломалась и подскочила на ноги.       — Ходж? — он немного покачнулся на месте, смотря в мои сонные глаза своими не менее сонными.       — Как отдохнула?       — Ты что спал под дверью?       — Это в мои планы не входило, но погода сегодня совсем не важная. Гости все разошлись пару часов назад. Я искал тебя, а доктор Уайт любезно помог найти.       Теперь всё это точно выглядело, как сон. Особенно если учесть, что я вроде бы только проснулась. А что если это сон во сне, и я проснулась не наяву? Боже… Я удивилась степени своей шизофрении и сделала несколько шагов внутрь комнаты, позволяя Ходжу зайти за мной.       — А где Эндрю?       — Отдыхает у себя. Я сказал, что ты уснула в гостевой спальне, и я дождусь твоего пробуждения. Он не возражал, — сонный Ходж всегда был каким-то другим человеком. Комфортным, без секрета, без скрытого смысла. Хорошо, что он был не всегда таким. В этом-то и прелесть. Может поэтому сейчас я не чувствовала всего того, что чувствовала к нему в первой половине этого ужасного дня.       — В квартире больше никого нет?       — Есть. Моя охрана. В гостиной и снаружи. Эндрю немало выпил и пошёл спать. Сказал, просто захлопнуть дверь, когда будем уходить.       — Его нельзя оставлять одного. Он тоскует и не привык быть совсем один в этой большой квартире.       — Мы можем остаться сегодня здесь. Думаю, он не будет против.       — Мы?       Ходж поджал губы, игнорируя мой вопрос.       — Тебе бы следовало поесть.       — Можно, — ответила я, отмечая, что действительно голодна… В коем-то веке.       — Хочешь чего-то конкретного? Я скажу ребятам, и они быстро привезут всё, что захочешь.       — Я бы съела… — я и правда задумалась о том, что бы мне хотелось, пока Ходж и правда с максимальным вниманием и интересом ждал от меня вердикта. Его искренне волновал вопрос моего питания, ведь я заметно похудела, а аппетит приходил крайне редко. Ещё эта тошнота…. Нет-нет, мои мысли пошли куда-то не туда. — Я бы съела вишнёвый штрудель со взбитыми сливками.       — Вместо мороженого?       — Нет. Мороженое тоже.       Ходж развернулся, чтобы покинуть спальню и озвучить мой заказ кому-то из своих людей.       — Ходж, — окликнула его я, — мороженое с фисташковой крошкой.       Он приветливо кивнул и уже хотел выйти.       — Стой! — Ходж застопорился вновь. — Не надо мороженое, но сливки домашние, а не магазинные.       Он ушёл, но вернулся быстрее, чем я думала. Как раз в тот момент, когда я сняла с себя брюки, внезапно обнаружив, что после дождливого кладбища они стали намного грязнее, чем мне казалось при свете дня. Забраться под плед я не успела, зато успела нагнуться, чтобы найти туфли, убежавшие далеко под кровать. В общем, моё чёрное кружевное белье можно было оценить со всех самых живописных ракурсов, что Ходж сразу же и сделал, когда вновь оказался в комнате.       — Что-то потеряла?       Я резко и крайне неловко выпрямилась и повернулась к нему лицом.       — Вторую туфлю, а брюки сняла, потому что…       — Я не спрашивал про брюки. Без них ничуть не хуже, — Ходж подошёл ко мне и, опустившись на колени, достал из-под кровати то, что я там искала, но по воле вредного подкроватного барабашки-сексиста не нашла.       Подниматься Ходж не спешил, ведь его взгляд задержался на моих ногах: ступнях, сжимающих ворс мягкого ковра, аккуратных голенях, неуверенных коленях, переходящих в округлые упругие бёдра. Признаться, было странно стоять в одном полупрозрачном белье внизу и водолазке с высоким горлом наверху. Чёрная элегантность… Бюстгальтер был из набора, поэтому… Почему я подумала об этом? Заткнись!       