Любовь и смерть
На фоне монотонного звука аппаратов жизнеобеспечения внезапно раздался хриплый кашель одного из присутствующих в ней. Это был Ходж. Кашель не прекратился, пока Ходж с большим усилием не поднял свою будто каменную руку и не спустил с носа на подбородок кислородную маску. За рукой тянулись ещё какие-то трубки, которые крепились к замысловатой капельной системе около кровати. Его глаза приоткрылись не с меньшим усилием. Перед ними всё плыло, но, глядя на потолок одной из самых дорогих палат в больнице, Ходж быстро сумел понять, где находится. Ещё он успел бросить только один косой взгляд в сторону окна, около которого стояло большое кресло. Оно было занято спящим человеком. Согнув колени и без труда свернувшись в беззащитный кокон, человек безмятежно использовал мягкую перину кресла вместо подушки, а один из палатных пледов – вместо одеяла. Было удобно, несмотря на скованность положения тела. Я это знала наверняка, потому что я и была этим человеком. Держать глаза открытыми было тяжело, поэтому веки Ходжа опустились, но уже через секунду вновь поднялись, потому что дверь палаты приоткрылась, и в неё зашёл Доминик. Он сразу же посмотрел на моё спящее тело, а уже после на своего босса на больничной койке. Выглядел он более, чем неважно. А если без преуменьшений, то крайне неважно. Крайне болезненно, крайне плохо, крайне пугающе. И на то были веские причины. — Мистер Бейкер? — произнёс волнительным шёпотом Доминик и оказался около Ходжа, — слава Богу вы очнулись. Можно сказать быстро. Доминик оглядел Ходжа, но скрывать волнение по поводу того, как он выглядел, было тяжело. Мертвенно бледная кожа резко контрастировала на фоне привычной оливковой, глубокие синяки под впалыми от тусклого сумеречного света глазницами, обезвоженные, почти синие губы и каждый новый вдох тяжелее предыдущего. — Что… произошло? — отрывисто выдавил из себя Ходж, разомкнув свои сухие губы. — Кое-что нехорошее… с вами, — Доминик посмотрел на монитор медицинского аппарата, затем на капельницу и снова на меня. — С какого момента вы ничего не помните? Ходж закрыл глаза, набираясь сил, чтобы снова их открыть и дать ответ на заданный вопрос. — Питер… — произнёс Ходж, решив, что говорить можно и с закрытыми глазами. — Да, этот ублюдок сбежал, а перед этим порезал вас. Да ещё как… хирург несколько часов зашивал вашу артерию, чтобы восстановить должное кровоснабжение конечности. Говнюк меткий или очень везучий. Мы ищем его, не волнуйтесь. Правда, он будто сквозь землю провалился. — Я… — ещё одно тяжёлое слово сорвалось с обессиленных губ. — Да, вы, как обычно, быстро сориентировались и использовали свой ремень вместо жгута, чтобы остановить кровотечение, от которого вы бы могли запросто умереть за несколько минут. Ребята сказали, что вся квартира была в крови. Хотя они часто любят преувеличивать, но всё же… — Я велел… — прохрипел Ходж, тяжело вздыхая. — Да, вы позвонили парням, и они вернулись к вам, чтобы отвезти в больницу, как можно скорее, что они сразу же и сделали. В машине они сообщили о происшествии мне, и я сразу же выехал в больницу, но по дороге мне позвонила она… — Доминик стал говорить ещё тише и кивнул в мою сторону. — Она снова истерила, сказала, что не смогла до вас дозвониться и тараторила мне в трубку о каком-то предателе и ещё что-то, чего я, признаться, не совсем понял. Я велел ей тоже приезжать в больницу и бросил трубку. Доминик взял в противоположном углу палаты стул, поставил его рядом с кроватью и сел. — В общем, пока я ехал, вы тоже ехали, но затем… Уже около больницы у вас начался странный судорожный приступ, а уже через несколько секунд вы… Мистер Бейкер? — Я… слушаю, — тихо проговорил Ходж, всё ещё не открывая глаз. — Потом вы… умерли. У вас случилась остановка сердца, поэтому вас пришлось реанимировать. К счастью, удачно, но приступ повторился ещё три раза, пока вы лежали в реанимации. Ходж нахмурился, будто ему было больно, но на самом деле ему нужно было… — Подними меня, — пожелал Ходж. Доминик потянулся и нажал на нужную кнопку на панели управления кроватью. Ходж принял положение полулёжа, отбросил с нижней части своего тела простынь и приподнял больничную сорочку, обнажая свои ноги до бёдер. Одно из них, раненое, было перемотано совсем свежей медицинской повязкой, а на другом был зафиксирован какой-то странный пластиковый пакет, на одну треть заполненный одной из биологических жидкостей. — Это то, о чём я подумал? — спросил Ходж. — Да. У вас установлен мочевой катетер. Вы были в искусственной коме три дня. Кстати, как ваша нога? Доктор проверяет её чувствительность и кровоснабжение каждые три часа. — Что было дальше? Почему кровопотеря вызвала такую реакцию? — требовательно спросил Ходж, вновь прикрыл свои ноги и начал смотреть на меня, замечая, что плед, которым я укрывалась, сполз с моих плеч. — Потому что это была не просто кровопотеря. Лезвие ножа было обработано ядом. Зоотоксин. Какой именно, мы узнали только после экстренного анализа крови. Это был яд Королевского аспида, один из самых ядовитых видов коралловых аспидов, распространённых в Америке. Его яд содержит нейротоксин, который вызывает кататоническое возбуждение с появлением спастических судорог, а после парализует дыхательный центр и вызывает остановку сердца. Повезло, что из-за сильного кровотечения в организм попала не безнадёжная концентрация яда. Пока его не нейтрализовали, вы лежали в реанимации, то есть до сегодняшнего утра. Затем вас перевели в эту палату. — Кэтрин… давно здесь? Доминик еле заметно закатил глаза. Ведь он ожидал совсем другого вопроса, после всего, что он только что сообщил. — Да, она тут давно. Вернее, с того самого момента, как приехала в больницу после разговора со мной. Кэтрин на тот момент была у себя дома, от которого до больницы ехать всего несколько минут, поэтому она прибыла к ней раньше меня и всё видела. Видела, как вас… В общем, вскоре в больницу приехал Брайан. На фоне кровотечения и отравления вам нужна была кровь, а он ваш брат, да к тому же у вас одинаковые группы и резус, поэтому он стал вашим донором. Кассандра и Леон подъехали, когда доктор Уайт уже забрал вас на операцию. — Что? Доктор Уайт? — Да, это он оперировал вас. Нужен был опытный сосудистый хирург, а во взрослом отделении таких только трое. Один был в отпуске, у второго была многочасовая операция, а у третьего рожала жена, и он взял отгул, а так как плановых операций больше не было, его отпустили. Поэтому пришлось вызвать специалиста из детской кардиологии. Доктор Уайт работает почти каждый день в две смены, и на тот момент он был свободен, поэтому сразу же откликнулся на вызов. — Доминик вновь покосился на меня, продолжая свой рассказ. — Кэтрин была рядом всё это время. Правда, ей пришлось вытерпеть очередные нападки от Кассандры и Леона, но в этот раз она оказалась куда более настойчивой. Честно сказать, она вела себя странно все эти дни. Разговаривала только с Брайаном, доктором Уайтом и Мартой, которая привезла ваши вещи. Она отходила от дверей реанимации, пока вы там лежали, только в туалет, а на это время просила меня побыть вместо неё. Это выглядело так, будто она ваш телохранитель. Хотя при этом около реанимации дежурили наши люди. Ребята сказали, что она вообще не спала и следила за каждым их шагом. Когда приходили медсестры, она вопреки запрету заходила следом и детально контролировала всё, что они делают около вас. Она даже ела всего пару раз, но и то с подачи Марты. Так что сейчас, уверен, она спит более, чем глубоко. — Подойди и накрой её, — произнёс Ходж. — А затем налей мне воды. Доминик послушно подошёл к креслу, в котором я спала, но как только он взялся за спавший край пледа, чтобы подтянуть его мне на плечи, я проснулась. В одной из моих рук, скрытых под тем же самым пледом, я держала свой табельный пистолет, поэтому бессознательно вздрогнула и навела его прямо Доминику между глаз. — Чёрт! — возмутился Доминик, застыв на месте. — Ты совсем рехнулась? Убери пушку, агент. Тебе здесь не тир. — Извини, ты напугал меня. Не делай так больше, — ответила я ещё сонным шёпотом, опуская пистолет, а после мой взгляд непроизвольно упал на фон позади Доминика. А именно, на больничную кровать Ходжа и на него самого. В сознании. Сон как рукой сняло, на моём лице застыло нешуточное волнение, и я тут же подорвалась с кресла, подбегая к кровати. Я ничего не говорила, а просто присела около кровати и, уперевшись головой в матрас, начала плакать. Впервые за эти три дня. Внутри что-то щёлкнуло, и я вдруг решила, что теперь могу вновь позволить себе это. Хотя бы немного, хотя бы почти беззвучно. — Доминик, спасибо тебе. Отдохни немного, зайдёшь позже, — проговорил