Падение Берлинской стены

POV Bill Я безуспешно пытался догнать ее. А зачем? Чтобы остановить, прижать к своей груди ледяные мокрые ладони? Задержаться на взгляде, в котором читался страх? Сказать, что не сделаю ничего плохого? Хотя это даже в моей голове звучит глупо, не то, что наяву. Меня обуревали недосказанность, тянущая обида, злость. Весь этот букет негатива расцветал внизу живота, скручивал тело в тугой узел, валил на землю и смешивал с грязью. Девушка убежала слишком быстро, приказав дождю возвести плотную белую штору, через которую я даже не увидел ее удаляющегося силуэта. Что за таракан живет в ее голове? Почему она так меня боится? Черт возьми, ну как мне самому совладать со своими чувствами? Вселенная упорно не желала отвечать на мои вопросы. Какое-то время я простоял под ливнем, хотелось пробежать сквозь него, как в своей же песне, но ощущал, как стремительно меня покидали силы, отзываясь глухой болью в промокших ногах. Казалось, эта ночь никогда не закончится. Смотря на миллиарды падающих на землю капель, я вновь вернулся в пропахшую сыростью хижину, прижался спиной к трухлявой стене и скатился по ней вниз. Что ж, наверное так будет лучше. Шум ударяющихся о крышу капель уже раздражал. Я закрыл глаза, чтобы погрузиться в сон, но не выходило — передо мной являлся ее образ, напоминал о недавнем поцелуе, который я хотел растянуть в вечность, утонуть в ее ласках и снова ощутить хрупкие руки на своем теле. Затем прижать это маленькое трусливое создание к себе и никуда не отпускать. Но я позволил ей убежать – все же отпустил. Возможно, ее пугает такая близость. Все эти годы я прекрасно видел, как Шарлотт шарахалась от всех парней в нашей школе, стоило им подойти хоть на полметра ближе к ней. В таких случаях она держалась рядом со мной и Томом, хватаясь за его толстовку, как за спасательный круг. Порой так случалось даже с Густавом и Гео, когда они подбегали к нам на переменах. Точно, ей же нравился Гео. Возможно, после того раза она боялась снова взглянуть на кого-то не как на друга. Хоть это и было пять лет назад, но я смело могу подтвердить, что некоторые страхи могут преследовать нас всю жизнь. Может, и в детдоме с ней случалось нечто подобное. Я не настаивал. Знал, как это больно для нее, но некоторыми историями она все же делилась. И расценивался я в такие моменты только как лучший друг. Внимательный и чуткий человек, готовый поддержать и выслушать в трудную минуту. Впрочем, Шарлотт тоже не отказывала мне в такие моменты — я знал, что мог положиться на подругу. Подругу… Я понял, что влюбился, когда она второй раз появилась в нашей с Томом жизни. Когда хлопала в ладоши во время наших «репетиций» в гараже, когда сбегала с последних уроков и притаивалась за углом, чтобы закурить, надеясь, что никто не увидит. Мой брат всегда нагло забирал из ее рук никотиновую палочку и причитал о вреде для здоровья в то время, как сам жадно скуривал по полпачки за день. И я был солидарен с Томом. Когда вредничала, чтобы не давать моему брату списывать математику, и затем смеялась с моих глупых шуток. Когда впервые подвела черными тенями глаза… «Я хочу так же краситься, как ты, Билл!». Я лишь коротко усмехался и приобнимал девчушку, радуясь, что нашел «единомышленника». Том отвечал: «Тебе не нужно, ты и так красотка» и кокетливо подмигивал. Любил эту странную девушку, полную противоречий. Целиком и полностью: черное, белое и серое, чуланы со страхами, скелеты в шкафу, ведь был твердо убежден в том, что никто из нас не идеален. Я вынырнул из своих мыслей и, взяв гитару, пристроил ее на своих коленях. Слушать звук струн намного приятнее, чем дождь, который я уже возненавидел всем сердцем и холодной от мокрой одежды спиной. Как мне вытащить тебя из бункера, в котором ты сама себя закрыла? Как найти лекарство от болезни, которая с каждым днем лишь прогрессирует? Поцелуй — рецидив. Я — рефлекс. Ты — реакция. Я прислонился затылком к стене и прикрыл глаза. Стало наконец… тихо. Уже светало. POV Charlotte Вместо света — непроглядный серый туман, который заполонил все пространство внутри черепной коробки. Теплые капли разбиваются о белые стенки ванны и ничерта не согревают мое дрожащее тело. Пар плывет к потолку, распространяется по тесной ванной комнате, ложится мутным слоем на зеркало, в которое мне стыдно смотреть. Даже сейчас дождь не кончался. Муссон, муссон… Тихая усмешка. Слава богу, тетя крепко спала и не могла ничего заподозрить. Я быстро бросила мокрые вещи в стиралку и переоделась. Прошла в свою комнату и бухнулась лицом на кровать, стараясь забыть все события этой ночи. Но как назло они крутились перед глазами заевшей пластинкой — фонари, дорога, дождь, хижина, сено, листья, кофта, песня, Билл, Билл, Билл и еще двести пятьдесят тысяч раз Билл… И еще столько же раз ощущения сладкого послевкусия его мягких губ. Мне нравилось. Я сходила с ума. Он так нежен, аккуратен и даже немного настырен. Может, потому что он что-то чувствует ко мне, а я — нет? Как это делается? Будильник трезвонит в своей ежедневной манере — 6:30. Вот и пролетела ночь, и прощай, нормальный сон. Я перевернулась на спину и отчаянно пыталась отыскать ответы на все свои вопросы, которые надеялась увидеть на потолке. Но они не появятся. Ни там, ни в шепоте листвы, ни в шуме ветра. Я вижу на том берегу склон, покрытый снегом. Иду к озеру, покрытому льдом лишь наполовину. В уши врезается глухое кряканье, доносящееся по другую сторону. Утки плыли по воде, взмахивали крылышками, что-то говорили друг другу. Снегопад усиливается, и вот мои ноги снова утопают в сугробе. Ветер свистит в ушах, кровь в жилах стынет. Стая уток поднимается в небо и улетает на юг. Они даже не попрощались со своими домиками… Озеро покрывается льдом полностью, иду вперед. Слой инея на ресницах заставляет моргать чаще. Холодно. Нога ступает на лед, и тело пронизывают тысячи игл, смешиваясь с треском бело-синего покрова где-то сверху. Морозный омут тянет в объятия глубины, но вдруг чьи-то руки подхватывают мое тело под водой и толкают на поверхность. — Не прыгай! И я уже на берегу, на холодном одеяле из миллиарда снежинок. Какой знакомый приятный мужской голос… Кто ты, таинственный герой моих сновидений? — Вставай, Шарлотт. В школу пора, — тетя тормошила меня за плечо, — доброе утро. Я лениво потерла глаза кулаком и посмотрела вновь на часы — 7:00. Хорошо, что я заводила будильник с запасом. Стало быть, последние полчаса я провела в царстве снов, не так уж все и плохо. Утро начиналось не с кофе, а с недовольных речей тетушки о том, почему я ничего не хочу есть. Наспех проглотив печенье, я двинулась в свою комнату, чтобы собраться. — В столовой перекушу, — по крайней мере, эта отмазка меня еще никогда не подводила, хоть и была заведомо ложной. Утренний Магдебург встречал сонную меня небольшими лужицами, мокрыми листьями на асфальте и запахом сырости. Дождь, слава богу, кончился. Облака быстро плыли по светло-голубому небу. Надеюсь, посплю пару часов после школы перед художкой. До школы уже недалеко. Зеваю… В глазах мутнеет. — Хей, привет! — на меня вихрем налетает со стороны Каулитц-старший. — Ага, привет, — отвечаю я сквозь зевок и поворачиваю ключ в шкафчике. — Ты не знаешь, где Билл? Ушел вчера черт знает куда, мобилу не взял, вот она, — Том покрутил в руке телефон брата. В карих глазах под козырьком черной кепки читалась паника. Внутри все замерло. Неужели Билл так и не возвращался домой? Теперь уже начинала паниковать я. Конечно, я не скажу Тому о нашем «ночном приключении». Что расскажешь этому сплетнику — тотчас разнесется по всей школе. Страх неизвестности сковал сердце и нарастал во мне в геометрической прогрессии. Где сейчас носит этого мальчишку?! В глазах моментально помутнело, и я врезалась