Я вздрогнула, когда Ходж медленно нагнулся и коснулся губами моего колена. Его ладонь погладила мою голень, а губы повторили манёвр, но уже выше, на бедре.       — Ты выгнал своего человека в ливень за штруделем? — спросила я, сдерживая дрожь по всему телу от его поцелуев.       — Это его работа, и он на машине… но без домашних сливок я велел не возвращаться.       Он приподнялся и сел на кровать. Теперь его лицо оказалось напротив моей груди, но если чуть-чуть нагнуться, то…       — Ходж… — приподняв водолазку с моего живота, он оголил его, чтобы тоже поцеловать. Настолько чувственно, что мои колени, наконец, сдались и я схватилась руками за его плечи.       Горячие сильные ладони легли на мои ягодицы, жадно сжимая… и разжимая. Я не успела ничего понять, как он сбросил с себя пиджак, а затем поднял мою водолазку ещё выше, открывая доступ к груди. Ткань чашек бюстгальтера была совсем тонкая, поэтому он без труда смог поцеловать мои уже возбужденные соски через неё.       — Ходж…       Мои пальцы уже во всю гуляли между прядями его волос, а он пошёл дальше и попытался отодвинуть в сторону ажурный лиф, но я перехватила его руку.       — Нет.       Я отошла от него, выбираясь из объятий и возвращая водолазку на место. Ходж громко и крайне напряжённо выдохнул, а потом резко поднялся.       — Да, — ответил он и с порывистой лёгкостью подхватил меня на руки.       — Ходж! Я сказала… — он уложил меня на кровать, не забывая быстро разбуться и придавить меня собой. Вес его тела моментально остудил меня, и я замерла в ожидании его следующих действий.       Ходж бережно взял меня за подбородок и поцеловал его. Из-под его длинных густых ресниц я совсем не видела его глаз.       — А как же сливки? — я прогнулась в пояснице, слегка раздвигая бёдра и намекая ему, что их нужно бы раздвинуть ещё сильнее.       — Можешь съесть их с меня, — вот я и увидела его глаза. Мутные от любви. — Я заказал много порций, поэтому мне тоже хватит. Хочу слизать их с твоих пальцев на ногах.       Ходж погладил мои бёдра, и я позволила ему расположиться между ними, крепко обхватывая ногами его поясницу. Но как только это произошло, я упорно перевернула его на спину, усаживаясь поудобнее на его бёдрах. Он схватил меня за талию, но я сбросила с себя его руки и, хватаясь за запястья, прижала их к постели.       — Захотелось командовать? — Ходж подмигнул мне, а его губы дёрнулись в довольной улыбке.       — Вовсе нет. Мы расстались, ты забыл? — я нагнулась, и моё лицо оказалось над его.       — Грёзы о сливках повредили мне память, да и я давно хотел сказать тебе, что большую часть твоих слов уже не воспринимаю всерьез. Они не несут никакой интеллектуальной нагрузки.       — Значит, я по-твоему дура?       — Периодами, но не просто дура, а моя любимая дура. Это на корню всё меняет.       — Следующие слова, советую воспринять более, чем серьезно, — я впилась в его запястья ногтями, и он зашипел сквозь зубы, но будто не от боли, а от удовольствия.       — Такими темпами сливок мы не дождёмся, — заметил он и начал плавно двигать бёдрами мне навстречу.       — Перестань, между нами ничего не будет. Я всё ещё хочу посадить тебя в тюрьму, не забывай, но пока что хочу правды. Всё это лживое дерьмо, которым ты меня кормишь, порядком приелось, поэтому ты сейчас возьмёшь и всё мне расскажешь. Как тогда, в отеле. Ты же говорил, что тебя тошнит от малейшей лжи между нами? Теперь я тебя прекрасно понимаю, поэтому жду полного отчёта, а свои бесконечные загадки оставь для своих рабочих псов, которым ты не очень-то доверяешь, что очень даже правильно… С каждым днём мне начинает всё сильнее казаться, что среди них есть прямой виновник всего происходящего. Ваша репутация не безупречна, мистер Бейкер, поэтому я жду правды. Надеюсь, мой аппетит не слишком велик, и ты способен его утолить, — отчеканенным шёпотом произнесла я ему в губы весь этот текст, но в ответ он лишь насмешливо оскалился.       — Ты же знаешь, что всё ещё сидишь на мне и держишь мои руки, потому что я тебе это позволяю?       — Что случилось с Феликсом? — последовал мой первый вопрос, а вместе с ним я начала тереться бёдрами об его раздувшееся эго.       — Ты что некрофилка? Возбуждаешься от разговоров о трупах?       — А что такое? Твои вкусы не столь специфичны? — я отпустила его и стащила с себя водолазку, оставаясь в одном белье. Так издеваться над ним будет проще, — Питер рассказал, что Феликс взорвал себя, когда этот сукин сын убил Елену. Ты имеешь к этому какое-то отношение? Это очередное убийство?       Я не договорила, потому что Ходж вырвал руки и за считанные секунды вновь поменял нас местами.       — Что ещё он рассказал? И откуда он вообще об этом знает? — я упёрлась руками ему в грудь, но у Ходжа уже молниеносно сменилось настроение после упоминания моего бывшего начальника. Он стал серьёзным и совсем некомфортным.       — Не у тебя одного есть связи в полиции.       — Какого чёрта ты вообще с ним разговаривала?!       — Он сам подошёл ко мне. Эндрю не приглашал его, наверняка, поэтому я не знаю, почему он вообще оказался здесь.       — Я убью его, — Ходж сжал в кулак подушку рядом с моей головой, а мне вдруг резко стало противно, хотя я и сама бы с удовольствием убила Питера… наверное. Но почему-то слышать это от Ходжа было крайне неприятно. Я отвернула лицо от него. — Убью, когда он станет совсем бесполезным. Этот момент почти наступил.       Ходж ослабил хватку, прижимаясь ко мне нежно и ласково. Его губы прошлись по моей шее, а затем поднялись к напряжённой щеке.       — Что ещё он сказал?       — Про фоторобот. Почему ты не рассказал о нём мне?       — Я многое тебе не рассказываю, но не потому что хочу что-то скрыть, а потому что вижу, как тебе тяжело воспринимать всё это.       Он целовал моё лицо бережно и желанно, но я никак не могла отпустить текущую ситуацию и отдаться чувствам. Они были безумно сильными, но мой страх и боль тоже были сильными. Не просто сильными, а сильнее меня.       — Почему ты не передал фоторобот в полицию?       — Я проверял правдивость роли Питера в его же истории, — поцелуи прекратились, а наши взгляды пересеклись. — Он виделся с убийцей. Он говорил с ним, а тот бил его и шантажировал. Вероятно, хотел использовать так же, как использовал Феликса, но всё это лишь со слов Питера и может легко оказаться частью хитроумного плана убийцы – пустить нас по ложному следу. Конечно, обстоятельства при которых он сознался мне во всём, наталкивают на то, что он не врёт. Тем не менее, я не хочу ему верить, Кэт. Мои люди глаз с него не спускают, и всё указывает на то, что придурок всё-таки не лжёт, поэтому фотороботу нужно дать ход, что я и сделал. Да, я не стал дожидаться другого дня. Я передал его детективу Маршаллу сегодня после похорон.       — Может, ты снова захочешь отправить меня в ту клинику, но сегодня, когда он звонил мне, то… мне вдруг показалось, что я знаю его. Знаю лично. Это странно, да? Этот голос. Пугающий и холодный. Вроде бы по звучанию тот же самый, которым говорил и ты со мной, но в это же время совсем другой. В нём нет… чего-то… Он говорил и говорил, диалога почти не было. Ему не было интересно услышать меня, как тебе. Ему было важно выговориться самому.       — Когда ты говорила со мной, тебе не казалось, что ты знаешь меня лично?       — Не знаю. Возможно, и казалось, но я так не хотела, чтобы это было правдой, что не замечала элементарного. Я была слепой от любви, но сейчас… С этим голосом всё иначе. Я не знаю, он будто совсем мрачный и безнадежный… какой-то бездушный.       — Как бы там ни было Питер нарушил наш уговор и приблизился к тебе, а значит…       — Ты убьёшь его?       — Я… — Ходж уловил в моих глазах зреющий страх. Я никак не могла его скрыть. Мне было до невозможного тяжело принимать тот факт, что мой любимый мужчина… убийца? Это настолько абсурдно. Я буквально отказываюсь понимать, как такое может быть.       — Не нужно, — прошептала я.       — Ты что до сих пор защищаешь его?! — озлобленно произнёс Ходж.       — Только если он даст повод, но опять-таки ведь есть тюрьма, я не знаю… Ходж, ты не можешь вот так просто забирать жизни, это неправильно.       — Вот так просто?! То есть у меня не было причины этого сделать?! Он чуть не убил тебе, так быстро забыла?       — Не забыла. Причина была, но я переживаю не за него, а за тебя. Я не хочу, чтобы ты убивал людей… даже таких, как Питер, есть другие способы и… — злость передалась и мне воздушно-капельным путём. — Не переводи тему и вспомни, что у меня тоже есть причина ненавидеть тебя! Ты лжец и лгал мне и не только! До сих пор лжёшь! Немедленно расскажи мне о своем плане, касаемо наркотиков, и что там за лжедоговор с этим мексиканцем? В чём заключается настоящий? Ты говорил про какой-то компромисс, условие. Ты хочешь уехать из Америки? Но как, если тут остается твой бизнес, твой брат, твои коллеги, все те люди, доверие которых ты должен оправдать, по твоим словам, чтобы выжить в этих ваших мафиозных джунглях? Ходж, я уже ничего не понимаю, и самое ужасное, что я не понимаю, где правда. Не чужая, а твоя. Я хочу знать о ней! Как ты хочешь уехать, если здесь остаюсь я? Ты хочешь бросить меня?! Как ты…       Я снова не договорила, потому что он быстро завладел моими губами и начал свой глубокий и до бессилия проникновенный поцелуй. Спустя минуту он произнёс:       — Вот почему я тебе всего не рассказываю. Это тяжело, но прошу запомни кое-что самое важное – любой мой план преследует интересы, которые подразумевают наше счастье. Другого мне не нужно. Даже если я лгу тебе, хотя, по большей части, я скорее недоговариваю, чем лгу. Всё это ради нас. Чтобы мы могли жить и наслаждаться этой жизнью в компании друг друга. Все это попытки построить наше будущее, в которое ты боишься верить. Ты боишься, а я всё равно строю, потому что верю, что несмотря на все страхи, ты не поддашься, не предашь… Ты не твой отец, Кэтрин. Ты всегда всем доказывала, что ты не он. Кому всем? Разве не себе ты хочешь это доказать? Так докажи. Если хочешь посадить меня, вперёд. Я готов на эту ролевую игру, вот только ты уверена, что у нас на всё это безудержное веселье есть время? Приоритеты изменились, а времени, как и говорил, у нас нет. У нас. Не у тебя и меня, Кэтрин, а у нас. Чувствуешь разницу? И в ту клинику я бы с удовольствием поехал вместе с тобой. Там хороший воздух, можно целыми днями гулять, кататься на яхте и заниматься любовью.       — Ты так говоришь, будто сам проходил там лечение.       — Возможно.       — Что?       — Моих родителей убили, и я нашел, кто это сделал. Правда, после моего возмездия мне пришлось несколько месяцев отдохнуть на острове. — Ходж перекатился с меня на спину. — Брайан тоже частенько там… рисует.       — Кто был виновен в смерти твоих родителей? — я перевернулась следом за ним, оставаясь лежать на боку.       — Призраки прошлого, — ответил Ходж.       — Если ты всё мне не расскажешь, касаемо своих замыслов, то я не смогу быть с тобой, как ты просишь. — Я разочарованно отвела от него взгляд и повернулась на другой бок, чтобы его не видеть. — Я обещала ей, что откажусь от тебя, если ты не сдержишь слово и продолжишь заниматься наркоторговлей.       — Я уже всё тебе объяснил. Объяснить больше пока не могу, потому что… — Ходж придвинулся вслед за мной, приобнял и прижал спиной к своему телу. Его свободная рука отбросила волосы с моей шеи, оголяя ее и плечо, а обжигающее дыхание коснулось моего уха, — не хочу смотреть, как ты сходишь с ума, под тяжестью обстоятельств. А ты сходишь, Кэтрин. Сейчас важно поймать этого психопата, одного или нескольких, а пока я это делаю, ты можешь спрятаться, уехать, обезопасить себя, поэтому я рассказал тебе о той клинике. Для тебя она не будет больницей или психушкой, тюрьмой. Она будет убежищем. Там он до тебя не доберется.       Я протестующе напряглась, поворачивая к нему голову. Мой тревожный шёпот обдал его губы:       — Ты с ума сошёл?! Как я могу уехать и всё бросить в такой момент? Я не смогу находиться там, зная, что тебе угрожает опасность здесь! Тебе и важным для нас людям!       — Пока ты совсем не помогаешь нашему делу, Кэт. Лишь идёшь у этой твари на поводу, угождая его планам. Например, таким, как винить себя за все эти смерти, ненавидеть и отталкивать меня за свои чувства. Поэтому тебе лучше будет в стороне.       — Выходит, я проблема?! Выходит, он был прав?! Он сказал сегодня мне об этом, пытаясь снова вывести из себя. — Моё негодование росло, и я захотела сбросить его руку со своей талии, но Ходж надёжно вцепился в меня. — Допустим, я никак не помогаю, но чем помогаешь ты? Имеешь какие-то улики на руках, но держишь их в стороне в ожидании очередного убийства? Ты наблюдаешь и ждёшь его следующего шага? Ждёшь, пока он ошибётся, а он убивает! Но ведь это не один человек, он действует не один, за ним кто-то стоит! Тот же Оушен! Где он вообще? О нём столько разговоров, но по факту он стал тенью того, кого сам же и нанял, этого чёртового психа.       — По словам Питера, — вставил Ходж.       — Верно, но ведь ты и сам думаешь, что за всем этим стоит именно Оушен. Убийства и мотив указывают на него.       — ФБР, полиция, мои люди и мои союзники из Мексики и южных штатов продолжают искать его, но результатов пока никаких.       — А что Феликс? — поинтересовалась я, — он просто убил себя и всё?       — Не всё. Снова взрыв. Показательно и жестоко. Это не суицид, а убийство, и у Феликса есть сестра. Думаю, именно она стала объектом шантажа её брата и причиной его предательства, потому что перед самой смертью он попросил её спасти. В тот вечер я, Елена и Доминик получили одно и тоже сообщение. Оно было анонимным, но написано будто от имени Феликса. Он во всем сознался и сказал, что хочет всё это закончить. В конце был адрес.       Злость вновь попыталась одолеть меня, но удивление победило. Я не понимала, почему мы сейчас так спокойно лежим в кровати и говорим полушёпотом, имея в руках такую зацепку.       — И что?! Ты не планируешь найти её? Эта информация известна полиции и ФБР? — возмутилась я.       — Успокойся. Всем всё известно, и мы все ищем её. Только я уверен, что всё это по-прежнему часть плана нашего неприятеля. Это он нацепил на Феликса бомбу. Запугал его, угрожал сестрой, наверняка, издевался над ним. Он велел ему сообщить нам о сестре, и пока мы двигаемся в одну сторону, он копает в другую, а я очень сильно хочу понять, в какую именно. Поэтому я наблюдаю. Порой бездействие помогает увидеть больше. Я пытаюсь присматриваться к деталям, смотреть сквозь картинку, которую он нам рисует. Он всё спланировал. Безукоризненно и чётко, с эффектом падающего домино.       — Тебе удалось что-то разглядеть?       — Да, поэтому я думаю, что у убийцы ко мне личная неприязнь. Он не наёмник, а сообщник, который ненавидит меня не меньше, чем Оушен. Ненавидит за что-то, а иначе он просто псих. Он узнал про мои звонки тебе с изменённым голосом. Можно ли сейчас сосчитать, сколько людей были в курсе этих звонков? Уже не уверен. — Наши объятия больше не были наряжёнными. Мы лежали спокойно, как можно ближе друг к другу, и говорили. — А возможно, Оушен и его причастность – лишь маска. Попытка спрятать за одним мотивом совсем другой.       — Но тогда выходит, что Питер лжёт. Может, убийца тоже запугал его и велел придерживаться этой теории?       — Кэтрин, он признался мне в этом за пару секунд до своей мучительной смерти. Питер скользкий и трусливый, он бы не стал выжидать до самого конца, вынося издевательства, которые я ему приготовил, если его бы не запугали и не велели молчать о связи убийцы с Оушеном.       — Только если бы не хотел, чтобы ты так думал.       Ходж замолчал, серьёзно задумываясь над моими словами.       — Видимо, нас с бывшим спецагентом ждёт еще один разговор, — заключил Ходж.       — Будешь пытать его? — я вновь поймала его взгляд и тёплое дыхание из приоткрытых губ.       — Нет, конечно, — Ходж загадочно улыбнулся мне, вскользь проводя своими губами по моим, — мы выпьем по чашечке кофе и поговорим по душам.       Это была ложь. Очередная.       Я приоткрыла губы и усилила наш поцелуй. В мгновение он стал сумасшедшим, страстным, огненным, и мне так не хватало этого. Я ловко расстегнула его рубашку, вытягивая её из-под брюк. Внимание привлекли три аккуратных шва на широкой груди, но уже без повязок. Я заботливо поцеловала все три места, а Ходж проник рукой под край моего белья. Он трогал меня, приятно трогал, безумно приятно, до покалывания в пальцах, до дрожи ресниц, до сдавленного стона, наконец, проникая в меня двумя ласковыми, но нахальными пальцами. Наши губы стёрлись и распухли от жадности поцелуев, языки утомили друг друга, а моя кожа стала такой чувствительной, словно оголенные провода.       Когда я намокла от его рук, то он стянул с меня бельё и расстегнул бюстгальтер, оголяя грудь. Она изнывала и нуждалась в его губах, и он знал об этом. Ходж сел, упираясь спиной об изголовье кровати и сажая меня сверху. Влажные и трепетные поцелуи посыпались на нежную кожу груди, поднимались к дрожащим плечам, острым ключицам, умоляющей шее, и ненасытным губам.       — Я хочу съесть тебя… даже без сливок. Ты намного слаще.       Градус страсти повысился, и мы оба начали расстёгивать его брюки.       — У тебя нет с собой? — спросила я, приспуская его бельё.       — Сегодня без него, — коротко бросил Ходж и, как только я попыталась возразить ему, он настойчиво опустил мои бёдра на себя, обхватывая поясницу.       В этот момент в комнату постучали. Сливки прибыли… Ненавижу сливки.