Ходж. Доминик оставил нас наедине, и я подняла голову, быстро вытирая руками своё лицо. — Прости, — коротко произнесла я, ловя его измученный взгляд на себе. Мне было тяжело смотреть на него в ответ и фиксировать все эти изменения в его внешности. Я поднялась и пододвинула ближе стул, на котором сидел Доминик. — Когда ты ела в последний раз? — спросил Ходж и развернул свою кисть, ослаблено лежащую на постели, ладонью вверх. Я шмыгнула носом, сосредотачиваясь на его вопросе, и сразу же вложила свою руку в его. — Вчера после обеда, — я почувствовала его тёплую, но сухую ладонь, а затем Ходж слегка сжал мою руку в своей. Мы всегда отлично умели говорить на языке жестов, и этот раз не стал исключением. Я ощутила частички долгожданного успокоения, которое не могла найти с того самого момента, когда увидела его… Не хочу вспоминать это. — Тебе нужно сходить поесть. Мне уже лучше, и я очнулся, поэтому не стоит больше дежурить около меня. Кстати, у тебя есть какая-то веская причина для этого? Конечно, не считая того, что ты до смерти влюблена в меня. Ходж улыбнулся мне, но я знала, что это стоит ему больших усилий, как и каждое сказанное мне слово. Я не буду отрицать, что в последнее время я и моё поведение были далеки от адекватности. В последние три дня ситуация ухудшилась в несколько раз, поэтому сейчас, сидя рядом с любимым человеком, которого я чуть было не потеряла навсегда, видя его улыбку, которую обожала до какого-то одержимого сумасшествия, я резко дёрнулась и приблизилась к нему. Положив обе ладони на его исхудавшее лицо, я примкнула к его губам щадящим, но настойчивым поцелуем. Он продлился всего секунду, а после я оторвалась от него и села обратно на стул. Ходж всё ещё улыбался, а его волосы на голове стали ещё более взъерошенными. — Есть, но я не знаю, могу ли сейчас рассказать тебе это. Я ждала, пока ты очнёшься. Я не смогла доверить этот вопрос никому из твоих людей, потому что я им не верю. Никому. Я почти не отходила от тебя. Эти медсёстры постоянно приходили вкалывать в твою капельницу всякие нужные лекарства, но каждый раз я боялась, что одно из этих лекарств может оказаться очередным ядом. Этот ублюдок заставил нашего курьера работать на себя, почему этого нельзя сделать с работником больницы? Ты сейчас уязвим. Или же твоя охрана… Феликс тоже долго на тебя работал, и ты был в нём уверен, как и во всех этих парнях. Ходж смотрел на меня, пока я говорила все эти слова, метаясь беспокойным взглядом то по его лицу, то по его телу, то по своим рукам, а затем и по стенам этой палаты. Я не знаю, как я выглядела. Вероятно, плохо, но уж точно не хуже него. В этой палате была личная ванная и туалет, поэтому как только Ходжа перевели в неё, я сразу же ими воспользовалась, а затем сменила вещи на те, которые привезла мне Марта. За еду в своём желудке, которая уже давно переварилась, я обязана тоже ей. — Рассказывай и налей мне воды. Я поднялась и подошла к небольшому столику, на котором стоял графин с водой. Взявшись за стеклянную ручку, я начала наполнять стакан, но в один момент заметила, что мои руки дрожат, а вода льётся не только на дно стакана, но и на стол. Я стояла к Ходжу спиной, но знала, что он наблюдает за мной, поэтому, пересилив желание разбить этот чёртов стакан об стену, я сделала глубокий вдох и сосредоточилась на своём задании. В этот раз удачно. Когда я подошла к Ходжу и уже хотела протянуть ему стакан, он произнёс: — Я вряд ли найду силы держать стакан. Поможешь? Я лишь коротко кивнула и приблизилась, поднося стакан к его губам, но как только он захотел начать пить, моя рука вновь начала трястись. Несколько капель воды полилось по его заросшему подбородку. Да, он зарос за эти дни. Внезапно Ходж нашёл в себе силы, поднял обе руки и перехватил одной стакан, а второй моё запястье. Он начал пить с глубокой жаждой, всё ещё удерживая мою руку, пока я наблюдала, как двигается его горло от больших и быстрых глотков. — Присядь, — Ходж отставил стакан на ближайшую тумбу, и потянул меня вниз. Я опустилась на край кровати, попадая под влияние его взгляда. Это уже был другой взгляд. В нём была сила. Не физическая, а духовная. — Расскажи мне всё, что тебя тревожит. Кэтрин, сколько бы ты раз не плевалась в меня словами о том, что мы больше не пара, что мы не должны быть вместе, что ты меня больше не любишь, они никогда не станут правдой. Мы вместе, и мы любим друг друга, поэтому я хочу, чтобы ты рассказала мне всё, что делает с тобой это… Ходж кивнул вниз, на мою руку, за которую меня держал, а я даже приоткрыла рот от его слов. Их говорил он. Живой, любящий и любимый мной. Мой Ходж… — Я была у себя на кухне, когда откуда-то возникла незнакомая мне мелодия. Она быстро закончилась, но я успела понять, откуда она шла. Из моей напольной вазы между кухней и гостиной. Я засунула в неё руку и вытащила неизвестное мне устройство. На его экране было одно уведомление о непрочитанном сообщении от неизвестного. Я нажала на него, и запустила какое-то видео. Первое, что я услышала на нём, был крик. На видео было темно и почти ничего не видно, но крик… Он принадлежал мужчине, а затем на фоне крика возник голос. Тот самый… А на видео… — я перехватила руку Ходжа и сплела наши пальцы. Как же я любила это делать. Ощущать его длинные и ласковые пальцы между своими. — Он записал на видео, как убивал Изекила и прислал мне. Это кричал Изекил. Он делал это… Он делал всё это на живую. Он был в сознании и молил о пощаде. У него в руках было… Я не хотела смотреть, но голос говорил. Он сказал ужасные вещи. Сказал, что тот человек в Мексике, которого ты считаешь своим другом, тебе вовсе не друг. Что вся информация об Оушене, которой он тебя снабжал, ложь. Что единственный союзник Оушена в той стране – это он и есть. Он уже давно вёл двойную игру и обманывал тебя. Это он покрывает Оушена и выжидает, когда нанести тебе очередной удар, от которого ты уже не встанешь. Тот человек, о котором ты говорил. Он Дон, и он… Я остановилась, потому что не смогла произнести дальше то, что хотела. Ходж смотрел на меня тревожно, но холодно. — Он что? — Это он виновен в смерти твоих родителей, а не тот итальянец, который отомстил твоему отцу за твою маму. Ведь его люди были организаторами убийства твоих родителей? Ты думал так, поэтому убил их? Их, а затем и его самого? Ты говорил, что твой отец никогда не вёл общих дел с Доном. Может, у этого была веская причина, за которую ему пришлось расплатиться жизнью, а заодно и твоей матери? — Довольно! — Ходж немного резко вырвал свою руку из моей и отвернул лицо в противоположную сторону. — Что ещё он тебе наплёл? — Что? Наплёл? Я не знаю, зачем ему понадобилось говорить всё это мне, но… Вдруг, это правда? Вдруг, ты имеешь дело с предателем? — Это неправда. Эта больная тварь забросила тебе очередную провокацию, а ты и рада стараться вновь повестись на неё. С какой стати ему говорить тебе подобную правду? В чём его выгода? Если он союзник Оушена, то у них одни секреты на двоих. Зачем ему делиться ими с тобой? Ты подумала об этом?! Я поднялась с кровати и отошла на пару шагов назад. — Возможно… но если это правда, и ты продолжишь мыслить в неправильном направлении. Что будет тогда? Кто ещё умрёт? Мы снова потеряем время… — Питер выведет нас на него. Теперь я это знаю наверняка. Найдём Питера – найдём и убийцу, а значит, и Оушена вместе со всеми его подельниками. — Питер его человек! Он никакая не жертва! Доминик мне всё рассказал. Всё, что случилось, до того, как Питер ранил тебя. Он специально водит тебя за нос своими словами, которые ты вытягиваешь из него сквозь боль, но на самом деле он пытается заинтересовать тебя не убивать его, а использовать, как источник информации. Информации выгодной его приказчику! Почему девушка была в том же доме, где Питер снял квартиру? Конечно, это убийца так велел ему. Как удобно. Он трахнул его в задницу? Мало, я бы добавила. Да чем-нибудь поострее. На похоронах он совсем не выглядел, как тот, кого отымели путём насилия. Ты был прав, ясно? Его нужно было убить в ту ночь. Если бы ты его убил, то мы бы сейчас здесь не были. Он бы не посмел навредить тебе. Может быть, те, кто умер, не умерли бы. Питер больной сукин сын. Тогда в туалете я видела безумие в его глазах. Он безумный, а значит, мы не можем наверняка знать, какова его роль во всей этой истории. — Питер никак не связан с тем, что ты пытаешься мне донести, — уже с заметной слабостью произнёс Ходж. Я ощущала, что ему трудно слушать меня, ещё труднее отвечать и чувствовать злость в адрес моих слов. — Я не пытаюсь ни в чём убедить тебя, потому что сама не знаю, во что мы должны верить. Ему я точно не верю, но вдруг, он на это и рассчитывает? Сказать правду, в