спиной в дверцу шкафчика. — Что с тобой? — он взял меня за локти, — тебе плохо? Я лишь находилась в какой-то прострации между реальным миром и видениями. И Том это заметил, потому что тело начало предательски дрожать. Недостаток сна тоже давал о себе знать. — Я не знаю, где Билл, — с трудом выдавила я, — а что случилось? Вы поругались? Конечно же, я знала, в чем дело, но надо было как-то поддержать разговор. — Да блин, он же у нас ранимый, ну вспылил я немного, с кем не бывает! Да и предки поняли, что чересчур резко наехали… — от злости Том ударил кулаком соседнюю дверцу шкафчика, отчего я вздрогнула. — Ой, прости. — Да все в порядке будет, придет он, вот увидишь. Билл довольно отходчив… — удивительно, но с этими словами я сама немного успокоилась. Конечно, он придет… Придет. И снова зеваю. — А ты чего такая сонная-то? — Каулитц-старший посмотрел на меня, прищурившись. — В смысле? — Мне кажется, ты что-то не договариваешь, — дредастый подошел вплотную и приподнял мою голову, — А ну-ка говори, где мой брат. — Чего ты ко мне пристал, откуда я знаю?! Ничего не сделается с твоим Биллом, — отстраняю парня от себя. — Предположим, я тебе поверил. — Достал. Начался первый урок. Прошло десять минут. Пятнадцать… Я буквально затылком чувствовала злой взгляд Каулитца-старшего, сидящего позади. И слышала его нервные постукивания ручкой о парту. Физичка бубнила себе под нос очередную неинтересную тему, что мой сонный мозг отказывался принимать. — Извините за опоздание, можно войти? — я моментально подняла голову и увидела Билла, стоящего в дверях. Переоделся, заново накрасился, волосы блестят. И когда только успел? Физичка конечно, была недовольна столь поздним появлением ученика, но все же пустила его. Свободных мест в классе было полно, но брюнет уселся именно рядом со мной. Я задрала глаза к потолку. Ну вот за что? — Привет… — тихо шепнул Билл, как вдруг дернулся от резкого толчка в спину. — Я те на перемене устрою, — зло шикнул Том. Я снова зевнула. Смотреть на Билла совершенно не хотелось. И не скажешь, что этот человек валялся ночью на сеновале будучи промокшим до ниточки. Выглядел, в отличие от меня, бодрым. Физичка отложила книгу в сторону и стала выбирать жертву для опроса. Не-е-ет. — Этингер, давно вы не отвечали, — женщина подняла взгляд. — Я не готова, — зевнула я, в который раз. — Почему? — Я не выспалась. — Интересно, из-за чего это вы не выспались? — за прокатившиеся по классу смешки хотелось просто убить несчастную училку. — А это надо Каулитцев спрашивать, — возник чей-то «ясный» ум с третьего ряда. — За языком следи, урод, — подал голос Том. — Да не тебя, а мелкого, — усмехнулся кто-то с задней парты. — Ты че, совсем? Он же педик, — послышался голос с первой парты. И весь класс заржал. — Так, тихо! — прикрикнула учительница. Счастье для одноклассников, что мое сонное состояние не позволяет поставить их на место. Билл молчит, шумно дышит от нараставшей в нем злости. Я молчу. На перемене звуки ругани братьев доносились до меня глухо и невнятно. Хотелось спать… — Может, мы поговорим позже? — Билл подошел ко мне, когда практически все вышли из класса. — Да, думаю, так будет лучше… — я старалась ответить более менее вразумительно. — Слышь, Каулитц, а ты типа внатуре бегаешь за нашей бедной сироткой, да? Забыл, как тебя Шульц в раздевалке зажал, ты вроде был не против, а? — сзади нас тут же нарисовался Рихтер, встав одной ногой на стул и громко чавкая жвачкой. Его дружки, стоящие рядом, тут же злобно засмеялись. — Отвали, а, — бросила я, нервно закрыв молнию на сумке, — пойдем, Билл, — кивнула брюнету, и мы вышли из класса, игнорируя любые усмешки. Сейчас было не до них. — Поспи, пожалуйста. И выпей чаю, чтоб не простудиться, — характерные для Билла нотки заботы. — Ты тоже, — я приобняла Каулитца-младшего. Кивнув близнецам и обнявшись заодно и с Томом на прощание, я