***

      — Что могу сказать… — Ходж прошёлся по гостиной, пока его люди избивали Питера.       Звуки ударов и следующие за каждым из них болезненные крики Питера наполнили комнату.        — Квартира то, что надо. Простенько, безвкусно, убого… как раз под стать тебе. Ты прекрасно умеешь выбирать себе будку. В прошлой, к сожалению, побывать не посчастливилось. Ты ведь решил зачем-то её сжечь. — Ходж педантично расстегнул свой пиджак и сел на кресло в метре от Питера, которого двое высоких мужчин били ногами. — Хватит пока что, а то он сдохнет раньше времени.       Мужчины остановились и отошли в сторону. Питер закашлялся, держась одной рукой за живот, а другой вытирая кровь из сломанного носа.       — У тебя есть штопор? — спросил Ходж, глядя на Питера.       Питер попытался подняться, но голова нещадно кружилась, поэтому выходило слабо.       — На кухне… — Питер снова закашлялся и сплюнул кровью на пол. — Правый ящик слева.       Один из людей Ходжа направился за штопором.       — Итак, бывший спецагент, я спрошу ещё раз без вспомогательного инвентаря… Зачем ты поджёг свою квартиру?       — Я тебе уже всё сказал, — Питеру удалось сесть и опереться спиной об стену, запрокидывая голову, чтобы остановить кровотечение из носа.       — Да, но я тебе не верю. Видимо, ты был недостаточно убедителен.        Через несколько секунд в руке Ходжа появился штопор.       — Что ты хочешь сделать со мной? — Питер тревожно посмотрел на столовый предмет.       — Хочу вытащить из тебя правду, как пробку из бутылки, — Ходж улыбнулся и поднялся, а Питер испуганно прижался к стене, отползая вдоль неё.       — Нет! Я уже всё тебе сказал! Нет! Я не трогал Кэтрин, ей стало плохо, и я просто придержал её, чтобы она не упала!       — Только вот нужно найти правильное место, чтобы штопор был максимально функционален.        Двое мужчин быстро подошли к Питеру, и один из них ударил его в грудь, вынуждая завалиться на пол. Другой надавил ногой на клокочущее от страха и крика горло.         — Н-нет! — хрипел Питер, пытаясь двумя руками отодрать подошву мужской туфли от себя. Дышать стало тяжело, а всё лицо залила кровь из носа. — От-пусти…       Ещё один ботинок надавил Питеру между ног, вынуждая его уже захлебываться от боли в собственных слезах и слюне.       — Вытяни руку, — произнёс Ходж и присел рядом с лежащим и кричащим на полу Питером.        Питер не исполнил просьбу, поэтому один из мужчин насильно вытянул его дрожащую руку в сторону Ходжа и сразу же прижал её к полу переместившейся с паха ногой, конечно же, не забывая, как следует, отдавить.        Ходж взялся чёрными перчатками за указательный палец Питера и начал вгонять ему под ноготь острие штопора. Бешеный крик разорвал стены гостиной.       — Я хочу правду, бывший спецагент.       Из пальца засочилась кровь, ноготь лопнул под натиском оборотов металла. Один, второй…        — Я… всё сказал тебе… Перестань! Хватит! — Питер не переставал кричать так, что вены на его лице с застывшей гримасой шока и ужаса были готовы вот-вот взорваться от напряжения.       — Всё прекратится, как только ты скажешь мне правду про своё знакомство с нашим психопатом-убийцей. У тебя ещё целых девятнадцать пальцев и член, не забывай. На ком-то из них меня могут заинтересовать твои столовые ножи, — ещё оборот, и штопор дошёл до основания ногтя.       — Н-ет… перес… это… Он заставил меня! — выкрикнул Питер сквозь пенящуюся слюну. — Девчо… нка!        Ходж остановился. Нет, он замер, вслушиваясь в обезумевшее шипение Питера.       — Она в… Он заставил меня сжечь… чтобы…       Ходж отдал приказ убрать ногу с горла Питера, и тот сразу же начал жадно ловить воздух ртом. Ходж, словно в глубоком приступе гнева, резко выдернул штопор из пальца Питера, отбрасывая его в сторону.        — Говори, ублюдок! — Ходж отпихнул своих людей и схватил Питера за шиворот, ловко поднимая его с пола и мощным ударом прижимая к стене. Питера одолел очередной приступ кашля, поэтому он не смог сдержаться и харкнул кровью прямо Ходжу в лицо, но это нисколько не сбило того с толка.       