которую мы не поверим, потому что не найдём причин, по которым он сообщил её нам. Ты должен всё проверить, как только поправишься. Я снова сошла с ума и начала метаться из стороны в сторону мимо кровати. — Кэтрин, ты снова сходишь с ума. Я верю Дону Герреро. Он заслужил моё доверие больше, чем кто-либо. Он помог мне организовать весь этот цирк с покупкой моего бизнеса. Он тоже рискует. Да, отец не вёл дел с картелем. Я тоже не веду… настоящих сделок. Я тебе уже говорил, что это всё обман, но для всех моих подчинённых сделка состоится. А во всё, что тебе щедро сообщили про причастность Дона к убийству моих родителей, я не верю. Я очень долго пытался докопаться до истины и сделал это, опять-таки с его помощью. Все, кто был виновен в их смерти, поплатились своими жизнями. Это вопрос решен и закрыт навсегда. А то, что наш сумасшедший решил упомянуть об этом в общении с тобой, лишний раз доказывает, что он использует тебя и твою покладистую доверчивость в своих интересах. Я не буду спрашивать у тебя, откуда ты знаешь про того сицилийца, потому что рассказать тебе об этом могли только два человека – Брайан или Марта. Но раз ты сказала, что он решил отомстить отцу за мать, значит, это был Брайан. Его версия этой истории немного отличается от правдивой. Той, которую знаем я и Марта. И снова я погрязла во лжи. Нет, я утонула в ней без малейшего шанса на спасение. — Ты можешь показать мне то устройство и видео? — спросил Ходж. — Откуда вообще оно взялось в твоей квартире? — Видео не могу. Оно было странно запрограммировано на удаление после просмотра. Возможно, это Феликс забросил устройство в вазу, пока я отлучалась за украшениями. Он всё это время был один. — Убийцу было видно на видео? — Только силуэт. Он был во всём чёрном. Фон тоже был чёрным, поэтому он полностью сливался с ним, всё время стоя спиной к камере. — Где устройство сейчас? — У меня дома. — Я хочу, чтобы ты отдала его мне. Возможно, на него поступит ещё что-то интересное, и я хочу это видеть. Я кивнула и отошла к окну. — Я же просил, рассказать мне всё, что тебя тревожит, — прилетело мне в спину, — уверен, что это было не всё. — Тебе нужно отдыхать. Надень маску и быстро уснёшь. — Кэтрин… Я выждала минуту нашего взаимного молчания, а затем проговорила: — Видео удалилось, и я позвонила тебе, но ты не ответил, поэтому я переключилась на Доминика, который велел мне приезжать в больницу и бросил трубку. Я чуть сума не сошла от картинок причин, по которым я должна была туда приехать… Я приехала и увидела тебя… Ты лежал на медицинской каталке весь в крови, почти синий и… мёртвый. Мёртвый! Врачи начали колоть тебе адреналин, а затем разорвали рубашку на груди и подключили дефибриллятор. Я помню… Я не заметила, как мои слова вновь стали сильно скомканными на фоне подступивших слёз. Я их ненавидела, но лишь они были причиной того, почему я всё ещё не сошла с ума. Вроде как не сошла. — Твои глаза… б-были открыты, и в них… В них не было жизни… В них не было тебя… В них не было того, что я так люблю. Тебя! Т-ты умер… Умер! Нет. Это всё сейчас совсем не нужно. Мы уже пережили всё то, что случилось в прошлом. Зачем вновь туда возвращаться? Это больно и абсолютно бесполезно. Я резко замолчала, закрывая рукой себе рот, чтобы не начать реветь навзрыд, а затем развернулась и быстро направилась на выход. — Иди ко мне, — эти слова остановили меня в полуметре от двери. — Не сбегай снова. Иди ко мне, и мы будем переживать всё вместе. Я же сказал, что слёзы боли станут нашими общими. — Прости меня. Прости. Тебе нужно отдыхать, а не волноваться. Я не хотела, прости. Всё хорошо, я пойду поем внизу, а ты поспи, — произнесла я, пытаясь подавить разыгравшееся волнение. — Иди ко мне, — повторил он, всё ещё общаясь с моей спиной. — Если ты не заметила, в вип-палатах кровати больше, чем в обычных. Я развернулась и подошла к нему, пряча заплаканное лицо вниз. — Доминик закажет в ресторане еду, какую ты пожелаешь, и ты поешь прямо здесь. Рядом со мной. Если так тебе будет спокойнее, то и мне будет тоже, — я неуверенно помялась на месте, стоя у противоположного края кровати, но когда Ходж похлопал рукой по постели, в палату постучали. Это была медсестра, которую вызвал Доминик, чтобы проверить всё медицинские оснащение Ходжа, вновь добавить ему что-то в капельницу, а также чтобы… — В течение следующих трёх-четырёх часов вы должны сами сходить в туалет. Небольшое жжение и дискомфорт во время мочеиспускания считаются нормой и должны пройти в течение нескольких суток. Доктор зайдёт к вам чуть позже для осмотра ноги. Если никаких жалоб и просьб ко мне больше нет, то я оставляю вас. Синяя кнопка вызова медсестры у левого бока кровати активна. Если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам, мистер Бейкер. Поправляетесь, — до безобразия милая медсестра вновь оставила нас одних. Я уже успела заскучать, сидя в кресле. Наблюдать за тем, как какая-то молодая девка снимает моему мужчине мочевой катетер, трогая его за член пусть и в перчатках, совсем не хотелось, поэтому я задумчиво засмотрелась в окно, игнорируя всё происходящее. — Теперь я чувствую себя гораздо увереннее для того, чтобы ты легла рядом со мной. Я тоже этого хотела, поэтому тут же оказалось рядом, сняла обувь и аккуратно легла ему под бок. Ходж, превозмогая болезненную слабость, приподнял руку и впустил меня в свои объятия. — Я думала, ты всегда чувствуешь себя уверенно со мной. — Удобно примкнув к его телу, я подняла голову, и наши лица оказались в приятных миллиметрах друг от друга. — Не всегда, но ты никогда не узнаешь, когда именно это произойдёт. Порой, я не знаю, как мне поступить, чтобы не сделать ещё хуже. Когда ты говоришь, что не любишь меня, когда сбегаешь, отталкиваешь. — Ты напугал меня, — проговорила я, обнимая его торс рукой и целуя в шею. — Ты очень сильно напугал меня. — Извини, я не хотел, — улыбнувшись, ответил он так беззаботно, будто говорил вовсе не о своей смерти. — Я постараюсь так больше не делать, хорошо? Я совсем не ожидала, что от этих слов мне станет смешно так же, как и ему. Но мне вдруг стало. Я улыбнулась в ответ, а после соединила наши губы в любящем поцелуе. В нём были лишь трепет и нежность. На что-то большее у нас обоих ни сил, ни подходящего настроения не было, поэтому мы просто лежали и целовались. Казалось, этот поцелуй не закончится никогда, и эта перспектива меня более, чем устраивала. Я, он, мы, вместе, живые. Есть друг в друга. Я была готова навсегда остаться лежать вот так на этой больничной койке, в этой палате, лишь бы эти руки никогда меня не отпускали. — Это… самое… лучшее… лекарство, — между поцелуями, произнёс Ходж. — Ты снова поругалась с Леоном и Кассандрой? — Это они со мной поругались. Если честно, мне до них нет никакого дела, — ответила я, немного отстраняясь и поправляя его волосы лёгкими движениями пальцев. — Что им было нужно? — Как обычно. Я – причина всех твоих неудач, и мы не должны быть вместе. Поступок твоего несостоявшегося убийцы они тоже умудрились повесить на меня, — я спустила руку и погладила его лицо, а затем провела пальцами по сильно отросшей щетине. Она колола и мои пальцы, и моё лицо, когда мы целовались, но меня это заботило сейчас меньше всего, и даже наоборот, эти покалывания вызывали у меня буквально приступ счастья. Такого наивного женского счастья. — И что ты им сказала? — Немного, но повторять я не хочу. Там были в основном ругательства. Сейчас я с тобой и хочу говорить что-то ласковое, приятное… — я продолжила гладить его подбородок, перешла на шею. Я пыталась не акцентировать внимание на его болезненном внешнем виде, чтобы не портить своё наслаждение этим моментом очередной порцией волнения. Мне просто хотелось быть рядом, смотреть ему в глаза и видеть там любовь ко мне, прикасаться к нему и чувствовать то самое, ничем не заменимое тепло под своими пальцами. — Говори, я послушаю… — Ходж ещё плотнее обнял меня и закрыл глаза, уткнувшись носом мне в голову, — что-нибудь приятное и ласковое, в последнее время подобное между нами стало большой редкостью. — Ты зарос, — с насмешливой улыбкой произнесла я. — Я планировал услышать не совсем это, но ладно, для начала сгодится. Что-то ещё? Я незаметно пробралась рукой под простынь, которая его укрывала, и аккуратно коснулась повязки на бедре. — Хантер хорошо тебя зашил. Он молодец, — я начала медленно гладить его бедро, сдерживая смех. — И это после всех твоих грубостей в его адрес. Всё же он настоящий профессионал. — Мисс Хилл, вас окончательно унесло куда-то не туда. Ходж недовольно отстранился, но я не планировала отпускать его. Мне было слишком хорошо, поэтому я повела ладонь выше, оказываясь у него под больничной