медленно побрела домой. *** Тело ломило так, будто я все три дня перед этим безостановочно занималась физическими нагрузками. До художки еще оставалось достаточно времени… Проведу его с пользой. Шум. Вокруг меня люди, разговаривающие на непонятном языке. Странные улицы будто знакомого мне города. Ветер свистел буквально в голове. Я морщусь и вскрикиваю от того, что в меня прилетел… камень? Что? — Чего стоишь, бей давай! — крикнул пацан своим друзьям невдалеке от меня. И они двинулись ко мне с бешеной скоростью. У всех мальчишек в руках были камни. Бежать! Только бежать вперед! Ринувшись с места, я тут же завернула за угол в надежде, что там бешеная толпа меня не достанет. Впереди виднелось что-то светлое… Вот еще один поворот, затем узкая тропинка, ведущая к набережной. На лавочке сидит темноволосый парень и курит, задумчиво смотря куда-то на другой берег. — Помоги мне пожалуйста! — подбегаю ближе, уже задыхаюсь. Парень лениво поворачивает голову в мою сторону, тушит откурок и стряхивает с себя пепел. — Зачем? — невозмутимый и равнодушный тон. Паника нарастала во мне со скоростью света. Разъяренная толпа приближалась с каждым метром. Я обернулась и уже хотела побежать вперед, как врезалась во что-то твердое, мешающее мне пройти. — Что происходит?! — вижу, что парень по-прежнему сидит на своем месте. — А что должно произойти? — тихо спросил он, чем стал сильнее меня раздражать. Я не могла пройти дальше, сколько не стучала кулаками по невидимой стене. Отбегаю в сторону, надеясь ее обойти — безуспешно. Она закрыла тот мир, в который я хотела сбежать. Крики сзади доносились все громче. И в меня полетели тяжелые камни, и боль поразила все тело. — Ты сама во всем виновата, — усмехается загадочный парень по ту сторону невидимой стены и просто исчезает в воздухе. — Нет! И снова ангел сновидений меня невзлюбил, раз ниспослал мне такие дурные картинки. Я глянула на часы. Черт, уже пора бежать. *** В художественной школе я совершенно не вслушивалась в речи преподавателя, делая вид, что все записываю. На белом листе моего альбома вырисовывались различные картинки, мысленно отбрасывали к миру странных видений и кошмаров. Зачатки любых рассуждений тут же погибали, лишаясь возможности развиться и вырасти во что-то ясное и вразумительное. Все мысли путались, как клубок ниток, как провода от инструментов в гараже Тома и Билла. И опять я их вспомнила… Хотела бы, чтобы Биллово «поговорим позже» не настало никогда. Мальчишка просто не оставляет мне выбора, чем раздражает меня еще больше. Сначала опьянит, сведет с ума похуже любого опиума, а потом ставит условия. Почему я так слаба перед ним? Что делаю не так? Я решила поставить на наших недоотношениях точку. Только аккуратную. А может, многоточие? Не хочу хоронить нашу дружбу. А будет ли она при таком раскладе? Как же много вопросов… Билл улыбался мне с альбомного листа. В каждой серой линии графита крылись непонятные, не изученные мной эмоции. Его улыбка может озарить весь мир, растопить айсберги безжизненной Антарктики, подарить надежду, что все будет хорошо. Тогда почему же я в это не верю? Может, потому что не признаюсь самой себе, что я — трусиха? Или чего ходить вокруг да около? Может, потому что ты для меня — всего лишь друг? Хотя очень странно все у нас с тобой — держимся за руки, целуемся… По дружбе, да? Есть ли продолжение после этого загадочного многоточия? Все это время я разговаривала с рисунком. Надеюсь, никто тут не захотел сдать меня в психушку? Я вышла из художки, когда уже на первом этаже выключали свет. Сколько же я тут просидела, на холодном подоконнике? Жёлтый свет фонаря моментально ударил мне в глаза, когда я вышла за пределы школы и направилась к остановке. Хочу сэкономить время и быстрее приехать домой. Холод окутывал мое тело, прибавляя неприятных ощущений. Казалось, я уже вечность жду нужную маршрутку и скоро