В руке Ходжа появился пистолет.        — Говори! Иначе я убью тебя прямо сейчас! — дуло пистолета прижалось к окровавленному лбу Питера.       — Девчонка… в этом доме. В одной из… квартир. Он трахнул меня… в задницу, — Питер истерично рассмеялся, показывая зубы. Несколько передних были выбиты. — Сказал, что… придёт снова, если я расскажу… не подожгу… велел поселиться здесь, чтобы… девчонку нашли в моём…       — Найдите её быстро! Обыскать весь дом! — Ходж отдал команду мужчинам, убирая пистолет. Те молниеносно покинули квартиру.       — Когда он приходил к тебе?!        — В Си… риусе… в туал… он активи… датчик. — Питер вновь откашлялся и уже чуть ли не из последних сил добавил, — он видел, как агент… садится за руль вместо тебя. Он хотел убить… не тебя.       Ходж опешил от услышанного и пальцы сами разжались, отпуская Питера. Он свалился на пол, пока Ходж застыл на месте, объединяя воедино всю информацию.        Питер не переставал кашлять, валяясь у Ходжа в ногах и переваливаясь со спины на живот. Спустя всего секунду, он резко дёрнулся в сторону журнального столика, ловко вытаскивая из-под него что-то острое, тут же со всей силы вонзая это что-то в бедро Ходжа и тут же вытаскивая это из него.       Ходж закричал и свалился на диван за спиной, а ярко-алая кровь буквально фонтаном выстрелила из его ноги.       — Тварь! — Ходж потянулся за пистолетом, пытаясь выстрелить в убегающего Питера, но тот очень внезапно приобрёл силы и, не встречая ни малейшего сопротивления на пути, быстро скрылся сначала из гостиной, затем из квартиры. Выстрел пришёлся на дверной косяк.       Окровавленный охотничий нож валялся рядом с диваном, пока кровь агрессивно хлестала из поврежденной бедренной артерии. Пистолет выпал из мужской руки, и её хозяин, часто и тяжело дыша, торопливо расстегнул ремень на брюках.       Тем временем, подручные Ходжа ворвались в одну из квартир, на два этажа выше. Дверь была открыта, а в паре метров от неё с потолка свисало бездыханное тело девушки.  Та же самая минута. Почти та же самая секунда…        Я около минуты стояла у открытого холодильника, решая что же мне съесть. Аппетит приходил быстро, но и уходил также быстро. Важно было поймать момент.        Я достала питьевой йогурт со злаками и покосилась на небольшой пакет, который я только что принесла из аптеки.       Сделав пару небольших глотков йогурта, я закрыла его и поставила на стол, а затем вытащила из пакета несколько…       — Чёрт!       Я вздрогнула, когда услышала внезапно возникшую, будто из ниоткуда, мелодию. Совсем незнакомую. Она была глухой, но явно шла изнутри моей квартиры. Уже спустя секунду она закончилась, но появился лай Призрака, который стоял напротив большой напольной вазы для цветов около прохода на кухню.       Я подошла ближе. Тело само по себе начало дрожать. После всего случившегося меня до смерти пугал малейший шорох, что уж говорить о незнакомой мелодии из пустой вазы.       Набравшись смелости, я достала из неё устройство, похожее на телефон. Не мой, но да. Это был телефон. Он больше не звонил, но на экране высвечивалось одно непрочитанное сообщение. Адресант был неизвестным, что нисколько меня не удивляло. Задумываться, откуда этот телефон вообще взялся в моей вазе, я тоже не спешила.       Нажав на уведомление, я увидела всплывшее на весь экран видео и сразу же включила его. Включила и вновь вздрогнула от очередного пронзительного звука. Это был крик, но на этот раз не мой.