рубашкой. Мои пальцы быстро добрались до его паха, а также до всех прилагаемых к нему компонентов. Ходж моментально напрягся, расплываясь в улыбке и касаясь затылком своей подушки. — Мой единственный, самый любимый, умный, сильный, красивый мужчина, кроме которого мне никто в этой жизни не нужен. — Я вновь приблизилась к нему, слегка нависая над ним сбоку и начиная целовать его лицо. Лоб, скулы, подбородок… — Это самые ласковые и приятные «слова» из всех, что я слышал, — проговорил он в ответ на мои интимные прикосновения. — Это сарказм? Меня снова унесло куда-то не туда? — шутливо спросила я. — Вовсе нет, продолжай… но не перестарайся. Хоть я уже и на самом коротком пути к выздоровлению, сил на благодарность у меня вряд ли хватит, — ответил он волнительным шёпотом прямо мне в губы. — Оставим это на потом, а пока мне достаточно и этого, — мои губы медленно коснулись его, пока рука совсем ненавязчиво делала ему приятно под простынью. Я завладела его губами вальяжно, по-собственнически. Я не планировала нарушать существующие в текущих обстоятельствах границы «нежность-страсть» и «любовь-секс», но вы и представить себе не можете, насколько эти границы размытые, когда моя рука у него между ног, а его язык у меня во рту. — Кэт… — совсем позабыв про катетер на своей руке и подключенную к нему капельную систему, Ходж обнял меня за талию и потребовал своими губами ещё больше. Они больше не были синими, сухими, безжизненными. Прямо как в сказках… сила поцелуя истинной любви. Конечно же, мы совсем забыли и о том, что дверь в палату была открыта. Конечно же, уже через секунду в неё постучали, а ещё через одну – дверь отворилась и в дверном проёме показалась голова Доминика. Мы с Ходжем молниеносно прервались, и поток живительной силы истинной любви прервался. — Мистер Бейкер, простите за беспокойство, но к вам посетители, — улыбчиво произнёс Доминик, наблюдая за моей неловкостью и недовольством Ходжа, — Леон и Кассандра хотят… Доминик не успел договорить, потому что его бесцеремонно протолкнули в палату, а следом за ним вошли его… деловые партнёры. Я уже ненавижу это словосочетание. — Дорогой друг, мы так рады, что ты… — ещё одна незаконченная фраза, но уже от Леона, который заметно удивился моей персоне, всё ещё лежащей на кровати рядом с Ходжем. Кассандра шла следом, но, бросив на нас мимолётный взгляд, сделала вид, что ситуация вполне себе обычная. — Ходж, как же я рада, что ты пришёл в себя! — волнительно произнесла Кассандра и опустилась в кресло. — Мистер Бейкер, я сказал им, что вы ещё не готовы принять посетителей, но они… — Ой, заткнись ты уже! — Кассандра возмущённо прервала оправдание Доминика. — Не готов, значит? — усмехнулся Леон, закрыл за собой дверь и подошёл к кровати, смиряя меня недружелюбным взглядом. — Однако, как же стремительно развиваются ваши отношения. Даже не знаю, что увижу завтра – скамью подсудимых или ваших счастливых детишек? Ходж попытался приподняться, чтобы присесть, и я охотно помогла ему, а затем поднялась с постели. — Если вы пришли за свежей порцией моей крови, то советую быть осторожными, в ней ещё могут быть остатки яда, а хотя о чём это я… Зараза к заразе не липнет. — Ходж устало поправил волосы и проследил за тем, как я безучастно отошла к окну. — Ходж, зачем ты так? Мы ведь и правда волновались за тебя, не меньше… некоторых, — ещё один косой взгляд в мой адрес, но уже от мисс Осборн. — Кассандра, мне уже лучше, как видишь. Волноваться больше не стоит. — Раз так, то тогда, может быть, уже обсудим наши общие проблемы? Признаться, они встали у меня поперёк глотки, и очень сильно нервируют, — проговорил Леон. — О каких именно проблемах речь? — уточнил Ходж. — Слушайте, меня одного в конец задолбал этот абсурд?! Ещё совсем недавно твоя возлюбленная орала на весь полицейский участок, что ты опасный наркодилер и тебя нужно посадить, но сейчас вы снова облизываете друг друга, а я должен вновь поверить в то, что она тебе не навредит?! Что она не пойдёт против нас?! — крайне негодующе произнёс Леон, указывая на меня гневным пальцем. — Это было недоразумение. Кэтрин была не в себе в связи с потерей близкого человека, — спокойно ответил Ходж. Они говорили обо мне, пока я продолжала стоять ко всем спиной у окна, разглядывая противоположную улицу. — Она слишком часто бывает не в себе, не находишь? Усыплять ты её не хочешь, тогда, может быть, пора примерить смирительную рубашку, а то от подобных «невсебешек» я скоро сам её надену! Сначала она играет у нас на нервах, потом это делает её уже безголовый дружок, затем покойная мамаша-крёстная на пару с придурошной подружкой-докторшей, теперь ещё её шизанутый экс-начальник выпустил свои ядовитые зубы тебе в задницу и чуть было не убил! Я не удивлюсь, если этот анонимный псих тоже как-то связан с твоей ненаглядной Кэтрин! Когда он упомянул Изекила и Елену, я воткнулась ногтями себе в плечи, которые обнимала двумя руками. Мне стоило больших усилий, чтобы не развернуться и не вцепиться этому натуральному блондину в его отполированные патлы. — А может, это один из её бывших кавалеров всё никак не может смириться с расставанием, вот и решил найти себе союзников в лице наших врагов, чтобы вершить возмездие. О нём же как раз и шла речь в тех идиотских записках?! — Закрой рот и не смей оскорблять мою любимую женщину. Каждое твоё оскорбление я принимаю на свой счёт, Леон. Не забывай об этом. — Надев маску сурового босса, строго произнёс Ходж и наградил своего друга леденящим взглядом. Леон фыркнул, но неизбежно замолчал. — Если ты пришёл поистерить, то дверь у тебя за спиной. — Конечно, у тебя иммунитет только на её истерики. Но у меня его нет, увы! Видимо, он передаётся только половым путём, так что я не буду ничего обсуждать в её присутствии. Я ей не доверяю и имею на это полное право. Кассандра того же мнения. Леон перевёл взгляд на притихшую Кассандру. Доминик стоял рядом с ней, также не издавая ни звука, в ожидании пока очередная перепалка боссов подойдёт к концу. — Я… я не знаю, Леон. Ситуация сложная, а Ходж только совсем недавно очнулся, — неуверенно произнесла Кассандра, совсем не оправдывая ожидания Леона. — Гормоны мозг повредили? Бывает. — Леон закатил глаза и вернул внимание Ходжу. — Я всё сказал. Либо она выходит отсюда, и мы нормально поговорим, либо… — Кэтрин никуда не уйдёт. Мы вместе, мы пара. Мы любим друг друга, понимаешь? Любовь, Леон, это такая штука, когда люди вместе без особых на то причин, а если они не вместе, то им невыносимо плохо. Так вот, вероятно, я женюсь на ней, как только все текущие проблемы решатся, а дальше, как ты верно заметил, у нас появятся счастливые детишки. Можешь выгравировать это у себя на лбу. Несмотря на произошедшее недопонимание и сложности в наших отношениях, я ей всецело доверяю, поэтому либо говори то, зачем пожаловал, либо свали отсюда и дай мне отдохнуть. — Любите? Понимаю? Нет, не понимаю! Я не понимаю, какого чёрта ты так зациклился именно на ней! Что у неё есть такого, чего не было у сотни девиц, которых ты трахал до неё?! Сиськи, задница, смазливое личико. Всё! Больше ничего! Ноль! Пустота! Универсальный набор желаний прыщавого выпускника старшей школы! Стало тошнить. Уже не в переносном смысле, а в прямом, поэтому я развернулась и под всеобщим вниманием направилась на выход. — Всего хорошего! Надеюсь, больше не увидимся! — крикнул мне вслед Леон и сразу же продолжил свою демагогию. — Тебе мало было, да?! Хочешь сдохнуть?! Рядом с этой идиоткой тебе дорога либо в тюрьму, либо на тот свет, Бейкер! — Доминик, убери его отсюда, пока я его не убил! — Ходж вспыхнул от гнева, словно спичка. — Сначала подними свой отравленный зад с кровати! — незамедлительно бросил Леон. Ходж тут же потянулся к пустому стакану, оставленному им же на прикроватной тумбе, и яростно запустил его в Леона, но тот ловко пригнулся, и стакан с оглушительным грохотом разбился об стену позади живой мишени. — Перенимаешь замашки своей бешеной девки?! Она вазами кидается, а ты стаканами! Правильно, с кем поведёшься… — Всё! Хватит! — вмешалась Кассандра, подскочив с кресла, — Леон, у нас нет времени на ругань! Зато есть общий враг, и это не мисс Хилл. Так что, пожалуйста, давай прекратим этот бред и обсудим, что будем делать дальше. — Прекрасная идея, — поддержал Доминик. — Как раз хотел сообщить, что полиция и ФБР объявили Питера в федеральный розыск. Интерпол тоже подключен, как и наши люди. — Чудненько! — наигранно обрадовался Леон. — Всё никак не могут найти одного ублюдка, а теперь ещё и второго искать! Леон не унимался и снова обратился к Ходжу с очередной претензией. — Если бы ты думал не членом, а головой, то мы бы уже давно поймали всех этих недоносков! Ходж