стану ледяной статуей. Со мной на остановке стоит лишь один парень. В черном пальто, в шляпе и с огромным букетом цветов в облаченных перчатками руках. Стоп, Эммерих? Приглядевшись получше, я убедилась, что это действительно он, хотя на занятиях его сегодня не было. Я сделала вид, что не знаю его, оставшись в стороне. Повезло его девушке, невольно мелькнула мысль. Тут как раз подъехала нужная мне маршрутка. Из нее вылезла девица, непонятно, что вообще забывшая в общественном транспорте. Внешность подходила больше для модельного подиума, а не тесной маршрутки — белоснежная жилетка с меховыми вставками и брендовая сумка с серебристыми элементами. Пухлые губы, раскосые глаза, идеально уложенные блестящие волосы. Наверное, без пластики точно не обошлось. Гламурная фифочка — подумала я. Кое-как выйдя оттуда, без особых травм, учитывая высоту ее шпилек, она тут же была подхвачена симпатичным шатеном. — Здравствуй, Амалия. Прости меня, я был не прав. Я постараюсь все исправить… — залепетал Эммерих, держа ее за руку. Она с презрением перевела взгляд с букета на парня и произнесла: — И зачем мне нужен твой веник? Себе его оставь. Лучше бы сумку новую подарил… В этот горе-сундук ничего не помещается, — она кивнула на свою сумку и, выхватив букет, швырнула его на проезжую часть. Ой, а голос-то, какой противный, хуже пенопласта по стеклу. Писклявый, истеричный. Мерзость какая. Цветы-то в чем виноваты? — Неудачник, — развернувшись, она ушла в другую сторону. Ладони Эммериха превратились в кулаки, а голова опустилась. Было непонятно, злится парень или расстроен. Челюсти крепко сжаты. Мне стало его жаль. И только сейчас я поняла, что за просмотром всей этой драмы пропустила свою маршрутку. Эта надутая и разодетая девица стала еще больше меня раздражать, хотя я ее даже не знаю. По шикарному букету из красных роз проехал огромный внедорожник и спустя мгновение, асфальт разбавился алыми пятнами. Еще минуту парень простоял на месте, а затем, покачав головой, развернулся. Не знаю, что мной двигало в этот момент, жалость или ненависть к поведению девушки, но я подошла к нему и сказала: — Не расстраивайся. Она тебя не заслуживает. Найдешь себе лучше. — Шарлотт? Ты что здесь делаешь? — брови Эммериха удивленно поползли вверх, когда он развернулся в мою сторону. — Не поверишь, хотела уехать домой. Из-за вашей Санта-Барбары я пропустила свою маршрутку, — бросила я. — Прости, — покачал головой шляпник, — хочешь, подвезу тебя? — А ты за рулем? — Именно, — безэмоционально ответил Мейендорф и указал рукой на серую машину, недалеко припаркованную от нас. Я все еще не доверяла этому парню настолько, чтобы уже смело запрыгнуть в его машину. Сейчас уже совершенно не хотелось ни о чем думать, наоборот — просто забыться. Я лениво откинула голову на спинку переднего кресла. Эммерих рассказал, что на остановке была его девушка. Ну, я это и сразу поняла. Хотел помириться после ссоры… А дальше я все видела своими глазами. — Ты ее любишь? — спросила я. Как иначе объяснить то, что он хочет с ней помириться. Ее отношение к нему видно невооруженным взглядом. — Любовь? А что это? Вряд ли. Скорее, привычка, — хмыкнул он. Про причину его отсутствия в художке я уже не спрашивала. И вот, мы приехали. — Спасибо, что выслушала. Я тебе благодарен, — Эммерих открыл передо мной дверь машины и подал руку. — Не за что, — кивнула я. В следующую секунду шатен заключил меня в объятия, чего я, честно, не ожидала. Постояв несколько секунд, я услышала сбивчивое дыхание парня, будто он вот-вот расплачется. Я отстранилась и увидела боль в его глазах. Боль, которую он хотел спрятать, но выходило плохо, и я это хорошо чувствовала. — Доброй ночи, — тихо произнес он. — И тебе, — ответила я и отворила калитку. Парень уехал, и после затихшего шума мотора и колес в голове отчетливо гремело: Неудачник. Любовь? А что это? Скорее, привычка.