тяжело выдохнул, но решил проигнорировать слова Леона. — Доминик, что с той квартирой, где нашли девчонку? — Её нашли повешенной, и экспертиза показала, что это её рук дело, что, конечно же, легко подстроить. А также, что Кэйси, так её звали, была жертвой неоднократного физического и сексуального насилия. Подозрения оправдались, и Феликс не солгал в своём предсмертном послании. Его сестру использовали, чтобы принудить его к предательству. — А этот любитель змеиных ядов? Хотите сказать, что он абсолютно случайно поджёг свою квартиру, затем абсолютно случайно поселился в доме, где нашли девчонку? — проговорил Леон. — Он сказал, что убийца изнасиловал его и заставил всё это сделать, чтобы, когда тело девушки нашли, то все подозрения упали на него, — произнёс Ходж. — А нож с ядом у него в квартире был для защиты заднего прохода? — сарказм Леона не заканчивался. — Я согласна. Ходж, это всё очень странно. В бедренную артерию на твоей ноге он тоже попал случайно? Ведь если хорошо подумать, он был избит и обессилен, поэтому мог ударить куда угодно… в стопу, в голень, в колено, наконец, — размышляла Кассандра, медленно передвигаясь по палате. — Вырисовывается крайне интересная картинка. — Начал Леон. — Этот собачий помёт – единственный, кто общался с нашим неуловимым мстителем. По его словам он работает на Оушена, о котором ничего не слышно. По его же словам был создан фоторобот неизвестного, который даже приблизительно отсутствует в базе данных полиции всех штатов, федеральных служб и Интерпола. Неизвестный угрожает придурку, трахает его… Боже, страшно подумать, насколько он отбитый извращенец, раз его заинтересовала задница агента. В итоге, Питер поджигает свою собственность, чтобы иметь вескую причину для переезда в съемную квартиру, которая находится в доме, где убийца держал и насиловал сестру нашего покойного курьера, чтобы в итоге свалить всё на агента. Параллельно он организовал несколько убийств. Сначала под его прицел по воле случая угодила Амалия… — Не по воле случая, — вставил Ходж, привлекая к себе непонимающие взгляды. — Питер сказал, что убийца был в Сириусе в тот вечер, когда мы создавали фоторобот у меня в кабинете. Он подкараулил его в туалете, а после он как-то проследил, что Амалия села за руль вместо меня. Очевидно затем он увидел, как ко мне приехала Кэтрин, поэтому не нашел более подходящего момента активировать датчик на моей машине, чтобы осуществить свой план. — Что?! В Сириусе? — удивился Доминик. — Но после подрыва на парковке я с ребятами часами изучал камеры видеонаблюдения. Вы знаете, что в клубе они чуть ли не на каждом метре, и ни на одной из них не был замечен двухметровый лысый качок. — Если это правда, и ему как-то удалось остаться незамеченным, то его целью была Амалия, а не я. В вечер убийства Елены он сказал Кэтрин, что гранатомёт двухзарядный. Он велел ей выбрать, кого он убьёт – Елену или меня, а если она не выберет, то убьёт обоих. Это был обман, а пушка была однозарядная. Думаю, он планировал убить её. Только её, но так, чтобы Кэтрин винила себя за это. Он сослался на её выбор, и на ответственность за него, чтобы поиграть у неё на нервах. — Разъяснил Ходж. — Умный гад, ведь ему удалось найти твоё слабое место, Ходж, и это она… твоя легавая психичка с вирусом бешенства. — Леон, замолчи уже! — произнесла Кассандра. — Чего-то ты раскомандовалась шибко. Пока я раздумываю над решением наших, замечу, жизнеугрожающих проблем, ты и твой донор спермы решили заняться продолжением человеческого рода. — Что? — Ходж озадаченно посмотрел на Кассандру и Доминика. — А что? — Леон рассмеялся. — Не говори, что ты не знал. — Знал про ребёнка, но… — Ходж, это разве имеет какое-то значение? — устало спросила Кассандра. — Мистер Бейкер, это было… — начал оправдываться Доминик, но его тут же оборвала воспарившая в воздух ладонь Ходжа. — На этом и закончим. — Ходж, послушай! Этот тупица имеет к моему ещё не родившемуся ребенку исключительно биологическое отношение. Мы поговорили, и он отказался быть ему отцом, что меня нисколько не расстроило. — Не правда! — запротестовал Доминик. — Мистер Бейкер, я от ребёнка не отказывался. Отказался жениться и изображать семейное счастье только ради ребёнка. Ложь на детей плохо влияет. Доминик бросил на Кассандру недовольный взгляд и продолжил: — Ещё раз назовёшь меня тупицей, и я женюсь на тебе чисто из принципа, чтобы досадить! — Боже, какая драма, а я даже и не причём. — Леон подошел ближе к Ходжу, и они оба стали наблюдать за ссорой двух деловых партнёров. — А как же твоя мисс Тейлор?! Или она всё ещё не в курсе грядущих изменений в твоём семейном статусе? — ехидно предположила Кассандра. — Если хорошо попросишь, я могу рассказать ей сама, а то глядишь, она возьмёт в руки скальпель, отрежет у тебя в одном месте и пришьет в другом. Ведь, если мне не изменяет память, ты находился в отношениях с ней, когда изменял со мной. — То, что ты каким-то волшебным образом залетела от меня от одного недосекса, не дает тебе права лезть в мою личную жизнь и тем более устраивать сцены ревности! — парировал Доминик. — Мои отношения с Лиз тебя не касаются. Так что рожай давай своего… то есть нашего прекрасного блондина с миллионом талантов, доставшихся ему от папочки, и почувствуй себя, наконец, кому-то по-настоящему нужной! — Безмозглый щенок. — Старая дева. — Тупица. — Стерва. — Может, вы и правда поженитесь? — встрял Леон. — Вы уже ведете себя, как склочные супруги. — Что ж вы тогда не женитесь на мистере Бейкере? — Даже если бы этот фанатик недалёких идиоток был бы в моём вкусе, боюсь местечко занято. — Леон рассмеялся и похлопал Ходжа по плечу и отошёл подальше. — Не хочу быть укушенным его бешеной болонкой или убитым столовым сервизом. Доминик прыснул от смеха и схватился за живот. — Простите, мистер Бейкер, но болонка – это же вроде итальянская порода. Всё, как вы любите, и теперь понятно, чем вас так зацепила мисс Хилл. Леон явно оценил замечание Доминика и поддержал его смех. — Вообще-то сейчас это группа декоративных собак, а не конкретная порода, тупица, — поправила Кассандра. — Если мисс Хилл – болонка, то ты австралийская борзая, Кассандра, — Доминик разразился усиленным приступом веселья и на самом пике несколько раз хрюкнул. — Высокая, рыжая и плоская. — Если ты сейчас же не заткнёшься, то плоской станет твоя голова! — поступила угроза от взбесившейся Кассандры. — Вам бы всем неплохо заткнуться прямо сейчас, — грозно, но спокойно проговорил Ходж. — Что там с нашим делом? Людей хватает для охраны склада? Мне же не нужно напоминать, что его местоположение должно оставаться в секрете до тех пор, пока сделка не свершится? — Да, всё под контролем. Нет, не надо напоминать. — Чётко ответил Доминик. — И что потом? — настойчиво спросил Леон. — Как только Дон сообщит, что готов встретить груз, отправим наши самолеты. Договорённость с Управлением всё ещё в силе. Нужные люди в курсе. Всё должно пройти без эксцессов. — Почему ты решил воспользоваться именно самолётами? Трансфер с Мексикой всегда был безопаснее наземный, — добавила Кассандра. — Такова договорённость с Управлением. Они выбирали путь, который им будет удобнее организовать. — Странная договорённость. Совсем не в твоём стиле. Когда это ты отправлял свой товар, не получив за него ничего взамен? Нефть? Биржа? Инвестиции? Похотливые алчные компаньоны в костюмах и с ключиками от нашей прибыли? Зависеть не только от себя самого? Это разве про Ходжа Бейкера? Эта наша сделка с этим мексиканским стариканом дурно пахнет, дорогой друг. — Леон растерял былую саркастичность в словах и заговорил более, чем серьезно. — А сейчас я задам ещё три вопроса, которые сделают эту вонь ещё более невыносимой. Вопрос первый: что такого ты предложил взамен покойному спецагенту Миллер, что она вдруг согласилась помочь тебе, а ты уверовал в её намерения и до сих пор веришь, хотя её уже нет в живых? Второй вопрос: вот так просто возьмёшь и сотрёшь с себя клеймо наркодилера? Третий вопрос: ты правда думаешь, что я поверю в то, что это дело можно решить таким образом? Я как и ты погряз в этой трясине и знаю, что она из себя представляет. Я что похож на идиота?! — С учётом последнего вопроса их было уже четыре, а не три, — проговорил Ходж. — Перестань увиливать и отвечай! — Леон начал злиться. — А что такое? — Ходж нагло улыбнулся Леону, провоцируя того злиться ещё сильнее. — Сомневаешься в моих навыках вести бизнес? Не доверяешь мне… дорогой друг? — Пошёл к чёрту! — зашипел Леон и, развернувшись, покинул палату. Тем временем… Туалет в больнице был светлый. Белый кафель повсюду, хорошее освещение. Тем не менее, умываясь около раковины после очередного желудочного опустошения, я была напряжена. Длинный коридор с кабинками меня настораживал, ведь там было абсолютно тихо, а в самом дальнем углу над одной из них мигала длинная люминесцентная лампа, издавая неприятный звук. Он распространялся эхом между кафельными стенами. Я посмотрела на неё, а затем вернула внимание своему второсортному отражению в зеркале. Да, я выглядела отвратительно — похудевшая, бледная, невыспавшаяся, неухоженая. Волосы отрасли, но былой их блеск куда-то испарился, глаза всё ещё золотисто-карие, но с покрасневшими белками. — Не такое уж и смазливое личико, — проговорила я сама себе. Я оглядела себя перед зеркалом сначала спереди, затем сбоку. После пощупала попу и грудь. — Хоть это добро никуда не девается. Ведьма, не иначе, — прошептало мне моё отражение. Внезапно одна из приоткрытых дверей кабинок заскрипела, и я повернула голову в сторону резкого звука. Стало не по себе. Эти пустые туалеты меня точно сведут с ума. Мной овладела тревога, а чувство, будто за мной кто-то следит, не только не отступало, а только становилось острее. Чёрт, я схожу с ума… Мигающая лампа внезапно погасла, и я пулей выскочила из уборной, но уже около дверей я вновь испугалась от внезапной встречи с… — Где же ещё можно с тобой встретиться, если не около туалета. Тянет на историческую родину? — произнёс Леон и усмехнулся, явно чувствуя гордость за свои слова. Я сделала шаг назад и нацепила маску безразличия. — Чего тебе нужно? Ты ещё не всё мне сказал? — Забыл самое важное. — Леон, наоборот, сделал шаг ближе ко мне, но я больше не шевелилась, выдерживая его пренебрежительный взгляд. — Я хочу, чтобы ты свалила из нашей жизни. Желание прежнее. Я готов говорить это постоянно, пока оно, наконец, не осуществится. — Рождество ещё не скоро, но думаю, Санта уже принимает письма с желаниями, — произнесла я. Он надменно усмехнулся и продолжил: — Ты своим дерьмом портишь моего друга и бизнес-партнёра! Он превратился в чёртову тряпку, угождая тараканам в твоей треснувшей головушке. Какие-то идиотские сделки, тайны, недомолвки… — Твои тараканы заскучали без внимания? — поинтересовалась я абсолютно искренне. И снова эта раздражающая усмешка на пару с акульим оскалом. — И вот, хоть убей, но я не могу разглядеть в тебе ничего такого, что могло бы вызвать в мужчине подобные чувства. — Если проблемы со зрением, обратись к окулисту. — А значит, вывод напрашивается сам – ты с каким-то ведьмовским шармом либо садишься ему на член, либо берёшь его в рот. Может, возьмёшь и мой? Уж очень хочется понять друга и найти ответы на все свои вопросы. Мне стало смешно. Да, именно смешно. — Ты так сильно обижен, что я знаю больше тебя? — Что? О чём речь? — Леон недоумённо нахмурился. — Ты назвал сделку Ходжа идиотской. Ты про его сделку с Доном Герреро? Про обмен наркобизнеса на место в мексиканском нефтепроизводстве? — Думаешь, я буду обсуждать это с тобой? Ты совсем дура? Видимо, тогда в туалете остатки твоих мозгов окончательно повылетали. — Ты доверяешь ему? Что ты знаешь об этом человеке? — вопреки его словам я продолжала. — А что? Есть причины не доверять? — Возможно, — коротко и не ясно ответила я. — И какие же? — Леон задал этот вопрос без толики сарказма. — Недостаточно веские, раз Ходж решил их проигнорировать. Может быть, он прав. Пока я не знаю этого наверняка, но от этого только сложнее. — Будешь говорить долбанными загадками, как и он? — Что ты знаешь про этого мексиканского Дона, с которым Ходж заключил сделку? Почему он так верит ему? — А почему он так верит тебе после всего, что ты выкинула? — Ладно, я поняла. Ты мне не доверяешь и ничего не расскажешь. Справедливо. С учётом того, кто я и кто ты, но в данных обстоятельствах не очень уместно. Я вижу, как ты трясёшься за всё, что вы с ним имеете, очевидно, что ты боишься всё это потерять, это или даже скорее его самого как компаньона, поэтому, вопреки личной неприязни, я хочу тебе верить. Верить, что ты не заинтересован в предательстве… Я очень боюсь. С нами за такой короткий период произошло столько всего плохого, что я не могу отделаться от навязчивой мысли, что дальше будет ещё хуже. Я боюсь, что Ходж рано или поздно совершит ошибку, и она станет непоправимой. Никто от них не застрахован, даже он. Леон, пожалуйста… я клянусь, что не желаю ему зла. Да, я хочу, чтобы он перестал заниматься тем, чем он занимается, опять-таки потому что мне страшно за наше будущее, но если цена этому – его жизнь, то мне это совсем не нужно. Мне нужен он… пусть он будет кем угодно, но живым кем угодно. Не жди, что я расскажу тебе всё, о чём он говорит со мной. Этого не будет, но, если я не ошибаюсь в том, что вижу и чувствую, то у нас с тобой общие интересы, и мы не должны воевать друг с другом. Леон молчал и внимательно смотрел мне в глаза, а спустя полминуты произнёс: — Вот значит, чем ты ему мозги промыла. Этими соплями? Я обречённо вздохнула, принимая своё поражение. — Если передумаешь, то ты наверняка знаешь, где меня найти, чтобы поговорить, как взрослые люди. — Я больше ничего не сказала и прошла мимо него. Леон улыбнулся, посмотрел мне в след и крикнул: — В психушке? Уже около палаты я столкнулась с ещё одним мужчиной. При виде этого я улыбнулась и ускорилась. — Кэтрин, день добрый. Как твои дела? — жизнерадостно спросил доктор Уайт… то есть Хантер. — Привет, уже намного лучше. Ходж пришёл в себя. — Мы оказались напротив друг друга. — Ты пришёл на осмотр? — Всё верно, мониторинг каждые три часа. — Спасибо тебе, — произнесла я, когда Хантер уже постучал в палату. — Спасибо за то, что помог ему. — Это моя работа, — сухо ответил он. — И ты уже раз сто поблагодарила меня. Это сто первый. — Я скажу это ещё тысячу раз, и нет… Это не работа, а призвание. Ты на своём месте, Хантер, и это чувствуется, поэтому спасибо. Спасибо, что сумел найти себя и приносить этой находкой пользу тем, кто в ней нуждается. Так везёт не всем. — Это не везение, а умение прислушиваться к своему сердцу, — проговорил Хантер и вошёл в палату. Я последовала за ним. К моему удивлению коллектив палаты кардинально изменился с момента моего ухода. Теперь в кресле сидел Брайан, а у столика стояла Марта, выкладывая на него контейнеры с едой. — Привет, Кэтрин. Доктор Уайт, — поприветствовал нас Брайан, приподнимаясь и пожимая руку Хантеру. — Доктор… — завопила Марта своим английским акцентом. Да, это было специально. — Как хорошо, что вы зашли! Я сердечно хочу поблагодарить вас за помощь моему Ходжу. Понимаю, что она бесценна, но всё же… Марта вытащила из большой сумки-переноски ещё один увесистый контейнер и, неся его, словно слиток золота, подошла к Хантеру. — Хочу угостить вас своей фирменной шарлоткой. Поверьте, нигде в этой стране вы больше не попробуйте этот рецепт. — Ох, спасибо большое… Я… — Хантер явно не ожидал, что ему свалится подобный презент, поэтому даже на мгновение замешкался, не зная куда деть планшет с медицинской документацией, который он держал в руках. — Вам совсем не стоило утруждать себя, миссис… — Дэвис, — вставил до сего молчавший Ходж, когда Хантер замялся. — Да, спасибо вам миссис Дэвис, — приветливо повторил Хантер. — Можете звать меня Мартой. Кушайте и набирайтесь сил, дорогой доктор. С такой серьёзной и ответственной работой они вам нужны, как никому другому, — с сияющей улыбкой добавила Марта. — Кэтрин, милая, я и тебе принесла обед. Бедная девочка, совсем забросила себя. И так исхудала, так ещё эта тошнота. Нервное, конечно, но ведь это может быть и… — Марта, спасибо, — оборвала я Марту, подходя ближе, чтобы рассмотреть содержимое контейнеров. — Пришли осмотреть меня, доктор? — поинтересовался Ходж, и без того зная ответ. Хантер отложил в сторону свою съедобную благодарность и подошёл к кровати. — Да, всё так. Я мог бы передать послеоперационное наблюдение своему коллеге из этого отделения, но я привык доводить своих пациентов сам. Так спокойнее, — Хантер посмотрел на монитор, к которому Ходж был подключён и несколько раз чиркнул ручкой у себя в бумагах. — Вас хотели забрать в отделение токсикологии, но я сумел убедить своих коллег оставить вас поближе ко мне. Здесь самые оборудованные платные палаты, реанимация и пахнет лучше. Всё, как вы любите. — Как заботливо с вашей стороны. Я благодарен вам за это… — Ходж обнажил свои ноги перед доктором, и добавил уже совсем другим тоном. Серьёзным и более искренним, — … и за то, что спасли мне жизнь. — Не преувеличивайте мои заслуги. Жизнь вам спасла бригада приёмного отделения, я лишь был на подхвате, — ответил Хантер и начал осмотр. Я стояла около Марты, которая пыталась впихнуть мне мясной пирог, и слушала разговор Ходжа и Хантера. Не менее наблюдательным был и Брайан, молча затаившийся в кресле. Хантер измерил пульс на поврежденной ноге, проверил рефлексы и чувствительность, а Ходж лишь отвечал холодными «да» или «нет» на его врачебные вопросы. — Нарушений в кровоснабжении и иннервации нет, но рана сложная в восстановлении. Бедренная артерия – один из несущих сосудов нижней конечности, но помимо кровоснабжения последней имеет много значимых ветвей… — Хантер говорил, будто в профессиональном трансе, но продолжал делать пометки, — … например, наружные половые артерии, кровоснабжающие кожный покров и белочную оболочку полового члена с последующим разветвлением на передние мошоночные ветви в кожном покрове мошонки. — Там всё в порядке, я уже проверил, — сквозь улыбку произнёс Ходж. — Даже если и нет, то беспокоиться не о чем. За эректильную функцию отвечают сосуды из бассейна внутренней половой артерии. К вашей ране она никакого отношения не имеет. — Не менее улыбчиво ответил Хантер. Мы с Брайаном тоже давили улыбки, но вот Марта восприняла данное врачебное замечание более, чем серьёзно. — Доктор, прошу, хорошенько там всё проверьте. За тридцать семь лет работы на его семью я заслужила вознаграждение в виде детишек. — Если я, когда волнуюсь, обнимаюсь с унитазом, то Марта за словом в карман не лезет. — Марта, ты снова о насущном… — пробубнил Брайан из кресла. — Помолчал бы лучше. Если младший, это не значит, что нужно дожидаться потомства старшего брата, а только после обзавестись своим. Спешу напомнить, дорогой Брайан, что твои картины родить от тебя не смогут. Недовольное лицо Марты сменилось на приветливо-лучезарное, когда после короткого стука в дверь в палату вошла Габриэль. — Здравствуйте, — смутившись от такого неожиданного количества людей, тихо проговорила Габриэль. — Габриэль? — удивился Хантер, закончив осмотр. — Что за ангел решил порадовать нас своим визитом? — тоненьким голоском заботливой бабули спросила Марта, подходя к Габриэль и беря её за руку. — Меня зовут Габриэль Гамильтон, а вас, миссис с английским акцентом? — Миссис Марта Дэвис, — представилась Марта, не переставая умилённо улыбаться. Пожав Марте руку, Габриэль переключилась на Ходжа. — Привет, граф. Узнала, что ты тут лежишь и решила тебя проведать, — обратилась девочка к Ходжу. Она подошла к кровати и ловко запрыгнула на неё, усаживаясь у Ходжа в ногах по-турецки. — Что с тобой случилось? — Здравствуй, немного поранился, — ответил Ходж. — Кто немного поранился в больнице не лежит. Я уже не маленькая, чтобы выслушивать подобные объяснения, — с невозмутимым выражением лица возразила Габриэль. — Теперь мы с тобой точно, как Дантес и аббат. Два узника этого замка… Доктор Уайт, любезно попрощавшись со всеми, не без напоминания Марты о контейнере с шарлоткой, покинул палату. Габриэль продолжила общение с Ходжем, но когда она отлучилась за шахматами, он уснул, и её противником стала я. — Как вы с Ходжем играете, если ты всё время проигрываешь даже мне? — шёпотом проговорила Габриэль, забирая с шахматного поля моего ферзя. — «Даже» тут определённо лишнее, — отметила я и сделала следующий ход. — И если честно, мы с ним ни разу не играли в шахматы. — Ни разу? Чем же вы тогда занимаетесь, когда вместе? Я серьёзно задумалась над ответом на этот вопрос. Действительно, чем? В сознании пробежала вереница событий последнего месяца… — Да, так… всяким разным, — улыбнувшись Габриэль, ответила я. Мы сделали ещё по несколько безмолвных ходов. — Это правда, что люди после пересадки сердца долго не живут? — крайне неожиданно спросила Габриэль. — Что? Я… Габриэль, если честно, я не особо разбираюсь в этой теме, но с чего ты вдруг так решила? — Прочла в одном медицинском журнале. Там было написано, что после пересадки взрослые живут в среднем десять-пятнадцать лет, а дети могут прожить даже все двадцать… или даже тридцать. — Габриэль говорила, не отрывая взгляда от шахматной доски. — А сколько тебе лет? — Двадцать пять. — Было бы здорово и мне столько прожить. Конечно, если сердце найдётся. — Найдётся. — Уверенно проговорила я. — А по поводу этих цифр думать не стоит. Ведь это всё статистика, а реальность очень часто бывает совсем иной. — Однажды, я спросила об этом доктора Уайта, и он сказал, что некоторые люди и со своим родным сердцем живут меньше, чем люди с донорским. Почему так происходит? Болезни? Несчастные случаи? — Такова жизнь. Никто не знает, сколько лет он будет жить, и когда умрёт, но всегда нужно верить, что жизнь подарит нам ещё очень много счастливых мгновений. В этом вопросе важна не столько цифра, сколько то, как ты её проживаешь. Даже год, месяц, час можно прожить по-разному. Главное, чтобы по итогу ты ни о чём не жалел. — Точно. Не хочу быть, как Дантес и Мерседес. Он прожил столько лет, вынашивая на душе лишь месть. И что она ему принесла? Был ли он счастлив, когда мстил? Была ли счастлива Мерседес все эти годы, живя без любви? Женщина разве может жить без любви? А мужчины они… странные. Думают, что их сила в них самих, а не в чувствах, которые они испытывают к своим возлюбленным дамам. — Габриэль говорила и говорила такие вещи, что я буквально остолбенела от внутреннего размышления. Я никогда не перестану удивляться глубине и зрелости её мыслей. Этот человек живёт в этом мире всего каких-то пять лет, но ощущение, будто он прожил уже все сто. — Ой-ёй, кажется я перечитала романы для взрослых. Ходишь? Кстати, ещё два хода и тебе мат. Я походила абсолютно наабум. — А ты, Кэтрин, о чём-нибудь жалеешь? — спросила Габриэль. — Шах. Мой король ушёл из-под удара на соседнюю клетку. Я посмотрела на спящего Ходжа, и ответила: — Да, жалею. Габриэль сделала ещё один ход, и я проиграла.***
Через три дня Ходжа выписали, и под моей чуткой заботой он продолжил лечение дома. Спустя неделю он уже успешно восстановил свои силы, что, конечно, не могло меня не радовать. Даже костыли больше были ему не нужны. Развалившись на кровати после сытного ужина, который я приготовила, он с довольной улыбкой наблюдал за тем, как я включаю его ноутбук, чтобы вместе посмотреть какой-нибудь фильм. — Что бы ты хотел посмотреть? — спросила я, сидя к нему спиной. Перед моими глазами была открыта необъятная галерея фильмов на любой вкус и возраст. — Про любовь, но с хорошим концом, — ответил Ходж. Я включила первую попавшуюся мелодраму с каким-то длинным названием и легла к нему. Сколько-то времени спустя… — Видишь, как бывает, Кэтрин. Далеко не все богатые парни такие же идеальные, как и я. У многих из них куда больше скелетов в шкафу, чем у меня. — У этого вместо шкафа красная комната. Надеюсь, у тебя такой нет. — Нет… Моя преимущественно в фиолетовых тонах. Ещё немного неонового розового. — Конечно, куда же без розового, — спокойно подметила я. Ходж усмехнулся и перевёл взгляд с фильма на меня. — То есть, если бы я предложил подписать тебе подобный контракт, ты бы согласилась? — Нет. Психически нездоровые мужчины меня не привлекают. — Не могу сказать того же, — возразил Ходж. — Чего? Тебя привлекают психически нездоровые мужчины? — собственные слова рассмешили меня. — Нет, психически нездоровые женщины. — Ходж рассмеялся следом, а я, развернувшись к нему лицом, обняла его и прижалась ещё крепче. — Думаю, между нами и так достаточно интриг, чтобы ещё переводить их в постель. По крайней мере, на данный момент. — Верно, меня всё устраивает, но даже на будущее, если я вдруг захочу тебя придушить, мне для этого вряд ли понадобится отдельная комната, — произнёс Ходж и потянулся ко мне за поцелуем. Фильм закончился, а мы только начали. Поцелуй за поцелуем убеждал нас обоих, что нам хорошо друг с другом и без всяких сексуальных субкультур. Ходж просунул руку мне под топ, уверенно касаясь груди. Я подалась ему навстречу, и слегка оторвавшись от его губ прошептала: — Ты уже поправился? — Я уже снова разболелся от того, что соскучился по тебе… голой. Ходж стал настойчивее, начав блуждать обжигающими губами не только по моему лицу, но и по шее, затем по плечам, ключицам и небольшому участку оголившейся груди. Вторая ладонь отыскала край домашних шортов у меня на животе, и проникла сразу же под бельё. — Красивое… было свидание… — проговорила я, стягивая руками футболку с его торса. Его поцелуи размножились и стали такими терпкими и чувственными, что моё тело моментально среагировало на них, покрываясь мурашками возбуждения. — Какое? — спросил Ходж и стащил с себя футболку. — На вертолёте над ночным городом, — он порывисто навалился на меня, вызывая мой игривый смех. — Довольно клишированно. Ходж завладел моими губами, начиная наглый и страстный поцелуй, но вскоре я вырвала их из жестокого плена и произнесла: — Может, у тебя просто нет вертолёта? Наша близость стала дикой, животной, сумасшедшей. Моя кожа почти что болезненно стёрлась под голодными прикосновениями, а телефон Ходжа начал звонить. Правда, одного звонка не хватило, чтобы мы оторвались друг от друга и вернулись в реальный мир. Лишь после третьего, уже между стонами, я отвлеклась: — Может, это что-то важное? Нащупав рукой, телефон между складками скомканного одеяла, Ходж взял его и ответил на звонок, пока я продолжала жадно целовать его и бродить руками по всему телу. В трубке кто-то неразборчиво говорил, а Ходж молчал, слегка приобнимая меня и с закрытыми глазами слушая монолог звонившего. — Мы сейчас приедем, — проговорил Ходж и прервал звонок, а я оторвалась от его шеи и подняла взгляд на лицо. — Куда приедем? — возбуждение отступило также стремительно, как и возникло. Оно отдало место под солнцем моей уже постоянной спутнице – тревоге. — У меня есть вертолёт, и сейчас он переправляет в Нью-Йорк сердце для Габриэль. — Ходж поднялся с кровати, возвращая мне в руки топ, который он уже успел с меня снять. — Меньше, чем через час оно будет в больнице. Габриэль готовят к операции. Её родители уже прибыли на место. Думаю, нам тоже стоит там быть, и поддержать их. — Откуда сердце? — Луизиана, Новый Орлеан. Донор оттуда. Несчастный случай. Я больше ничего не спрашивала. Мы быстро собрались и поехали в больницу. Фрэнк и Мэри Гамильтон метались между стенами больничного коридора в отделении, где лежала их дочь столь продолжительное время. При виде Ходжа Фрэнк благодарно улыбнулся, а Мэри слишком заметно пыталась сдержать слёзы. — Мистер Бейкер, добрый вечер, спасибо, что приехали, — Фрэнк, Мэри и Ходж дружелюбно пожали друг другу руки, а затем Фрэнк обратил внимание на меня. С Мэри я уже была знакома в отличие от него. — Разве могло быть иначе. — Ходж посмотрел на меня с намерением представить Фрэнку. — Моя невеста, Кэтрин Хилл. — Приятно познакомиться с вами, мисс Хилл. — Мы с Фрэнком тоже обменялись рукопожатиями, а затем он рассказал нам все подробности происходящего. Доктор Уайт среагировал как всегда профессионально. Сейчас Габриэль готовят ввести в наркоз, от которого она будет отходить уже будучи с новым сердцем… Сердцем шестилетнего мальчика, который вместе с родителями стал жертвой автокатастрофы в пригороде Нового Орлеана. Люди Ходжа очень оперативно использовали тот факт, что тот, кто должен был давать согласие на использование сердца мальчика как донорского, тоже погиб. Страшная трагедия и новый шанс на жизнь. Насколько же эта жизнь относительна. В тяжком ожидании начала операции мы с родителями Габриэль разговорились. Фрэнк рассказал про то, что через две недели они планируют увезти Габриэль в один частный реабилитационный центр в горах Швейцарии. Они даже и слова не сказали о том, что восстановление в этом центре не дешёвое, но Ходж всё равно предложил, а после их вежливого отказа даже настоял на его финансовой помощи, руководствуясь своим тёплым отношением к Габриэль. Против этого аргумента никаких возражений быть не могло. Вскоре нам сообщили, что сердце доставили, и доктор Уайт начал операцию. Мэри сильно переживала, и я предложила ей выпить успокаивающий чай в кафетерии на первом этаже. Сначала она не хотела уходить из отделения, но Фрэнк убедил её, что он будет здесь, а ей и правда нужно успокоиться. — Жасмин или ромашка? — поинтересовалась я у Мэри, когда мы заказывали чай. — Лучше ромашка, Кэтрин. Спасибо. Присев за одним из столов, я разлила по кружкам чай, пока Мэри сидела напротив и вытирала салфеткой заплаканные покрасневшие глаза. — Простите, Кэтрин. Мы так долго ждали этой операции. Сначала вообще потеряли надежду, что успеем, но когда появился мистер Бейкер и оплатил операцию, мы с мужем… — Мэри остановилась и сделала маленький глоток чая из своей кружки. — Вам так повезло с ним. Уверена, что такой человек станет как прекрасным супругом, так и любящим отцом для ваших будущих детей. Простите, если говорю лишнее, но такие люди в наше время большая редкость. Бескорыстная помощь чужому ребёнку… или же этот больничный фонд. Теперь же он настойчиво хочет помочь нам с оплатой реабилитационного центра. Я не знаю, как мы с Фрэнком сможем отблагодарить мистера Бейкера за это. — Поверьте, Мэри, он не ждёт ничего взамен. И вы правы, такие люди большая редкость. Он удивительный человек с большим сердцем. — Я на мгновение задумалась о своих же словах. Удивительный человек… Я улыбнулась, ощущая тепло внутри. Я знала, что это за тепло. Я знала, почему я его чувствую, и теперь я знала ответы на все свои вопросы, поэтому они все разом, будто испарились. Поднявшись назад в отделение, я подошла к Ходжу, который, как и прежде, сидел в коридоре рядом с Фрэнком. Они о чём-то говорили, но когда я приблизилась, то замолчали. — Я бы хотела поговорить с тобой, — обратилась я к Ходжу. Ходж поднялся, и мы отошли вглубь коридора, ближе к широким окнам. — Что-то срочное? Мы с Фрэнком обсуждали интересный проект по постройке католических школ при церквях. — Да, срочное, — Ходж внимательно смотрел на меня в ожидании того, что я хотела сказать. Хотела, но молчала ещё как минимум полминуты, поэтому Ходж улыбнулся и проговорил: — Очень содержательно. — Ты ещё хочешь жениться на мне? — произнесла я. — Что? — удивлённые брови Ходжа сразу же поползли вверх. — Ты всё ещё хочешь жениться на мне? — моё лицо было максимально серьёзным, но это не помешало Ходжу улыбнуться. — Да, я не переставал этого хотеть. Сделаем это прямо сейчас? — с откровенной иронией спросил Ходж. — Нет… Нет, конечно. — Я волнительно замахала руками. — Можно завтра. Это ведь не будет проблемой? Можно попросить Фрэнка обвенчать нас. Он ведь священник и сможет сделать это, да? Пусть это будет только между нами. Без посторонних, без всех этих дурацких предсвадебных хлопот. — Боишься передумать? — Боюсь, что будет поздно, — у меня вырвался именно такой ответ. — Кэтрин, послушай… — Нет. — Я сделала настойчивый шаг вперёд и обняла его, упираясь лицом ему в плечо. Это случилось так внезапно, что Ходж даже растерялся и развёл обе руки в стороны. — Это ты меня послушай. Я дура, ты был прав. Ты всегда прав, а я всегда отталкиваю то, что мне дорого, потому что боюсь. Я даже сейчас боюсь. Все эти дни я не переставала бояться. Я живу в ожидании очередной смерти, а возможно, смерти кого-то из нас. Мне постоянно кажется, что за мной кто-то следит, что уже через секунду я угожу в очередную ловушку. Я больше не хочу так. Я не могу так, Ходж… Я хочу быть с тобой. Нет, очевидно даже так я продолжу бояться, но с тобой мой страх чуточку меньше… Я начала гнусавить, потому что снова расплакалась. Сейчас я всецело признаю, что я больше не могу справляться со всем этим. Я могу только держаться за плечи любимого мужчины, от которого чувствую к себе любовь и защиту. Только в его объятиях мне дышится намного легче, чем обычно. Конечно, брак на деле ничего не изменит, но это не только игры восприятия реальности… Это клятва. Я хочу поклясться. Я хочу получить благословение. Я хочу. Хочу… — Кэтрин, ты и так со мной. Я ведь поклялся, что не брошу тебя. — Ходж обнял меня, крепко прижимая к себе, а я подняла лицо вверх, чтобы взглянуть на него. — Ты не хочешь? Считаешь, это глупо? — спросила я. — Хочу, но мне важно знать, что это искреннее желание, основанное на любви ко мне, а не побочный эффект твоего уже хронического страха перед будущим. Я уже говорил, что мне нужна только твоя честность и искренность. — Я клянусь, что я хочу этого честно и искренне. Хочу всем сердцем... Я тоже всегда этого хотела, но боялась. Тогда я боялась за наше будущее, а теперь я боюсь, что у нас его вообще не будет. Я видела тебя мёртвым! Понимаешь?! Я никогда не забуду то, что видела. Никогда! Все мои страхи стали ничтожными на фоне того, что я испытала в ту самую секунду, поэтому я хочу… Ты женишься на мне? — Делаешь мне предложение? — Да, делаю. Ты его уже делал, теперь моя очередь. Правда, кольца у меня нет, прости, и сонеты Шекспира я тоже вряд ли смогу тебе прочесть, но возможно, смогу что-нибудь из… сейчас… Ходж ослабил наши объятия, а я начала вспоминать стихи, которые учила однажды в школе на уроке английской литературы. — Я на тебя взирал… взиралА, когда наш враг шёл мимо… — начала я, слегка изменяя известные строки, а Ходж рассмеялся. Его красивый, бархатистый смех, нисколько не насмешливый, а только лишь любящий, помог мне вспомнить стихотворение дальше: — ГотовА его сразить иль пасть с тобой в крови. И если б пробил час делить с тобой… любимЫЙ… Всё, верность сохранив свободе и любви. — Ты не говорила, что любишь Байрона. — Да, потому что я его не так уж и люблю. Просто, это единственное, что я смогла вспомнить сейчас. — Очень удачно, поэтому я согласен. Поженимся завтра.